Текст книги "«На знакомом острову…» Пушкинские места на Васильевском острове"

И.А. Крылов

Будущий великий баснописец Иван Андреевич Крылов переселился в Петербург из Твери 14-летним юношей и был потрясен контрастом между великолепными дворцами и особняками в центре города и простенькими деревянными домами мелкого люда чуть поодаль. В этом городе контрастов ему предстояло прожить до конца дней своих и стать знаменитым. После трехлетней службы в Казенной палате Крылов переводится в Горную экспедицию, которая размещалась на Васильевском острове, на берегу Большой Невы между 21-й и 22-й линиями (ныне участок дома № 45 по набережной лейтенанта Шмидта). Здесь он прослужил всего год. Служба чиновником тяготила юношу, и он начинает пробовать перо: сначала появляются пьесы для оперного театра, потом сочинитель перешел к комедиям. Одна из его первых комедий так и называлась «Сочинитель в прихожей». Продвижению юного драматурга на сцену содействовал генерал-майор Петр Александрович Соймонов, страстный театрал, который возглавлял в те годы особый комитет, ведавший театрами столицы. 1787 год – Крылов уже служит в Монетном департаменте, затем в Министерстве финансов и, наконец, в Императорской публичной библиотеке, которой он отдал почти 30 лет своей жизни. И все эти годы он любил посещать Стрелку Васильевского острова, где прямо с причаливших судов велась оживленная торговля заморскими товарами, рыбой, устрицами. Устрицы были любимым блюдом баснописца: он вкушал их в биржевых лавках почти ежедневно в больших количествах, одновременно наблюдая интересные жанровые сцены, прислушиваясь к пестрому говору многоголосой толпы. Все это находило потом отражение в его остроумных баснях.

Начиная с 1807 года автора уже нескольких пьес и десятков басен стали приглашать на заседания Российской академии, на которых читались и подвергались разбору литературные произведения русских писателей. Чаще Крылов был просто слушателем, так как еще не был членом Академии, но иногда его просили почитать и свои басни. Это происходило в здании Российской Академии на 1-й линии Васильевского острова, дом № 52.

В 1809 году поступило предложение принять в члены Академии уже ставшего известным баснописца И.А. Крылова, но это предложение было поддержано только одним Державиным. Так что членство Крылова откладывалось до конца 1811 года.

Поначалу, став академиком, Крылов посещал заседания редко, не пропускал только торжественных собраний. Некоторое оживление в работу этого научного учреждения внесли, начиная с 1818 года, Карамзин, Жуковский, Гнедич. Тогда активизировал свои посещения и Иван Андреевич. Все члены Академии стали являться на заседания со своими новыми произведениями.

14 января 1823 года Крылов был награжден Большой золотой медалью «В знак признательности к особенному дарованию и отличным успехам в российской словесности, а особенно в стихотворениях».

В 1841 году великого баснописца утвердили ординарным академиком.

Совсем недалеко, на набережной Большой Невы, находилась и Академия художеств, со многими выпускниками которой Крылов поддерживал дружеские отношения на протяжении многих лет. Поэтому его посещения осенних выставок и академических мастерских художников были для Ивана Андреевича делом привычным. Баснописец встречался со многими художниками в доме и на даче А.Н. Оленина, своего шефа по службе в библиотеке и президента Академии художеств, на собраниях у Дельвига, В.Ф. Одоевского, Жуковского. Присутствие Крылова на одной из суббот у Василия Андреевича Жуковского запечатлели ученики школы Венецианова и Брюллова. Его дружеское участие в судьбах Айвазовского и Федотова помогло в упрочении положения этих даровитых художников. Будучи «почетным вольным общником» Академии художеств, Иван Андреевич участвовал в торжественных актах по разным случаям. Так в июне 1836 года он вместе с Жуковским присутствовал на дружеском обеде в зале Академии по случаю возвращения Карла Брюллова из Италии. После нескольких тостов в честь виновника торжества был поднят отдельный тост за Крылова и Жуковского.

В 1839 году «великий Карл» пишет портрет «великого баснописца».

Пишет не по заказу, а по личному побуждению. Крылов позировал в мастерской художника в здании самой Академии, но Иван Андреевич оказался весьма нетерпеливой моделью: как ни развлекал Брюллов свою модель, каждые 15 минут Крылов вставал с кресла и порывался уйти. Карл сердился, хватал его, силком усаживал снова в кресло, торопясь кончить портрет за один сеанс: художник знал, что в другой раз Ивана Андреевича не затащишь позировать. Оставалось дописать только руку, как вдруг портретируемый встал и удалился. Десять лет неоконченный портрет оставался в мастерской, пока его не купил Василий Перовский. Портрет Крылова кисти Брюллова широко известен, но здесь хочется привести более редкий портрет.

Рис. 7. И.А. Крылов

Будучи почетным членом Петербургского университета, Крылов в нем тоже бывал неоднократно. Особенно сохранились в памяти современников его визиты в здание 12-ти коллегий в последние годы жизни, когда баснописец жил поблизости на 1-й линии. Вот один курьезный случай: 8 февраля 1844 года Университет праздновал 25-летие со дня основания. Иван Андреевич получил пригласительный билет на торжество, но ошибся датой и явился накануне, что весьма расстроило ректора П.А. Плетнева. В другой раз его видели в том же году в университетском зале на концерте, в котором участвовала знаменитая французская певица Полина Виардо. Крылов был в восторге: он очень любил музыку и сам в былые годы частенько музицировал на скрипке. После концерта Плетнев пригласил Ивана Андреевича на чай к себе, в ректорский флигель (ныне Университетская набережная, дом № 9).

Но главным адресом И.А. Крылова на Васильевском острове был дом № 8 по 1-й линии, который отмечен мемориальной доской. В 1840-е годы дом принадлежал купцу Никите Степановичу Блинову, почетному гражданину, и представлял собой каменное двухэтажное строение в семь осей на высоких подвалах, длиной 10 саженей (21 м). После некоторых перестроек дом все-таки сохранил в основном облик той поры, когда с 1841 по 1844 год в нем жил великий баснописец. Оставив в марте 1841 года службу в Императорской публичной библиотеке и покинув казенное жилье, Крылов поселился в скромной, но удобной квартире во втором этаже описываемого дома и совершенно изменил свой образ жизни: стал реже выезжать в свет, хотя имел пару хороших лошадей и модную коляску, лишь иногда посещал Академию наук, слившуюся в 1841 году с Российской академией, членом которой он являлся, изредка бывал в Университете и Академии художеств.

Басен Иван Андреевич уже давно не писал: последними были «Кукушка и Петух» и «Вельможа», написанные в 1835 году. Вторую басню цензура запретила печатать. Но оставалось еще девять лет жизни. В эти годы он готовил к переизданию свои старые басни. Когда ему как-то заметили это, Крылов ответил: «А что мудреного? Басни писаны для детей, а дети все рвут книжки, и приходится опять печатать». Графиня Софья Владимировна Строганова, в дом которой он был вхож и часто читал там свои басни, однажды спросила, почему он больше не пишет басен. «Потому, – ответил сочинитель, – что я более люблю, чтобы меня упрекали, для чего я не пишу, нежели дописаться до того, чтобы спросили, зачем я пишу». В последний прижизненный сборник было включено всего 11 басен, хотя предыдущие восемь выпусков содержали по 20.

Одиночество Крылова скрашивала семья: дочь, Александра Петровна (в замужестве Савельева), рожденная вне брака от экономки и удочеренная Иваном Андреевичем как крестница, ее муж, Савельев Калистрат Савельевич, и их дети, сын Саша и дочь Надя. Внуков Крылов любил, обучал грамоте, прослушивал их уроки музыки, радовался их успехам. Им он и завещал свое имущество и бумаги.

Часть времени Крылов проводил сидя в кресле, просматривая новинки литературы и дымя неизменной сигарой. Модест Андреевич Корф, лицейский приятель Пушкина, в своих воспоминаниях пишет: «В последние годы своей жизни, перестав почти совсем являться в салонах, он делил свое время между Олениным, Ростовцевым и Английским клубом. Но по временам ему случалось оставаться и дома, и тогда, как сам он мне рассказывал, препровождение дня его было самое оригинальное. После обеда он тотчас ложился совсем в постель, как бы на ночь, и, проспав часа три или четыре, читал в постели же часов до 7 или 8 утра, большей частью романы в русских переводах, не заботясь о том, попадется ли ему под руку первая или прямо вторая и т. д. часть. Затем он принимался снова спать, что продолжалось до 2-го часа перед обедом».

За несколько часов до кончины Крылов распорядился разослать по экземпляру своей последней книжки всем, кто помнит его. Книги рассылались в траурном оформлении с надписью: «Приношение. На память об Иване Андреевиче. По желанию. Санкт-Петербург, 1844, 9 ноября, 3/4 8-го утра».

Умер баснописец от пневмонии, а не от переедания и несварения желудка, как гласила молва, им же самим пущенная: в жизни он часто как бы на показ выставлял свое «обжорство», способность поглотить двойной или тройной обед. Вот и перед смертью он якобы винился в том, что слишком много съел гречневой каши. Но в заключении врача, лечившего его, зафиксирована другая причина смерти: «Свидетельство. Дано сие в том, что состоявший на пользовании моем действительный статский советник и кавалер Иван Андреевич Крылов действительно страдал воспалением легких (Pnevmonia nota) и волею божию 9-го сего ноября нынешнего 1844 года помер от паралича в легких. В чем и удостоверяю. С.-Петербург, ноября 11 дня 1844 года. Доктор медицины и коллежский асессор Ф. Геллер».

Похоронили известного баснописца с большими почестями при огромном стечении народа на Тихвинском кладбище Александро-Невской лавры рядом с могилой Н.И. Гнедича.

А на доме № 8 по 1-й линии в 1955 году была установлена мемориальная доска архитектора М.Ф. Егорова со следующим текстом: «В этом доме с 1841 г. жил и в 1844 г. умер великий баснописец Иван Андреевич Крылов». После перестройки дома в 1873 году и капитального ремонта в 1968–1969 годах сохранились балкон с железной решеткой и гранитными кронштейнами, дорические колонны в подъезде, наборный паркет в квартире баснописца.

Известно, что еще в 1845 году пытались увековечить заслуги баснописца памятником: вся Россия была охвачена сбором средств для его возведения. Одним из предложений было установить памятник именно на Васильевском острове, где-нибудь на набережной между Университетом и Академией художеств. Но государь посчитал это место «слишком видным для писателя». Только в 1855 году было получено разрешение на установку памятника работы известного скульптора П.К. Клодта (звери на пьедестале изготовлены по рисункам художника А. А. Агина) в Летнем саду, где он стоит и поныне.

Осталось коротко остановиться на главном вопросе: Пушкин и Крылов. Что объединяло этих двух современников с такой большой разницей в возрасте? Ответить, видимо, можно так: они принадлежали к одному литературному кругу, в который входили такие писатели и поэты как Карамзин, Вяземский, В.Ф. Одоевский, Батюшков, Дельвиг, Гнедич, Плетнев и другие.

Знакомство Пушкина с Крыловым состоялось в послелицейский период жизни поэта в Петербурге, видимо, в доме Алексея Николаевича Оленина, директора Императорской публичной библиотеки с 1811 года.

После возвращения Пушкина из ссылки они постоянно встречались в литературных салонах, у общих друзей и знакомых, активно участвовали в культурной жизни столицы. Известны их многочисленные встречи на субботах у Жуковского, В.Ф. Одоевского, на знаменитом обеде у Смирдина, в Российской академии.

За два дня до дуэли поэт посетил Крылова дома. Александра Петровна Савельева рассказывала поэту Н.Л. Трефолеву, что «Пушкин был особенно, как-то даже искусственно, весел, говорил любезности, играл с ее маленькой дочерью, нянчил ее, напевал песенки, потом вдруг торопливо простился с Крыловым. Когда же тот узнал, что великого поэта не стало, Иван Андреевич, всегда спокойный, невозмутимый, воскликнул: «О! Если бы я мог это предвидеть, Пушкин! Я запер бы тебя в моем кабинете. Я связал бы тебя веревками…. Если бы я это знал!»

В момент смерти Пушкина Крылов находился в его кабинете и последний попрощался с другом, закрыв глаза усопшего. Потом он присутствовал на отпевании в Конюшенной церкви и вместе с другими близкими поэту людьми выносил гроб при отправке в Святогорский монастырь для захоронения.

Несмотря на некоторые различия во взглядах на литературу, Пушкин ценил творчество Крылова как выражение русского национального духа, неоднократно упоминал его в письмах, часто цитировал его басни. Недаром многие художники того времени изображали Пушкина и Крылова всегда рядом.

П.А. Плетнев

Одним из самых близких друзей Пушкина, особенно после смерти Дельвига, был Петр Александрович Плетнев, главный помощник поэта в издательских делах, человек удивительной скромности, доброты и душевной деликатности. Он был счастлив сознанием того, что являлся современником таких великих поэтов и писателей как Пушкин, Жуковский, Дельвиг, Гоголь. Это чувство он выразил в таких стихотворных строках:

 
… Искусства в общий круг,
Как братьев, нас навек соединили;
Друг с другом мы и труд свой и
досуг
И жребий наги с любовию делили;
Их счастием я счастлив был равно;
В моей тоске я видел их унылых…
Мне в славе их участие дано:
Я буду жить бессмертием мне
милых.
 

Сам Плетнев был тоже поэтом, довольно мягким критиком, издателем, редактором, педагогом. Он окончил в 1817 году Педагогический институт, находившийся на Васильевском острове в доме № 15 по 6-й линии. С 1812 года во главе института стоял Егор Антонович Энгельгардт, которого в начале 1816 года назначили директором Императорского царскосельского лицея.

После окончания Педагогического института Плетнев остался в нем преподавать русскую словесность. Этот же предмет, только уже в Благородном пансионе при институте, вел Вильгельм Кюхельбекер, с которым Плетнев вскоре и познакомился. Через него состоялось знакомство Петра Александровича с Пушкиным и Дельвигом.

С осени 1820 года Плетнев завел у себя субботние литературные собрания. «В этих дружеских собраниях прочитывались и обсуждались все литературные новости недели, читались и разбирались собственные, только что написанные стихотворения, и таким образом, совершалось взаимное литературное образование собеседников», – вспоминал позднее Виктор Павлович Гаевский, историк и литератор, биограф Дельвига. А сам Дельвиг, посылая Плетневу книгу своих стихотворений (1829 г.), пишет адресату такое посвящение:

 
Броженье юности унялось,
Остепенился твой поэт:
И вот ему что отстоялось
От прежних дел, от прошлых лет.
Тут все, знакомое субботам,
Когда мы жили жизнью всей
И расходились на шесть дней:
Я – снова к лени, ты – к заботам.
 

Правда, осенью 1820 года, когда начали собираться у Плетнева, Пушкина в Петербурге уже не было: он еще в мае отправился в южную ссылку. Но зато частым посетителем этих собраний был брат Пушкина, Лев, который обычно сообщал ссыльному поэту все петербургские новости. Сам Плетнев тоже вел с изгнанником активную переписку. Вообще, за 20-летний период их дружбы сохранилось 23 письма Плетнева к Пушкину и 30 писем Пушкина к другу, в которых поэт неизменно называет его «милый», «добрый», «душа моя», что свидетельствует об их теплых отношениях. Только Плетневу доверял он самое дорогое – свои сочинения: с 1825 года Петр Александрович становится прямым посредником в издании пушкинских произведений. Более 20 книг поэта вышло при активном содействии верного помощника. В 1838 году Плетнев пишет: «Я имел счастье, в течение двадцати лет, пользоваться дружбой нашего знаменитого поэта… Я был для него всем: и родственником, и другом, и издателем, и кассиром». «Когда будет тебе нужда в деньгах, напиши ко мне только: пришли (имярек рублей)! Я всегда могу для тебя достать», – напишет преданный друг Пушкину в Михайловское в июле 1825 года, хотя сам в это время не располагал значительными личными средствами. Благодарный поэт посвятит ему роман «Евгений Онегин» и ряд стихотворений и отрывков. («Ты мне советуешь, Плетнев любезный» и др.)· После ссылки их встречи становятся постоянными и необходимыми друг другу как для решения деловых вопросов, так и для простого разговора по душам.

С Васильевским островом у Плетнева связана долгая преподавательская деятельность: почти 25 лет он читал курс русской словесности в Женском патриотическом обществе, которое в 1827 году было переименовано в Патриотический институт. Этот институт размещался на 10-й линии в нескольких корпусах, растянувшихся от Кадетского (Съездовского) переулка до Большого проспекта. Плетнев заведовал здесь учебной частью, что позволило ему посодействовать в приеме на должность преподавателя истории Николая Васильевича Гоголя в 1831 году. Гоголь проработал в институте три года.

С 1832 года Плетнев уже преподает русскую словесность в Петербургском университете. Некоторые слушатели оставили воспоминания о лекциях профессора. Они пишут, что его лекции были живой импровизацией с комментированием литературных произведений. Иногда он разрешал студентам читать их собственные сочинения с последующим доброжелательным разбором.

Рис. 8. П.А. Плетнев

В 10-х числах января 1837 года одну из лекций друга посетил Пушкин. «Плетнев поднялся на кафедру, и в то же время в дверях аудитории показалась фигура Пушкина с его курчавой головой, огненными глазами и желтоватым нервным лицом, свидетельствует присутствовавший на лекции студент. – Пушкин сел, с каким-то другим господином из литераторов, на одну из задних скамей и внимательно прослушал лекцию, не обращая внимание на беспрестанные просматривания его обращенными назад взорами сидевших впереди студентов… Профессор, читавший о древней русской литературе, вскользь упомянул о будущности ее, и при сём имя Пушкина прошло через уста, возбуждение было сильное и едва не перешло в шумное приветствие дорогого гостя. Это было уже в конце урочного часа, и Пушкин, как бы предчувствуя, что молодежь не удержать от взрыва, скромно удалился из аудитории, ожидая окончания лекции в общей проходной зале, куда вскоре и вышел к нему Плетнев, и они вместе уехали. Это было незадолго до смерти Пушкина».

С 1840 по 1861 год Петр Александрович Плетнев занимает пост ректора Петербургского университета и поселяется в ректорском флигеле. Флигель сохранился до наших дней (Университетская набережная, дом № 19). И уже сюда к нему продолжали приходить как старые, так и молодые писатели, художники, ученые. Его вечера 1840-х-1850-х годов являли собой живую связь современников с уходившим поколением писателей пушкинского времени.

Ф.Н. Глинка

Два адреса на Васильевском острове связаны с именем пушкинского приятеля и заступника Федора Николаевича Глинки, поэта, публициста, участника военных походов 1805–1806 годов, защитника Отечества в войне с Наполеоном 1812 года.

Военное образование он получил в Первом шляхетном кадетском сухопутном корпусе, откуда вышло много талантливых офицеров и передовых людей своего времени; упоминание об этом учебном заведении будет еще не раз встречаться в рассказах и о других его выпускниках, людях пушкинского круга. Современный адрес корпуса, по которому раньше находился он, – Университетская набережная, дом № 15 или Кадетская линия дом № 1/15. Здесь Глинка проучился с 1795 года по 1802 год. До него военное образование получил здесь же его старший брат Сергей Николаевич, в будущем московский знакомый Пушкина, поэт, переводчик, издатель журнала «Русский вестник».

В европейских походах 1805–1806 годов и в войне с Наполеоном Глинка сражался под началом генерала Милорадовича, храбрость и военный талант которого он оценил по достоинству, а военные заслуги самого подчиненного были отмечены несколькими орденами и личным золотым оружием, что будет предметом особой гордости на протяжении его долгой жизни. Милорадович, назначенный в 1818 году военным генерал-губернатором Петербурга, помня служебное рвение Глинки, пригласил его к себе на службу офицером для особых поручений. На этом посту Глинка оставался до 1822 года.

Пушкин познакомился с Федором Николаевичем вскоре после окончания Лицея. Они часто встречались на заседаниях общества «Зеленая лампа», у Кюхельбекера, Плетнева, у братьев Тургеневых. Когда в 1820 году над Пушкиным нависла угроза ссылки, первым, к кому направился он за помощью, был Глинка.

Рис. 9. Ф.Н. Глинка

Федор Николаевич посоветовал ему быть на беседе с Милорадовичем откровенным, полагаясь на благородство генерала, а сам просил своего начальника отнестись к молодому поэту как можно мягче. Может быть, благодаря такому заступничеству Милорадович объявил Пушкину прощение от имени государя, которому после этого ничего не оставалось делать (несмотря на свое неудовольствие поступком генерала), как смягчить ранее принятое решение и послать Пушкина на службу к генералу Инзову в Кишинев. Так звучало это назначение на бумаге, а на деле это была ссылка, заменившая предполагаемые ранее Сибирь или Соловки. Во след сосланному поэту полетело стихотворение Федора Глинки к Пушкину, которое кончается вещими строками:

 
…Судьбы и времени седого
Не бойся, молодой певец!
Следы исчезнут поколений,
Но жив талант, бессмертен гений!…
 

В декабре 1821 года у Пушкина готова беловая редакция ответного стихотворения «Ф.Н. Глинке»:

 
Когда средь оргий жизни шумной
Меня постигнул остракизм,
Увидел я толпы безумной
Презренный робкий эгоизм.
Без слез оставил я с досадой
Венки пиров и блеск Афин,
Но голос твой мне был отрадой,
Великодушный гражданин!…
 

Последняя встреча с Пушкиным состоялась 13 августа 1830 года. По дороге в Москву Пушкин и Вяземский посетили Глинку в Твери, оповестив его запиской: «А. Пушкин просит Ф.Н. Глинку уделить ему несколько минут». (После 5-летней ссылки в Олонецкий край Глинка поселился в этом городе, где занимал пост советника губернского правления).

Далее между поэтами была только переписка и прощальное стихотворение Глинки 1837 года – «Воспоминание о поэтической жизни Пушкина».

Восстание декабристов в 1825 году коснулось и Глинки, хотя особой вины за ним не было. Его арестовали 11 марта 1826 года за активное участие в ранних продекабристских обществах, от которых он давно отошел. Трехмесячное заключение в Петропавловской крепости не прошло бесследно: он исписал целую тетрадь стихами, среди которых было одно, ставшее песней народной:

 
Не слышно шума городского,
На невских башнях тишина,
И на штыке у часового
Горит двурогая луна…
 

(«Узник»)

После заключения в равелине крепости последовала ссылка в Олонецкий край, затем Тверь, Орел, Москва, и в Петербург вернется Глинка только через 27 лет, после особого разрешения, в 1853 году. Он поселится с женой на 7-й линии Васильевского острова в доме статского советника Капгера (современный адрес – дом № 6). Первоначально дом был каменный, двухэтажный, на подвалах. Но уже на плане города Н.И. Цылова 1849 года он числится трехэтажным, в 15 саженей по фасаду, а владеет им уже вдова Капгера, Мария Ивановна. У нее и нанимает в 1853 году квартиру Федор Николаевич с женой Авдотьей Павловной. К слову сказать, жена тоже была поэтессой, прозаиком, переводчицей с немецкого языка. Литературную известность принес ей перевод стихотворения Шиллера «Песнь о колоколе».

Супруги были уже в преклонном возрасте, но пытались участвовать в литературной и культурной жизни столицы. Желая сохранить свои московские традиции 1840-х годов, они заводят у себя литературные «понедельники». Общество собиралось разнообразное: здесь можно было встретить П.А. Плетнева, Ф.П. Толстого, Н.И. Греча, П.А. Вяземского, Я.П. Полонского, библиофила и библиографа Г.Н. Геннади. Последний так описывает вечера у Глинки: «У них происходят чтения и пения. Обыкновенно Федор Николаевич читает свои стихи и в течение великого поста читал свою духовную поэму «Иов». Кажется, это и есть скрытая цель его вечеров… Греч звонит в колокольчик, все собираются в зале, дамы подобострастно смотрят на чтеца, который распевает…стихи».

Авдотья Павловна – самая активная участница этих «понедельников». Она с огромным энтузиазмом помогает мужу, с удовольствием общается с литераторами, иногда даже пытается поучать их и влиять на их мировоззрение.

Крымская война 1853–1856 годов всколыхнула патриотизм Федора Николаевича. Он пишет несколько стихотворений, навеянных героикой побед в войне 1812 года:

 
Но год двенадцатый не сказка,
И Запад видел не во сне:
Как двадцати народов каски
Валялися в Бородине.
 

В этих стихах Глинка не изменил своей любимой тематике военных гимнов и песен. Стихотворение «Ура!» было напечатано отдельной брошюрой, которая продавалась прямо в их квартире на 7-й линии.

После амнистии декабристов в 1856 году Федор Николаевич успел повстречаться здесь с некоторыми из них (Пущин, Бриген, Чебриков), которые только проездом побывали в Петербурге, так как им было запрещено проживать в столице после ссылки. Но это был уже не пушкинский Петербург.

На 7-й линии Глинки прожили до 1859 года, до начала капитального ремонта дома, откуда они уехали в Тверь, где и закончил свои дни в возрасте 94 лет Федор Николаевич.