Текст книги "Блондинко.BY"

Олег Чумаков
Блондинко. BY

© Чумаков Олег, 2016

© Афармленне і распаўсюджванне. ТАА «Электронная кнігарня», 2016

* * *

Страх и желание.

Две движущие силы человеческой цивилизации. Страх бывает разным. Липким. Струящимся холодной змейкой вдоль позвоночника. Убивающим волю и мысли… Стремительной молнией. Пронзающей от макушки до пяток и вызывающей дикий всплеск жажды жить. У страха много лиц. Но самое страшное из них для человека – страх одиночества.

Снег падал на город пушистыми комьями. Снег владел городом, он был везде и повсюду. Он был всем. Это было необычно. Минск уже давно забыл, что такое настоящая, снежная, зима. Бывало, что снега никто не видел даже на Новый Год. Что уже было просто полным разрывом шаблона. Тоской и срывом блестяще отрепетированного веками новогодне-рождественского стандарта.

Этот год был исключением. Сложно понять, почему. Да особо никто и не заморачивался. Пипл уже давно не забивал себе голову такими сложными вопросами. Какая разница? Есть дела важнее. Сейчас падающие хлопья снега были вполне подходящим антуражем для вселенского горя одинокой девушки в конце одного из перронов минского ж/д вокзала. В её жизни случилось горе. Большое. Самое настоящее. Сломался плейер. Розовый, любимый. Зря смеетесь, уважаемые. В мире, где границы стираются быстрее, чем появляется личное пространство. В мире-мозаике, всасывающем в себя губкой миллиарды разных людей и выплевывающем наружу похожие одна на другую судьбы, оставаться личностью крайне сложно. Многим помогают лишь искусственно создаваемые границы. У каждого они свои. Блондинко спасалась в своей личной скорлупе музыки. Её создавал тот самый. Любимый. Розовый. Который сломался. И вместе с ним вдруг рухнула граница её личной жизни. И обрушился мир вокруг. Сразу, всей своей массой. Пугающей, раздражающей. Горе.

Сначала она пыталась вернуть плейер к жизни. Выпала из толпы, несущей уже экс-пассажиров междугороднего поезда. Толпа уплывала, уносила себя дальше. А для неё мир замер, остановился, сузился до размеров скамейки в самом конце перрона. И останков розового любимца. Он не понимал хозяйку, возвращаться к жизни упорно не хотел. Когда она это осознала, все вокруг вдруг расширилось. Громада вокзала нависала чуть справа. Там же тонущие во вьюге огни города. Слева была сплошная снежная стена. Людей рядом уже не было. И слава богу! – подумала Блондинко. За те полчаса, что прошли с момента поломки, она уже начала их тихо ненавидеть. За тупые темы разговоров, за бессмысленные телефонные звонки, за… да много за что. И эти обострившиеся эмоции вдруг обухом ударили по голове. Снова накатило. Вдруг захотелось курить. Вокзал отдалялся, уносился в снежные дали, растворялся в стихии. Она поняла, что любит одиночество. Любит всем сердцем, осознанно и искренне. Зажигалка еще пару раз чирикнула и наконец-то выдавила из себя огонек. Блондинко закурила, абсолютно не чувствуя ничего. Вот она какая, нирвана. Она всегда наступает тогда, когда теряешь. Часть своего привычного мира. Никаких мыслей, никаких чувств. Полный распад.

Еще одна затяжка. С чувством. Рассеяно заметила изменение картинки слева. Из снежной мглы, рядом с монументальным основанием начало сгущаться что-то темное. Проступающий словно мираж из снега Город постепенно стал фоном этого сгустка. И вдруг из темного пятна вышел кабан. На задних копытцах. Блондинко моргнула. Кабан не исчез. Более того, он подошел к ней. Она посмотрела на сигарету. Glamour и Glamour. Не косяк. Она подняла голову и встретилась глазами с Кабаном. Грустным волосатым Кабаном. Именно так, вместе. Собирательный, так сказать, образ. Блондинко сглотнула и выдавила из себя пересохшими губами:

– Привет…

Грустный волосатый Кабан ничего не ответил. Он просто смотрел на неё. Стоял и молчал. Перед самым лицом Блондинко возник кейс. Небольшой черный кейс. Она даже не сразу сообразила, что его держал на вытянутых перед собой передних копытцах Кабан. Но поняла, что это ей и его нужно открыть. Правой, не совсем послушной рукой (левой она держала потухшую уже сигарету) она щелкнула замочком и крышка плавно ушла вверх. На Блондинко смотрела Она. Черная блестящая, изумительная в своей красоте «Беретта». Она никогда не разбиралась в оружии и ни за что не смогла бы отличить ТТ от «Кольта». Но знание просто вошло в её голову. Это «Беретта».

Стена снега рухнула сверху. Мир потух. «Плейеер…» – последняя мысль уносящегося вдаль сознания.

* * *

Желание бывает разным. Физическим. Сильным, поднимающим внутри цунами страсти. Но оно ничто перед желанием обладать чем-то. Эта тяга сильнее любого из нас. Она сильнее времени и любой материи. И первым в списке нефизических желаний идет желание обладать комфортом. Комфорт – навязчивое желание человека с первых его дней на земле.

Она опять проспала. В последнее время это случалось все чаще. С неимоверным, почти героическим усилием, Блондинко оторвала голову от подушки. Окончательно осознала размер проблемы, взгляну на часы. Это была ошибка. Она вылезла из-под одеяла и одела шорты. Нет, чтобы послать все лесом и спать себе дальше. Такой был сон… Пока она шлепала на кухню темным еще коридором, начали возвращаться вспышки памяти. Плейер, вокзал, курила, уроды, кабан…Кабан? Движения замедлились, сделались плавными, задумчивыми.

Коридор прервался вспышкой света. Виталик, сосед справа, завернутый айтишник, рылся в холодильнике. Вздрогнул, резко обернулся.

– Ёё, напугала…Подкрадываешься неслышно, как смерть…

И сам запнулся от того, что сказал. Улыбка в ответ была искренней.

– А может это я и есть? Не боись. Сегодня я добрая. Убивать не буду.

Отвернулась, выискивая глазами недоеденную пачку овсянки. За кадром остались глаза соседа. В них мелькнуло… нет, показалось. Он медленно взял из холодильника пакет молока, закрыл, сел за стол. Долго смотрел в уходящую спину.

Блондинко так и пошла обратно, с овсянкой. Она вспомнила про кейс. Сон окончательно ушел. Вернувшись в свою комнату, она огляделась. Где же он может быть? Или… или это был сон, такой вот реальный сон. Она успокоилась. Какой к черту кабан? И тут увидела под кроватью что-то. По спине пробежали маленькие такие, но пробирающие до костей мурашки. Бррр. Она ногой ткнула назад.

Промазала. Еще раз. Дверь захлопнулась. Поставила тарелку на кровать и выдвинула ЭТО из-под кровати. Небольшой черный кейс.

Блондинко медленно, словно зомби, очень медленно, села на пол. Дрожащей рукой дотронулась до замка. Крышка плавно ушла вверх. Она вспомнила этот момент. Стена снега, громада вокзала, Кабан из тьмы и плавно уходящая вверх крышка кейса. Она уже знала, что там увидит…

…Сегодня её ждал ужас. Нет, не киношный, в стиле Хичкока или тому подобного. Самый настоящий, обычный ужас. Вскакивая в уже закрывающий двери троллейбус, Блондинко как никогда остро ощутила утрату. В её уютный, такой приятный мир тут же вторглись чужие миры. Небритый гопник справа. От нечего делать пожирает глазами, явно напрашиваясь на знакомство. Ненавидящая жизнь и всех двуногих пожилая тетка слева. Покосилась на соседку, посмевшую отвоевать немного её жизненного пространства и уже готовилась открыть пасть, чтобы высказать, все, что думает. Треп двух студенток за спиной довершал картину. И это только ближайшие к ней миры. Все они были ей просто омерзительны. Но Блондинко ничего не могла с этим поделать – её лучшего друга, её розовенького с нею не было. Она сквозь туман слышала какой-то тупой вопрос гопника, какой-то недовольный вопрос тетки и все остальное. Звуки сливались в какофонию, давили, прессовали, сводили с ума. Она пулей выскочила из салона троллейбуса на своей остановке. Туман уходил вдаль, рассеивался. Зато прямо перед ней материализовалось высокое здание. Она пришла на работу. Новый дурацкий день…

* * *

Люди так устроены, что не могут долго носить в себе то, что их будоражит, напрягает, отрывает от приятного, затягивающего болота комфорта бытия. Если внутри тебя радость, то она непременно вырвется, тут даже поводов не нужно! Если тебя разрывает изнутри какое-то откровенное мутное говно, ты всегда найдешь повод выплеснуть его наружу, Зачем тонуть в нем одному, если можно разделить процесс с теми, кто вокруг? И новый мир, мир офисных сообществ, как нельзя способствует вскрытию таких нарывов. Весь вопрос в том, какое место ты занимаешь в этом мире…

Понедельник всегда был тяжелым днем. Просто потому, что знаковый. Еще вчера ты был свободным человеком. Да, твоя свобода была условна, временна. Но она была более чем осязаема – ты мог полностью распоряжаться своим временем. И никому не был ничего должен. Но после праздника, как это обычно бывает, наступает тяжелое похмелье. Свобода – дорогое, сцуко, удовольствие. Если ты живешь в большом городе, то твоя свобода питается от твоих доходов. Если они у тебя есть – ты свободен, если нет, наступают проблемы. Поэтому, с утра понедельника по вечер пятницы ты, условно и не условно выражаясь, раб своей свободы. Ты где-то и на кого-то (на себя, других) вкалываешь, чтобы получить уик-энд в свое полное распоряжение. И переход от состояния свободы к состоянию рабства тяжелый. Ой, какой тяжелый, даже если законные выходные прошли без излишних возлияний.

На этот раз мозг Блондинко был чист, абсолютно не замутнен ранее поглощенным алкоголем. Она вообще, в принципе, пила не так часто, как порой хотелось. Но это был понедельник. И сам факт этого давил на сознание. Вернее, напряг скорее был на подсознательном уровне. Она не понимала, почему, но стресс ощущался чуть ли не физически. Он висел в воздухе, им был пропитан весь офис. И его разносили вместе с собой коллеги.

– …Таня, ты связывалась с «Фордом», что они там о себе думают? Места в номере уже почти не осталось. Давай, не спи!

Блондинко с трудом повернула разом ставшую чугунной голову от прохода между рабместами – офисными столами, по которому только что пронеслась фурией её непосредственный начальник. Хорошо или плохо иметь в шефах представителя твоего же пола? Да хрен его знает! С мужской точки зрения, в боссах лучше иметь мужчину. Хотя, в последнее время офисная субкультура породила и выплюнула из себя в мир новый подвид офисного планктона мужского пола. Они полностью возвращались во времена матриархата и воспринимали подчинение женщине-боссу на уровне, почти граничащем с физически-плотским. Если бы ОНА вдруг взяла в руки кнут и начала раздавать приказания, щелкая им по офисному подножию, им было бы даже проще…

Но она была Блондинко. И ей хотелось начальника – настоящего мужчину. Ну, такого, от любого указания которого замираешь, останавливаешься сердцем и желаешь только одного – сделать все, как он хотел. Это был почти секс. Только нового уровня, этакий удаленный, виртуальный. Как и весь сегодняшний мир. Ведь по-настоящему с ним уединиться все равно не выйдет…

Таких мужчинок с каждым днем вокруг становилось все меньше и меньше. Офисный мир убивал их. Ну таких, с налетом легкой, стильной брутальности, с физически ощущаемой мужской силой. Той, которая сближала мужчину и женщину с незапамятных времен. Тех особей мужского пола, которые окружали её, Блондинко презирала. Они не вызывали никакого к себе интереса. Ни в каком смысле. Точка. Но и иметь начальником сестру по разуму ей почему-то тоже не улыбалось. Смешно сказать, но этот процесс её раздражал. Почти всегда и почти во всем. Она не могла объяснить словами и логически, в чем именно проступало раздражение. Но оно явственно напрягало её. Отвлекало, мешало полноценно работать. Тьфу ты, отрабатывать свою свободу. Понедельник, мать его…

Где-то ближе к четырем часам дня она все сильнее ощущала в себе желание убивать. Соседку, откровенно забивающую на все и весь день юзающую социальные сети. Коллег, пристающих с разной фигней, которую она считала откровенно лишней. Начальницу, которая с самого утра хотела слинять домой, но которой нужно было выполнить свой набор рабобязанностей. И т. д. Много кого. Да что там! Весь мир вокруг! Была бы моя воля, мечтательно закрывала на мгновения глаза Блондинко, шла бы по этому коридору и стреляла направоналево. Направо-налево. Вспышка. Вокзал. Кабан. Кейс. Беретта. Вспышка.

Блондинко налилась тяжелой, мстительной радостью. Будет праздник и на нашей улице!

* * *

Что толкает нас на выходящее за рамки обычной жизни? Что вытряхивает из уютных кроваток и домов, заставляет искать опасность и приключения на свою пятую точку, проще сказать, задницу? Ради чего? Зачем и какого черта? Каждый сам для себя найдет удобный ему ответ. Но истина она, как всегда, цинична и проста, как и все настоящее по своей сути. Мы ищем проблем, потому что они обостряют чувство реальности. Это настоящая (мы так думаем) жизнь!

Это жизнь, в конце концов, а не её иллюзия. Во всяком случае, хочется верить, что она такая, бурлящая, вскипающая кровью, разгоняющая адреналин. Иначе нахрена нам все это?

Все еще под впечатлением поездки домой в общественном (бля, какой садист его так назвал?!) транспорте, Блондинко ввалилась, да, именно что, ввалилась домой. Точнее туда, где она жила последнее время. Три последних года. Почти дом, что уж тут. Привалилась спиной к закрывшейся двери. «Я туда больше ни ногой…» мелькнула такая греющая душу мысль. «Пока не найду новый плейер…» тут же догнала другая, уточняющая. «Придется ведь…» – прибила душу к полу третья, рациональная. И её душа утонула в темноте, ненавидящей, разрываемой немым воплем отчаяния и надежды. Куртка налево, сапоги направо. Коридор, кровать, подушка. Какое-то время она почти отсутствовала телесно в этом мире. Да и во всех остальных ипостасях, если быть честной с самой собой, тоже. Только изредка искрились тоненькие вспышки сознания. Перемешанные свежими впечатлениями. Прожитого. Прожитого? Дня.

Блондинко открыла глаза. Сознание вернулось к ней. Она снова была здесь и сейчас. Разум был чист и прозрачен, словно поток горного ручья, рассекаемый катаной самурая. Все мысли собрались воедино и оформились в одну четкую, главную, основную, дающую силы и придающую жизни смысл. Она резко соскочила с кровати, присела и выдвинула из-под кровати черный кейс. Она уже почти сроднилась с ним, он стал таким своим в доску, желанным и нужным. Очень нужным. Плавное поднятие. Почти сексуальное. Кому как. Блондинко была поглощена другим. Предвкушением видения ЕЁ. «Беретта». Притягивающая. Опасная. Опасная? Нет. Желанная. Она словно была продолжением её руки. Оружие легко и естественно легло в ладонь. Мысли? Всю жизнь держала в руке… Чуть прищурившись, навела на оконный проем. Город шумел снаружи. Город ждал их.

Палец медленно прижимал курок. Где-то вдалеке трепетала робкая мысль. Она что-то там мямлила про «Что ты делаешь?», «Это же оружие!», «Не делай этого!!!». Бред. Плевать. Ответ был быстрый и простой. Палец, словно в замедленной съемке, надавливал на спусковой курок. Мир вокруг вытянулся в струну, трепетную, легко рвущуюся. Он застыл, стал нереальным и хрупким. Палец завершил свой путь. Что она ждала услышать? Как звучит выстрел? Она слышала раньше этот звук? Да, многочисленные боевики, в которых жизни людей не дороже пули, вылетающей из ствола. Хлопок, нет? Так вот, его не было. Был другой звук. Глухой и пустой. Мир вокруг ускорился, стал более четким. Еще раз. Еще раз. Хлопка все не было. Блондинко медленно развернула дуло «Беретты». И смотрела на оружие, Свое Оружие. Она не могла поверить, она чувствовала что-то близкое к отчаянию. То, во что она верила больше всего, последняя надежда, обмануло её. И тут обман. Хотелось плакать. Ну уж нет. Не дождетесь. С трудом сдерживая накапливающуюся в уголках глаз влагу, она словно во сне, начала разворачиваться в сторону противоположного, самого темного угла своей комнаты. Непонятно почему, она совершала это движение, почти не управляя своим телом. Но все её существо толкало совершить этот разворот. Словно от результата зависела вся её жизнь. Жизнь?

Темнота загустилась. По её позвоночнику пробежал холодок. Пугающе желанный. Она и боялась этого и хотела. Боялась и хотела. Два противоречивых чувства боролись, и побеждало второе. Блондинко шагнула к сгустку тьмы. Как была – с «Береттой» в руке и в розовых пушистых тапочках. Тьма заглотнула её, окутала. На неё смотрел Кабан. Он стоял и смотрел прямо ей в глаза – Грустный волосатый Кабан. Она почти обрадовалась ему. Он кивнул на оружие в её руке. Разные чувства пронзили Блондинко в ответ. Они промелькнули молнией в глазах, отразились на волнующейся стене тьмы. Кабан словно все сразу понял. Он протянул свое правое верхнее копытце (она уже привыкла, что он передвигался на задних конечностях), указал на «Беретту», а потом словно поманил за собой. Как сомнамбула, Блондинко шагнула следом…

* * *

Психологи называют это инсайт-озарением. Вспышка сознания, дающая возможность увидеть то, что раньше упорно оставалось за кадром. Мир без покрывала эмоциональных предпочтений и табу. Мир таким, какой он есть. Хотя бы раз в жизни каждый видит его таким. Кого-то увиденное толкает на суицид. Другого – на убийство себе подобных. Третьи просто совершают невозможные с точки зрения повседневной жизни поступки. Но то другая жизнь. Ниточка. По лезвию ножа. Притягивающая и пожирающая целиком…

Сознание вернулось не сразу. Она увидела над собой уходящее ввысь здание… наверное, это была церковь…нет, костел? Точно. Она вспомнила это место. Еще бы – центр города, прихожан всегда хватало. Порой даже слабо или совсем не верующие останавливались послушать чудные мессы, усиленные мощными динамиками. Кабан всем своим видом приглашал следовать дальше. Она не чувствовала холода. Хотя мороз впечатлял. Пробирал до костей, загонял в теплые, уютные дома, заставлял согреваться. Других. Не её. Всполохи сознания той, другой, привычной жизни вторгались мыслями, связанными с комфортом. «Тапочки?». Уже нет. На её ногах были теплые унты. Она не помнила, как это произошло. Более того, была уверена на все сто, что вышла из дому в своих ляпердовых тапочках. Впрочем, ничего другого нового на ней не было. Свитер, джинсы, «Беретта». Ага. Ладонь крепче сжала рукоять.

Смутные, тревожные чувства овладевали ею. Этот район города всегда славился своей, особенной энергетикой. Из глубин души начал подниматься страх. Она не понимала, чего именно боится. Но явственно чувствовала это. Хруст белого снега под ногами. Белое снизу, черное сверху. Белое и черное. Инь и Янь, блин. Кабан вдруг остановился, повернулся. Они стояли перед входом в костел, но не центральным, а каким-то подвальным что ли. Они шагнули в темноту. Снаружи белое и черное вело свой хоровод. Кабан невероятно быстро юркнул вниз. Блондинко вбежала следом. И тьма проглотила их. Света не было вообще. Она вскрикнула, остановилась, невольно отпрянула.

Появился свет. Попробуйте взять факел копытом. Получается? Ах да, у вас же руки… А вот Кабан нес чадящий факел именно одним из передних копытц. Нес уверенно, целеустремленно, словно хаживал тут не первый раз. Блондинко шла следом. Хоть душа давно билась маленьким мотыльком где-то в районе левой пятки. Но сейчас разум вообще был не при делах. Она очень хотела дойти. Куда? Да какая разница! Но она точно знала, что не пожалеет…

Цокот впереди. Стук сердца. Запах горящей смолы. Привычные очертания подвала начали сменяться другим антуражем. Она догадывалась, что это было построено раньше её рождения. Возможно, что раньше её родителей. Очень давно. Грустный волосатый Кабан и Блондинко, словно светлячки шли в сплошной темени. Небольшой ареал света, исходящего от факела освещал уходящие куда-то своды тоннеля. Он вел… куда он вел? Куда-то далеко вглубь.

Постепенно движение замедлилось. Коридор уходил резко вправо. Неожиданно Кабан вообще остановился. Факел в его руке…копыте дрожал. Пламя словно начало ужиматься в размерах. Блондинко испугалась, что свет вообще погаснет. Инстинктивно она протянула руку. Словно пытаясь забрать. И посмотрела своему спутнику прямо в глаза. И содрогнулась. В них читался страх. Первобытный, бессознательный, затягивающий в омут. Мир вокруг стал тягуче-расплывчатым. Роящиеся страхи забредшей в никуда и в нигде парочки путников бились по стенам тоннеля, метались, отражались от сводов и падали камнями вниз. На пол, которого даже не различишь во тьме. И маааленький, бьющийся в судорогах огонек. Блондинко словно почувствовала – дальше она должна идти одна. Дальше Кабан не может. Там, за поворотом её ждет нечто. То, с чем может справиться только она. Она? Хрупкая девушка? Не супервумен, не спортсменка, даже не… ладно, на что-то гожусь и я. Страх – он такой. Когда его много, он или сжигает изнутри дотла или придает новые силы. Такие, о которых даже и не догадываешься. Выплывая из затягивающего болота всепожирающего ужаса, Блондинко осторожно взяла факел и шагнула в темноту.

* * *

Все потустороннее испокон веков притягивало людей. Манило и зазывало. Хотелось не просто знать об этом, но и обладать чем-то таким. Ну, нереальным. Чтобы твоя сила была выше любой известной тебе силы. Чтобы не было в обычном мире ничего, что могло бы тебе помешать. В чем? Зачем? Быть сильнее других – это скучно. Временное явление. Быть сильнее всех – это глупо. Абсолютная сила – это абсолютное одиночество. А вот по-настоящему расправить за спиной крылья… Раскрыться полностью. Извлечь свою силу наружу и найти ей достойное применение – это тема. Какое применение? А вот это вопрос вопросов. Кто ответит на него, откроет смысл бытия…

Позади остался весь мир и ждущий её Кабан. Впереди – мрак и неизвестность. Здесь и сейчас крутой поворот коридора, пляшущий робкий огонек пламени и она. Куда она идет? Зачем? Оцепенение первых минут уже отпустило. Адреналин затих. В нигде и в никогда все чувства обостряются. Что она здесь делает? Коридор в кружке света становился все более чужим, непривычным. Стены закручивали её круговоротом времени, уносили вглубь веков.

Обострилось обоняние. Запахи были необычны. Пахло древностью. Кровью, страхом, даже смертью. Её вдруг словно пронзило током. Во вспышке света перед глазами мелькнула картинка. Угрюмые лица, помятые доспехи, обнаженные клинки. Гулкий топот. Спешат. Несут смерть. Снова темнота коридора. Блондинко дернула головой, словно прогоняя подступившее наваждение. Новая вспышка света. Она ухватилась за стену, чтобы не упасть. Гулко звякнула, ударившись о поверхность, «Беретта». Перед глазами пронеслось: едва освещенное помещение. Лица, скрытые накидками, склонились над девушкой. Её лица тоже не видно. И вдруг она открыла глаза и резко приподнялась. Блондинко вскрикнула. Звук потонул в бесконечной темноте. Она видела себя! Очень отчетливо. Но место она не узнала.

Воздух справа над головой завибрировал. Она остановилась. Хотела посветить в ту сторону, но рука с факелом наткнулась на невидимую стену. Ей почудился шепот. Еле различимый. Прямо в ухо. Неприятное ощущение. Словно могильный холодок. Сделала шаг. Он дался с неимоверным трудом. Как сквозь паутину. Крепкую такую, стальную.

Внизу раздался шорох. Волосы на голове зашевелились. Разум подсказал: крысы. Почему-то она не боялась ни мышей, ни более крупных грызунов. Более того, некоторые ей даже нравились. Но сейчас… Продолжая движение, она вдруг едва не упала. Едва удержала факел. Он не должен погаснуть! Поднимаясь, она, наконец, рассмотрела то, обо что споткнулась. И вся похолодела. Это был череп. Просто человеческий череп. Спокойно. Держи себя в руках. Обойди его справа и продолжим свой путь.

Ей уже начинало казаться, что идет она целую вечность, когда своды тоннеля неожиданно разошлись и она вышла в широкое помещение. Стены исчезли из поля видимости. И только пол под ногами, холодный, безжизненный пол убеждал её в том, что вокруг что-то есть. Блондинко остановилась. Стало тихо-тихо. Она слышала свое дыхание. Даже, кажется, перестук сердца, который начинал ускоряться.

Она почувствовала, что какая-то невидимая сила тянет её вперед. Пыталась сопротивляться, но ничего не вышло. Ноги словно шли сами. Голову снова начал наполнять липкий, противный страх. Блондинко, прикусила губу. Кровь, её кровь вернула контроль над собой. Она остановилась. Из темноты начинало проступать массивное сооружение. Вроде бы квадратной формы. Непроизвольно наклонившись и поднеся факел ближе, она увидела каменный? Да, каменный квадратный саркофаг. Вернее, она назвала увиденное пришедшим на ум словом. Невольно поднеся к поверхности камня руку, она дрожащей ладонью дотянулась до изображения? Точно! Шершавая, холодная поверхность. Это было изображение какого-то зверя с крыльями.

Зал содрогнулся. Блондинко выронила факел, но поймать его не смогла – пол ходил ходуном. Она непроизвольно махнула свободной рукой, пытаясь ухватиться за саркофаг. Даже сейчас, теряя опору, она не выпускала свою «Беретту». В панике, словно в замедленной съемке, наблюдая, как падает вниз факел. Как гаснет пламя. Она хотела закричать, но рот так и застыл в немом крике. Время остановилось окончательно. Наступила тьма…

* * *

Неприятие смерти – это и страх одиночества и потеря комфорта. Кто знает, каково это – умереть? Ты будешь там совсем один, и не будет больше ничего? Как ты будешь себя чувствовать? Мы не знаем. Пока не попробуешь сам, никому и ничему не поверишь. А попробовав, уже не расскажешь. Но то, что все изменится – уверен каждый. Вопрос в том, хотим ли мы этих изменений…

Она падала и падала. Падение было бесконечным. А вокруг была тьма, и она падала во тьму. Не было страха. Не было никаких чувств. Разве что иногда проскакивали нотки удивления: вот оно как! В какой-то момент падение замедлилось. Она почти парила. Тело стало почти воздушным. Словно зависло в невесомости. Перышко во вселенной. Легкое такое. Без мыслей и эмоций. Мертвое? Блондинко удивилась. Нет, я не могла, я не могу! Так не бывает! Только не так! Из тьмы стали проступать огоньки. Они мигали и подмигивали. Искрились. Она поняла, что это звезды. И падала она теперь в открытом космосе. Падала среди мириад звезд. Зрелище было обалденно красивое, завораживающее. Блондинко так растворилась в созерцании окружающей красоты, что забыла обо всем. Вдруг одна из звезд резко увеличилась и дернулась к ней. Она инстинктивно отпрянула назад. На неё смотрела мама. «Таня, папа принес с охоты такого кабана … тебе оставили самое вкусное. Когда приедешь?». «Мам, на следующей неделе. Да чесс слово! Обещаю…». Блондинко сжала «Беретту». Звезды вокруг сжались в одну большую ярчайшую вспышку, все взорвалось и увлекло её по длинному тоннелю нестерпимого света. Она зажмурила глаза. Свет давил на веки, проникал сквозь них, лез в душу.

Прямо в голове возник вопрос. Он пришел из ниоткуда. Сам по себе. Образы сложились в слова. «Зачем тебе это?». Непонятно каким образом, но Блондинко поняла, что речь идет о её «Беретте». Хотелось ответить сразу. Что-то резкое и… Возникла пауза. Мысли стали четкими и звонкими, почти материальными. Пульсировали в голове, рвались наружу. «Я хочу изменить их», – последовал спокойный, словно высеченный в камне ответ. «Зачем?». «Их жизнь – говно. Человек достоин лучшего». Свет стал просто нестерпимым. «А твоя жизнь?». В голове завертелся целый ворох ответов. Но клубок распутался быстро. «И моя … Это и мой шанс тоже». Молчание было долгим. Она испугалась, что это все. И больше ничего не будет. И даже начала поднимать веки, борясь с выжигающе ярким светом. Слова бахнули молотом. Раз, два, три. «Начни…жизнь…заново…» Сверхновая поглотила её.

Блондинко очнулась от какого-то громкого звука. Вокруг было круглое помещение. Перед ней саркофаг. Он светился изнутри и освещал все вокруг золотистым неестественным светом. Она лежала перед саркофагом, держась за него двумя руками. А наверху каменного квадрата, в самой середине находилась «Беретта». И она тоже светилась изнутри. Блондинко неожиданно поняла, что непривычный звук, который она слышит – это её крик. Звук стих. Разбитый на кусочки мир начал собираться в мозаику. Тьма. Звезды. Мама. Кабан. Свет. Она все вспомнила. Сначала промелькнул страх, потому неверие. Потом понимание и радость. Она уверенно поднялась и протянула руку к оружию. Даже когда «Беретта» легла в ладонь, она продолжала светиться. Свет угасал, уходил внутрь, прятался. Блондинко крепко сжала рукоять. Она все поняла.

* * *

Кто и когда назвал это «тяпницей», неизвестно. Скорее всего, это были славяне. Хотя бухать и отрываться в конце рабочей недели – явление космополитичное. «Тяпница – это святое», – повторяет мантру офисный люд и заполняет клубы, пабы, кафешки и прочая. Заливает в себя алкоголь, где-то и дурь вгоняет, танчит и колбасится. Выдавливает из себя рабство и зависимость от чего бы то ни было. Снимает маски. Ловит исчезающую нить жизни.

Понедельнико-пятница, как это часто бывало, пролетела на одном дыхании. Еще вчера было тяжелое пробуждение первого рабочего дня недели. А сегодня вот оно – офис, коллеги, муть – все ушло в туман, осталось за бортом. Душа хотела праздника. Рвалась из узких рамок правил и ограничений в большой мир. Эээ, ну не совсем большой. В данный момент вместилищем души был ночной клуб. Ничо такой, хоть и со специфической репутацией. Ну кто не знает, что «Некст» – рай для интуристов, скопище упакованных девиц и реальное место съема. Тут же тебе рядом казино, шелест карт, тихие слова дилеров, завораживающее вращение рулетки и стук бегущего по волне кубика-рубика. Тут же пафосный ресторан. Совсем рядом нумера, переполненные турками, арабами, разными левантийцами, в меньшей степени разными англосаксами и итальянцами. Но что им всем делать в нумерах, какими бы они там не были понтовыми, если рядом такое скопище красивой плоти! Вы были в Беларуси? Вы знаете «Некст»? не знаете? Вы там не были…

Круг знакомств Блондинко из мужской половины человечества составляли почти сплошь иностранцы. Поляки, турки, жители Закавказья, встречалась даже карибская экзотика. Ну да – откуда в нем быть туземцам? Откуда тут быть мужчинам? Мир вокруг большой, шансов найти там что-то достойное хотя бы для похода в клуб больше. Все местные дамы так думают? Я не все! Я особенная!!

Сегодня верными паладинами Прынцэссы были два молодых джигита из Азербайджана. Познакомились на турнире по боям без правил. И ребятки сразу запали на эффектную и острую на язычок блонду. Лезли со всякими глупостями в Фэйсбук, корчили из себя этаких мачо и претендовали на роль единственного и неповторимого. Оба. Ну а что? Нормальная компаха для тяпничного отрыва. Ничем не прикрытый тестостерон, красивые мужские тела – подходящие фон для меня любимой, думала Блондинко. Как кавалеры они ей нафиг нужны не были – одно тело, без внутренней составляющей. Но на раз в самый раз.