Текст книги "Принцессы Романовы: царские племянницы"

Так оно и получилось. Бирон не простил, и Анна решила наказать Бестужева за строптивость. Для этого надо было заручиться поддержкой молодого двора. Император Петр обожал охоту, и Анна всерьез обеспокоена поиском охотничьих собак. Она пишет цесаревне Наталье Алексеевне: «Доношу Вашему Высочеству, что несколько собак сыскано для Их Величества так и для Вашего Высочества, а прежде августа послать невозможно». Уже в августе Анна пишет: «О себе Вашему Высочеству нижайше доношу: в разорении и печалях своих жива». Старая песня о бедности ее двора, но теперь послышалась новая нота. Она не просто бедна, она «разорена». А кто разоритель? Вот он, Бестужев Петр Михайлович, бывший ее обер-гофмейстер! Она ему чин тайного советника исхлопотала. А он? «По необходимой моей нужде послала я моего камер-юнкера Корфа в Москву, велела донести Его Императорскому Величеству, каким образом меня разорил и расхитил Бестужев».

Читатель еще не забыл про заложенные герцогские деньги, которые русская казна выкупила за 86 тысяч с лишком талеров? Те самые земли, которые Бестужев отдал в аренду? Анна пишет, что деньги Бестужев «тайно утащил и к великому повреждению моему с собой увез… Через злую диспозицию меня обманул и в великий убыток привел через финесы свои, как обо всем от меня посланный камер-юнкер Корф обстоятельно представит и доказательно учинит». Учредили комиссию с разбирательствами. Видимо, действительно было трудно разобраться, куда эти деньги утекли, поэтому заседания комиссии длились долго.

На место Бестужева в Митаву для управления делами Петербург назначил «курляндца Рацкого». При дворе Анны он был принят плохо. Рацкий давно состоял на русской службе и честно отрабатывал свои деньги. Он докладывал в Россию Остерману, что двор Анны живет не по средствам и утопает в роскоши. Бирон состоит при ней камергером. Штат очень раздут, нравы вольные, герцогиня содержит много лишних людей и платит им высокое жалованье. Видно, герцогиня Анна жила гораздо веселее, чем писала об этом петербургскому двору.

* * *

Пришла пора объяснить, кто же такой новый возлюбленный Анны, Эрнст Иоганн Бирон. Как бы ни ругали его русские историки, личностью он был яркой, целое царское правление в России названо его именем. И время это – «бироновщина» – было мрачным. С последним не поспоришь, казней действительно было много. Но ведь это смотря с кем сравнивать. Если с Елизаветой, то все знают, дочь Петра в церкви обет дала не казнить смертью своих подданных. Но если сравнивать с правлением Петра… Анну и на трон-то выбрали из соображений, что она своим мягким правлением сгладит в памяти народа жестокости великого преобразователя.

Бирон родился 23 ноября 1690 года, то есть он был на три года старше своей благодетельницы. Подлинная фамилия Эрнста Иоганна – Бирен, но позднее ему сочинили достойную родословную, происходит-де он из старинного рода Биронов, корни которого восходят к XVI столетию. Однако наиболее правдивой является версия, по которой дед Эрнста Иоганна был всего лишь конюхом при дворе курляндского герцога, а отец с трудом дослужился до офицерского чина.

Еще в 1714 году Бирон (в 24 года) приезжал в Петербург искать места при дворе принцессы Софии – супруги царевича Алексея. Однако в должность Бирон не был принят из-за своего низкого происхождения.

Из переписки самого Бирона следует, что он учился в Кенигсбергском университете, но не окончил курс. Подвыпившие студенты затеяли на улицах города драку с городской стражей. Один из стражников был убит, и Бирон угодил под арест. В тюрьме он просидел довольно долго, поскольку городское начальство требовало уплаты штрафа в 700 талеров. Бирон ходатайствовал перед прусским двором о сложении с него штрафа или хотя бы уменьшения суммы. Ответных документов не сохранилось, но из тюрьмы его выпустили. После неудачной учебы Бирон вернулся в Курляндию и был представлен обер-гофмаршалом Бестужевым вдовствующей герцогине Анне. По словам Нейбауера, Бирона пристроил на службу у герцогини курляндский канцлер Кайзерлинг, родственник посланника барона Кайзерлинга. Бестужев-отец вначале «по-родственному» покровительствовал Бирону, поскольку сам находился в любовной связи с его сестрой.

Присутствуя на коронации Екатерины в 1724 году, Бирон сблизился с Рейнгольдом Левенвольде, ее фаворитом, и стал известен императрице как знаток в лошадях. Екатерина Алексеевна потом писала Бестужеву об отправке в Бреславль «обер-камер-юнкера Бирона или другого, который бы знал силу в лошадях и охотник к тому был и добрый человек». В феврале 1725 года Бирон в чине обер-камер-юнкера был послан в Петербург поздравить императрицу с восшествием на престол и просить о некоторых курляндских делах; Анна Иоанновна лично писала по этому поводу к князю Меншикову и Андрею Остерману, прося о содействии.

Бирон был молод, хорош собой, он сумел найти правильный подход к герцогине Анне и стал для нее совершенно незаменимым человеком. А ведь он был женат. Что касается его брака, существуют различные точки зрения. Иные историки считают, что Анна, желая прикрыть свои любовные отношения с Бироном, сама женила его на своей фрейлине Бенигне Готлиб, даже без согласия родителей. Но остались нежные письма Бирона к Бенигне, они относятся к 1724 году.

Как бы то ни было, Бенигна отлично поняла смысл этой игры и постаралась стать «неразлучным другом» герцогини, а потом и императрицы. Суть своей жизни она видела в том, чтобы сохранить положение своего мужа при Анне I. Так они и жили втроем. Анна Ивановна, как говорили тогда, не имела «собственного стола», а потому обедала и проводила все вечера в обществе Бирона и его супруги.

Леди Рендо, супруга английского посланника в России, в своих «Письмах» пишет, что Бирон был представителен, но взгляд имел отталкивающий; Бенигна же «так испорчена оспой, что кажется узорчатой, у нее прекрасный бюст, какого я никогда не видела ни у одной женщины». Бюст в XVIII веке был неотъемлемым атрибутом подлинной красоты, того требовала мода, а оспины на лице часто просто не замечали. Оспа была так же распространена, как у нас насморк, с той только разницей, что многие умирали от этой страшной болезни.

Мы уже писали, что Анна любила охоту, знала толк в лошадях. Безусловно, всему этому ее обучил Бирон. Уже будучи императрицей, она носила одежду ярких цветов, никто не смел появляться на балу в черном – это тоже вкус ее фаворита.

Обрисуем еще несколькими мазками фигуру Бирона. Вот что пишут о нем современники уже в ту пору, когда Анна занимала русский трон:

 «Бирон не отличался умом, но не был лишен здравого смысла, хотя многие и отказывали ему в этом. К нему можно по справедливости отнести пословицу, что обстоятельства создают человека: приехав в Россию, он не имел ни малейшего представления о политике, но через несколько лет коротко узнал все, что касалось государства. Он чрезвычайно любил роскошь и великолепие, в особенности лошадей». Манштейн, «Записки о России».

«Он говорит о лошадях и с лошадьми как человек, а с людьми – как лошадь». Граф Остен.

«Герцог очень тщеславен и вспыльчив, и когда выходит из себя, то выражается запальчиво. Он вообще очень откровенен и не говорит того, чего у него нет на уме, и отвечает напрямик или не отвечает вовсе. Он имеет предубеждение против русских и выражает это перед самыми знатными из них так явно, что когда-нибудь это сделается причиной его гибели». Леди Рендо, «Письма».

Хочется сказать несколько слов в его защиту. Обычная русская привычка – списывать все неприятности на окружение царя. Сам он чист, а вот ближайшие сотрудники – звери. Бирон не был садистом, не был жестоким человеком. В деле Волынского он действительно показал себя, но в лице Артемия Волынского он увидел своего соперника и расправился с ним в духе своего времени.

Он пережил Анну на тридцать два года. Был интриганом, честолюбие его не знало предела, но он, как умел, служил России: с достоинством перенес ссылку, а при Екатерине получил-таки давно желанную должность – стал герцогом Курляндским.

О том, как приглашали Анну на русский трон, написано очень много. Об этом мы тоже поговорим, но позднее. А теперь следует рассказать о судьбе старшей дочери царицы Прасковьи Федоровны, о несчастной Екатерине Ивановне, герцогине Мекленбургской.

Великая княжна Екатерина Иоанновна

Северная война России против Швеции в полном разгаре. Теперь военные действия перенесены на южный берег Балтийского моря, где большой стратегический интерес для русской армии имела Померания, а именно Мекленбургское герцогство.

Формально Мекленбург придерживался нейтралитета, но это никого не волновало. Русские и их союзники (Польша, Саксония, Дания) вели себя здесь как хозяева, брали провиант у местных жителей, останавливались у них на постой, а на все жалобы отвечали, что во всем виноваты шведы. Они наши противники, и мы имеем право преследовать их везде, включая и ваше нейтральное государство.

Во главе герцогства стоял герцог Карл Леопольд. Что такое Мекленбург – малый лоскуток Германии. А спеси! Карл Леопольд сумел переругаться не только с братом и собственным дворянством, но и со всей Европой. Вот этого человека Петр I и решил сделать своим родственником, женив его на племяннице Екатерине Ивановне.

Герцог Карл Леопольд Мекленбург-Шверинский родился в Грабове 26 сентября (9 октября) 1678 года в семье герцога Фридриха I фон Мекленбург-Шверин (1638–1688) и герцогини Кристины Вильгемины Гессен-Гомбургской (1653–1722). Он вступил на престол в 1713 году после смерти своего старшего августейшего брата герцога Фридриха Вильгельма (1675–1713). Первой супругой герцога была с 27 мая (9 июня) 1708 года принцесса София Гедвига Нассау-Фрисландская (1690–1734). Вот как пышно все это звучит!

Мы не знаем, как отнеслась царица Прасковья Федоровна к этому браку. Наверное, скорбела – дочь была ее любимицей, и отпускать ее от себя в дальние края было истинной мукой. Но всякая скорбь должна иметь предел. Средняя дочь Анна давно замужняя, живет хоть и вдовой, но имеет свой двор, а свет-Катюшка все в девках сидит. А ведь, считай, уже перестарок, двадцать четыре года.

Брак Карла Леопольда был задуман давно. Еще осенью 1714 года в Петербург явился мекленбургский посланник барон Габихсталь сватать царевну Екатерину. Петр нашел предлагаемые брачные условия вполне приемлемыми. Но вот незадача, герцог был женат! Правда, всем было известно, что Карл Леопольд не сошелся с женой характером, что они давно не живут вместе и фактически разведены. Петру Великому нужен был официальный развод.

Дело о сватовстве возобновилось два года спустя. В 1716 году в Петербург вновь прибыл барон Габихсталь с грамотой от герцога. Однако на этот раз герцога Карла Леопольда в качестве невесты интересовала другая сестра, а именно вдовствующая герцогиня Анна Курляндская. Богатые Курляндские земли были великолепным приданым. Впрочем, и от брака с Екатериной герцогу не хотелось отказываться. Император еще раньше обещал, что в случае женитьбы Карла Леопольда на княжне Екатерине, он, Петр, поможет вернуть Мекленбургскому герцогству потерянный город Висмар. Этот богатый город, принадлежащий некогда Ганзе, лежал в семи верстах от Балтийского моря и был совершенно необходим для морской торговли. По Вестфальскому мирному договору Висмар перешел к Швеции. На самом деле Петр сам бы хотел распоряжаться Висмаром – это было очень удобное место для военных складов, удобный порт и т. д.

В пересказе барона Эйхгольца (мы сошлемся на него еще не один раз) сватовство это выглядело следующим образом. Карл Леопольд колебался, кого из русских царевен взять в жены. Главным для него было заполучить в союзники могучего русского царя. Эйхгольц, обер-маршал Карла Леопольда и советник его во всех делах, в разговоре заметил, что царевна Екатерина Ивановна старовата для деторождения, а ведь главная цель этого брака – родить наследника.

Чтобы прозондировать обстановку, герцог отправился в Штральзунд к дипломату и царскому любимцу Павлу Ягужинскому за советом. Разговор кончился тем, что Карл Леопольд отдал Ягужинскому обручальное кольцо и письменное заявление, что женится на той из царевен, которую сам царь Петр ему порекомендует. Ягужинский отослал заявление в Петербург.

Между тем верный своему патрону Габихсталь продолжал обивать царский порог, умоляя дать в невесты вдову. Петру не нужны были сейчас разговоры о Курляндии – с Курляндией он сам разберется. Ему нужна была Мекленбургия. Тут весьма кстати пришла бумага от Ягужинского. Петр объявил посланнику, что дело решено, а если он будет настаивать на браке с герцогиней Анной, то его сошлют в Сибирь. Габихсталь смолк. Воистину браки заключаются на небесах.

Теперь предстояло составить брачный контракт. По заключении договора герцог обязывался вступить в брак немедленно в том месте, которое будет назначено по взаимному соглашению. Свадьба должна будет обставлена с подобающим торжеством. Герцог обязывается определить на содержание жены, ее штата достойное содержание, а именно незамедлительно выплачивать по 6000 ефимков шкатульных денег в год и закрепить за ней, на случай своей кончины, замок Гистров с 25 000 ефимков ежегодного дохода. Все придворные чины должны были получать приличное содержание. Ее высочество останется православной, равно как и весь русский штат, при этом герцогиня Екатерина будет иметь православную церковь. Особо оговаривалось, что в надлежащие дни стол для ее высочества должен быть приготовлен постный.

Теперь обязанности императора. В силу свадебного договора Петр должен был снабдить царевну Екатерину Ивановну экипажами, гардеробом, посудой и прочим скарбом, кроме того, он обещал, «буде не удастся силой оружия отнять у шведов город Висмар с Барнеминдом», дать в приданое племяннице 200 000 рублей.

Еще царь Петр I Алексеевич гарантировал герцогу Мекленбург-Шверинскому и его наследникам необходимую военную помощь и защиту от внутренней оппозиции. В полное распоряжение великого герцога Карла Леопольда на время Северной войны передавались десять русских полков! Со своей стороны, русские получали право проживать в столице герцогства г. Мекленбурге, заниматься торговлей, иметь в портах пристани и склады, но главное – строить православные церкви. Отныне русские войска во время военных действий могли свободно проходить через Мекленбург и иметь здесь базы.

Свадебный договор был подписан представителями двух государств – вице-канцлером Шафировым и посланником Габихсталем. За мекленбургским посланником остался должок – грамотно оформленные документы о разводе. Габихсталь обязался в особом сепаратном артикуле предъявить эти документы до совершения брака.

Решено было, что венчание герцогской четы произойдет в городе Данциге. Туда должна была направиться целая делегация во главе с императором. Мать Прасковья Федоровна очень горевала, что по старости и нездоровью не сможет присутствовать на столь торжественном событии. А пока в Петербурге гремели балы в честь сватовства царевны Екатерины. Мать невесты тоже расщедрилась на богатый прием в честь немецкого свата Габихсталя. Всех и каждого она просила быть внимательным к любимой свет-Катюшке, которой трудно будет на чужбине.

27 января 1716 года невеста, а также государь с государыней и многочисленная свита выехали из Петербурга в Данциг. Жених приехал туда позднее, а именно 8 марта. Только здесь произошло его знакомство с невестой. До этого он ее никогда не видел. Как произошла эта встреча, мы не знаем. Безусловно, был соблюден весь этикет, но о том, была ли в женихе хоть капля искренней приветливости, хроника молчит.

Остается фантазировать нам самим. Как уже было сказано, Карл Леопольд имел не просто трудный, но скверный характер. Перед нами, как сказали бы сейчас, «гламурное» его изображение – поясной портрет. Цвета серебра парик в мелкую буклю, лицо длинное, узкое, в нем есть что-то бабье. Виной тому круглый, как сдобная булочка, подбородок. Губы тонкие, злые, взгляд беспредметный, в никуда, как у профессиональной модели. Но видно, что герцог цену себе знает.

Историки пишут о нем как о деспоте. Он сжег замок брата, со своими подданными обращался круто, возражений не терпел, сам чинил суд, на расправу был скор, и разборки кончались не только тюрьмой, но и эшафотом. При этом был скуп. Известна его любимая поговорка: «Старые долги не надо платить, а новым нужно дать время состариться».

Теперь рядом с герцогом шла по жизни наша веселая толстушка Екатерина Ивановна. Судя по тому, что о ней пишут, у княжны «полупустой стакан» всегда был «наполовину полон», то есть она была оптимисткой и при этом остроумной, с каждым находила общий язык.

После первой встречи жениха и невесты в замке бискупа Варминского, князя Потоцкого, состоялась торжественная ассамблея. Праздник был великолепным. На свадьбу съехались не только представители союзников Дании и Пруссии, но приехал и блистательный король Польский Август II. Вся Европа спешила к Петру Великому засвидетельствовать свое уважение. Надеемся, что княжне Екатерине Ивановне удалось потанцевать на той ассамблее.

Вот еще интересная и необычная подробность. Накануне первой встречи Карла Леопольда и его суженой в небе полыхнуло вдруг северное сияние, которое раскинулось от горизонта до зенита. Петр писал об этом в Москву, что хоть и «натуральное это дело, однако зело ужасно было его видеть». Прекрасное зрелище это по народному поверью предвещало неминуемую беду. Сияние было столь обширно, что и в Москве его видели. Прасковья Федоровна лоб оббила перед иконами, молясь за здравие своей любимой дочери.

Что думала по этому поводу сама свет-Катюшка, мы не знаем. Каждая минута молодых, вплоть до самой свадьбы, была расписана. Они посещали музеи, замки, соборы и прочие достопримечательности. И это в немецкий март, солнце сияет, все зеленеет, кареты цугом, улыбки, смех, все нарядно, празднично. Вечером Екатерина Ивановна в театре, ей все было внове. Театр произвел на нее сильнейшее впечатление.

А что жених? Заинтересовались ли молодые друг другом? Мимолетные взгляды, касание рук, нежные улыбки? Эйхгольц сообщает нам, что с царем Карл Леопольд держится скромно, «почти с рабским унижением», а с невестой – вежлив, но холоден. В СССР в пору развитого социализма был обычай продавать дефицитные продукты, или вещи, или книги – «с нагрузкой». Продают вам, скажем, «Трех мушкетеров», а в нагрузку – «Сборник отчетов по партийным съездам КПСС». Екатерина Ивановна была для герцога не более чем «нагрузкой» к возвращению Висмора и прочим благам, обещанным Петром. Впрочем, с царицей Карл Леопольд тоже был «вежлив, но холоден», холоден настолько, что Эйхгольц вынужден был защитить своего патрона перед дамами: «Кажется, светлейший жених еще не довольно познакомился и от дороги не в веселом расположение духа, но это пройдет».

Но время шло, а веселья у герцога не прибавлялось. Он был вежлив, но насуплен, а потом вдруг и с самим Петром проявил строптивость. М. И. Семевский описывает забавную сцену.

«…На четвертый день вдруг возник спор: лучше ли для кавалерии колоть по-шведски или рубить по-русски? Царь был последнего мнения, а герцог придерживался первого так усердно, что спор сделался шумным, а Эйхгольца бросало в пот, как Иуду».

Возвращаясь домой, Эйхгольц сказал герцогу: «Ради Бога, ваша светлость, берегитесь! Вы имеете дело с таким государем, с которым надобно обходиться осторожно. Какое вам дело, что лучше: колоть или рубить? Конечно, вы приехали сюда, чтобы колоть, но иначе».

Меж тем шло активное обсуждение брачного договора. Главное было на повестке дня – содержания двора Екатерины Ивановны. Эйхгольц в своих расчетах ссылался на расходы первой жены герцога. Но русские – Головкин, Шафиров и Толстой – подняли его на смех. Княжна Екатерина Ивановна дочь русского царя, ее нужно обеспечить куда богаче, чем прежних герцогинь Мекленбургских. Ранее герцог и герцогиня имели одного духовника. Это понятно, оба были одного вероисповедания. Но русская царица, хоть дома, хоть на чужбине, не может обходиться без архимандрита. А как обряд церковный соблюдать? Для этого надобно двенадцать певчих и ни на одного человека меньше! И вольно вам было платить гофмейстерине 500 талеров. Наши дамы стоят дороже. Жалованье гофмейстерины не менее 3000 талеров, и соразмерно этой «зарплате» должны получать и придворные дамы. Эйхгольц спорил до хрипоты, но сам герцог соглашался на все требования русских министров.

На радостях царь расщедрился и предложил Карлу Леопольду 200 000 рублей серебром. Это было наследство Екатерины Ивановны от покойного отца. Сумма эта в пересчете составляла 400 000 талеров. Карл Леопольд отказался от этих денег, напомнив царю, что ему обещан Висмар. Обиженный такой расточительностью герцога, Эйхгольц писал потом: «Так у нас из-под носу ускользнули 400 тысяч талеров. Зачем было не взять этих денег в зачет за несправедливые притеснения, претерпеваемые Мекленбургским краем от российского войска? Берегитесь, ваша светлость, чтобы эти русские не пожрали целого Мекленбурга!

– Пустое, – ответил герцог, – они нам ничего не сделают. Нет народа, который довольствовался бы столь малым. Русские едят траву и пьют воду».

Хорошее же мнение было у герцога о своей невесте и о России в целом!

* * *

Бракосочетание состоялось 8 апреля 1716 года в четвертом часу пополудни. Площадь перед домом, где жил царь, была полна народу. Люди приветствовали герцога криками. Маленькая подробность: когда герцог выходил из кареты, он зацепился своим роскошным париком за гвоздик и предстал перед людьми с лысой, как коленка, головой. Верный Эйхгольц поторопился снять парик с гвоздя и нацепить Карлу Леопольду на голову. Трудная, унизительная минута. Если есть какие-нибудь приметы относительно париков, то этот эпизод явно предвещал что-то нехорошее.

А во всем остальном все прошло благополучно. На бракосочетании присутствовали государь Петр, царица, король Польский и множество знатных русских и иностранных лиц. Перед торжественной церемонией царь, как раньше выражались, наложил на герцога орден святого Андрея Первозванного. Орден этот был учрежден 17 лет назад и считался в России самым главным. Герцог Карл Леопольд Мекленбургский был четвертым европейским монархом, ставшим кавалером этого ордена.

Обряд венчания состоялся в специально построенной для этого случая часовне. Таинство совершил православный архиерей. Далее последовал широкий свадебный пир. Темное небо расцветили огни фейерверков. Следующие дни тоже были отданы обедам и увеселениям. Король Август, желая блеснуть перед Петром, устроил различного вида потехи, в частности показную битву саксонцев с городским войском.

Молодые весело провели медовый месяц. После свадьбы они отправились в Шверин. Туда же 8 мая прибыл Петр и был торжественно встречен войсками и министрами. Царю предоставили лучшие во дворце покои, но он отказался от них, переехав в помещение, предназначенное для его камердинера. Эйхгольц высказал предположение, что царь выбирает себе для ночевки тайные места из соображений безопасности. Но это чушь. Петр сызмальства чувствовал себя комфортно в маленьких комнатках с низкими потолками.

Петр мотался по европейским городам и весям, писал приказы, торопил в военных действиях союзников. В Шверин и Росток он только изредка наведывался, зато государыня Екатерина Алексеевна жила у молодой четы подолгу. Она не хотела задерживать Петра в его разъездах.

В Европе у Петра была серьезная задача, он искал дипломатические пути для заключения мира со Швецией. За этим он и взял с собой в поездку Шафирова, Толстого, Остермана и прочих своих «птенцов». Быть посредником в трудном замирении вызвалась Франция. Петр поехал в Париж. Пока царь знакомился с красотами Версаля, дипломаты сочиняли пункты мирного русско-шведского договора.

Здесь немного забежим вперед и дадим необходимые пояснения, чтобы потом не возвращаться к этой теме. Переговоры со шведами начались в 1718 году. Король Карл XII смирился с потерей балтийских владений, но неожиданная его смерть в Норвегии при Фридрихсгалле (и там он воевал!) круто изменила ситуацию. На шведский престол взошла сестра Карла – Ульрика Элеонора. Она думала ценой проволочек как-то договориться с русскими. Не получилось. Война возобновилась с новой силой.

Все эти страсти мало касались молодого Мекленбургского двора. Герцог плел домашние интриги, занимался большой политикой и мелкой склокой, герцогиня жила делами женской половины дома. Из записок Эйхгольца мы знаем, что у герцогини Екатерины, кроме обер-гофмейстерины, были еще три фрейлины: Салтыкова, Наталья Балк и Воейкова. Все трое были красавицами. Герцог и Эйхгольц решили приволокнуться за девицами, разыгралась придворная интрига, в результате которой Салтыкову отозвали в Россию.

Наталья Балк вышла впоследствии замуж за морского офицера Лопухина и в правление Елизаветы стала главной участницей драмы под названием «бабий заговор». Все перипетии этого заговора подробно описаны нами в романе «Трое из навигацкой школы» (серия «Гардемарины»). Бедную женщину подвергли публичной казни, отрезали ей язык и сослали в Сибирь.

На первый взгляд у герцога Карла Леопольда и супруги его все выглядело благополучно, живи и радуйся, но на деле было не так. Неприятности давно поджидали молодую чету, да и самого Петра. Собственно, они появились еще до свадьбы. Вся Европа была настроена против этого брака. Дипломат Куракин писал Петру из Гааги: «Женитьба герцога Мекленбургского и отдача ему Висмара противна двору английскому. Мой долг донести, что никак не должно спешить с этою женитьбой, но прежде обстоятельно узнать о разводе герцога с его первой женой. Я от многих слышу, что при цесарском (венском) дворе еще идет процесс об этом разводе; цесарский министр мне говорил, что новый брак герцога не может считаться законным и дети от него рожденные способными к наследству. Положим, что этого брака не желают из зависти, не желают, чтобы царское величество имел сообщение с империей посредством Балтийского моря, то и этого достаточно. Если все друзья царского величества завидуют и подозревают и через это нынешняя дружба может быть потеряна, дружба очень нужная при нынешних обстоятельствах, то не знаю, сможем ли мы получить столько же пользы от герцога Мекленбургского, сколько от тех, которых дружбу для него можем потерять».

Куракин прав. И Англию, и Вену, и Данию, и ганноверского министра Бернсторфа волновала судьба Висмара. И дело здесь не только в том, что все эти государства не желали возвращения торгового города и порта Мекленбургии. Европа боялась Петра, боялась, что он начнет распоряжаться там, как в собственной вотчине, а ведь Россия никогда не имела недостатка в солдатах. Мы союзники, воюем сообща со Швецией и воюем, у каждого свой интерес. Но оставь нам право распоряжаться по-своему южными берегами Балтийского моря!

Петра эти европейские измышления не волновали. Свадьба свадьбой, но голова его всегда была занята делами государственными. Он оставил отечество не для того, чтобы на свадьбе у племянницы плясать, а чтобы лично следить за военными делами и реализовать основной план. В соответствии с ним, по договору с Данией последняя должна была высадить на шведский берег десант, а также помочь перевести морем туда же наши войска. По замыслу Петра, эта операция должна была вынудить Стокгольм просить мира. Необходимо также было отвоевать у шведов обещанный герцогу Висмар. Датчане готовы были воевать за Висмар, но явно не собирались отдавать его Мекленбургии. А что касается высадки десанта, то они безобразно тянули время.

Кончилось дело тем, что датчане не высадили десант ни в июне, ни в июле, ни в августе, летнее время для операции было потеряно, но еще большая конфузия произошла с Висмаром. Генерал Репнин пришел к Висмару с четырьмя полками и пятистами драгунами на помощь датчанам, которые до этого осадили город. Но датчане объявили, что город и так им сдается и русская помощь не требуется. Репнин взбунтовался: как же не требуется, если он послан сильнейшим из союзников – русским государем! Но датчане стояли на своем: «В трактате о висмарской осаде, – сказал датский генерал Девиц, – ничего не упомянуто о русском войске, а только о датском, прусском и ганноверском, и теперь я без указа впустить русских в город не смею». Дело чуть не дошло до драки, но русские войска в Висмар так и не впустили, Репнин должен был повернуть назад.

Карл Леопольд Висмара тоже так и не увидел. Энциклопедический словарь за 1892 год сообщает: «Висмар был в 1256–1358 годах главным городом Мекленбурга и принадлежал Ганзейскому союзу. По Вестфальскому мирному договору (1648 год. – Ред.) после тридцатилетней войны он перешел во владение Швеции. В 1803 году Швеция заложила его Мекленбург-Шверину за 1 258 000 талеров с условием, что после уплаты той суммы она сможет взять его обратно, так что и теперь Швеция имеет номинально некоторые права на город, но о реализации их, конечно, нет и речи».

* * *

От герцога Карла Леопольда одна за другой шли жалобы на разорение его земли войсками датскими, прусскими и ганноверскими. Петр пытался защитить своего нового родственника и давал своим дипломатам жесткие указания обуздать союзников. Но главными врагами герцога были не датчане и не ганноверцы, а его же собственная шляхта. Местное дворянство было крайне недовольно политикой своего государя. Причем они готовы были терпеть неудобства от европейских армий, но только не от русских. Шляхта была готова приложить все усилия, чтобы выдавить армию Петра из Мекленбурга. Русские были чужаки, они были непонятны и неприятны.

Главным врагом герцога и самого Петра в этом деле был ганноверский министр Бернсдорф, урожденный мекленбуржец. Он с самого начала был против брака герцога с русской княжной и в своих интригах дошел до того, что рассорил Петра с Англией и много навредил в отношениях России с союзниками. У Бернсдорфа было много «согласников» и при датском дворе, и в самом Мекленбурге. Формируя оппозицию, он откровенно пользовался денежным подкупом.

Сам герцог своих подданных иначе как «мятежниками» не называл. Эйхгольц дает описание заседания правительства Мекленбурга, на котором герцог председательствовал. Со стороны царя во дворце присутствовали Шафиров и барон Шлейниц. Заседание обсуждало проблемы нового брака герцога, Висмара, военных убытков и дворянства. Первые вопросы были быстро согласованы, но дальше пошла ругань. Видимо, четвертый пункт касался прав и привилегий шляхты. Герцог так поносил своих дворян, грозил им такими карами, что Эйхгольц сказал ему в сердцах: «Если ваша светлость станете так поступать, то лишитесь земли и подданных». Шафиров держался дипломатично, утверждая, что не знает законов Мекленбурга, поскольку в каждом германском княжестве свои законы.