Текст книги "Пока не зазвонил телефон"

Пока перед джипом медленно распахивались автоматические ворота чугунного литья, Гущин обернулся назад и поглядел, как левее, на другой стороне улицы, тип в трениках протаскивает садовую тележку в приоткрытые покосившиеся ворота. Разбросанные в разные стороны ноги Феди цепляются за створки, на воротах давно облупилась синяя краска, и наружу выступил прежний зеленый цвет. Сквозь зеленый кое-где проглядывал и более древний слой – песочно-бежевый, отчего ворота получались пятнистыми, похожими на камуфляж спецназовца.

Устав возиться с упрямыми ногами Феди (в просторечии Федула), «носильщик» попросту вывалил его на землю и уже волоком втащил во двор.

– Дружно живут, – повторил майор и, сев прямо, поглядел на пришпиленную над чугунными воротами камеру наружного видеонаблюдения.

Приглядевшись к ограде, обнаружил еще две камеры на углах кирпичного забора и недовольно поморщился. По сути дела, все эти камеры – проформа, фикция. В дороге Гущин расспросил о тутошней охранной системе и узнал, что с противоположной стороны участок практически не огорожен: Львовы захотели получить хороший вид на реку, от берега их ограждал прозрачный забор из железных кольев.

Ворота распахнулись настежь, джип с неторопливой величавостью пополз по плиточной дорожке к крыльцу. И Стас, немного наклоняя голову, оглядел жилище.

Ничего себе домишко. На подклете из гранитного булыжника возвышались два желтых оштукатуренных этажа с мансардой под зеленой крышей. Форму дом имел простецкую, четырехугольную. Крыльцо, переходящее в веранду, окольцевавшую дом, производило впечатление: из-за подклета оно получилось весьма высоким, с десятью деревянными ступенями, накрытыми длинным деревянным козырьком. С козырька и крыши веранды свисали совершенно изумительные деревянные кружева. Выполненные, вероятно, этим же умельцем-столяром балясины, покрытые темной морилкой, напоминали шахматные фигуры. На веранде – простенькие «деревенские» лавочки с несколькими подушками и пледом, повисшим на подлокотнике. По крыльцу навстречу джипу спускалась хозяйка, Евгения Сергеевна.

Из бесед и Интернета Гущин постарался узнать о депутате Думы максимально много. И еще по фотографиям понял, что на пятьдесят два года «львица» никак не тянет. Невысокая сухощавая блондинка с короткой стильной стрижкой выглядела на сорок пять, не больше. Сейчас же, глядя, как она легко сбегает по крыльцу, Стас скостил ей еще пару лет. Вероятно, издали Львова вообще выглядит ровесницей-подружкой старшей дочери Янины.

Следом за мамой из дома выбежала девочка-подросток с блестящими, словно сноп соломы, волосами, стянутыми в конский хвост резинкой. Поглядев на миниатюрную девчонку с острыми коленками, майор заподозрил, что в породе Евгении Сергеевны все женщины поздно созревают: навскидку Ане можно было дать лет четырнадцать, а то и меньше. Гущин достаточно повидал шестнадцатилетних девочек, выглядевших даже не студентками, а замужними матронами. Анечка в сравнении с ними – недооформившийся цыпленок с длинными ногами.

Джип подрулил к крыльцу, Владислав выпрыгнул из салона, приветствуя хозяек оскалом во все зубы.

Гущин, пока помощник отвлекал на себя внимание, принялся осторожно выползать на землю. За два часа поездки по московским пробкам и автостраде раненое колено затекло и теперь отказывалось двигаться. Постаравшись принять убедительно вертикальное положение прежде, чем Влад перестанет прикрывать спиной его черепашье выползание, Гущин нашарил у сиденья трость…

– Здравствуйте, Станислав Петрович! – услышал хорошо поставленный звонкий голос депутатки.

Майор развернулся на одной ноге, поставил трость на землю и, приняв-таки устойчивое положение, ответно поздоровался:

– Здравствуйте, Евгения Сергеевна. Анна, – легонько поклонился ее младшей дочери.

Львова прищурила зеленые глаза и поглядела на чуть согнутое левое колено сыщика.

– Очень рада вас видеть, Станислав Петрович. Хорошо добрались? Нога не сильно разболелась?

– Не сильно, – обманул майор.

– Может быть, присядете? – Львова показала рукой на скамейку, прятавшуюся от солнца в тени дома.

– Ну так я вроде в дороге насиделся. Не беспокойтесь, пожалуйста.

Из машины донесся протяжный собачий всхлип. Умаявшаяся в дороге Заноза очнулась и решила о себе напомнить.

– Минуточку, – пробормотал майор.

Стараясь несильно наступать на левую ногу, подобрался к пассажирской дверце. Открыл ее настежь и предложил собаке выпрыгнуть на улицу.

Но Маргаритовна еще страдала. Ее ушастая голова продолжала покачиваться, как будто машину все еще трясло. На призыв Гущина спрыгнуть на землю такса не отреагировала, а, громко икнув, печально поглядела на хозяина: «Возьми меня на ручки, а?»

Стас пристроил трость под мышкой, сгреб Занозу с сиденья и, неловко подпрыгивая, развернулся. Печальная собака висела на его руках тряпичной куклой и икала, Гущин погладил фон Занозу между болтающихся ушей…

От ворот раздался тихий смех. Следователь поглядел туда…

На плиточной дорожке за джипом стояла девушка в черных шортах и желтом топике на тонюсеньких бретельках. Зажимая рот рукой, она старалась усмирить рвущийся из горла хохот. Причем смотрела она не на Гущина с собакой, а на сестру и маму. Переводила выпученные сдерживаемым хохотом глаза с одной на другую и буквально давилась смехом.

Нет, безусловно, Гущин понимал, что солидный мужчина с первой сединой на висках и тростью выглядит фривольно с крохотной собачкой на руках. Но чтобы это вызывало приступ дикого хохота у московской барышни?.. Представить невозможно. По улицам столицы гуляют и более примечательные персонажи с безволосыми ушастыми «занозами» на руках. У тех собачьих недоразумений даже сережки в ушках и коготки подкрашены. Одежка от-кутюр.

В общем, чувствуя себя весьма нелепо, Станислав Петрович растерянно поглядел на Львову и увидел, как та, на секунду потеряв дар речи и попытавшись взглядом дать приказ дочери утихомириться, внезапно рассмеялась тоже.

Через секунду рядом с мамой хохотала уже и младшенькая. Смех слабым тявканьем поддержала предательница Заноза.

А это уже ни в какие ворота! Гущин прямо-таки не знал, как себя повести. Сделать вид, будто ему все по барабану или непритворно осерчать? Заливисто расхохотаться вместе с дамами все равно не получится, в майоре закипало возмущение. И Влад ничем помочь не мог, он тоже ничего не понимал, растерянно глядел на хохочущих хозяек, его брови недоуменно уползали под длинную растрепанную челку.

Первой взяла себя в руки Евгения Сергеевна:

– Простите нас, Станислав Петрович. Девчонки, цыц!

Дочери, борясь со смехом, постарались вытянуться, но согнулись снова, так как животы уже совсем свело. И мама вновь прикрикнула:

– Успокойтесь, я сказала! Станислав Петрович, – обратилась к гостю, – пойдемте, пожалуйста, со мной, вы сами все увидите и поймете. Мы не хотели вас обидеть. Правда. – Прежде чем повернуться спиной к прыскающим дочерям, Львова мазнула строгим взором по обеим, и смех наконец утих. – Влад, будь добр, возьми вещи Станислава Петровича и отнеси их в гостевой домик. Пойдемте, Станислав Петрович.

Львова первой пошагала по дорожке, ведущей в обход дома. Майор двинулся за ней, и к нему тут же, как ни в чем не бывало, подскочила Аня. Протянула руки к оживающей Занозе:

– А можно я ее понесу? Пожалуйста! Ну, пожалуйста…

Все еще слегка сердитый Гущин переложил фон Маргаритовну на вытянутые руки девочки и поковылял живее. С каждым шагом колену возвращалась гибкость, во внутренний двор поместья следователь вышел уже довольно резво.

Но, выйдя, ненадолго замер: открылся совершенно завораживающий вид на реку. С пологим песчаным берегом и противоположным, сплошь заросшим пышными ракитами. Ракиты колыхали серебристо-зелеными ветвями, отчего берег казался покрытым легкой, нереальной изморозью. Сквозь промежутки в листве виднелся протяженный луг, вздымающийся пригорком. На пригорке паслись пятнистые коровы.

Вышедший из-за угла дома Влад наткнулся на спину замершего майора и с пониманием проговорил:

– Красиво, правда?

– Очень.

Владислав обогнул Гущина, следом за ним бочком прошла Янина и, задержавшись на секунду, прошептала:

– Прости меня, пожалуйста. Честное слово, я не хотела.

Отмякший сердцем от красот майор кивнул и двинулся за девушкой. Евгения Сергеевна уже входила в гостевой дом, оказавшийся бревенчатой избушкой в один этаж с жилой мансардой. Домик выглядел симпатично, аккуратно и немного сказочно. Если бы под ним имелись куриные лапки, то вовсе походил бы на жилище современной Бабы-яги. О современности напоминала тарелка спутникового телевидения, краем выглядывавшая из-за угла.

Поднявшись по невысокому крыльцу, Гущин обратил внимание, что хозяйки и Иванцов скинули здесь уличную обувь, прошли в дом босиком. Стас быстро сбросил с ног сандалии и шагнул в небольшую, устеленную мягким бордовым ковролином прихожую. Все сгрудились именно там, возле нескольких вместительных собачьих мисок, выставленных на подстеленный кусок линолеума. Аня наклонилась, поставила между блестящими новенькими посудинами Занозу…

В любой из этих мисок фон Маргаритовну можно было искупать. В самой глубокой так даже утопить.

– Мы сегодня все утро обсуждали, как принять гостя с собакой, – пытаясь сдерживать улыбку, заговорила Львова. – Янина и Анюта даже в город съездили, посуду привезли. Не удержались, корм купили и игрушки. – Евгения Сергеевна перевела взгляд на обувную полку с тапками, где пристроился огромный мешок с собачьим сухпайком и несколько весьма деликатесных банок. Мешок и банки украшали фотографии развеселых сенбернаров, между пакетом и полукилограммовыми банками лежала кость. Игрушечная. Но вряд ли она будет по зубам фон Маргаритовне. У тумбы прикорнул немаленьких размеров пупырчатый ультрамариновый мячик, слегка превосходивший высотой сидящую Занозу.

Стас прикрыл глаза, наклонил голову и нажал кулаком на лоб. Не улыбнуться невозможно. Мама и дочки все утро обсуждали, как лучше встретить сыщика с собакой. Готовились. Игрушки, провиант и миски закупали. Нешуточных размеров, поскольку род занятий Гущина у них монтировался с чем-то крупногабаритным: сенбернаром, розыскной овчаркой, доберманом, ротвейлером…

А тут – нате вам, Стас Петрович пожаловали-с. С вялой полуобморочной Занозой на руках.

Действительно, есть от чего расхохотаться. Мистер Коломбо без традиционного плаща, но все-таки с собакой.

Станислав поднял голову и посмотрел на чуть смущенную хозяйку:

– Надо было вас предупредить, что я приеду с таксой.

– Не сердитесь? – улыбнувшись, спросила депутатка. – Мои девочки так любят собак, но из-за аллергии Ани мы не могли их держать…

– У Ани аллергия на собак? – напрягся гость.

– Была, – кивнула Львова. – Но к четырнадцати годам она либо прошла, либо затихла, так что нам будет даже интересно отследить реакцию Анечки на вашу очаровательную таксу. Тем более что сейчас каникулы и времени на проверку достаточно. Правда, Нюрок?

Девочка, сидящая на корточках перед Маргаритовной, подняла к маме сияющее лицо:

– Да, это будет здорово! У меня собака… То есть… – осеклась и поправилась: – У нас в гостях будет такая замечательная собака!

Ситуация становилась совершенно ясной. Собаку здесь ждали едва ли не больше сыщика, вероятно, разговоры о ней все утро выступали гвоздем программы. В зоомагазине сестры головы ломали над покупками, Аня волновалась и прикидывала, чем бы сыщицкой псине угодить.

– А как ее зовут? – любуясь замечательной Занозой, спросила девочка.

– Ах да, – опомнился майор. – Прошу любить и жаловать, Зоя фон Маргаритовна. Откликается также на Занозу и просто Зойку.

– Зоенька, – погладила таксу по спинке Аня. – Зоенька, хорошая…

Как известно, животные необыкновенно способствуют коммуникации, позволяя незнакомым людям быстро находить общий язык, и подбрасывают темы для беседы. Так получилось и сегодня, сыщик мысленно поблагодарил небеса за подброшенную идею прихватить сюда собаку.

Оставив Аню и Занозу в прихожей, где девочка уже разминала ложечкой в самой мелкой миске крупноватый влажный корм из банки, Евгения Сергеевна провела гостя в небольшую спальню с окном, выходящим на реку. Владислав занес туда же сумки сыщика, поставил их на длинную тумбу с телевизором. Янина подошла к окну и во всю ширь откинула шторы. Поправила вазу с букетом полевых цветов, стоящую на круглом столике с приставленным к нему мягким стулом.

– Обычно здесь ночует Влад, – сказала Львова. – Мы попросили его немного пожить у нас… Думаю, вы понимаете, почему. Влад переедет в мансарду, вам ведь неловко подниматься по лестнице, так?

Иванцов лучезарно улыбнулся и достал из прикроватной тумбочки какую-то одежду. Похоже, комплект белья для сна – белые трикотажные шорты и футболка, – который хозяйки деликатно не стали трогать.

– Удобства возле кухни, – продолжала экскурсионную беседу Львова. – Но там все просто, вы и сами разберетесь…

– Я разберусь, – пообещал майор.

Евгения Сергеевна поняла его слова как намек, что гость хочет остаться один.

– Отлично. Разместитесь, приходите к нам, скоро будем ужинать. Дима позвонил с работы, сказал, что выезжает… – Уже в дверях хозяйка развернулась: – Забыла спросить. Вы против запеченной на мангале рыбы не возражаете?

– Евгения Сергеевна, к чему такие церемонии? Я ем все. Как и моя собака.

– А никаких церемоний, Станислав Петрович, – приветливо улыбнулась депутатка. – Мы здесь каждый вечер разводим мангал, пользуемся жизнью на природе.

Едва за хозяйками и помощником закрылась дверь, Гущин тяжело опустился на низковатую кровать и уставился в окно, предупредительно расшторенное депутатской дочерью.

«Ну надо же, как все здесь обернулось», – обескураженно подумал Стас.

Нет, безусловно, в прессе говорилось о Львовой как об открытой и приятной женщине. Но Гущин писанине о слугах народа не слишком доверял. Ему случилось встретиться с одним хваленым «радетелем-заступником», тот оказался редкой сволочью и снобом.

Правда, пьяным. А протрезвев, слуга народа примчался извиняться.

Но с Львовой как-то… перебор. Встретила как родного, и это не фигура речи. Стас и впрямь почувствовал себя своим среди чужих людей.

«Такого не бывает, – подумал сыщик. – Какой-то здесь подвох».

Гущин, спору нет, был не обычным следаком, а сыщиком московским, он повидал достаточно авторитетных персонажей. Но Львова оказалась чересчур примерной, показательной. Без колких швов и грубых стачек, естественной навзрыд.

«Такое все-таки случается, – спросил себя майор, – чтобы влиятельная дама не забронзовела?»

Занятный перевертыш. Что есть на самом деле, покажет только время. Спектакль о вдрызг положительном политике мог быть рассчитан и на дочерей.

Гущин дотянулся до сумки с вещами на тумбе и, переложив ее на кровать, раскрыл. Из прихожей раздался просительный голос Анечки:

– А можно мы с Зоей Маргаритовной погуляем?

– Можно! – крикнул Гущин. – Только поводок возьмите.

В дверь просунулось очаровательное личико в конопушках:

– Я зайду?

– Конечно. Вещи Занозы в зеленой сумке. Кстати, там же корм и миски. – Следователь улыбнулся. – И мячик есть.

* * *

Когда через двадцать минут умывшийся с дороги сыщик вышел на крыльцо избушки, то увидел, что любимый Зойкин мячик валяется в траве, а Маргаритовна гоняет по газону лбом огромный мяч в пупырышках. И веселится от души.

Вокруг Занозы скачет Аня, ее старшая сестра сидит на траве, расслабленно подставив уползающему за лес вечернему солнцу лицо с закрытыми глазами. И улыбается, поскольку слышит смех сестренки.

По участку уже витает запах поджаривающейся на мангале рыбы. Из-за угла дома струится легкий дымок. В шезлонге на веранде дома сидит Влад. Что-то в лице Иванцова заставило майора проверить, куда направлен его взгляд…

«Обаньки, – мгновенно вспыхнула догадка. – А мы, оказывается, влюблены!»

Не нужно быть отменным умником, чтобы, застав мужчину зачарованно смотрящим на девушку, не уловить его настрой. Так смотрят лишь влюбленные, причем, пожалуй, безответно, поскольку грусть-печаль присутствует. И это ясно каждому мужчине, хоть раз попадавшему в подобный переплет. Рыбак рыбака, как говорится, всегда увидит и поймет.

«А это значит, – Стас мгновенно произвел реконструкцию недавних событий, – все окончательно раскладывается по полкам». Вопросы «почему?», «как получилось?» изъяты из употребления. Услышав об убийстве горничной, влюбленный парень стал переживать за девушку, потерял голову и разболтался – паники добавил. Страх за Янину подчистую вымел остальные доводы.

И этим, надо сказать, начинающий политик заработал у майора лишний балл. Любовь заставляет людей совершать безрассудные поступки, в стремлении защитить любимую девушку греха и вовсе нет.

Сняв некоторые вопросы, сыщик поглядел на предмет, послуживший причиной переполоха в высоких кабинетах. Прежде Янину он особенно не разглядывал. (А если говорить начистоту, Гущин не смотрел на девушку принципиально. Вначале старшая дочь Львовой вызвала у него глухое раздражение, замешанное на досаде. Кому понравится, когда в лицо хохочут при знакомстве?) Сейчас сыщик постарался отринуть первое впечатление и присмотрелся к девушке внимательнее: а есть ли там от чего страдать мажору?

И получилось – есть. Расслабленное лицо Янины можно признать канонически красивым. Правильный аккуратный носик, высокие славянские скулы, с затылка отклоненной назад головы до земли коса свисает – шелковистая, лоснящаяся. И сложена девушка великолепно. Рост метр шестьдесят пять…

«Стоп! – оборвал размышления майор, поймав себя на том, что начинает систематизировать внешние данные депутатской дочери, как будто составляет портрет преступника. – Еще размер ступни и вес прикинь!»

Расстроившись и обругав себя за невозможность оставаться штатским, Гущин подхватил трость и принялся спускаться по крыльцу.

Заноза, что удивительно, на появление хозяина абсолютно не отреагировала. В тот момент ультрамариновый мячик закатился в угол, где обнаружилась кротовая нора. Громко тявкнув, Маргаритовна взвилась в воздух и буквально вонзилась носом в рыхлую земляную горку. Вверх полетели ошметки газонного дерна и комья земли.

«Ну вот, – подумал Гущин. – Теперь придется мыть не только лапы, но и всю Занозу».

А впрочем, бог с ним. Тазиков – навалом. Добровольная помощница имеется. Не жизнь – курорт. Сейчас еще накормят рыбой. Судя по ароматам, дюже вкусной.

Повеселевший сыщик двинулся на дым и запах, повернул за угол дома и обнаружил там сразу две беседки. Одна была обеденной, просторной. Вторая – летняя кухня с печкой-мангалом, возле которой суетилась госпожа депутат Государственной думы. В цветастом фартуке и огнеупорной рукавице, ловко работая двумя лопатками, переворачивала речную форель.

– Помощь нужна? – обращая на себя внимание, предложил майор.

– Спасибо, управлюсь, – смахивая со лба налипшую прядку волос, улыбнулась Львова. – Присаживайтесь, Станислав Петрович. Выпить хотите? Есть хорошее вино, мне, кстати, можете тоже плеснуть…

Гущин обернулся к обеденной беседке, где на длинном деревянном столе со скобленой столешницей уже стояли столовые приборы, большая тарелка с грудой нарезанных овощей и пучком разнообразной зелени. Ковыляя к угловому столику с напитками, сыщик бросил на ходу:

– И как вы все успеваете, Евгения Сергеевна?

– Во-первых, – поправляя рыбий хвост и оставаясь к Гущину спиной, сказала депутатка, – у меня есть две помощницы. Это сейчас они собакой заняты, а так всегда на подхвате. Во-вторых, – Львова развернулась, – мне в радость эта суета. Люблю готовить, люблю стол накрывать и встречать гостей, но времени обычно не хватает.

Следователь налил в два бокала белого сухого вина. Львова подошла к беседке и взяла протянутый через перила бокал, не заставляя сыщика хромать лишний десяток метров. Гущин пригубил вина и похвалил не только его:

– Как хорошо-то, а! Река, лес… территория у вас огромная.

– Так это же не дача от профкома. Здесь когда-то стояли дома родителей Димы и его двоюродной тети, лужайка была их совместным картофельным полем.

– Хорошо, что вы сохранили старые плодовые деревья по периметру.

– Мне самой нравится.

– Именно поэтому вы не захотели увозить дочерей отсюда?

Переход от радостей пейзанской жизни получился резковатым. Но Гущин приехал не природой любоваться, и Львова должна быть готова к подобным вопросам, раз пригласила следователя в свой дом.

– Не только. – Евгения медленно покачала головой. – В марте, на дне рождения Анны, я поклялась, что этот отпуск проведу с ней здесь.

Сыщик поднял брови, и Львовой пришлось дать более развернутый ответ. Рассказать о том, как сильно дочь по ней скучает. Что несколько лет подряд она давала обещание: «Весь август, Аня, я буду принадлежать только тебе, забуду о делах и проведу месяц в Игнатово».

Но каждый раз мама-депутат срывалась, как запойный трудоголик. Находились неотложные дела, обязательства перед другими людьми…

Короче, в марте этого года Аня попросила на день рождения один-единственный подарок. Не обещание, а клятву: мама проведет конец лета с ней в Игнатово. И когда неподалеку от деревни убили их помощницу по хозяйству Ларису, а мама начала настаивать на отъезде на любой выбранный дочками курорт, Аня увидела в этом лишь очередную отговорку.

– У девочки сложный возраст, – оправдывая упрямство дочери, говорила Львова. – Я сделала все, что смогла, но Аню еще и Яна поддержала. Сказала: «Мам, мы все равно никуда не ходим, гуляем только возле дома или по деревне. Я за Нюрой присмотрю». Ну я и согласилась. Думаете, зря? – Евгения Сергеевна просительно поглядела на майора, как бы ища одобрения и поддержки.

Но что мог ей ответить Гущин? Поработав этим утром с материалами, нарытыми Мартыновым, майор уяснил, что раньше жертвы Водяного пропадали в разных районах Подмосковья и столицы. Прежде убийца охотился на огромной территории, Лариса первая, кто жил поблизости от реки, куда он сбросил уже пять трупов. Водяной, по мнению Мартынова, обнаглел от безнаказанности, раз начал стягивать радиус к определенному району, и утешить Львову нечем. Абсолютно. Убийца действительно мог охотиться поблизости.

Евгения Сергеевна молчала, ждала ответа.

– Не знаю, – честно сказал следователь. – Право слово, не знаю.

– У вас есть дети?

– Есть. У меня необыкновенно мудрый семнадцатилетний сын.

Львова нахмурилась, и сыщик понял, что в его словах Евгения увидела намек на то, что у нее необычайно глупые строптивые девчонки.

– Простите, – быстро поправился Стас. – Я сказал о сыне так, как привык. Это, по правде говоря, мой дежурный ответ.

– А ваша жена, простите, где? Она не обиделась, что вы уехали за город и бросили ее одну?

– Марина больше не может на меня сердиться, хотя у нас и сложные отношения. Бывшая жена и сын живут отдельно.

Упоминая об отношениях с Мариной как о сложных, Гущин сильно приуменьшил правду: семейная жизнь Гущиных напоминала непрерывные фронтовые действия, ведущиеся исключительно односторонне. Майор с трудом удерживал оборону, в последние годы у него сложилось мнение, будто мозг Марины занят исключительно одним: поиском, на чем сорваться. И в этом она была до изумления изобретательна. Сегодня раздражение мог вызвать поздний приход мужа домой, назавтра – ранний: «Есть нечего, я не успела приготовить, я тебе не домработница и не кухарка…»

Действительно. Не домработница, кухарка – отвратительная. Зато юрист – на загляденье. Марина принимала решения спонтанно, быстро, ее дико раздражала манера Гущина думать, прежде чем ответить.

Стас же считал, что у жены язык опережает мозги. Ее решения зачастую оборачивались пшиком и конфузом, но если брать юриспруденцию отдельно, то тут интуиция Маринки как-то срабатывала. Или везло пока.

В общем, если штампы применить: страсти накалялись, непонимание росло. О том, как сказываются родительские разборки на Арсении, Стас почему-то не думал. Считал, что из-за сына стерпит все, ребенок должен расти в полной семье.

Но однажды, после очередного громкого скандала, когда Гущин сидел на кухне и тискал в руках чашку с остывшим чаем, туда зашел Арсений. Сел на табурет напротив папы, поставил локти на столешницу и бескомпромиссно выдал:

– Наша мама – энергетический вампир.

Стас поднял голову и пораженно поглядел на четырнадцатилетнего подростка.

– И вот чего я, батя, не понимаю… Ну ладно я. Родителей не выбирают, мне с мамой пожизненно мучиться. Но ты-то что? Тебя что держит?! Хлопни дверью, наори, ты же нормальный мужик!

«Нормальный мужик» Гущин понимал, что в сыне говорит юношеский максимализм, категоричность и невозможность разглядеть полутона. А возможно, сказывались мамины гены, сын тоже умел отрубить сплеча. Но мог и семь раз примериться, как папа. Гущин считал, что сыну повезло: от каждого из родителей он взял их лучшие качества.

Но в целом Арсений был прав, а от полутонов, по сути дела, ничего уже и не осталось. Тем же вечером Стас собрал вещи и переехал к маме.

…О семейном фиаско Стас поведал Львовой в нескольких корректных фразах, упомянул о сыне:

– В этом году Арсений поступил в военное летное училище. Он у меня огромный молодец. Самостоятельный.

– А мои из меня веревки вьют, – с усмешкой призналась депутатка. – Дима им вообще ни в чем отказать не может. Но, впрочем, девочки многого не просят, не избалованные. Нюра вообще ангельски послушная.

«Возможно, так и есть», – подумал Гущин. В его присутствии Аня еще ни разу не совершила ничего, не попросив у взрослых разрешения.

Пригубив вина, майор поинтересовался:

– А каков сын вашего мужа от первого брака, Михаил?

Станислав не собирался скрывать, что наводил справки о близких Львовой.

– Миша очень хороший парень. – Евгения Сергеевна махнула рукой на недалекий забор из сетки-рабицы, отделявший их участок от соседского. – Они живут вон там.

В том, что бывшие супруги Дмитрий и Анфиса жили по соседству, не было ничего сверхстранного. Они здесь родились, все детство вместе провели, считались первой парой на деревне и поженились сразу после школы. Анфиса ждала мужа из армии и воспитывала первенца, названного в честь деда Михаилом. (Все это Стасу сообщил Иванцов, пожелавший оградить начальницу от лишних расспросов.) Второй супруг Анфисы и по сей день лучший друг Львова: Анфиса, Глеб и Дмитрий с детства были неразлучной троицей, оба пацана ухаживали за подругой, но та предпочла последнего. А после развода обратила взор на верного поклонника.

Словом, куда там «Санта-Барбаре». Кутерьма из нынешних и бывших. Янина, как знал сыщик, тоже была дочерью Евгении от первого брака, но отличие все-таки имелось: к встрече с супругом номер два Женя Истомина была уже вдовой. И профессионально въедливому Гущину очень бы хотелось задать парочку вопросов. Уведя мужа из семьи, испытывает ли Евгения неловкость перед соседкой? И как они тут в принципе умудряются дружить новыми семьями?! Но данные вопросы к безопасности депутата Госдумы не относились, и Станислав помалкивал.

Тем более что Евгения и сама о первой жене мужа заговорила:

– Анфиса исключительная женщина. Десять лет назад у нее обнаружили саркому, отняли правую ногу до бедра. Но она со всем справляется. – Львова замолчала, прищурившись на крышу соседского дома. И после паузы произнесла: – Я многому от Анфисы научилась. Правда.

– И чему вас можно было научить? – искренне заинтересовался Гущин.

– Терпению. Мудрости. Стойкости. – Улыбнувшись сыщику, Евгения вышла из беседки и принялась снимать с мангала готовую рыбу. – Сегодня вы познакомитесь с нашими соседями, Станислав Петрович. У нас здесь все запросто: мангал дымит, значит, мы дома и можно в гости приходить.

«Высокие отношения», – задумчиво покусывая дольку огурца, одобрил простецкие нравы нынешних и бывших сыщик.

За выходящим на улицу забором раздался гудок автомобильного клаксона – Дмитрий Михайлович предупреждал семью о возвращении с работы. Евгения, обтирая руки о фартук, побежала встречать мужа.

Майор следом не поковылял, подойдя к снятой с решеток форели, голодный сыщик, не утерпев, отщипнул симпатичный поджаренный плавничок.

Рыская по Интернету, Гущин нашел несколько совместных снимков Евгении и Дмитрия Львовых: Михайлович в костюме и при галстуке, мадам на каблуках, с высоко взбитой прической. Разница в росте и габаритах получалась почти неощутимой.

Сегодня, встретившись воочию, Стас первым делом отметил, что депутатка становится совсем крошечной на фоне по-медвежьи огромного супруга. Когда Евгения знакомила мужа с гостем, ее плечо практически упряталось под его широкой лапищей, макушка уткнулась в его подбородок.

В какой-то момент, уже сидя за столом, Гущин поймал себя на мысли, что неверно сформулировал вопрос о местной «Санта-Барбаре». Полчаса назад он втихомолку подумывал о том, как они здесь все уживаются. Но вопрос, как получилось, следовало ставить и вовсе кардинально: как сами Львовы в принципе умудрились полюбить друг друга?! Чем привлек интеллигентную коренную москвичку слегка облагороженный (ею же) деревенский увалень? Стопроцентный рубаха-парень!

Непонятно. Хотя Стас встречал и более несоответствующие пары.

В процессе ужина разница супругов обозначилась еще острее. Манеру поглощения Дмитрием еды нельзя было назвать прилизанным мещанским словом «кушать». Львов с фантастической скоростью и сноровкой уплетал форель. Причмокивая и закатывая очи. Но, надо отдать должное, делал это так заразительно и аппетитно, что слово «жрет» не возникало тоже. Широко расставляя локти и стягивая с тарелок зелень, овощи, хлеб, хозяин дома забрасывал все в рот практически одновременно, крупными кусками. Потом не пережевывал, а перемалывал еду челюстями. Не забывая поднимать глаза к небу и гудеть «м-м-м», выражая жене одобрение и благодарность.

Евгения, неторопливо отделяя вилкой и ножом рыбную мякоть от косточек, смотрела на азартно жующего мужа с ласковой улыбкой.

Довольно быстро поддавшись непосредственной манере хозяина дома, Стас прекратил анализировать их отношения и в рекордные для себя сроки расправился с форелью. Запивая рыбу отличным сухим вином, сытый сыщик благожелательно подумывал: «А может быть, Евгению Истомину когда-то и привлекла в Львове эта искрометная естественность?.. Барышня и хулиган – классическая схема». Тем более что Дмитрий никаким хулиганом и не был: сметливый парень из деревни. Без приводов и всяческих историй.

Заново увлекшись вероятной реконструкцией любовных перипетий Львовых, Стас не заметил, как подошли соседи Капитоновы, Глеб и Анфиса. Обернулся уже на стук костыля Анфисы, забарабанившего по полу беседки. А повернувшись, невольно отметил, что первая жена монтируется с Дмитрием куда как лучше. Хотя высокорослая Анфиса с чуть рыжеватыми вьющимися волосами так же замечательно смотрелась и со вторым супругом. Доведись Гущину случайно встретить эту троицу «неразлучников», то у него почти наверняка закралась бы мысль: а не родственники ли Дима, Анфиса и Глеб? Все словно под одну копирку выпущены: пышущие здоровьем розовощекие здоровяки с большими серыми глазами. Если б не ножной протез и костыль, с которым Анфиса легко и ловко управлялась, Стас ни за что не заподозрил бы, что у нее есть хоть какие-то проблемы со здоровьем.