Книга: Уйти по воде - Нина Федорова

Мы, православные, в каком-то смысле родом из Средневековья. Да, Средневековье создало свою дивную культуру. Но в этой культуре не было места для ребенка.

Далее автор последовательно старается раскрыть эту мысль протодиакона РПЦ. Раскрыть на примере истории девочки Кати, живущей в небогатой русской семье в годы Горбачевско-Ельцинских перемен. Лихие это были годы. Кто-то выживал за счет бестолковости, молодости, оптимизма и работы в 3-4 местах (я). Кто-кто ударялся в уныние, месяцами ожидая задерживаемой и ежедневно обесценивающейся зарплаты, а, получив ее, тащил самогонщику «за долги». Кто-то шел в бандиты и грабил «буржуев», а, по сути, таких же бандитов. А кто-то по-страусиному прятал свою голову в песок религии. Так поступили и родители Кати, главной героини романа. Я не могу осуждать этих людей. В чем-то я им даже завидовал – завидовал и тогда, завидую и сейчас. Как здорово верить, что где-то, далеко или близко, есть некто всемогущий, который всегда прикроет, который всегда поможет, к которому всегда можно обратиться за советом. Вот и Катины родители – когда стало верить можно, когда стало верить не стыдно, когда люди в рясах полезли в телевизор, когда первые люди государства пошли в храмы, пошли в церковь следом. И не только пошли, но и детей своих стали понуждать быть «правильными православными». Фактически, насколько я понимаю, совершая насилие над личностью ребенка. Так что вопрос, в общем-то, поднят романом нешуточный. Другое дело, что талантов, как мне показалось, у автора, по сравнению с автором «Семьи», явно маловато. Поэтому и история воцерковленной девочки Кати не тронула мое сердце – слишком уж все просто и предсказуемо. Осталась недочитанной.

Non ridere, non lugere, neque detestari, sed intelligere («Этика» Спинозы). Не смеяться, не скорбеть, не проклинать, но понимать – вот основной посыл книги.

Катя учится думать. Учится отделять главное от второстепенного, наносного. Истину – от суеверия. Леденец – от обертки. Стремление «дойти до самой сути» обходится недешево. Это можно проследить по названиям частей, даже не заглядывая в саму книгу.

Дальше...

«Житие» становится просто жизнью («Новый Год»), а жизнь переходит в существование на стране далече («Свиные рожцы»). И всё же Катя, как Одиссей, возвращается домой, на свою Итаку. Книга Кавафиса открывается у героини на стихотворении об этом острове:

Не будь Итаки, ты не двинулся бы в путь. Других даров она уже не даст. И если ты найдешь ее убогой, обманутым себя не почитай. Теперь ты мудр, ты много повидал, и верно понял, что Итаки означают.

У Константиниса Кавафиса много стихотворений о разных видах отпадения. Один из его любимых героев – император Юлиан. Тем важнее оказывается отсылка к этому греческому автору. Потому что в романе герои часто бросаются понятием «отступничество».

Уход… Речь идет не о предательстве, не об измене. Речь о том случае, когда ничего другого не остается, как перешагнуть борт лодки, потому что находиться в ней больше невозможно и только чудо поможет тебе спастись. Других вариантов нет. Это и образ, и литературная отсылка.

Один из важных авторских образов – крепость запретов на морском берегу. То песочная, нестрашная, когда героиня думает, что наконец нашла счастье и бояться нечего, то выстроенная из камня черная тюрьма – символ наказания, стены которой Катя пытается украсить картинками, чтобы не было страшно.

Всё правильно. Одиссей должен побывать у стен Илиона.

Детства у Кати не было. Точнее, оно кончилось с обращением родителей. Игры во время поста запрещены. От ребенка требуют не меньше, чем от взрослого. И влюбленность становится возможностью прожить эти годы заново.

В приходе отца Митрофана понятие «возраст» отсутствует. И одновременно все оказываются несовершеннолетними. Взрослые люди боятся этого священника и плачут после исповеди. Но самый яркий пример – Катя читает книгу «для девочек, девиц и жен» (имеется в виду «Искра Божия»).

Управлять малолетними легко. А в данном случае не управлять, а править. Кресло отца Митрофана превращается в трон. Сам он как скала.

Катя не пытается свергнуть его. Хотя думала о борьбе, думала, что придется встретиться лицом к лицу. Но когда встреча происходит, оказывается, что вместо соперника перед ней больной старик, совсем не святой. Потому что властолюбие исключает любовь.

Любовь стала щелью в стене черного замка. Любовь Кати не вариант традиционного литературного «испытания любовью», а путь:

«Будем любить друг друга, потому что любовь от Бога, и всякий любящий рожден от Бога и знает Бога. Кто не любит, тот не познал Бога, потому что Бог есть Любовь». (1 Ин, 4: 7-8).

Костик не только любимый, но является двойником Кати, неверующим братом-близнецом. У героини появляется возможность сравнить, сличить жизни и наконец-то разобраться. Чувство ещё и повод для размышлений. Может быть поэтому в финале Костик не появляется.

Единственный раз, когда героиня обращается к Богу, она называет его Любовью, как у апостола Иоанна. Есть в этой молитве что-то нарнийское, вспомните «Серебряное кресло»:

«Я буду верить в Тебя-Любовь, несмотря ни на что, что бы мне ни говорили, ни шептали, ни вливали бы мне ядом в душу эти змеи ужаса, эти слуги Страха, не Твои это слуги, нет. Я буду верить в Тебя-Любовь, даже если Тебя-Любви на самом деле нет».

Глядя на мытарство Катюши, удивлялась, как у нее еще голова не лопнула от всех этих мыслей. Довести себя до такого состояния, когда реально веришь, что просто умрешь за все свои "прегрешения"...ну не знаю. Это уже немного чересчур. В конце концов, отрицательный опыт тоже опыт. Его нужно принять, усвоить и жить дальше. Вот этот механизм, к сожалению, отсутствовал у Кати.

Ну а в целом книга неплохая. С хеппи-эндом, что замечательно само по себе.

Вот что меня там привело в недоумение. Во-первых, где это семья героини в 90-х годах (причем вроде как в их начале еще) нашла приход с настолько развитым старцебесием (да еще и не один там был такой!), с таким монстром-настоятелем и с такой кучей неадекватно православных прихожан? По-моему, в те времена это не было еще так развито. Т.е., например, в соседнем с нашим храме были любители попугать народ списками грехов, но в то время все это только начиналось, и даже еще до 1997 г., когда я из патриархии ушла, оно еще не достигло полного расцвета, как чуть позже. Или это наш благословенный Питер пронесло, а кошмарная Москва уже тогда славилась отморозками и я просто не в курсе? Во-вторых, разве у нас хоть когда-нибудь было такое время, когда в приходской школе можно было учиться вместо обычной? Или я опять не догоняю. Видимо, никогда я не была достаточно православной. Как хорошо-то ))

Ну а вообще роман оставляет тяжелое впечатление. Выход героини в "нормальную" жизнь на самом деле с "православием" так и не совместился. Конец смазанный. Автор, правда, что-то там пишет про "другое", нормальное как бы православие в стиле Шмемана и Сурожского, но как-то это все неубедительно смотрится. Я, впрочем, оных авторов особо не читала, Шмемана пробовала, но он мне не понравился - как по мне, это тоже не православие. Про Сурожского ничего не скажу - не читала.

А вот эпиграф из Кураева насчет того, что в православной культуре средневековья "нет места для ребенка", совсем тут не к месту. В средние века, действительно, не заморачивались "православным воспитанием" детей так, как сейчас, - и это прекрасно! Я совершенно уверена, что никто детей в те времена так православием не терроризировал. Ну, в России, может, и находились чокнутые любители "Домостроя" в промышленных количествах, но про Византию я такого не сказала бы. В православном обществе, где миряне всегда были больше номинально православны, чем реально зациклены на "благочестии", дети росли вполне естественно - игры, школа (не православная, а обычная светская, с Гомером и античными риторами!), спорт итп. Даже будущие святые так росли, это видно по житиям, а если где нарочно оговаривается, что ребенок с детства не принимал участия в играх сверстников или там строго постился и много молился, то уже сама подача этого как чего-то необычного говорит о том, что большинство родителей ничего подобного своим детям не навязывало. Так что нечего катить бочки на средневековье, там все было нормально. Да и в России, по крайней мере, перед революцией, таких кошмаров тоже не было - это из Шмелева хотя бы видно. Это только наши постсоветские долбанутые православные могли такой концлагерь из православия устроить. Я нарочно спрашивала знакомых, кто знает православную среду в др. странах - в Греции, в Америке: нигде такого кошмара нет, как у нас, а если и есть что-то похожее где-н. в Греции, то все-таки не в той концентрации (ну разве что в монастырях где-то, а не в миру). А у нас, натурально, советские граждане из церкви тоже сделали православный совок. Менталитет не пропьешь. Тьфу.

Но, вообще говоря, штука в том, что на самом деле "радикальное православие" (как выражается наш епископ) это действительно тот идеал, который всегда существовал в христианстве. Проблема православнутых, описанных в романе, не в том, что они радикальны, а в том, что их радикализм не про Бога. Про Бога было бы - умной молитвой заниматься и вообще вести какую-то внутреннюю мистическую жизнь. А у них выходит - они отказываются от мира и всего мирского, но вместо Бога на расчищенное место помещают идол - так называемое "спасение души". Вся эта "борьба с грехом", выброшенные телевизор и мирские книги, платки и юбки, отращивание бороды, ежевоскресное посещение церкви, "послушание духовнику", исповеди, "простите-благословите", многочасовые службы итп становится какой-то самоцелью, "правильной жизнью", а зачем такая жизнь нужна, остается по сути неясным. Типа ради загробного царства небесного, в которое еще, может, и не попадешь. Хотя Христос-то сказал: "Царство небесное внутри вас есть" - не будет когда-то там, а сейчас уже есть. А в этом романе про Иисусову молитву - ни слуху, ни духу. Так что все это вообще не про православие. Вот и выходит, что альтернатива этому концлагерю - "розовое православие", где можно жрать в пост курицу, любить жизнь и любоваться закатом. Ничего не имею против курицы, жизни и заката, но это еще не христианство.

Очень, очень хорошая книга. Не верьте тем, кто пишет, что она об уходе из церкви. Нет! Она о пути к Вере и о дороге к Храму, об очень тернистой и нелегкой дороге.

Я немного успокоюсь - и перечитаю "Уйти по воде", обязательно.