Текст книги "Зрячий"

Словно подслушав мои мысли, яйцо начало медленно вращаться, поверхность его на глазах становилась гладкой, появился здоровый блеск. Я зачарованно смотрел на картинку – сейчас передо мной открывался результат процедуры так, как он выглядит в информационной сфере. Результат не моей, а чужой работы!

Наверное, они о чем-то говорили тогда. Наверное, Корг убеждал господина Х, призывал понять или, быть может, простить своего начальника, старшего приказчика. Такой «гвоздь» чаще всего бывает результатом взаимного непонимания, мелких обид, борьбы мнений. Разве это трудно – послушать друг друга чуть внимательнее и постараться понять? И как часто мы этого не делаем…

Как бы то ни было, результат Корг получил. Яйцо медленно повернулось вокруг оси, и трещины на его поверхности исчезли. Связывающая нить между опорными точками потеряла извилистый характер, стала ровной и четкой. Точки засветились ярко и уверенно.

Все признаки информационной коррекции налицо. И следом, как столбик окрашенного спирта в термометре, немного рывками, от точки к точке, пополз рубиновый пульсирующий вектор. Линия судьбы.

Вектор прочертил всю информационную модель ситуации, от границы до границы, и застыл. Вокруг змеился изумрудный узор чужих мыслей и побуждений. Картинка слегка подрагивала, конфигурация линий немного изменялась, но общий вид устойчиво сохранялся.

А еще через миг призрачное видение затвердело, стало предельно четким и объемным. Линия судьбы – как вмороженная в лед молния. Дивное полотно работы великого мастера… Финт! – понял я. Неким своим, неповторимым образом коллега выполнил финт! Теперь операция социальной адаптации считалась полностью завершенной, при этом с положительным результатом. Никаких вопросов к оператору после этого и быть…

Что за черт! Грязно-серые хлопья посыпались откуда-то сверху совершенно неожиданно. Представьте себе серый, истоптанный тысячами подошв снег городского тротуара, по неизвестной причине вдруг посыпавшийся с неба. Картинка на глазах стала терять четкость, размываться. И тут же вектор сдвинулся, как будто некая сила, ухватив за один конец, потащила его куда-то в сторону. На миг мне показалось, что я слышу треск и хруст раздираемой ткани бытия!

Я стоял потрясенный. На моих глазах некто неизвестным мне способом насильственно менял линию судьбы! Этого не должно было быть по определению, это не укладывалось ни в какие рамки, ни в какие представления о самой природе информационного поля. Это было невозможным, и это происходило здесь и сейчас!

Неожиданно на границе слышимости появился тихий, словно отдаленный аритмичный перезвон и еще что-то – может, топот ног, может, шуршание одежды. Одновременно на краю поля зрения мелькнуло движение, будто размытые тени за грязным стеклом…

Потом послышалось сдавленное и яростное: «Эк-х-х!» – и всё исчезло. Вектор встал под углом примерно в сорок пять градусов к первоначальному положению. Его верхний край теперь уходил за границу видимости, а цвет линии изменился: из рубинового он стал грязно-бурым. Из положительного – отрицательным.

Я был совершенно растерян, почти паниковал. Что теперь делать? Применять свои методы? Затевать танц-коррекцию в тесном, заставленном мебелью пространстве операционной? Бессмысленно!..

Работу с образами отбросил не рассуждая, был абсолютно уверен – не поможет. Тут нужно было нечто иное, но что?

В отчаянии я потянулся к вектору. Хватать его руками, пусть даже мысленно, почему-то побоялся. Пришлось наспех соорудить крепкий, надежный на вид крюк. Зацепил им за ближнее колено и что было сил потянул вниз, туда, где вектор располагался еще совсем недавно.

Острая боль ударила под ложечку, горячей волной прокатилась по позвоночнику. Ноги стали ватными, подкосились, и я согнулся пополам, пытаясь выровнять дыхание. И в тот же миг утробно и страшно закричал оператор Корг…

Белым блином мелькнуло лицо гипнотизера, в котором не сохранилось и тени розовощекого добродушия.

Меня скрутило, повело по операционной. В кресле грузное тело Корга выгнулось дугой, его начали сотрясать сильнейшие судороги. Руки и ноги мотались из стороны в сторону, как у тряпичной куклы.

Я двигался к дальней двери, налетая на мебель, неверными, мучительными шагами, словно пьяный. Сознание отстраненно фиксировало происходящее. Уже у самого выхода меня вытошнило прямо на бледно-зеленый ковер. Ударом плеча я распахнул дверь и вывалился наружу.

Чьи-то крепкие руки подхватили мое тело, но не разум, стремительно проваливающийся в темноту…

* * *

Я открыл глаза – белый, высокий, совершенно незнакомый потолок, на котором играют веселые солнечные зайчики. Комната, судя по всему, просторная, но я здесь никогда раньше не был. Осторожно повернул голову и увидел высокое стрельчатое окно, створка чуть покачивается от сквозняка. Вот откуда резвящиеся на потолке зайчики. В проеме близкие ветви акации, а дальше – бескрайнее небо.

Так я и лежал, глядя в бездонную голубизну. Совершать какие-либо движения совершенно не хотелось.

Думать тоже не хотелось, но я мужественно предпринял попытку логического анализа. Если за окном светло и, учитывая положение солнца, время движется к полудню, значит, настал новый день. Вчера было… вчера. А теперь сегодня… Очень глубокий вывод.

Что же случилось? Вереница удивительных событий, произошедших со мной и завершившихся неожиданным финалом. Память восстанавливает картинку за картинкой: директор Аусбиндер в своем кабинете, задание, разговор с Евой Марией. Оператор Корг с печатью вселенской скорби на лице, розовощекий гипнотизер, процедура…

Да, вот оно, самое главное. Вчера мне удалась полная реконструкция информационного воздействия. Я проследил все этапы, а в конце наблюдал финт моего коллеги Корга! Здорово! Оператор проделал всё безошибочно, получил положительный результат, устранил затруднения клиента, к вящему его удовольствию. А вот потом… Потом началось страшное и невероятное…

Как наяву я опять увидел: вектор, меняя цвет, смещается, движимый враждебной непреодолимой силой. Затрещало, будто кто-то огромный рванул над ухом прочное полотно, и я опять в панике кидаюсь к злополучному вектору. И страшно кричит, бьется в кресле оператор Корг…

Под ложечкой екнуло, и тело моментально покрылось гадким липким потом.

В это время скрипнула дверь, послышался звук шагов, приглушенное: «Он проснулся!» – и надо мной склонились двое. Сестра милосердия в высоком головном уборе с красным крестом и господин Аусбиндер.

– Как вы себя чувствуете? – мягко спросила сестра и улыбнулась.

Я лишь шумно сглотнул и кивнул. Патрон смотрел на меня встревоженно и пытливо. Какое-то время он вглядывался в мое лицо, будто искал некие знаки, потом повернулся к спутнице:

– Вы позволите, сестра Анна? Нам с оператором необходимо побеседовать, дело чрезвычайной важности.

После воркования женщины голос директора прозвучал как скрип несмазанных дверных петель. Сестра Анна с сомнением взглянула на меня и неуверенно кивнула.

– Только недолго, – тут же заторопилась она. – Пациенту нужен покой…

– Конечно-конечно, всё будет так, как вы скажете. – Господин Аусбиндер, прихватив милосердную сестру под локоток и кивая в такт словам, уже тащил ее по направлению к выходу.

Хлопнула дверь, и орлиный профиль директора вновь повис надо мной.

– Давайте, Мартин, выкладывайте! – нетерпеливо заговорил он. – Уф! Как вы всех нас напугали… Что, черт подери, произошло вчера в операционной?

– Где Корг? – спросил я, глядя ему в лицо.

Патрон слегка запнулся, на секунду вильнул взглядом, но потом отчеканил, более не отводя глаз:

– Вчера после проведения процедуры Корг впал в глубокое беспамятство, а еще через два часа, не приходя в сознание, умер. У него было больное сердце. Что послужило причиной столь тяжелого приступа, врачи определить затрудняются. Но вы не придумывайте себе лишнего, Мартин. Пусть мертвые хоронят своих мертвецов, нам с вами надо думать о живых. Рассказывайте.

– А я где?

– Вы? – Господин директор чуть удивленно оглянулся вокруг. – В госпитале Святой Барбары, где же еще. Сказать правду, вы тоже были вчера не в лучшем виде. Вас притащили охранники еле живого и бледного как смерть. Я на своем авто стремглав помчал вас сюда. Здешние врачи просто кудесники – вкололи какое-то снадобье и обещали, что к утру вы будете на ногах. Слава богу, обещание свое они выполнили. А теперь рассказывайте. Чертов гипнотизер не смог связать двух слов. Всё, что удалось у него узнать, – вы стояли над Коргом в напряженной позе, тот вначале рассказывал, потом замолк, а затем началось это буйство. Ну же!..

На благородном лице господина директора отражался жадный интерес с легкой примесью беспокойства.

Говорить про меня, что я уже на ногах, наверное, несколько преждевременно. Но в голове действительно прояснилось, и чувствовал я себя вполне сносно. Сжато, без излишних эмоций, я изложил директору самую суть вчерашнего происшествия. Лицо господина Аусбиндера по ходу повествования вытягивалось всё более, а к концу стало и вовсе обескураженным:

– Вы хотите сказать, что кто-то изменил линию судьбы, построенную Коргом?

– Да, господин директор. Именно это я и хочу сказать.

– Но этого не может быть!

– До вчерашнего дня я тоже так думал…

– Что же мы имеем? – задумчиво промолвил он, справившись с изумлением. – Некто неизвестный подключается к проведению процедуры или воздействует на результат по ее завершении. Может менять направление и знак вектора, смещать линию судьбы, куда ему заблагорассудится… Вы понимаете, что это значит?

Я молчал. Что тут можно сказать? Мои выводы были такими же, а о последствиях страшно помыслить.

– Этот некто сможет управлять людьми. Как бессловесными куклами, как опытный режиссер – актерами. И судя по всему, это только начало, проба пера.

О том, что это не первый случай, он промолчал. И я помалкивал. Как видно, в управлении отделом свои игры. Интриги, борьба интересов… Но я-то уже решил, кому буду помогать с бо́льшим рвением. И хоть стремление у нас пока одно на всех – поймать злоумышленника, но не стоит подставлять под удар Еву Марию. Кстати, где она? Мне очень недостает взгляда этих чудесных, табачного цвета глаз. И потом, мы же заключили договор, где же мой верный союзник?

– Мартин! Вы меня слышите? – Голос директора вернул меня к действительности. – Если всё так и обстоит – а у нас пока нет повода сомневаться в этом, – то дело принимает очень неприятный и опасный оборот. Под вопросом дальнейшее существование Агентства.

– Да уж, – поддакнул я. – Ни один оператор не сможет теперь спокойно работать…

– Не говоря уже о том, что применение подобного метода, даже его существование уже само по себе несет величайшую опасность для общества. Вы представляете, что может случиться, если навязать линию судьбы видному политическому деятелю? Это значит навязать ему линию поведения – заставить принимать нужные решения, утверждать необходимые законы. Какую ни возьми сферу – политическую, экономическую, да любую, – можно будет направлять жизнь Республики по своему усмотрению! Что это будут за усмотрения? И чьи? Врагов у государства предостаточно. А криминал? А «двадцать-двенадцать»? Только одних этих… господ хватило бы с головой!

Директор перевел дух и принялся шагать от койки до двери и обратно.

– Такой инструмент управления не должен оставаться в руках злоумышленников. Да вообще в чьих-либо частных руках. – Тут директор слегка замедлил бег и остро глянул на меня из-под излома брови.

Я понял, что в светлой директорской голове оформилась идея: в руках определенных государственных служб такой инструмент находиться просто обязан. Эта мысль лежала на поверхности. Такие работы уже проводились, говорил Стацки, но исследования были признаны негуманными…

Патрон вновь возвышался над моей койкой:

– Мы должны его найти, Мартин! Именно мы, Агентство, и в ближайшее время, – директор слегка замялся, но ненадолго, – точнее, это сделаете вы. Как себя чувствуете? Я вижу, что неплохо. Некогда разлёживаться, оператор. Каждый потерянный день грозит непредсказуемыми последствиями. Кто может знать, что в голове у этого маньяка? Быть может, прямо сейчас, пока мы с вами тут говорим, он задумывает какое-нибудь чудовищное злодеяние! Воздействие на первых лиц государства! Или уже претворяет свои низкие замыслы в жизнь…

При последних словах голос господина директора снизился до шепота. Несмотря на патетику, картина действительно получалась апокалипсическая. Чуть сбросив накал, патрон продолжил:

– Вопрос очень серьезный. Принимайтесь, оператор, немедленно. Любое содействие будет вам обеспечено: допуск к секретным архивам, при необходимости консультации любых специалистов. Самые широкие полномочия… Вот только у меня есть к вам просьба.

Ого! Господин директор, высокородный дворянин, обращается к штатному оператору, своему подчиненному, с просьбой?!

– Постарайтесь сделать всё это по возможности тихо. Та́йников мы всегда успеем подключить, и вообще широкая огласка нам сейчас навредит. Слишком нестандартная ситуация. Поэтому пусть о наших выводах будем знать пока только мы с вами. Вот когда появятся результаты, подумаем, как эффективнее пресечь деятельность опасного чудотворца. И все новости о маньяке сообщайте мне в первую очередь…

Как видно, господин директор не чурается венца спасителя отечества. Он желает заполучить метод и разработчика, чтобы потом передать их скопом высокопоставленному покровителю. Эту персону Аусбиндер выберет сам, и его заслуги не будут забыты. А мне предстоит таскать для него каштаны из огня.

И сейчас он одной рукой выдает мне карт-бланш, а другой, в то же самое время, ограничивает мои возможности. Старый хитрец! Прежде чем делить шкуру медведя, надо бы ее сначала добыть! А что может произойти во время охоты, пока неизвестно.

Но моего мнения, похоже, не спрашивают. Всё уже решено, и если надо будет, господин Аусбиндер заручится любым, самым высоким покровительством. Я грустно молчу в ответ.

Тут дверь отворилась. К тому времени я уже сидел в постели. Заботливые сестры госпиталя Святой Барбары нарядили меня в длинную холщовую рубаху, но при появлении Евы Марии я испытал легкое смущение.

Быстрым шагом женщина приблизилась к кровати:

– Боже праведный, я уже всё знаю! Главное, что вы живы, Мартин! – Она заметила или сделала вид, что только сейчас заметила директора, и слегка замялась. Выдержала эффектную паузу. Мною овладевало чувство, будто я на подмостках – участвую в отлично срежиссированном и отрепетированном представлении.

– Хорошо, что вы пришли, Ева Мария, – протянул патрон. – Мы как раз обсуждаем с оператором Мартином будущую стратегию. Совершенно необходимо, чтобы в деле участвовали и вы. Сейчас я оставлю вас вдвоем: обсудите всё и выработайте совместную тактику.

С этими словами он обернулся ко мне, а я перехватил взгляд из-под пушистых ресниц, что метнула госпожа эксперт в господина директора. Не хотел бы я, чтоб на меня когда-нибудь так посмотрели!

Но тот ничего не заметил, сухо проронил:

– Уже сегодня надеюсь увидеть составленный план действий, оператор.

И с тем степенно удалился, бросив на прощанье взгляд поверх голов. Туда, где одному ему был виден результат наших будущих усилий.

Вот так! Обсуждать стратегию оператор Мартин будет с господином директором, а с вами, госпожа эксперт, только тактику. Ну, аристократы! Высший пилотаж!

Я посмотрел на Еву – презрительная усмешка превратила нежное личико в холодный отталкивающий лик. Но лишь на миг – дворянка быстро взяла себя в руки. Прикусила губку, усмехнулась и встретилась со мной глазами.

Этот чудесный табачный цвет начинает действовать на меня прямо-таки гипнотически. Не к ночи будь помянуто сие славное действо. Пусть высокородные играют в свои игры, мне до этого нет дела. Но вот за такой взгляд Евы я могу отдать многое…

– Вам придется теперь всё рассказать мне, Мартин, – мягко проворковала она.

Я смотрел на нее и думал: сколько во всем этом игры и сколько искреннего чувства? Я вам всем сейчас нужен, это понятно. Понятно и то, что господин директор посчитал достаточным отдать приказ. А что ты, Ева, готова пообещать? А подарить?

Пришлось всё рассказать снова. Она внимательно слушала, в ее глазах появился азартный блеск.

– Что ж, Аусбиндер благословил наш тандем, значит, так тому и быть. Я надеюсь на вас, Зрячий. Любая помощь с моей стороны гарантирована – только скажите, что нужно сделать. Мы должны найти этого парня, Мартин! Найти и препроводить тепленьким в Агентство. И тогда, я вам обещаю, наши имена прозвучат в самых высоких сферах. И прозвучат очень благоприятно.

О том, что предприятие может оказаться опасным, господа аристократы, похоже, не думали. То, что рисковать своей шкурой буду я, тоже никого не интересовало. Мне стало грустно, и Ева Мария это уловила.

– Послушайте, Мартин, – она придвинулась ближе, положила руку на плечо, и глаза ее вновь наполнило участие. – Я понимаю, вы порядочно пережили вчера. Может даже, были на волосок от смерти. Бедняга Корг так и вовсе ушел в мир иной. Но сделанного не воротишь, а нам надо двигаться вперед. Сейчас отдыхайте, набирайтесь сил, я распоряжусь, чтобы уход был по высшему разряду. Только долго лежать нет возможности, время играет против нас.

Вот так, всё во множественном числе, объединяющее…

От нее шел дивный запах каких-то дорогих духов, очень женский, и я впервые подумал, что, может быть, Ева Мария не такая уж гордячка. И совсем не стерва, а просто стремится завоевать положение, достойное себя. И если я смогу ей помочь, то обязательно помогу. А попутно, может быть, спасу мир. Благо, не я первый и, наверное, – не последний.

* * *

Все произошло так, как обещала госпожа эксперт. Врач настоятельно рекомендовал остаться еще в течение нескольких дней (вам просто необходим покой!), попенял мне за мою нетерпеливость, но потом отпустил с богом. Меня накормили сытным и вкусным обедом, вернули вычищенную одежду, дали на дорогу пузырек с коричневой жидкостью (хотя бы принимайте лекарство, это вас поддержит), о котором я сразу же постарался забыть, и на госпитальной карете отправили в Агентство.

Несколько часов я составлял схему возможных направлений поиска и план действий. Окончательно утомившись, решил, что пора сходить на веранду – испить кофею с булочкой, пообщаться с коллегами, если таковые там найдутся.

Близился вечер, всё было как вчера. Тогда я вышел из директорского кабинета и направился на встречу с Коргом, закончившуюся столь трагически. Точно так же лучи заходящего солнца окрашивали ступени лестницы резкими багровыми мазками и сгущался по углам таинственный сумрак. И отражались на перилах, отполированных тысячами ладоней, загадочные алые блики.

Так же пружинил мягкий ковер под ногами и из приемной доносились негромкие голоса. На какой-то миг мне показалось, что ничего не было – операционной, злосчастной процедуры, Корга и задания директора.

Увы, всё это было.

На третьем этаже сидят два человека, ожидающих от меня быстрых результатов, и по крайней мере одному из них я хочу доставить эту радость.

Где-то ходит другой человек, задумавший превратить наш мир в театр, где он будет главным кукловодом.

Умер оператор, и этого не изменить, но очень хочется верить, что не по моей вине. Только кто может знать это наверняка? И если всё-таки я повинен в смерти Корга – хоть краешком! даже по неведению! – то я в неоплатном долгу. И отдать этот долг можно, только преградив путь преступнику. Тому, кто метит в кукловоды.

Наконец, я сам не желаю быть куклой. Если сегодня ничего не предпринять, не остановить злоумышленника – а в его злом умысле сомневаться не приходится, – то завтра все мы можем превратиться в покорных бессловесных рабов. А я – не раб!

Мысли эти крутились в голове безостановочно, и с каждым шагом решимость моя продолжать поиск крепла. Я шел будто не на веранду – выпить чаю, – а в бой! Будто там мог ждать меня противник. После вчерашних событий, после смерти моего товарища – такого же, как я, оператора, сироты и честного человека – я чувствовал, что неизвестный маньяк становится моим личным врагом.

На веранду я не вошел, а ворвался, полный боевого задора. Но противника там не оказалось – за столом в полном одиночестве восседал Стацки. Перед ним в крошечной чашечке кофе – давно остывший, в углу рта зажат неизменный окурок сигары – давно погасший. Может быть, чашечка наполнена совсем не кофе, а содержимым знаменитой серебряной фляжки Стефана.

Он уставился на меня из-под отяжелевших век, в глазах плавали шальные огоньки. Губы кривила пьяная усмешка. Таким я Стацки видел впервые. Он мог позволить себе чуть-чуть коньяку, но оставался всегда в рамках приличий.

– Наше вам с кисточкой, Зрячий, – ухмыльнулся ветеран. – Как продвигается расследование преступлений против Агентства?

– Здравствуйте, Стефан, – выдохнул я вместе с воздухом боевой задор и присел. – Вы о чем?

Он полностью в курсе событий? Как же насчет секретов, нежелательного подключения та́йников и прочей конспирации? Допустим, Стацки пытались привлечь к вопросу, и он знает о проблеме, хоть и отказался участвовать. Однако у меня сложилось впечатление, что ему известен и результат вчерашней процедуры.

Стацки оперся, почти лег на стол и уставил в меня прокуренные пальцы с зажатым окурком:

– Бросьте, Мартин, – нараспев протянул он. – Вначале администрация с экспертизой ищут кого-либо, кто возьмется разобраться с бедолагой оператором, попавшим впросак. Потом означенный бедолага неожиданно умирает от острого сердечного приступа. А заодно в госпиталь попадает тот, кто с ним работал. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы связать одно с другим.

Так и есть, его тоже приглашали на беседу, предлагали, а он…

– Почему вы отказались, Стефан?

– Потому что я уже играл в эти игры.

Стацки откинулся на спинку стула, на столе осталась лишь рука с забытым окурком. Он уставился куда-то в угол, веки прикрыли налитые мутью глаза, но голос прозвучал неожиданно трезво и внятно:

– Я говорил вам, что тема управления поведением людей уже разрабатывалась. Давно это было… Нам тогда поставили вопрос – как работать с информацией, как строить линии судьбы, чтобы человек поступал определенным образом? Можно ли через информационное воздействие запрограммировать отдельного человека, а еще лучше – группу людей на определенные поступки?

Стефан невесело улыбнулся воспоминаниям.

– Мы были молоды… Хотелось интересных сложных задач, неожиданных ярких решений. Хотелось славы, хоть бы и в пределах собственного Агентства. Из нас, тогда еще начинающих сенсов, сформировали группу. Четыре человека получили одну и ту же задачу: провести процедуру и завершить ее финтом так, чтобы клиент потом выполнил некие заранее оговоренные действия. Например, пошел и купил в ларьке коробку определенных папирос. Кто были эти испытуемые, я не знаю – от нас это скрывали, да мы и не интересовались…

Он помолчал.

– Все четверо уже имели опыт работы. Обладали своими методами, отработанным финтом, но результата никто получить не смог. Объект никогда не выполнял задание полностью, всегда что-то путал. Потом двое отошли от программы, заявив, что задача не имеет решения и управление людьми невозможно в принципе. Но двое остались – я и Ворон…

До этого момента я молча слушал, не пропуская ни слова, но тут встрепенулся:

– Как вы сказали, Ворон?

– Да, Ворон, – задумчиво повторил Стацки. – Так мы его называли. Кроме прозвища мы ничего про этого человека не знали… Он был талантлив, Мартин. По-настоящему талантлив. Он говорил, что танец, любовь и бой есть один и тот же процесс, проявленный в разных своих ипостасях. Все три действия – грани единого целого, а целое это поворачивается к нам той стороной, которую мы в состоянии воспринять. Отсюда танцевальные па могут походить на движения во время любовного соития. Любовь сродни завоеванию, схватке между мужчиной и женщиной. И, наконец, бой должен выглядеть со стороны как танец. И любая из этих граней – прямой путь к информационным структурам. И не просто к структурам, а туда, где нет различия между причиной и следствием. Где действительно зарождаются все происходящие в реальности события.

Стацки потянул из кармана заветную флягу, жестом предложил мне, и я так же жестом отказался. Я сейчас жаждал не коньяка, а продолжения рассказа. Стацки хлебнул из фляги, пожевал губами, и я не выдержал:

– Что же было потом, Стефан?

– Потом… А потом произошли мутные события, Мартин. Ворон увлекался фехтованием. Встречался с такими же любителями поножовщины, как и он сам, – был у них свой клуб по интересам. Пропадал там целыми днями. Часами мог рассказывать о холодном оружии: кинжалах, мечах, рапирах. Он не уставал повторять, что фехтование есть бой, совмещенный с танцем, почти готовый мостик к решению нашей задачи.

– Он добился успехов? – с замиранием сердца спросил я.

– Как сказать… Столь ярко, чтоб объект выполнил команды точно и в срок, такого результата он не получил. Но продвинулся дальше всех нас намного. Задания были простыми, объекты иногда путались, и всё же… Представьте себе человека, который в определенное время приходит в определенный дом, имея при себе мешок динамита. Поджигает фитиль и сосредоточенно ждет, когда прозвучит взрыв. Это не религиозный фанатик, не сумасшедший и не самоубийца. Это совершенно обычный, среднестатистический гражданин Республики. Конечно, задача была учебной, и динамит тоже, но я видел такое однажды собственными глазами. Реального воплощения подобные операции не получили, и всё же…

Оператор вновь замолчал, раскуривая сигару, но потом продолжил:

– А кстати, Мартин, Венера тоже знала Ворона. Она не входила в экспериментальную группу, но была с ним знакома через меня. Порой мы весело проводили время в кабачках и дансингах. Так вот, Венера слушала рассуждения Ворона, раскрыв рот, и, похоже, кое-что запомнила. А может, и применяет сегодня в работе. Ну да бог с ней, разговор сейчас не о том. Я тоже слушал своего товарища с неподдельным интересом, хотя мой финт лежит в совершенно иной плоскости. А потом, неожиданно, Ворон пропал. Говорили, что он убил человека на дуэли. Я знал, эти любители поножовщины в своем клубе практиковали такие вещи – биться до смерти одного из поединщиков. Естественно, полиция такого не одобряла. Но накануне что-то произошло в Агентстве, какая-то крупная неприятность, которую замяли. Сути никто не знал, но сразу три высших чиновника Главного управления подали в отставку. Без объяснения причин сменили директора регионального управления, который только набирал ход и имел, по мнению многих, большую служебную перспективу. Куда он подевался потом – никто не знает. Исчез и Ворон. Следом закрыли тему, а мне приказали всё забыть, будто ничего и не было. Через два года я узнал, что человек, которого мы знали как Ворона, погиб при невыясненных обстоятельствах. Даже могила его есть на ведомственном кладбище Агентства, и я там был. На надгробии только псевдоним и дата смерти, тайна Ворона погребена вместе с ним.

Я глубоко задумался. Мне сразу припомнилась тень птицы, преследовавшая меня, те странные звуки и звон, что слышались во время изменения вектора. Но главное, теперь я знал, что кто-то уже прошел этим путем, добился реальных результатов. Знал, что изменение линии судьбы, а следовательно, и поведения человека возможно. Значит, всё виденное не горячечный бред, не плод моей больной фантазии…

– Знаете, почему я вам всё это рассказал, Мартин? – Я вздрогнул от голоса Стефана, от прикосновения его руки к своему плечу.

Теперь я смотрел ему в глаза, и никакой пьяной мути в них не было.

– Вы единственный, кто может повторить путь Ворона. Уж не взыщите, все мы знаем друг о друге многое, и я знаком с вашим финтом. Танец с клинком – это почти прямое воплощение его идей. Немного иное, но очень близкое. Я любил Ворона, этот человек был мне другом, но незадолго до исчезновения он начал бредить своим величием. Грезил мировым господством и временами становился по-настоящему опасным. Сдается мне, что сегодня старая забытая идея вновь приобретает актуальность. Не удивляйтесь тому, откуда я это знаю, слишком долго я в системе… Одно хочу сказать: если кто-то сегодня вновь вышел на тропу Ворона, да хоть бы и он сам, восстав из Ада, его надо остановить. Нельзя выпускать в мир такой метод, мир к нему не готов. Обязательно найдется деятель, который захочет переделать жизнь так, как ему это покажется правильным. Вот тогда и наступит конец света…

Мы смотрели друг на друга и думали об одном и том же – как найти и остановить маньяка?

– Если мне потребуется помощь, вы мне поможете, Зрячий? – спросил я Стефана.

– Да, Зрячий, всем, чем смогу, – ответил он.