Текст книги "Маленькие комедии"

СЕРЕБРЯКОВА. Понятно. Тебе это не нравится.

СЕРЕБРЯКОВ. Дело не в этом. Ты мне нравишься, даже будучи пампушкой. Но ты потолстела на двадцать кг.

СЕРЕБРЯКОВА. На восемнадцать.

СЕРЕБРЯКОВ. Хорошо, на восемнадцать. Стала мало двигаться, сидела за компьютером. А болезни? Ты ведь стала то и дело по врачам ходить. Это из-за малоподвижного образа жизни, из-за злоупотребления едой. А ведь ты была такая умница. Нет, ты и сейчас известный человек в шахматном мире.

СЕРЕБРЯКОВА. Не знала.

СЕРЕБРЯКОВ. Потому что забросила шахматы, так ведь, Алексей Борисович?

БЕЛЯЕВ. Пожалуй, так. Но я скажу больше, Елена Аркадьевна. Вы… впрочем, не пора ли объяснить, как она оказалась в подвале.

СЕРЕБРЯКОВА. Да, как? Объясните, пожалуйста.

БЕЛЯЕВ. Как-то мы встретились с вами и вашим мужем на вечеринке. Вы меня не запомнили, там было много народу. А я про вас многое узнал.

СЕРЕБРЯКОВА. Интересно, что же?

БЕЛЯЕВ. Самое главное: я за вами следил, когда вы ещё были молодой девушкой. Вы же с детства отличались способностью к игре в шахматы, были неоднократно победителем на чемпионатах среди юниоров.

СЕРЕБРЯКОВА. Да, было такое.

БЕЛЯЕВ. Я показывал ваши шахматные партии большим шахматистам, и все в один голос говорили, что вас отличает не просто талант, а… ну, не хочу произносить этого слова, но вы могли бы быть на уровне гениальности. Ваши ходы были совершенно оригинальны, непредсказуемы, я бы даже сказал парадоксальны. И вдруг – вы забросили шахматы. Очень напоминает ребёнка-вундеркинда, который вырастая, вдруг перестает им быть, и порою становится самым обычным человеком. Но вы – необычный. Вы иногда в журналах решали шахматные задачи, и благодаря вашему супругу, который мне их показывал, я эти ваши решения изучал. Решали вы эти задачи шутя. Вот что меня поразило, и я понял, что вас надо вытаскивать из вашего болота. А тут вы ещё и растолстели…

Серебрякова замахивается на него апельсином.

Извините, поправились. И мы с вашим мужем подумали, чем помочь вам и нам. Вам – похудеть, перестать болеть, а нам… Вы понимаете. Видите, как влюблённо смотрит на вас муж. Что говорить про мужа: я в вас за это время, что держал в подвале, я в вас влюбился. А интеллект. Как быстро вы восстановили способности к игре. Мы чуть ли не по семь часов играли каждый день.

СЕРЕБРЯКОВА. Неужели? А я как-то…

БЕЛЯЕВ. Ну, вы же о другом думали, о свободе. А я о наших тренировках.

СЕРЕБРЯКОВА. А голодом зачем меня морили?

БЕЛЯЕВ. Ну, овсянка, кефир – это супердиета. Посмотрите, как вы сбросили вес. По-другому вас бы не заставили.

СЕРЕБРЯКОВ. Нет, по-другому бы не получилось. Сколько я тебя уговаривал в бассейн, на тренажёры, пешие прогулки за город, как раньше. Ты только ела и сидела за этим проклятым компьютером. И у телевизора.

БЕЛЯЕВ. Да, это был грех ваш: зарывать потрясающий талант в землю. Муж ваш и я – мы придумали такой план. И думаем, он нам удался. Если, конечно, вы не будете на нас долго злиться.

СЕРЕБРЯКОВА. Буду.

БЕЛЯЕВ. Ладно, злитесь. Но посмотрите ещё раз на себя в зеркало, Елена Аркадьевна. Вы помолодели лет на двадцать, к вам вернулась ваша красота, вы в этом платье, как двадцатилетняя девушка. С вами опасно в ресторан идти. Вы будете нарасхват.

СЕРЕБРЯКОВА. Пойте, пойте. Что, правда, вам нравилось со мной играть?

БЕЛЯЕВ. Да не то слово – нравилось. Я не мог дождаться того часа, когда мы с вами расставляли фигуры. Но главное, что я выдвинул вашу кандидатуру на женский чемпионат по шахматам в Монако. Её сейчас рассматривает шахматная комиссия. Он будет через пару месяцев. Вы согласны? Да или нет? Надеюсь, вы меня не огорчите? Ведь да?

СЕРЕБРЯКОВА. Давайте я дам вам ответ после того, как сытно поужинаю в ресторане.

СЕРЕБРЯКОВ. Дорогая, только не начинай толстеть. А то нам придётся придумывать с Алексеем Борисовичем новое похищение.

Горячий, горячий, слишком горячий

Действующие лица:

Ершов Александр

Ершова Людмила, жена Ершова Александра

Фёдор Милашкин, друг Ершова и его напарник по работе

Цыганка

Сцена первая:

Квартира Ершовых. В центре комнаты висит боксёрская груша, которую молотит Ершов. Ершова, молодая симпатичная женщина укладывает вещи в сумку. Входит Фёдор Милашкин.

ФЁДОР. Готов. Можно ехать.

ЕРШОВ (оставив грушу). Собрала?

ЕРШОВА. Собрала.

ЕРШОВ. Ладно. Поехали. Ну, ты это… Люся, ты знаешь.

ЕРШОВА. Что знаю?

ЕРШОВ. Не притворяйся. Смотри у меня. Если что… ты меня знаешь.

ЕРШОВА. Да что ты заладил: «Если что, если что…». Что за глупая ревность? Я хоть раз повод тебе подала? Фёдор, скажи ему.

ФЁДОР. Да сто раз говорил.

ЕРШОВ. Что ты говорил? Это я говорю: «Нынешним бабам доверять, что дикому коту доверить голубя».

ФЁДОР. Брось, Ёршик, твоя – не такая. Она у тебя ангел.

ЕРШОВА. Ну, слышал, что люди говорят?

ЕРШОВ. Люди разное говорят. Говорят, что в Москве кур доят.

ФЁДОР. Ну, бывает…

ЕРШОВ. Чего бывает? Бывает и корова летает. Ты мне зубы не заговаривай.

ФЁДОР. А я тебе говорю – ангел и вообще…

ЕРШОВ. Что вообще?

ФЁДОР. Ну, вообще.

ЕРШОВ (начиная кипятиться). Нет, ты уточни. Что вообще? Мне не нравится это твоё «вообще», когда дело касается Люськи.

ЕРШОВА. Какой-то ненормальный ревнивец.

ЕРШОВ. Да? Ненормальный? А помнишь, я прихожу домой после смены, а у тебя мужик сидит, чай пьёт?

ЕРШОВА. Да какой мужик? Что ты выдумываешь?

ЕРШОВ. Не выдумываю; мужик, которого ты с улицы привела и чаем поила. С мёдом и бубликами. Мёд то, между прочим, дорогой, с пасеки Архипа, того самого, от которого жена удрала к любовнику. Архип то потом чуть не повесился от горя. Вот какие вы, нынешние жёны!

ЕРШОВА. Слушай, Ёршик, что ты заладил: мужик, мужик. Да никого я не приводила. А тому старичку 75 лет было.

ЕРШОВ. Вот. Был ведь мужик? С улицы…

ЕРШОВА. Дедушка. И что значит, с улицы? Ему плохо стало. Возле нашей парадной. Я ему помогла.

ЕРШОВ. Но ведь был мужик. Ну и что, что 75. И в 75 бывают такие, что молодым фору дадут. Вон Чарли Чаплин у своего сына увёл 17 летнюю невесту и кучу детей с ней наделал. А наш Олег Табаков: в 70 лет дочку забабахал, а жена то его – твоя ровесница. Да мало ли таких умельцев. Старый конь борозды не испортит.

ЕРШОВА (насмешливо). Но и глубоко не вспашет.

ЕРШОВ (вскипев). Нет, ты мне это брось, Люська. Никаких мужиков. Если плохо – скорую вызывайте. Ну, ты поняла. А тот мужик, который у тебя тут на кухне был, когда я на день раньше вернулся… а?

ЕРШОВА. Так это же сантехник был.

ЕРШОВ. Знаем мы этих сантехников. Зачем вызывала? Говорил же: сам починю.

ЕРШОВА. Да. Дождёшься. Ждала бабка, когда опять девкой станет. Ты мне стул обещал починить, два года на балконе валяется. Мы чуть соседей не залили. Пришлось бы ещё за ремонт платить. Так что нечего попусту заводится. Тоже мне, Ярил – сам себя взъярил.

ЕРШОВ. Да, я ревную, потому что люблю.

ЕРШОВА. Уж больно ты горячий, правда, Федя?

ФЁДОР. Горячий, очень горячий. Ума бы ещё маленько.

ЕРШОВ. Но ты, Федька, поговори у меня. Тоже мне, напарник. Снеси яйцо, а потом кудахтай. (В сердцах бьёт грушу). Поехали. Ох, не люблю я тебя оставлять одну. Сердце всегда не на месте.

ЕРШОВА. Ну и глупо. Был бы повод.

ФЁДОР. То, что она у тебя красотка – это точно. Ох, мечта голубоглазая.

ЕРШОВ. Ладно, поехали, мечтатель.

Берёт сумку, целует жену, грозит ей кулаком. Покидают квартиру.

Сцена вторая.

В кафе. Ершов и Фёдор за столиком едят.

ФЁДОР. Да чего ты такой хмурый сегодня? Что на тебя нашло?

ЕРШОВ. А чёрт его знает. Вот сердце у меня не на месте.

ФЁДОР. Почему не на месте? Сам себя травишь. Люсеньку, такую хорошую, сердишь.

ЕРШОВ. Да вот, как мы с тобой гоним этот рефрижератор проклятый, так у меня душа ноет.

ФЁДОР. Чего ноет? Не на месяц, не на год уезжаем. Вот она, Финляндия, рядом. Через три дня опять дома будешь.

ЕРШОВ. Да? А эти три дня?

ФЁДОР. Опять он за своё. Смотрел этого, ну, в театре, как его, Мольер, кажется. Я недавно видел. Про тебя спектакль.

ЕРШОВ. Что ты врёшь. Про меня?

ФЁДОР. Ну да, «Мнимый рогоносец», кажется, называется. Очень смешной спектакль. Мольер его так размольерил.

ЕРШОВ. Кого?

ФЁДОР. Да этого рогоносца.

ЕРШОВ. А я здесь при чём?

ФЁДОР. А он как ты, мнил, что он рогоносец, а на самом деле им вовсе не был. Ну, как с твоей Люсей.

ЕРШОВ. Слушай, ты Люську сюда не мешай. Я тебе про Фому, а ты мне про Ерёму.

ФЁДОР. Чего ты всё злишься?

ЕРШОВ. Да ты масла в огонь подливаешь. Я и так боюсь, что она уже с мужиком.

ФЁДОР. Да ты чего? Мы и двух часов не проехали.

ЕРШОВ. Ты баб не знаешь.

ФЁДОР. Да на кой ей какой-то, когда у неё есть ты?

ЕРШОВ. Вот и видно, дурень, что ты баб не знаешь. Они такие. Кидаются тебе на грудь, а сами, пока ты их обнимаешь, через твоё плечо зырк-зырк глазами, кого бы ещё высмотреть.

ФЁДОР. Да что же им одного мужика, что ли, мало?

ЕРШОВ. А то? Из чего, ты думаешь, я так колочусь? Видел, сколько возле одного цветка шмелей роится? Вот так и баба. Нет, чую я, сегодня это добром не кончится. Что-то мне говорит, что Люська задумала что-то.

Швыряет вилку, бьёт кулаком по столу.

ФЁДОР. Ёрш, дай-ка, я сейчас за руль сяду. Ты весь кипятком брызгаешь. Ещё врежемся куда-нибудь.

ЕРШОВ. Помолчи.

ФЁДОР. Зря ты так горячишься. У тебя жёнка классная. Все наши тебе завидуют.

ЕРШОВ. Наши? А они откуда знают?

ФЁДОР. Во даёт. Сам же в гараже рассказываешь. Как приходишь, как она тебя встречает, на грудь тебе кидается. Ох, хорошо.

ЕРШОВ. Что хорошо?!

ФЁДОР. Ну, это, на грудь кидается и вообще…

ЕРШОВ. Да, блин, что такое это вообще?

ФЁДОР. Я иногда представляю: прихожу с мороза голодный, скукоженный, стучу зубами и вдруг в постель… к такой красатуле, как твоя жена.

ЕРШОВ. Фёдор! Я тебе сейчас врежу!

ФЁДОР. Да я ведь только так, мечтаю.

ЕРШОВ. Мечтай про какую-нибудь другую!

ФЁДОР. Не понимаю, что с тобой сегодня? Злой, как голодный ворон. Так и кажется, что сейчас глаз выклюешь. Сижу себе, никого не трогаю, мечтаю и вообще.

ЕРШОВ. Слушай, Федя, не нравится мне это твоё вообще.

ФЁДОР. Ну, как хочешь. Компот будешь?

ЕРШОВ. Не буду.

ФЁДОР. Можно я допью?

ЕРШОВ. Пей. И запомни: я скорее к чукчам оленем работать наймусь, чем твою белобрысую башку на своей подушке увижу.

ФЁДОР. А вот про чукчей ты зря. Зря, Ёршик. И все эти анекдоты про чукчей – это глупость. Очень, между прочим, симпатичный народец. Хар-роший!

ЕРШОВ. Да? И чем же он хороший?

ФЁДОР. А добротой своей. Очень добрый народ. Между прочим, жён своих предлагают, не то, что некоторые.

ЕРШОВ. Во как! Очередной анекдот?

ФЁДОР. Какой анекдот? Вот почитай.

Фёдор вытаскивает из-за пазухи газету, завёрнутую в полиэтилен. Разворачивает.

Читай, если не веришь. Вот, в Чукляндии случай был, в посёлке нашли не то обмороженного, не то замороженного путешественника. Врачи бессильны были вернуть его к жизни, и тогда местные жители прибегли к старинному испытанному средству: двое чукчей предложили своих жён, те легли по обеим сторонам замороженного и не только отогрели его своими обнажёнными телами, но и подарили через девять месяцев мужьям по очаровательному белолицему малышу. И мужья были на седьмом небе от радости. Понял?

Показав статью, бережно сворачивает газету, засовывает её за пазуху.

ЕРШОВ. Понял, Только я тебе не чукча. Ладно. Пустые речи и слушать неча.

ФЁДОР. Слушай, Ёршик, откуда ты этого всего понахватался?

ЕРШОВ. Чего этого?

ФЁДОР. Ну вот этого: у тебя, что ни слово, то поговорка, а два – пословица.

ЕРШОВ. Бабуля у меня была говорунья, веселушка, сыпала пословицами, как горохом: «Ешь, пока живот свеж; завянет – ни на что не взглянет», «Жили деды, не знали беды, пришли внуки – поприяли муки», «Сел в лужу, несмотря на стужу». Да что она?! А вот дед её – она рассказывала – вот кто был мастер, словесный виртуоз, такие кренделя выделывал, что народ только рот разевал. Литераторы приходили к нему учиться.

ФЁДОР. Учёный, что ли, был?

ЕРШОВ. Да какой учёный?! Краснодеревщик, из простого народа, как мы с тобой.

В кафе входит цыганка. Оценив обстановку, подходит к двум прилично одетым водителям и усаживается рядом.

ЦЫГАНКА. Молодой красивый, давай погадаю.

ЕРШОВ. Спасибо, не надо.

ЦЫГАНКА. Красивый влюблённый, зачем рукой машешь? Погадаю, всю правду скажу.

ЕРШОВ. Хорошо поёшь, а перестанешь – лучше станешь.

ЦЫГАНКА. По глазам вижу: мучаешься. Неспокойно на душе. Жену-красавицу дома оставил, далеко едешь, сердце болит, тоска душит.

ЕРШОВ (удивлённо). Откуда ты знаешь?

ЦЫГАНКА. Давай руку, дальнобойщик. Сюда положи деньги, не скупись. Лучше меня никто не гадает.

Ершов протягивает ей купюру. Мельком гадалка взглянула на купюру и та исчезает у неё в кармане юбки.

ЦЫГАНКА. Мало, ещё давай.

ЕРШОВ. Обойдёшься!

ЦЫГАНКА. Зачем грубишь? Я тебе не экстрасенс. Они все жулики. Я – честная женщина. Только правду.

ЕРШОВ. Хорошо. Вот ещё сто.

Ещё одна купюра исчезает в кармане цыганки. Она внимательно разглядывает ладонь Ёршика. Качает неодобрительно головой.

ЦЫГАНКА. Вижу, очень расстроен. Очень. Есть причина. Правильно расстроен. Золотой красивый, зачем жену бросаешь? Ай, Ерёма, сидел бы ты дома! Разве красивую женщину одну оставляют? Ай, дальнобойщик?

ЕРШОВ. А что?

ЦЫГАНКА. Деньги большие будут, а с женой большие проблемы будут.

ЕРШОВ. А что, что? Какие такие проблемы? Говори, что?

ЦЫГАНКА. Третьим будешь, вот что.

ЕРШОВ. Кто третьим будет?

ЦЫГАНКА. Ты будешь, дорогой.

ЕРШОВ. Где третьим буду?

ЦЫГАНКА. В постели жены своей красавицы.

ЕРШОВ. Третьим?!

ЦЫГАНКА. Да. Третьим.

ЕРШОВ. Я?!!

ЦЫГАНКА. Ну не я же, жемчужный мой.

ЕРШОВ. А кто будет вторым?

ЦЫГАНКА. Вторым не знаю, но вижу: ты – третьим.

ЕРШОВ. Когда?

ЦЫГАНКА. Скоро. Сегодня. Нельзя оставлять надолго красавиц.

Схватив цыганку за руки, Ёршик с такой силой её трясёт, что, забренчав, её монисто посыпались на пол.

ЕРШОВ. Кто второй? Кто второй? Отвечай, проклятая баба!

ЦЫГАНКА. Ай, бешеный! Отпусти. Отпусти, говорю.

ЕРШОВ. Кто второй?

ЦЫГАНКА. Откуда я знаю, кто у неё там сейчас. Знаю, что он есть или вот-вот появится. Ай, какой ты сердитый, дорогой. Зачем такой горячий, прямо, как цыган. Мой муж цыган не был такой горячий, как ты. У тебя, случайно, в роду цыган не было?

ЕРШОВ. Не было у меня никаких цыган. Давай карты бросим. Они скажут. Бросай!

ЦЫГАНКА. Деньги надо, бриллиантовый. Без денег карты молчат.

ЕРШОВ. На. Гадай.

Приняв ещё купюру и поправив съехавшие на бок юбки, цыганка достала карты и, перетасовав, бросила их на стол. Карты замелькали в воздухе.

ЦЫГАНКА. Вот! (Она ткнула пальцем в одну из карт). Вот он. Король бубновый!

ЕРШОВ. Может, это я?

ЦЫГАНКА. Ты – чёрный. Брюнет. Ты валет трефовый. А он – блондин.

ЕРШОВ. Блондин? Да ещё король?

ЦЫГАНКА. Да.

ЕРШОВ. А я валет? Ну ладно! Поехали, Фёдор.

Отшвырнув ногой стул, он бросился к выходу. Фёдор последовал за ним.

Сцена третья

Квартира Ершовых. Люся прибирается в комнате. Звонок в дверь. Идёт открывать. Возвращается с Ершовым.

ЕРШОВА. Что случилось? Почему ты?..

Ершов бросается обшаривать шкафы, лезет под кровать, открывает даже тумбочки, бросается на балкон, потыкал шваброй антресоли.

ЕРШОВА. Что ты ищешь? Ты можешь сказать?

ЕРШОВ. Где он?

ЕРШОВА. Кто?

ЕРШОВ. Блондин.

ЕРШОВА. Какой блондин? Ёршик, ты какой-то сумасшедший. Я думаю, нам пора расстаться, если ты мне так не доверяешь, что даже поездку сорвал.

ЕРШОВ. Но мне сказали, что у тебя блондин.

ЕРШОВА. Кто? Кто сказал?

ЕРШОВ. Не важно. Короче, его нет?

ЕРШОВА. Никого нет.

Он подходит к груше и с силой её молотит.

ЕРШОВ. Фу… Вот дурак-то. Вот дурак. Я ведь с полдороги повернул обратно. Проклятая цыганка! Чтоб тебе пусто было. Нагадала мне, что с тобой блондин. И я – обратно. Федька попытался помешать, но не вышло.

ЕРШОВА. А где он?

ЕРШОВ. Кто?

ЕРШОВА. Федя.

ЕРШОВ. Да в этом, как его. Ёлки-палки! Я же его в этот, в рефрижератор засунул.

ЕРШОВА. Федю?!

ЕРШОВ. Ну да. Не мог же я друга ударить, я бы его прибил. А он мне мешал разворачиваться. Чуть не подрались, вот я его и того, охладиться маленько.

ЕРШОВА. Так сейчас он где?

ЕРШОВ. Ну, там… охлаждается.

ЕРШОВА. В рефрижераторе?!

ЕРШОВ. О, чёрт! Совсем про него забыл. Я сейчас.

Убегает. Через несколько минут возвращается, таща на себе сильно промёрзшее тело.

ЕРШОВА. Бог мой! Что с ним?

ЕРШОВ. Спирт, быстро! Скорей же!

Пытается оттереть Фёдора спиртом. Результат нулевой. Тот заморожен.

ЕРШОВА. Господи, он умрёт!

ЕРШОВ. Не умрёт! Не позволим! Раздевайся!

ЕРШОВА. Что-о?!

ЕРШОВ. Раздевайся, говорю! Снимай всё с себя. И в постель живо! К нему!

ЕРШОВА. Ты с ума сошёл, Ёршик!

ЕРШОВ. Это средство чукчей. Лучшее средство от обморожения. Будешь греть его голым телом. Он оживёт, вот увидишь. Я их знаю, этих обмороженных.

ЕРШОВА. Не понимаю: сам ревновал… А теперь…

ЕРШОВ. Да пойми ты: это я его заморозил. Я. Я и должен его любыми способами… Он ведь мой самый лучший друг: крови не одной – а душой родной. Пока ты рассуждаешь, он умирает. Оживляй его скорей.

ЕРШОВА. Ага. А потом ты меня убьёшь.

ЕРШОВ. Да не убью, не убью. Это ж я так, от гнева.

ЕРШОВА. Не верю. Пиши расписку.

ЕРШОВ. Что?

ЕРШОВА. Пиши расписку, что пальцем меня не тронешь и никогда корить меня не будешь. Вот лист, ручка. Пиши.

Ершов царапает на листе.

ЕРШОВА. Подпись.

ЕРШОВ. Я подписал.

ЕРШОВА. Неразборчиво. Подпись и дату.

Ершов ставит подпись, дату.

ЕРШОВ. Давай быстрей, а то он дышать перестанет.

ЕРШОВА. Закрой дверь и не лезь к нам.

ЕРШОВ. Хорошо, хорошо.

Дверь закрывается. Ершов стремительно шагает по комнате, периодически подходя к груше, и бьёт её, словно видя в ней ненавистного врага. Наконец, дверь открывается, выходят Люся и улыбающийся блаженно Фёдор. Он в халате Ершова.

ЕРШОВ. Слава Богу, живой!

ФЁДОР. Да. Тепло. Согрела. Как она меня согрела! Жизнь отдать не жалко. Я всегда мечтал: прийти с мороза голодным, замёрзшим и в постель… к такой женщине. Ну и вообще…

ЕРШОВ. Знаешь, Фёдор, достал ты меня этим своим «вообще».

Бьёт хуком приятеля в челюсть. Тот замертво падает на пол. Ершов поворачивается к жене. Она показывает ему лист с распиской. Он сжимает кулаки, но понимает, что не прав. Сдерживается, вымещая свою злость на груше.

ЕРШОВА. За что ты его?

ЕРШОВ. Так, вообще. У-у, блондин проклятый. Король, твою мать, бубновый. Вставай, слышишь?

ЕРШОВА. По-моему, не слышит. Как ты ему врезал. А ещё лучший друг. Ну что, опять мне его оживлять?

Исключительный везунчик

Действующие лица:

Варламов Василий

Муся, подруга Варламова Василия

Кулешов Геннадий Иванович, врач

Врачебный кабинет. Врач внимательно изучает анализы Василия Варламова.

ВРАЧ. Ну что ж, неплохо, неплохо. Можно даже сказать: очень хорошо. Мы хорошо над вами поработали. Все анализы прекрасны, все показатели в норме. Все импланты прижились. Случай уникальный в моей практике. Что мы вам заменили?

ВАРЛАМОВ. Много чего. Сразу и не сказать. Почки заменили.

ВРАЧ. Ну да, почки.

ВАРЛАМОВ. Печёнку.

ВРАЧ. Ага, и печень.

ВАРЛАМОВ. Селезёнку меняли.

ВРАЧ. И селезёнку.

ВАРЛАМОВ. Желчный пузырь на другой пузырь заменили.

ВРАЧ. Это же надо. Да вы у нас, Варламов, ходячее чудо. А ведь без нас уже в могиле лежали бы.

ВАРЛАМОВ. Лежал бы, Геннадий Иванович. Бог видит, лежал бы уже давно, когда б, не ваши золотые руки, которые я целовать готов.

ВРАЧ. Ну-ну, будет. Давайте без мокроты. Эмоции дома будете проявлять.

ВАРЛАМОВ. Это же надо, столько заменить, починить меня, как машину, новенькими деталями обогатить. Да я же теперь жить буду, как только что родившийся.

ВРАЧ. Конечно, будете. Анализы у вас просто идеальные. Организм крепкий. До ста лет проживёте. А то и больше.

ВАРЛАМОВ. До ста лет! Это ж надо! Дай Бог вам здоровьичка, Геннадий Иванович.

ВРАЧ. Вашими молитвами.

ВАРЛАМОВ. Мне надо, чтобы и вы до ста лет жили.

ВРАЧ. Я бы тоже хотел, чтобы вы дожили до ста лет, ведь в вас я вложил всё своё умение и трудился над вами вдохновенно.

ВАРЛАМОВ. Благодаря вам, доктор, я могу ещё послужить своей Родине, ведь я в своём деле профессионал, как вы в своём.

ВРАЧ. Профессионалы нам очень нужны.

ВАРЛАМОВ. Теперь вместе по жизни пойдём. А то вдруг у меня что-нибудь отвалится, а вы рядышком, у меня под боком.

ВРАЧ. Не отвалится. Крепко пришито. Надёжно. Ну ладно, Варламов. Мне обход делать, у меня ещё много работы. Вы человек толковый. Сестра вам выдаст инструкцию, как себя поддерживать, что есть, пить, следить за давлением. Ну и каждые полгода – ко мне. А если вдруг что-то почувствуете – не ждите, сразу ко мне. Я за вас отвечаю.

ВАРЛАМОВ. Ой, спасибочки, Геннадий Иванович. Вопросик имеется.

ВРАЧ. Задавайте, только быстрее.

ВАРЛАМОВ. Ну а шампанское там или вина выпить, так немножко…

ВРАЧ. Немножко можно. Диету соблюдайте. Получите инструкцию, в ней всё описано подробно. Изучите внимательно, повторяю. Поздравляю и до свиданья. А вы сейчас к сестре.

Пожимает Варламову руку. Варламов покидает кабинет.

Квартира Варламова. Варламов и Муся.

МУСЯ. Неужели сто лет?

ВАРЛАМОВ. Сказал, может и больше. У меня организм очень крепкий. Я выносливый. Я несколько наркозов перенёс. Есть люди, которые после одного загибаются. А я…

МУСЯ. Ну, ладно не петушись.

ВАРЛАМОВ. Как это не петушись? Буду петушиться. Это что же, мы бутылочку приговорили?

МУСЯ. Да уже не бутылочку, две.

ВАРЛАМОВ. А хорошее вино. (Читает этикетку на бутылке) Крымское. Иккерман. Кто пьёт вино, тот до ста лет точно доживёт. Ну, иди ко мне. Дай обниму.

МУСЯ. Ну, обними.

ВАРЛАМОВ. Как я по тебе соскучился. И по тебе и по… твоим прелестям. Какая ты у меня… хорошенькая.

МУСЯ. Ты не очень-то возбуждайся. Ты спросил у врача? Тебе это дело можно?

ВАРЛАМОВ. В инструкции сказано: можно всё.

МУСЯ. Все?

ВАРЛАМОВ. Абсолютно всё.

МУСЯ. И это дело тоже?

ВАРЛАМОВ. И это тоже. Всё. Потому что я теперь, как новый. У меня всё новое: печень, почки, селезёнка и этот, как его… Всё новое. Можно всё. Мусенька, потанцуем?

В танце увлекает её на диван. Затемнение. Пауза. Через некоторое время Варламов лежит на диване. Муся одевается.

ВАРЛАМОВ. Ну, что скажешь?

МУСЯ. Скажу, что и правда, как новенький.

ВАРЛАМОВ. А ведь мне под пятьдесят. Многие ли молодые так могут?

МУСЯ. По-моему, ты очень увлёкся. Всё-таки после таких операций…

ВАРЛАМОВ. Во-первых, уже полгода прошло, а во-вторых, мы с тобой, Мусенька, этим прекрасным делом почти два года не занимались.

МУСЯ. Действительно, прекрасным.

ВАРЛАМОВ (любуясь ею). Всё, Муся. Делаю тебе предложение. Хватит любиться безбожно. Пора взаимосвязаться.

МУСЯ. Это как это?

ВАРЛАМОВ. А вот сейчас после чашечки кофе всё и объясню.

МУСЯ. А кофе тебе тоже можно?

ВАРЛАМОВ. Да говорю же, можно всё. Покрепче сделай.

МУСЯ. Я-то сделаю. Но ты так выложился за этот час.

ВАРЛАМОВ. Час? (Смотрит на часы). Не час.

МУСЯ. А сколько?

ВАРЛАМОВ. Час и двенадцать минут. Вот сколько.

МУСЯ. Да ладно тебе, какие-то минуты…

ВАРЛАМОВ. Что значит – какие-то?! Секс – это как выход в космос, поняла? А при выходе в космос каждая секунда учитывается. А ты мне минуты не хочешь засчитать. И кто тебе сказал, что я выложился? У меня молодая, красивая возлюбленная. И должен же я себя проверить, какой я мужчина с этими с новыми деталями.

МУСЯ (удивлённо). А тебе и эти детали заменили?

ВАРЛАМОВ. Ха-ха, глупенькая. Эти детали у меня свои. И, надеюсь, заменять их не придётся. Я ещё в спортклуб запишусь. Бодибилдингом начну заниматься. Кофе давай. С коньячком. А потом… (сладко потянувшись)… продолжим наше удовольствие под сенью… под сенью потолка.

Муся уходит на кухню. Варламов нежится на диване, разглядывая потолок, стены комнаты.

Ох, какой потолок. Надо бы его покрасить. Теперь сам ремонт сделаю. Стены тоже. Оконные рамы заменить. Ну, теперь, раз до ста лет, можно и капитальный ремонт закатить. И дачу в порядок привести, а то запустил…

Входит Муся.

МУСЯ. Васенька, кофе. Какой ты любишь.

ВАРЛАМОВ. Коньячку добавила?

МУСЯ. Сам добавь, не знаю, сколько тебе можно.

ВАРЛАМОВ. Лей – не жалей. Я у тебя молодой бычок.

С наслаждением пьёт кофе.

МУСЯ. По-прежнему, без сахара?

ВАРЛАМОВ. Сахар вреден для сосудов.

МУСЯ. Я – только с сахаром и сливками.

ВАРЛАМОВ. Ты женщина. Пухленькая. Это от сливок. Женщины любят сладкое. А ты попробуй мой.

МУСЯ. Не хочу.

ВАРЛАМОВ. Попробуй. Ну, глоточек.

МУСЯ. Да не хочу. Он крепкий.

ВАРЛАМОВ. Ну, лизни.

Муся делает небольшой глоток.

МУСЯ. Фу-у. Как можно пить эту горечь?

ВАРЛАМОВ (хохочет). Ну, вот что, Мусиленция. Какая ты у меня хорошенькая. Глазки блестят, грудь вздымается. Расшевелил я тебя? А? Признайся, расшевелил?

МУСЯ. Ещё бы, не расшевелил.

ВАРЛАМОВ. Кровь заиграла, губки пухленькие.

МУСЯ. Ну, так… нацеловал.

ВАРЛАМОВ. И ещё нацелую, так нацелую, что…

Хватается за сердце. Пауза.

МУСЯ. Что? Что такое?

ВАРЛАМОВ. Не знаю. Ой… Что-то сердце схватило. Ой! Как будто кто-то мохнатой лапой сжал.

МУСЯ. Что делать-то? Может валидол? Или валокордин? Что надо, Васенька?

ВАРЛАМОВ. Ничего не надо. Отпустило. Это бывает. Всё прошло.

МУСЯ. Я же говорила…

ВАРЛАМОВ. Что? Что ты говорила?

МУСЯ. Ну… что не надо.

ВАРЛАМОВ. Чего не надо?

МУСЯ. Ну… этого. И кофе крепкий тебе нельзя. Ты только вчера из больницы.

ВАРЛАМОВ. Я полгода провалялся. Два года тебя, лапушку, не теребил. Что я должен теперь, жидкий чай глотать и овсянку есть? На кой чёрт мне тогда новые органы. Нет, я всё это пришил для того, Мусенька, чтобы теперь можно было на тебе жениться. Поняла? Завтра идём в ЗАГС заявление подавать, потом в церковь. Или хочешь, наоборот. Пойдёшь за меня?

МУСЯ. Ну что ты спрашиваешь? Пять лет с тобой живу. Как можно не хотеть? Мне уже тридцать.

ВАРЛАМОВ. А ребёночка заведём с тобой?

МУСЯ. Да я всегда хотела. Ой, как мне хочется ребёночка. Девочку…

ВАРЛАМОВ. И мальчика. У меня теперь столько сил, Муська, на пять детей хватит.

МУСЯ. И мальчика. Ой, Васенька. Какой ты у меня хороший.

ВАРЛАМОВ. А главное я у тебя новый, как мерседес, только что с конвейера. Похож я на мерседес? Похож?

МУСЯ. На мерседес не знаю, а на настоящего мужчину точно похож. (Прижимается к нему) Как я рада. Как рада, Васенька. Страстный поцелуй.

Варламов стонет и снова хватается за сердце.

ВАРЛАМОВ. Ой! Ай! Опять! Опять эта проклятая лапа.

МУСЯ. Господи! Да что же это такое. Ты же говорил, что тебе можно всё. Где твоя инструкция?

ВАРЛАМОВ. На столике рядом с телевизором.

Муся бросается к столику, хватает инструкцию, внимательно её читает.

ВАРЛАМОВ. Да там написано, что можно всё.

МУСЯ (дочитав). Погоди, Васенька. После «всё» стоит запятая.

ВАРЛАМОВ (встревоженно). Какая запятая?

МУСЯ. Обыкновенная запятая, жирная.

ВАРЛАМОВ. А после запятой что?

МУСЯ. Не знаю, не вижу конец листа… Нет, погоди-ка. А-а, поняла. Листы слиплись.

Отдирает страницу, переворачивает её. Читает.

МУСЯ. Кроме секса.

ВАРЛАМОВ. Что-что?

МУСЯ. Всё, кроме секса. Секс категорически противопоказан. Категорически выделено и подчёркнуто.

Пауза.

МУСЯ. Васенька, что же это такое? Категорически. А мы с тобой, как юные любовники…

ВАРЛАМОВ (держась за сердце). Категорически?!

МУСЯ. Ну да, а страницы слиплись. Что-то сладкое было.

ВАРЛАМОВ. Эта медсестра. Вот негодяйка! Ну, я ей покажу. Она чай пила с вареньем и, наверное, капнула на листы, Вот они и слиплись.

МУСЯ. Наверное. Да. Вот даже видно. Малиновое что ли или вишнёвое.

ВАРЛАМОВ. Ой! Ай! Ой, умираю, ой, разрывается, Муся! Муся, скорую!!!

Больничная палата. На кровати лежит под капельницей Варламов. Рядом врач.

ВРАЧ. Ну что, голубчик. Пришли в себя?

ВАРЛАМОВ. Вроде, пришёл.

ВРАЧ. Ваша жена мне всё рассказала. Вы что, с ума сошли, так себя вести?!

ВАРЛАМОВ. Это из-за варенья.

ВРАЧ (недоумённо). Какого варенья?

ВАРЛАМОВ. Не знаю: вишневого или, может, малинового. Страницы слиплись. А так бы я всё по инструкции.

ВРАЧ. Знаю я, как вы наши инструкции выполняете. Жить, что ли, не хотите? Мы вас только выписали. А он, видите ли… тоже мне, эротоман.

Изучает больничную карту Варламова.

В общем, дружочек, ещё бы немного и вам, как говорится, кердык.

ВАРЛАМОВ. Что-что, доктор?

ВРАЧ. Летальный исход, вот что.

ВАРЛАМОВ. Летальный? (испуганно) Летальный это как?

ВРАЧ. А так: душа отлетела бы в иные миры. Сердце-то у вас больное, сильно расширена верхняя сердечная аорта. Я же говорил: следить за давлением. А вы – секс, кофе, вино, коньяк. Аорта разорвалась бы и всё.

ВАРЛАМОВ. Не разорвалась?

ВРАЧ. Не разорвалась, судя по тому, что мы с вами ещё разговариваем. Но ваша жизнь на волоске. Готовьтесь к операции.

ВАРЛАМОВ. Как? Опять операция?

ВРАЧ. А вы что хотели? Сердце менять вам будем. Причём, чем быстрее, тем лучше. Я уже распорядился на счёт вас. Но учтите: некоторые ждут месяцами, а то и годами. Всё зависит от…

Звонит мобильный. Врач вытаскивает мобильник.

Слушаю. Да. Да. Интересовался. Варламов. Верно. Очень хорошо.

Убирает мобильник в карман.

Ну что, Варламов, радуйтесь.

ВАРЛАМОВ. Чему радоваться, доктор?

ВРАЧ. Вы исключительный везунчик. Исключительный! Только что привезли. Готовьтесь к операции.

Сделаю и, если приживётся, до ста лет доживёте.

ВАРЛАМОВ. Приживётся, доктор, у меня приживётся.

ВРАЧ. Но помните: всё, кроме секса.

ВАРЛАМОВ. Эх, доктор, ну что вы, в самом деле: в бочку мёда ложку дёгтя…

ВРАЧ. Отдыхайте. Завтра операция.

Покидает палату.