Текст книги "Пожиратели плоти"

ГЛАВА ВТОРАЯ

В самом сердце Аквилонии, на отмелях реки Хорот, окруженная высокими стенами, вольно расположилась жемчужина западных стран – Тарантия, хранительница короны великой империи. Она не обладала изящной вычурностью городов Турана, кипучим многолюдьем торговой Мессантии, экзотичностью Хоршемиша или суровым величием Кордавы – но чувствовалась в ней какая-то особенная дерзкая жизнестойкость, позволяющая ей с насмешливой снисходительностью взирать на более древние города, уже растерявшие в прошедших веках свой задор.

Сколько пожаров, эпидемий, восстаний и захватов власти пережила Тарантия, не единожды разрушались ее дворцы, храмы и акведуки – но вновь возрождался неукротимый город, наполнялись людским потоком его улицы и площади, вновь тянулись туда караваны купцов, приезжали искать счастья ремесленники и наемники, прибывали для учебы в Университете молодые люди со всех концов света, шли паломники – посетить храмы Митры, стекались аристократы всех мастей в расчете на славу и положение при дворе. Сейчас столица, оправившись от волнений, связанных с недолгим правлением принца Арпелло, вновь расцвела, и горожане с головой ушли в свои будничные радости и заботы, как всегда не задумываясь о том, насколько ненадежно спокойствие в этом изменчивом мире.

Меньше всего склонны были задумываться о будущем обитатели Тарантийского Университета – предмета гордости и головной боли властей столицы. И сейчас, несмотря на поздний вечер, когда почтенные горожане уже пристраивают на голову ночной колпак, в небольшом кабачке, что близ Университета, веселье было в полном разгаре. Кабачок назывался «Белый Конь», что подтверждала вывеска с намалеванной на ней бледной головой некого мифического зверя, но студенты, бывшие основными его посетителями, называли его просто «Конюшня» – и это название, надо признать, подходило кабачку гораздо больше. Он состоял из одного обширного зала, где на полу, засыпанном начавшей подгнивать соломой, громоздились деревянные столы и скамейки, которые даже вселенский потоп не отмыл бы от въевшихся в них жира и копоти. Попытки нескольких масляных фонарей разогнать полумрак, перемешанный с плывущим из кухни дымом, были просто жалки. За стойкой уныло восседал сам хозяин «Белого Коня», проклинающий, казалось, себя, свое заведение, своих посетителей и остальной мир в целости. Впрочем, в кредит он отпускал охотно, что снискало ему большую популярность среди местной молодежи.

Но вечные грязь, вонь и духота, царившие в кабачке, не мешали компании неприхотливых любителей наук наслаждаться жизнью, молодостью и дурным, зато дешевым вином. Повод для сегодняшнего празднества уже был прочно забыт всеми присутствующими. Кажется, провожали домой в Аргос молодого Джицци. По крайней мере, платил именно он.

Украшали развеселую компанию несколько пестро одетых женщин, согласных за бесценок дарить свою любовь вкупе с известными болезнями. Одна из них, блондинка с устрашающе накрашенными губами, слезла с колен худого смуглого зингарца и, слегка пошатываясь, исчезла за дверью, ведущей на задний двор. Ее кавалер понимающе кивнул и присоединился к нестройному, однако на редкость единодушному хору, затянувшему одну из незамысловатых студенческих песенок:

 
Крестьянин пашет, плотник стучит
По длинной доске молотком.
А мне такая жизнь претит —
С работой я не знаком.
 
 
Солдат воюет, кузнец кует
Подковы и лемеха.
Студент редко ест, зато часто пьет…
 

Истошный женский вопль, раздавшийся со двора, мгновенно обрубил песню. Мужчины, толкаясь и роняя скамьи, бросились к двери, женщины замерли в растерянности. Внезапно на душераздирающей ноте крик оборвался, перейдя в хрип и бульканье. В кромешной темноте дворика в общей давке ничего нельзя было понять. Раздались ругательства и требования принести факелы. Одна из женщин, менее напуганная, чем ее подруги, вынесла из кабачка фонарь с заляпанными жиром стеклами.

В его неверном свете трезвеющая на глазах компания увидела распростертую на земле блондинку. Ее голова была запрокинута, в глазах остывал смертельный ужас. Светлые волосы, которые недавно перебирал ее возлюбленный, теперь плавали в луже быстро растекавшейся крови. К горлу женщины припало какое-то существо размером с крупную собаку. Лишенные шерсти блестящие бока размеренно вздымались и опадали, острые уши были плотно прижаты к вытянутому черепу. Повисшую над этой сценой тишину разбил истерический визг одной из девиц, выведший всех из оцепенения. Зингарец первым выхватил кинжал и двинулся вперед. Животное повернуло к людям окровавленную морду, и из его горла вырвалось нечто похожее на клекот. Оно явно не было испугано, чего нельзя было сказать о нападавших.

– Это демон, клянусь Митрой! – крикнул кто-то из студентов, вмиг растерявший свою ученость.

Зингарец уже занес свой кинжал, но тут существо молниеносно развернулось и прыгнуло на человека. Коротко вскрикнув, зингарец упал, выроненный им кинжал блеснул при свете фонаря. Тварь вцепилась в юношу мощными лапами, стараясь добраться до горла. Началась общая суета, женщины визжали, стараясь протолкаться обратно в кабачок, мужчины что-то кричали о демонах и метались в неумелых попытках помочь товарищу.

Один из студентов в суматохе подобрался к нечисти сзади и ударил ее захваченным в кабачке ножом для разделки мяса. Тварь обернулась, раздирая пасть в хриплом крике, и, оставив зингарца с разорванной грудью, ринулась на нового противника. Брошенное чьей-то меткой рукой полено сбило демона на землю, но тут существо развернуло большие кожистые крылья, дотоле плотно прижатые к телу, и, взвившись в воздух, камнем упало на растерявшегося человека. В полнейшей неразберихе кто-то опрокинул фонарь, и язычки пламени зловеще заплясали на деревянных стенах «Белого Коня», все ярче освещая картину побоища.

Людей, зажатых в глухом тесном дворике между пожаром и обезумевшей от огня и крови тварью, охватила паника. Выбраться отсюда можно было лишь через дверь кабачка, но ее кто-то, видимо, хозяин, закрыл изнутри.

Никто уже не думал о том, чтобы добить демона, каждый помышлял лишь о собственном спасении, не обращая внимания на крики о помощи очередной жертвы взбесившегося ночного кошмара. Пока одни выбивали дверь, а другие, отталкивая друг друга, пытались преодолеть высокий глиняный забор, отгораживающий этот дворик от соседнего, пламя охватило весь кабачок. На улице испуганно завывали те девицы, кому удалось спастись, в отчаянии заламывал руки хозяин заведения, глядя на гибнущее добро, бестолково суетились ничего не понимающие жители квартала, самые сообразительные тащили ведра и топоры, пытаясь не допустить распространения огня на соседние дома.

Внезапно прогоревшие балки угрожающе затрещали, и пылающие стены «Белого Коня» рухнули, накрыв собой и запертых во дворике людей, и демона вместе с его жертвами. Пронзительный нечеловеческий вопль разнесся над пожарищем, смешавшись с криками гибнущих в огне – и все смолкло. Убывающее пламя выстреливало в темное небо снопы искр, пузырилась краска на обгоревшей вывеске, мягко падал на землю белесый пепел. Когда наступающее утро окрасит небосвод в розовый цвет, лишь черное пожарище напомнит людям о случившемся. Но разве не входит в число достоинств рода человеческого способность забывать?

* * *

Молодая Альтея, жена почтенного купца Симплия, владельца лавки тканей и пряжи, вернулась с базара чрезвычайно взволнованная. Ее возбужденный голос донесся до Симплия, пересчитывающего дневную выручку в комнатке над лавкой, едва она переступила порог дома. Впрочем, юная супруга купца почти всегда была чем-то взволнована. Симплий, женатый на ней уже полгода, никак не мог привыкнуть к бойкому и впечатлительному нраву своей половины. Его прежняя жена, умершая два года назад, за всю их совместную жизнь не произнесла столько слов, сколько новобрачная за первые два дня медового месяца. Даже старшая дочь купца Лаис, будучи на год моложе Альтеи, выглядела солидней своей мачехи.

По лестнице простучали быстрые шаги, дверь распахнулась – и жена впорхнула в комнатку, спеша поделиться накопленными новостями.

– Ты все считаешь, дорогой? Нельзя же так много заниматься делами! – защебетала Альтея, бесцеремонно усаживаясь мужу на колени и разметав широким рукавом долговые расписки, аккуратно разложенные на столе. – У тебя, наверно, уже болит голова… – она начала энергично тереть Симплию виски. – Я заходила сегодня в лавку Тодрика, ему привезли такое замечательное ожерелье из Хаурана! Он согласен продать нам подешевле… – Альтея перестала терзать виски купца и стала заплетать в косичку его седеющую бороду. – Знаешь, Дисма с Кривой улицы разрешилась от бремени мальчиком – а у того родимое пятно на правом плече! Позвали жреца, он сказал, что младенца надо отдать в храм, иначе Сет может завладеть его душой… Я бы не отдала ни за что! – неугомонная супруга затеребила золотую цепочку на шее Симплия. – А мы с Лаис были на базаре, там рассказывали, что прошлой ночью в городе был жуткий пожар, сгорел целый квартал, и еще там был демон, который загрыз уйму людей, а пожар устроили нарочно, чтобы демон сгорел в огне, потому что убить его нельзя…

– Рыбка моя, может, ты похлопочешь об ужине? – наконец удалось вставить слово главе дома.

Альтея обиженно наморщилась.

– Тебе не интересно, где я была и что делала? Зачем же ты на мне женился – чтоб я ужин тебе готовила?

Эту опасную тему следовало прервать тотчас же.

– Ты же знаешь, моя птичка, как я тебя люблю. Но мне нужно закончить дела, чтобы я мог отложить тебе на ожерелье.

Морщинки на лице жены тут же разгладились.

– Конечно, дорогой, ужин скоро будет, – послушно сказала она и исчезла за дверью.

За ужином вновь заговорили о базарных сплетнях. Обстоятельная Лаис рассказала, что в одном из кабачков близ Университета случилась драка, закончившаяся резней и пожаром, но кое-кто клянется, что видел там жуткого демона, которого не берет сталь и который пьет людскую кровь.

– Чтоб Сет побрал этот Университет! – раздраженно заметил Симплий. – Съезжаются со всего света толпы бездельников – якобы учиться, а на самом деле пьют и развратничают! Все неурядицы в Тарантии – от студентов. Если городские власти не могут навести там порядок, то пусть этим займутся демоны, я возражать не буду.

Перед сном Симплий, как всегда, обошел дом, проверяя запоры на дверях и окнах первого этажа. Дремавший в своем закутке телохранитель купца Кшети привстал и в который раз продемонстрировал хозяину свои белоснежные зубы.

– Все спокойно? – на всякий случай осведомился Симплий.

– Да, господин, – ответил Кшети, прижав могучие руки к груди. Этого великана-негра Симплий выкупил на невольничьем базаре в Шеме за баснословную сумму, но ни разу не пожалел об этом. Высокий и сильный как носорог чернокожий кушиец не раз спасал имущество, а порой и жизнь купца. Кшети был бесстрашен, предан и глуп, что делало его отменным слугой.

Поднимаясь к себе в спальню по узкой полутемной лесенке, Симплий уловил доносившиеся снаружи шорох и сопение. Выглянув в окно, купец увидел человека, с видимым усилием забирающегося по плющу в открытое окно спальни его дочери. Глава дома довольно усмехнулся себе в бороду.

– Ничего, молодой человек, – с отеческой лаской пробормотал купец, – поиграй еще немного в соблазнение дочери глупого торгаша. Скоро тебя здесь встретят не нежные объятия Лаис, а ее родитель вместе с писцом, и тогда ничто не помешает мне стать законным тестем младшего сына барона Тальпеуса. Внуки Симплия далеко пойдут, дайте срок…

В постели купец долго ворочался, втайне завидуя молодой жене, быстро засыпавшей и легко просыпавшейся. Да, годы уже берут свое… Симплий, казалось, только задремал – как был вырван из сна истошным криком, раздавшимся со стороны комнаты его дочери.

«Воры!» – купец поднялся на непослушных ногах и схватил саблю, всегда лежавшую рядом с кроватью. Полная опасностей жизнь торговца научила его смелости и решительности. Жена судорожно комкала одеяло, глядя на мужа округлившимися от страха глазами. А крик – кричала Лаис, в этом не было сомнения – все не смолкал. Симплий выбежал из спальни, торопливо спустился на второй этаж – и столкнулся с полуголой дочерью, на побелевшем лице которой двумя омутами ужаса выделялись черные глаза.

– Там… там… – заикаясь, начала она, дрожа и тыча пальцем в сторону своей спальни, – демон… Влетел в окно, а Милент… Он его… О, Милент!.. – Лаис опустилась на пол и отчаянно зарыдала. Только сейчас купец заметил, что легкое полупрозрачное одеяние его дочери густо забрызгано чем-то красным. Купец покрепче ухватил саблю и направился к комнате девушки.

– Отец, не ходи! – истерически закричала Лаис, но Симплий резко распахнул дверь – и отпрянул с невольным криком. На залитом кровью полу хрипел в агонии обнаженный юноша, его предполагаемый зять, его правая рука и грудь представляли собой месиво из кожи, мяса и костей. Рядом восседало нечто похожее на огромную черную птицу, но купец в ужасе понял, что вместо клюва у существа имеется пасть, полная острых зубов. Заметив новую жертву, тварь перестала терзать мощными когтями тело умирающего и, развернув кожистые крылья, с клекотом бросилась на Симплия.

– Кшети! – заорал купец, пытаясь увернуться и выставить вперед саблю. Существу было трудно маневрировать в тесноте комнаты, и оно промахнулось мимо горла купца, задев лишь его руку и разорвав ее до кости. Симплий извернулся и рубанул демона по крылу. Тот хрипло закричал и захлопал здоровым крылом, с полочек посыпались стеклянные безделушки и благовония Лаис, в воздух взвились клубы рисовой пудры. Демон вновь кинулся на Симплия, и уже начинающий слабеть от потери крови купец упал, в отчаянии пытаясь прикрыться подушкой от устрашающих когтей твари. В лицо Симплия дохнуло смрадом из пасти существа – но тут он увидел Кшети, бестрепетно заносящего над демоном свой боевой топор. Почувствовав присутствие еще одного человека, тварь обернулась – но топор, со свистом рассекая воздух, уже обрушился на ее спину. Существо дико завизжало и изогнулось, его крылья заскребли по полу. Кшети едва успел вытащить хозяина из-под умирающего демона, чтобы тот в агонии не разорвал его своими огромными когтями.

– Где ты был раньше, черномазый бездельник? – с трудом спросил Симплий своего спасителя. – Я чуть не погиб!

– Так я на двор… По нужде… – смущенно забасил гигант. Казалось, схватка с неведомым зверем ничуть не взволновала его.

Подбежала рыдающая Лаис и упала на колени рядом с полулежащим отцом.

– Хвала Митре, ты жив! Я так боялась, так боялась… – запричитала девушка, цепляясь за окровавленные полы халата Симплия. В проеме двери показалось бледное лицо Альтеи.

– Великие боги, что тут происходит? Дорогой, ты ранен? – она направилась было к мужу, но при виде окровавленного трупа и издыхающей рядом твари дико завизжала и выскочила из комнаты.

– Дура… – пробормотал купец и обратился к дочери: – Не реви, не время. Перевяжи мне рану, успокой Альтею и пошли ее немедленно за лекарем. Проклятое чудовище едва не оторвало мне руку… – Симплий устало закрыл глаза и откинул голову. Лаис порывисто вскочила, но отец удержал ее.

– Подожди… Твой Милент…

Лицо Лаис судорожно искривилось, из глаз вновь полились слезы.

– Скажи Кшети – пусть позовет стражу… – голос Симплия звучал все слабее. – Они должны увидеть демона. Будут свидетелями… Старому барону не удастся свалить смерть сына на нас… Не судьба тебе, дочка, стать дворянкой… – и, теряя сознание, чудом избежавший смерти купец еще успел пожалеть о своих несбывшихся честолюбивых планах.

* * *

Деревня Верхняя Сунила, расположенная на берегу Хорота аккурат на полпути между Тарантией и лесом Руазель, была небольшой, но аккуратной и зажиточной, в отличие от грязной и беспорядочно застроенной Нижней Сунилы, отделенной от Верхней широкой лентой реки. Столичные аристократы, проезжающие через деревню по пути на охоту в Руазель, с удовольствием оглядывали чистенькие домики, ухоженные поля, приветливо кивали головой розовощеким веселым крестьянкам и мечтали переехать в деревню подальше от городских пороков, грязи и интриг. А сунильцы почтительно угощали дворян домашним элем и теплым хлебом, подавали их бледным женам парное молоко и, получая заслуженную плату за гостеприимство, радовались, что деревня находится в таком выгодном для их благосостояния месте, а королевская казна не догадалась еще ввести налог на доходы от знатных постояльцев.

Обо всем этом думал староста Верхней Сунилы Валч, сидя на ступеньках крыльца своего дома и глядя на густо усыпанное звездами небо. Наработавшиеся за день жители деревни давно спали, а Валча мучил застарелый ревматизм, и даже связанная женой фуфайка из собачьей шерсти сегодня что-то мало помогала. Староста поерзал на жестких ступенях и подставил лицо теплому ночному ветерку. Вокруг стояла удивительная тишина, лишь где-то на краю деревни уныло брехала шавка, да из дома доносился густой храп старшего сына Валча.

«Солнечное в этом году лето, – размышлял староста. – Яблоки, должно быть, уродятся большие да сладкие… Снимем урожай – пошлю Кувена с женой в столицу на базар. А Марне скажу – пусть напрядет полотна, девки пошьют рубашки – тоже продадим. Звездочка, кажись, скоро отелится – обменяю теленка у Дьяги на пятерых поросят. Откормим – будет господам дворянам к зимней охоте поросенок в яблоках…»

Неожиданно сладкие мечты Валча о повышении благосостояния семьи прервал какой-то шум. Валчу, видевшему в молодости осаду города, показалось, будто кто-то тараном бьет по деревянным воротам. Тут же залились бешеным лаем деревенские собаки. Староста, кряхтя, поднялся на ноги и встревожено завертел головой, выглядывая нарушителя ночного спокойствия. И он его увидел.

В конце единственной сунильской улицы, около дома деревенского кузнеца, возвышалось нечто огромное и, к ужасу Валча, живое. Лунный свет блестел на боках существа, покрытых, казалось, чем-то вроде брони, и отражался от огромного рога, торчащего из середины головы чудовища. Этим рогом оно целеустремленно било в сарай кузнеца, стены хлипкого строения уже качались и готовы были вот-вот рухнуть. Онемевший Валч наблюдал, как кузнец и его домочадцы, вооруженные чем попало, выскочили из дома и беспомощно заметались вокруг чудовища, которое, казалось, не обращало на людей никакого внимания. Из соседних домов тоже выбегали сунильцы и испуганно замирали, не зная, что предпринять. Крики людей, вой собак, рев проснувшейся скотины и грохот, производимый неведомым зверем, просто оглушали. На крыльце показались встрепанные сыновья Валча в исподнем, из окон выглядывали бледные лица женщин.

Наконец, чудовище развалило сарай кузнеца и неторопливо двинулось к его дому. Валч видел, как огромное существо равнодушно наступило тяжелой ногой на молодого брата кузнеца, пытавшегося ткнуть пикой ему в глаз. Заголосила мать, ее плач подхватили другие женщины.

– Отец, что ты стоишь, как пень! – непочтительно заорал на Валча его старший сын. – Этот демон порушит нам всю деревню! Надо что-то делать!

Грубость сына вывела старосту из оцепенения. Мимоходом закатив ему увесистую оплеуху, Валч подозвал внука и велел ему скликать мужчин деревни с оружием. Сам староста схватил огромный колун, сыновья взяли луки, с которыми ходили на охоту, и все бросились к дому кузнеца, который ходил ходуном от ударов чудовища.

– Если что – уводи детей! – успел крикнуть Валч выбежавшей во двор жене.

Вблизи чудовище выглядело невообразимо огромным. Его спина вздымалась вровень с крышей дома, а похожие на столбы ноги глубоко вдавливались в землю, не выдерживающую немыслимого веса зверя. На свой рог, устрашающе торчащий над пастью, чудовище без труда могло насадить быка-трехлетка. Вдобавок существо было сплошь покрыто чешуйчатой броней, от которой отскакивали стрелы и пики сунильцев. Маленькие глазки зверя смотрели совершенно тупо – казалось, разума в нем было не больше, чем в ползущей по листу лопуха улитке. Суетившиеся вокруг люди чудовище совершенно не интересовали. Видимо, оно хотело разрушить дом, а все остальное не имело для него никакого значения.

– Великий Митра, откуда взялась эта громадина? – растерянно пробормотал младший сын Валча.

Увидев старосту, крестьяне окружили его, крича наперебой и размахивая руками. Из их слов Валч понял, что оружие против бронированного зверя бессильно.

– Где Хаскей? – Валч обвел взглядом односельчан. Хаскей, лентяй и большой охотник до девок, имел лишь одно достоинство – он считался лучшим лучником среди деревенских парней во всей округе. Выяснилось, что накануне Хаскей уехал проведать замужнюю сестру в село Пеледуй. Валч с досадой сплюнул – никто в деревне, кроме Хаскея, не имел ни малейшего шанса попасть стрелой в глаз чудовища.

Раздался горестный вопль женщин – зверь окончательно развалил дом кузнеца и, неуклюже топчась по ломавшимся как тростинки сосновым бревнам, медленно поворачивался к кузне. Валч лихорадочно соображал.

– Тащите факелы! – решительно приказал он крестьянам. – Может, чудище испугает огонь, – Валч виновато обернулся к кузнецу: – Придется, друг Тугела, поджечь твой сеновал, ничего не поделаешь.

Кузнец лишь хмуро кивнул в ответ.

Принесли факелы, несколько парней вызвались проскользнуть мимо зверя и поджечь сено прямо перед его носом. Валч с острой тревогой смотрел, как парни во главе с его старшим сыном быстро пробегают позади огромных ног чудовища к сеновалу, и старался не думать о том, что осталось от брата кузнеца. Выждав, пока морда чудовища окажется как раз напротив сеновала, сын Валча махнул рукой, подавая команду, и сено затрещало, подожженное сразу с нескольких сторон.

Несколько мгновений существо пялилось на быстро разгорающееся пламя – и, неожиданно испустив трубный рев, попятилось назад и замотало уродливой головой. Один из парней не успел увернуться и был отброшен огромным рогом почти на десять локтей. У бедняги были переломаны все кости, и он умер через пару ударов сердца после падения. Крестьяне бросились врассыпную, спасаясь от обезумевшего чудовища. Нескольких не столь проворных зверь просто затоптал, даже не заметив этого. Оглушительно ревя и сметая все на своем пути, чудовище пронеслось через Верхнюю Сунилу и скрылось из виду.

Люди сбились в кучку посреди деревни, приходя в себя и оглядывая разрушения, произведенные невиданным существом. Кроме дома и сарая кузнеца, оно снесло несколько заборов, коровник, попутно растоптав нескольких коров, и небольшой домишко, принадлежавший вдовой Синаре. Она, простоволосая и в одной рубашке, воя, царапала бревна, под которыми осталась ее маленькая дочь. Слышен был плач других женщин, лишившихся в эту ночь мужа или сына. Валч с облегчением увидел своих домашних – все живы и невредимы.

– За какие грехи Митра послал нам это чудище? – вздохнул рядом сосед Валча, старый Нирс.

– Скорее уж не Митра, а сам Сет сотворил это исчадие тьмы, – мрачно ответил младший сын Валча.

– Это потому, что у нас до сих пор нет святилища, – бубнил свое Нирс. – Вот Податель Жизни и не защитил нас от демона.

– Завтра же призовем жреца из столицы и заложим капище, – решил Валч, а про себя подумал, что в Тарантии понастроено немало храмов Митры – да что-то не больно спасал ее Светлый Бог на его, Валча, памяти; что уж ожидать от маленького деревенского святилища?

Постепенно расходились по домам крестьяне, мужчины увели под руки потерявшую разум от горя Синару, семью кузнеца пристроили на время в дом плотника Булия, лишившегося сегодня старшего сына. Завтра надо помогать кузнецу строить новый дом, отрядить нескольких мужчин ремонтировать кузню, выяснить, у кого погибли коровы и выделить им из общей доли на покупку новых, найти кого-нибудь, кто позаботится о несчастной Синаре… А сколько возьмет жрец за выдачу разрешения на строительство святилища и совершение нужного обряда?

«Не было печали…» – тяжело вздохнул Валч.

Наутро сыновья Валча прошли пару лиг по следам чудовища, глубоко отпечатавшимся в земле. Они вели из леса Руазель.