Текст книги "Подсолнухи для Ван Гога"

Глава 12

Надо сказать, меня весьма удивило, что Додж уступил. Начала задумываться, если уж я ему так сильно надоедаю, почему не сказать мне? Раз он терпит меня со всеми этими выкрутасами, значит, сам этого хочет. Так я успокаивала себя по дороге до места происшествия, где нас ждало самое, что ни есть мерзкое зрелище. Дом неизвестно бедняги уже был полон полиции, прямо перед крыльцом в темноте зияла желтая оградительная лента.

– Мне точно можно здесь быть? – удостоверилась я, когда Додж приподнял ленту, чтобы я прошла.

– Обычно это я решаю, кого допускать на место происшествия.

Прямо посреди роскошной гостиной, – обставленной со вкусом, кстати, – утопая лицом в объемном ковре, лежало почти ничем не примечательное тело. Кроме того, что половина его головы, свисала с потока прямо над ним. Розовая мякоть, по-видимому, мозги, украшали также и стену, рядом с дорогущим гобеленом. Зрелище прямо таки пугающее, я просканировала свое самочувствие и решила, что смогу вынести это, тем более Додж поглядывал на меня испытующим взглядом, явно поджидая, когда же я сломаюсь.

Он опустился на корточки возле трупа и достал из кармана резиновые перчатки. Щупая посеревший труп, он что-то шептал себе под нос.

– Вы не будете обводить его мелом? – поинтересовалась я.

– Зачем? – Додж не отрывался от своего занятия. – Так никто не делает, тебе просто нужно поменьше смотреть телевизор.

Какой-то парень в полицейской форме подал ему несколько конвертов, и Натан осторожно в них заглянул.

– Ты бы пошла на кухню, налила себе чаю, – проговорил Додж.

– В доме мертвеца? Ну, уж нет, спасибо. А кто его убил? Может, это как-то связано…

– Нет, – прервал он меня. – Его никто не убивал, он сам это сделал.

– Почему ты так решил?

– Это понятно с первого взгляда. К тому же мы нашли предсмертную записку.

– Интересно, зачем? – спросила я и аккуратно зевнула в кулак. Додж протянул мне свернутый вчетверо листок. – Нет, я не хочу это читать. Просто скажи сам.

Все еще в перчатках Додж развернул листок и пробежался глазами по написанному.

– Мне очень жаль, та-та-та, – бубнил он, пропуская слова настолько будничным тоном, что я была шокирована. – Теперь это все мне не нужно, та-та-та. Ты сделала свой выбор, та-та-та, прости, прощай… – Он свернул лист и вернул его обратно в конверт. – Она ушла к другому, и наш друг не смог это пережить.

– Ты ужасен, – поморщилась я. – Ведь это его последние слова! Как так можно?

Додж устроился на дорогущем диване, почти уткнувшись ботинками в труп, и принялся что-то писать.

– Если каждый раз принимать все близко к сердцу, не хватит никаких нервов.

– Но это кощунство!

– Может быть, но если просто охать над мертвым телом, работа сама за себя не сделается. Понимаешь?

– Да, – сдалась я. – Может, ты и прав.

На обстановку я на всякий случай не смотрела, опустив взгляд в пол. Но от ощущения, что в шаге от меня покоится мертвец, меня вдруг стало подташнивать. К тому же, я снова ощутила ужасную усталость, может, идея с чаем не так уж плоха. На кухне дважды вымыла кружку, прежде чем пить из нее, даже не знаю зачем. Будто след мертвечины лег на все в этом доме, и я могла заразиться. Едва борясь со сном на чужой кухне, я прислонилась к стойке и вдруг негромко рассмеялась, осознавая всю нелепость происходящего со мной. Наверное, это нервы.

– Чему веселишься? – спросил Додж и принял такую же позу рядом со мной.

– Ничего, все это как дурной нелепый сон. А у тебя были случаи по-настоящему нелепых смертей?

– На самом деле – больше половины. – Додж забрал у меня из рук кружку и отпил. – Однажды на спектакле по Шекспиру, Джульетта заколола себя прямо в сердце. Оказывается, кто-то перепутал инвентарь, и вместо бутафорного ножа у нее оказался настоящий, перед многолюдной толпой она этого даже не поняла. Умерла почти мгновенно. Вот так сказка стала реальностью. – Он усмехнулся и покачал головой. – А потом еще оказалось, что она была беременна от Меркуцио.

Я в ужасе округлила глаза.

– Ты про актера, который его играл?

– Ну, разумеется, в общем, как я не ходил в театр, так и не стану начинать.

– Все равно, этого парня мне жалко, – указала я в сторону гостиной. – А ты бы стал так переживать? Ну… если бы тебя бросили.

– Вряд ли, – покачала головой Додж. – Наверное, я бы расстроился, но не до смерти. Суицид – глупейший поступок, и как я знаю по опыту, доставляет много хлопот другим людям. Это время можно потратить на более важную работу.

– Может, ты просто никогда не любил так сильно?

– Возможно, но даже если бы и… полюбил, ни одна женщина в мире не заставила бы меня решиться на такой глупый поступок. Я считаю, это чушь. Все можно пережить. Правда же?

– Наверное, – добавила я. Ладно, мне нужно на работу. – Я едва подавила зевок, и Додж посмотрел на меня с недоверием.

– Может взять выходной на сегодня?

– Нам? – переполошилась я и спугнула следующий зевок.

– Тебе. Мне такая роскошь непозволительна.

Во всем своем теле я ощутила невероятную усталость, даже не могла шевелиться.

– На самом деле, мне тоже. Нужно готовиться к выставке, а времени остается все меньше. К тому же сегодня отчитываюсь перед директором, а доклад еще даже не готов. Поэтому я возьму такси и отправлюсь на работу.

Натан вышел из дома вместе со мной, чтобы дождаться машины.

– Спасибо, – проговорила я тихо, – что позволил мне остаться у тебя.

Он ничего не ответил. Когда желтое авто затормозило перед нами, открыл заднюю дверцу, а у меня даже не было сил оценить его любезность. Машина тронулась, и я проспала всю дорогу до работы.

В шесть утра галерея пустовала, уборщица приходит только около восьми, весь остальной персонал – около девяти. Так что у меня было время подготовиться к встрече с директором «Парнаса», составить отчет за две недели и, конечно, презентацию по результатам аукциона. Я запустила Power Point на компьютере и стала искать фото, сделанные полторы недели назад. Это были последние теплые осенние дни, и, казалось, ничто не могло нас огорчить. Занятые любимым делом, близкие друг другу люди. Несколько фото я отправила на свою флешку, чтобы потом распечатать. На них наша троица смотрелась лучше всего. Правда, на заднем фоне отчетливо видно сердитого Артура Баумана, престарелого коллекционера и родного брата того самого почившего Армана Баумана, которому и принадлежала коллекция вещей Ван Гога.

Закончив презентацию, я расставила по полкам книги и папки, навела порядок на рабочем столе, даже стерла пыль с подоконника. В общем, сделала все, до чего в последнее время не доходили руки. От нескольких чашек кофе усталость почти прошла, но я все равно решила уйти с работы пораньше. Так что, отчитавшись перед начальством и, одобрив дизайн пригласительных билетов на вернисаж, я отправилась досыпать положенные на отдых часы.

Квартира была опечатана, на время моего отсутствия, и, хотя внутри ничего не поменялось, за исключением беспорядка, находиться в ней было все равно, что в пустом гараже. Я подумала о Сноу, еще один мой друг пропал, будто кто-то специально сводил меня с ума. Без него квартира казалась неживой, как всегда бывает, если внезапно пропадает питомец.

Я встала под горячий душ в надежде, что он смоет с меня горечь потерь, которые сыпались в последнее время почти безостановочно. В какой момент все в моей жизни пошло не так? Когда я отказалась выпить кофе с Вайнисом, или в тот момент, когда отпустила Кенну домой одну? Додж бы наверняка сказал, что я опять накручиваю, и что мир не вертится вокруг меня. Может, я и не была виновата в том, что случилось в последнее время с моими друзьями, но осознание не помогало это пережить.

Додж не звонил весь день и не писал, хотя мог бы поинтересоваться, как я добралась до работы, и все такое. Но он был слишком занят, я успокаивала себя, что причина только в этом. Хотя другая часть меня убеждала, что ему нет до меня большого дела.

Глава 13

На улице стоял жуткий холод. Подгоняемая ледяным ветром, я бежала к «Парнасу», втягивая шею в воротник, чтобы не попадали крупинки мокрого снега, который сыпал все утро. Время было раннее, повсюду горели фонари, но в музее уже был полно народу. На самом деле, там был почти весь наш штат, поэтому, только войдя в двери, я сразу заподозрила что-то неладное. Хлопья мокрого снега посыпались с моего пальто на пол и тут же растаяли. Народ обступил меня со всех сторон, причем смотрели так, будто собирались сказать, что кто-то умер.

– Что за траур? – нарушила я трагическое молчание. – И почему все так рано собрались, ведь еще только семь?

Гробовая тишина прервалась всхлипом кого-то из помощниц.

– Да что стряслось, говорите же?!

Из толпы вышел Керик, наш дизайнер.

– Альма, ты только не переживай, – он положил руку мне на плечо и заглянул в глаза. – И не принимай все близко к сердцу. Пообещай, что не будешь.

Я смотрела на него непонимающим взглядом. Что могло такого произойти, неужели кто-то еще пострадал от рук неизвестного маньяка? Потом медленно перевела взгляд на зал Ван Гога и увидела, что дверной проем накрест заклеен белой лентой.

– Нет! – я кинулась вперед, так что Керик не успел меня удержать, и ворвалась в зал. – Не может быть.

Весь воздух разом покинул мои легкие. Я сдулась, как воздушный шар, от увиденного перед собой безобразия: полотно «Подсолнухов» зияло отрытыми ранами, нанесенными острым лезвием по всей длине. Три глубоких пореза, будто дикое животное полоснуло по нему своей огромной лапой.

– Как же так… – только и смогла я проговорить. Занесла руку над полотном, но притронуться не решилась. – Объясните кто-нибудь, что случилось? – Я чудом взяла себя в руки.

– Это произошло ночью, – вмешался Керик, стоя за моей спиной и не решаясь показываться на глаза. – Возможно, причастен наш новый охранник. Такой громила, помнишь? Проработал несколько дней, а сегодня просто исчез со смены.

– Нет, – призналась я. Никакого охранника я не помнила, мне было не до того. – До выставки досталось всего восемь дней. Мы не успеем его восстановить, ни один реставратор не возьмется сделать это за неделю, значит, вся работа насмарку, все наши непосильные старания.

Я отвернулась от картины и встретила множество сочувствующих мне глаз. Они знали, как эта работа важна для меня, сколько сил и времени ушло на ее осуществление. И, конечно, они не хотели меня огорчать. Даже директор «Парнаса» неловко мялся в сторонке, не решаясь заглянуть мне в глаза. Не говоря ни слова, я сжала в руке портфель и вышла из галереи, никто не стал меня останавливать. Больше всего мне хотелось высказаться тому, кто смог бы посочувствовать, но возвращаться в «Парнас» мне не хотелось. Я взяла такси и направилась к Доджу, осознавая, что он вряд ли способен понять всю глубину моего тихого горя.

В каком-то беспамятном состоянии добрела до его квартиры, наверняка в этот момент я выглядела очень жалко, но меня это не особо волновало. Больше всего хотелось увидеть моего детектива. Я постучала в дверь и стала прислушиваться к звукам по ту сторону. Было еще совсем рано, он вполне мог находиться на работе. К счастью, послышались негромкие шаги, и дверь слегка приоткрылась. От неожиданности я распахнула глаза, а голова потяжелела и запульсировала. В дверном проеме, облаченная в одну из рубашек Доджа, стояла очень высокая и красивая женщина.

Ее светло-каштановые волосы свисали до плеч в утреннем беспорядке, на холодно-красивом лице застыл немой вопрос.

– Чем могу помочь? – хрипло спросила она.

Я замешкалась, не зная, как себя вести. Женщина! В его квартире полуголая женщина! Это запросто могло побить растерзанные «Подсолнухи». Не дождавшись от меня внятного ответа, она крикнула позади себя.

– Натан, может, это к тебе? – Она слегка посторонилась, и в проеме появился Додж.

В пижамных штанах и с голым торсом, он предстал передо мной во всей своей красе в первый раз. И в такой немыслимой ситуации. Раньше не замечала, что у Доджа татуировка. Наверное, потому что она всегда в рубашке с длинными рукавами. Теперь отчетливо виднелся рисунок на правой руке, от локтя и до самого запястья, с летящим беркутом, терновыми ветвями и заглавными буквами, несомненно, имеющими какую-то расшифровку.

– Альма? – спросил он, словно не узнавая меня. – Что случилось?

Я стала продумывать отступление. Можно просто развернуться и уйти. Это глупо и странно, но избавило бы от необходимости выслушивать жестокую правду – в его жизни уже есть женщина. И это не я. Додж повернулся к своей даме и проговорил:

– Эмбер, включи пока кофеварку.

Она закатила глаза и с явной неохотой покинула нас.

– Кто это? – выпалила я, пытаясь скрыть накатывающую ярость.

– Это Эмбер, моя жена, – осторожно сказал Додж. – То есть бывшая жена.

– Почему же она у тебя, если бывшая? – Голос предательски дрогнул.

– Мы иногда… встречаемся. У меня или у нее. Так что ты хотела?

Додж вовсе не собирался оправдываться предо мной, было ясно, что для него в этом не было ничего неудобного.

– На него напали, – сказала я и тяжело сглотнула.

– На кого напали? – забеспокоился он.

– На Ван Гога.

Додж нахмурил лоб.

– Разве он не умер еще?

Он что серьезно? Идиотизм!

– Я про картину! Боже… – развернувшись на каблуках, пошла прочь как можно быстрее.

Он должен был крикнуть мне вслед, сделать что-нибудь. Но дверь просто захлопнулась, и Додж вернулся к своим делам. Ужас. Провал. Худший день в жизни. Наверняка эта Эмабер поинтересовалась, что за чокнутая явилась к нему в такую рань, а он ответил что-то вроде: «Не беспокойся насчет нее. Она просто фигурирует в одном уголовном деле. Ничего такого».

Вот и все, ничего такого. Внезапно я оказалась на обочине жизни, а с моей склонностью все драматизировать, произошедшее было просто апокалипсисом. В котором я по – определению не могла выжить. На часах девять утра, а я уже брела домой с опущенной головой, подвывая сама себе и глотая соленые слезы.

Глава 14

Это был первый день, когда я пропустила работу, но никто из галереи не посмел меня беспокоить. Поэтому на следующий день я первым делом извинилась за свое поведение, и сразу почувствовала облегчение. Зараженная каким-то небывалым энтузиазмом, принялась за работу с новыми силами. Это была правда, я наконец-то взяла себя в руки и просто напросто запретила себе переживать, по какому бы то ни было поводу. Я поняла, что слезами и стенаниями на судьбу ничего нельзя будет исправить, и как только эта мысль улеглась в моей голове, все стало потихоньку налаживаться.

Для начала Керик принес мне отличную новость. В полдень он осторожно просунул голову в мой кабинет, и я пригласила его войти. Оказалось, он нашел ребят, согласившихся в столь короткий срок залатать «Подсолнухи». Они уже забрали картину к себе и уверены, что все не так страшно, как мне показалось с первого взгляда. Правда, из-за сроков за работу они требуют тройную плату, но директор, кажется, готов на все, лишь бы не допустить срыва вернисажа.

– Приходил детектив, – Керик предостерегающе сдвинул брови.

– Когда? – спросила я как можно более спокойно.

– Вчера, пока ты… отсутствовала. Он осмотрел зал, допросил кое-кого.

– Странно, – нахмурилась я. – Для чего вы его вызывали?

– А мы не вызывали, – сказал Керик. – Он сам пришел к нам и привел полицию даже раньше, чем мы успели обо всем заявить.

Видимо, все уже догадались, что это я разнесла ужасную новость. Мне захотелось узнать, спрашивал ли он меня, но не решалась заговорить об этом с Кериком, боясь снова нарываться на нежелательную для меня тему. Однако он, кажется, сам обо всем догадался.

– Он спрашивал тебя, но мы сказали, ты отлучилась по делам.

Я облегченно вздохнула.

– А что насчет взлома? Выяснили, чьих рук это дело?

– Да, и все оказалось проще простого, – ответил Керик. – Хотя все записи видеонаблюдения были стерты, как мы и предполагали, это был наш новый ночной охранник. Сейчас он уже в розыске.

– Зачем это охраннику? – удивилась я.

– Думаю, он работал по чьему-то указу. Скорее всего, он хотел украсть «Подсолнухи», но рама была прикручена к стене, как ты и настояла. Тогда он, вероятно, хотел срезать полотно, но что-то пошло не так. Ему это не удалось, или он не успел, оставив напоследок несколько разрезов.

– Значит, подставной охранник, – задумалась я. – Устроился к нам ради того, чтобы обокрасть. Что ж, это, несомненно, должно быть связано со всем, что произошло в последнее время. Поэтому Додж и был здесь.

Керик смотрел на меня так, словно совсем не понимал, о чем я.

– Во всяком случае, – проговорил он, – Додж проявил такое участие вчера, что я не мог не позвать его на вернисаж и вручил приглашение. Надеюсь, все еще в силе?

– Конечно, раз так, то да!

Я внезапно приободрилась.

– И еще, Альма, – добавил он, – там репортеры. Тебе придется взять их на себя.

Не то чтобы я всегда мечтала попасть в новости, но эта идея мне очень понравилась. В какой-то степени это было моим долгом перед общественностью, ведь мы выкупили не просто картину, а предмет культурного достояния, который необходимо беречь и охранять. К счастью, защитить его у нас получилось, не зря я настаивала на прочной раме, которая не позволила сдвинуть полотно с места. Теперь мне надлежало объясниться и уверить, что с ним все будет в порядке. Ну и, конечно, это будет для нас дополнительной рекламой. После такого скандала все внимание будет обращено на «Парнас», а вернисаж наверняка превратится в грандиозную выставку с присутствием прессы. И мы будем в каждой газете!

Я поправила прическу и натянула черный пиджак прежде, чем покинуть кабинет. Толпа журналистов из газет и главных государственных каналов собралась в нашем основном зале, и я внезапно почувствовала себя хозяйкой положения. Жестом я пригласила всех к огромному баннеру, оповещающему о нашей предстоящей выставке. Именно на его фоне я и собиралась ответить на все вопросы.

Решила начать с небольшой речи.

– Наверняка всех интересует вопрос, в каком состоянии сейчас находится знаменитое полотно. Я отвечу вам без прикрас. – Я сделала театральную паузу. – В весьма плачевном. Недоброжелатель буквально растерзал бедное творение, так что оно почти превратилось в лохмотья. Однако мы сделали основное – смогли защитить его от кражи. Наши реставраторы и художники будут трудиться день и ночь, чтобы успеть к открытию выставки. И я вам обещаю, всего через неделю любой желающий сможет насладиться его видом в стенах нашей галереи. Я прошу общественность не волноваться, у нас все под контролем. Так что ждем вас на нашей тематической выставке, посвященной Ван Гогу, в указанное время.

Гордая собой, я ответила еще на несколько вопросов и выпроводила журналистов. Кажется, все остались довольны этой импровизированной пресс-конференцией. Мне же это придало небывалой уверенности, так что я совсем позабыла о Додже. Подумать только, как удачно обернулось для нас это несчастье, теперь в успехе выставки я даже не сомневалась. Все, что оставалось сделать, это выбрать платье и написать торжественную речь.

Глава 15

Теплый желтый свет заполнил «Парнас» изнутри, хотя за окном разыгралась жуткая непогода. Но даже буря из дождя и мокрого снега не смогла помешать открытию выставки, залы были полны. Почти все, кто получил приглашение, явились, а также пресса и несколько влиятельных в медийном мире лиц. Я чувствовала себя королевой бала с гордостью расхаживая по залу и представляя всем новый арт – проект как свое личное детище. Печали прошлых дней отступили для меня на второй план, попивая шампанское, я переходила из зала в зал, обменивалась любезностями с посетителями, давала короткие интервью для прессы, а также мимоходом поправляла в вазах букеты из карликовых подсолнухов. Которые, кстати сказать, в такой сезон было не достать, но мне все же удалось. Казалось, ничто не сможет испортить мне вечер, ведь выставка состоялась, а это было все, чего я хотела.

Тем сильнее было мое разочарование, когда среди оживленной толпы я заметила скучающего Доджа. Он безразлично скользил взглядом вдоль стены, от одной картины к другой. При этом ни на чем долго не останавливаясь. Мне стало интересно, что привело его сюда в такой час? Разве ему не положено быть на службе?

Встречаться с ним после того случая на пороге его квартиры, у меня не было никакого желания. Тем более что все эти дни он совершенно мной не интересовался, не писал и не звонил, хотя, безусловно, был в курсе моих трудностей. Я решила взять паузу и скрылась в своем кабинете, чтобы хоть минутку отдохнуть от толпы и собраться с мыслями.

За окном уже давно стемнело, но свет я зажигать не стала. Опустилась в свое кресло, вглядываясь в ночную тьму. Даже себе я не смогла бы соврать. Увидеть Доджа мне хотелось, даже очень. На протяжении того времени, пока мы не виделись, я часто думала о нем, и уже готова забыть о неловкой встрече с его бывшей, лишь бы он снова появился в моей жизни. Однако сам он не звонил и не приходил, я же не могла себя заставить первой пойти на мировую, поэтому старалась занять себя работой так, чтобы больше не оставалось сил ни на что другое. Но вот он здесь, и снова бередит мои раны. Когда я уже была готова смириться и забыть о нем! Теперь он напомнил мне, что это вряд ли возможно. Дверь слегка приоткрылась, впуская полоску желтого света. Додж задержался на пороге, но затем вошел и прикрыл за собой дверь. В полной темноте он нащупал кресло напротив моего стола и сел. Все точно так же, как в нашу первую встречу, только теперь между нами тьма и целое море неловкости. Я мысленно порадовалось, что он не видит моего лица.

– Кажется, все прошло хорошо, – начал он.

Я допила шампанское из бокала, который стоял передо мной, пытаясь припомнить, пил ли сегодня Додж. Я его с бокалом не увидела, значит, он мог придти по работе.

– Да, – отозвалась я. – Все даже лучше, чем я ожидала. Полагаю, ты не просто так сюда пришел? Все работаешь?

– Почему ты так решила? – поинтересовался он.

– Да брось, Натан, – я махнула рукой, обронив, к счастью, пустой бокал.

Додж на мгновение встрепенулся, но потом снова сел.

– Ты в порядке? – Он спросил это не с тревогой, а со строгостью.

– Все отлично! – Взвизгнула я. В голосе появились истеричные нотки, а значит, разговор лучше было прекратить. – Я выполнила свою задачу, произнесла речь, дала несколько интервью и еще много чего полезного. Теперь могу немного расслабиться, ведь так? Мне это нужно, я очень устала за вечер.

– Да я же не против, – проговорил он. – Ты молодец. И речь была отличная…

– Ты ведь даже не понял, о чем я толковала, ведь так?

– Ну, – замялся Додж. – Я не все понял, но энтузиазма в тебе хоть отбавляй.

– Чего ты хочешь, Натан? – Я резко выпрямилась и сложила руки на стол, как начальник на собеседовании.

Он прочистил горло.

– С чего ты взяла, что мне что-то нужно? Я просто хотел убедиться, что здесь все под контролем. В свете последних событий…

– Да, да, – перебила я его. – Все мы знаем, что-то происходит. В городе стало небезопасно и все прочее. А мне, знаешь ли, все равно. Я просто хочу понять, для чего ты пришел. Что ты хотел здесь увидеть? Или хотел что-то сказать? Может, что ты за меня переживаешь и боишься, что я попаду в беду? Это так?

Он молчал сраженный моим натиском, но в этой неловкой тишине я отгадывала по его сбившемуся дыханию, что еще немного и он готов согласиться со всем и сказать мне то, чего я так жду. Однако, по неизвестной причине, я сорвалась с места и покинула кабинет. И переступив порог, сразу пожалела, что не дала ему шанса объясниться. Надо было остаться и выяснить все до конца. Хотя, может, именно этого я боялась? Что буду ожидать одного, а услышу совсем другое. Укрывшись в зале Ван Гога, я опустилась на скамью, подальше от шума и суеты. Вскоре компанию мне составил Артур Бауман, чье присутствие на выставке очень польстило.

– Я вас не потревожу, молодая леди? – мелодично пропел он, с трудом опускаясь на скамью.

Он сложил руки на выставленную перед собою трость.

– Нет, ну что вы, – ответила я. – Почту за честь. Я рада, что вы нашли время и откликнулись на приглашение. Вам пришлась по душе наша экспозиция? Без вашего покойного брата ничего бы не вышло.

– Да, да, – сонно пролепетал старик. – Все отлично, вы прекрасный специалист, теперь я вижу, что вещи в надежных и заботливых руках.

Он положил свою большую ладонь на мою руку и этот отеческий жест очень меня растрогал.

– Жаль, у вас не вся коллекция, – продолжил Бауман. – Если бы я знал раньше, ведь у меня остались еще несколько черновиков Ван Гога, его личных эскизов.

– Да вы что? – я пришла в восторг. – И вы их продаете?

– Зачем же, ни в коем случае. Но я мог бы одолжить их вам на время выставки, совершенно бесплатно. Они отлично вписались бы в вашу экспозицию.

Я вся напряглась, выдумывая, как же исправить оплошность.

– Знаете, а ведь еще не поздно внести изменения. Выставка будет действовать ближайший месяц.

Старик тепло улыбнулся.

– Да, это замечательно милочка. Вот только рано утром я улетаю, меня не будет несколько месяцев. А доступа к сейфу кроме меня никто не имеет. Если только вы согласитесь заехать сегодня вечером, но вам это, наверное, будет не совсем удобно. Ведь у вас тут мероприятие, а мне, пожалуй, уже пора. Я привык ложиться рано, а еще этот утренний рейс.

Я придержала его за локоть, чтобы помочь подняться.

– А если я заеду к вам совсем ненадолго? Это будет слишком неприлично? Просто вы меня очень заинтриговали этими эскизами.

– Что ж, думаю это возможно. – Старик мило улыбнулся. – Мой водитель ждет меня, поедемте, если хотите. Я велю ему доставить вас назад, это не займет много времени.

Я ринулась в свой кабинет, который теперь был пуст, и схватила пальто. Оказалось, что Додж еще не ушел и беседовал с кем-то, кого я не знала. С весьма встревоженным выражением лица, он помахал мне рукой, словно подзывая, но я проигнорировала его. Пусть побудет на моем месте хоть раз в жизни. Стоило предупредить всех, что я собралась отлучиться. Но побоялась, что старик передумает и уедет. Поэтому выскочила в холодную осеннюю ночь, надеясь, что моего отсутствия в ближайший час никто не заметит. Бауман уже ждал меня на заднем сиденье новенького «Ленд Ровер».

Мы быстро добрались до поместья Баумана – шикарного особняка за городом. Разглядеть мне его особо не удалось из-за темноты, но внутренняя отделка была современной и шикарной одновременно. Я опустилась в объемное кресло, оббитое итальянским шелком, в то время как Артур Бауман отлучился к своему хранилищу. Телефон у меня разрывался от звонков Доджа, поэтому я его выключила. Его внимание сейчас оказалось некстати, я предвкушала встречу с новыми шедеврами. Вдруг что-то мелькнуло у меня перед глазами, это упитанный кот прыгнул на столик передо мной и пронзительно замурчал.

– Боже! – вскрикнула я. – Сноу!

Это был мой потерянный питомец! В полнейшем недоумении, я занесла руку, чтобы погладить его. Но не успела, что-то тяжелое опустилось на мой затылок, перед глазами все поплыло, а затем обратилось в непроглядную тьму.