Текст книги "Пророк"

Оксана Бердочкина
Пророк

Мышь съела одно маленькое пшеничное зернышко, предварительно наделав в сметану. Правда, сметану она тоже съела, но не всю, так и не сумела дотянуться до дна – извозилась, да хрюкнула в клочья за печку. Вдруг входит барин. Барин всем баринам барин, настоящий, разбитной, глазастый, чернявый, садится небрежно за стол, скидывая с плеч золотистых песцов. Подумать только, какая странность, всем странностям странность, на дворе жара, лето аж катится к осени… Барин рукой к молоку, а в ответ как ошпарило, вздрогнул и замер в неведении. Всматривается в свою собственную руку, вроде все как полагается – классически, но есть что-то еще. Опускает, испытывая тишину.

В этот воинствующий жаркий месяц он прибыл к рудникам вершить дела, народ гонять, но чем-то отравившись «неправильным», бросил все и по совету доброму кинулся в одно здоровое место, что всем местам место – печенки там так и срастаются в счастье, так ведь климат редкостный. По прибытии, разместившись в простоте, правда, прежде казенного завез, спал ночами да днями и сон его все не кончался. Когда ж, наконец, пробудился, дернулся в поле с душой спорить, только кудри его ветер взбивал. А к утру уж сегодня ото сна пробудившись, ощутил всем телом своим, как его вчерашнее дело, что всем делам дело, хорошенько его обдало. Это вам не критика. Нет, это вам не лирика, и не физика простейшая, да и мимика все также не к месту. Что? Ладно, пропустим. В общем, покрывался барин на ночь золотыми песцами, утром же, только поднявшись, накидывал их на плечи. Умывался подолгу – не торопясь, глядел вдаль, выйдя в раннее утро. Звук этот первый звук, щебет птиц… звук, что всем звукам звук, мелодичной нитью полз в его ухо, ибо он останется в дне, что скользит все мирские часы в ущелье вечности. И опять он задумался, ведь было в этом дне нечто особое. Было что-то, что явно отличалось от предыдущих дней, как некая форма неповторимости, которую он никак не мог поймать, приобретая ранимое впечатление – вообразить, прояснить ее силу и смысл. Вернувшись в избу, вздохнул с утратой. Ну что опять? Опять это опять из всех опять? Да оно. Он снова замер, смотрит в свои руки и думает о том, что нет в его голове никаких мыслей. Да что же это такое? Ранее была мышка, теперь рука уж на молоке, и вот снова, словно видение его одолело. Барину очень понравилось необъяснимое – с недавних пор пережитое им, весь этот прожитый отрез неизвестного ему чувства, и все те предыдущие, что дымкой счастья теплились в его памяти, претендуя на воспроизведение. Вздохнул, и глубоко осознал, что вздох его кажется ему весьма заманчивым, словно не вздох это вовсе, а материал, не пойманный им. Вдруг книга пророка Иоиля, II, 28 предстала в его глазах, и он захотел обозвать себя странным словом, но не было таких слов в его языке. Губы дергались, потешая надежду, а нет, ничего не приходит. Тогда в отчаянии барин положил руку на лицо и сквозь красивые пальцы почувствовал невероятную оптику. Интересно, что пальцы, приложенные к глазу, виднее и ближе, нежели печь. Нахмурился, и вот первый рубъ ему в копилку. Он нашел в себе желание, и признался, осознав, что хотел бы посредством сомнений, что из всех сомнений сомнения, использовать свои знания, что были случайным образом найдены им этим божественным утром. Кто я? Вдруг спросил он себя, не то дух, какой услышит и, наконец, под

...

конец ознакомительного фрагмента