Текст книги "Хищники с Уолл-стрит"

Глава 14

О чем я только думал, блин?

«Можешь на это рассчитывать». Вот так вот и сказал. И где мне найти время раскапывать спрятанные банковские счета, ликвидировать «Келемен Груп» и выяснять, чего хочет Бетти Мастерс? С чего начать? Мне еще ведь надо работать. Дела вести.

Я же не Дик Трейси{40}40
  Дик Трейси – крутой, но интеллигентный частный детектив, герой серии комиксов и целого ряда голливудских кинофильмов.


[Закрыть] какой-нибудь.

Чарли особо не откровенничал со мной о своих богатствах. Просто тратил их, как ненормальный. Никогда не вдавался в подробности насчет «Келемен Груп», просто хвастался доходностью инвестиций. Как и большинство инвестиционных управляющих, Чарли бдительно охранял секреты своего успеха. Даже от друзей.

Я надавал Сэм неисполнимых обещаний, хоть и знал, что к чему. На Уолл-стрит результат не гарантирует никто. Мы темним и увиливаем. Только так. Вот почему мы печатаем десяток страниц дисклеймеров в каждом аналитическом отчете.

А зал заседаний ОФЛ уже содрогался от адреналина. Этот деловой гул напомнил мне, что топ-продюсеру нужна сосредоточенность. Нельзя поворачиваться спиной к рынку или конкурентам ни на секунду. Цены на нефть за последние 45 минут упали на шесть долларов. По слухам, Нигерия собирается покинуть ряды ОПЕК. Кто-то – возможно, Забельскас из «Голдман Сакс» – сообщил, что страна увеличит добычу на 25 процентов. Доу взмыл до 223 пунктов.

И узнал я это вовсе не потому, что меня уведомили об это по пути к столу. Это все лязг кассовых аппаратов фондовых брокеров, наяривающих по клавишам и со звоном загребающих комиссионные. Наши ребята всегда покупают на росте.

Громогласнейший брокер Скалли с мегафоном вместо глотки ревел в трубку с осязаемым ликованием:

– Мы делаем деньги, Бадди!

Он огорошивает меня до офигения – каждый волосок на своем месте, на белоснежной хрустящей рубашке никогда ни морщинки, только глотка малость луженая. Свою клиентуру он наработал как жополиз, прибегая к освященной веками практике добывания наводок на потенциальных покупателей путем пресмыкательства перед руководством. Мы со Скалли друг друга не перевариваем. В ОФЛ мы все конкуренты.

Пэтти Гершон отмахивалась от двух женщин, праздношатавшихся в Эстрогеновом переулке. Обе прямо извертелись, очевидно умирая от нетерпения поделиться свежими сплетнями. Но Пэтти, игнорируя их, вместо того разносила клиента.

– Когда я в следующий раз скажу, что надо покупать, ты будешь покупать. Так, Генри?

На троице рабочих мест моей команды телефонные консоли перемигивались ярче, чем иллюминация в Вегасе в канун Нового года. Входящие звонки. Несколько линий на ожидании. Трейдеры докладывали об исполнении приказов. Десятки стикеров и вспыхивающих тикеров испещрили мой компьютерный терминал этаким коллажем Роршаха экстренных коммюнике. Вот так вот обычно проходит у меня каждый день, хаос – моя стихия.

На ЖК-дисплее моего телефона появилось имя Халека.

– Давай обсудим «Джек Ойл», – сказал он.

Клифф – прирожденный делец. Он всегда звонит с хорошими идеями, и мы множество раз толковали о Попрыгунчике Джей-Джее. Два и три десятых миллиона акций по 83 доллара за акцию неизменно привлекают внимание. Но этот «рыгнувший» телефон отвлек Джей-Джея, и я понимал, что разговор о торгах будет пустой тратой времени.

– Не сегодня, Клифф.

– Воля прет, – упирался он на своем, пытаясь спровоцировать меня на продолжение дискуссии.

Я понял его тотчас же. Под «волей» он подразумевал волатильность – одну из переменных, используемых для определения цен колларов с нулевой ценой. В конечном итоге Клифф сказал:

– Рыночные условия складываются идеально, чтобы Джей-Джей хеджировал свой пакет и устранил риск, что его акции обрушатся.

– Джей-Джей не воспримет, – ответил я. – Он по уши в личных проблемах.

– Понял, – уступил Халек.

– Все равно я рад, что ты позвонил. Сэм Келемен только-только от меня ушла. Она в беде.

– Как это?

– Чарли все их деньги вложил в «Келемен Груп», – начал я. – У Сэм нет ликвидности. Остались последние 600 долларов.

– А страховка жизни? – неуверенно закинул он удочку, не веря собственным ушам. – Какие-нибудь облигации или наличность где-то на стороне?

– Ничего, – подтвердил я. – Она даже спросила, не открывал ли я счет для Чарли.

– Чё-то не верится, – цинично заметил он. – Любой олух держит наличность на стороне.

– Она в ужасе, Клифф.

– А по-моему, все это дело с Келеменом – офигенная дичь.

– Зришь в корень, – согласился я. – С самых похорон гадаю, кто швырнул Чарли в аквариум. А теперь еще Сэм с деньгами… Дурдом какой-то.

Клифф помолчал, и на секунду я подумал, что он положил трубку. Во время наших скорострельных пикировок он редко прикусывает язык. Наконец он сказал:

– Слышь, Гроув, – требуя моего безраздельного внимания.

– Ага?

– Чарли – не твоя забота.

– Это бездушно.

– Просто практично, – возразил он. – Чарли мертв. С этим ты ничего не можешь поделать. У Сэм Келемен проблема. Она, часом, не собирается заправлять «Келемен Груп»?

– Не спрашивал, – ответил я, мысленно дав себе пинка за такой недосмотр. – Но сомневаюсь, что у нее хватит пороху.

– Тогда сосредоточься на том, на что можешь повлиять, и помоги ей свернуть «Келемен Груп». А детективное дерьмо оставь фараонам.

«Детективное дерьмо», – задумчиво повторил я про себя.

– Эти «аквариумные» дела – штука скверная, – предупредил он, – а то и опасная.

Прежде чем я успел отреагировать, Халек соскочил.

– Мне пора, – бросил он, оставив меня наедине с гудками и неутешительной истиной.

Раздумывать о его словах времени не было. Мой телефон буквально надрывался. Фон Маур, наш юрист по ценным бумагам, попросил обновить сведения о Попрыгунчике Джей-Джее.

– И не думай, – посоветовал я. – Он сегодня не торгует.

Флетчер – клиент, только что продавший свое производство автокомпонентов за 50 миллионов долларов – висел у меня на второй линии.

– Я могу позволить себе ящик вина за десять тысяч долларов? – Деньги были для него в новинку.

– Только если мы разопьем бутылочку за компанию, Флетч.

Энни, Хлоя и я распасовывали и другие звонки десятками. Мы из кожи вон лезли, и я решал обычные вопросы, сопровождающие интенсивные торговые сессии.

– Мне покупать?

Я: «Я бы не стал. Эти акции торгуются по двадцатикратной прибыли, а растут в год на десять процентов. По моим понятиям, они переоценены».

– Мне продавать?

Я: «Давайте сбросим сегодня пятнадцать тысяч акций. Тогда мы остаемся с тридцатью тысячами. И если рост продолжится, мы все равно будем в восторге».

– Почем торгуются эти акции?

– А как насчет тех?

И так далее. Активность взмыла до необычайного уровня, и скоро я закопался в инвестиционный бизнес с головой.

* * *

Обычно Уолл-стрит летом по пятницам откровенно зевает. Клиенты пропадают. Самые могущественные финансовые управляющие с утра грузятся в вертолеты и отбывают в Хэмптонс, где квадратный футаж их дворцовых владений растет быстрее, чем портфели, которыми они управляют.

А почти для всех остальных ленч заменяет стартовый пистолет – пора делать ноги, чтобы обставить трафик выходных. Трейдеры и брокеры, рядовая инфантерия рынков капитала, бросает свои кресла «Аэрон» и проприетарные торговые дисплеи ради выходных в Джерси-Шор или прочих пристанищах. Просто чудо, что их столпотворение в лифтах не приводит к несчастным случаям.

Время от времени пятничную скуку разнообразят заявления об уходе. Брокеры увольняются в последний день недели. Конкурирующие фирмы предлагают консультантам жирные чеки за уход вкупе со всеми клиентами. Платежи могут быть огромными, вплоть до двукратных суммарных выплат и комиссионных за последние 12 месяцев.

– Помните все хорошее, что я говорил о своей прежней фирме? Все такое насчет замечательных финансовых управляющих и выдающихся сделок? Я заблуждался. Старая фирма – отстой. С новой конторой и в сравнение не идет. Уж мне-то поверьте.

Крутой маркетинговый ход.

И что? За подходящую сумму денег некоторые брокеры скажут что угодно. Эти дундуки корнями родословной восходят к древнейшему в мире ремеслу. Они «в профессии», как говорят уличные проститутки. Подобные брокеры бросают тень на парней вроде меня.

Каждое увольнение по собственному желанию сопровождает парадная процессия, пусть и скромная. Отбывающих брокеров к выходу сопровождают охранники с металлическими именными значками на форменной одежде. Брокеры машут своим друзьям, превратившимся в конкурентов. Перебежчики злорадно склабятся, будто герои-победители, предвкушая семизначные зарплатные чеки, ждущие их через дорогу.

Покамест лояльные торговцы бросают текущие дела и вовсю таращат глаза, лишившись дара речи и вожделея больше денег, больше активов и больше признания. И гадают, не пожалуют ли им боссы парочку смачных счетов под опеку.

* * *

Как и полагается, утренняя лихорадка этой пятницы потихоньку сошла на нет. Представитель Нигерии опроверг сведения об отколе страны от ОПЕК и о повышении добычи. Цены на нефть откатились к прежнему уровню. Рынок съехал на 60 пунктов от утреннего пика. Консультанты ОФЛ начали разбегаться.

К часу дня я ответил на все звонки клиентов и обобрал со своего стола все стикеры. От детектива Фитцсиммонса ни слова. Оно и к лучшему. К сожалению, когда я набрал номер аудиторов Чарли, на звонок ответила телефонистка.

Бухгалтеры тоже любят сворачиваться накануне выходных пораньше, напомнил я себе. Надо было позвонить Крейну и Кравату пораньше.

Тем временем о моем непосредственном внимании взывала входящая корреспонденция, обратившаяся в вавилонскую башню корпоративных бомб: внутренние меморандумы об изменении правил и регламентов, подписные листы на участие в выездных корпоративчиках, кадровые перестановки, влияющие на штатное расписание, и отчеты об эффективности продаж, просчитанные руководством. Запросы об информации катились непрестанным потоком.

«Кто входит в первую десятку ваших клиентов?»

«Находитесь ли вы на грани заключения договора с каким-либо новым бизнесом?»

«Каким образом вы можете увеличить доходы на 10 процентов, 20 процентов или более?»

Бумажная работа – сплошной гребаный кошмар.

Вместо того чтобы заполнять бланки, я предпочел отпасовать головную боль собственному боссу. К чему поощрять порочное корпоративное поведение?

– Энни, сделай мне любезность, – шепнул я.

Она склонилась поближе, обратившись в слух и просияв заговорщицкой улыбкой.

– Распусти слух, что я поставил десять долларов на то, что Пэтти Гершон подает в отставку сегодня, – как ни крути, на дворе пятница, традиционный день для смены конторы.

Энни, всегда готовая принять участие в любой проказе, приподняла бровь и коварно ухмыльнулась. Она воплощает верховную власть в выводке младших менеджеров ОФЛ – по большей части женщин в возрасте за двадцать, нацеленных на магистратуру. Они усердно трудятся, неустанно треплют языками и каждое второе предложение обрывают восклицаниями вроде «да ты что?!» и «не может быть!». Потребовалось не так уж много времени, чтобы кампания нашептываний Энни выманила Фрэнка Курца из его кабинета. Вскоре он уже начал нащупывать в окрестностях Эстрогенового переулка доступ к пересудам о самой Пэтти.

Хлоя все еще висела на телефоне. А точнее, телефон все еще висел на ней. При этом она щеголяла обалденной гарнитурой. Ее голову венчали две массивные чаши, почти полностью скрывающие ее короткие каштановые волосы. Этим наушникам место в каких-то иных временах и пространствах – быть может, на взлетно-посадочных полосах Второй мировой войны, а не среди очумелой коммерции Уолл-стрит.

– Ты не переведешь Сэм Келемен семьдесят пять тысяч долларов с моего счета? – проговорил я одними губами, вручая ей погашенный чек Сэм. Внизу на нем значились все банковские реквизиты, необходимые для осуществления перевода средств.

Мы общались так все время – Хлоя по уши погружена в разговор, а я транслирую необходимые указания жестами. Вслух говорить я не отваживался, потому что тогда микрофон, торчащий из наушников на кронштейне, донес бы мои слова кому-нибудь еще. Хлоя обладает сверхъестественной способностью говорить с несколькими людьми одновременно. Этот дар делает ее незаменимой.

Лоб Хлои под гарнитурой сложился длинными горизонтальными складками, глаза широко распахнулись. Выражение ее лица – что-то среднее между вратарем и суррогатной матерью – строго вопрошало: «А ты уверен?»

Изобразив самую что ни на есть повелительную мину, я кивнул: «Да».

Честно и откровенно, внешняя бравада шла вразрез с внутренним пинг-понгом. Спонтанные поступки вроде перевода 75 тысяч долларов не в моем амплуа. В детстве мне приходилось трястись над каждым долларом, да и взрослому они мне не с неба падают. Это мое левое полушарие.

А теперь возьмем Сэм. Я ей нужен. Я задолжал Чарли. Я дал слово и наобещал с три короба. «Можешь на это рассчитывать». Никто из Келеменов даже виду не выказал, что им в тягость мой полугодовой постой в их городской резиденции. Это мое правое полушарие.

Этот обмен ударами прервал телефон. Три короткие трели говорили, что звонок внутренний. Обычно мы считаем этот особый звонок устрашающим вестником грядущих бюрократических бомб.

Имя Фрэнка Курца появилось на всех трех ЖК-дисплеях, и мне даже показалось, что Энни вот-вот сбросит каблуки и пустится в пляс. Развернувшись в кресле, она прекратила щебетать в трубку и во весь рот сверкнула ослепительно-жемчужной самодовольной ухмылкой века.

– Миссия выполнена. – В голосе ее звенело торжество.

– Черт, ну ты молодец! – похвалил я Энни, нажимая кнопку ответа, чтобы поприветствовать Фрэнка. Ее шайка-лейка донесла весть.

– Что скажешь? – гаркнул Фрэнк своим бурливым, уверенным и зычным голосом, прямо-таки кружка хорошего настроения.

При росте 5 футов 8 дюймов Курц – человек некрупный. Он только кажется большим. Благодаря регулярному образу жизни, предусматривающему ежедневные занятия с железом и потребление красного вина, Фрэнк накачал свой торс до колоссальных, чуть ли не космических пропорций. Рядом с его утрамбованным брюшком, пребывающем в шатком равновесии между мышцами и салом, его тощие, костлявые, паучьи ножки кажутся просто крохотными. Говоря, он буквально источает физическую силу, его раскатистый голос прямо-таки сотрясает тонкие офисные перегородки. Вот его слова – дело другое. Они вечно идут вразрез с физическим обликом. Они постоянно выдают таящуюся внутри нерешительность.

– Чертовски рад, что ты позвонил, – ответил я, быстро скроив хвалебную мину в адрес Энни. – Мне нужно спросить тебя кое о чем.

– Сперва я, – возразил Фрэнк. – Ты слыхал что-нибудь про Пэтти?

– Ты насчет ее ухода? – Подцепить Фрэнка на крючок проще простого.

– Вот жопа, – нервно фыркнул он. – Этого-то я и боялся.

Он уже начал трястись за свой бонус.

– Не бери в голову, Фрэнк. Это жалкие слухи. Никуда она не уйдет. Ты был слишком добр с ней.

– Ты думаешь? – выдохнул он. Дряблые нотки сменились раздутой гордыней, страх сменился преходящей бравадой.

– Ставлю своего следующего реферала. Сегодня до четырех не случится ровным счетом ничего. Попомни мои слова.

– По рукам! – уверенно гаркнул Фрэнк. – Если ты прав, следующая наводка на ай-банкинг{41}41
  Ай-банкинг – очевидный родственник ай-пода и ай-фона, то есть интернет-банкинг, он же инет-банкинг. Фонетическая аллюзия на глаз – eye – стала предметом уймы каламбуров – начиная от сериала «Симпсоны» и кончая романами Пратчетта, но в данном случае она здесь совершенно ни при чем.


[Закрыть] твоя. – Банковские рефералы облегчают выход на богатых администраторов, продающих свои компании или выводящих их на публику. Несколько теплых слов в адрес брокера перед знакомством с ним могут гарантировать ему карьеру в СКК. – Ну, так чего там тебе надо, Гроув?

Глава 15

– Можно наведаться к тебе, Фрэнк?

На уме у меня была Сэм Келемен. Гонка сбросила темп. Рынки потеряли свою хаотическую назойливость, потому что финансовая публика с отношения курса акций к доходу перешла к планам на выходные. А мне требовалось обсудить вслух пару вопросов, касающихся вдовы моего лучшего друга.

И Курц, надеялся я, поможет мне сориентироваться. Не в перекраивании графика. Как ни крути, он сам ПМС. Он напоминает мне сома, обнаруженного мной в юности в приливном ручье, – сплошной рот, а мозгов ни капли.

Но Фрэнк работал с фондовыми брокерами любого роду-племени лет двадцать с хвостиком. Он повидал всякого, влетал в такие катастрофы, от которых любая газета пожелтеет. И выжил. А это 90 процентов успеха. Я знал, как вести расследование по поводу «Келемен Груп». И надеялся, что Фрэнк подскажет мне, где искать пропавшие счета Сэм. Хоть я и топ-продюсер, а с чего начать, и понятия не имел.

* * *

Как и все заведующие отделами продаж в брокерских фирмах, Фрэнк Курц служит чирлидером. Его работа – подстегивать доходы. Заодно Курц играет роль полицмейстера, первой линии обороны от незаконных операций, несанкционированной торговли и тому подобных проступков. Он заботится, чтобы его фондовые брокеры соблюдали правила SEC, NASD, CBOE, NFA и CFTC{42}42
  SEC – Комиссия по ценным бумагам, далее по тексту – КЦБ.
  NASD – Национальная ассоциация дилеров по ценным бумагам.
  CBOE – Чикагская опционная биржа.
  NFA – Национальная фьючерсная ассоциация.
  CFTC – Комиссия по срочной биржевой торговле.
  BSR – Комитет стандартов.
  DOJ – Департамент юстиции.


[Закрыть], не говоря уж о законодательствах всех 50 штатов вроде BSR Нью-Гемпшира или DOJ Делавэра – последний не путать с федеральным министерством юстиции. Вкупе взятые, эти правительственные органы можно обозначить как NFW, то бишь они «no fucking way» не дадут Уолл-стрит торговать спокойно[4]4
  Опять-таки, за подробностями – в конец книги. Замена этих аббревиатур русскими развернутыми эквивалентами подпортила бы привкус абсурдности, исходящий от этих бессмысленных словосочетаний. Опять же, DOJ – Department of Justice – в отдельно взятом штате переводится как «департамент юстиции», а в федерации в целом как «министерство юстиции», так что в переводе и путаницы-то никакой. Переведем этот акроним как «ни за что».


[Закрыть].

Дуалистическая роль Фрэнка требует Соломоновой Мудрости. Если он слишком закрутит гайки, доходы иссякнут, а народ начнет бить челом нашему CEO. А если будет слишком миндальничать, то о последствиях прочтет в «Уолл-стрит джорнел». СМИ всегда приберегают местечко для сенсационных публикаций о мухлюющих брокерах и облапошенных ими лохах. Хоть так, хоть эдак, а пост Курца под ударом.

Кабинет Фрэнка являет собой арену противостояния добра и зла. На одной стене папское благословение. Оно смутно напоминает диплом, не считая портрета папы Иоанна Павла Надцатого с собственноручным автографом в рамке. Хотя папа олицетворяет все хорошее, его фото регулярно провоцирует в нас с Фрэнком все самое плохое. Мы с ним даже спорили, кто из нас был более адским министрантом, сравнивая детские рассказы о подножках монахиням и плевках в вино, пока священник не смотрит. Будучи собратьями-католиками, мы санкционировали продерзости друг друга – былые, нынешние и, предположительно, грядущие. И это хорошая стена.

На стене позади стола Фрэнка висела коллекция фотографий знаменитостей: Фрэнк пожимает руку Эндрю Фастову{43}43
  Эндрю Фастов – не путать с одноименным городом на Украине; CEO пресловутой Enron Corporation.


[Закрыть]; Фрэнк чокается бокалом вина с Берни Эбберсом{44}44
  Берни Эбберс – глава одной из крупнейших телекоммуникационных компаний WorldCom, совершивший массу финансовых преступлений, но перед этим прошедший классический путь американского миллиардера – от кристально честного разносчика пиццы до беспринципного воротилы бизнеса.


[Закрыть]; и Фрэнк на пару с Деннисом Козловски{45}45
  Деннис Козловски – или, попросту говоря, Денис Козловский считался одним из лучших и высокооплачиваемых генеральных директоров Америки, возглавляя Tyco International. Тоже начал работать еще в школе. Пошел по пути Enron и ее руководства.


[Закрыть]. Эта галерея – расстрельный список финансовых мошенников – служит напоминанием консультантам ОФЛ о том, насколько переменчива фортуна. Эти фотки повергают нас в недоумение. Неужто наш босс играет роль магического жезла для всех мерзавцев Уолл-стрит?

* * *

Фрэнк прочесал пятерней свою редеющую черную шевелюру, сулящую зачес через плешь, и почесал затылок.

– Ты уверен насчет Пэтти? – спросил он. Его загорелое лицо являло взору уйму морщин и прочих визитных карточек жизни на Уолл-стрит.

Пару секунд я внимательно, настырно созерцал Курца. Затем, выставив в его сторону выпрямленную ладонь, помахал ею в воздухе – медленными, круговыми, чуть ли не нарочитыми движениями.

– Расслабься, Фрэнк.

– Это еще что за чертовщина?

– Джедайский психологический прием, – сказал я. – Гершон никуда не уйдет.

Фрэнк вздохнул, созрев для того, чтобы перейти к следующему вопросу, но все-таки питая кое-какие сомнения.

– Хочешь сигару? – предложил он, открывая свой хьюмидор{46}46
  Хьюмидор – шкатулка, фишка для знатоков сигар. Только хьюмидор обеспечивает правильную влажность для их хранения


[Закрыть], чтобы продемонстрировать десятки прекрасно сохранившихся курительных палочек.

На мой вкус, то же самое, что клизма из колючей проволоки.

– Нет, спасибо, – ответил я.

– Это кубинские, – пророкотал он с энтузиазмом в голосе, удивившись моему отказу. – «Коиба».

Тонкие стены его кабинета пришли в резонанс. Фрэнк всегда исторгает избыток энергии, обсуждая две своие любимые темы – красное вино и кубинские сигары.

– Я пас. Но все равно спасибо.

– Как прикажешь. – Короткая неловкая пауза. – Ну, что там у тебя?

– Сэм Келемен.

– Кто?

– Это вдова моего друга, того парня из «Аквариума Новой Англии».

– А, ясно, – сообразил он. – Мне очень жаль. Ее имя выбило меня из колеи.

– Это уменьшительное от «Саманта».

– Уяснил. И в чем предмет? – осведомился он, возясь с гильотинкой для сигар со спаренными лезвиями.

– У Сэм денег в обрез, – объяснил я. – Чарли все вложил в фонд фондов, который сам же и основал.

– И сколько же у него было под началом?

– Толком не знаю. Где-то миллионов двести долларов или около того.

– Мелкая сошка, – заметил он. – И не наша проблема. Мы не ссужаем под фонды фондов. Нет ликвидности.

Предвосхищая маржинальное требование, Фрэнк произвел своей «Коибе» усекновение головы.

– Я пришел говорить не о ссуде.

Фрэнк выпятил губы, сомкнул большой палец с указательным и согнул их, будто задергивая «молнию». В ОФЛ каждый рано или поздно видит в исполнении Курца жест «заткнись и слушай».

– Выбрось «Келемен Груп» из головы, – сказал я. – Может, и не сразу, но Сэм заполучит свои деньги из компании.

– Именно, – поддержал он, радуясь, что соскочил с крючка займа, и с любопытством гадая, что же мне нужно.

– Она спрашивала, не открывал ли Чарли здесь счет.

– А он открывал?

– Нет.

– Так в чем же суть?

– За восемь лет, Фрэнк, я ни разу не слыхал, чтобы вдова спрашивала о тайных счетах.

– Чертовски глупо, – согласился он. На стенах Иоанн Павел аж подскочил от такого святотатства; Фастов, Эбберс и Козловский даже бровью не повели. И тогда Курц добавил – задумчиво, как бы в шутку: – Мужья вечно прячут от жен деньги на любовниц.

– Тут другое, – не согласился я. – Чарли Келемен оставил на ее имя в общей сложности шестьсот долларов. И больше ни шиша.

– И чего ж ты напрягаешься из-за шестисот долларов, Гроув? В нашем бизнесе нижняя планка проходит на уровне миллиона, помнишь?

Любой другой пропустил бы эту остроту мимо ушей. Это лишь легкий укол, всего лишь образчик поединка на языках, главном оружии нашей индустрии. Никакого ущерба. Никаких уловок. Правда?

Чушь. Топ-продюсеры не сдают захваченных высот. Я уставился на Фрэнка в упор. Мой взгляд буровил ему череп, посылал его в жопу, хоть я и ничего не сказал, дабы ни одна капля тягучей сладости южного сахарина не сорвалась с моих губ. И не стал объяснять свою потребность защитить Сэм в качестве искупления за Эвелин и Финн. Где ты был, когда это было важно?

– Сэм мне друг, – ответил я, сдержав гнев. – На остальное плевать.

Ощутив привкус горечи в моих словах, Курц отвел глаза, будто человек, впервые разглядевший в давнем коллеге нечто свирепое и безрассудное. Так мне кажется.

– Должна же быть система поиска потерянных счетов, – продолжал я. – Нельзя ли нам запустить номер социального страхования в какую-нибудь базу данных где-нибудь?

– Гроув, – осторожно повел он. – Мы оба в этом бизнесе уже не первый год.

Ой-ёй. Лекция.

– Мы оба знаем, что финансовые институты никогда не согласятся хранить персональную информацию или защищать тайну частной жизни.

– Я просто перепроверяю, Фрэнк. Я должен был спросить.

– Нет, не должен, – парировал он с таким напором, что застал меня врасплох. – Будь я на твоем месте, я бы держался подальше.

– Почему это?

– Ну, хотя бы, – растолковал он, – из-за всякой всячины, вылезающей на свет, когда люди помирают, – скелетов, любовниц, инвестиций… Все те вещи, которые они пытались припрятать, пока были живы. Пусть все устаканится.

– Что еще, Фрэнк?

– Это тебе не понравится.

– Валяй. Ничего страшного.

– Тебе не нужны отвлекающие факторы. Понимаешь, о чем я?

Ага. Ты тревожишься за свой бонус.

– Предоставь о моем времени тревожиться мне самому, Фрэнк. Прежде это никогда не создавало проблем.

– Как тебе угодно, – сказал он было, но тут же передумал. – Гроув, отступись, прошу тебя. Кто-то грохнул Келемена. Я не хочу, чтобы ты вляпался в какую-то не ту кучку.

Просто оботри собачьи какашки со своих подошв и ступай дальше.

– Ни в коем случае, Фрэнк, – двусмысленно ответил я, прежде чем поправить портрет Иоанна Павла по пути к двери. Это представлялось достойным поступком католика.

По пути к своему столу я нажал на кнопку быстрого вызова Айры Поповски. Дозвониться до него с первой попытки маловероятно. Мы нередко с ним играем в телефонные пятнашки не один день, прежде чем созвонимся, – жертвы плотных графиков и конкурирующих за время задач. Айра взимает со своих клиентов около пяти миллионов долларов ежегодных гонораров – немалая практика для адвоката по доверительной собственности и недвижимости.

– Айра Поповски! – гаркнул он в трубку, ответив с половины гудка – явно ждал кого-то другого.

– Какой дружелюбный прием! – Фамилия Поповски звучит мощно. В ней звенит агрессия и брутальный интеллект – черты для адвоката весьма желательные. – Айра, важный разговор.

Он тотчас оценил серьезность моего тона.

– Я думал, это начинается моя телеконференция. В чем дело?

– Я говорил с Сэм. Ты, случаем, не готовил для Чарли завещание?

– Пытался.

– В каком это смысле?

– Он всякий раз от меня отделывался.

– Вот дерьмо.

– Всегда находилось что-то более важное, – хладнокровно пояснил Айра.

– И что будет, если он не оставил завещания?

– В дело вступают законы штата Нью-Йорк, и активы на имя Чарли переходят к Сэм. Все относительно прямолинейно.

– Кроме одного.

– То есть?

– Все упрятано в «Келемен Груп». Сэм не знает, есть ли у них какие-либо иные инвестиции. Я думал, может, ты знаешь.

Молчание. Потом Айра ответил ровным, сдержанным тоном:

– В каком это смысле она не знает?

– Как раз в таком. Сэм известен только один чековый счет с шестьюстами долларами, и все. Всем распоряжался Чарли.

– Она звонила вчера. Об этом она ничего не сказала, – заметил он. В голосе его вдруг зазвучала досада. – Гроув, моя телеконференция как раз началась. Если Сэм нужна помощь, я в деле.

– Еще одно.

– Быстрей, – поторопил он.

– Твоя фирма занимается бизнесами. Как насчет фонда? Оферты, проспекты эмиссии и все такое, что люди получают, когда инвестируют?

– Я предлагал себя, – ответил Айра нетерпеливо.

– Чарли не нанял твою фирму?

– Сказал, что мы ему не по карману. – И Айра дал отбой.

Какое-то время я просто сидел и копил гнев. Не на Айру, внезапно прервавшего разговор. Мы оба сражаемся с крайностями цейтнота и тиранией сроков. Наш грубовато-прямолинейный обмен репликами всегда проходит в рваном ритме, который возникает сам по себе. Два выпускника Лиги плюща{47}47
  Лига плюща – ассоциация восьми частных американских университетов, расположенных в семи штатах на северо-востоке США; образование в них считается элитным и носит своеобразный «знак качества».


[Закрыть], неспособные закончить предложения. Два типа, состязающиеся в том, кто первый повесит трубку.

А обозлил меня как раз Чарли. Такая недальновидность не в его характере. Он был привередлив, дотошен в мельчайших деталях. Так с какой же стати он так опростоволосился? Не оставил Сэм ничегошеньки, кроме груды проблем.

Да и Сэм хороша. Она умна, задора у ней больше, чем у полного шкафа будильников. За время брака обрела уверенность в себе. И все же избегала единственной темы, без которой не обходится ни один брак, – денег. С чего бы это вдруг?

А, не важно. Она нуждается в помощи.

Я набрал номер Бетти Мастерс. И, к своему огорчению, услышал автоответчик. Выбора не было, пришлось оставить сообщение.

– Это Гроув О’Рурк. Звоню в последний момент, но завтра я буду в Нью-Палце. Ты в ленч свободна?

Под двумя компьютерными мониторами на моем столе, в целых галактиках от графиков и бегущих строк улыбались мне с фото Эвелин и Финн. От свежего ветра в тот осенний день их кожа цвета кофе с молоком – дар португальских предков Эвелин, высадившихся в Новой Англии много поколений назад, – раскраснелась. Океанский бриз взбил им волосы так, как не под силу ни одному художнику, даже Кранчу. Их карие глаза сияли, как экзотические самоцветы. Фон – коралловый пляж, усеянный валунами, – усиливал тепло их счастливых улыбок. Теперь не было в моей жизни дня, когда я не жаждал бы вернуться в тот день, проведенный с ними вместе. Особенно по пятницам.

Было уже почти четыре вечера. Как только рынок закроется, я покину священные своды ОФЛ, не мешкая ни секунды. Выходные уже наготове. По пятницам мой вечер начинается в Центральном парке в компании моего велоклуба. И финиширует 35 миль спустя с языком на плече и ломотой во всем теле.

После следует еда навынос из «Шун Ли» – моего любимого китайского ресторана. Полдюжины фаршированных блинчиков, гора жаренного риса со свининой и целая коробка хрустящей говядины по-сычуаньски; обед я всегда уплетаю перед каким-нибудь классическим кино по кабельному. Замечательный конец недели.

И все насмарку. Я боюсь выходных. У меня были еще в запасе свидание с кем-нибудь и бегство от одиночества на велосипеде, чтение «Бэрронс» от корки до корки или навязывание своей компании Сэм и Чарли. Теперь одно из противоядий от моей добровольной изоляции пропало, и мои мысли перестроились на циничный лад. Зато появился новый способ заполнить эти пробелы.

Найти деньги Сэм. Ускользнуть от убийцы Чарли. И долго, старательно обдумывать, что сказать ПМСу.

Моя дискуссия с Курцем спровоцировала непредумышленные последствия. Он изъявил просьбу, выполнять которую я не намерен. «Гроув, отступись, прошу тебя».

В том-то и беда.

Несмотря на все мои аксиомы – топ-продюсер то, топ-продюсер сё, – я по-прежнему осознаю одну неопровержимую истину. Курц – мой начальник. Ослушание прямому приказу ничего хорошего не сулит. Особенно публичное.

Где-то в отдаленном отсеке Каспер радел над ногтями на руках. А может, уже перешел к ногам. Ему следовало уйти давным-давно, но металлический лязг его кусачек задавал ритм моим раздумьям.

Клац. Клац. Клац.