Текст книги "Горничная"

– Можешь приводить своего кавалера сюда, когда захочешь, – сказала она.

Уилбур начал регулярно приходить к нам ужинать, а после ужина оставался смотреть «Коломбо». Ни мне, ни бабушке не доставляли удовольствия его нескончаемые вопросы и комментарии, но мы переносили их стоически.

– Что это за детектив такой, если с самого начала понятно, кто убийца? – вопрошал он. Или: – Неужели вы не догадались, что это был дворецкий?

Своей нескончаемой болтовней он портил нам все впечатление от просмотра, к тому же нередко угадывал преступника неправильно, хотя, по правде говоря, мы с бабушкой видели каждую серию не по одному разу, так что на самом деле это не имело никакого значения.

Однажды мы с Уилбуром вместе пошли в канцелярский магазин, чтобы купить ему новый калькулятор. В тот день он был довольно раздражительным, но меня это не навело ни на какие мысли, даже когда он велел мне «быстрее шевелить ногами», потому что я не поспевала за его походкой. В магазине он перебрал несколько калькуляторов и по очереди испробовал их все в действии, объясняя мне назначение каждой кнопки. Затем, выбрав из них тот, который понравился ему больше других, он сунул его в свой рюкзак.

– Что ты делаешь? – спросила я.

– Ты закроешь свой чертов рот? – ответил он.

Не знаю даже, что шокировало меня больше – его грубость или тот факт, что он вышел из магазина, не заплатив за калькулятор. Он попросту украл его.

Но это еще не все. Как-то раз он зашел к нам на ужин в день моей зарплаты. К тому моменту бабушка уже плохо себя чувствовала. Она сильно похудела и была гораздо молчаливей обычного.

– Бабушка, я сбегаю в банк, положу деньги в «Фаберже».

– Я схожу с тобой, – предложил Уилбур.

– Какой джентльмен твой молодой человек, Молли, – отозвалась бабушка. – Ну, раз так, бегите.

У банкомата Уилбур принялся задавать мне самые разнообразные вопросы про отель и про то, каково это – убирать номера. Я была более чем счастлива рассказать ему про то, какое это невыразимое удовольствие – застилать кровать хрустящим свежевыглаженным бельем и про то, как начищенная до блеска латунная дверная ручка в солнечных лучах превращает весь мир в золото. Я была так поглощена своим рассказом, что даже не заметила, что он внимательно наблюдает за тем, как я набираю на клавиатуре банкомата бабушкин пин-код.

В тот вечер он внезапно ушел раньше обычного, прямо перед «Коломбо». Я несколько дней подряд писала ему, но он мне не отвечал. Я звонила и оставляла ему голосовые сообщения, но он не брал трубку и не перезванивал. Забавно, но мне никогда не приходило в голову, что я не знаю, где он живет, и не только никогда не была у него дома, но даже не знала его адреса. Он всегда придумывал какие-нибудь отговорки, почему лучше будет пойти к нам, – к примеру, потому, что он всегда рад увидеть бабушку.

Примерно неделю спустя я пошла снять деньги на оплату квартиры. Моя банковская карточка куда-то запропастилась, что было очень странно, поэтому мне пришлось взять бабушкину. Я подошла к банкомату, и вот тогда-то обнаружилось, что наш «Фаберже» пуст. Полностью опустошен. И тогда я поняла, что Уилбур не просто вор, но еще и мошенник. Ходячая иллюстрация определения «человек с гнильцой», хуже которого и придумать нельзя.

Мне было ужасно стыдно, что меня одурачили, что я влюбилась в мошенника. Мне было стыдно до глубины души. Сначала я хотела позвонить в полицию, может, они смогли бы поймать его, но потом поняла, что тогда придется рассказать обо всем бабушке, а я попросту не могла этого сделать. Я не могла разбить ей сердце. Одного разбитого сердца было более чем достаточно.

– Что-то твоего кавалера уже давно не видно, – заметила бабушка через несколько дней после того, как он исчез.

– Ну, в общем, – сказала я, – похоже, он решил идти своим путем.

Я не люблю врать, но это была не ложь, а скорее правда, которая остается правдой, если не углубляться в подробности. А бабушка расспрашивать меня о подробностях не стала.

– Очень жаль, – сказала она. – Но не переживай, милая. Он не единственный мужчина на белом свете.

– Оно и к лучшему, – сказала я, и, думаю, она была удивлена, что я не так уж и сильно расстроена.

Но правда заключалась в том, что я была расстроена. Я была в ярости, но училась скрывать свои чувства. Мне удавалось загнать мою ярость глубоко внутрь, где бабушка не могла ее увидеть. У нее и так хватало огорчений, а мне хотелось, чтобы бабушка сосредоточила все свои силы на выздоровлении.

Втайне я воображала, как выслеживаю Уилбура самостоятельно. В своих фантазиях я рисовала себе, как столкнулась с ним в кампусе колледжа и удавила его лямками его рюкзака. Я воображала, как заливаю хлорку в его мерзкий рот, чтобы заставить его признаться в том, что он сделал, – перед бабушкой и передо мной.

На следующий день после того, как Уилбур ограбил нас, бабушка ходила к доктору. До этого она уже несколько раз была у него, но, возвращаясь домой, ничего нового не говорила.

– Есть уже какие-нибудь результаты, бабушка? Они определили, почему ты плохо себя чувствуешь?

– Пока нет. Может, твоя старая бабка вообще все это себе напридумывала.

Я была рада это слышать, потому что надуманное заболевание пугает куда меньше, чем настоящее. И тем не менее в глубине души меня терзали дурные предчувствия. Кожа у нее стала как пергаментная бумага, и она практически ничего не ела.

– Молли, я знаю, что сегодня вторник и по плану у нас глубокая чистка, но, может, давай лучше перенесем это на какой-нибудь другой день?

За всю мою жизнь она впервые попросила отложить уборку.

– Не переживай, бабушка. Ты отдохни, а я все сама сделаю.

– Милая моя девочка, что бы я без тебя делала?

Я не сказала этого вслух, но уже начинала задумываться о том, что буду делать я сама, если когда-нибудь останусь без бабушки.

Несколько дней спустя бабушка в очередной раз пошла к доктору. Когда она вернулась, что-то было не так. Я увидела это по ее лицу. Она была какая-то опухшая и напряженная.

– Кажется, я все-таки в самом деле немного нездорова, – сказала она.

– Что у тебя болит? – спросила я.

– Поджелудочная железа, – ответила она спокойно, не отводя взгляда.

– Тебе дали лекарство?

– Да, – сказала она. – Дали. К сожалению, эта болезнь вызывает боли, так что доктор их лечит.

Она не упоминала раньше о том, что у нее что-то болит, но, наверное, я догадывалась. Это было видно по тому, как она двигалась, с каким трудом опускалась по вечерам на диван, как морщилась, вставая.

– Как называется эта болезнь? – спросила я.

Она ничего мне не ответила.

– Я пойду прилягу, если ты не возражаешь, – сказала она. – День выдался долгий.

– Я приготовлю тебе чай, бабушка, – сказала я.

– Прелестно. Спасибо.

Неделя шла за неделей, и бабушка становилась все более тихой. Готовя завтрак, она больше не напевала. И с работы возвращалась рано. Она быстро худела и с каждым днем принимала все больше и больше лекарств.

Я устроила расследование.

– Бабушка, – спросила я, – чем ты болеешь? Ты так мне и не сказала.

Мы в тот момент находились в кухне, прибирались после ужина.

– Моя дорогая девочка, – сказала она. – Давай присядем.

Мы заняли свои места за нашим обеденным гарнитуром на двоих в деревенском стиле, который много лет назад подобрали на помойке у дома.

Я ждала, когда она заговорит.

– Я хотела дать тебе время. Время свыкнуться с этой мыслью.

– Свыкнуться с какой мыслью? – не поняла я.

– Молли, милая. Я серьезно больна.

– Правда?

– Да. У меня рак поджелудочной железы.

В одно мгновение все кусочки головоломки встали на свои места и из мрачных теней выступила целостная картина. Это объясняло потерю веса и отсутствие сил. От бабушки осталась только половина, поэтому ей необходима была качественная и квалифицированная медицинская помощь, чтобы она могла победить свою болезнь и полностью выздороветь.

– Когда твое лекарство начнет действовать? – спросила я. – Может, тебе пойти к другому доктору?

Но по мере того, как она рассказывала подробности, до меня стала доходить правда. Паллиатив. Такое оперное слово, так приятно произносить. И так трудно об этом думать.

– Этого не может быть, бабушка, – настаивала я. – Ты поправишься. Мы просто должны найти выход из этой ситуации.

– Ох, Молли. Не из любой ситуации можно найти выход. У меня была такая хорошая жизнь, правда, была. И ни о чем не жалею, кроме того, что меня не будет рядом с тобой.

– Нет, – сказала я. – Это неприемлемо.

Бабушка посмотрела на меня с выражением, которое я не смогла расшифровать, потом взяла мою руку в свои. Кожа у нее была мягкая-мягкая и тонкая, как папиросная бумага, но ее рука была теплой – до самого конца.

– Давай смотреть правде в глаза, – сказала она. – Я собираюсь умереть.

Я почувствовала, как стены комнаты сжимаются вокруг меня, а пол уходит из-под ног. На мгновение я утратила способность дышать, не говоря уже о том, чтобы пошевельнуться. Я была уверена, что сейчас упаду в обморок прямо тут, за кухонным столом.

– Я сказала Колдуэллам, что не могу больше работать, но ты не волнуйся, у нас есть «Фаберже». Надеюсь, что, когда пробьет мой час, милосердный Господь приберет меня к себе быстро и без мучений. Но если у меня будут боли, у меня есть рецепт. И у меня есть ты…

– Бабушка, – сказала я. – Должно же быть какое-нибудь…

– Только ты должна пообещать мне одну вещь, – перебила меня она. – Я ни за что не поеду в больницу. Я не хочу провести мои последние дни в казенной обстановке в окружении чужих людей. Ничто не заменит семью и близких. И домашний уют. Если я и хочу, чтобы кто-то был рядом со мной, это ты. Ты меня понимаешь?

К сожалению, я понимала. Я изо всех сил пыталась игнорировать истинное положение вещей, но теперь это было невозможно. Бабушка нуждалась во мне. Что еще мне оставалось делать?

В тот вечер силы у бабушки иссякли задолго до начала «Коломбо», поэтому я уложила ее в постель, поцеловала в щеку и пожелала спокойной ночи. Потом перемыла все кухонные шкафчики и всю нашу кухонную утварь поочередно. Я не могла сдержать слез, пока полировала столовое серебро – не то чтобы у нас его было много, но кое-что все-таки было. Когда я закончила, вся кухня благоухала лимонами, но я не могла отделаться от ощущения, что грязь затаилась в щелках и трещинках и, если я не вычищу ее, зараза распространится на все грани нашей жизни.

Я так и не сказала бабушке про «Фаберже» и Уилбура, про то, что он оставил нас без гроша. Что теперь я больше не могу позволить себе учебу в колледже и даже на оплату квартиры наскребаю с трудом. Вместо этого я просто стала брать больше смен в «Ридженси гранд» и работать сверхурочно, чтобы покрыть все наши расходы – включая болеутоляющее для бабушки и нашу еду. Мне не удавалось вовремя платить за квартиру, о чем я тоже не стала говорить бабушке. Каждый раз, сталкиваясь в коридоре с мистером Россо, нашим квартирным хозяином, я просила его дать мне отсрочку, объясняя, что бабушка больна и теперь мы можем рассчитывать только на мои доходы.

Бабушке становилось все хуже и хуже. Сидя у ее постели, я читала ей рекламные буклеты из колледжа, в красках расписывая все лекции и семинары, входящие в программу курса гостиничного дела, хотя прекрасно знала, что теперь все это не для меня. Бабушка закрывала глаза, но я видела, что она слушает, потому что на лице ее играла умиротворенная улыбка.

– Когда меня не станет, расходуй «Фаберже» по своему усмотрению. Если ты продолжишь подрабатывать на полставки, тебе должно хватить на оплату квартиры по меньшей мере на два года, и это не считая оплаты твоего обучения. Это твои деньги, так что пользуйся ими, чтобы облегчить себе жизнь.

– Да, бабушка. Спасибо тебе.

Я унеслась мыслями в прошлое и сама этого не заметила. Я стою у двери нашей квартиры. Швабра у стены, а я прижимаю к груди бабушкину подушку с молитвой о безмятежности. Я не помню ни как выпустила из рук швабру, ни как взяла с кресла эту подушку. Паркетный пол сияет чистотой, но он вытоптан и вытерт нашими ногами за десятилетия нашей ходьбы в нашей повседневной жизни. Электрический свет бьет мне в глаза, слишком яркий и слишком теплый.

Я совершенно одна. Сколько я тут простояла? Полы успели высохнуть. Мой телефон начинает звонить. Я наклоняюсь и беру его с бабушкиного кресла.

– Алло, Молли Грей у телефона.

На том конце провода некоторое время молчат.

– Молли. Это Александр Сноу из отеля. Я рад, что ты дома.

– Спасибо. Да. Я довольно давно уже дома. Детектив Старк сама отвезла меня домой после того, как допросила. Очень любезно с ее стороны.

– Да. И спасибо тебе, что согласилась поговорить с ней. Я уверен, что ты очень помогла следствию.

Он снова умолкает. Я слышу на том конце провода его частое дыхание. Он не впервые звонит мне домой, но все равно звонок мистера Сноу – событие нечастое.

– Молли, – произносит он снова, – я понимаю, что у тебя сегодня был очень утомительный день. Многим из нас пришлось сегодня нелегко, в особенности миссис Блэк. Новость о… о кончине мистера Блэка стала достоянием гласности. Как ты можешь себе представить, весь персонал очень огорчен и встревожен.

– Да. Могу себе представить, – говорю я.

– Я понимаю, что завтра у тебя первый выходной за несколько недель и что ты многое пережила сегодня, но похоже, что Шерил восприняла новость о смерти мистера Блэка очень тяжело. Она говорит, что это причинило ей «сильную травму», поэтому завтра она не придет.

– Но это же не она нашла его мертвым, – говорю я.

– Каждый человек реагирует на стресс по-своему, – отвечает он.

– Да, конечно, – соглашаюсь я.

– Молли, ты не могла бы завтра выйти вместо нее в дневную смену? Еще раз извини, что…

– Ну конечно, – говорю я. – Я не умру от лишнего дня работы.

И снова долгая пауза.

– Это все, мистер Сноу?

– Да, Молли, это все. Спасибо тебе большое. Увидимся завтра утром.

– Непременно увидимся, – говорю я. – Спокойной ночи, мистер Сноу. Надеюсь, серенький волчок не ухватит вас за бочок.

– Спокойной ночи, Молли.

Вторник

Глава 6

Должна признаться, что прошлой ночью мне снились страшные сны. Мне снилось, что мистер Блэк вошел в мою квартиру, серовато-бледный, как оживший мертвец. Я сидела на диване и смотрела «Коломбо». Я обернулась к нему и сказала: «С тех пор как умерла бабушка, сюда никто не приходит». Он засмеялся – надо мной. Но я устремила на него мой лазерный взгляд, и он рассыпался в прах, в мельчайшую угольно-черную взвесь, которая разлетелась по комнате и набилась мне в легкие. Я начала давиться кашлем.

«Нет! – закричала я. – Я этого не делала! Это не я! Убирайтесь!»

Но было уже слишком поздно. Его прах был повсюду. Я проснулась, задыхаясь и хватая ртом воздух.

Сейчас на часах шесть утра. Пора вставать и приступать к великим делам. Ну или хотя бы просто вставать.

Я выбираюсь из постели и аккуратно ее застилаю, выровняв бабушкино покрывало так, чтобы звезда в центре смотрела строго на север. Потом иду на кухню, надеваю бабушкин фартук в цветочек и готовлю чай с пышками для себя одной. По утрам в квартире слишком тихо. Хруст, с которым нож разрезает поджаренную пышку, неприятно царапает ухо. Я быстро ем, потом принимаю душ и ухожу на работу.

Я запираю за собой дверь квартиры, когда за спиной у меня кто-то сухо кашляет. Мистер Россо.

Я оборачиваюсь к нему:

– Здравствуйте, мистер Россо. Вы сегодня ранняя пташка.

Я ожидаю услышать в ответ вежливое пожелание доброго утра, но он произносит лишь:

– Ты снова задерживаешь квартирную плату. Когда ты заплатишь?

Я кладу ключи в карман.

– Через несколько дней, и в этот раз я отдам вам всю сумму, которую я должна, до последнего пенни. Вы знали мою бабушку и знаете меня. Мы законопослушные граждане, которые всегда платят по счетам. И я обязательно вам заплачу. Через несколько дней.

– Смотри у меня, – говорит он, шаркая, удаляется к себе в квартиру и закрывает за собой дверь.

Ну почему люди не могут поднимать ноги, когда ходят? Шаркать некрасиво. Это производит очень жалкое впечатление.

«Ну-ну, не стоит судить людей слишком строго», – слышу я в голове бабушкин голос, напоминание о том, что надо быть снисходительной и великодушной. Есть у меня такой недостаток – склонность делать об окружающих поспешные выводы и хотеть, чтобы мир функционировал по моим законам.

«Нужно брать пример с бамбука. Нужно учиться гнуться, а не ломаться на ветру».

Гнуться, а не ломаться. Не самая сильная моя черта.

Я спускаюсь по лестнице и выхожу из дома. На работу решаю пойти пешком – двадцатиминутная прогулка, которая достаточно приятна в хорошую погоду, хотя сегодня тучи мрачные и угрожают дождем. Я вздыхаю с облегчением, как только вижу шумный отель. На смену я, по своему обыкновению, как профессионал прихожу на полчаса раньше.

Я приветствую мистера Престона у парадных дверей.

– Ох, Молли. Только не говори, что ты сегодня работаешь.

– Работаю. Шерил вчера вечером заболела.

Он качает головой:

– Ну разумеется. Молли, с тобой все в порядке? Я слышал, тебе вчера пришлось пережить немалый стресс. Мне очень жаль, что… что тебе пришлось это увидеть.

На мгновение в памяти у меня вспыхивает мой сон, смешанный с реальным видением настоящего мистера Блэка, лежащего мертвым в своей постели.

– Вам не за что выражать сожаление, мистер Престон. Это не ваша вина. Но я признаю, что вся эта ситуация была немного… трудной. Я сохраню спокойствие и продолжу… – Тут мне в голову приходит одна мысль. – Мистер Блэк принимал вчера каких-нибудь посетителей, дружелюбных или… не совсем?

Мистер Престон поправляет свою фуражку.

– Я ничего такого не заметил, – отвечает он. – А почему ты спрашиваешь?

– Да просто так, – говорю я. – Полиция наверняка все проверит. Особенно если там что-нибудь нечисто.

– Нечисто? – Мистер Престон устремляет на меня серьезный взгляд. – Молли, если тебе когда-нибудь что-нибудь понадобится – какая угодно помощь, – просто вспомни про своего старого друга мистера Престона, слышишь меня?

Я не из тех, кто навязывается другим. Мистер Престон наверняка знает это. Лицо у него суровое, брови тревожно нахмурены – даже я могу понять, что это означает.

– Спасибо вам, мистер Престон, – говорю я. – Я очень благодарна вам за ваше великодушное предложение. А сейчас, если не возражаете, я пойду работать. Наверняка сегодня уборки будет больше, поскольку вчера тут побывало много полицейских и парамедиков. Боюсь, не у всех из них ботинки такие же чистые, как у вас.

Он приподнимает свою фуражку и замечает кого-то из гостей, которые безуспешно пытаются поймать такси.

– Такси! – кричит он, потом на мгновение поворачивается ко мне. – Будь осторожна, Молли. Пожалуйста.

Я киваю и поднимаюсь по обитой красным ковром лестнице. Потом протискиваюсь сквозь сверкающие вращающиеся двери, сталкиваясь с гостями, входящими и выходящими из отеля. В лобби я вижу у ресепшен мистера Сноу. Очки у него съехали набекрень, а из прилизанной гелем прически выбилась прядь волос. Она болтается на его голове туда-сюда, как неодобрительно грозящий палец.

– Молли, я так рад, что ты пришла. Спасибо тебе, – говорит мистер Сноу. В руке у него свежая газета. Не заметить набранный крупным шрифтом заголовок сложно. «БАСНОСЛОВНО БОГАТЫЙ МАГНАТ ЧАРЛЬЗ БЛЭК ОБНАРУЖЕН МЕРТВЫМ В ОТЕЛЕ „РИДЖЕНСИ ГРАНД“».

– Ты это читала? – спрашивает он.

Он протягивает мне газету, и я пробегаю статью глазами. Там написано, что горничная обнаружила мистера Блэка мертвым в постели. Мое имя, к счастью, не упомянуто. Дальше рассказывается о семье Блэк и о трениях между его детьми и бывшей женой. «В течение многих лет ходили слухи о деятельности „Блэк пропертиз энд инвестментс“, однако все обвинения в мошеннических сделках и хищениях заминались мощной командой юристов Блэка».

На середине статьи я улавливаю имя «Жизель» и принимаюсь читать более внимательно.

«Жизель Блэк, вторая жена мистера Блэка, на тридцать пять лет моложе его. Она является предполагаемой наследницей состояния Блэка, которое в последние годы стало предметом семейных распрей. После того как муж Жизели Блэк был обнаружен мертвым, ее видели выходящей из отеля в темных очках в сопровождении неизвестного мужчины. По словам различных служащих отеля, супруги Блэк являются постоянными гостями „Ридженси гранд“. Мистер Александр Сноу, менеджер отеля, когда его спросили, вел ли мистер Блэк дела в отеле, никак не прокомментировал это. По словам ведущего детектива Старк, нечестная игра еще не исключена в качестве причины смерти мистера Блэка».

Я дочитываю статью до конца и возвращаю газету мистеру Сноу. Внезапно до меня доходит смысл последней строчки, и у меня подкашиваются ноги.

– Ты понимаешь, Молли? Они намекают на то, что у нас в отеле…

– Что-то нечисто, – подсказываю я. – Какие-то грязные делишки.

– Да, именно.

Мистер Сноу пытается поправить свои очки, без особого, впрочем, успеха.

– Молли, я должен спросить тебя, не замечала ли ты в отеле какой-либо сомнительной… деятельности? Со стороны Блэков или любых других гостей?

– Сомнительной? – переспрашиваю я.

– Предосудительной, – поясняет он.

– Нет! – отвечаю я. – Никогда. Если бы я что-то заметила, вы узнали бы об этом первым.

Мистер Сноу с облегчением выдыхает. Мне становится очень его жаль, такую он несет тяжелую ношу: вся репутация отеля «Ридженси гранд» лежит на его хрупких плечах.

– Сэр, могу я задать вам один вопрос?

– Ну разумеется.

– В этой статье упомянута Жизель Блэк. Вы не знаете, она все еще здесь? Я имею в виду, в отеле?

Глаза мистера Сноу начинают метаться из стороны в сторону. Он отходит в сторонку от стойки регистрации и элегантных черно-белых пингвинов, восседающих за ней, и делает мне знак сделать то же самое. Лобби наполняет гомон гостей; сегодня утром здесь необычно людно. Многие держат в руках газеты, и я подозреваю, что у большинства из них на устах сейчас мистер Блэк.

Мистер Сноу жестом указывает мне на изумрудно-зеленый диванчик в укромном уголке за парадной лестницей. Мы направляемся туда. Я впервые сижу на одном из этих диванчиков. Я погружаюсь в мягкий бархат, тут, в отличие от дивана у нас дома, не нужно осторожничать, чтобы не сесть на пружину. Мистер Сноу садится рядом со мной и говорит шепотом:

– Что касается твоего вопроса: Жизель до сих пор находится здесь, в отеле, но ты не должна об этом распространяться. Ей некуда больше пойти, понимаешь? И она в отчаянии, как ты можешь себе представить. Я переселил ее на второй этаж. Теперь ее номер будет убирать Сунита.

Я чувствую нервное трепетание в животе.

– Прекрасно, – говорю я. – Пожалуй, мне пора браться за работу. Уборка сама себя не сделает.

– Еще кое-что, Молли, – говорит мистер Сноу. – Номер Блэков сегодня недоступен. Полицейские до сих пор проводят там следственные мероприятия. Ты увидишь перед дверью желтую ленту и пост полиции.

– И когда я смогу его убрать?

Мистер Сноу долго на меня смотрит.

– Ты не должна его убирать, Молли. Вот что я пытаюсь тебе сказать.

– Прекрасно. Тогда я не буду. До свидания.

С этими словами я встаю и, круто развернувшись, спускаюсь по мраморной лестнице вниз, к моему шкафчику в подвале, в помещении для прислуги.

Меня встречает моя верная униформа, свежая и чистая, затянутая в полиэтиленовую пленку, висящая на двери моего шкафчика. Как будто вчерашних потрясений и не было, как будто каждый новый день одним махом стирает тот, что был до него. Я быстро переодеваюсь, а свою одежду оставляю в шкафчике. Потом беру тележку – которая, о чудо из чудес, полностью укомплектована (благодарить за что, без сомнения, следует Солнышко или Суниту, и уж точно не Шерил).

Я иду по лабиринту слишком ярко освещенных коридоров, пока не добираюсь до кухни, где Хуан Мануэль соскребает остатки завтрака с тарелок в большой помойный бак и отправляет их в промышленную посудомоечную машину. Я никогда не бывала в сауне, но, наверное, там чувствуешь себя именно так – за вычетом бьющего в нос неприятного запаха мешанины утренних блюд.

Увидев меня, Хуан опускает шланг, из которого окатывал тарелки, и с беспокойством смотрит на меня.

– Dios te bendiga[10]10
  Здесь: слава богу (исп.).


[Закрыть], – говорит он, крестясь. – Рад тебя видеть. У тебя все в порядке? Я беспокоился о тебе, мисс Молли.

Мне уже начинает немного надоедать, что сегодня все так суетятся из-за меня. Это же не я умерла.

– Я в полном порядке, спасибо, Хуан Мануэль, – говорю я.

– Но это же ты его нашла, – шепчет он с широко распахнутыми глазами. – Мертвого.

– Ну да.

– Я просто не могу поверить, что он действительно ушел. Интересно, что это значит, – говорит он.

– Это значит, что он мертв.

– Я имею в виду, что это будет значить для отеля?

Он делает несколько шагов ко мне, так что теперь нас разделяет не более половины ширины тележки.

– Молли, – шепчет он. – Этот человек, мистер Блэк… Он был могущественным. Очень могущественным. Кто теперь будет боссом?

– Босс – мистер Сноу, – говорю я.

Хуан Мануэль смотрит на меня со странным выражением.

– Правда? В самом деле?

– Да, – отвечаю я с абсолютной уверенностью. – Мистер Сноу, безусловно, босс этого отеля. А теперь, может, мы прекратим это обсуждать? Мне нужно работать. Сегодня нам придется действовать по-новому. Мне только что сказали, что четвертый этаж находится под наблюдением. Там до сих пор работает полиция. Так что тебе сегодня придется переночевать в номере двести два, ладно? На втором этаже, не на четвертом. Чтобы не попасться на глаза полиции.

– Ладно. Не переживай. Я не попадусь.

– И, Хуан Мануэль, я не должна тебе этого говорить, но Жизель Блэк живет где-то на том же этаже. На втором. Так что будь осторожен. Полицейские могут быть и на ее этаже тоже. Пока расследование не закончится, ты должен держаться в тени. Понятно?

Я протягиваю ему ключ-карту от номера 202.

– Да, Молли. Понял. И тебе тоже нужно держаться в тени, хорошо? Я беспокоюсь за тебя.

– Беспокоиться тут не о чем, – говорю я. – Ладно, мне пора.

Я выхожу из кухни и качу тележку к служебному лифту. Воздух в его кабине намного прохладней и свежее. Я поднимаюсь в лобби, чтобы взять там мою ежедневную стопку газет.

Еще издали я замечаю за барной стойкой Родни. Едва увидев меня, он бросается мне навстречу.

– Молли! Ты здесь. – Он кладет руки мне на плечи. Я чувствую их, как электричество, согревающее меня до глубины души. – С тобой все в порядке?

– Все только и спрашивают меня об этом. Со мной все в порядке, – говорю я. – Надеюсь, попросить тебя меня обнять будет не слишком большой наглостью с моей стороны?

– Ну разумеется! – говорит он. – Вообще-то, я как раз очень хотел сегодня тебя увидеть. – Он прижимает меня к своей груди. Я кладу голову ему на плечо и вдыхаю его запах.

Меня так давно никто не обнимал, что я не знаю, куда девать руки. Я решаю свести их у него за спиной и положить ладони на его лопатки, которые оказываются еще сильнее, чем я себе воображала.

Он отстраняется раньше, чем я оказываюсь к этому готова. И лишь тогда я замечаю его правый глаз. Он заплывший и багровый, как будто Родни кто-то ударил.

– Что с тобой случилось? – спрашиваю я.

– О, это я сам по глупости. Помогал Хуану Мануэлю с сумкой в его номере и… и врезался лицом в дверь. Спроси у него. Он тебе расскажет.

– Надо приложить лед. Выглядит это не очень.

– Ладно, хватит обо мне, я хочу услышать про твои дела.

Говоря это, он обводит глазами бар. Группки женщин средних лет завтракают, позвякивая ложечками о керамику и смеясь в ожидании начала дневных представлений в театрах. Несколько семей подкрепляются оладьями, прежде чем отправиться в поход по музеям и достопримечательностям. Два одиноких бизнесмена ковыряют континентальные завтраки, не отрывая взгляда от своих телефонов или газет, развернутых на столе перед ними. Кого там Родни высматривает? Точно не кого-то из этих гостей. Но если не их, то кого?

– Слушай, – понизив голос, говорит Родни. – Я слышал, что ты вчера нашла мистера Блэка и тебя возили в участок, чтобы допросить. Сейчас я не могу говорить, но почему бы тебе не зайти после смены? Сядем где-нибудь в укромном уголке, и ты все мне расскажешь. Все до мельчайших подробностей, ладно?

Он берет мою руку и сжимает ее. Его глаза – два бездонных синих озера. Он беспокоится. Беспокоится за меня. На мгновение у меня мелькает мысль – неужели он сейчас меня поцелует? Но потом я понимаю, как это глупо – целовать коллегу посреди бара. Разумеется, он бы этого не сделал. А жаль.

– Было бы чудесно встретиться с тобой позже, – говорю я, стараясь изобразить уклончивую небрежность. – Итак, ровно в пять вечера? Это свидание?

– Э-э-э, да. Ладно.

– Тогда увидимся вечером, – говорю я и разворачиваюсь, чтобы идти.

– Не забудь свои газеты, – напоминает мне он и, подняв пачку с пола, плюхает ее на барную стойку.

– Ой, вот же я голова садовая.

Сгибаясь под тяжестью, я тащу газеты к своей тележке. Родни уже хлопочет за барной стойкой, наливая кому-то кофе. Я пытаюсь в последний раз поймать его взгляд, но все напрасно.

Ничего страшного. Сегодня вечером у нас будет масса времени наглядеться друг на друга.