Текст книги "Твое тело – моя тюрьма"

Глава 8
Новая жизнь Мишель

Когда они вернулись домой, Мишель взяла свою красную губную помаду, и написала на зеркале: «Остин.» Затем она отключила свой ноутбук и телефон и провела несколько часов в постели, зажмурившись, вспоминая времена, когда они играли в прятки и устраивали чаепития с переодеваниями. Остин был ее маленьким другом, ее живой куколкой. Она не заметила, как отгрызла заусенцы на пальцах, пока они не превратились в кровавое месиво. Она ощущала внутреннее онемение. И вину. Онемение, вину и глупость. И усталость. Ей казалось, словно она наклонилась разглядеть коробочку хлопка, каких много на полях за городом, но сухое содержимое коробочки прыгнуло ей в рот и застряло в горле.

Дома Фред занялся подготовкой к похоронам Остина и возвращению жены из больницы. Он занимался вещами, которые показались Мишель странными. Например, убрался в комнате сына и положил его любимые конфетки на тумбочку около кровати, повесил замок снаружи двери и установил решетки на окнах.

– Что ты делаешь? – спросила девушка, когда тот закончил пылесосить детскую.

– Пусть все остается нетронутым.

– Как скажешь.

* * *

Мишель сперва пыталась найти увлекательную и высокооплачиваемую работу. Ей казалось неинтересным стоять весь день на ногах и ляпать сэндвичи за семь долларов в час, как это делал Стив и многие другие подростки ее возраста.

Девушка подумала, что поскольку их курортный городок расположен на Мексиканском заливе и она обожает океан, то стоит поискать работу на берегу. Когда она обзвонила разные агентства, занимающиеся туризмом и уборкой отелей после отъезда отдыхающих, то выяснила, что в сезонных поломойках уже не нуждаются: июль, почти конец лета… И ей задавали один и тот же вопрос: «Есть ли у вас личный транспорт?»

Мишель вешала трубку, ей становилось страшно сесть за руль снова.

Читая газетные объявления, она поняла, что ее выбор невелик. В большинстве учреждений требовались люди или с образованием, или хоть с каким-то опытом работы, а не с пустой биографией, как у нее. Некоторые ее одноклассники с шестнадцати лет развозили пиццу и подрабатывали по вечерам в ресторанчиках. Но, поскольку Анжелика считала, что дети должны учиться и много читать, чтобы выбиться в люди, а не тратить время, бегая с подносами, Мишель никогда нигде не пыталась подработать. Деньги на карманные расходы ей давала мама, а нечто экстравагантное типа очков от Версаче и обуви от Адидас или Найк ее не волновало. Мишель любила хорошо выглядеть, но мать ей с детства внушала, что все шмотки – и дешевые, и дорогие – одинаково надоедают, поэтому не имеет смысла выбрасывать деньги на ветер.

«Это такая игра, в которую играют люди, не дай Бог, ты запутаешься в этом тратить-тратить-тратить дерьме», – утверждала Анжелика дочери не раз.

Мишель осознала, что не сможет беззаботно вести машину и не думать, протаранит ее какой-нибудь автомобиль или нет. Будущая работа должна быть около автобусной остановки, в противном случае кому-то придется Мишель туда постоянно подвозить. Может, Фред, забирая в забегаловке анкету, уже настроился на то, что Стив станет личным шофером Мишель.

Расстроенная, Мишель приступила к заполнению анкеты в кафешке «Капитан Кранч». Там были графы «укажите три предыдущих места работы», «укажите бывших менеджеров с предыдущих мест работы, которые бы за вас поручились», а также «друзья, которые дали бы вам рекомендацию», «состоите ли вы на учете в полиции», «есть ли у вас судимость».

Мишель жевала заусенцы, уставившись на вопросы.

В некоторых графах она поставила прочерк. Ей было страшно нырнуть в бассейн незнакомых людей и новых требований.

* * *

Церковь, которую посещала Анжелика, узнав о злосчастной аварии, взяла шефство над их семьей. Члены церкви договорились между собой, кто и когда будет доставлять горячий ужин в дом Редмондов. Некоторые привозили коробки с чистящими средствами, туалетной бумагой, продуктами и цветы в горшках. Люди пытались помочь чем могли, не заходя в дом, не докучая назойливыми вопросами.

Фред купил раскладное инвалидное кресло, не новое, но в хорошем состоянии. Он был поставлен в известность, что Анжелику нельзя в него усаживать несколько месяцев. Члены церкви доставили в их дом твердую кровать-трансформер, которая складывалась и давала возможность приподнимать лежачего больного для кормления или, например, чистки зубов. Фред потратил несколько вечеров на просмотр видеороликов об уходе за парализованными людьми. Он узнал, что прикованных к постели пациентов не купают в ванне или под душем, а протирают, аккуратно переворачивая с одного бока на другой. В видеороликах эти действия проделывались медсестрами на манекенах.

* * *

Прощание с Остином состоялось в похоронном доме через восемь дней после его смерти. Фред подписал соглашение на бальзамирование сына, аренду голубого гробика и кремацию после службы. Конечно, можно было бы пойти более дешевым путем – кремация без службы и прощальной церемонии. Но он хотел, чтобы люди, знавшие его сына, и особенно Мишель, имели возможность посмотреть на его прекрасные черты в последний раз. Мальчик лежал в гробике как белокожая фарфоровая куколка. Словно уснул. Обезображенный поцелуями смерти череп был прикрыт кепкой.

Люди приезжали на своих машинах, парковались около похоронного дома, заходили в «зал прощания» и, поздоровавшись с отцом и сестрой усопшего мальчика, проходили к гробу, чтобы сказать последнее «прости», помолиться и задуматься о том, на что раньше не было времени. Тихие звуки классической мелодии наполняли зал, в воздухе витали запахи сандала и чайного дерева. Окна были занавешены темными шторами, в помещении царил полумрак, горели свечи, предоставленные похоронным домом и зажженные администратором.

Некоторые соседи пытаясь поддержать Фреда морально, сказали ему, что Остин теперь пополнил ряды ангелов и что Богу нужны чистые и невинные души там, в раю. Убитый горем отец молча кивал, злясь в душе, что люди верят в такие сказки. Бог никогда не стал бы убивать детей, потому что ему якобы нужны чистые души! Глупости какие-то! Мистер Редмонд ненавидел людей за недалекость и невежество.

После прощания с Остином живые разъехались по своим делам. Только Фред и Мишель стояли у гробика, не в силах оторвать взгляд от обескровленного личика пятилетнего ребенка.

– Почему ты не хочешь его похоронить? По-христиански? – спросила Мишель угрюмого отчима. – Нам люди принесли деньги.

– Потому что я не хочу, чтобы его нежное тельце жрали черви. Не хочу даже думать о том, что мой сын гниет и разлагается в холодной земле.

Он повернулся к падчерице и спросил с издевкой в голосе:

– А ты как думаешь? Ты хочешь, чтобы его тельце медленно пожирали-смаковали черви?

У Мишель опять в ушах зазвенело, показалось, что земля уходит из-под ног, и она схватилась за гробик, чтобы не упасть. Почему все происходящее не является просто кошмаром, который в любой момент может закончиться?

Мистер Слиптайт появился тихо, извинился и напомнил о том, что тело нужно подготовить к кремации. Фред и Мишель поблагодарили его и ушли.

На следующий день мистер Редмонд получил мраморную урну с прахом сына и поставил ее к себе в спальню на трюмо, около вазы с конфетами: хоть так он сможет быть рядом с ним – своей кровиночкой, своим нераспустившимся бутончиком, неоперившимся птенчиком!

Фред и раньше считал, что миром правит несправедливость. Ему было обидно, что он влип с наркотой по молодости и был финансово зависим от женщины. Но у него была отдушина – Остин. Фред не мог раньше спокойно смотреть новости, в которых сообщалось, что где-то погибли дети: в пожаре ли, перестрелке или от голода. У него слезы на глазах наворачивались от чужих трагедий: так близко к сердцу он их принимал.

Смерть детей он считал наивысшим проявлением несправедливости.

* * *

Прошло несколько дней. Анжелику выписали, Фред купил недорогую машину, а Мишель устроилась на работу в фастфуд.

Для девушки началась новая жизнь, без братишки и без матери. Это было странно. Никто не надоедал вопросами. Никто не наряжался тайком в ее одежки. Никому не было дела до того, подмела ли она полы на кухне после мытья посуды, сочетается ли ее сумочка с обувью или одеждой.

Фред учился ухаживать за Анжеликой, которая мало чем отличалась от мертвой, разве что дышала и могла самостоятельно жевать и глотать. Он отстриг длинные волосы жены, как советовали учебные видео, чтобы легче было ухаживать за кожей головы.

Однажды Мишель, опершись о стену спальни, наблюдала, как Фред протирает ее маму влажной хлопчатобумажной тряпочкой, смачивая ее в тазике с водой.

– Вот так мы теперь купаемся, – прокомментировал он свои действия, заметив пытливо-виноватый взгляд падчерицы.

– Пожалуйста, Фред! Я не вижу смысла в моем присутствии, – сказала растерянно Мишель.

– Что, орхидея моя, не нравится лицезреть результаты своих ошибок? – спросил отчим. – Ты еще не видела, как вставляют глицериновые свечи!

– Не поняла, – пробормотала Мишель.

– Те самые штучки вон в той упаковке, которые от запоров. А это часть утренней рутины по уходу за парализованным больным, к твоему сведению. Тело инвалида не выталкивает отходы организма самостоятельно. Дошло теперь, кексик мой медовый?

Мишель было больно осознавать, что ее мать больше не в состоянии сама справлять нужду. Такая естественная человеческая потребность, о которой большинство людей даже не задумывается, становится для некоторых больных сущим адом. Девушка была уверена, что для ее матери настоящая жизнь не что иное, как ад. Ведь ад – это не какие-то там раскаленные сковородки. Это прежде всего беспомощность, чувство униженности, потеря независимости и контроля над собственным телом.

Девушка представила, как Фред ежедневно стимулирует работу кишечника своей жены, принимает в «утку» ее каловые массы, подмывает… Почему она не может об этом не думать? Тошнота подступила к горлу, и очень захотелось выпить воды.

«Интересно, он использует одноразовые перчатки или нет? Скорее всего – да. А когда он потом моет судно, то с какими чувствами делает это? Какие проклятия призывает на мою голову?» – мысли, как огненные муравьи, не отступали, а жалили ее сознание.

Мишель не хотела вникать во все нюансы ухода за матерью и помогать отчиму. Ей казалось, что все это – такой интим, куда ей лучше не соваться. Она боялась: а вдруг ее захлестнут брезгливость и отвращение? Достаточно того, что чувство вины играло в гольф с ее мыслями-шарами по нескольку раз в день.

Девушка ушла в свою комнату от саркастических уколов Фреда. Надев ночную рубашку, открыла окно и настроила линзы телескопа на звезды. Звезды, как же вы далеко! Так прекрасны, так бесстрастны. Мишель пыталась найти успокоение в бескрайнем молчании светил.

Глава 9
Галлюцинация?

Но звезды не могли дать комфорта душе Мишель. Она подошла к зеркалу и стала расчесывать свои длинные каштановые волосы.

Вдруг, неожиданно для себя, она увидела вместо своего отражения лицо парня, обладателя фиолетовых глаз и таких же волос. Это он – убийца из ее кошмаров! Преодолев минутное смятение, Мишель оглянулась по сторонам и прошептала:

– Ты кто?

Она не узнала звук своего голоса: в такой шок поверг ее незнакомец в зеркале. Девушка закрыла на мгновение глаза, боясь вспугнуть галлюцинацию.

– Я твой заключенный, – ответил незнакомец в зеркале. При этом его губы не шевелились, Мишель словно слышала его ответ в своей голове…

– Я схожу с ума, – пробормотала она.

В сознании вспышкой замелькали серии картинок: авария, переворачивающаяся машина, разбившееся стекло! Скрежет металла. Вскрик Остина на заднем сидении.

Может, после аварии ее извилины запутались каким-то образом? Как пряжа, с которой поиграл развеселившийся котенок? И она сходит с ума? Что, мало людей, которые после каких-либо потрясений заговорили на иностранных языках, вспомнили прошлые реинкарнации или решили, что являются разведчиками, Наполеонами, Шварценеггерами и президентами? Извилины запутались, и все тут…

Мишель отложила щетку для волос в сторону и промыла глаза холодной водой. Она давно мечтала вступить в контакт с другой цивилизацией, но представляла себе это иначе. Девушка не ожидала увидеть инопланетянина, похожего на человека, сперва в своих сновидениях, а потом уже – в зеркале, вместо собственного отражения. Что-то тут было непонятно…

Тут без стука в ее комнату зашел Фред и загляделся на силуэт Мишель. В руке он сжимал рамку с фотографией сына. Без единого слова он поставил фоторамку на комод зеркала, подошел к карте звездного неба и провел пальцем от одного созвездия к другому.

Мишель легла в постель под одеяло. Чувствуя неловкость от молчания отчима, она спросила:

– Ты веришь в инопланетян? – Ей казалось, что если она отвлечет Фреда от его депрессии хоть чем-то, то мир между ними начнет восстанавливаться. В конце концов, они оба – живые, почти родные люди, и им жить под одной крышей.

Фред повернулся к ней и посмотрел, словно ей нужна была пересадка не только мозга, но и всей головы. Потом вспомнил, что она никогда не была нормальной и адекватной, и к психиатру на обследование ее Анжелика водила, и к священнику. Психиатр объяснил им, что дети с антисоциальным расстройством личности подобны лебедю, который не умеет летать. Они как те, кто рожден с клеймом аутизма, предпочитают реальность с ее проблемами и дилеммами какому-то хобби. Мишель была помешана на уфологии, что отчиму казалось совершенно не применимым к земной жизни.

– Инопланетяне? Я чувствую себя пришельцем. Все, к чему я привык, у меня отнято. Я как будто живу на другой планете. Заботы и мысли – другие. Раньше в это время я читал Остину книжку. Он любил про животных, помнишь? Я не верю в инопланетян. Я верю в реальные вещи. Катетеры, памперсы, инвалидное кресло, медицинские счета и долг за похороны Остина, – его голос звучал все громче и жестче. – Две с половиной тысячи долларов, между прочим. Я думаю, что ты бы получила гранты и поступила в колледж без проблем, если бы не забивала голову всяким мусором.

Фред сорвал ее карту звездного неба со стены, бросил на пол, как мусор, который он имел ввиду, пнул и вышел из комнаты, выключив свет.

Мишель лежала и пыталась ощутить, что она испытывает к отчиму. Ни обида, ни злость не сотрясли ее существо подобно землетрясению, она тихонько встала, повесила карту обратно, затем снова легла в постель, посматривая в сторону зеркала.

Почему странный инопланетянин-убийца преследует ее? Или воображение играет с ней в прятки?

Мишель уснула не сразу. Ворочалась, перебирала события прошедшего дня. Она боялась уснуть: а вдруг кровавый кошмар с разрезанием тел опять будет мучить ее? Девушка еще недавно так хотела чего-то необычного в своей заурядной жизни американского подростка. Сейчас, перемены опрокинули ее на обе лопатки как японский борец сумо.

* * *

Тусклая лампа на тумбочке около кровати освещала спальню Фреда. Он целовал глаза, шею Анжелики, растирал ее холодные ладони персиковым кремом с надписью: «Kiss my face» из магазинчика натуральных товаров «Эверман». Было видно, что он горит желанием близости, но недвижимая, как манекен, жена не отвечала взаимностью.

– Спящая красавица, просыпайся, хватит притворяться, – шептал он.

Но счастливый конец сказки о Спящей Красавице, проснувшейся от столетнего сна после поцелуя, так и не осветил его тусклую реальность.

Глава 10
Новая работа Мишель

Утро приветствовало ее солнечными зайчиками на стенах. Пора собираться на работу. Мишель надела форму забегаловки, в которой работала, – черные брюки и зеленую майку, наспех расчесалась и сделала хвостик. Пройдя на кухню, она выхватила из холодильника банан и съела его быстренько вместо завтрака. Кожурой протерла листья маминых орхидей, которые отдыхали после цветения. Заверещал мобильный телефон.

– Стив, привет! Да, собираюсь. Ты сможешь за мной заехать? Нет? Уже на работе? Не знаю…

Девушка помчалась к матери в спальню. Полумрак помещения создавал гнетущее чувство, словно она вошла в гигантский грот или гроб. В комнате было всего одно окно, плотно занавешенное темными шторами. Мишель подошла к нему и впустила солнечный свет.

На глади окна красовались витражные разноцветные аппликации – бабочки и ангелочки. Солнечный свет, преломляясь в нехитрых декорациях, разноцветными зайчиками раскрасил стены и потолок унылой комнаты во все цвета радуги.

В спальне находились тренажер «беговая дорожка» и целая коллекция штанг и гантелей, так как Фред не пренебрегал физическими нагрузками. Под потолком висел телевизор, можно было качать мышцы и смотреть передачи одновременно. Трюмо с зеркалом было расположено напротив кровати и окна, под телевизором. На нем стояла вазочка с конфетами и мраморная урна с прахом Остина.

Худенькая Анжелика лежала на твердой постели для инвалидов недвижно и тихо, как манекен.

Фред вышел из ванной комнаты обнаженный, с полотенцем вокруг бедер. Его тело было мускулистым и безволосым, как у некоторых супергероев из голливудских боевиков.

Он не ожидал увидеть в своей спальне падчерицу, но не растерялся и сказал:

– Могла бы спинку мне потереть, не чужая все-таки. – На его лице не было ни тени смущения.

– Сможешь отвезти меня на работу? – выпалила Мишель, уставившись на оконных ангелочков и бабочек, словно ища у них поддержки.

– Я могу, но стану ли я? А где волшебное слово?

– Не отвезешь ли ты меня на работу, пожалуйста? – она закатила глаза. – Дай мне пару минут, – проворчал Фред.

Вскоре он уже был за рулем и вез падчерицу в «Капитан Кранч».

– Ты ничего не заметила, пончик мой медовый? – нарушил молчание Фред. Мишель внимательно посмотрела на него и пожала плечами.

– Нет.

– Я не воняю.

– Не врубилась.

– Эх, медовая моя, ты никогда ни во что не врубаешься сразу. Я не воняю сигаретами. Мы их больше не можем себе позволить.

Его рука потянулась к пассажирскому креслу… Большой палец Фреда нежно потрогал сережку Мишель, мочку ее уха и коснулся шеи. Девушка стыдливо отодвинулась.

– Почему ты не можешь быть проще со мной? Нежнее? Я, между прочим, чувствую себя Иисусом Христом, которого распяли на кресте!

Мишель с изумлением посмотрела на отчима.

– И крест этот – твоя мать!

– А как же свадебная клятва «в здравии и болезни», быть верными и любить? Слабо? – съязвила падчерица. – Кстати. Вечером я иду на барбекю к Стиву.

Для отчима эта новость не была неожиданной. Мишель и Стив были знакомы давно, выросли вместе, можно сказать, у них были общие друзья, и его приглашение не являлось каким-то сюрпризом.

– Я тебе не позволю наслаждаться свободой, пока именно я меняю памперсы.

– Да неужели? – Мишель не могла поверить своим ушам.

– Неужели твоя совесть молчит? Ты забыла, кто врезался в нашу машину?! Лицо Мишель передернулось от негодования.

– Еще добавь «такие вещи не прощают!» Я себя не прощаю. Но я не хочу постоянно находиться в доме, где мне все напоминает об Остине. И мне все равно, кто зовет меня на барбекю: Стив, принц датский или король Эфиопии. Это лучше, чем торчать в четырех стенах с тобой! – добавила девушка.

– В Эфиопии правит не король, а президент, моя глупая орхидея.

Фред припарковался около дешевой забегаловки, где работали падчерица и Стив.

Мишель вышла из машины, со злостью хлопнув дверью. Ее разрывали два чувства – вина и бешенство, вызванное поведением отчима. Интересно, он ненавидит мамины орхидеи? Понятно, что ненавидит меня. «Глупая орхидея» – это оскорбление или просто гавнюк играет словами? Почему я так легко отвлекаюсь?

Девушка зашла внутрь – этакий мини-райский уголок, куда можно было сбежать из дома, от Фреда, здесь ей платили примерно семь баксов в час и позволяли бесплатно питаться.

К ней подошел Стив:

– Привет. Ты в порядке? Что сказал Фред? – Стив был воспитан уважать родителей и не ступал и шагу без того, чтобы предупредить отца о своих планах.

Мишель огорченно покачала головой:

– Да пошел он к черту! Строит из себя мученика! На кресте его распяли, говорит. Он себя ведет так, как будто он единственный, кто потерял близкого человека. Остин не мертв. Его душа бессмертна. Мы – бессмертные души.

– Легко сказать, он не твой сын.

Она посмотрела на часы: до открытия оставалось минут десять. Супервайзер, студентка двадцати с хвостиком лет в очках, попросила ее заняться посудой, пока не нахлынули голодные посетители. Мишель подошла к раковине и, заметив грязные противни, на которых уже поджарилась первая партия рыбных филе (они, казалось, лапали ее грязными взглядами), стала скрести заляпанный металл щеткой.

Ее раздражала работа в кафешке – и на кассе обслужи народ, и посуду помой, когда затишье, и столы протри, и сэндвичей наделай. Больше всего ее бесило, когда посетители не убирали за собой объедки и пустые стаканы, как будто тут официанты за чаевые все вылижут! А еще ей неприятна была кухня: никаких окон, только электрический свет. И никаких стульев. Не присядешь. Не полюбуешься небом. Тесная клетка, в которой каждая вещь имела свое место, ничего лишнего, – толком не развернуться и не расправить плечи. Курильщики-коллеги всегда находили возможность отлучиться на перекур, через заднюю дверь шмыгнуть на воздух и присесть на желтый бордюр. А такие, как она и Стив, у кого не было этой вредной привычки, вкалывали больше и, соответственно, уставали более остальных.

Нахлынули воспоминания, как Остин, бедный Остин, обожал сэндвичи с рыбой, которые они иногда здесь покупали. Рыбное филе в панировочных сухарях запекалось, подавалось на белых булочках, смазанных майонезом, с листиком хрустящего салата.

Вдруг в мутной мыльной воде раковины появились знакомые черты с фиолетовыми глазами. Девушка замерла от неприятного предчувствия.

– Господи, у меня галлюцинации на работе, – в страхе прошептала Мишель.

– Неужели мне придется ходить к психиатру? Какой ужас! Это же клеймо на всю жизнь!

Неприятные мысли буравили ее мозг, как шершни впрыскивали яд страха в картину возможного будущего.

Мимо проходил Стив. Ему показалось, что Мишель что-то бормочет. Со стороны она смотрелась смешно: как молоденькая шаманка в форме ресторана, заговаривающая грязную воду для каких-то своих, колдовских, целей.

– Ты в порядке? – спросил он участливо.

– Когда ты рядом, я всегда в порядке! – Мишель закивала, с трудом изобразив на своем лице обворожительную искреннюю улыбку. Юноша улыбнулся в ответ и отошел.

Мишель включила холодную воду, умылась, покачала головой и окунулась в работу. День прошел как обычно: работа на кухне, работа на кассе, то в перчатках, то без них. Обычная монотонщина. Одни и те же сэндвичи, все те же голодные посетители – казалось, что у всех у них одна и та же противная, голодная и привередливая физиономия. Постоянные спецзаказы раздражали: «мне без кетчупа», «побольше майонеза», «мне без лука», «добавьте бекона». У девушки к концу рабочего дня нарастала головная боль.

После окончания школы работа в ресторане была ее первой освоенной специальностью. Мишель умирала от скуки и мечтала скорее дослужиться до супервайзера, чтобы смело искать другую работу и поступить в колледж. Она дала себе слово отработать минимум год, не сдаться рутине и тошнотворному запаху еды, который безжалостно пинал ее обоняние весь день.

Как жаль, что она раньше никогда не работала! Если бы она только знала, как за копейки надо вкалывать на ногах! Как на кухне было жарко от жаровен, раскаленного масла, печек!

Как раздражала обязанность всем улыбаться, спрашивать каждого посетителя, как его дела, так что от гримасничанья и болтовни рот к концу дня болел. Или она просто еще не привыкла? Если бы она знала про этот неблагодарный, изматывающий, монотонный физический труд раньше, то вместо фантастических романов больше времени уделяла бы школьной программе и поступила бы в колледж.

Фред вернулся через несколько часов, припарковался и зашел в кафе. Падчерица стояла у кассы и встретила его с дежурной улыбкой на лице.

– Здравствуйте, как вы поживаете? – отчеканила она отчиму, как была обязана приветствовать любого посетителя. Конечно же, ей совершенно безразлично, кто как поживает. Ей все время было тошнотворно на душе, и в голове нередко стоял образ лежащего в гробике Остина.

За день пара сотен посетителей покупает сэндвичи и колу у них, всех не запомнишь. Но менеджер требует создавать видимость уютного доброжелательного ресторанчика, где рады всем без исключения.

– Не думаю, что вы на самом деле хотите знать ответ на этот тупой и бестактный вопрос! – отрезал Фред.

– Могу ли я вам чем-нибудь помочь? – отчеканила Мишель, смыв улыбку с лица, как воду в унитазе.

– Ты неглупо выглядишь, чтобы сделать мне сэндвич, – отчим бросил мятые доллары на стойку. – Я подожду в машине. Твоя смена закончилась.

– Да, сэр.

Стив сменил Мишель на кассе, она пошла на кухню и сунула хлебцы в тостер. Приготовив заказ Фреда без подвохов и плевков, завернув его в блестящую бумагу, она проскочила мимо Стива:

– Пока! До вечера!

Мишель выбежала из ресторана и направилась к машине, где отчим уже ждал ее.

Наученная утренним опытом, она села на заднее сиденье. Пристегнулась, держа в руке пакет с сэндвичем.

– Как прошел твой день, моя медовая? Сэндвичи ляпать все лучше, чем памперсы менять? Как ты думаешь? – Правая ладонь Фреда дотянулась до ее колена. И хоть на ней были плотные брюки, она почувствовала его сильную хватку. Отчим сжал ее коленную чашечку так, словно надеялся, что она лопнет подобно сырому яйцу, обнажив свою жидкую сущность.

Мишель раздраженно стукнула отчима по похотливой руке его же ужином:

– Следи за дорогой. Нам аварии больше не нужны. Еще не хватало, чтобы я тебе памперсы меняла.

Фред мысленно занялся с ней сексом, одновременно перерезая ее сонную артерию. Ему понравилась эта новая фантазия, и он решил к ней еще вернуться, просмаковав на сон грядущий.

По дороге домой Фред остановился около магазинчика секонд-хенда. На нем висело объявление: «Требуются волонтеры!»

– Сходи узнай, как к ним устроиться, – скомандовал он падчерице.

– Зачем? – Мишель решила, что Фред издевается над ней.

– Если ты будешь волонтерить, то колледжи засчитают тебе это время, и твое образование частично будет оплачено через их благотворительные фонды, которые помогают именно волонтерам. – Фред давал дельный совет. Наверное, в нем временно включилась функция «идеальный папаша», которая со смертью сына не была задействована.

Мишель послушно вошла в магазин секонд-хенда. Огромный зал встречал посетителей тележками и полками с совершенно новыми хозяйственными товарами. На белых и черных манекенах красовались новые брендовые вещи и однажды ношенные свадебные наряды, электроника и бижутерия подмигивали разноцветными глазками из-за стекла у кассы. Одежда, постельное белье, одеяла, подушки, игрушки, матрасы, тренажеры, старые велосипеды и мебель были расставлены аккуратно, по разделам. Чистота и яркость красок бросались в глаза, но в нос бил неприятный запах, исходящий от залежавшихся шмоток, свечей и полов, вымытых каким-то дезинфицирующим средством.

Мишель выяснила у менеджера, что отчим не врал и волонтерам действительно проще втиснуться в колледж с поддержкой благотворительных фондов, чем не волонтерам. Девушка с радостью заполнила анкету прямо там и договорилась об интервью.

Потом они молча ехали домой. Мишель устало смотрела в окно. Растущие вдоль проезжей части пыльные олеандры приветливо махали ей мелкими розовыми и красными соцветиями, а гигантские, с трехэтажную виллу, магнолии провожали их машину глазами кремовых крупных цветов.

«Голубые ангелы», синие самолеты «F18 хорнетс», распинали маневрами воздух Пенсаколы, готовясь к демонстрации своего искусства высшего пилотажа. Они взлетали со своей военно-морской базы каждое утро, и жужжали в небе, развлекая туристов и жителей города.

При виде «голубых ангелов» Фред стискивал зубы и сжимал руль так, что фаланги его пальцев бледнели. Ненавистные самолеты напоминали ему о том, что его личный полет окончен.