Текст книги "На другом берегу (сборник)"

Олег Ёлшин
На другом берегу

На другом берегу
(12 маленьких прелюдий)

Они подошли к широкой реке и долго, не отрываясь, смотрели в прозрачную чистую воду. Ее мерное течение струилось меж двумя берегами, разными и такими далекими, а за ней открывалась неведомая земля. Она притягивала, манила своей тайной, скрываясь за водной преградой. И сейчас им казалось, что никогда не войдут в эту реку и не перейдут ее. А позади лишь облака, парящие по небу, мягким покрывалом ниспадали с божественных высот, кончаясь здесь, на берегу, на белом песке. Серебряная гладь реки вновь приковала их внимание. Вода струилась меж камней и зеленью колыхающихся водорослей. Причудливые рыбы с пестрыми спинами и золотыми плавниками поднимались с глубины. Огибая гладкие валуны, они, не боясь, подплывали прямо к ногам и, словно играя, приглашали сделать шаг, на который эти двое пока только решались. Звали, маня за собой, на далекий сказочный берег. А нежный шелест волн усыплял и успокаивал.

– Пойдем? – наконец вымолвил он.

– Да, – отвечала она.

– Я там уже был. Пойдем! Я покажу тебе все!

И они устремились в ту даль, в не приснившуюся явь, где их ждали удивительные картинки настоящей не придуманной жизни.

1

Они легко шли, едва касаясь заснеженного тротуара, и им было хорошо вот так, вдвоем. Снег все падал и падал, наметая новогодние сугробы, занося улицы и машины, деревья и провода, свисающие со столбов, крыши домов и весь этот город, и весь этот мир. Снег был белым и чистым. Невинной белизной он укрывал останки вчерашнего мусора, брошенного людьми, остатки праздника и карнавала, стирал обугленные следы от взрывов петард, пряча все под мягким покрывалом. Город спал, и не было никого на одинокой улице, заставленной высокими домами и занесенной снегом. Только эти двое.

– Тебе хорошо? – спросил он ее.

– Очень. Так спокойно, тихо и совсем никого нет, – отвечала она.

– Скоро они проснутся, начнут выходить на улицы. У людей праздник, а пока они лениво досыпают в своих постелях.

– И не знают, как здесь красиво и хорошо… Вон, посмотри, собака. Такая большая!

И приблизилась к этому мохнатому чудовищу. Ему было холодно, и пес грелся на оттаявшем люке канализации, ожидая, когда же из домов начнут выходить люди, начнут открываться двери, куда можно будет ненадолго проникнуть и погреться. А, может быть, перепадет что-нибудь из еды.

– Бедный! – сказала она, – ему холодно! Хочешь, я изменю направление ветра?

– Зачем? Ветер все равно будет дуть в ту или другую сторону. Какая разница, куда?

– Ты прав… Какая разница… Он замерзнет? – спросила она.

– Может быть, но не сегодня. Скоро выйдут люди и, наверное, ему помогут.

– Наверное… Наверное помогут, – повторила она. – А может, и нет.

– Может, и нет.

– Но, тогда он замерзнет!

– Да! Но пока он греется на этом теплом люке у него все хорошо.

– Хорошо, спокойно и красиво в этом городе, – отвечала она, оглядываясь по сторонам.

– Да, пока они не проснулись, все хорошо, все как в сказке… А хочешь к морю?

– Еще минутку постою на белой улице с этой черной собакой и к морю.

А снег все падал и падал. Наметая новогодние сугробы, он укрывал пушистым, сказочным покрывалом город и улицы, машины, деревья и провода, свисающие со столбов, крыши домов, и черную собаку, превращая ее в большой белый сугроб. Та лежала на теплом люке, изредка крутила огромной мордой, стряхивая снег, и ждала людей. А они стояли, едва касаясь этого заснеженного тротуара, и им было хорошо вот так вдвоем…

2

– На море! Ты так хотела на море! Вот оно! Целый океан, и он наш!

Солнце только начинало всходить над бесконечной, водной равниной. Синее небо нависало над сонной красотой, отражая первые золотые лучи, которые стелились по самой кромке горизонта, соединяя ослепительным блеском синее небо с синим океаном, рисуя одну бесконечность на это короткое утреннее мгновение. Синий рассвет…

– Вон появились первые лодки, – заметила она. – Они выходят в океан навстречу рассвету.

– Они плывут в океан на свою раннюю рыбалку. Вот один проснулся раньше других и уже успел отойти так далеко.

– Пойдем к нему, посмотрим, как он ловит рыбу, – попросила она.

– Пойдем, – ответил он, и они устремились к лодке старика, которого то ли бессонница, то ли что-то еще забросило в такую рань далеко от берега, в эту синюю сверкающую даль.

– Видишь, он уже зацепил свою добычу и водит ее на толстой лесе, – с восторгом воскликнула она.

– Посмотри, какая сильная рыба у него на крючке, – заметил он.

– Как быстро она уводит лодку от берега, – испугалась она. – Это опасно?

– Не знаю, наверное, да. Зато, как красив этот старик в лучах восходящего солнца! Он, как бронзовая статуя.

– Как ты думаешь, он справится? – волновалась она.

– Посмотрим.

А старик уже подводит рыбу к лодке, и вот она трепещет над водой, показывая блестящее красивое тело. Снова и снова ныряет, но, ведомая железной рукой рыбака, наконец, подплывает к борту.

– Голубой марлин! – воскликнул он, – если старик справится, для него это будет редкой удачей.

– Посмотри! Рыба больше его самого…

Старик подтягивает ее и, оглушая палицей, наконец, затаскивает на борт. Лодка качнулась, и тысячи, сверкающих на солнце, капель воды разлетелись в разные стороны от удара гигантской рыбы о дно суденышка. Но старик уверенной рукой справился и с лодкой, и с гигантской рыбой, уложив ее на дно.

– Взгляни! – ликовала она, – он победил! А теперь сел перед ней на колени и любуется.

– Да, любуется.

– На колени?!

– На колени!

– Как красиво?!

– Как странно!

– Да, странно… Но почему не отпустить ее обратно в океан? Рыба еще жива – она дышит, еще шевелит огромными плавниками! – изумилась она.

– Он не может ее отпустить.

– Почему?

– Сегодня он отвезет ее в ресторан и ему заплатят хорошие деньги. Потом рыбу разделят на части, а умелый повар приготовит удивительные блюда. Разные и очень вкусные.

– Но, так он убьет ее! А пока еще не поздно! Она еще жива!

– Да, он убьет ее. Но для рыбака это большая удача – огромный голубой марлин. Он заработает свои деньги. И если будет делать это изо дня в день, дети его смогут жить совсем по-другому, и не садиться в эту лодку.

– Да, я понимаю… Понимаю… Но она еще дышит. А старик сидит перед ней и гладит рукой, как ласкают любимую женщину или ребенка. Он так любит ее!?

– Очень! Но он умеет делать только одно – ловить таких замечательных рыб.

– Неужели он сможет убить ее? – снова спросила она.

– Он давно уже это сделал…

Но пока еще оставалось мгновение жизни, и они – эти двое оставались на дне лодки, словно замершая картина представала взорам – сильный старик и его прекрасная синяя рыба, которая теперь лишь изредка шевелила гигантскими плавниками и почему-то смотрела на старика тоже с любовью. Смотрела, как будто понимая – ТАК НАДО! И на короткое мгновение, какая-то непостижимая тайна объединила этих двоих. А солнечные лучи, нежно играя с волнами, освещали бедного старика и его прекрасную рыбу на этом удивительном синем рассвете…

Но лодка становится все меньше и меньше, и, растворившись в океане, исчезает совсем. А они легко оторвались от водной равнины, и только бесконечность гнала их в неизведанные, полные смысла и света дали. И неслись они вслед за ней…

3

– Мы давно не были в горах.

– Да, в горах, – эхом отозвалась она. И гулкое эхо стелилось по заснеженным ущельям, отражаясь от ледяных отвесных скал, возвращалось назад. В этот миг казалось, что кроме них, на такой высоте никого быть не могло, никого на всей планете – только эти две точки, две души, две тени. Две фигурки, затерянные в белых снегах или облаках, такие странные и необычные, которым везде было удивительно хорошо, как совсем не бывает в жизни.

– Посмотри вниз. Что это? – вдруг заметила она.

– Это люди. Снова люди и их дела.

– Но что они делают на такой высоте?

– Они летают.

– Летают? – не поверила она, – пойдем, посмотрим?

– Пойдем… Они построили трамплин и с него летают, – пояснил он.

– А зачем людям летать?

– Тебе же нравится летать, им тоже.

– Но я могу лететь куда захочу, а они только вниз.

– И все же.

– Вот он поднимается на высоту, потом катится на лыжах и падает вниз! – ужаснулась она.

– Нет, летит вниз, – возразил он.

– Но он может разбиться!

– Может. И он знает об этом.

– Но, все равно летит? Тогда, почему он просто не покончит с собой там внизу? Зачем строить эту сложную конструкцию, потом подниматься, падать с нее и, наконец, сворачивать шею?

– Там, внизу, у него не будет шанса, а здесь есть. Может, и не разобьется.

Она ненадолго задумалась, потом спросила:

– Ему так плохо?

– Нет, но хорошо ему только тогда, когда он летит. И пока он летит – ему хорошо.

– А, если бы он был уверен, что ничем не рискует, что может летать, как мы, он стал бы это делать?

– Наверное, нет. ЭТОТ нет, но нашел бы себе что-то другое.

Она уже не слышала его и неотрывно следила за крошечной черной точкой на далеком трамплине:

– Вот он оторвался, и уже не касается спуска. Только ветер в лицо и земля далеко под ногами. Какой бешеный, сумасшедший восторг сияет в его глазах, как будто вся жизнь помещается в этом коротком полете… Ты видишь порыв ветра из-за той горы? Он скоро настигнет, он швырнет его на землю. Хочешь, я задержу его, и человек не упадет? Он долетит! Он останется жить!

– Какой смысл? Значит, человек разобьется в другой раз, где-нибудь на другой горе, – заметил он.

– Я не понимаю, зачем все это? Через час он окажется в больнице, у него будет переломан позвоночник, у него никогда не будет семьи, не родятся дети. Он не сможет ничего сделать, создать! Зачем он пришел в этот мир, зачем явился сюда?

– Он будет до глубокой старости сидеть в инвалидной коляске и вспоминать, как он летал.

– Летал!… И это все?

– Все! Но, наверное, это немало…

Часы превращались в дни, дни сменяли недели. Где-то на далеком-далеком востоке сейчас вставало солнце, а на западном побережье было совсем темно, и тогда они устремились наперекор этому движению, чтобы укротить ночь и увидеть все на свете. На этом чудесном свете…

4

– Ты обещал показать мне любовь. Что это, и какая она у людей?

– О-о-о! Это великая сказка, неуловимая, но столь желанная мечта каждого, кто является и живет на этом свете. Это то, ради чего они приходят сюда.

– Но где она? Покажи мне ее! – она трепетала всем своим существом от предчувствия или смутного воспоминания. И он, поддавшись ее настроению, волновался тоже.

– Любовь – она везде, она в каждом из этих людей, но ее не так просто увидеть и найти, – отвечал он.

– Вот эти двое. Они сидят в красивом зале, пьют дорогое старое вино. Им приносят замечательные блюда. Они так красивы. Какой неземной аромат ее духов. Наверное, от запаха и вина у этого красивого мужчины голова идет кругом. На ней восхитительное платье и прическа. Как замечательно – быть женщиной, красивой и молодой. И когда тебя так любят! – с восторгом воскликнула она.

– Мужчина достает из кармана подарок, и дорогое, изумительное колье обвивает ее тонкую шею. Она в восторге! – заметил он.

– И говорят они о любви. Может быть, это и есть – та самая любовь?

– Может быть. Но вечером, придя, домой, этот красивый мужчина из другого кармана достанет дорогое украшение и подарит его уже своей жене, и будет говорить такие же слова. А на самом деле, он не любит ни ту женщину и ни другую, лишь самого себя. Но это уже совсем другое…

– А эта девушка, которая так любит в постели своего мужчину. Она ничего не говорит, но делает это?

– Они просто занимаются любовью. А потом он заплатит ей деньги.

– Как можно “заниматься” любовью и не любить?

– Они так это называют. Только, это тоже не совсем то.

– Тогда, где она – эта любовь? И есть ли она вообще?… Может быть, эти? У него никого больше нет и у нее тоже. Они вдвоем, и ничто не мешает им быть вместе. Он говорит те же слова любви, а она отвечает ему, и делают они все, что хотят.

– Этот мужчина слишком стар для любви и для нее. А девушка никогда не родит ему детей. Она не любит, лишь уступает. Он богат, а она красива и юна. Это тоже совсем другое. Брачный договор – так они называют. Брак, но не любовь. Уж лучше платить за это, чем называть любовью.

– Значит, мы ее не нашли? – и она вздохнула, словно потеряла что-то дорогое.

– А посмотри на этих, – воскликнул он.

– ЭТИ совсем еще дети! – отмахнулась она. – И не могут знать о НЕЙ ничего.

– Зато, как они держат друг дружку за руки. Если они вырастут и смогут так же идти по этой тропинке, держась друг за друга, и просто смотреть в глаза. Может быть, это и есть любовь?

– Может быть! – задумалась она, и снова повторила: – Может быть. Но почему взрослые так не умеют? Это так просто!

– Взрослые про нее слишком много знают… или не знают совсем ничего, а просто боятся. Но мы еще найдем эту любовь. Она есть – я знаю это точно…

И снова полет, и скорость, и ветер в лицо! Иногда не хочется спускаться на землю, но порой так интересно заглянуть в тот мир, зайти в незнакомый дом, подсмотреть что-то еще – новое и необычное. А значит снова падение и приземление, и новая сказка…

5

– Смотри, как тут весело! Какие все смешные. Машут руками, кричат. Они напоминают зверушек.

Она удобно устроилась под самым потолком огромного зала, и теперь наблюдала за странным скоплением людей.

– Это потому, что здесь происходит очень взрослая игра.

– Даже взрослее, чем там, на трамплине?

– На трамплине детские шалости по-сравнению с этим.

– Что же они делают? Вот этот, похожий на фазана, который громко кричит и машет крыльями, или тот, напоминающий осла, который все время кивает головой и раздувает щеки.

– Играют. Они делают ставки. Это биржа. Покупают дешевле – потом продают дороже. Во всяком случае, так им кажется. Это не всегда получается, но они очень стараются, поэтому так похожи на своих родственных зверят. Хотя, этот ослик, который думает, что сейчас ему все удается, просто осел, потому что скоро все проиграет и начнет кричать, как тот фазан и размахивать руками.

– Что за рисунки на стене?

– Это графики. Они отражают цену товара или значимость какой-нибудь фирмы. Только все не совсем так. Стоит какому-нибудь человеку на другом конце планеты, далеко за океаном сказать в новостях что-то плохое, и эта линия поползет вниз или наоборот. Только щеки у этого человека должны быть толще, чем у того осла. И его все должны знать.

– Как интересно! А если мы этому человеку с толстыми щеками подскажем, что нужно говорить, и он сделает это, получится обман?

– Конечно! Ты поняла правила игры. Обычно так и происходит.

– Но, ведь это не имеет никакого отношения к реальной действительности?

– Ты схватываешь на лету!

– То есть, просто обман? – удивилась она.

– Это игра, – терпеливо объяснял он, – а если все будет по-честному, теряется смысл.

– Тогда, в чем идея?

– В том, чтобы эти фазаны верили во все, что им говорят, как ослы. И только несколько посвященных – единицы, знающие истину, смогут выигрывать.

– Ты меня путаешь. Любой обман в результате вскрывается. Не может быть столько ослов.

– Да. Но случится это нескоро, и тогда мистер “толстые щеки” извинится задним числом.

– И все?

– Конечно. Они так играют. А за это время благодаря неожиданной информации немногие посвященные выиграют, а миллионы проиграют.

– Поэтому здесь нет ни единого окна и такой искусственный свет?

– О да! Декорации должны быть правдивы, но абсолютно далеки от действительности. А живой яркий лучик солнечного света может заставить кого-то задуматься – не ОСЕЛ ли он?

– И все верят?

– Большинство! А чем больше это стадо, тем легче им управлять. Когда человек наедине с собой, он способен задуматься о чем-то еще, но когда все вместе, они лишь смотрят друг на друга и повторяют движения.

– Может быть, им так легче защищаться, когда они вместе? Это инстинкт самосохранения?

– Пожалуй, такую толпу не заведешь в газовую камеру, но окружить их, идущих с лозунгами и песнями, колючей проволокой, очень легко… Не расстраивайся, эти, которые толпятся здесь, хотя бы не стреляют друг в друга. Разве что иногда в самих себя.

– Они что-нибудь еще делают?

– Эти нет.

– А если кому-то все же удается выиграть, что тогда?

– Снова приходят сюда, чтобы проиграть. Эта игра не имеет конца.

– Они не хотят что-нибудь сделать? Ну… Посадить пальму, построить дом, полететь на Луну?

– Нет, за них это сделают другие.

– Теперь я поняла, почему здесь все так похожи на зверушек. Они ими почти стали… Так смешно…

И много-много хронометров на белоснежной лысой стене показывали свое время, каждые – строго свой час. Они разделили мир на пояса. Но почему не взять в руку кисточку и не раскрасить эти полоски круглой планеты в веселые цвета? Получилось бы очень красиво…

6

– А хочешь, я приглашу тебя в театр?

– Театр? Что это?

– Тебе понравится.

– Тоже игра?

– Самая высокая игра, на которую только способен человек.

– Ах, как красивы эти люди в необычных нарядах на сцене…

– …среди бархатных кресел и лож зрительного зала под удивительными люстрами, откуда с высоты потолка спускаются водопады хрусталя и света. Света, который сейчас погаснет, и начнется таинство.

– Зачем его гасят? – спросила она.

– Чтобы люди в зрительном зале не стеснялись своих слез.

– Вот в центре появился статный высокий старик. Он за сценой едва ходил, а теперь, словно скала на каменных ногах, ведет остальных за собою, и все смотрят только на него и слушают его мощный голос.

– Это великий актер. Но все это лишь игра, и пьеса придумана.

– Тогда почему люди плачут и верят этому старику?

– Потому что он гений.

– Гений обмана?

– Гений великого обмана. И люди, глядя на него, узнают в этой придуманной истории свою не придуманную жизнь и самих себя.

– Поэтому смеются и плачут?

– И поэтому их душа очищается, а после спектакля они уйдут в свой мир немножко добрее и лучше.

– Но, тогда, может быть, это не обман, а сама правда?

– Это и есть правда и сама жизнь.

– Вот зрители встали, они прощаются с актерами, аплодируют. А великий старик словно желает спрятаться за спины других и поскорее уйти со сцены. Почему?

– Он не любит славы и все, что хотел сказать сегодня – уже сказал.

– А теперь торопится домой?

– У него нет дома.

– Почему?

– Потому что всю свою жизнь он служил сцене.

– Вот почему все разошлись, а он никак не уйдет отсюда! Но, где же его семья?

– У него нет ни семьи, ни дома.

– Но почему?

– Потому что всю свою жизнь он служил сцене.

– Он беден?

– Он не может даже позволить себе умереть.

– Почему?

– Потому что за долгую жизнь он не заработал ни на гроб, ни на клочок земли на погосте.

– Подожди. А как же те актеры, которые в дорогих нарядах и шубах садились после спектакля в свои красивые машины, и ехали в свои уютные дома? Они что, лучше его?

– Нет, совсем не лучше, но пока они зарабатывали свои деньги, он служил сцене.

– Поэтому он так беден?

– Беден?… Он богаче их всех!…

– Ты не устала?

Они снова мчались в безумном полете, и огоньки большого города становились меньше, а звезды ближе и ярче.

– Мы не умеем уставать. Ты забыл?

– Нет, не забыл, просто хотелось сказать или сделать что-то приятное.

– Спасибо, ты очень внимателен, тебе это удалось. Но снова вперед! Хочу без перерыва, без остановки, только вперед. Вперед – навстречу рассвету…

7

Солнце заливало знойными полуденными лучами зеленую долину, склоны гор, и весь этот мир, на холмах которого трудились люди. Наверное, когда-то в древности так строили пирамиды, перекатывая вручную тяжелые глыбы на непомерную высоту.

– Теперь они летают в космос, создают сложные машины! Почему же эти так отстали от тех, других, которые живут рядом? – не переставала удивляться она.

– Посмотри, они, как муравьи, ползают по склонам, – заметил он. – И каждый тащит драгоценную ношу свою.

– Что они делают? – спросила она.

– Я нарочно привел тебя сюда. Они собирают виноград и делают это так, как когда-то давно – и двести, и триста, и пятьсот лет назад. Потом из винограда они приготовят вино.

– Вот они наполняют тяжелые корзины сочными гроздьями, тащат их на тележках, впрягаясь в них, и везут в какой-то дом, – перебила она.

– Смотри, что будет потом!

– Раздеваются и в огромной чаше начинают давить их ногами!

– Дальше… смотри, что они делают дальше!

– Поют! Они поют и топчут эту виноградную кашу, а их пение совсем не хуже, чем на сцене в театре. Но зачем они делают это ногами? Почему нельзя поставить чудо-машину и нажать на кнопку?

– Вино не получится! – ответил он. – Я пробовал. Не получится.

– Хорошо, но зачем петь эти песни? Они уже пьяны от этого вина?

– Нет. Вино будет готово не скоро.

– Тогда зачем эти песни?

– Детям тоже поют колыбельные. Здесь так же. Иначе вино не созреет. Оно, как ребенок, капризное, и даже в разных бутылках будет разного вкуса. А ребенка не воспитать без колыбельной…

– А когда будет готово это вино?

– Это? И через тридцать, и через сорок лет.

– Но многие из этих людей не доживут до того дня. Зачем столько стараний и сил?

– Вино выпьют их дети и внуки. Будут на свадьбах и праздниках вспоминать о своих отцах.

– Как это хорошо! Жалко, только, что им сегодня его не достанется.

– А эти выпьют вино, которое сделали их отцы.

– И так будет всегда?

– Всегда! Пока эти люди будут петь песни свои – так будет всегда!