Текст книги "Патрушиха. Река памяти"

Патрушиха. Река памяти
Олег Хуснутдинов

© Олег Хуснутдинов, 2024

ISBN 978-5-0064-3866-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Патрушиха. РЕКА памяти

 
Среди гор скалистых тихо,
И волною чуть шурша,
Несет воды Патрушиха,
Ах, Уральская душа!
 

Когда я думаю об Екатеринбурге, это не о квартале миллионеров, не о Набережной Исети, не о прекрасных музеях самоцветов, литейного искусства …, местах Бажова и уральских сказках. Даже не об УПИ, или о деловых центрах столицы Урала, не о метро, и не о достопримечательностях города…

Сегодня мы с вами прогуляемся по волнам моей памяти и прошлому Екатеринбурга – Свердловску…

Я вспоминаю Патрушиху…

В конце 60-х после землетрясения в Ташкенте, мы каждое лето ездили в Свердловск к бабушке с дедушкой… Мы – это я, и мои «кузинята» – младшие сестра с братом.

Дедушка с бабушкой жили где-то на окраине города в новом многоэтажном районе, но недалеко, через лесок, протекала речка Патрушиха.

Мы, привыкшие к жаре и купанию летом, не могли дождаться: когда же будут те обещанные +18, перестанет хмуриться погода и моросить какая-то мряка с неба… и дедушка разрешит пойти на речку…

Сколько мне было? Лет 12—13? Долговязый, как называл меня дед, пытаясь дать подзатыльник, за какую-нибудь провинность… но промахивался… я увертывался, спортом занимался, как и большинство мальчишек моего времени…

Не прошло и недели с нашего приезда, мы уже изрядно утомили дедушку с бабушкой, вроде выглянуло солнце, и почти +18..!

Ура! Идем на речку!

Она сразу запомнилась мне. Извилистая, сильная, среди скалистых нагромождений, то пряталась, то вырывалась, пела свою пиратскую песню под шум пенистых брызг, а потом, успокоившись, томительно разливалась в какое-то озерцо, в котором можно поплавать!

– Патрушиха! – закричал я что есть мочи…

– Дедушка, можно я нырну? – неугомонно продолжал я, спрашивая и соблюдая приличия и уважение к деду…

Он, старый вояка, неодобрительно крякнул:

– Ты здесь первый раз, сначала войди в воду, проверь дно, поплавай немного, потом поныряешь, – ворчливо учил меня уму – разуму, – А если камни, ты сразу нырнешь и башкой приложишься?…

Хотя он и знал прекрасно, что здесь чудесная заводь и все хорошо, но так он помогал нам учиться думать в жизни… позже понял я…

Я залез в воду, проверил берег, дно, можно сказать, пощупал и сказал ему: – Все отлично, даже наши карапузики могут здесь поболтухаться…

Мои кузинчики – Таня с Вовой, надулись: – сам ты – карапузик, – и полезли в воду…

Мы плавали, ныряли, словом, впервые и к нам в Свердловске пришло лето…

И здесь кто-то пришел еще купаться… Это была мама с девочкой…

Мне показалось, что тетя привела солнышко…

Ее звали Анастасия… Она была рыженькая в светлом платьице, как солнышко с лучиками… И я безнадежно влюбился, впрочем, как и всякий подросток…

Но Патрушиха стала местом свиданий с солнышком… Мне казалось, что мы где-то там договаривались и, как только выходило солнце и начинало согревать землю, мы уже были на Патрушихе…

У нас не было инета, ничего не было для связи, но Патрушиха, похоже кричала нам неслышно, пора, идите…

Лето пролетело совершенно незаметно. Конечно, мы были и в музеях, и у родни в Малышево, и в Среднеуральске, и на генеральской даче дяди… на самой родной стала Патрушиха…

Наверное, как место моей подростковой Любви.

Спорт меня часто выручал. Делал выносливым и сильным.

И вот мы с дедом поехали на какой-то свердловский рынок, купить картошки и прочей белиберды, как говорил дед… Он вручил мне сидор (вещ. мешок – рюкзак на современном), подсчитал свои алтыны на автобус (алтын – три копейки) и мы поехали.

Я, привыкший к узбекским базарам удивился, как можно продавать такое все маленькое и дорого… и яблоки маленькие, кислые, и картошка непонятная… А какая-то тетка мне стала громко выговаривать,: что я такой не довольный? Я не подозревая о силе слов, высказал все, что я думаю об этих продуктах одной фразой на узбекском языке…

Я даже сотку так не бегал.. Мне казалось, что весь базар мчался за мной и кричал: ур!!!

Дед объяснил народу, что я только приехал к ним из Ташкента от землетрясения, глупый, ничего не понимаю, простите, мол, сорванца… базар простил… Дед устало дошел до меня и сказал: – Ахмок…! Дурак! Здесь же половина базара татары и башкиры, твой язык понимают…

Но на всякий случай отвесил мне подзатыльник, я уворачиваться не стал… Заслужил…

Дед Валерьян, многому ты нас научил, и сейчас вспоминая тебя, молюсь и низко кланяюсь за твою учебу и Любовь к нам глупым… Как бабушка Фатыма, добрейшая моя бабушка, делающая самый прекрасный чак-чак и пирожки… О, на эти пирожки слеталась вся уральская родня… И это было весело!

Свердловск так становился и моей школой Жизни!

Но картошку и прочее, все-таки мы привезли бабушке… Базар простил… Мы вернулись и я извинился… И понял, позабудь все эти слова, приносящие боль и раздражающие людей… Будет голова целей и здоровье не потеряешь, и уважение приобретешь…

А к вечеру, долго рассказывал Патрушихе, как меня спесивого и глупого пацана учила жизнь… А она задумчиво молчала и только иногда поддакивала теребившейся волной…

Патрушиха!

Но мне повезло, Ташкент потихоньку трясло, и после восьмого, и после девятого классов, мы приезжали на лето к бабушке с дедушкой в Свердловск…

В первое лето, Анастасия куда-то бесследно исчезла, но появилась сорви – голова, старшая сестра Лилия. Почему так ее звали я так и не понял… Дочь проффессоров и внучка генерала, старше меня на год, она приезжала к бабе с дедом на лето из Баку и почти безвылазно жила на даче деда в лесу… Недалеко от дач были прекрасные два озера, на которых плавали плоты и можно было прекрасно и кататься, и купаться, и загорать, и лето было жарким по уральским меркам…

Мы носились, как угорелые, на великах по лесу, купались и собирали грибы… А по вечерам обсуждали с дядей Мишей – ее дедом, мировую политику… Старый генерал обожал готовить и слушать би-би-си по старой Радиоле…

Вдоволь наслушавшись историй про Китай, мы сбегали, забирались на чердак и до отупения резались в карты… Жизнь была просто прекрасной… Я, слегка влюбленный в свою старшую сестру, непонятно почему названную ее дедом – «Сорви -голова», проводил с ней весело время, постоянно соревнуясь во всем… Наверное, в этом возрасте мы подсознательно хотим нравиться…

Когда бабушка предложила нам поехать посмотреть домик, где казнили царскую семью, я наотрез отказался… Смотреть, где убивали людей… – Это было дико и глупо, – думал я…

Мы тогда были не верующими и ничего в этом не понимали, но какая-то сила удерживала нас от подобных экскурсий..

И мы бежали на Патрушиху… Она всегда ждала своих безобразников, бултыхающихся в ее водах и кричащих: вот здорово! А может она просто уставала от рыбы, заплывающей к ней из Исети? Ведь Исеть и переводится, как «много рыбы»… А мы своим барахтаньем, криками разгоняли эту рыбешку обратно в Исеть?) Кто знает…

Правда, я и с тех пор, живя на море, говорю близким, заходящим в воду: смотри, на рыбку не наступи!))

В свой предпоследний раз я приехал к дедушке и бабушке после девятого класса. Лиля окончила школу и приехала из Баку вся в расстроенных чувствах, поступать в УПИ…

Она резко повзрослела и стала на меня совсем по-другому смотреть, но она оставалась для меня все такой же сестренкой – «Сорви голова»…

Конечно, были и другие сестры, и маленькая Лапа (Людмила), занимающаяся фигурным катанием, и мои среднеуральские сестры – подружки Лена и Наташа…

Лена занималась велосипедным спортом и все спрашивала меня: – Как ты думаешь, у меня от велика будет большая задница?

– Брось, ты, – сказал я ей, – Отличная у тебя задница, накаченная, как у всех спортсменов…

С ней было множество приключений. То в Малышево она учила меня собирать молочко с маковых головок…, то с ружья деда бахнуть по стенке, что-то урчит за стеной, вдруг, рысь…, то стащить у своего деда пару папирос, чтобы она меня курить научила…

С ружья? – Конечно, бахнул!.. Хорошо, не в стену, а во дворе…), и молочко не пробовал…, а папиросы стащил… – одну… Герцеговину Флор…

Да, влетело потом, как и положено, святым кулаком, да по окаянной шее… Но сначала она меня учила курить… Правда, я, как впервые в 4 года покурил с пацанами сухую траву перед домом, получил от папы по заднице так, что до сих пор помню и курить больше не стал… Так и не научился…

А после 9 класса вместо республиканских сборов по баскетболу, поехал в Свердловск… А здесь покурить… Хоть у цигарки было очень заманчивое и мало понятное название Герцеговина Флор, гадостью она оказалась страшной… После первой затяжки, я сказал, Ленка, иди ты… это не мое, поехали лучше на великах погоняем… на Патрушиху…

Притягивала она меня, околдовала, как Хозяйка Медной горы… И мы помчались…

Наверное, она и звала… Когда мы подъезжали к реке, я услышал чей-то вопль и барахтанье в воде, и вдруг он почти затих.. Я соскочил с велика и бросился в воду… Пацан, лет 10, почти захлебнулся и еле дышал… И людей вокруг не было… Вытащил его на берег. мы привели его в чувство, чей ты?

– Мы с мамой, она отошла в лес, сказала, посидеть и подождать ее, а я залез в воду, а здесь глубоко…

– Дурень, – закричал я, – Дно сначала нужно было проверить, – сказал ему, и, как когда-то мне дед, отвесил ему подзатыльник…

– Ты за что бьешь его, – услышал и увидел женщину летевшую к нам…

– Потом он вам расскажет, поехали Лен, – сказал я и мы умчались…

Только спустя время, дома я понял и громко в голос сказал: – Спасибо, Патрушиха!

А мы? Мы росли, влюблялись, радовались жизни.

Были мастерами спорта, болтались больше в лесу и купались на Патрушихе, и не лезли в Исеть…)))) Да, и грязная, говорят она была… Вся из себя промышленная…

А Наташка? О, она была классной бегуньей, а потом, и сейчас – лыжницей… Старше нас, она слегка завидовала мне: мне бы такие длинные ноги, и соревновалась со мной в прыжках со скаклкой… Впрочем, я бы и сейчас посоревновался…)))

И несмотря на их прекрасное озеро в Среднеуральске, я бы не поменял его на Патрушиху, когда выглядывает мягкое уральское солнышко.

И такой была прекрасной жизнь в Свердловске, и сладкой вода в реке, Патрушихе, и удивительными людьми родными и близкими, дальними, но понимающими, как те, с базара, что простили меня за глупые выходки моего языка… что все осталось в памяти искристым воспоминанием юности.

А последняя встреча со Свердловском произошла удивительным образом… Но об этом – отдельный рассказ…

И только об одном думается, осталась ли та дорожка к моей первой Любви – Анастасии, вспоминает ли о нас Патрушиха на том скалистом берегу, помнит ли юных и радостных? И есть ли сейчас этот уголок Влюбленных на Патрушихе, куда приходят одинокие и счастливые люди поведать свои тайны?

Радуйтесь Патрушихе – Устью нашей памяти! Берегите свои Истоки!

Мир всем!

Для информации:

«Патрушиха – река в Азиатской части России, в Свердловской области, в городе Екатеринбурге; правый приток реки Исети (бассейн Оби).

За свою историю река несколько раз меняла название. По некоторым источникам, раньше она носила название «Уктус». Первые изображения реки под названием Уптуз даны С. У. Ремезовым на чертежах 1684 и 1696 гг. По версии краеведов А. Ф. Теплоухова и А. А. Афиногенова, название реки происходит от мансийского тус – «рот», в переносном смысле – «устье реки», т. е. Уктус – небольшая река, «устье которой находится где-то поблизости от главной реки». По народной этимологии, в окрестностях реки проходили торги между русскими и башкирами, между которыми происходил диалог: «Тус барма?» – «Ук тус». Название Уктус закрепилось за местом торжищ и за рекой. К 1930-м годам название реки было заменено названием её левого притока, р. Патрушихи, которое предположительно связано с работавшим в 1721—1722 гг. на Уктусском заводе секретарём канцелярии Главного правления завода И. Ф. Патрушевым.

Верховья Патрушихи изменены проведёнными в районе мелиоративными работами, осушительные каналы, прорезав заболоченные низменные водоразделы, объединили преобразованные русла многих рек территории со впадающими в них притоками и озеро Чусовое (бассейн Волги) в единую сеть. Впадает Патрушиха в Исеть в 569 км от устья. Длина реки 25 км, площадь бассейна 283 км2. Основные притоки – Шиловка (правый).

Направление течения с запада на восток. Протекая по заболоченной равнине у подножия Уктусских гор, она часто меняет русло, образуя много излучин. В нижнем течении ширина реки 12 м, врез долины по правому берегу примерно 70 м, крутизна склона 45°. Левый берег пологий. Террасы определить трудно, так как они изменены деятельностью человека. Средняя скорость течения равна примерно 0,6 м/с, площадь живого сечения 5,205 м2, расход воды в нижнем течении 3,123 м3/с. В черте города Екатеринбурга русло реки частично спрямлено, частично перенесено. На реке расположены Елизаветинский и Патрушихинский (Спартак) пруды. На правом берегу реки расположен смешанный лес, по берегам произрастают влаголюбивые растения: рогоз широколиственный, осока, ситник и другие.

На правом берегу Патрушихинского пруда на скалах можно увидеть небольшие участки настоящей степи. Уктусские горные степи – северный форпост степной растительности восточного склона Урала и Зауралья, представляющий большой интерес для науки. На правом берегу реки Патрушихи расположены Уктусские горы. В 800 м от старого Челябинского тракта, выше по течению р. Патрушихи находится старый карьер глубиной около 7—8 м, в обнажениях которого наблюдаются дуниты чёрно-зелёного цвета, мелкозернистой и массивной структуры, состоящие из оливина (90%), пироксена (8%), платины и хромита (2%).

Вода в реке мягкая, температура воды весной +12°С, мутность 50 см, запах растений перебивает запах реки. По результатам анализа качества воды в р. Патрушихи с помощью теста AQUA-QUICK-TEST, кислотность воды осенью – 8,6 pH, общая жёсткость – 21°dH, карбонатная жёсткость – 10°dH, свободный хлор – 0,8 мг/л, нитраты – 0 мг/л, нитриты – 0 мг/л. Вода из реки Патрушихи по показателю общей жёсткости превышает предельно допустимые концентрации, по всем остальным показателям находится в пределах нормы. Русло и берега реки загрязнены хозяйственно бытовыми отходами.

Именно здесь, в низовьях р. Патрушихи, у подножия Уктусских гор началось основание города Екатеринбурга.

На левом берегу реки расположено село Уктус, в 1955 году вошедшее в городскую черту Екатеринбурга»

(Л. А. Кривых, учитель географии, почётный работник общего образования РФ, Л. В. Перлова, учитель географии, Александра Сопова, ученица 9 Б класса, МАОУ лицей №135, г. Екатеринбург)

Детство пацана

Как-то объявили конкурс на рассказ по местам прекрасным, по Екатеринбургу, по чему-то, ну очень замечательному…

Нахлынули воспоминания… Как на машине Времени я пронесся через эти 50—60 лет и оказался в конце 60-х, 70-х… в тогда еще Свердловске…. Та самая река – Патрушиха, где было так много удивительных событий и они легли в рассказ Патрушиха, а потом мне вспомнилось мое пацанское детство…

Наше детство, которое в корне отличалось от сытого и обеспеченного детства наших детей с костюмчиками и платьицами, морями и заграницами, институтами и университетами, домами и квартирами…

Как и у всех, родившихся через 10—15 лет после Отечественной войны с фашизмом, детство было голодным и драным, словом, голодраным. Впрочем, нас так и называли – голодранцы.

Для нас война всегда была Отечественной, для всех более миллиона беженцев, принятых Узбекистаном и Ташкентом – городом хлебным. Мы знали одно – фашисты – враги и они должны быть уничтожены! Это нам рассказывали наши дедушки и бабушки, освободившие нашу страну и еще, на всякий случай, пол-Европы. Мы знали из рассказов родителей, что такое эвакуация и разбомбленные эшелоны, прорывающиеся из Украины в Азию, что такое сожженные города и деревни, какие они – ужасы концлагерей, где и детей, и взрослых пускали на мыло и кожу для дамских сумочек фрау… И мы слишком много и долго играли в войнушки, чтобы потом, пересилив себя, простить оставшихся в живых немцев и учиться с их внуками в одних вузах, хотя и били за дело их «фашистские морды», становились друзьями… Потом, когда мы стали взрослее…

Папа с 14 лет с 42 года стоял у токарного станка по 12 часов в сутки и точил снаряды – все для фронта, все для победы! Нужно было помогать маме, моей бабушке, кормить еще троих малышей… Война, а он в семье был старшим мужчиной… Там, на заводе и потерял здоровье и возможность после войны учиться в летном…

Когда он познакомился с мамой, она не говорила по-русски, она была эвакуирована из украинского Донбасса и говорила только по-украински… Это нам сейчас рассказывают сказки про мову, а папа все время смеялся, когда вспоминал, как учил украинскую девушку говорить по-русски…

И у нас был старинный Кобзарь, и мы в детстве зачитывались Шевченко и Гоголем, и уже в старших классах, наша учительница – Ратушная, щира украиночка, читала нам, в ташкентской школе, вирши украинскою мовою…

Так и получилось, что мы жили в узбекско-русско-украинско-греческо-болгарско-уйгурско-еврейской и прочих… среде… И почему-то, понимали и очень любили друг друга…

Папа часто болел и месяцами мог не работать… Мама работала на трех работах и «тащила» всех нас, его и трех детей…

Детство было босоногим и… веселым… Да, несмотря на полуголодные годы, оно было веселым… Самым классным было, когда дома был сахар, хлеб и чай были всегда, с сахаром сложнее… Вот ты, набегавшийся и уставший, мокрый от пота и эмоций, залетаешь домой, отрезаешь большой ломоть хлеба, желательно горбушку, посыпаешь немного его сверху сахаром, поливаешь холодным чаем и… кушаешь! Куда там – наше сало!)

Мы с такими же, как я, голодранцами, плескались в арыках, дамбах, речном канале, подворовывали арбузы у амаке – старого узбека, катались на баранах, пасущихся у нас на поляне возле жилых домов, а апушка – женщина – узбечка бегала за нами и кричала, вай-дод, что делаешь, у барашка курдюк упадет… жир не будет… Конечно, классно, когда весна и лето, можно набить живот зеленым урюком и яблоками с садов частных домов, играли в ашички, лянгу… пацаны постарше играли на диканы (десять копеек), хотя мы никак не могли понять тогда, откуда у них такие деньги, ведь на них можно было купить арбуз (килограмм стоил 3 копейки) или самсу, или лепешку….

Однажды, на шифоньере я увидел кошелек мамы, и там лежало немного мелочи… Я взял 20 копеек и на них купил целых пять пирожков ухо-горло-нос! У меня сильно разболелся живот от такого обилия еды, но придя домой, я застал маму сильно плачущей…

Когда-то, в далекие 4 года, мне папа набил задницу за то, что я с пацанами поздно вечером курил у костра, а они с мамой «сбились с ног» меня искать… С тех пор, я до сих пор, не курю… мне очень не понравилось повторение этой истории с болью задницы… Правда, раньше. в три с половиной года меня отхлопал папа за поцелуи с девочкой на коврах под лестницей в детском саду… Не знаю, почему это так не понравилось воспитательнице и моим родителям, мне это почему-то понравилось, и я, несмотря на порку, продолжал это «гиблое дело» довольно долго в своей жизни…

Поэтому я ожидал повторение подобного за деньги и пирожки, хотя мне уже было семь лет…

Мама, почему ты плачешь? – спросил я ее. Сына, – у меня в кошельке было немного денег, их должно было хватить на три дня до зарплаты, но пропали 20 копеек, и как дальше жить… я не знаю, – сказала она, продолжая горько плакать. Мама, это я взял 20 копеек, я не знал, что это за деньги, – говорю я. Мне так трудно жить и работать, – сказала она, – и мне так стыдно, что мой сын стал вором, и я должна отдать его в интернат, потому что там его будут лучше кормить, чтобы он не воровал…

Никогда больше в жизни мне не было так страшно… Расстаться с мамой! Мамочка, – закричал я, – я никогда больше не возьму ничего чужого, буду помогать тебе во всем, только не плачь и не отдавай меня в интернат! Мы оба наплакались от души, и она, простив меня, обещала, что про этот мой, единственный в жизни, воровской поступок никто ничего не узнает… Так появилась моя первая страшная тайна…

Во дворе нашего дома жили двенадцать пацанов, из них десятерых уже нет, двое остались в Афгане…, большинство были рецидивистами, имели по несколько ходок на зону, выходили на волю, но уже не могли себя изменить… Многие из них погибли в пьяных драках, или не вышли оттуда, с другой, истинной стороны советского счастья, про которое знал почти каждый советский человек.

С пацанами мы думали, что же делать, как помочь своим мамам. Таких маленьких на работу не брали, воровать арбузы и прочее у узбеков я уже не мог, – маме «зуб» дал, а слово чести для пацана – закон! Мы ходили по городу, собирали бутылки, самое замечательное время было, конечно, осень, когда с камсы – озера спускали воду и там было море утонувших бутылок… В пункте приема стеклотары нас любили, пустые бутылки, которые стоили по 12 копеек, у нас принимали по 10, но забирали все, и мы довольные приносили мамам по 2—3 рубля! Это был праздник! Труднее всего было подработать на базаре… Там всегда нужны пацаны что-то поднести, помочь, но дети продавцов, маленькие узбечата, там «держали шишку» и с ними было невозможно договориться… за многое под солнцем приходилось бороться… Но в базарный день мы обходились без драки, клиентов было много, они не успевали и милостиво разрешали нам подрабатывать с ними… Дружба и бизнес всегда побеждали!)

Все в жизни поменялось в мои 10 лет… После очередной драки, я шел очень разгоряченный, и столкнулся возле подъезда с Юркой. Он жил в соседнем подъезде, и был старше меня лет на пять – шесть, косая сажень в плечах, руки толще моих ног… чемпион республики по толканию ядра среди юношей… Это я уже потом узнал…

От столкновения с какой-то горой, и так, как за свою короткую, но насыщенную, пацанскую жизнь, я прошел высшую академию мата, я его и «обложил» эдак этажей на шесть… Он, конечно, особо ничего понял, слегка онемел, пытаясь видно понять, что я ему наплел, но спустя мгновение до него дошло, что я помянул всех его родственников по всем линиям и человеческим, и собачьим, и причем очень выразительно…

Как-то неожиданно для меня, я оказался в воздухе и тупо болтал ногами, пытаясь заехать ему хоть-куда, чтобы вырваться… Но как вырвешься от горы, если она держит тебя за шкирку, высоко подняв над землею…

Здесь я увидел нечто страшное… Это был его кулак размером с мою милую мордашку, которая вот-вот должна была превратиться в лепешку…

Все самое замечательное пронеслось в моей памяти во мгновение ока, даже почему-то вспомнились те злосчастные пирожки на 20 копеек, и противно заныло «под ложечкой»…

Вдруг гора пошатнулась, и я услышал крик мамы: «Юрка, ты что творишь? Ты его убьешь…», – кричала она, повиснув сзади на нем, как маленькая кошка со своими 156 см роста на горе-великане…

Теть Тамар, я, да я, ничего, он ругается, – пролепетал Юрка…

Юра, – сказала мама, – ты же знаешь, как нам трудно, ты бы взял над ним шефство, ты же спортсмен, увлекаешься радио, он же хорошо учится, но я все время на работе, и он сам болтается по улице…

В это время, я и правда еще болтался, как сосиска в его руке, но, вроде, жизнь налаживалась…

Он мягко опустил меня на землю и сказал, – завтра в 7 утра зайдешь за мной, побежим…

В 7 утра я зашел к нему, он сунул мне в руку два ядра по 7 кг и сказал: «Побежали!»

Так я и бегал до самого института, до кандидата в мастера спорту по баскетболу, призера разных баскетбольных игр, и, конечно, республиканских соревнований по легкой атлетике и толканию ядра… Попробуй тогда, поспорь с тренером – горой… Не сам, так дружки наши, старшие, мастера спорта по волейболу, на воскресной игре мячом что-нибудь отобьют… жалко и… больно…

А что потом, спросите у пацана? А потом жизнь, два института и академия, ученая степень и работа, работа, работа…

Жаль только тех, моих десятилетних друзей, которые не пошли за мной в спорт и учебы, а пошли за «откинутым» 14-летним юниором и постояли «на шухере», пока он профессионально «чистил» квартиру родителей одного из друзей… «повязали» моих пацанов… а тот мир уже и не отпустил…

И вот сегодня снова нахлынуло то послевоенное пацанское детство, когда рядом множество мальчуганов, которые не знают, как добывать хлеб насущный, как выжить в экстремальных условиях… Которые знают только: мама, принеси… И я понимаю, насколько важны слова этим мальчишкам о нашем прошлом, о той нити историй человеческого рода, которые помогут им вырасти настоящими людьми.