Текст книги "Дуэт смерти"

2

– Включить запись. Лейтенант Ева Даллас на месте убийства. Убита Макмастерс Дина.

Сначала она внимательно оглядела комнату и достала из полевого набора баллон с изолирующим составом, обработала руки и ботинки. Просторная комната, хорошо освещенная, много воздуха, тройное окно – защитные экраны задействованы – с видом на парк. Под окном кушетка с мягким сиденьем, по ней разбросаны яркие цветные подушки. На стенах, выкрашенных в сиреневый цвет, постеры с фотографиями известных актеров, музыкантов… У Евы сжалось сердце, когда она увидела на рекламном плакате фото своей подруги, эстрадной певицы Мэвис Фристоун: разметавшиеся голубые волосы, руки торжествующе вскинуты. И лозунг: «Быть мамой классно!»

А внизу Ева увидела автограф. Крупным детским почерком Мэвис было выведено: «Привет, Дина, ты тоже классная! Мэвис Фристоун».

Наверное, Дина подсунула Мэвис этот плакат на каком-нибудь концерте или светской вечеринке, и Мэвис – веселая, смеющаяся Мэвис – надписала его Дининой ручкой с лиловыми чернилами. Шум, свет, яркие краски, словом, жизнь. Такой волнующий сувенир для шестнадцатилетней девочки! Она же не могла знать, что ей отпущен столь малый срок, чтобы порадоваться автографу Мэвис!

Часть комнаты была оборудована под кабинет: лакированный белый письменный стол, полки, дорогой компьютер с коммуникационным блоком, диски в прорезях, все аккуратно, все разложено по местам. Другой уголок был обустроен для отдыха, для общения с подругами. Здесь тоже никакого беспорядка: пышные подушки, мягкие пледы, целая коллекция плюшевых игрушек, наверное, собираемая с детства.

Щетка для волос, ручное зеркало, несколько пузырьков разной формы, плоская чаша с морскими раковинами, три фотографии в рамочках на туалетном столике, таком же белом и лакированном, как и письменный стол.

Мягкие ворсистые коврики на натертом до блеска паркете. Тот, что у самой кровати, заметила Ева, лежал неровно. Это он оттолкнул коврик, поняла Ева, или она на нем споткнулась.

Трусики – простые, белые, ничем не украшенные – валялись на ковре.

– Он снял с нее белье, – сказала Ева вслух, – и отбросил в сторону.

По обеим сторонам кровати стояли ночные тумбочки, а на них – дорогие, замысловатые лампы с абажурами с оборочками, бахромой и кисточками. И опять – один из абажуров криво сидел на основании. Задет рукой или локтем. Все остальное свидетельствовало о любви к порядку, к милым девчоночьим безделушкам.

Пожалуй, девочка была немного наивна для своего возраста, подумала Ева. И вспомнила, какой сама была в шестнадцать лет. Она считала дни до совершеннолетия, ей хотелось поскорее вырваться из воспитательной системы. В ее мире, в ее детстве не было ничего розового, никаких оборочек, не было ковриков и плюшевых мишек.

И все-таки она чувствовала, что эта комната принадлежит шестнадцатилетней девочке, надолго задержавшейся в детстве, только-только начавшей становиться женщиной, которой ей уже не суждено стать. Она умерла, пережив наяву самый страшный ночной кошмар.

В центре этой симпатичной, уютной девичьей комнаты стояла кровать со следами жестокого насилия. Скрученные в жгут бело-розовые простыни, все в пятнах засохшей крови, служили путами. Он их использовал, чтобы привязать ее ноги к столбикам у изножия кровати. Чтобы держать их раздвинутыми.

Она боролась. Синяки, содранная кожа на лодыжках, на обнаженных бедрах, с задранной пурпурной юбочкой, доказывали, что она отчаянно сопротивлялась, пока он жестоко насиловал ее. Ева присела на корточки у кровати, подалась вперед, повернула голову набок и разглядела полицейские наручники, которыми руки жертвы были скованы за спиной.

– Полицейские браслеты. Убитая – дочь полицейского. Видны следы сопротивления – синяки и ссадины на руках. Она не сдалась без боя. Признаков расчленения, серьезных увечий нет. Есть синяки на лице, указывающие на удары, синяки на шее, указывающие на удушение руками.

Ева осторожно раскрыла рот убитой, осветила полость маленьким фонариком и поднесла ко рту лупу.

– Нитки и обрывки ткани в зубах, на языке. На губах, на зубах – кровь. Она глубоко прокусила губу. На наволочке видна кровь, возможно, слюна. Вероятно, он душил ее подушкой. Одежда в беспорядке, но не снята, блузка на плечах разорвана, пуговицы оторваны, – продолжала Ева, исследуя тело сверху вниз. – Задрал, порвал, скомкал, но классические сексуальные игры и приемы насильника его не занимали.

У Евы ломило затылок, во рту пересохло, но она продолжала методично и внимательно исследовать повреждения, нанесенные жестоким изнасилованием.

– Истязания. Удушение руками и подушкой, изнасилование, опять удушение, опять изнасилование. Вагинальное и анальное. Многократное, судя по кровоподтекам и разрывам. – Ева почувствовала, как пресеклось дыхание: легкие не желали работать. Она усилием воли заставила себя выдохнуть. Вдохнуть. Снова выдохнуть. – Кровь из вагинальной зоны: жертва могла быть девственницей. Требуется подтверждение медэксперта.

Ей пришлось выпрямиться и сделать еще несколько успокаивающих вдохов-выдохов. Она не могла себе позволить выключить запись, чтобы успокоиться, и не хотела, чтобы на записи было видно, как сильно у нее дрожат руки, как поднимается к горлу тошнота.

Она-то знала, каково это – быть такой беспомощной, напуганной, избитой и изнасилованной.

– Можно предположить, что в этот момент сигнализация была включена. Затем камеры были отключены, диски изъяты и унесены. Нет видимых признаков взлома – экспертам проверить. Она открыла дверь, она его впустила. Дочь полицейского. Она его знала, доверяла ему. Изнасилование и убийство лицом к лицу. Он ее знал, хотел, чтобы она видела его лицо. Это дело личное, очень личное.

Немного успокоившись, Ева вынула измерители, чтобы определить время смерти.

– Время смерти – три двадцать шесть утра. Ведущий следователь определяет изнасилование с последующим убийством. Требуется подтверждение медэксперта. Желательно доктора Морриса, если он на дежурстве.

– Даллас!

Только теперь Ева поняла, как глубоко погрузилась в текущий момент… и в свои воспоминания. Так глубоко, что не услышала шагов своей напарницы. Она постаралась придать лицу нейтральное выражение и повернулась к застывшей в дверях Пибоди.

– Девочка, и умирая, боролась, – сказала Ева. – Сопротивлялась, долго умирала. Нет волокон под ногтями, насколько я могу судить, но полно следов на простынях. Похоже, он прижимал подушку к ее лицу, она кусала подушку и свою губу. Поскольку речь идет о множественных изнасилованиях, скорее всего он от этого возбуждался. Душил ее подушкой и руками. Мы сможем измерить размах его ладони по кровоподтекам.

– Я ее вроде как знала.

Ева инстинктивно сделала шаг вперед, блокируя для Пибоди вид тела, и заставила напарницу посмотреть ей прямо в глаза.

– Откуда?

Боль и отчаяние загорелись в глазах Пибоди.

– Когда я еще только начинала, мы выступали в школах. Это было что-то вроде общественной нагрузки. – Пибоди прочистила горло кашлем. – Она была моей связной. Что-то вроде девочки-скаута. Такая милая, такая рассудительная! Ей было лет одиннадцать-двенадцать. Я тогда не только в полиции, я и в Нью-Йорке была новичком, а она дала мне пару ценных советов. Ну там, где что покупать, и все такое. А в прошлом году она делала доклад в школе о движении хиппи. – Пибоди помолчала, отвлеклась на обработку рук и ног изолирующим составом. – Позвонила мне, и я ей помогла с историей и кое-какими личными моментами.

– Для тебя это будет проблемой?

– Нет. – Пибоди откинула с лица темные волосы. – Нет. Она была хорошей девочкой, она мне нравилась. Очень нравилась. Я хочу узнать, кто с ней такое сотворил. Я хочу быть в деле, когда будут брать сукина сына.

– Начни с проверки сигнализации и электроники по всему дому. Ищи любые признаки взлома. – «Большой дом, – подумала Ева, – на осмотр потребуется время. Достаточно, чтобы переключить Пибоди в полицейский режим». – Нам надо проверить все телефоны, скопировать все техзаписи. Мне нужны «чистильщики», но я хочу, чтобы это дело было помечено Желтым кодом. Мы не можем напрочь закрыть дело от прессы, раз уж в нем замешан коп, но я не хочу сливать им сочные подробности. Да, и мне нужен Моррис, если он сможет приехать.

– А он вернулся?

– По расписанию должен выйти на работу завтра. Если он в городе и готов работать, он мне нужен здесь.

Пибоди кивнула и вытащила коммуникатор.

– Ну, раз уж это дочь полицейского, полагаю, нам нужен Фини.

– Правильно полагаешь. Заодно, так и быть, можешь позвонить своему тощему сожителю. Все равно Фини его затребует. С таким же успехом можем и мы сколотить нашу электронную команду. Нечего им прохлаждаться, пусть работают. Звони Макнабу.

– Макнаб уже на низком старте. Когда Уитни мне позвонил, я ему велела быть наготове и ждать моего сигнала. Если ты готова ее перевернуть, я тебе помогу.

Ева различила в словах Пибоди подтекст. «Я должна с этим справиться. Должна доказать, что справлюсь».

Ева отступила, давая ей дорогу, и повернулась к телу.

– Он не снял с нее одежду. Порвал, скомкал, но не снял. Еще одно свидетельство того, что дело не в сексе и не в унижении, а скорее в наказании. Ему важно было причинить боль, изнасиловать как можно больнее. Раздеть ее, выставить напоказ? Плевать он на это хотел. На счет «три», – сказала Ева, сосчитала, и они вместе перевернули тело лицом вниз.

– Господи… – Пибоди судорожно вдохнула. – Кровь не только от изнасилования. Я думаю… она была девственницей. И это полицейские наручники. Использовать полицейские браслеты, сковать ей руки за спиной и так держать? Он хотел что-то доказать, это во-первых, и заставить ее мучиться от боли, во-вторых. Смотри, как браслеты врезались в запястья под весом ее тела. Он мог бы приковать ее к изголовью, но этого ему показалось мало.

– Он хотел причинить ей боль, – подтвердила Ева. – Тут все завязано на боли. Боль, причиняемая жертве, дает мучителю больше контроля над ней. Ты что-нибудь знаешь о ее друзьях? О мальчиках, кавалерах?

– Честно говоря, не знаю. Я, когда помогала ей с докладом, спросила о мальчиках. Ну, знаешь, так, в разговоре.

Пибоди говорила, а сама начала осматривать комнату. Возвращается, поняла Ева, включается в рабочий режим.

– Она, помню, покраснела и сказала, что не ходит на свидания, хочет сконцентрироваться на учебе. Она всерьез увлекалась музыкой и театром, но хотела изучать философию и альтернативные культуры. Говорила, что после колледжа хочет вступить в «Корпус мира» или работать в программе ЮНЕСКО «Образование для всех».

«Застенчивая, – констатировала Ева, слушая Пибоди. – Наивная идеалистка, серьезно относилась к образованию».

– И еще я помню, – продолжала Пибоди, – мы с ней встретились в одном кибер-кафе для поиска в Интернете, тогда за мной зашел Макнаб. И она ужасно застеснялась, покраснела вся. Я думаю, она робела перед парнями. С девочками так бывает.

– Ладно, ты давай начинай осмотр дома, я тут закончу.

Робела перед парнями. Родители уехали на выходные, а наивная идеалистка… идеалистки ведь часто бывают наивными, особенно в юном возрасте.

Может, она перескочила через пропасть: впустила в дом парня. Ева внимательнее присмотрелась к порванной и смятой одежде.

Хорошенькая юбочка, симпатичный топик. Может быть, девушка так нарядилась для собственного удовольствия, хотя вряд ли. Скорее всего она пошла на все эти хлопоты ради свидания. Серьги, браслет… наверное, этот браслет усилил ее боль, когда он надел наручники. Лак на ногтях – на руках и на ногах. Макияж, отметила Ева, надев очки-микроскопы и внимательно рассмотрев лицо убитой. Размазанный слезами, борьбой, давлением подушки.

Разве юные девушки раскрашивают себе лица, чтобы провести в одиночестве вечер дома?

Может быть, она вышла из дома и привела кого-то с собой? Случайное свидание, окончившееся трагически? Впустила его или привела с собой. Никаких признаков любовных игр внизу, в гостиной, но, может быть, где-то еще? Ты вряд ли бы успела прибраться. Вошла, сбросила красные босоножки… в какой-то момент. Днем или вечером. Может быть, это он прибрал внизу. Это ты его сюда привела, Дина? Сюда, в твою спальню? Не вполне вписывается в характер неопытной в сексуальном отношении девочки-подростка, но… все когда-то бывает в первый раз. Здесь нет следов борьбы – если не считать кровати, – да и те, что есть, соответствуют сопротивлению после связывания. Может, он и тут прибрался? Да нет, с какой стати? Нет, это он привел тебя сюда. Вряд ли ты сама сбросила босоножки – у тебя врожденная склонность к порядку. Они упали у тебя с ног, когда он заставил тебя подняться наверх… или понес на руках. Пометить токсикологию флажком «Срочно».

Опять ей пришлось перевести дух. Теперь стало легче, подумала Ева. Стало легче, когда она разобралась с Пибоди и смогла поглубже загнать воспоминания о прошлом.

Отвернувшись от тела, Ева принялась исследовать комнату.

Хорошая одежда, отметила Ева, натуральные ткани. Непостижимое для понимания Евы количество туфель. Еще более внушительная коллекция книг на дисках – романы и научная литература, множество музыкальных дисков. Проверив дисплей меню музыкального центра, Ева убедилась, что Дина скачивала бессчетное количество мелодий.

Но она не нашла ни тайного дневника, спрятанного под матрасом от родительских глаз, ни карманного компьютера. И сотового телефона тоже не нашла.

Ева прослушала последнюю запись на домашнем телефоне – легкомысленный разговор Дины с девочкой, которую она называла Джо. Они говорили о магазинах, о музыке, о младшем брате Джо, который «ее уже достал». Ни слова о мальчиках. Но разве девочки-подростки не сходят с ума из-за мальчиков?

И никакого обсуждения планов на субботний вечер.

Ванная оформлена в сиренево-белой гамме. Та же чистота и порядок, что и повсюду. Ева нашла множество тюбиков губной помады – все частично использованы. Но нигде не спрятаны презервативы, пилюли или другие противозачаточные средства. Никаких признаков того, что девушка собиралась заниматься сексом.

И все же, думала Ева, она впустила своего убийцу в дом или привела его с собой.

Уже собираясь выйти из спальни, Ева снова задержалась у кровати.

– Забирайте тело и отправляйте в морг.

Выйдя из комнаты, Ева приказала одному из патрульных дежурить у двери и никого не пускать до прибытия «чистильщиков» и перевозки из морга.

Затем Ева не спеша осмотрела другие помещения на втором этаже. Хозяйская спальня была отделана в приглушенных, успокаивающих тонах. Двуспальная кровать с мягким изголовьем. На полу рядом с глубоким креслом – два небольших саквояжа. Их как будто уронили или бросили в спешке.

Очевидно, Макмастерс принес их сюда, решила Ева, а его жена тем временем пошла заглянуть к дочери. Закричала, завизжала, и Макмастерс, забыв о сумках, бросился в комнату дочери.

Ева обошла остальные помещения – два домашних кабинета, игровую с телевизором и развлекательным центром, еще две ванные и, как она предположила, спальню для гостей, – но не увидела никакого беспорядка. Все вещи стояли на своих местах. Похоже, никто сюда не заходил.

Спустившись вниз, Ева пометила маркером место, где лежали босоножки, и пошла к Пибоди.

– Как я понимаю, – начала Пибоди, – сигнализация и замки были отключены изнутри. Признаков взлома нет. Может, электронщики что-то найдут, но, похоже, замки снова включили опять-таки изнутри. И камеры отключены прямо на месте. Последний сохранившийся диск – за субботу, я его просмотрела на своем карманном. Видно, как девушка возвращается домой одна вскоре после восемнадцати часов. У нее в руках два пакета с покупками, оба фирменные, от «Подружек». Это дорогой бутик, специализируется на товарах для подростков и молодежи. На углу Пятой и Пятьдесят восьмой.

– Мы проверим, посмотрим, что она купила, была ли в магазине одна. Она договорилась встретиться с подружкой в субботу и вместе пройтись по магазинам. Я не нашла ее сотового и карманного, на домашнем телефоне нет никаких сообщений, кроме одного разговора с подружкой и двух с родителями, за последние двое суток. Я нашла восемь сумок: все пустые.

– На диске за субботу у нее белая плетеная сумка с длинным ремнем и серебряными пряжками.

– Я ничего похожего в ее спальне не нашла. Проверь общий стенной шкаф и кладовую. Они люди аккуратные. Может, у них есть какое-то специальное место для таких вещей? Она была в красных босоножках?

– Ты имеешь в виду те, что лежат в прихожей? Нет, на ней были синие кроссовки.

– Ясно.

– Даллас, есть еще кое-что. Техническое помещение. Вход был закодирован. Я и там не вижу следов взлома. Или это она отключила камеры, или дала ему код. Или он чертовски здорово навострился обходить коды.

– Да она б ему все что угодно дала, лишь бы он прекратил пытку. Но пусть эксперты проверят на взлом.

– На кухонном прилавке один стакан. Я его опечатала. Все остальное убрано, поэтому я насторожилась. И потом, я проверила записи на автоповаре. Она заказала две порции пиццы в восемнадцать тридцать вчера вечером. Одну вегетарианскую, одну с мясом. У нее был гость, Даллас.

– Да, у нее был гость. Я поговорю с Макмастерсом и его женой. «Чистильщики» будут с минуты на минуту. Займись этим, хорошо?

Сама Ева вернулась в гостиную. Анна Уитни сидела рядом с Кэрол Макмастерс, словно сторожевая собака. Джона Макмастерс сидел по другую сторону от жены и сжимал в ладонях ее руку. Уитни стоял, повернувшись ко всем спиной, и мрачно смотрел в окно.

Миссис Уитни первой подняла голову, и Ева на краткий миг увидела растерянность в ее холодном взгляде. В ее глазах читалось безысходное горе, и Ева различила в них мольбу:

«Помогите нам».

Макмастерс выпрямился, когда вошла Ева. Осанка у него была прямо военная.

– Простите, – извинилась Ева, – что приходится вас беспокоить в такую минуту. Понимаю, как вам тяжело.

– У вас есть дети? – едва слышно спросила Кэрол.

– Нет, мэм.

– Значит, вы не понимаете, не так ли? Как вы можете понять?

– Кэрол, – пробормотал Макмастерс с укоризной.

– Вы правы, – согласилась Ева и села на кушетку напротив. – Откуда мне знать? Но одно я знаю твердо, миссис Макмастерс: я сделаю все, что в моих силах, чтобы найти человека, который сотворил это с вашей дочерью. Я позабочусь, чтобы было сделано все возможное. Я позабочусь о ней, я вам обещаю.

– Мы оставили ее одну, как вы не понимаете? Мы ее оставили.

– Вы ей дважды звонили. Убедились, что с ней все в порядке, что она в безопасности, – возразила Ева, хотя Анна Уитни уже порывалась что-то сказать сама. – Это моя работа – наблюдать и анализировать. И я вижу, что вы – заботливые, любящие родители. Вы не виноваты в том, что произошло. Я найду того, кто это сделал. А сейчас вы можете мне в этом помочь, если ответите на мои вопросы.

– Мы вернулись домой раньше намеченного времени. Хотели сделать ей сюрприз, все вместе пойти позавтракать в ресторан, а потом на дневной спектакль. Она так любила театр! Мы хотели сделать ей сюрприз.

– Когда вы должны были вернуться?

– Мы первоначально собирались вернуться сегодня ближе к вечеру, – ответил Макмастерс. – Мы улетели в пятницу после обеда, добрались самолетом до парка Смоки-Маунтинс в Теннесси, там есть гостиница «Антракт». Мы с Кэрол провели там тихие выходные, чтобы отметить мое повышение по службе. – Он откашлялся. – Я зарезервировал номер десять дней назад. Мы уже раньше были там всей семьей, но…

– Дина хотела, чтобы мы поехали вдвоем, – вступила в разговор Кэрол. Слова давались ей с трудом. – Обычно мы всюду ездим вместе, но на этот раз… Надо было настоять, чтобы она осталась у Дженнингсов. Но ей уже почти семнадцать, и она такая ответственная… На будущий год она поступает в колледж, и мы подумали… мы подумали…

– А Дженнингсы – ваши друзья?

– Да. Артур и Мелисса. Их дочь Джо дружит с Диной. Они лучшие подруги. – У Кэрол задрожали губы. – Но Дина хотела остаться одна, и мы подумали… мы оба подумали, что надо уважать ее желание, доверять ей, дать ей независимость. Если бы…

– Можете назвать мне имена других ее друзей?

Кэрол судорожно перевела дух.

– Джо, Хилли Роу, Либби Гро – это школьные подруги. Самые близкие. Да, и еще Джеми! Джеми Лингстром.

Ева насторожилась.

– Внук покойного детектива сержанта Вожински?

– Да, – кивнул Макмастерс. – Я был дружен с Фрэнком, Дина и Джеми давно дружили.

– У нее были мальчики?

– Дина не интересовалась мальчиками. Не в том смысле. Пока еще нет.

Пока Макмастерс это говорил, Ева перехватила взгляд, брошенный на него женой.

– Мэм?

– Она стеснялась мальчиков, но нельзя сказать, что она ими не интересовалась. Мне кажется, у нее был мальчик, который ей нравился.

– Кто?

– Напрямую она никогда не говорила. Но в последние пару месяцев стала интересоваться своей внешностью и… вряд ли я смогу это объяснить, но я знала, что какой-то мальчик сумел ее заинтересовать. Настолько, что мне пришлось еще раз поговорить с ней о сексе.

Макмастерс, хмурясь, смотрел на жену. Впрочем, выражение у него было скорее озадаченное, а не раздосадованное.

– Ты мне не рассказывала.

Она бросила на него взгляд и попыталась улыбнуться дрожащими губами.

– Это секрет, Джона, и только между нами, девочками. Она еще ни разу не встречалась с мальчиком. Я бы знала, она бы мне сказала. Мы уже обсуждали с ней безопасный секс и предохранение. Она знала, что я готова отвести ее в клинику, если у нее возникнет необходимость и ей нужно будет выбрать способ предохранения.

– Вы не знаете, она вела дневник? – задала следующий вопрос Ева.

– Не дневник, скорее у нее была записная книжка. Не для телефонов, она записывала свои мысли, наблюдения, я полагаю, иногда стихотворные отрывки или слова песен. – Опять из глаз Кэрол потекли слезы. Она поднесла к глазам бумажный платок. – Она любит музыку. Всегда держит плеер в сумке.

– И у нее есть карманный компьютер, сотовый телефон?

– Да. Тоже в сумке.

– У нее есть плетеная сумка из белой соломки с серебряными пряжками?

– Новая летняя сумочка. Мы ей подарили в прошлом месяце. Эта сумка у нее теперь самая любимая.

– Где она держит сумку, когда ею не пользуется? – спросила Ева.

– У себя в комнате, в стенном шкафу. У нее там крючок на внутренней стороне дверцы.

Крючок был пуст, вспомнила Ева. Убийца забрал сумку вместе со всем содержимым.

– Я должна задать этот вопрос. Ваша дочь употребляла наркотики?

– Нет, не употребляла. Я об этом говорю с абсолютной уверенностью не потому, что она моя дочь, и не в силу своего положения. – Макмастерс говорил, не сводя взгляда с Евы. – Мне знакомы все признаки, лейтенант. И я прекрасно знаю, как подростки в возрасте Дины чувствительны к давлению со стороны сверстников, к уговорам, что «все нужно испытать». Дина была категорически против наркотиков. И не только потому, что они незаконны. Дина серьезно относилась к своему здоровью.

– Она следила за правильным питанием, – добавила Кэрол. – Честно говоря, мне порой совестно становится, что я пью слишком много кофе и иногда ем всякую дрянь. А Дина тренируется шесть дней в неделю: йога, бег трусцой, тренажеры.

– В каком зале она тренировалась?

– Ни в какой зал она не ходит. Ей не нравятся спортзалы. У нас на нижнем уровне есть комната с тренажерами. А если ей хочется побегать на воздухе, она бегает в парке по оборудованным дорожкам. У нее есть «тревожная кнопка», она обучена приемам самообороны. Джона об этом позаботился. В последнее время погода стоит хорошая, и она чаще бегает в парке. Наркотики не для нее, она уважает себя и своего отца.

В настоящем, отметила Ева, говорит о дочери в настоящем времени. Для матери Дина все еще была жива. Когда она наконец поймет, для нее наступит новый кошмар.

Ева помедлила, пытаясь найти верный тон, чтобы обратиться к отцу, но в то же время не приблизить новый кошмар для матери. Макмастерс недаром был копом: он уловил ее колебания.

– Кэрол! – На секунду он крепче сжал руку жены. – Может, тебе с Анной стоит сварить нам по чашечке кофе? Думаю, нам всем кофе не помешает.

– Я был бы вам очень признателен, – поддержал друга Уитни.

– Конечно, мы сделаем кофе! – Анна Уитни догадалась, в чем тут дело. Она поднялась и протянула руку Кэрол. – Я и сама с удовольствием выпью кофе.

– Да-да, конечно. Мне надо было самой догадаться…

– Мы сейчас все сделаем. – Анна крепко взяла Кэрол под руку и вывела ее из комнаты.

– Вы хотите спросить, не угрожал ли кто-нибудь мне или моей семье, – начал Макмастерс. – Могло ли что-то у меня на работе привести к подобному. Всегда найдется наркоман, распускающий язык, наркоторговец, желающий показать, какой он крутой, спасти свое лицо. У меня в отдельном файле собраны все сколько-нибудь серьезные угрозы. Пару месяцев назад мы закончили крупную операцию. «Заказчик», Хуан Гарсия, вышел под залог. – На лице Макмастерса отразилось отвращение. – Жулик-адвокат, куча денег. Он носит браслет, но его это не остановит.

– Мы его проверим.

– Да. Да… Но это не в его духе. – Макмастерс потер лицо обеими руками. – Он пошел бы на меня или на других копов, проводивших зачистку. Перерезал бы мне горло и не поморщился или заказал бы кому-нибудь, если бы хоть на минуту поверил, что это сойдет ему с рук. Но такое… Нет, я не вижу его в этой роли. Ни сам не стал бы мараться, ни заказывать. К тому же, если бы он решил отомстить мне через семью, он хотел бы, чтобы я знал, чьих это рук дело.

– Тем не менее мы его проверим и весь остальной список тоже проверим. Мне нужна копия.

– Я дам вам копию. Знаю, ничего нельзя утверждать наверняка… – Макмастерс замолчал, борясь с собой. – Никогда не знаешь, как и когда работа может отразиться на семье, но я точно знаю, что за мной не было «хвоста». Это благополучный район, в документах все оформлено на девичью фамилию Кэрол. Знаю, слухи все равно ходят, но дом надежен, а Дину мы приучали к осторожности, к осмотрительности, самообороне, с тех пор как она научилась ходить.

– А может быть, что-то поближе к дому? Ссора или размолвка с кем-то из соседей?

– Нет, ничего такого не было. – Макмастерс развел руками. – Все с нами ладят, а уж Дина вообще всеобщая любимица. Она… помогала нашей соседке миссис Коэн, бегала по ее поручениям, когда миссис Коэн сломала ногу. Она кормила кошку Райли, когда они уехали в отпуск. Она…

– Вы не заметили, кто-нибудь из чужих не шатался тут поблизости?

– Нет. В любом случае она ни за что не открыла бы дверь чужому, особенно когда была дома одна. Я проверил… пока ждал ваших по вызову. Не смог обнаружить никаких признаков взлома. Никакого беспорядка, ничего не пропало. Это не был грабитель, которого Дина вспугнула. Это были предумышленные действия, направленные против моей девочки. И это был кто-то, кого она знала.

– На данном этапе следствия я готова с вами согласиться, капитан. Тем не менее мы не оставим без внимания ни одну из версий. Я поговорю с ее подругами. Если какой-то мальчик сумел ее заинтересовать, – Ева специально повторила фразу Кэрол, – возможно, с ними она была откровеннее.

– Это было… это не было свидание с неудачным концом. Это произошло не случайно.

– Да, сэр, я тоже не думаю, что это было случайностью.

– Тогда скажите мне, что вы думаете.

Ева бросила взгляд на майора и получила в ответ его одобрительный кивок.

– На данном этапе я думаю, что у нее было свидание, она собиралась принимать друга, кого-то, с кем, вероятно, познакомилась вне своего привычного круга. Возможно, он выслеживал ее. Я полагаю, он ее обездвижил. В кухне остался стакан, единственная вещь не на месте. Мы отдадим его на анализ.

– Опоил ее? – Макмастерс уже еле сдерживался.

– Возможно. Капитан, я пока не могу делать выводы, а заниматься домыслами я не стану. Обещаю держать вас в курсе расследования. Хочу вас заверить: я, моя напарница и вся команда, которую я уже начала собирать, приложим все силы, чтобы найти ответы.

– Я специально просил доверить дело вам, лейтенант, потому что не сомневаюсь: так оно и будет. – Макмастерс на секунду прикрыл глаза рукой. – Для протокола повторю то, что уже сказал майору: мы с женой вернулись из нашей короткой поездки раньше срока. Замки были включены. Камеры, как я обнаружил позже, были выключены. В первый момент я этого не заметил. Мы сразу поднялись наверх. Я понес наши сумки в спальню, а Кэрол пошла проверить, не проснулась ли Дина. Она закричала. Моя жена закричала, и я бросился к ней. Я увидел, что она пытается приподнять Дину с постели. Я видел…

– Нет нужды это повторять, капитан. Я могу свериться с вашим заявлением моему командиру.

– Нет-нет, все мы знаем, что это нужно повторить. Я видел, что Дина мертва. Я видел следы побоев и сексуального насилия: кровь, синяки, путы. Я оттолкнул жену от нашей девочки, потому что… я знал, что иначе нельзя. Она сопротивлялась, но мне удалось вытащить ее из комнаты и увести в нашу спальню. Мне пришлось пустить в ход силу и угрозы, чтобы удержать ее на месте, пока я звонил майору. Я понимаю, что вышел за рамки положенного. Я должен был бы просто вызвать полицию, но…

– Я бы сделала то же самое.

– Спасибо. – Прерывисто дыша, Макмастерс пытался овладеть собой. – Я изложил ситуацию майору, попросил его о помощи. Прибыли вызванные им полицейские. Нет, не так. Сначала я вернулся в комнату Дины. Я должен был увидеть. Я хотел сам убедиться. Я уговорил Кэрол спуститься вниз. Вот тогда-то я и проверил сигнализацию, осмотрел замки: нет ли признаков взлома. Потом прибыли полицейские. Вскоре после них приехали майор и миссис Уитни. Мы с майором пошли в комнату… на место преступления. Вот тогда-то я и попросил сделать вас ведущим следователем.

– Спасибо, капитан. Я отрядила двух патрульных опрашивать соседей. С разрешения командира я буду посылать вам копии всех отчетов.

– Разрешение дано. Прибыла команда медэкспертизы, – произнес Уитни, когда под окнами остановился фургон. – Будет лучше, если мы задержим Кэрол в кухне.

– Я пойду к ней. – Макмастерс поднялся на ноги. – Если у вас больше нет ко мне вопросов, лейтенант.

– Есть. Скоро сюда прибудут «чистильщики» и разбредутся по всему дому. Вы не могли бы на время увезти отсюда жену?

– Вы побудете пока у нас, – опередил друга майор Уитни.

Макмастерс кивнул. Ева видела, как полицейский в нем уступает место убитому горем отцу. Прямо у нее на глазах его руки задрожали, морщины в уголках глаз залегли глубже, словно по ним прошелся невидимый резец.

– Я буду на связи, капитан. Еще раз позвольте повторить: я глубоко скорблю о вашей утрате.

Когда он вышел, двигаясь, как сомнамбула, Уитни повернулся к Еве:

– Выводы?

– Пока скорее размышления. Она его впустила, причем добровольно. На данный момент невозможно определить, привела ли она его с собой с улицы или поджидала, сидя дома. Она заказала для него еду на автоповаре. Скорее всего они поели. Если он ее опоил и оставил на столе стакан, это было сделано с умыслом.