Текст книги "Сказки славянских народов. Польский фольклор"

О подпаске с золотыми волосами
^{Перевод А. Щербакова}

Жил-был подпасок. Задумал он странствовать и отправился в чужие края. Шёл, шёл, пришёл в один город и решил там остаться, если найдётся работа. Удалось ему договориться с королевским пастухом, и стал он у него подпаском.

– Только я, – говорит, – хочу три раза в день мясо есть, а другой платы мне не надо.

Согласился королевский пастух, в первый день дал ему отдохнуть, овец пасти не посылал. На второй день большое стадо дал, а сам с ним пошёл показать, где пасти. Пригнали они стадо к самому лесу, густому да тёмному. И говорит пастух:

– Видишь вон те луга в низине? Там и паси. А в лес с ними не забирайся. И сам пропадёшь, и овец погубишь.

– Это почему же?

– А потому, что в том лесу живут чудища-великаны, головами до ветвей достают, всех встречных убивают. Королевскому войску с ними не справиться – их никакое оружие не берёт.

На третий день подпасок уже без пастуха за дело взялся. Кой-как, но управился, погнал стадо. По дороге глянул, а возле самого леса трава – прямо загляденье. Подпустил он овец на опушку, те наелись досыта. И никаких великанов не видать.

Пригнал он овец вечером домой – пастух ему и говорит:

– Овцы-то перекормлены. Никак в лесу пас?

Подпасок отнекиваться! А сам что ни день, то всё дальше и дальше в лес овец пускает. Посматривает, но великанов не видно.

Недельки через две добрался он со стадом до толстенного дуба. Глядит – одна ветка у дуба отрублена, а на срезе надпись: «Под этим дубом закопан пламень-меч, великанья смерть. Кому счастье сюда прийти, пусть меч из земли добудет. Он великанов обманет, по одному бить их станет». Испугался парень поначалу: стало быть, и вправду великаны где-то поблизости. Выгнал он овец из лесу. Но наутро взял с собой лопату, оставил овец на опушке, а сам бегом к дубу, копать взялся. Выкопал деревянный сундук, открыл, а там – меч. Светится, как огонь. Весь день он его носил – не видать великанов.

Но вот на другой день только он с овцами в лес, глядит – что-то навстречу движется. И не понять, то ли это дуб без ветвей, то ли ещё что. Всё ближе, ближе – да это же великан! Огромный, толстый, гора горой! А на плече у него – дубина железная, с оглоблю.

Подходит великан и говорит:

– Чего тебе в лесу надобно, червячок? Я тебя этой дубиной, как муху, прихлопну – мокрое место останется!

– Бей меня сверху! – кричит подпасок. А сам стоит, меч в руках держит.

Замахнулся великан на него сверху, отскочил подпасок, и ударил великан по земле, да так, что дубина в землю на три сажени ушла. Тут подпасок подскочил к великану, рубанул его под колена – выше-то не достать! – перебил жилы, и повалился великан наземь. И посёк подпасок великана на куски. Убил. Потом до вечера овец в лесу пас, всё по сторонам глядел, да так никого и не увидел.

Наутро только он овец в лес загнал – второй великан ему навстречу. С такой же дубиной.

– Ты, – кричит, – червяк поганый, брата моего убил? Да я тебя в пыль разнесу!

Отбежал подпасок к дубу, замахнулся великан, а подпасок в сторону! Ударила дубина по дереву, из рук великана-то и вылетела. Бросился к нему подпасок и расправился с ним, как с первым. Весь день потом поглядывал, не покажутся ли ещё великаны, но никого не было.

Зато на третий день едва подпасок в лес, а третий великан тут как тут! Размахнулся и швырнул дубину в стадо. Полтораста штук овец разом убил. Видит подпасок – великан-то безоружный, подскочил к нему и посёк, как первых двух. Посёк, поглядел – половина стада побита. Заплакал он, увёл остаток стада подальше в лес, на густую траву, оставил их там и пошёл искать, где те великаны живут.

И вот приходит он в красивый замок. Входит – никого. Только на столе чашка кофею стоит. Выпил он кофей, глядь – кусок хлеба лежит. Сунул он его за пазуху, стал ещё осматриваться, видит – на стене охотничья сумка. Сунул он туда руку, пошарил, вынул – золотая дудочка. Он в неё возьми и подуй! Тут загрохотало по лестнице из подвала, и вбегает в палату офицер, красавец писаный. И спрашивает, чего надобно, какую услугу оказать. Дескать, он их избавитель, давно им это было предсказано, что он придёт, трёх великанов убьёт и всех пленников освободит.

– Ещё великаны есть?

– Больше нету, мы одни в подвале, нас там три тысячи. Были мы у великанов во власти, а ты нас вызволил.

Берёт офицер трубу, трубит – и как повалит из подвала войско! Все три тысячи! Благодарят подпаска, честь ему отдают, словно королевичу.

А офицер расспрашивает, как он жил-поживал, пока до этих мест добрался, нет ли у него какой заботы.

Отвечает подпасок:

– Полторы сотни овец убил у меня третий великан. Что делать, ума не приложу.

Офицер тут же доктора вызывает и двух помощников. Доктор берёт мазь, идут они к убитым овцам. Мажет доктор убитой овце нос – та оживает и бегом в сторону! А двое помощников стадо собирают.

Те двое так при стаде и остались до вечера, а остальные стали подпаска по замку водить, сокровища показывать. И напоследок привели его в один погреб, а там – колодец, и вода в нём, как огонь, светится. Наклонился он поглядеть на такое чудо, а его хвать за ноги – и в тот колодец головой опустили. И тут же вытащили. Испугался подпасок, еле опомнился. А офицер уже ему волосы гребнем расчёсывает – волосы-то золотые! В том колодце золото делалось и держалось жидкое, как вода. Только если вынешь – затвердеет.

Целый день провели они в замке, радовались. Настал вечер, пора овец домой гнать. Обвязал подпасок голову старой тряпкой, чтобы никто не увидал золотых волос, погнал овец.

Встречает его королевский пастух, ворчит:

– Что припозднился? Ох, чую я, в лесу пасёшь!

Подпасок отнекиваться!

Подумал пастух: «А, паси, где хочешь. Лишь бы худа не было да овцы были сыты». И оставил его в покое. И долго ещё так было, подпасок овец выгонит, в лесу их вместо него помощники пасут, а его самого в это время в замке королевичем наряжают.

Но вот король того королевства объявил по всему свету, что свою единственную дочь и всю власть отдаст он тому смельчаку, кто сумеет верхом на коне три раза въехать к ней по стеклянной горе в такие-то и такие-то дни.

Настал первый день. Собралось множество королевичей, княжичей и вельмож всяких возле горы, один за другим въехать пробуют, да никак! Кони ломают ноги, бьются в кровь!

Пастух велел подпаску идти туда смотреть, но он не захотел. Погнал своё стадо в лес. А офицеры переодели его там королевичем, вороного коня ему вывели, подковы у коня с алмазными шипами, вся сбруя серебром выложена. Сел он на коня, подъехал к горе. Никто его не знает, но место дают. Ударил он коня шпорами и враз на гору взлетел! Весь народ изумился, откуда он такой взялся. Выходит к нему из своих палат королевна, приветливо кланяется, подарок подаёт в знак победы. Принял он подарок, вскочил на коня, поскакал вниз. Те внизу думали, что он с ними говорить будет, а он прочь умчался.

На второй день подвели ему офицеры коня в яблоках, вся сбруя золотом выложена. Подъехал он к горе последним, а ему уже место очищено. Но все сговорились заступить ему дорогу на обратном пути. Дивились они и богатству его, и волосам золотым. Королевна его снова от всего сердца приветствовала, подарок ему поднесла, но спросить его, откуда он, не посмела. Он поначалу сделал вид, что спускаться будет в том же месте, где въезжал. Все там сгрудились, а он повернул коня туда, где пусто, и прочь ускакал.

Вот пригоняет он вечером овец домой, старик пастух и говорит ему:

– Вот видишь, пошёл бы ты вчера да нынче – повидал бы чудес. Кони ломают ноги, никто въехать не может. Один чужестранный принц с золотыми волосами неизвестно откуда появился, никто его не знает. Он уже два раза на гору въезжал. Завтра его ловить будут. Поставят вокруг горы всё королевское войско в три ряда с саблями наголо. И поймают. Сходи погляди. А овечкам сена зададим.

Промолчал подпасок, а наутро говорит пастуху:

– Дело мне до ваших чудес! Принцы и без меня разберутся, а вот овечки криком изойдут. Пойду-ка я их пасти.

Посмеялся над ним пастух.

– Дурачок ты, – говорит. – И упрямый, будто осёл.

Загнал подпасок овец в лес, а там уж готов ему замечательный сивый конь, вся сбруя брильянтами выложена, аж в тени светится! Подъехал он к горе, войско пред ним расступилось, и взлетел он на гору, как и в те два раза. Подала ему принцесса третий подарок, а он снял с себя золотой крестик, камнями выложенный, миллион ему цена, и ей преподнёс. Обрадовалась принцесса, спросила его, откуда он.

Ответил он ей:

– Издалека.

Вскочил на коня, пришпорил его, и прянул конь с горы над головами всего войска. И ускакал бы он невредим, да вокруг за кустами ещё солдаты прятались, чтобы его поймать. Выскочил один солдат, хотел его остановить, да не справился. Уж больно он быстро мчался. Тем солдатам было дозволено его легко ранить для отметки. Тогда замахнулся солдат саблей и угодил ему по ноге как раз над стременем. Сабля сломалась, кончик в ноге застрял.

Прискакал подпасок в свой замок, сняли его с коня, ногу мазью помазали, она вмиг зажила – только метка осталась. Тоненькая такая.

Пригнал он овец под вечер домой, старик пастух ему и говорит:

– Вот оно, твоё упрямство! Мог сегодня такое увидеть, чего никто никогда не видел. Да проворонил, и теперь не вернёшь. Через три ряда войска перескочил чужестранный принц и всё-таки удрал. Но поранили ему правую ногу и теперь-то наверняка сыщут.

Король ждёт, принцесса ждёт, когда принц появится. А того нет как нет. Подпасок пасёт себе овец и пасёт.

Вот однажды увидала королевна, как он овец домой гонит, и говорит служанке:

– Этот подпасок так хорошо овец пасёт! Даже приятно посмотреть, как они весело домой бегут. А обувка у него худая, жалованье, видно, малое. На, снеси ему пару золотых, пусть он обувку новую купит. И шапку. Стыдно, чтобы королевский слуга на голове такую рвань носил.

Отнесла ему служанка деньги и королевнины слова передала. Взял он золотые монеты и кинул пастуховым детишкам под ноги.

– Эй, ребятишки! – говорит. – Берите, играйте. У нас дома детвора только таким золотом и играет.

Пошла служанка к королевне и рассказала, что видела. Решила королевна, как и пастух, что он, подпасок-то, дурачок. А он всё овец пасёт да пасёт.

А король ждал-ждал да и повелел своим звездочётам:

– Прочитайте по звёздам, где этот человек, который от моей дочери три подарка получил и оставил ей взамен такую дорогую вещь!

Читали звездочёты по звёздам, читали и вычитали, что он королю служит и хлеб королевский ест. Всех князей, графов, генералов, придворных – всех король перебрал. Не нашёл. Снова велит по звёздам читать.

– Всё точно, – говорят звездочёты. – Он в королевском доме и хлеб королевский ест каждодневно.

Снова велел король осмотреть всех от мала до велика. Не нашёл. Задумался король. Глядит – а тут подпасок овец домой гонит.

Вызвал король старого пастуха, спрашивает:

– Этого подпаска твоего осматривали?

– Никак нет, ваше величество. Он у нас полудурок. Сиятельнейшая принцесса ему два золотых послать изволили на обувку, так он их детишкам кинул. У него-де, говорит, дома детишки таким золотом играют. Так оборванцем и ходит.

– Вот так новость! – кричит король. И в овчарню.

– Эй, подпасок! – говорит. – Чего у тебя голова завязана?

Отвечает подпасок:

– Ваше величество, болит она у меня, уж третий месяц пошёл.

Король дёрг повязку – а под ней золотые волосы!

– Видал! – говорит пастуху. – Держишь в доме, а кого – не знаешь.

Взял король подпаска за руку, повёл к королевне. Та его сразу признала, хоть одет он был в простой одежде. Стали они его расспрашивать, и он им всё-всё рассказал. И как он великанов побил, и как всем их добром завладел. И сказал тогда король:

– Вольно ж тебе было на стеклянную гору ездить! Ты ж и без того мою дочь заслужил.

Отправил король гонцов к великанскому замку. Всё там нашли: и три подарка королевнины, и кончик сабли обломанный, – принесли королю и стали готовить свадьбу.

А в день свадьбы вывели всё войско из замка, все сокровища в город перенесли. Шесть недель был праздник. В последний день возвели подпаска на престол, и стал он добрым королём для всех людей. Коли жив, то и живёт красно, – коли нет, то спит в земле давно.

Подарок Старого Штейгера
^{Пересказ Н. Гессе и З. Задунайской}

Прозвище – не имя. Имя дают мать с отцом, когда ещё ничего про своего ненаглядного сыночка не знают, что за человек из него вырастет. А уж прозвищем люди награждают, когда видно, кто чего стоит. Как прилипнет меткое словечко, так его и не отдерёшь.

Вот, скажем, Ферду Маслока из Жабкова прозвали Пропадиработкой. И оказалось ему это прозвище впору, словно по мерке сшитое.

Жил Пропадиработка в шахтёрском посёлке и, как все мужчины этого посёлка, что ни день спускался в клети глубоко под землю, где только и свету, что от шахтёрской лампы.

Спускаться-то он спускался. А вот чтобы кайлом долбить, уголёк в забое вырубать – этого он, сказать по правде, не любил. Бывало, у других забойщиков ещё только плечо разойдётся, рука размахнётся, а Пропадиработка уже присел на кучку угля отдохнуть.

– Эй, – окликают его товарищи, – ты что дремлешь, работа стоит!

– Пропади работа, – отвечает Пропадиработка. – Пропади она вся пропадом, хоть бы её и не бывало!

– Так зачем же ты за кайло держишься? – спрашивают его товарищи.

– Да жена ругается, когда на хлеб не заработаю, – говорит Пропадиработка. – Вот кабы на меня богатство свалилось, я бы, ясное дело, работать не стал. Лежал бы весь день на перине да под периной и жевал рогалики с маслом, закусывал бы окороком, запивал бы сливянкой. Только нет у меня счастья!

Услыхал как-то его слова седоусый Сембол, самый старый шахтёр на шахте, и засмеялся.

– А ведь я тебе, Ферда Маслок, могу посоветовать, как такого счастья добиться.

Пропадиработка не поверил.

Сембол дальше говорит:

– Надо тебе с хозяином горы, Старым Штейгером, повидаться.

– Со Старым Штейгером? А если он мне голову оторвёт?

– Ну, будешь без головы жить. Всё равно она тебе, вроде бы, ни к чему. Да шучу я, не оторвёт тебе Старый Штейгер голову.

И седоусый Сембол научил Пропадиработку, куда пойти и что сделать, чтобы со Старым Штейгером повидаться.

Пропадиработка не стал откладывать дело в долгий ящик. Надвинул шахтёрскую шапку поглубже, чтобы породой не зашибло по дороге, и пошёл выработанными штреками, дальними горизонтами искать Старого Штейгера.

Где согнувшись в три погибели, где и вовсе ползком, добрался до завала. Давний завал – тут уж, верно, лет пятьдесят как весь уголь выбрали. Темно кругом. А тихо как! Только и слышно – старая крепь потрескивает. Треснет, и долго потом мелкие камушки осыпаются, тяжело ей, видно, такую толщу земли на себе держать. Страх берёт от этакой тишины, будто один ты на свете. Сгинешь, и не узнает никто.

Однако зачем пришёл, то и делай. Собрался с духом Пропадиработка и свистнул. Прокатился свист, отдался эхом в дальних коридорах.

Тут – вот вы не поверите, а так оно и вправду было – расступилась стена, и вышел навстречу Пропадиработке сам Старый Штейгер. Весь в точности такой, как про него шахтёры рассказывают. Борода длинная, брови кустистые, мундир на нём штейгерский, на голове шахтёрская шапка, как положено. Словом, штейгер как штейгер, только глаза, будто каменный уголь на изломе, блестят да лампа в руке красным огнём горит.

Подогнулись у Пропадиработки от страху ноги, он и сам не заметил, что уже на коленях стоит.

– Па-па-пан Старый Штейгер, – еле выговорил. – Не я это свистел – Сембол. Убежал он. Я, пан Старый Штейгер, побегу его догонять…

– Цыц! – гаркнул Старый Штейгер. – Не ври, а то так кайлом огрею, что ты отсюда, из-под земли, небо увидишь и все звёзды пересчитаешь! Говори, зачем пришёл?

– Ох, ясный пан Старый Штейгер, мне бы деньжат. Самую малость.

– Хе, а для чего?

– Так ведь деньги… Можно не работать…

Усмехнулся Старый Штейгер.

– Хочешь на перине лежать, периной укрываться, рогаликами с маслом лакомиться?

– Так, пан Старый Штейгер. Истинная правда, всё угадали как есть.

– Значит, не хочешь работать?

– Не хочу, пан Штейгер.

– Ну, будь по-твоему! Дам я тебе, чего просишь. Только и ты держи слово. Не работать так не работать! Чтобы не смел и пальцем шевельнуть. Ни почесаться, ни муху прихлопнуть.

– Неужто и в носу поковырять нельзя? – ужаснулся Пропадиработка.

– Ладно уж. В носу ковыряй, – смилостивился Старый Штейгер. – А больше чтоб – ни-ни. Не то всё богатство разом пропадёт. Да, вот что, не найдётся ли у тебя табачку?

Пропадиработка заюлил:

– Как не найтись! Угощайтесь, ясный пан Старый Штейгер. – И вытащил из кармана большой кисет.

Известное дело, в шахте курить нельзя, взрыв может получиться. Так шахтёры жуют табачное зелье.

Старый Штейгер залез всей пятернёй в кисет да такую щепоть захватил – чуть не половину табака. Заложил за щёку и говорит Пропадиработке:

– Теперь убирайся, надоел ты мне.

И исчез, как не бывало.

«А деньги?» – хотел крикнуть Пропадиработка, но не посмел. Да и кому крикнешь? Один он у завала. Побрёл Пропадиработка назад. Бредёт, спотыкается и клянёт на все лады Старого Штейгера, Сембола, а заодно и себя самого.

– Обманщик этот Сембол! И я дурак, что послушался. А Штейгер-то, Штейгер! И не стыдно ему сквозь стены проходить, глазами, словно волку, светить, табак у добрых людей выманивать. Да хорошо бы немножко, а то вон сколько! На десяток бы жвачек хватило!

Пока Пропадиработка сам с собой бранился, донесли его ноги до своего штрека.

Смотрит – там уже смена кончилась. Шахтёры в клеть садятся. Поднялся с ними и Пропадиработка.

Чем ближе к дому, тем больше его досада разбирает. С досады и потянуло его табачку пожевать. Достал кисет, сунул туда руку не глядя и вытащил вместо табака золотой. Пальцам не поверил, глазам не поверил, себе не поверил. Встряхнул кисет – вправду бренчит золотым звоном. Не обманул ясный пан Старый Штейгер!

Бросился Пропадиработка к дому. Ещё с порога закричал:

– Эй, жёнка! Стазыйка! Теперь заживём! Смотри-ка: золото!

– О, Йезус Христе! – взвизгнула жена. – Сколько ж тут золотых монет?

– А я не считал.

– Так пересчитай скорей.

– Э, нет, деньги считать – это работа. А пан Старый Штейгер говорил…

И Пропадиработка рассказал жене, как всё было.

Стала жена сама считать деньги. Да только скоро бросила, потому что сколько вынет из кисета, столько в нём и прибавляется.

– Ах ты мой золотой Фердик! – захлопотала Стазыйка. – Уложу я тебя на взбитую перинку, перинкой укрою, а сама побегу в лавку. Что тебе купить, драгоценный ты мой муженёк? Может, хочешь рогаликов с маслом?

– Рогаликов! – закричал Пропадиработка из-под перины. – Да чтоб свеженьких, чтоб корочка хрустела.

Лежит Пропадиработка на перине целый день. Жуёт рогалики с маслом, запивает сливянкой. Жуёт окорок, запивает горелкой. Хорошо! Никогда ему так хорошо не бывало!

Жена вокруг него на цыпочках ходит, всё золотым Фердиком называет. А раньше у неё других слов для него не находилось, кроме как лодырь да бездельник.

Вот и второй день лежит Ферда Маслок, в носу ковыряет. Всё бы ничего, только мухи досаждать стали. Да в животе бурчит. Не от голода – от сытости. Жена над ним чуть не плачет, она ему рогалики с маслом, она ему окорок, а он на них и глядеть не может. Объелся вчера. Еле-еле уговорила его Стазыйка кусочек медовой коврижки съесть.

На третий день совсем заскучал Ферда. Вздыхает, ворочается в кровати. То ему жарко, то перья колют, то перина набок собьётся. Словом, не человек лежит, а куча бед.

Стазыйка по дому так и мечется. Прибралась, обед вариться поставила и затеяла полы мыть.

А Ферда Маслок глаз с неё не спускает, и такая разбирает его зависть, сил нет.

Сбросил он перину, вскочил.

– Давай, – просит, – я тебе хоть воды наношу.

Тут Стазыйка и показала, что она старые слова не насовсем из головы выкинула. Откашлялась и давай честить!

– Лодырь – он лодырь и есть. Работать ему, бездельнику, понадобилось! А того не соображает, что самая его главная работа – лежать, богатство беречь.

Хотел Ферда с досады в затылке поскрести. Но жена на него так грозно посмотрела, что он поскорей руку опустил. Насилу дождался, пока Стазыйка все дела справила и побежала в лавку приглядеть, чем бы мужа побаловать.

Мигом Пропадиработка сбросил перину, вскочил на ноги и вышел во двор свежим воздухом подышать.

«Дышать-то, – думает, – это не работа!»

А в соседнем дворе седоусый Сембол колол дрова. Подошёл Пропадиработка к заборчику, опёрся об него, смотрит.

Сембол взмахнёт топором, трахнет по полену, полено так надвое и рассядется. А Ферда в лад топору гекает:

– Гек! Гек!

«Гекать-то, – думает, – не работа. А всё душу отведёшь».

А тут вдруг заколодило у седоусого Сембола. Такая коряга сучковатая попалась! Уж он и по обуху другим поленом колотил, и со второго конца за неё принимался. Никак с ней не справиться.

Не вытерпел Пропадиработка. Перескочил через забор, отодвинул плечом старого Сембола.

– Дай-ка, – говорит, – я!

– Что ты, что ты, – уговаривает его Сембол, а сам усмехается. – Богатство своё пожалей!

– Пропади оно пропадом, это богатство, – отвечает Пропадиработка.

Поплевал на ладони и взялся за топор. Вогнал топор в корягу поглубже, поднатужился, поднял её над головой да как ухнет об землю – Гек! – так и расселась коряга надвое.

– Ах ты окаянный! Ах ты дармоед! Ах ты дурень безголовый! Я тут ног не жалею, рук не покладая его обихаживаю, а он, лентяй, за топор схватился!

Надо же такому случиться – жена не вовремя вернулась.

Побежала Стазыйка в дом, схватила кисет – лёгкий! Она и заглядывать в него не стала. Опять во двор выскочила, ткнула под нос мужу кисет.

– Гляди, проклятый, что ты наделал!

Развязал Ферда Маслок кисет, заглянул в него и обрадовался.

– Табачок! Вот хорошо-то! – И заложил добрую щепоть за щёку. – Шахтёр без табака не шахтёр. Я ведь, Стазыйка, завтра на смену выхожу.

Заплакала Стазыйка, а потом подумала: «А может, оно и к лучшему! У всех кругом мужья как мужья – шахтёры. У одной меня богач, на смех добрым людям».

С того дня Ферду Маслока не узнать. С утра до обеда уголь рубит – не остановится, не передохнёт. Перекусит наскоро – первым за кайло берётся. А своё потерянное богатство если и помянет, так только недобрым словом: пропади это богатство, пропади оно пропадом, хоть бы его и не было!

Получил теперь Ферда в посёлке новое прозвище: Пропадибогатка. И пришлось оно ему впору, словно по мерке сшитое.