Текст книги "Призрачная будка"

И пятеро джентльменов растворились в толпе.

– Никогда не думал, что в словах можно так запутаться, – сказал Мило, почёсывая пса за ухом.

– Во многих словах мало толку, – ответил Тактик, и Мило решил, что это самое разумное из всего, что он слышал сегодня.

– Пойдём-ка погуляем по рынку. Гляди, какое тут столпотворение.

Глава 4
Базар

И вправду, толпы людей толклись и шумели в торговых рядах, покупали и продавали, торговали и торговались. Огромные телеги на деревянных колёсах вереницей тянулись от садов и огородов к рыночной площади, и такие же длинные караваны отправлялись отсюда во все концы королевства. Целые горы тюков и ящиков ждали погрузки на корабли, приплывшие по Морю Знаний. Бродячие певцы чуть в стороне от торговых рядов развлекали песнями тех, кто был слишком юн или стар, чтобы участвовать в купле-продаже. И весь шум и гам перекрывали зычные голоса торговцев, выхваляющих свой товар:

– А ну, кому свежайшие если, бы, да, кабы!

– Налетай, народ! Прямо с ветки до и от.

– Распродажа! Распродажа! Обиходные словечки по сходным ценам.

Сколько там было народу и сколько слов! Торговцы сидели всюду, где только можно, и даже там, где нельзя. И всюду – слова, слова, слова! Там их сортируют, тут перебирают и раскладывают по коробкам. Одну наполнят – берут другую. И кажется, не будет здесь конца суете и хлопотам.

Мило с Тактиком бродили по торговым рядам, разглядывая всевозможные слова, выставленные на продажу. Там были самые короткие и простые словечки для обыденных разговоров, были и длинные и очень важные словеса для особых случаев, а некоторые, совсем особенные, в подарочной упаковке, предназначались для королевских указов и речей.

– Сюда! Сюда! Сказочное качество! Баснословный выбор! – выкрикивал один из торговцев. – Сюда… ах, молодой человек, чем могу быть полезен? У нас имеются любые имена: имена существительные, имена нарицательные, а также собственные. Или вы предпочитаете местоимения?

Мило никогда не интересовался словами, однако здесь они выглядели так заманчиво, что даже ему захотелось что-нибудь купить.

– Ты только посмотри, Тактик, – воскликнул он, – как они хороши!

– Хороши-то хороши, если знаешь, куда их вставить! – скучливо проворчал часовой пёс, который в этот момент мечтал вовсе не о словах, а о сахарной косточке.

– Вот станут моими, я уж куда-нибудь их пристрою, – с жаром возразил Мило, перебирая товар на прилавке.

В конце концов ему приглянулись три красных словца – «мелиорация», «благолепие» и «фурнитура». Он понятия не имел, что они значат, однако на вид они казались очень важными и изящными.

– Сколько за все? – спросил он, и едва продавец шёпотом назвал цену, Мило сложил товар обратно на прилавок и отвернулся.

– Возьмите хотя бы пару фунтов счастья, – предложил торговец. – Очень практично и сгодится всюду, где пожелаете – в «счастливой дороге», в «счастливо оставаться», в «счастливом Новом году», да и просто в «счастье и удаче».

– Я бы с удовольствием, только… – начал было Мило, но торговец продолжал не слушая:

– А не то купите совсем задёшево набор слов повседневного спроса: в нём и «доброе утро», и «добрый день», и «добрый вечер», и «доброй ночи», и даже «добро пожаловать»…

Мило не прочь был купить хоть что-нибудь, да денег у него осталось – всего одна монета, та самая, которую нужно будет опустить на обратном пути в ящик фиолетовой будки, а у Тактика, само собой, денег в заводе не было – а было только время.

– Благодарю вас, – сказал Мило, – мы подумаем.

Они двинулись дальше.

На самом краю самого последнего ряда стояла странная, непохожая на прочие палатка. На стенке у неё чёткими буковками была выложена надпись: «Сделай сам», а на прилавке выстроились в ряд короба со всеми литерами алфавита от А до Я.

– Мой товар для тех, кто любит рукоделие, – сообщил хозяин. – Выбирайте, что душе угодно. А не то купите готовый набор со всеми письменами, знаками препинания и руководством. Вот, попробуйте литеру А – пальчики оближете!

Мило откусил кусочек и обнаружил, что нет ничего вкуснее и слаще этого А.

– Ага, понравилось! Я и не сомневался, – хохотал хозяин, откусывая разом от двух Ж и одного Р, и сок стекал у него по подбородку. – Эти А у нас идут, как горячие пирожки. Остальные буквы, между прочим, ничуть не хуже, – сообщил он, понизив голос. – Попробуйте, к примеру, Ш или Щ – такие хрустящие, с корочкой. Конечно, Ъ черствоват. Ну, так его и не берут почти. Зато всё остальное – отменного вкуса. Вы пробуйте, пробуйте, не стесняйтесь!

Он предложил Мило льдистое и освежающее Я, а Тактику скормил хрусткое свежее Х.

– Одна беда, народ у нас ленивый стал, отвык, понимаешь, от ручной работы, – продолжал он. – А ведь сложить на досуге словечко-другое – занятие очень приятное.

– Тут слишком много надо думать. А у меня не очень-то получается, – признался Мило, сплёвывая косточки от Ф.

– Может быть, вам нужна помощь – пэ-о-эм-о-ща-мягкий знак? – прогудел голос откуда-то сверху.

Мило глянул на крышу палатки. Там сидела огромная, наверное вдвое больше его, пчела.

– Не бойтесь! – прогудела пчела. – Я всего-навсего Пчела-Наборщица – эн-а-бэ-о-эр-ща-и-цэ-а. Собираю вместо мёда буквы, а набираю из них слова – эс-эл-о-вэ-а.

Тактик тут же полез под прилавок, а Мило, который не очень-то любил пчёл даже обычного размера, потихоньку стал пятиться.

– Я могу набрать что у-гэ-о-дэ-эн-о, – похвалилась она, расправляя крылья. – Если не верите, проверьте, пож-жалуйста – пэ-о-жэ-а-эл-у-и краткое-эс-тэ-а.

– Знаете что, – предложил Мило, продолжая пятиться, – не могли бы вы сложить такое предложение: «До свидания»?

Пчела легко взлетела и неторопливо закружилась над Мило.

– Неужжели вы боитесь меня? Это не-до-ра-зу-ме-ни-е. Я не кусаюсь. – Она заложила шикарный вираж вправо. – Даю честное – че-эс-тэ-эн-о-е – слово, намерения у меня самые мирные. – И, вернувшись на крышу палатки, она принялась обмахиваться одним крылышком. – Зззадайте мне любое, самое сложжжное слово, какое только зззнаете, и я сложжжу его. Ну же, скорее! – От нетерпения Пчела даже пританцовывала.

«Выглядит она вполне дружелюбно», – подумал Мило (хотя кто ж его знает, как оно выражается, дружелюбие, скажем, дружелюбного шмеля?). Он попытался вспомнить какое-нибудь трудное слово.

– Ладно, наберите «сейчас», – наконец сказал он, потому что сам не знал, как оно пишется – то ли «сичас», то ли «щас».

– Вот словечко так словечко! – проговорила Пчела, подмигнув хозяину фургона. – Мне надо подумать. – Она нахмурилась, потёрла лапкой лоб и стала ползать взад-вперёд по крыше. – Сколько у меня времени на ответ?

– Не больше десяти секунд! – в азарте крикнул Мило. – Считай, Тактик!

– Это надо жже, надо жже, надо жже, – бормотала пчела, лихорадочно шевеля лапками. Но не успел Тактик пролаять «десять», как она произнесла скороговоркой: – Эс-е-и краткое– че-а-эс.

– Правильно, – одобрил хозяин палатки, и все захлопали в ладоши.

– Значит, вы знаете, как пишутся все-все слова? – спросил восхищённый Мило.

– Почти все-все, – поправила его Пчела-Наборщица не без гордости. – Дело в том, что когда-то я была самой обыкновенной рабочей пчелой-цветочницей – целыми днями я летала по луговым цветам, а иногда, но слишком редко, мне перепадала работа на дамских шляпках. И вот однажжжды я поняла, что без образззования никогда и ничего не добьюсь, а грамоту я худо-бедно знала, и тогда я решила…

– Всё это ерунда! – проскрежетал кто-то. Из-за палатки появился жук в роскошном наглухо застёгнутом пальто, в полосатых брюках, коротких гетрах, при жилете и в котелке. – Ерундистика, с вашего позволения! – повторил он, взмахнув тростью и щёлкнув каблуками. – И где ваши хорошие манеры? Или никто не собирается представить меня этому юноше?

– Зззнакомьтесь, – презрительно прожужжала Пчела, – жжжук Ляпсус, сын Огреха. Тот ещё жжжучок, скажжжу я вам.

– Чушь! Ляпсус всем по душе, – вскричал Ляпсус. – На днях, когда я говорил с королём…

– Да он короля и в глаззза не видел, – рассвирепела Пчела и, повернувшись к Мило, добавила: – Не верь ни единому слову этого жжжучилы.

– Вздор! – отвечал Ляпсус. – Мы, Ляпсусы, ведём свой род от Lapsus Galimatias – буде мне позволено выразиться по-латыни – сиречь от Ляпсуса Галиматийского. Мы ходили в крестовые походы с Ричардом Львиное Сердце, мы с Колумбом пересекли Атлантику, мы так отличились на службе у королей Пруссии, что поныне прозываемся прусаками, мы же с первопроходцами освоили Новый Свет, и ныне Ляпсусы занимают самые высокие должности во многих странах. История – это Ляпсус, Ляпсус – это История.

– Кэ-а-кэ-о-е крас-но-ре-чи-е! – захихикала Пчела. – Давайте считать это вашей прощальной речью. Мы с молодым человеком должжны продолжить разговор о правилах правописания.

– Ха, – усмехнулся Ляпсус, приобняв Мило за плечи, – ты выучишь одно словечко, тебе сразу подсунут другое, выучишь правило, а тебе – два. До скончания века не управишься! Послушай меня, дитя моё, не думай об этом. Как говаривал мой прапрапрапрадедушка, Джордж Вашингтон, Ляпсус…

– Да вы, сударь, – разъярилась Пчела, – вы – самозззванец, не умеющий дажжже подписаться именем собственным! Вас следовало бы прижжжучить как следует!

– А ваше правописание – это есть сон разума и рабское подражание оригиналу, не более того! – взревел Ляпсус, неистово размахивая тростью.

Мило ничего не понял, зато Пчела пришла в бешенство и, спикировав с крыши, ударом крыла сбила котелок с головы жука.

– Эй, потише вы! – крикнул Мило, когда жучило в ответ заехал тростью по пчелиной лапе, заодно сшибив с прилавка короб с «В».

– Ой, моя нога! – верещала Пчела.

– Мой котелок! – скрежетал жук.

И началось. Пчела-Наборщица с грозным жужжанием кружила над Ляпсусом, который бешено размахивал тростью. Так они наступали и отступали, прощупывая и уворачиваясь друг от друга, и толпа, обступившая их, опасливо расступалась всё шире.

– Ну нельзя же так… – начал Мило – и вдруг завопил: – Осторожней! – но было уже поздно.

Ничего не видя от ярости, Ляпсус врезался в один из ларьков, опрокинул его, затем другой, третий, и ещё, и ещё, и ещё – всё вокруг стало рушиться. В конце концов от торговых рядов остались одни руины, а вся площадь оказалась усеяна беспорядочными грудами слов.

Пчела, запутавшись в гирлянде флажков, упала наземь, сбив Мило с ног, да так, что тот плюхнулся на Пчелу сверху.

– Помогите! Помогите! Мальчишка придавил меня! – кричала она.

Жук, шевеля руками и ногами, лежал навзничь на куче раздавленных букв, а звон будильника раздавался из-под груды слов, похоронившей под собою Тактика.

Глава 5
Согласно букве закона

– Дела и ну! – воскликнул кто-то из продавцов. Он хотел сказать: «Ну и дела», – но слова так перепутались, что потеряли всякий смысл.

– Делать нам теперь же что и? – жалобно вопрошал другой.

Купцы старались хоть как-то собрать раскиданное, но оттого, что речи их стали совершенно невнятны, неразберихи только прибавлялось. Тем не менее вскоре прилавки снова были расставлены, однако слова пока что свалили в одну большую кучу: их ещё предстояло разобрать и рассортировать.

И вот, когда Мило уже поднялся на ноги, а Пчела улетела (она была в полном расстройстве чувств), раздался пронзительный свист – на место происшествия подоспела словарентийская полиция.

– Ну, теперь-то с нами разберутся, – сказал кто-то в толпе. – Это – сам блюститель буквы закона, Буквоед.

Через площадь шагал коротышка – таких полицейских, подумал Мило, в полиции не бывает. Ростом – от горшка два вершка, а поперёк – вдвое шире, в синей форме с белым ремнём, в белых перчатках, в фуражке и ужасно свирепый. Лицо у него как будто налилось свекольным соком, оттого что он бесперечь дул в свой свисток. И прерывался только затем, чтобы, тыкая во всякого встречного, крикнуть:

– Ты, ты, ты виновен! И ты виновен! А ты виноватей всех! – сказал он, добравшись до Мило. Потом повернулся к Тактику, продолжавшему трезвонить, и приказал: – Заткни будильник, собака! Звенеть в присутствии блюстителя закона есть неуважение к властям предержащим.

Он сделал пометку в своём чёрном списке, потом заложил руки за спину, насупил брови и стал вышагивать взад-вперёд, любуясь разрушениями, произведёнными в торговых рядах.

– Славненько! Славненько! И кто же это сделал? Отвечайте, или я, согласно букве закона, заарестую всех.

Настала тишина. Мало кто видел, что тут на самом деле произошло, вот все и молчали.

– Ты, – полицейский направил указующий перст на Ляпсуса, который, наконец поднявшись, отряхивался и вправлял помятый котелок. – Ты у меня на подозрении.

С испугу жучило выронил трость и ответствовал дрожащим голосом:

– Да нет же, я здесь ни при чём, клянусь честью джентльмена! Я всего-навсего невинный свидетель и занимался своим делом, услаждая слух и, с позволения сказать, зрение ценами и сценами рыночной жизни, в то время как этот молодой человек…

– Ага! – прервал его Буквоед, сделав ещё одну пометку в своём блокноте. – Я так и думал, во всём виноват мальчишка.

– Прошу прощения, – возразил Ляпсус, – я это просто ляпнул, я не это имел в виду…

– Молчать! – Полицейский вытянулся во весь свой крошечный рост, так, что испуганный жучило испугался ещё больше. – А ты отвечай, – повернулся блюститель к Мило, – где ты был в ночь на двадцать седьмое июля?

– Какое это имеет значение? – удивился Мило.

– А такое! – отвечал полицейский. – Это день моего рождения! – И записал в блокноте: «Преступник забыл день моего рождения». – Мальчишки всегда забывают дни рождения других людей. Кроме того, – продолжил он, – ты обвиняешься в преступлениях по следующим статьям: покушение на порядок, сеяние беспорядков, обрушение рынка, сотворение хаоса и порча словарного запаса.

– Ну это слишком! – сердито тявкнул Тактик.

– А также, – добавил полицейский, бросив грозный взгляд на часового пса, – а также по статье «выгул часовых механизмов без намордника и поводка, каковой механизм брешет как собака». Итак, согласно букве закона, вношу предложение о заключении и выношу заключительный приговор…

– Но приговор – это дело судьи, – возразил Мило, вдруг вспомнив читанное в какой-то книжке.

– Так точно. – Полицейский снял фуражку и накинул на себя чёрную, до пят, судейскую мантию. – Я и есть он. Итак, предложение о заключении… Кстати, тебе какое больше нравится, долгое или краткое?

– Лучше покороче.

– Прекрасно. В долгих я и сам путаюсь, – сказал судья и трижды ударил молоточком. – Моё предложение – «Да». Самое короткое из известных мне предложений. Потому что «нет» длиннее на одну букву. Есть другие предложения?

Все согласились с тем, что предложения короче «да» нет, и судья продолжил:

– Итак, присяжные сказали «да». И вот заключение: преступник приговаривается к заключению сроком на шесть миллионов лет. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит. – И он снова постучал молоточком. – А теперь марш за мной – в тюрьму.

– В тюрьме работают не судьи, а тюремные надзиратели, – возразил Мило, вспомнив ту же книжку.

– Так точно, – согласился судья, снял мантию и выудил из кармана тяжёлую связку ключей. – Я и есть он.

И тюремный надзиратель Буквоед повёл их в тюрьму.

– Выше голову, – кричал вслед жук Ляпсус. – За хорошее поведение вам скостят миллиончик-другой годков.

Тяжёлая тюремная дверь медленно затворилась, и Мило с Тактиком в сопровождении Буквоеда при свете единственной мерцающей свечи двинулись вниз по длинному коридору.

– Глядите под ноги! – предупредил блюститель закона, когда они ступили на крутую винтовую лестницу.

Мощные каменные стены были склизкие, а воздух сырой и затхлый – так пахнут слежавшиеся мокрые одеяла. Они спускались всё ниже и ниже, пока не оказались перед другой дверью, пожалуй, ещё тяжелее и ужаснее, чем первая. Паутина легла на лицо Мило, он передёрнулся.

– Местечко вам должно понравиться, – хихикнул полицейский, отодвинув засов и толкая створку, которая повернулась со страшным скрипом и скрежетом. – Здешнее общество, само собой, не слишком велико, зато у вас будет возможность перекинуться словечком-другим с ведьмой.

– С ведьмой? – По спине у Мило побежали мурашки.

– С ней. Она уже давненько тут сидит, – откликнулся Буквоед, входя в очередной коридор.

Вскоре они миновали ещё три двери, прошли по узкому мосточку, ещё по двум наклонным коридорам, спустились ещё по одной лестнице и наконец остановились перед маленькой дверцей.

– Вот и пришли, – сказал Буквоед. – Располагайтесь как дома.

Дверь открылась и закрылась. Мило с Тактиком оказались в камере с двумя крошечными окошками под высоким сводчатым потолком.

– Счастливо оставаться. До встречи через шесть миллионов лет, – попрощался блюститель буквы закона и ушёл. Его шаги, удаляясь, раздавались всё тише и тише, пока вовсе не стихли.

– Похоже, это надолго, а, Тактик? – уныло проговорил Мило.

– Похоже, – ответил часовой пёс и пошевелил носом, принюхиваясь к новому жилью.

– А у нас даже шашек нет или хотя бы кусочка мела… Чем же мы будем заниматься всё это время?

– Не беспокойся, – прорычал Тактик, махнув лапой, – что-нибудь придумаем. Главное в жизни – быть тактичным, держать такт и придерживаться избранной тактики, я-то уж знаю! Только будь добр, поскорее подзаведи меня! А то я сейчас отключусь.

– Что тут придумаешь? – молвил Мило после того, как завёл до упора пружину будильника. – Столько неприятностей, а всё из-за одного словечка, поставленного не на место или не так написанного! Если мы выберемся из этой темницы, я обязательно выучу все-все слова на свете.

– Весьма похвальное намерение, дитя моё. – Голос прозвучал из дальнего, самого тёмного угла.

Удивлённый Мило огляделся и только тут заметил в полумраке симпатичную старушку, которая, тихонько покачиваясь в кресле-качалке, что-то вязала на спицах.

– Здравствуйте, – сказал он.

– И ты здравствуй, – ответила она.

– А ведьмы вы не боитесь? – осведомился Мило. – Говорят, она где-то здесь.

– Говорят, – пожала плечами старушонка и плотнее закуталась в шаль. – Говорят также, что ведьма – это я.

Мило попятился. В страхе он прижался к Тактику, поближе к звонку будильника – известно, что ведьмы боятся громких звуков.

– Не пугайся, – рассмеялась она. – Это ошибка. Ведь я…

Мило с сомнением поглядел на неё, не зная, верить или не верить.

– Ведь я! – повторила старушка. – Не окончательная Ведьма, просто Ведь, без окончания. Мы с ведьмой, конечно, одного корня, но я совсем не опасная.

– Какого такого корня? – спросил Мило, отлипнув от пса и сделав шажок к старушке. – И за что вас посадили в темницу?

– Ох! – воскликнула та (как раз в этот момент огромная крыса прошмыгнула у её ног). – Ты не знаешь, какого я корня? Тогда слушай. Я начну с Азов. Аз и Буки – два первейших дома в нашем королевстве. К ним принадлежит сам король Азбукиан. Мы же, Веди, стоим на третьем месте, хотя ни в чём не уступаем первым, ибо происходим от древнейшего корня вед. Посему при дворе мы всегда чем-нибудь заведовали. Я, к примеру, в течение многих лет ведала словами и решала, какие из них годятся для всеобщего употребления, какие и где можно произносить, а какие нельзя, какие следует писать и печатать, а какие – ни в коем случае.

Можешь себе представить, сколько тысяч слов прошло через мои руки и какая это была ответственная работа. Мне был пожалован придворный титул «Ведущий Слововед», я гордилась им и была счастлива.

Первое время я следила только за качеством – за тем, чтобы в ходу были слова надлежащие и не подлежащие сомнению, чтобы речь была простой и ясной, а словарный запас зря не транжирился. Я расклеила по всему дворцу и торговым рядам лозунг:

 
Что коротко и ясно, то и прекрасно!
 

Но власть развращает человека, скоро я стала скупиться и отпускать всё меньше и меньше слов, чтобы мне оставалось побольше. Я расклеила новый лозунг:

 
Меньше слов – больше дела!
 

От этого торговля стала чахнуть – народ боялся покупать лишнее. И настали в королевстве трудные дни. Тем временем скупость моя всё возрастала, а количество разрешённых слов всё уменьшалось – их уже не хватало даже для пустячного разговора. Однако следующий мой лозунг гласил:

 
Язык твой – враг твой!
 

Но и этот я заменила.

 
Молчание – золото… —
 

таков был мой последний лозунг.

И все разговоры прекратились. Никто ничего не продавал и не покупал, рынок закрылся. Люди впали в нищету и отчаяние – в этом они винили меня и прозвали ведьмой. Наконец король, прознав обо всём, разгневался и велел бросить меня в темницу. И вот она я, – здесь, перед вами, – сильно постаревшая и умудрённая опытом.

С тех пор прошло очень много лет, – продолжала она. – Однако титулом Ведущего Слововеда так больше никого и не жаловали. Поэтому люди стали многословны и словоохотливы – бросаются словами как им заблагорассудится и полагают, что это разумно. Однако запомни: лезть в карман за словом – плохо, но сыпать словами без разбору – ещё хуже.

Старая Ведь тяжело вздохнула, потрепала Мило по плечу и снова взялась за спицы.

– С тех пор вы и сидите? – посочувствовал ей Мило.

– Да, – ответила она с грустной улыбкой. – Все обо мне забыли, а кто ещё помнит, считает ведьмой. И напоминать им о том, кто я такая, тоже бесполезно. Им что ведьма, что ведущая, что заведующая – всё едино, они ведь ведать ни о чём не ведают и страшатся всех одинаково.

– А вы ведь не такая страшная, – заметил Мило, и Тактик вильнул хвостом в знак согласия.

– Спасибо на добром слове, – улыбнулась она. – Значит, теперь я Ведь Не Такая Страшная. Можешь звать меня и покороче: тётушка Нетакая. Хочешь, погрызи знаков препинания. – И она открыла коробочку засахаренных точек, запятых, кавычек, вопросительных и восклицательных знаков. – Это всё, что у меня есть из еды.

– Погодите, – пообещал Мило, – дайте мне только выбраться отсюда, я и вам помогу!

– Очень любезно с твоей стороны, – ответила тётушка Нетакая, – но помочь мне может только одно – возвращение Поэзии и Мудрости.

– Чего-чего? – переспросил Мило.

– Поэзии и Мудрости, – повторила она. – Это уже другая и слишком долгая история. Вам, верно, недосуг и скучно будет её слушать.

– Нет, – тявкнул Тактик, – досуга у нас тут хватит.

– Правда, правда, и вовсе не скучно, – подтвердил Мило.

Тогда старая Не Такая Страшная Ведь, покачиваясь в кресле, поведала такую историю: