Текст книги "Твое тело – моя тюрьма"

Оксана Лесли
Твое тело – моя тюрьма

Реальность не имеет ничего общего со словами, которые ты используешь, чтобы описать ее.

Карлос Кастанеда, «Учение Доха Хуана»

– Ты сам говорил, что знание – это сила.

– Нет, – сказал он с чувством. – Сила покоится на том, какого вида знанием ты владеешь. Какой смысл от знания вещей, которые бесполезны?

Карлос Кастанеда, «Учение Доха Хуана»

Глава 1
Мечта – контакт с инопланетной цивилизацией

Моя правая ладонь сжимает рукоятку ножа, в то же время лезвие в левой заявляет о своем присутствии – кровь окрасила вспотевшую ладонь. Боли нет. Мышцы ног затекли от сидения на корточках в темноте.

Для чего я сижу в какой-то нише и подглядываю за влюбленной парочкой на постели? Откуда в моей руке нож? Почему мне не больно? Для чего я подстерегаю как маньяк из фильма ужасов?

Я вижу гигантское зеркало, висящее у изголовья кровати. Оно детально отражает спаривание красивых, молодых, потных тел. Они, по всей видимости, доставляют друг другу невыразимое удовольствие, и меня охватывает негодование.

Нагая девушка, встряхнув длинными розовыми локонами, слезает с партнера и удаляется. Скорее всего, в ванную. Плохо видно. Какой надо быть дурой с низкой самооценкой, чтобы выкрасить волосы в розовый цвет! Я бы никогда так не сделала!

Ее любовник со странными салатовыми кудрями, еще один придурок крашеный. Закрыв глаза, млеет на круглой постели от только что полученного удовольствия.

Я чувствую, как жар кольцом сковывает мое горло, а вены-артерии пульсируют так, словно моя кровь готова фонтаном вырваться наружу и залить всех! Выхожу из ниши резко и бесшумно.

Рывок к постели, я прижимаю бедрами юношу и вонзаю ему нож в пах, изо всех сил двигая лезвие вверх, к сердцу.

Герой-любовник предпринял неудачную попытку меня остановить, схватив за горло. Но рука его слабеет от ужаса и потери крови. Я наклоняюсь ниже к его широко открытым глазам, дышу в лицо… Мое дыхание будет его последним вздохом. Пусть знает, кто лишает его жизни.

Я его не знаю, но он знает меня. Я вижу это в его глазах, но почему? Его руки конвульсивно сжимают простыню, словно она способна дать живительную энергию продержаться до появления помощи извне! Его синеющие губы шепчут странное слово: «Тави!» Что за слово такое? Слово из незнакомого мне языка. Это имя?

Белые простыни, а также мои локти, колени и одежда становятся красными, красивыми, яркими. От этой горячей отрезвляющей кровавой ванны меня начинает тошнить. Я же боюсь крови! Почему же я это делаю?

Все еще сидя на этом мертвом голом юноше, отрываю от его лица взгляд и впиваюсь им, как осьминог присосками, в зеркало над кроватью. Но вместо своего отражения я вижу лицо незнакомца с фиолетовыми глазами и такими же фиолетовыми волосами. Кто это?

Дверь ванной открывается. Вот она, девушка с глупыми розовыми волосами. Кричит что-то, надрывно так, но я не понимаю ее слов. Оправдывается? Просит пощады? Вот тебе, получи! Почему я безжалостно ударяю ее ножом?

Почему у нее… мое лицо? Боже мой! Я убиваю своего двойника?

* * *

Мишель проснулась в холодном поту и села на кровати. А ведь это был сон! Кровавый, абсурдный, тупой сон! Странно, она не являлась поклонницей кровавых фильмов ужасов. Понятное дело, если бы она насмотрелась триллеров-сериалов «Декстер», «Турбаза» или «Пила», и ее подсознание выдало бы такой кубик Рубика через кровавое сновидение. Но ведь вид крови всегда внушал ей панический страх: она даже не может смотреть передачи про животных, где вольные хищники смачно рвут добычу на части и с аппетитом ее пожирают. Наверное, она не смогла бы работать врачом или медсестрой, не говоря уже о профессии криминалиста или даже элементарном донорстве. Тем более – кого-то убить, как она сделала во сне. Словно находясь в чьем-то теле, в теле хладнокровного убийцы, знающем, кто и за что должен расстаться с жизнью. Убийство было спланированным актом возмездия, она это прочувствовала. Наверное, ненависть способна поднять температуру тела. И Мишель было жарко от только что пережитого кошмара.

Огляделась. Все вокруг было привычным. Ее комната. Розовые стены – их много лет назад красил для своей принцессы папа, которого больше нет. Война в Ираке проглотила его, но память, как и цвет стен, осталась. Полки с книгами, два кресла, двухъярусная кровать, комод с зеркалом, письменный стол. Обычно Мишель спала на первом ярусе, а на втором красовались ее плюшевые игрушки из детства: жалко выбросить – некоторые были подарены ее покойными папочкой, бабушкой и дедушкой…

Девушка встала напротив зеркала и стала расчесывать каштановые волосы, внимательно разглядывая себя. Черты лица не крупные, не мелкие. Кожа без веснушек и угрей. Черные брови и ресницы. Карие глаза. Симпатичная, в папу, в котором текла кровь американских индейцев.

Мишель считала, что внешне она мало чем отличалась от других восемнадцатилетних девушек из Флориды. Не изможденно-худая, как модели-анорексики, и не полная, как надувной дельфин. Без каких-либо шрамов или татуировок. Анжелика, ее мать, с детства учила, что нужно уметь запомниться людям не картинками на своем теле, а харизмой, умением излагать свои мысли, в общем – своим внутренним миром.

Мишель нравилась себе, хотя нарциссизмом не страдала. Ей очень шел легкий золотистый загар: все-таки она жила в доме с бассейном недалеко от пляжа Мексиканского залива.

Мишель улыбнулась. Она знала все про рак кожи, вред соляриев и ультрафиолетовое излучение. Поэтому они с мамой, братиком, отчимом или ее парнем ездили на пляж исключительно до одиннадцати утра или после четырех дня. Из соображений, чтобы самые зловредные излучения не травмировали кожу.

Стоп. У девушки из кровавого сновидения была белая кожа, как будто она никогда не загорала. Цвет волос также отличал Мишель от той, с розовыми волосами. Значит, это был ее странный двойник!

Девушка, все еще в пижаме, села за свой письменный стол и открыла ноутбук. На главной странице появилась фотография со Стивом, соседом девятнадцати лет. Стив учился в местном колледже на дизайнера одежды. Он был очень вежливым и застенчивым юношей, с мягкими чертами лица. Мишель в шутку называла его своим котенком. Нет, он не был мохнатым, просто она любила кошек. Стив не был брутальным, скорее молчаливым, даже себе на уме, уравновешенным парнем. На фотографии он держал Мишель на руках, стоя по колено в изумрудной воде залива. В памяти всплыли ощущения спокойной радости. Стив был единственным другом Мишель.

Другие девушки в школе интересовались мальчиками, компьютерными играми, спортом; многочисленные селфи и СМС-ки, пребывание в чатах было нормой жизни. Мишель же не интересовало то, чем увлекались ее ровесницы. Ее редко приглашали на дни рожденья или пижамные вечеринки. Она ненавидела толпы и зависимость многих поведать Фейсбуку все, что происходит с ними. Увлечение спортом казалось ей скучным. Когда люди плакали во время просмотра фильма, Мишель чувствовала себя чужой, так как она никогда не сопереживала героям кино и книг. Она понимала разумом слова, внимательно следила за сюжетом, но никогда не ощущала себя на месте героев и не «болела» за них, ее сердце молчало, как будто в ней не хватало каких-то проводков.

К сожалению, в колледж она не поступила после окончания школы. Нужно было что-то делать – то ли работу искать, то ли готовиться к поступлению в колледж заново. Или – и то и другое?

Девушка решила нырнуть в поисковую сеть. Что там ученые пишут про сновидения? Так, они бывают «пассивные», когда сновидящий является наблюдателем, и «активные», когда сновидящий сам находится в центре событий. Сны бывают цветными и черно-белыми. Миллионы ответов и объяснений! И где правда?

Мишель потеряла интерес к сновидениям и вышла в Ютуб, нашла видеоролики с НЛО. Затаив дыхание, она вглядывалась в объекты, которые вполне можно было считать инопланетными. Девушка считала свою жизнь слишком пресной, как дистиллированная вода без фруктовых добавок. Вот некоторым действительно везет: они наблюдают НЛО, кого-то инопланетяне забирают к себе на корабль. А она? Пока довольствуется только телескопом, подарком матери. Мишель бросила взгляд на карту звездного неба во всю стену. Когда-нибудь она станет астрономом или даже космонавтом. Так хочется прикоснуться к звездам, оторваться от Земли и чувствовать что-то особенное, неземное!

Девушка посмотрела на настольный перекидной календарь. Легким щелчком перевернула лист. Воскресенье. Нужно было собираться на мессу – католическую литургию – к одиннадцати часам утра.

Анжелика Редмонд, ее мать, верила и внушала дочери, что жизнь не радуга, не шахматная доска, а зебра. И плохое обязательно сменится хорошей, белой полосой. Только пока ты находишься в белой полосе, нужно позаботиться о том, чтобы пребывание в черной проходило как можно легче и безболезненней. Для этого жизненно необходимо ходить в церковь, костел или любой храм по своему усмотрению и вероисповеданию, волонтерствовать там, мозолить глаза, обрастать связями и знакомствами. Анжелика искренне считала, что очень важно быть членом церкви, чтобы в случае чего на твою беду тоже откликнулись. Кроме того, мать надеялась, что Бог и вера изменят ее дочь. Девочке был поставлен диагноз – социопатия, врожденное расстройство личности, когда человек равнодушен к чувствам других людей и с трудом поддерживает взаимоотношения. Анжелика верила всем сердцем и каждой клеточкой своего тела, что ее Бог обязательно исцелит Мишель.

Глава 2
Странная регенерация

Каждое утро семья собиралась на небольшой кухне с холодильником из никелированной стали, кухонными шкафчиками «под дуб», небольшим мебельным уголком. На стене около уголка висело огромное зеркало – это визуально увеличивало комнату, и, по мнению миссис Редмонд, помогало ей не переедать. Она вычитала этот совет в какой-то книге то ли по Фэн-шуй, то ли по диетологии: человек не может долго сидеть и поглощать еду, когда видит себя в зеркале за этим занятием.

Две глубокие раковины из нержавейки находились напротив окошка, из которого был виден задний двор с бассейном, цветниками и лужайками. Это окошко делало кухню светлой. На подоконнике красовались цветущие орхидеи в трех керамических горшочках с отверстиями в стенках для их корней, – хобби Анжелики. Она называла орхидеи – цветами для ленивых, так как они не требовали от нее много времени и особого ухода. Раз в неделю нужно было утолить жажду растений, бросив туда три кубика льда, и иногда побрызгать подкормкой из розового пульверизатора «для орхидей». Иногда для блеска листья натирались кожурой бананов, и цветы радовали хозяев долгосрочным цветением. Периодически орхидеи падали в раковину или на руки того, кто мыл посуду.

Отчим Фред, в белых носках, смешных плюшевых тапках, шортах и фартуке с надписью: «Поцелуй повара», стоял на кухне и жарил оладьи. Мишель недоумевала, почему ее мать купила ему именно этот неоригинальный фартук, с избитой надписью. Может, потому, что Анжелика была заурядной личностью?

Девушка не сомневалась, что ее семья была самой обыкновенной – они не имели никаких влиятельных связей и фантастических планов попасть в книгу рекордов Гиннеса, были совершенно равнодушны к политике. Они даже не ходили голосовать. Анжелика и Фред были убеждены в существовании теневого правительства и в том, что результат голосования был предрешен: все равно президентом США становился тот, кто был нужен тому самому таинственному теневому правительству.

Редмонды жили, как и большинство американцев: на праздник Дня Благодарения запекали в духовке индейку, начинив ее сухарями и ананасом, запускали фейерверки и петарды на День Независимости и Новый Год, нередко жарили барбекю на заднем дворе и подкармливали диких животных в лесопосадке около дома. Иногда они приглашали соседей на барбекю, устраивая вечеринки у бассейна. Только в отличие от большинства сограждан, они не носили обувь в доме, а складывали ее во встроенную нишу около входной двери, где они вешали верхнюю одежду и зонтики.

Пятилетний Остин, братишка Мишель, общий сын Фреда и Анжелики, с удовольствием завтракал, макая оладьи и пальчики в темный сироп агавы. Полненький низкорослый мальчик с крупным веснушками был похож на забавного медвежонка без шерсти. Старшая сестра обожала тискать его как большую живую игрушку и играть с ним в прятки.

Когда Мишель вышла на кухню, с минимумом косметики, одетая в короткое яркое платье, с бусами из белого жемчуга, она бросила всем привычное:

– Доброе утро!

– Доброе утро, – эхом отозвались Анжелика и Остин.

Фред кивнул. Это было не в его характере отвечать на приветствие по утрам.

Завтраки, приготовленные отчимом, были так же привычны, как две домашние кошки – белая Жасмин и рыжий котенок Тигренок.

Мишель хотела поговорить с матерью о сновидениях, так как та работала по ночам сомнологом в сомнологическом центре. А это значило, что днем она отсыпалась и мало времени проводила с семьей. Анжелика призналась дочери, что выбрала именно эту профессию, так как, являясь брезгливым интровертом, не хотела иметь дело с едой, деньгами, людьми, пылью и кровью. На работе она подключала пациентов к мониторам, и они спали. То есть минимум общения с людьми, минимум стресса.

– Мам, вот ты все время смотришь, как люди спят. А тебе никогда никто не рассказывал какие-нибудь свои сны? – спросила Мишель.

– Дай подумать… Припоминаю, один пациент пытался меня убедить, что во время сна посещает разные планеты. Очень странный был человек. В мире столько сумасшедших, один Фейсбук чего стоит. У одной моей знакомой собака нагадила под елкой, ее вовремя не выгуляли, так она это дерьмо запостила. Тошнит.

– Спасибо, за завтраком о собачьем дерьме вспомнила, – буркнул Фред.

– Извини, медовый мой. Тупость некоторых бесит. Нет, мне за это не платят – сны выслушивать. Для этого есть психологи, разбираться в ахинее и отклонениях личности да лекарства прописывать.

– А какие сны тебе снятся? – Мишель макала оладьи в мед, и наблюдала, как янтарные капли стекали на одноразовую белую тарелку – Редмонды, как и большинство американцев, часто такими пользовались, чтобы меньше приходилось мыть посуду.

– Снятся, но редко, ерунда всякая. Я никогда не помню свои сны. Тебя мучают кошмары?

Фред молчал, кушая стоя у плиты.

Мишель уставилась на отражение мамы в зеркале. Признаваться или нет? Скорее всего – нет. Если сновидения для нее ахинея, которой она не придает значения, значит, нечего раздражать человека лишний раз разговорами на никчемные, по ее мнению, темы.

– Нет, я в порядке. Спасибо за завтрак, – сказала Мишель, вставая из-за стола. – Вкусно, как обычно. Ты кошек покормил?

Фред, идеальный мужчина-домохозяйка, резко сорвал с себя фартук и бросил на спинку стула. Он молча посмотрел на нее так, словно был оскорблен ее недоверием к его главным качествам – заботливости и ответственности.

– Конечно, я накормил Жасмин и Тигренка.

– Ты у меня все успеваешь, медовый мой! – промурлыкала томным голосом Анжелика, встав из-за стола, обняла мужа и поцеловала.

Они были женаты шесть лет, и она была до сих пор влюблена в него – низкорослого, мускулистого мужчину с бритой головой, волевыми чертами лица и холодными глазами. Фред мог смотреть на людей пристально и остро, словно протыкая их зрачками-шильями.

Анжелика не сомневалась, что он вполне мог бы сыграть роль викинга или гладиатора в каком-нибудь голливудском боевике. Мужчина на кухне был для нее символом сексуальности и надежности.

Фред проигнорировал любвеобильность жены, покосился на Мишель, которая достала из холодильника пачку сосисок. Он занимался бюджетом и шоппингом, сосиски покупал не дешевые, за доллар, а те, что без наполнителей, настоящие мясные, пачку за четыре бакса!

Мишель направилась к двери, ведущей на задний двор.

– Чтобы это было в последний раз! – ей вдогонку бросил Фред. – Хватит переводить продукты! Ты еще ничего не заработала, чтобы выбрасывать деньги на ветер.

Мишель кивнула и хлопнула дверью, а Остин, протерев выразительный ротик салфеткой и бросив бумажную тарелку в мусорку, посеменил за ней, не забыв сказать «спасибо за завтрак!»

Спальный район, в котором они жили, был построен около леса, и люди могли любоваться и беспечными белочками, скачущими с сосны на сосну, и мелкими животными, захаживающими во дворы, – ночными опоссумами, енотами, черепахами и броненосцами.

Субтропическое лето давило жарой и влажностью воздуха даже утром. Но Мишель, выросшая в этом климате, была привычной к духоте. Главное, нужно было перетерпеть три летних жарких месяца, а остальные девять, с сентября по май, можно было наслаждаться и цветением, и мягкой зимой без снега.

Задний двор дома Редмондов выходил в смешанный лес, в котором росли сосны, дубы, американский каштан, магнолии, дикая ежевика и редкие пальмы. Двор по сторонам был обнесен деревянным некрашеным забором, который местами потемнел и стал серым. Анжелика в шутку называла его «пятьдесят оттенков серого», а нанять кого-нибудь освежить его за двести баксов мойкой под давлением ей в голову не приходило. Вдоль забора – разросшиеся кусты роскошных кустарников – гибискус с оранжевыми цветами, розы, голубые гортензии. Фред подстригал аккуратную зеленую лужайку двора каждые две недели и лично наполнял зерном кормушки для птиц.

Но главными достопримечательностями двора были, конечно, бассейн и незастекленная веранда с белыми деревянными колоннами, на которой уютно смотрелись гриль и пластиковая уличная мебель.

Мишель с Остином прошли в самый конец двора и стали отщипывать кусочки сосисок и бросать их лесным одичавшим кошкам, выглядывавшим из-за кустов отцветших азалий. Они были потомством расплодившихся домашних Жасмин и Тигренка, которых Анжелика пару лет назад пыталась пристроить через социальные сети Фейсбук и Крейгслист, а приемник отказался принимать новых пушистых постояльцев за неимением свободных мест. Пришлось отпустить котят в ближайший лес, где они одичали.

Остин встал на четвереньки, приблизился к одному коту и замяукал. Животное, наверное, восприняло ребенка как соперника, пытающегося отобрать сосиску. Кот ощетинился и поднял лапу, выпустив когти. Мишель ловко схватила братишку и подняла на руки, спасая от возможных ран. Она сама удивилась своему стремительному броску, как на автопилоте. Мишель даже не успела разволноваться за ребенка.

Каким-то образом ее ожерелье порвалось и жемчуг рассыпался по траве. Остин избежал атаки, но его сестре все же достались кровоточащие царапины. Она ойкнула от неожиданности, но направилась к дому, продолжая держать братишку на руках, не чувствуя боли.

На пороге появилась Анжелика, мелкой комплекции, с длинными крашенными в рыжий цвет волосами. Мишель не помнила, какой у нее натуральный цвет волос. Ведь Анжелика их каждый год перед Рождеством красила в новый цвет. Так она удовлетворяла жажду перемен и развлечений.

– Поторопитесь, мои сладкие ангелочки! Мы опаздываем! – позвала она детей и вернулась в дом.

Мишель опустила Остина на землю, и поспешила к дому, чтобы смыть с руки кровь перед поездкой в церковь и наложить пластырь. Но раны исчезли. Девушка потерла место, где еще несколько минут назад кожа была вспорота когтями кота. Ни боли, ни даже зуда не ощущалось, словно ей все привиделось.

Фред сидел в гостиной перед телевизором, положив ноги в плюшевых тапочках на стеклянный кофейный столик. Он увлеченно смотрел сделанную ранее запись своего любимого шоу «Тысяча путей умереть». Но при виде жены Фред оторвался от экрана и остановил шоу. Он знал, что Анжелика и ее дочь не выносили кровавых сцен, и собирался насладиться ими позже.

Фред критически осмотрел наряд жены, – розовое платье и сапоги до середины голени.

– Ты снова нацепила это? Их давно пора выбросить!

– Почему?

– Этот розовый цвет просто тошнотворный, – он скривил губы, глядя на ее ковбойские сапоги. – Мне стыдно, что моя жена носит такое смехотворное барахло! – При этом он знал, что не собирается появляться с ней в обществе и сравнивать с другими женщинами, у которых есть вкус в одежде.

– Что ты, я никогда их не выброшу! – улыбнулась Анжелика, пощекотав подошву его тапочка. – Эти сапоги я получила в наследство от матери, так же, как и этот выплаченный дом. Ты с нами едешь?

В это время Мишель и Остин вошли в гостиную и услышали разговор родителей.

– Нет, никуда я не поеду. Я и так домохозяйкой кручусь целыми днями, то уборка, то готовка, то бассейн почистить, то травку подстричь, то ребенку почитать. У меня должно быть время, когда я отдыхаю от всех. Совершенно один, понимаешь?

– Ага, чтобы наслаждаться кровавым шоу о казнях и смертях. Я беспокоюсь о твоем психическом здоровье.

Фред усмехнулся:

– История Земли выложена разными казнями и войнами, мне нужно просто побыть одному.

– Терпеть не могу, когда ты жалуешься. Иногда мне тоже хочется отдохнуть. Ничего не делать, не видеть и ни за что не переживать, – отчеканила Анжелика, открыла свою розовую сумку и достала жевательную резинку. Казалось, жвачка ее успокаивала.

Мишель задумалась: «Вот она какая – взрослая жизнь. Люди имеют и крышу над головой, и семью, и работу, а не прекращают жаловаться на эту самую жизнь и мечтать о покое. Как будто они, как в некоторых странах третьего или четвертого мира, живут без электричества, канализации и питьевой воды». Девушка помыла на кухне руки себе и братишке, а потом все вышли в передний двор.

Фред прекратил спор, обнял жену, поцеловал и проводил всех до машины. Он пристегнул Остина на заднем сиденье, в то время как его падчерица села за руль. Анжелика пристегнулась на переднем пассажирском сидении.

– Люблю свой сладкий пирожок! – Фред поцеловал ребенка в крупный веснушчатый лобик и обе пухлые щечки, словно усыпанные корицей.

Остин обнял голову отца:

– До скорого, папа! Я тебя тоже люблю!

Мишель, как большинство американских подростков, водила машину с шестнадцати лет, правда, в основном, когда они ехали всей семьей в магазин или церковь. Она чувствовала себя уверенно, однако никогда не садилась за руль одна: у них была только одна машина на семью.

Двигатель заурчал, а девушка поглядывала на свою руку. Никаких следов от атаки диким животным. Что-то с ней не так. Раньше она не наблюдала за собой такой регенерации. Может, на самом деле, она вовсе не обыкновенная девушка?

Медленно проезжая по своему спальному району, любуясь подстриженными газонами соседей, их цветущими олеандрами и магнолиями, кустами роз и жасмина, Мишель замедлила ход около дома своего парня. Стив тоже собирался в храм с отцом, Крисом, и ждал около серебристого внедорожника, когда тот выйдет из дома. Они дружили семьями, как принято говорить.

Стив заметил проезжавшую мимо машину Анжелики с Мишель за рулем и поприветствовал своих соседей, махнув им рукой. Мишель послала ему в ответ воздушный поцелуй, продолжая путь. Она знала, что скоро они увидятся в церкви.

Они выехали из своего спального района, на перекрестке глаз светофора подмигивал автомобилям зеленым глазом.

Вдруг девушка заметила впереди, справа у обочины, что-то темное. Она включила аварийный сигнал, резко свернула с дороги, припарковалась на траве и вышла из машины.

– Ну, в чем дело? – воскликнула Анжелика, выглянув в окно.

– По-моему, одну из наших диких кошек сбила машина. Надо глянуть, может, ее еще можно спасти. Пойду посмотрю, – загорелась Мишель.

– Прекрати заниматься ерундой! Ты все равно не испытываешь жалости! Только любопытство! – отрезала недовольная мать, которая знала свою дочь как никто другой.

– Я с тобой! – Остин был весь нетерпение.

– Нет-нет, сиди, через минуту вернусь.

– Мишель! – не отставал братишка.

Напрасная просьба. Хлопнула дверца, сестра убежала.

Анжелика включила радио, делая глубокие вдохи и выдохи. Выходка дочери вызвала у нее раздражение, но она давно научилась себя контролировать. По радио звучали слова популярной песни: «Я разбила свою машину, въехав в мост. Мне плевать». Анжелика представила себе машину легкомысленной певички, этакий кабриолет с открытым верхом, летящую с моста в пропасть, в объятья смерти или, на худой конец, инвалидности, ухмыльнулась и стала отбивать ритм своими ноготками, – почему глупые песни становятся хитами?

Мишель приблизилась к темному пятну. Да, это был огромный котяра, размозженный колесами машины. Черви методично, с аппетитом, пожирали его тело. Вид крови и разложения вызвал у нее легкую тошноту. Она пожалела о том, что вообще остановилась. Девушка сморщилась от отвращения и зажала нос пальцами, но запах распада и смерти уже успел залезть к ней в носовые пазухи и запомниться всем мозговым извилинам, вместе взятым.

Анжелика отстегнула ремень безопасности и вышла из машины. Подавив брезгливость и тошноту, не желая рассматривать лежащее на земле темное пятно, она изо всех хлопнула дверцей и язвительно поинтересовалась:

– Ну что, спасла? А как ты себе это представляла? Думаешь, дикое раненое животное позволило бы так просто себя взять и положить в багажник? И кто бы возил его к ветеринару, на какие шиши? Может, тебе нужно на ветеринара учиться, а не в астрономию лезть?

Мишель встретила суровый взгляд матери без ответных сарказма и агрессии.

– Поздно, – ответила расстроенная девушка.

Мать сплюнула жвачку в траву прежде, чем сесть в машину.

– Могильные черви – такая мерзость, – перевела дыхание Мишель, поглаживая руль.

– Откуда в киске черви? – спросил с заднего сиденья любознательный Остин.

– Когда мы умираем, они увеличиваются в размерах, поедают нашу плоть и обретают свободу, – выдала Мишель братишке измененным голосом, и округлив глаза, как будто страшную сказку рассказывала.

– Бип-бип, – Анжелика издала звук, который используется в ток-шоу, когда участники выдают неправильный ответ на вопрос. – Внимание. Правильный ответ. Могильные черви – это стадия развития обыкновенной мухи. Они не живут в наших телах. Я считаю, что твоя тюрьма – это невежество. Если бы ты не увлекалась всякой ерундой типа фантастики и уфологии, а получше училась в школе, то бесплатное обучение в колледже тебе было бы обеспечено, потому как ты у меня неглупая. Мы из-за тебя теперь на службу опоздаем.

Мишель, не оскорбившись и не огрызаясь, стала прихорашиваться, глядя в зеркало. Легкомысленная песня, по всей видимости, подняла ей настроение, она подергала плечами, пританцовывая и повторяя: «Я разбила машину о мост. Мне это нравится. Наплевать на все».

Не включив поворотник, Мишель резко вывела машину на дорогу.

Внедорожник Стива и Криса не успел затормозить и на полной скорости врезался в их легковушку.

Анжелику, которая забыла пристегнуться, как теннисный мячик подбросило к потолку автомобиля. Машина рухнула в канаву на обочине дороги, а торчавший в канаве металлический штырь проткнул заднюю пассажирскую дверь и ребенка насквозь как коллекционер – беззащитную бабочку. Вскрик Остина слился со скрежетом металла и звоном разбивающегося лобового стекла.

Подушки безопасности, словно вырвавшись из тесных камер, как беглецы на волю, ударили мать и дочь по их красивым лицам. Руки Мишель больше не держались за руль – они обнимали подушку безопасности.

Мысли девушки, как разворошенный муравейник, зашумели в голове беспорядочно и громко: «аварию устроила», «дура», «жива ли мамочка», «кто вызовет полицию», «вертолет», «что с братишкой»… Она перевела взгляд на чистое голубое небо, словно подглядывающее за ними через отверстие в разбитом лобовом стекле.

Мишель перевела взгляд на свои руки, из которых торчали осколки стекла. Ей стало нехорошо от вида собственной крови. Вдруг осколки один за другим стали выпрыгивать из ранок. В голове при этом был какой-то шумок, как при настраивании радио, – дребезжание неприятное, но негромкое. Раны Мишель затягивались стремительно быстро, боль затихала, шум в мозгах прекратился, как будто кран с бегущей водой резко закрыли.

– Мишель, ты в порядке? – она услышала тревожный голос Стива.

Крис и Стив, целые и невредимые после столкновения, сразу позвонили «девять-один-один». Некоторые водители отменили свои планы и припарковались на обочине, чтобы помочь пострадавшим и дождаться приезда полиции.

Не успев отреагировать на вопрос своего парня, девушка потеряла сознание. Сознание, напротив, не потерялось, а отдалось новому сновидению.