Текст книги "Дембельский альбом. Вот он – снов войны клочок"

Дембельский альбом
Вот он – снов войны клочок
Олег Дыбцин

© Олег Дыбцин, 2016

ISBN 978-5-4483-1196-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Сирия

 
Жаркая, уродливая, Сирия
Страшною обглодана войной,
Молится в мечетях от бессилия
Потеряв свой разум и покой.
 
 
Разные эпохи возраждения —
Перехлест религий и культур.
Римский театр в ужасе забвения
Вздрогнул за свой стиль архитектур.
 
 
Словно четвертован, стал Пальмира…
В порохе контуженый Алеппо…
Рухнула изящность сего мира,
Жизнь ушла, она к всему ослепла.
 
 
Черный взмах крыл дикого террора,
В душу когти вечного Джихада…
Сирии бойцы цвет триколора,
Взвили у себя на баррикадах.
 

3234

 
Распахнулся дембельский альбом,
Служба его вновь, как на ладони,
Где – то за Союзным рубежом
Блок-посты и дальние кордоны.
 
 
С фотографий на него глядят
Лица пацанов погибшей роты,
Вот Андрюха, Вовчик, вот Марат
И поплыла память в пересчетах.
 
 
Вспомнил бой он у селенья Хост
За высотку близкую к дороге,
Где почти всей роте довелось.
Гибнуть не дождавшися подмоги.
 
 
Вспомнил, как отхаркивал старлей,
Кровью алой резаных артерий,
Как шепнул он: «Пацаны, смелей,
Не должны занять высотку звери!»
 
 
Помнил, как держали пацаны
Каждый склон высотки близь «утеса».
Преданные Родиной сыны
Погибали молча без вопросов.
 
 
Заблестели острые ножи,
«Духи» в рукопашную шли стенкой
И как крикнул Вовка: «Мам, я жив!»
Подорвав себя на ОЗМке.
 
 
И вступили вновь в неравный бой,
Где уже зубами рвали глотки…
Алым стал твой тельник голубой
И кровавым солнце над высоткой.
 
 
Сколько лет прошло, а сердце ноет
Памятью живой Афганистана,
По ночам осколки беспокоят
И в душе не заживает рана!
 

Медсестра

 
На плечах твоих еще девичьих
Не в размер медбатовский бушлат,
Руки стали с каждым днем привычней
Раненых выхаживать солдат.
 
 
И уже не так страшат повязки,
Но тайком, ты плачешь по ночам,
 После проведенных ампутаций
Укрывая культи пацанам.
 
 
Боль и стон на койках лазарета
По ночам один тяжелый бой,
То из окруженья рвутся где то,
То в «Атаку!» слышен позывной.
 
 
И украдкой вглядываясь в лица
Повзрослевших сверстников своих,
Продолжаешь каждый день молиться,
Продолжаешь свечи жечь за них.
 
 
Что ж тебя девчонка потянуло
Из училища в военкомат,
С заявленьем: «В часть возле Кабула.
Добровольно. Медиком в санбат».
 
 
И ходило много разговоров,
Но вдруг, кто то вспомнил и сказал:
«Год назад отец ее майором,
Под Кабулом без вести пропал!»
 

Память

Ко дню вывода Советских войск из Афганистана

 
Февраль привычно новый лист
С числом «15» оборвал,
Вновь, там где стелы вознеслись,
 «Тюльпан» всех выживших собрал.
 
 
И вроде рады пацаны,
И вроде праздничные речи,
Но они вновь обожжены —
Их память вряд ли чем залечишь.
 
 
Вот кто-то вспомнил Кандагар,
Кабул и госпиталь Баграма,
В дувалах бой у Маравар,
И вновь заныла в душах рана.
 
 
За тех, кто не пришел с войны,
Подняли третий тост печальный.
Живые вновь породнены
Одним большим воспоминаньем.
 
 
И нет предела и границ
Войною породненным «Братцам».
Где стелы гордо вознеслись
Цветы возложу я «афганцам.»
 

Судьба офицерская

Прошу Вас, помните о них…

 
Он парадный надел мундир,
Как когда-то на торжество
И налил по привычке спирт,
Коркой хлеба накрыв его.
 
 
Отставной боевой офицер
По раненью уволен за штат,
Выпил рюмку за тех кто цел
И за павших своих солдат.
 
 
Он крещен не одной войной
И был ранен в боях не раз,
Он Афган начинал старшиной,
Капитаном закончил Кавказ.
 
 
Вспомнил бой за Уруст – Мартан
Тот последний он в жизни бой,
Где в предательский взяли «капкан»
Его с юною пацанвой.
 
 
Что б полсотни сберечь юнцов,
Дал приказ отступать назад
 Когда сжали почти в кольцо
Градов залпы он вызвал в квадрат.
 
 
Обезумевшего нашли его
Средь воронок и рваных тел,
Когда наши в зачистку шли
Ураганный прервав артобстрел.
 
 
Ну, а дальше – сплошной туман,
Медсанбат и госпиталя.
Знает лишь одно капитан
Все свои прорвались тогда.
 
 
Отставной боевой офицер
По раненью уволен за штат,
Выпил рюмку за тех кто цел
И за павших своих солдат.
 

Ханкала

 
Плотной стенкою «чехи» шли,
На один лишь всего разведвзвод,
Сутки парни держать могли
Бой жестокий под Новый год.
 
 
И пылала огнем земля
Все вокруг превратилось в АД,
То оскалилась Ханкала
На полдюжину русских солдат.
 
 
Ты успел прошептать в эфир:
«Пацанов целый взвод полег!»
Нанесли трассера в пунктир
Сетку смерти со всех краев.
 
 
Ночь похожа была на день,
Уши глохли от контратак…
Лучше смерть чем позорный плен,
Ты шагнул в пустоту и мрак…
 
 
Из пробитой груди свинцом
 «За Россию!» раздался крик,
Ты рванул на гранате кольцо,
В свой последний на свете миг!
 

Сулили мне

 
Сулили мне судьбу военного —
Мол все из них и ты туда…
И помню я лампасы дедовы,
Еще в те детские года.
 
 
Рожден был все ж не для казарм я
И офицерской нищеты,
Как не скучала по мне армия,
Я сам вступил в ее ряды.
 
 
Два года быстро пролетели,
Окончен срочной службы срок —
Две истрепавшихся шинели
Да пара стоптанных сапог.
 
 
То время не прошло напрасно,
Свой тельник гордо берегу.
И помню дедовы лампасы,
В каком не помнится году.
 

Фантом

 
Короткий обстрел, нет колонне прохода,
Цепочкой машины стоят.
Пятнадцать минут и часть автовзвода
Живых в обороне лежат.
 
 
Вот стихла стрельба в уцелевшие МАЗы
Подняться приказ не идет,
Горит головняк с боеприпасом…
Секунды и груз не дойдет.
 
 
Привкус песка, перемешанный с кровью,
Гарь пеленою в глаза…
Вот кто-то поднялся и по низкогорью
Фантомом машина сползла!
 

Помни Родина

 
Вновь отхаркал с ущелья свинцом,
Гулким эхом прострел автомата.
Утыкаясь в песок лицом,
К перевалу проходят ребята.
 
 
Боль и кровь на Афганских горах,
Затяжной бой за лживую правду,
Со слезами песок в глазах
Смерть призревшие взять в награду.
 
 
Ну, а, где-то идут дожди,
Вечер в Нижнем, а может в Рязани.
Знай же, Родина, помни и жди
Сыновей своих в Афганистане.
 
 
Тех, кто долг выполняя свой
Был в последний путь оцинкован,
Возвращался к земле Родной,
К Матерям седым к юным вдовам!
 
 
Кто без вести пропал в горах
Или казни в плену был предан,
Помни, Родина о сыновьях,
Кто тебя не продал, не предал!
 

Брат

 
В суете бытия, закрутились совсем,
Уж, как месяц с тобой не общались.
Так, давай же с тобой на зло будням всем,
Стол накроем без причин иль печали!
 
 
Ах, Братан, мой братан, сколь же ты мне помог,
Не измерить мещанскими мерами.
Ты тянул когда падал я в ямы дорог
Расшибая в кровь душу с коленями.
 
 
Я к тебе закачусь, словно грома удар,
С минералкой в огромных масштабах.
Мы на кухне с тобой заведем растабар
О политике, жизни и бабах.
 
 
Много было всего, что уж тут говорить,
Всем хватило и даже с остатком.
Ты ведь сам же учил: «Нам душою б не сгнить,
 А споткнувшись остаться не шатким!»
 
 
Что ж закурим, вдыхнем едкий дым не спеша,
Пусть гитара звенит нам в пол-уха.
Во сто крат мне родней, твоя стала душа
За поддержку спасибо Братуха!
 
 
Так играй же, Братан и слезы не стыдись,
 Про семейное счастье и братство,
Я один у тебя и ты мне на всю жизнь
Остаешься фамильным богатством!
 

Сашка
(в память о друге)

 
Ударил с неба ливнем дождь
Рассыпав слез стеклянных горсти,
Сегодня всех ты соберешь
Родных и близких на погосте.
 
 
Лица не выцветший портрет
Еще с овальной смотрит рамки,
Тебя пол года с нами нет
Ты с папкою родным и мамкой.
 
 
Покинул рано ты сей мир,
Ах, друг мой, как же это трудно.
Вновь память взЯла на буксир,
Нашего юношества судно.
 
 
Качнулись рюмок ободки,
В глазах слеза речей прощания.
Потери в жизни не легки,
Нет в наших душах осознания.
 
 
Шумят деревьев тихо кроны
(Над вашей общей усыпальней) —
Как будто просишь ты смущенно
Тебя простить за расставание…
 

258 ОРВБ – БТ посвящается…
В частности брату моему
Дыбцину А. С.

 
Я вспомнил жаркий Кандагар,
Кабул и белый снег Саланга
Склон у подножья Гарибгар,
 Где службу начинал «салагой.»
 
 
Наш батальон – ОРВБ
Загар на лицах пацанов,
Рад, что вы есть в моей судьбе
В любой огонь за вас готов.
 
 
Держали Мы в своих руках
Тяжелый труд танкоремонта,
Х.Б. белело на плечах
В жару от въевшегося пота.
 
 
У десантуры свой девиз —
Что «Кроме нас ни кто» и точка
А наша, тоже брат – танкист
Звучит победа в этих строчках.
 
 
Я помню дикий Пешевар,
Баграмский госпиталь весною.
Раздула память вновь пожар —
Горю опять я той войною.
 
 
А дед мой думал, что в войсках
Я Кантемировских шагаю,
Чеканю шаг свой на плацах,
К параду китель подшиваю.
 
 
Бабрак Кармальский контингент
Уж год как созерцал тогда я,
Другой парад прошел я дед,
Ветрам Афганским подпевая.
 
 
Прошли мы Шурави с тобой
В жару и холод перевалы…
Давай Бача, нальем родной
Мы все же есть, и нас не мало…
 

ДМБ

 
Прости, прощай весной сирень у КПП,
Прости, прощай, я ухожу на ДМБ.
Вот вышел срок, пришла пора проститься нам,
Я ухожу к своим не сбывшимся мечтам.
 
 
Замедлю шаг я у закрывшихся ворот,
А впереди, «гражданка» манит и зовет,
И память лишь осталась в выцветшем Х.Б,
Да часть души, под автоматом на «губе».
 
 
Забуду плац и не досып с ночных «тревог»,
Подьем, отбой, и топот кирзовых сапог,
Забуду я АКСУ, подсумки для ручных гранат,
Прощай, прощай, теперь я больше не солдат!
 

Старлей

«Войну начинают старики, а молодые

сражаются и умирают.»

 
Запеклась на «песочке» кровь,
Губы лопнули от жары —
Ты с запасом из двух рожков,
Принимал от войны «дары».
 
 
Передышка в недобрый час.
Врагом выбран коварный план,
Коридор «чехам» у «Плеча
Нужен чтоб провести караван.
 
 
Пять минут тишина висит,
Пять минут, что бы осознать —
Бой не равный с последних сил,
Роте здесь предстоит принять…
 
 
Тишину позывной «Гюрза»
Оборвал словно ножом нить —
«Старлей, слушай, закрой глаза,
Мы пройдем, а ты будешь жить,
 
 
Пацанов своих пожалей,
Ты же гость на моей земле…
Ты подумай, подумай старлей,
Не бери грех за жизни все!»
 
 
После этих слов в стороне,
Возле «Балки», где швом хребет,
Стволы «чехи» уперши к спине
Щит живой повели вперед.
 
 
И старлей отвечал «Гюрзе»
«Ты пройдешь, отпусти детей —
Я гарантом тебе за всех
Буду, что ж ты, «Гюрза», смелей!!!»
 
 
«Ты возьмешь с собой трех бойцов,
И считать будем – вышел торг,
Приходи старлей, я готов
Ближе к «Балке» на юго-восток.»
 
 
И без слов… встали три пацана
Из детдома с Тамбовщины…
Заплатила уже сполна
Прошлым всем безотцовщина…
 
 
И старлей своим приказал
«Как уйдем от Косых Ворот»…
Там нейтральная полоса,
Все скажите в эфир…«Град» пусть БЬЕТ!!!»
 

«Все ставлю точку, ухожу в запой…»

 
Все ставлю точку, ухожу в запой,
Весь мир – бардак, он мне осточертел.
Душа оглохла, стала вдруг слепой —
Ей фортель принят мой, как самострел.
 
 
Сквозь грань стакана в небо погляжу,
Мне дела нет до кризиса и санкций…
Я мысленно снимаю паранджу,
С людских личин, а там застывший сланций.
 
 
Я улыбнусь, в ответ, лишь тем наростам,
Хмельно скажу, что мне они не страшны —
Ваяния такие в девяностых,
Я на войне глядел уже однажды.
 
 
Мир зачерствел, а в нем людские души,
С привычкою у жизни идти вспять.
Глотну еще вина, от боли в горле сушит,
Как мне тебя такую явь принять?
 

«Опять заныло сердце той же болью…»

 
Опять заныло сердце той же болью…
Будь проклята – ты в Сирии война!
Опять за чей то мир, за нас с тобою..?
Мы своего оплачем пацана!
 
 
Опять героя мы хороним молча,
Сердца людские в почести скорбят.
Опять разносит фраза мозг мой в клочья:
«Был окружен.. и вызвал на себя.»
 
 
Да сколько можно?! Сколько будут длиться
Все эти войны?! Мне ответь Господь!
Опять иду с свечею в храм молиться…
 Рубцом заныла раненая плоть.
 

«Усталость к вечеру легла…»

 
Усталость к вечеру легла
И давит на висок.
С улыбкой на краю стола,
Из прошлого глоток…
 
 
Рисованый автопортрет,
Во взгляде бирюза —
На нем тебе семнадцать лет,
С грустинкою в глазах.
 
 
Играет пламенем свеча,
Давно забытых чувств…
И в памяти слова звучат:
«Служи, а я дождусь!»
 
 
И я служил, а ты ждала —
Два лета, две зимы,
К нам осень «дембелем» пришла
Двоим – вновь вместе мы.
 
 
 Ах, как далека, та пора
Приятных сердцу лет,
Где в желтых листьях сентября,
Рисованный портрет.
 

Ушедшим друзьям ПОСВЯЩАЮ

 
На сердце рубцом опять легла боль,
Не может ее заглушить алкоголь.
Гвоздики, венки в траурном туше
И в черном опять одеянии души.
 
 
И вновь в горле ком, до боли, до крика
Сжимаю кулак, мне кажется дико
Друзей хоронить, раз в год закадычных,
Прощальные тосты мне стали привычны.
 
 
Уходят друзья своих бед не раскрывши,
Уходят солдатами, ничего не просивши.
Без слова, без строчки, без слез на прощанье…
Молодыми уходят и это печально.
 
 
Здесь, что то не так, вновь жизнь оборвалась,
Но мы то живем и нам лишь осталось,
Обрывками память поломанных судеб…
И думаю я – кто следующий будет?!
 

Самоход

 
На крыльях апрельских прилетела весна
В гарнизон под окна санчасти,
Тревожась, ребята в болезненных снах
Мечтают с» больнички» сорваться.
 
 
А я, с караула пожалуй свинчу,
На час в глубь березовой рощи.
Стан стройных деревьев рукой обхвачу,
Пьянея в «свободе» продрогший.
 
 
С зеленых кустов умоюсь росой
Вдыхая «свободу» телом,
Каман. ча. не бойся, не будет со мной
Глухого в лесу самострела!
 
 
И пусть матерясь с «дежуркой» нач. кар
Проищет меня до развода,
За час самохода, к семи суткам нар,
Я смогу надышаться «свободой».
 
 
И мне на гауптвахте приснятся еще
Берез белых стройные ноги…
Апрель улыбаясь на «кичу» пришел,
В побег провоцируя многих…
 
 
Лет пятнадцать прошло, как я разменял,
ХБшку на модный прикид,
Но рощи березовый, тот идеал
Свободы еще не забыт.
 

Я помню дед, тебя я помню!

 
Как говаривал мой дед:
«Хороша, эх, бляха – муха!
«Выпив стопочку в обед
Свежей бабкиной сивухи.
 
 
От сохи простой мужик,
Деревенского пошива.
Презиравший сущность лжи,
Очень чтивший справедливость.
 
 
Заклубит мохоры дым,
Дед откашляется в руку:
«Жить без веры молодым —
Эт, как, кобелю без суки.»
 
 
«Ведь обошлись не по – людски…
Разорвали, как шакалы,
Русь святую на куски,
Чтоб им всем там, пусто стало!»
 
 
И затянет под гармонь,
«Черный ворон, что ж ты вьешься».
Хлопнет по столу ладонь.
«Бабка! В штоф подлей, че жмешься!?»
 
 
Распахнется шифоньер,
Дом чихнет от нафталина —
Дед в гвардейском галифе
С боем вновь идет к Берлину.
 
 
С ним и я в пылу сраженья
Шел в атаку во весь рост,
То выходил из окруженья,
А то на танк с немецкий полз…
 
 
Дед мой, дед, прошли года,
Тебя уж нет, но мне достались:
Твой орден «Красная звезда»,
Да в Русь любовь, прочнее стали!
 

Опять…

 
Я снова болен страшной той войной —
Взрывают мозг до слез воспоминанья…
Я снова ротному кричал во сне: Прикрой!
В рожке осталось на одно «дыханье»!
 
 
И снова по спине холодный пот.
Я задыхаюсь вновь в кошмаре тяжком…
…Щелчок и всполох, алый как восход,
 Вновь кто-то подорвался на растяжке.
 
 
Я закурю на кухне в темноте —
Опустошенность… Вывернут опять,
А за окном в июньской духоте
Пытались звезды боль мою понять…
 

Дембельский Альбом

 
Листаю вновь я Дембельский Альбом,
Потертый в самодельном переплете.
До боли каждый снимок мне знаком —
Все лица пацанов, погибшей роты.
 
 
Герои не оконченной войны —
Забытые в своей Отчизне,
Суровые расценки у страны
Ей отдавать долги размером в жизни!
 
 
До хруста зажимаю кулаки,
В ушах обрывки фраз, в глазах вновь вспышки.
И душу рвет на мелкие куски —
Совсем еще ведь юные мальчишки!
 
 
И вспомню, как мечтал на блок – постах,
Я в карауле звездными ночами
Гульнуть на всю катушку в кабаках,
Под осень дембельнувшись вместе с вами.
 
 
И как хотели к Славке в Сыктывкар
Приехать в аромат пушистых елок,
В тиши побыть и выпарить кумар,
Из душ своих, упав на верхний полог…
 
 
Простите пацаны! Простите нас!
Тех, кто остался с раненной судьбою,
Ведь до сих пор преследует Кавказ
Живущих нас, ночами страшной болью!
 

Кавказ

 
«Здравствуй, город родной,
здравствуй старый вокзал,
Вот и дома уже!» —
Ты с улыбкой сказал.
 
 
И подставил лицо
Уральским ветрам.
Две мужские слезы
Потекли по щекам.
 
 
И сдавило в груди,
где от пули рубец —
«Вот и дома уже,
Нет войны наконец»,
 
 
Но навряд ли душа
Сможет все позабыть,
Долго будет пацан
Под обстрелом ходить.
 
 
Не отпустят его
блок – посты среди гор,
Взрывы, стоны, вертушки
И чужой разговор.
 
 
Не залеченной раной
Будет сердце щемить
Ему старый Кавказ,
Где пришлось отслужить.
 
 
Скорбно в памяти встанут —
Те, кого не вернуть,
Им навечно по двадцать
И закончен их путь.
 
 
И подумал пацан —
«Вряд ли войнам конец!»
И сдавило в груди,
Где от пули рубец.
 
 
Сколько же матерей,
Сколько наших отцов,
Будут тоже вставать
По ночам среди снов?
 
 
Эта память детей
Им покоя не даст,
Они невольно пройдут
Вместе с ними Кавказ!
 

Первый бой

 
Вот к рассвету час
Скоро в бой приказ,
Кто-то молится,
В небо быстрый взгляд
Сбереги ребят
Богородица!
 
 
Всех одной судьбой
На земле чужой,
Не обученных,
Подлая война
Все к одному свела
Будто к случаю.
Ведь еще вчера —
Песни до утра,
Да с гитарою..
Молодая мать
Сединою в прядь,
Станет старою.
Мысли в тишине,
Плывут в вышине
Строчкой повести,
Как же это друг
Получилось вдруг
Не по совести…
Вот рассвета час —
Наступать приказ
Нет на них лица,
Как у всех почти
Бой по первости,
Дай Бог, свидятся!
 

«Черный тюльпан»

(старшим Братьям «Афганцам»)

 
Память в граните —
Буквой металла,
Каждая цифра
Скорбною стала.
«Черный Тюльпан» —
Честь и Отвага
И до последнего —
Верность присяге.
Списки столбцом
Пофамильно на стелах,
Братство одно —
Двух войн оголтелых.
Души сроднились
Молодых ветеранов
Одинаково ноют
Старые раны…
И память шагнула,
В Ханкалу под обстрелом,
А рядом, «Афганская вьюга» запела,
Собой ощутил ярость Герата,
И снова блок – пост,
И в запасе граната…
 
 
Старшие Братья
Наши – «Афганцы»,
Вы были примером нам
Стойко сражаться!
Дух несломимый —
Доблесть и Честь!
Ваша ПОБЕДА
В войне нашей есть!!!
 

Гвардии майору Александру Топоркову

 
Желаю здравия тебе, майор санчасти —
За жизнь, тобой подаренную мне.
Дай обниму тебя родной, какое счастье —
Нам свидеться опять, не на войне!
 
 
Все тот же взгляд твой синий, в поволоке,
Все та же проседь, порохом в виске…
Давай, майор, с тобой мы спирта хлопнем —
За тишину в нейтральной полосе.
 
 
Спасибо, Сань, тебе от всех живущих —
От наших матерей, невест, и жен…
Чего глядеть? Сань, брось! Какой вновь случай?!
Рубец давно в «наколку» превращен.
 
 
Давай по стопке… Ну сказал – не ноет,
Ну, Саня правда! Да хоть чем клянусь…
Не пьян я, Сань тебе «Звезду Героя»,
Я отвечаю, из Кремля добьюсь!!!
 
 
Какое эхо, Сань? Каких контузий..
Опять заладил  Гиппократу долг,
Ты выплыви из всех своих иллюзий,
Я говорю ты в медицине – Бог!
 
 
Сань, я в порядке… мне не надо чая…
Какие тики ночью вдоль висков…?
Ты прав… с годами чаще я встречаю,
Под утро, сном тяжелым, пацанов…
 

Вот он – снов войны клочок

 
На войне взрослеют быстро,
Молодые пацаны.
День за три, секунда – выстрел
И разорванные сны.
 
 
Два рожка, штык – нож на пояс,
Друга верного плечо —
Вот она в реали повесть,
Вот он  из войны клочок.
 
 
Щелк, щелк, щелк в «гусянку» пули,
Коцануло по щеке…
Памяти ветра раздули —
Первый бой на Ханкале.
 
 
Пред глазами пелена…
Все, кто был живые, встали…
В рукопашную? Хана!
«Чехи», вешайтесь шакалы!
 
 
Расцеловал нательный крест,
В нагрудник спрятал фотоснимок…
Мам, я приду из этих мест,
Живым и может не вредимым.
 
 
Мамуль, ты жди и я вернусь,
Скажи Отцу – о чести помню!
Ну все, пока… Перекрещусь
И штык примкнувши, строй дополню…