Текст книги "Цветы эмиграции"

Айшу допросили быстро. Через полтора часа она уже показалась в дверях. Шла с безжизненным выражением лица, с опущенными вниз плечами, похоже, тоже побывала мысленно там, откуда бежала изо всех сил, спасаясь от смерти.

– Не пожалели её, проверили все до единой даты и факты, – понял Шахин.

Поездом им надо было ехать почти час до лагеря, он достал ручку и записную книжку. Тщательно, слово в слово, записал вопросы, которые ему задавали, рядом – свои ответы. Потом повернулся к жене:

– Вспоминай, какие задавали тебе вопросы и как ты ответила на них, надо записать, пригодится для второго интервью.

Вечером они добрались до лагеря. Каждый из них думал о своём: Шахин понял, что здесь их не будут убивать и поджигать, здесь будут медленно поджаривать на костре недоверия и неприязни. И они будут это терпеть, потому что дальше бежать уже некуда. Айша молилась, чтобы Аллах не отнял последнюю надежду на спасение, чтобы муж нашёл выход и защитил её с детьми. Да и чего уже бояться, закон здесь справедливый, надо немного потерпеть. Ласково дотронулась до руки мужа:

– Всё хорошо. Не переживай.

Прошло некоторое время, и жильцы начали улыбаться друг другу. Вместо слов пользовались жестами: разводили руками – что поделаешь, поднимали брови – так получилось, большой палец вверх – молодец. Дав жильцам привыкнуть к новой обстановке, лагерь потащил их на другой этап. Начались занятия. Четыре часа в день учили немецкий язык. Айша удивлялась методике, совершенно другой, чем в кувасайской школе, где она работала учителем в начальных классах. Здесь учили сразу целые фразы на разные темы; если собрать ответы на вопросы, получался короткий рассказ о себе.

– Меня зовут Айша. Я приехала из Узбекистана, – слепила первую фразу и удивилась от неожиданности. Дальше – больше: адрес, состав семьи, профессия. Возможно, данные потом сверялись, уж слишком вопросы-ответы были откровенные:

– Откуда ты приехал, из какой страны? Как доехал до Германии? Подчеркни нужный рисунок.

Рядом были нарисованы самолёт, поезд, автобус и машина, грузовая и легковая. Этот пункт оказался особенно важным для получения положительного ответа, потому что беженцы должны были оставаться в той стране, чью границу пересекали. А пересекали, как потом они узнали, разными путями. Редко кто мог выложить на стол авиабилеты, как семья Шахина.

В конце августа Абиль c сестрой и родителями поехали в школу, которую выбрали дети для учёбы. В огромном вестибюле за столами сидели учителя – члены приёмной комиссии. Их документы принимал пожилой мужчина в сером костюме и белой рубашке, расстёгнутой на две пуговички. Перечитав несколько раз данные, он привстал и срывающимся голосом заговорил с ними на узбекском языке:

– Из какой области Узбекистана приехали?

– Из Ферганской долины, – взволнованно ответил Шахин. Узбекские слова оглушили его: на минуту чужая страна показалась родной и близкой.

– Я тоже родом из тех мест.

Глотая слова от волнения, новый знакомый рассказал, как он оказался в Германии. Давно это случилось, после гражданской войны в Туркестане. Его родители бежали, потому что их причислили к басмачам, которых беспощадно уничтожали. Сначала удалось перебраться в Турцию, потом – переехать в Германию.

– Меня вывезли ребёнком. Ничего не помню. В памяти остались только рассказы родителей. Они тосковали и говорили, что краше места больше нигде не встречали. Отец вспоминал, как весной в саду цвели фруктовые деревья, а горный воздух был целебным. Представляете, иногда они ездили в Берлин на тайные встречи с узбекскими делегациями из Советского Союза. Как они узнавали о приезде земляков? Не знаю. Причём узбеки приезжали в восточную часть Берлина. Родители пробирались к ним из западной части. Им очень хотелось встретиться со своими земляками, чтоб пообщаться с ними на узбекском языке. И опасность их не останавливала.

– А как сейчас ваши родители, привыкли к Германии?

– Они давно уже скончались. Отец просил меня перед смертью посетить родные места. Сколько раз пытался выполнить его просьбу, но не мог получить визу для въезда в Узбекистан. Если вы будете там, поклонитесь Ферганской долине, по которой мои родители тосковали до самой смерти.

Разговор шёл на узбекском языке, которым собеседник владел в совершенстве. Грустное выражение лица неожиданного земляка Абдували долго стояло у Айши перед глазами.

– Не очень сладко ему здесь, – вздохнула Айша.

– Зато живой, – возразил ей муж.

Глава 7. Курбановы получили позитив

И они остались живыми, как узбек, которого встретили в школе. Живыми, но какими? Спали, ели, двигались как роботы, опять ели и спали. Ни одно движение не освещалось улыбкой или радостью. Угрюмое выражение застывало на лице, когда они засыпали, и не исчезало утром, когда просыпались.

Айша вышла на балкон, присела рядом с мужем:

– Как чувствуешь себя?

– Сегодня получше.

Он стеснялся внезапно возникшей болезни: почти каждый час бегал в туалет. Боялся, что сквозь тонкие стены жильцы услышат звуки, которые исторгал его кишечник. Спазмы были такие, что боялся шевелиться и сидел неподвижно на унитазе, обхватив живот руками.

Однажды Шахин заметил в жидкой струе кала кровяные разводы. Потом он испугался по-настоящему: в унитазе всё было окрашено в красный цвет. Поддерживая штаны руками, пошёл в комнату и рассказал жене.

– Жди меня в туалете, – быстро проговорила Айша и побежала по коридору.

– Помогите! Муж умирает, – закричала она, ворвавшись к дежурной.

– Сейчас дам лекарство, и протянула руку к аптечке, чтоб достать таблетку. В лагере от всех болезней было одно лекарство – дафалган[4]4
  Дафалган – обезболивающее и жаропонижающее лекарственное средство на основе парацетамола.


[Закрыть]. Айша помотала головой, потом потянула дежурную за рукав и заплакала, как ребёнок. Вцепилась в рукав и не отпускала до тех пор, пока не дошли до туалета. Шахин сидел на полу, скорчившись от боли.

Доктор приехал очень быстро, осмотрел его и велел срочно ехать в госпиталь. Та же дежурная повезла их в госпиталь. В отделении скорой помощи больного уже ждали. Айша, прижав руки к груди, смотрела вслед каталке, на которой санитары увозили мужа. Через час их пригласили к врачу, где находился и Абдували.

– Диарея на нервной почве, спазмы сжимают кишечник, – объяснил врач, показывая снимок.

– А кровь? – нервно спросила Айша.

– Кровь – из открытой язвы желудка.

Больному прописали лекарства и отдых. Айша стала строго следить за режимом питания мужа и приёмом таблеток, пыталась успокаивать его, чтоб «обеспечить покой». Не разговаривала о прошлом и нарочито громко восхищалась всем, что видела: парком с лебедями, ровными дорогами, чистыми улицами с подстриженными кустарниками. Говорила и вспоминала про себя дом в Кувасае, веранду, залитую ярким солнцем, и родниковую воду, холодную и вкусную.

По вечерам Айша звала мужа и детей в парк. Они медленно гуляли вдоль озера и смотрели на лебедей, безмятежно плавающих в озере. Муж с сыном шли впереди, а мать с дочерью сзади, беседовали о разных мелочах и не торопились в лагерь.

Возвращались к ужину, и она начинала буквально кормить мужа с ложечки, не обращая внимания на его бурчание:

– Пресное, остывшее, невкусное.

– Солёное вредно для язвенников, как и горячее. Залечим язву и вернёмся к прежней пище, – успокаивала его, держа ложку в длинных подрагивающих пальцах. Он через силу глотал и вяло улыбался:

– Солёное, вкусное, горячее.

Дети после ужина расходились по своим комнатам, а родители смотрели телевизор и пытались успеть прочитать титры на немецком языке. В десять вечера в дверь заглядывала дежурная и показывала на часы: пора идти спать.

Дни, похожие друг на друга, тянулись медленно и безрадостно, как будто застыли в отчаянии. И вдруг неожиданно их вызвали к начальнице лагеря. С встревоженными лицами они быстро вошли в кабинет.

– Позитив! – она почти выкрикнула это слово торжественным голосом.

Шахин и Айша вздрогнули и съёжились от страха.

– Семья Курбановых, то есть вы, получила положительный ответ на своё первое интервью, вам разрешено пребывание в Германии, также можете начать работу или обучение, – перечисляла она так, как будто всё сама выиграла в лотерею. Встала из-за стола, пожала каждому руку и вручила им официальное письмо из Управления по делам беженцев.

«Позитив» оказался магическим словом.

– О Аллах, – заплакала Айша в комнате, – неужели мы вырвемся отсюда?

– Уже вырвались, – рассмеялась дочь. – Завтра пойдём квартиру искать.

Шахин стиснул зубы, чтоб унять дрожь. Молчал, сидел неестественно прямо и смотрел перед собой. Думал о том, что в одном слове «позитив» сомкнулись начало и конец. Конец страданиям и начало новой жизни, которая будет счастливой. Какой именно, никто из них не знал. Не могли представить ничего, кроме того, что теперь у них будет своя квартира с туалетом и кухней, без чужих голосов и запахов.

Обычно сдержанный Абиль развеселился:

– Придумал. Мы гуляем по городу и смотрим не под ноги, а вверх. Иногда хозяева сами сдают квартиры и вывешивают объявления прямо на окнах. Знаю одну такую квартиру, я даже телефон записал на всякий случай. В центре города видел.

Он смеялся и пугал всех, что они останутся жить в лагере, если сейчас же не поедут искать жильё.

Наверное, у каждого человека бывают дни, когда вдруг исполняются самые необыкновенные желания. И таким днём для них стал сегодняшний. Объявление висело на окне четвёртого этажа, написанное от руки печатными буквами, с номером телефона. Задрав головы, они смотрели вверх, как заколдованные. Замерли на месте: повезёт им до конца сегодня или нет. Даже смешливая Айгуль не шутила, как обычно, сжала кулачки и повторяла номер телефона.

– Мам, позвони ты. У папы не получится сказать длинную фразу, – разрядил обстановку Абиль. – Нас интересует цена и предоплата. Он стал набирать номер телефона, поглядывая вверх, чтобы не запутаться. Длинные гудки – и потом женский голос. Айша взяла трубку у сына и, стараясь не показывать волнения, начала неторопливо говорить.

Хозяйка назначила им встречу через три дня. Три ночи Шахин не спал, волновался и думал, что делать, если хозяйка квартиры передумает.

– Спи, всё будет хорошо, – Айша нежно погладила его по голове, как маленького ребёнка. – И потом, это ведь не единственная квартира в городе.

Еле дождавшись положенного времени, они поехали на встречу. Хозяйка обошла с ними чисто убранные комнаты, открывала и захлопывала дверцы шкафов, показала кастрюли и сковородки. Квартира была полностью готовой к переезду, по стоимости она оказалась недорогой, потому что находилась в центре города, шумном и оживлённом. В тихом пригороде цена была бы намного выше. Три спальни, зал, небольшая кухня, туалет и ванная показались им непомерной роскошью. Айгуль объявила:

– Моя комната. Не уйду отсюда. Ни за что!

Переглянувшись между собой, Айша с Шахином решили:

– Берём.

Въехали в понравившуюся квартиру через две недели. Договор подписали на один год. На табличке почтового ящика вывели свою фамилию «Курбановы».

Вечером заехал к ним сам хозяин, молодой парень лет двадцати. Один глаз у него убегал в сторону, казалось, что он смотрит вбок. Прочитав письмо, которое Абиль взял из почтового ящика, небрежно сказал:

– Выбрось. Она уже умерла, бывшая хозяйка. Я купил квартиру на аукционе, наследников не было. Всё осталось после неё.

– И постель? – ужаснулась Айша.

– Так вы на ней спите.

После его ухода Шахин успокаивал жену:

– Бояться надо живых, а она уже тебе ничего плохого не сделает. Да и возни не будет с покупкой мебели и посуды.

– И то правда, времени нет, – согласилась Айша. – Ты, как всегда, прав.

Шахин устроился на работу в большом магазине грузчиком и смеялся сам над собой:

– Всё возвращается на круги своя. Но, – он воздел кверху указательный палец, – я ничего на себе не таскаю. Это делает мини-погрузчик. Я езжу на нём между рядов с товарами внутри магазина.

Айша записалась на обучение в социальный ресторан.

Счастье. Это было настоящее счастье – жить в своей квартире без посторонних глаз и контроля, разговаривать о чём угодно и выходить из дома без разрешения. Им казалось, что долгое время они жили под тяжёлым прессом и сейчас его сдвинули, наконец вздохнули полной грудью.

Социальный ресторан находился недалеко от их квартиры. Айша ходила на занятия пешком. Муж смотрел на неё с сочувствием. Она не жаловалась на усталость, но вечером без сил полулежала на диване, опустив ноги в тазик с тёплой водой. Потом успокаивала сама себя: надо вытерпеть год, чтоб получить разрешение на открытие собственного ресторана.

– Представляете, будем готовить в нашем ресторане манты, плов, шашлык, лепёшки в тандыре. Мы станем первыми, кто откроет узбекский ресторан.

– А кто есть будет всё это? Кажется, немцы не любят жирную еду, – сомневалась Айгуль.

– Научим. Главное – разрешение получить.

Тяжело, ох и тяжело приходилось Айше на учёбе. За каждым словом лезла в словарь, потому что немецкий язык давался с трудом. Замотав длинные волосы на затылке, чтобы не лезли в глаза, она сидела до полуночи над «рабочим материалом» – названиями продуктов. В тетрадь столбиком выписывала названия сыров и колбас. Иногда засыпала с ручкой в руке. А толку-то от такой учёбы: пока писала – понимала, вставала с места – забывала. Вот и сегодня на уроке быстро записала слово «сыр» и стала внимательно слушать преподавателя. После лекции, когда началась практическая часть, опять ничего не помнила.

Иногда случались дни, которые состояли из одной практики. Ученики выбирали по желанию лист с рецептами: овощные супы, тушёное мясо или рыба, десерт на третье; в холодильном отсеке получали подготовленные заранее продукты и шли на кухню, в которой стояли огромные котлы и сковородки с автоматическими мойками. Разговаривать было некогда. Все усердно чистили, мыли, нарезали продукты. Айша боялась огромных по размеру котлов и сковородок, которые невозможно было сдвинуть с места. Преподаватели успевали следить за всеми и оказывались рядом, когда ученики путались в действиях. Кухня фырчала, шипела, пыхтела и требовала к себе ежеминутного внимания: вовремя помешать лук, мясо, налить воды, снять пену. Будущие повара старались не допускать ошибок, не получать минусов, которые увеличивали сроки обучения.

Всё. Еда приготовлена. Группа дружно сервировала стол и запоминала правила обслуживания клиентов, раскладывая бесчисленное количество ножей и вилок, расставляя высокие и низкие бокалы. Потом начиналась игра: часть поваров в качестве гостей церемонно садилась за стол и принималась за еду, которую недавно приготовили сами, стараясь не путаться в столовых приборах; другая часть группы выполняла роль официантов и обслуживала «клиентов», подносила заказанные блюда с левой стороны и с неё же убирала грязные тарелки, которые надо было помещать на вытянутой левой руке. Не менее важной была уборка кухни в конце рабочего дня. Каждый должен был помнить ещё одно правило: убирай за собой сам рабочее место. Под занавес преподаватели оглашали баллы, полученные за день, и объясняли ошибки, допущенные учениками.

Два дня в неделю в ресторан приходили пенсионеры, чистенькие и ухоженные, в красивой одежде. Набирали много всего из меню, ели долго и пили так же долго. Айша удивлялась, что в них вмещается столько еды. Потом разгоряченные вином, поправляли седые букли, трещали без умолку и хохотали на весь ресторан. Веселились: поели вкусно и заплатили половинку от полной цены. Ресторан поэтому и назывался социальным, не облагался налогом. Выгодным был для обеих сторон: и хозяевам, и клиентам.

Кроме того, обязательными были вечерние приёмы, которые устраивали для себя работники различных городских организаций во главе с бургомистром. Готовились два дня. Работали в обычном порядке: заглядывали в лист с рецептами и делали так, как было написано. Потом начиналось пиршество для студентов. Они рассаживалась за столом, а преподаватели обслуживали учеников сами, подчёркивая важность предстоящего мероприятия. Ученики наедались так, что больше даже смотреть не хотелось в сторону тарелок с изысканными блюдами. На второй день готовили то же, что и вчера, только для важных гостей. На этих приёмах всё проходило по-другому: гости ели мало, хоть меню было гораздо изысканнее, чем для пенсионеров. Деликатесов оставалось после приёма много, и студентам разрешали забирать еду домой. Айша однажды тоже принесла домой пакеты с едой. Разложила по тарелкам и с гордостью похвалилась:

– Разрешили взять с собой.

– Никогда не приноси домой объедки, – закричал на жену Шахин и со злостью стукнул кулаком по столу так, что тарелки подпрыгнули.

Абиль молча вышел из кухни. Айша вздохнула: сыну не помешал бы лишний кусочек, вытянулся, стал худой и прозрачный. Большие карие глаза, высокие скулы и ярко очерченный рот повторили материнские черты лица. Только глаза были отцовскими, и взгляд, умный и цепкий, подмечал всё вокруг. Дочь переняла отцовскую внешность: полные губы, мясистый нос, широкий лоб и улыбку, открытую и обезоруживающую. Полная, невысокого роста, она надевала длинные юбки, чтобы скрыть кривоватые короткие ноги. К внешности был приложен твёрдый характер, никогда не давала себя в обиду. Удивившись отцовской выходке, дочь пожала плечами, села за стол и стала с аппетитом ужинать.

– Какие разные дети по характеру и внешности, – удивилась Айша в очередной раз, наблюдая за ними.

Шли дни. Социальный ресторан готовился к новогодним праздникам. Студентов пригласили на фуршет 2 января. Айша оделась нарядно, это был первый праздник, который отмечали всей группой. Им разрешили прийти с супругами. Ей удалось уговорить мужа пойти вместе. Студентов пригласили к столу, а преподаватели начали обслуживать их, как самых дорогих гостей. Директор ресторана в нарядном платье ходила по залу с подносом, уставленным фужерами с вином. Обычно строгое лицо выражало радость, она улыбалась и поздравляла каждого:

– Айша, самого лучшего Нового года.

Айша поперхнулась от неожиданности, услышав, что директор обратилась к ней по имени, ласково и непринуждённо. Муж пробормотал ворчливым тоном:

– Что-то всё здесь наоборот.

И улыбнулся, представив, как он обслуживал бы своих подчиненных, когда был директором компании. А здесь так было принято: руководитель организации выказывал уважение к человеку, работающему с ним в одном коллективе.

К концу обучения Айша повеселела: понимала то, о чём говорили на уроках, не оглядывалась за подсказкой на других, повторяя бессмысленно их действия. У неё появилась подруга, турчанка, жила здесь давно. Она охотно рассказывала о себе и своей семье. Оказывается, много лет назад её отец уехал на заработки в Германию, был шахтёром, получил немецкое гражданство, взял в жёны девушку из Турции и пустил корни в новой стране. Он оказался предприимчивым человеком. Заработанные деньги не отвозил домой, как остальные земляки. Откладывал каждую монетку и вскоре приобрёл маленькую квартирку, начал сдавать её в аренду знакомым. Вскоре прикупил ещё несколько квартир, их тоже сдавал в аренду. В Турцию он вернулся, чтобы осуществить мечту детства. Он вырос в районе бедняков. Недалеко от их трущоб находился частный пляж: аккуратный, с золотым песочком, на шезлонгах отдыхали хозяева. Однажды охранник выволок мальчика с пляжа и побил, чтобы больше не лазил по чужой территории. Мальчик заплакал за оградой и крикнул обидчику:

– Когда у меня будет свой пляж, я тебя тоже не пущу туда.

– Я и не пойду туда, потому что у голодранца не будет своего пляжа.

Мальчик вырос, уехал в Германию на заработки и вернулся домой. Купил рядом с тем пляжем, откуда его выгнали, участок земли, построил небольшой отель. «Голодранец» хотел пригласить в гости своего обидчика не для мести, а из благодарности за пинок, который выкинул мальчика в другую жизнь. Своим детям он построил большой многоэтажный дом, раздал каждому по квартире, и сам жил с рядом во время приездов на родину.

– Когда отец женился, они с мамой поселились в этом районе. Мы все живём рядом и в Германии, и в Турции, куда ездим отдыхать летом или осенью. Мама много лет плакала после замужества, хотела назад в Турцию. И однажды, когда она получила документы, отец отвёз её туда на месяц. Веришь, она через две недели попросилась назад, – смеялась подруга.

– Нам тоже очень тяжело на новом месте, – неожиданно для себя сказала Айша.

– Привыкнешь, здесь неплохо. Пройдёт время, смеяться будешь над собой, как моя мама. Приходите в гости, мужчины познакомятся, и ребятишки побегают на воле.

Шахин не стал отказываться от приглашения. В воскресенье они оказались в гостях у совершенно чужих людей. Двухэтажный дом с садом был расположен в центре турецкого квартала; по обеим сторонам улицы растекались магазины и кафе, где можно было купить мясо, хлеб, брынзу, поесть кебаб и выпить айран. Пришлые устроили жизнь по своему вкусу: привезли с собой маленький кусочек солнечной родины и жили так, как будто находились в Турции. Жили легко, не теряли силы в разлуке. В любую минуту могли поехать в гости к родственникам в страну, откуда были родом. Даже пособие они получали и там, и тут: там им выдавали деньги только потому, что они были рождены турками и имели право жить, где им хотелось. В Германии пособие было внушительнее, и размер его зависел от социального положения и количества детей, которых в каждой турецкой семье было по пять и больше человек. Детские деньги, различные пособия и выплаты позволяли жить спокойно и не морочить голову разными мыслями, чего они и пожелали новым знакомым. В Турции проводили летние каникулы, там же обновляли гардероб, потому что на родине всё было дешевле, чем на надменном Северном море.

– Говорят, даже целыми сёлами прежде сюда перебирались, устраивались работать на шахтах, перевозили семьи, приезжали по одному по цепочке и так до тех пор, пока все не очутятся в Германии, – рассказывали хозяева за столом, накрытом по-праздничному, как будто встречали самых дорогих гостей. И сердце впервые оттаяло у Шахина, как будто он вернулся в родные края Ферганской долины, цветущей и солнечной, пил чай с друзьями и беседовал на разные житейские темы.

Хозяин, ещё крепкий темноволосый мужчина без намёков на лысину, задумчиво рассуждал, морща лоб:

– Жить можно везде. Конечно, трудно начинать всё сначала, но если так случилось, то надо принять всё, что дал Аллах и учиться жить по новым правилам. Законы в этой стране справедливые, равные для всех, переступать их никому не позволено. И для многих это становится трагедией: приезжают за красивой жизнью, а подчиняться правилам не хотят.