Текст книги "Воля императора 3. Дебют"

Глава 6. Важные персоны

После обеда вместе с министрами провели запланированное совещание относительно ситуации с Османской империей. Корабли достигли водной границы с турками и только ожидали приказов к действию.

– А какие дальнейшие действия, вы предполагаете, будут верными? – спросил я.

– Если ситуация пойдёт по самому худшему сценарию, – доложил Столетов, – мы будем вынуждены начать обстрел Стамбула.

– Принято. А что касается десанта? – повернулся я к Шилову, который пока ещё исполнял обязанности военного министра. Утверждение Говорова затягивалось так как тот еще передавал дела.

– Одесский военный округ готовит сухопутную армию для десантирования на территории Османской империи, – тут же доложил генерал. – Планируется, что они пойдут по суше через Балканский полуостров. Сербы, как я понимаю… – Шилов взглянул на Аристарха Пылаева. – Готовы оказать любую посильную поддержку.

– Я даже не сомневался, – кивнул я.

– Десантные катера готовы будут в любой момент начать загрузку и последующую высадку на территории врага, – поддержал Столетов.

Я тоже повернулся к Пылаеву.

– Ну так что, какие новости от наших турецких коллег? – спросил я.

Пылаев немного поёрзал, но мне показалось, что он на удивление доволен собой.

– Сегодня с утра я провёл беседу с послом, а также с министром иностранных дел Османской империи, – наконец-то начал докладывать он. – Они, как бы это сказать, не были готовы к нашим столь оперативным действиям. И, как мне кажется, растерялись.

– Вот как? – удивился я. – А чего же не ожидали? Что мы будем дожидаться, когда они наших людей в тюрьмах сгноят? Удивительные они люди. И, как мне кажется, очень наивные. В большой политике это редко хорошо заканчивается. Думаю, вы согласитесь со мной?

– Безусловно, – ответил Аристарх.

– Так они ответили что-то? Какова была причина подобных действий? Чего они вообще ожидали, и чего хотели от нас?

– Чего они хотели изначально, боюсь, вряд ли признаются, – произнёс Пылаев. – Однако стоило мне задать этот вопрос, как они тут начали торговаться. Они интерпретируют своё поведение тем, что хотят поднять пошлину за проход кораблей через Босфор.

– А почему тогда они просто об этом не сказали? – усмехнулся я. – Зачем было захватывать корабли и арестовывать экипажи?

Я ещё по прошлой жизни помнил, что в этот период истории турки только и выживали за счёт тех самых пошлин. А о туризме в те времена речи-то особо и не шло.

– Так что мне им ответить? – напомнил Аристарх.

– Как это что? Российская империя не ведёт дела с шантажистами. Это вы можете передать им дословно. – строго ответил я. – Путём ультиматумов. они никогда не добьются уступок с нашей стороны. А вот лишиться Босфора вполне могут. Пускай довольствуются тем, что у них сейчас есть. А если хотят что-то обсудить, то пусть начинают с предложений, а не с пустых угроз.

Пылаев слегка съёжился, будто я его сейчас ругаю. Нет, такой человек на посту министра иностранных дел быть не должен. Нужен человек твёрдый и бескомпромиссный, но являющийся авторитетным. Вроде Сергея Лаврова из моей истории. Эх, на ниве кадров еще работать и работать.

– Они хотели наши карманы пощипать. – продолжал рокотать я. – Как бы мы их не пощипали за кошельки и за их территориальные границы. Опасную игру они затеяли. Вы запоминаете или записываете? – рыкнул я на Пылаева, заставив того вздрогнуть. – В общем, если вам нужно повторить, я повторю.

– Нет нет, я запоминаю и сейчас запишу, – засуетился Аристарх.

Джугашвили и Мезинцев смерили министра иностранных дел задумчивыми взглядами. Похоже они тоже пришли к схожему мнению.

– Пускай сначала освободят наших подданных и наши корабли пропустят. Оговорённую ранее плату, мы готовы заплатить, даже несмотря на то, что они свою часть договора нарушили, причём злостно. После этого пускай выдвигают встречные предложения. Но для начала, я бы хотел услышать, как они намерены загладить данный инцидент. Забывать мы ничего не намерены.

– Принято, ваше императорское величество, – Пылаев мелко закивал.

И чего это он? Вряд ли я успел стать таким грозным императором, перед которым заикаются генералы, а дамы теряют сознание. Слабоват всё же министр. В отставку ему пора.

– Господа министры, господа офицеры, – оглядел я присутствующих, – вам есть что добавить?

Столетов потёр лоб.

– Да турки просто не ожидали, что мы сразу же пошлём флот. Думали, что мы попробуем с ними договариваться, – он качнул головой. – Прошу прощения, о покойных плохо не говорят, но Николай Александрович крайне не любил доводить дело до войны. Мне очень нравится наша (адмирал посмотрел на меня со значением) решительность. Если мы и впредь будем действовать столь же уверенно, никто и не посмеет подумать, что Россия способна дать слабину. И забудут об иллюзии, что в Российской империи сейчас сложный период.

– А чего же тогда они ожидали? – удивился я. – Что мы будем долго их уговаривать? Россия не та страна, которая позволит с собой обращаться по-хамски. У нас слишком габариты большие.

Я вспомнил старую присказку, что носорог большой, но у него очень плохое зрение. Но учитывая его габариты, это проблемы не носорога, а окружающих. И уж точно носорог не будет извиняться за то, что кому-то отдавил ногу. Отойдите в сторонку и ваши конечности останутся целыми. Тем более, что Россия далеко не носорог. Россия – огромный бурый медведь, у которого вообще авторитетов практически нет, и плевать ему хорошее у него зрение или плохое. Если решили нас ущипнуть или ткнуть пальцем, пусть молятся, чтобы руки на месте остались.

Да уж, разошёлся я что-то. Хотя, если так посмотреть, учитывая стремительно развивающуюся ситуацию и действия соседей с запада, неплохо бы и правда довести дело до конца. Турки сами напросились. Да, на нас будут косо смотреть, быть может, даже в чём-то обвинят, но захватить Босфор не такая уж плохая идея. Ведь тем самым мы перекроем проход к Чёрному морю полностью. Просто изолируем его. А там хоть трава не расти. Пускай хоть Германия, хоть Франция на нас нападает. Им сначала нужно пройти перешеек. А даже если они это сделают, врасплох нас никто не застанет. Мы будем готовы, и наши корабли встретят врагов в полной боевой готовности.

А то ишь моду взяли. Они ведь зависят от того, что наши корабли ходят через их пролив. Чего им неймётся, чего им мало кажется. Жадность губит излишне предприимчивых людей. Хотя если вспомнить историю, французы и англичане ведь тоже зависели от поставок российского зерна. Даже когда мы воевали в Крымскую войну, Малороссия спокойно поставляла нашим же врагам зерно. Конечно, не сами крестьяне, а через своих помещиков, посредников да и через русских купцов, в том числе. Так что враги врагами, а свой живот ближе к телу. Ничего тут удивительного нет. То-то Европа так ратует за отделение Украины, на территории которой столько плодородной земли, способной снабдить зерном и злаками почти весь мир. Казалось бы, простая территория, небольшая с виду, а ценностей в ней столько, что всё мировое сообщество только и думает, как бы на неё руки наложить. И плевать на нефть, на редкоземельные ресурсы и руды, даже на золото плевать, когда есть нечего. Так что ситуация довольно прозрачная. Туркам нужно золото, нужно вернуть прежние территории, оттяпанные моими предками. А западу нужна свобода от российских поставок. Они сами хотят своё зерно иметь и ни от кого не зависеть.

В итоге совещание затянулось до позднего вечера. Обсудили мы многое. Когда я возвращался к себе в покои, по пути встретился с Ольгой Николаевной. Как оказалось, она сегодня успела съездить на свою дачу. Матушка доложила, что работа по переоборудованию жилых помещений в больничные идёт полным ходом. Между прочим, добавила, что сегодня к ней присоединилась Марина и тут же взялась за работу, да с таким рвением, что даже великая княгиня удивилась.

– Девушка очень ответственная и наблюдательная, – доложила она. – И прекрасно разбирается в вопросе. Не зная о ваших мотивах, сказала бы, что вы очень хорошо чувствуете людей и способны находить удивительные кадры.

– Благодарю вас, матушка. Рад, что Марина пришлась кстати.

Мы распрощались, и наконец-то я оказался в своих покоях. Стоило в моей голове коснуться подушки, как я сразу же отключился и унесся в страну грёз. Давно мне не снились сны. Видимо сильно уставал и похоже так отвык от этого, что не сразу понял, что представшая передо мной картина происходит не наяву, а во сне. Я оказался в тех самых чертогах, где когда-то встретился с Екатериной Великой, Николаем I и Александром – своим двойником.

Я огляделся по сторонам, убедившись, что место и вправду то самое. Немного даже удивился детальности и реалистичности. Каждая деталь была на своём месте, да и я был вполне в своём уме. Казалось, я не сплю, а и вправду зашёл в одну из комнат своего замка, где восседала троица.

– Снова явился? – посмотрела на меня Великая Императрица.

– Доброй ночи! – поздоровался я со всеми. – Ваши Императорские Величества… – произнёс я, немного замявшись.

Ума не приложу, как должен обращаться действующий император к давно усопшим.

– С чем снова пожаловал? – снова спросила Великая Императрица.

– Да спать я изволил. Не успел опомниться, как оказался с вами, – ответил я.

– Ну что ж, чем похвастаешь, что расскажешь? Как там нынче в нашей империи? – спросил Николай.

– Да всё по-старому.

На ум сразу же пришла фраза Салтыкова-Щедрина, что в России всё по-прежнему: пьют и воруют, но тут же себя одёрнул. Статистика даже в моем мире говорила о другом. Самые злостные пьяницы не у нас, а в Европе. С момента как я появился в этом мире, не видел пока что ни одного алкоголика. Пьяные попадались, но не так и много. А те, кто был пойман на воровстве, не очень-то относились к Русскому народу. Так что посему следует, это заявление совершенно несправедливо. А Салтыков-Щедрин просто преувеличил.

– Процветает империя, – ответил я. – Крепнет. Враги не дремлют, но и мы на месте не стоим. Бдим, так сказать.

– Как там твой дед, Николай Александрович? – спросила Екатерина.

Я осёкся и огляделся по сторонам. Кажется, покойный император тоже должен был находиться где-то здесь. Но его не было, что меня удивило.

– Так почил ваш потомок, – ответил я. – Даже удивлён, что его нет среди вас.

– Хм, жаль. – она огляделась по сторонам, будто выискивая усопшего императора. – Я вот тоже удивлена, – хмыкнула императрица.

В этот момент одна из тяжёлых парчовых портьер подёрнулась от сильного порыва ветра. Все присутствующие, и я, в том числе, посмотрели в ту сторону, а в следующий миг ткань кто-то грубо одёрнул. Да так, что несколько колец лопнуло от рывка.

Перед нами появился хмурый бородатый мужчина в меховой шапке и с тяжёлым посохом. Он грозно оглядел нас и строгим голосом спросил:

– Это что в моих чертогах творится?

– Ох, этого ещё нам не хватало! – охнула императрица. – И как теперь спасаться от этого смутьяна?

– Это что за бабища на моём троне восседает?! – вдруг притопнул ногой бородатый и со всей силы треснул об пол посохом.

Екатерина, закатив глаза, ответила что-то на немецком.

– Ещё и немка! То-то я думаю пахнет тут немчурой. А ну, освободи-ка место старшему, молодуха! – рявкнул он.

Я уже понял, кто это такой. Судя по всему, перед нами предстал сам Иван Грозный, собственной персоной.

Он сделал несколько уверенных шагов в комнату и огляделся по сторонам.

– Ишь, что выстроили тут, палаты какие! – царь усмехнулся. – А красиво… Я бы даже сказал: лепота!

Я, наблюдая за всем этим, ощущал смешанные чувства. С одной стороны, Иван Грозный внушал уважение и трепет. С другой стороны, слишком уж он походил Юрия Яковлева из фильма «Иван Васильевич меняет профессию». Фильм-то снят по мотивам пьесы Булгакова, но сценарий писали позже. Да и фразочки те самые. Мне даже показалось, что это и есть Яковлев, а не настоящий Иван Грозный. Он даже внешне похож. Или не он? Напрашивается фраза “Я не узнаю вас в гриме”.

– А ты чего здесь вырядился? – он уставился на Николая Первого. – Чего такой блестящий, сияешь как котовьи яйца! Железок понавесил, словно зерцало.

– Вы что себе позволяете? – добавив грозности в голос, спросил Николай.

Правда, по сравнению с Иоаном Васильевичес, его претензия выглядела, мягко говоря, неубедительно.

– А ты мне тут не смерди, как князь Курбский. Это я аж за сто локтей учуял кровь худородную, Романовскую. Радуйтесь, что я вашего предка Федьку на кол не посадил. Иначе, не кудахтали бы тут. Развел я курятник!

Все трое одновременно вдохнули изображая праведное возмущение. но дальше дело отчего-то не пошло. Врукопашную с Иоанном Васильевичем никто не кринулся.

Я наблюдал за разворачивающимся спектаклем. А по-другому это сложно было назвать. Как минимум, он отчитывал своих потомков и последователей, а на меня, как будто бы нарочно, внимание не обращал. Складывалось впечатление, что это какой-то театр для одного зрителя. Однако, несмотря на всю свою эпатажность, царь почему-то был мне более симпатичен. Что-то было в нём. Может харизма? Двигался он уверенно, и пронзительный взгляд внушал уважение, будто лев смотрит. Так, только царь и может смотреть.

Однако, если припоминать историю, пускай и называли Иоана Васильевича грозным, однако при его правлении, длившемся сорок лет, погибло едва ли 5 тысяч человек, что на самом деле удивляло. Цифры то невелики. Ведь тот же Карл IX, культурный монарх, за одну только ночь умудрился погубить более тридцати тысяч гугенотов. И сам лично отстреливал беззащитных жителей столицы из аркебузы. А ухлопали их всего-то потому, что не сошлись в вопросах веры.

Если не путаю, по тому поводу даже была легенда, что, когда к Карлу подошёл советник и сказал, что у гугенотов и наших солдат форма одинаковая. Мол, повязки им на руки надели, но при этом повязки не всегда видны, и сложно понять, кто наш, а кто не наш. На что Карл ответил просто – убивайте всех, Бог на том свете уж разберётся, кто из них наш, а кто нет. Отсюда вопрос, кто ещё из этих императоров кровавый и грозный?

Впрочем, не уверен, что это было именно во время Варфоломеевской ночи, но очень похоже.

– Что ж вы такие нерасторопные да бестолковые? – снова притопнул ногой Иван Васильевич. – Неужто понять не можете, что я хочу с преемником речь вести? А вы мне тут только мешаете.

– Мы вообще-то тоже тут общались, – важно заметила Екатерина.

– Что вы ему расскажете? Как распутством да пьянством заниматься? – рыкнул царь.

– А вы ему что расскажете? Как нужно налаживать отношения с детьми? – хмыкнула императрица.

– Я тебе сейчас! – взревел он и замахнулся посохом.

Этот замах выглядел немного неестественно, потому что находился царь метрах в пяти от императрицы.

– Выслушивать подобные речи от мелкого царька я не намерена, – вздёрнула нос Екатерина Великая. – Посему, удаляюсь, чтобы прогуляться на свежем воздухе, подальше от душных речей, – произнесла она, а потом посмотрела на Николая I. – Николаша, составишь мне компанию?

– Конечно, бабушка, – ответил тот, слегка уколов императрицу.

В следующий миг все трое, включая Александра, растворились в воздухе, будто бы их и не было.

Иван Васильевич обошёл по кругу чертог, внимательно осматривая углы, будто пытаясь высмотреть, не спрятались ли где бежавшие императоры и наследник. Затем важно прошёл к тому трону, где все восседала императрица Екатерина Великая, и с глубоким вздохом уселся прямо на трон, умостив рядом свой посох.

Снова поглядев по сторонам, он окинул комнату взглядом, и наконец его глаза остановились на мне.

– Ну что стоишь? Чего ждёшь? – спросил он.

– А чего мне, собственно, делать-то? – удивился я.

– Присаживайся. Говорить с тобой буду, – указал Иван Васильевич на соседний трон.

– Благодарю, – произнёс я и, пройдя к высокому креслу, присел на его край.

Наблюдая за мной, царь лишь усмехнулся.

– Да уж, нынче в цари абы кого берут. Благо Россия не на волоске держится. Будет тебе хоть какая-то фора, да несколько попыток на ошибку, – произнёс он.

– Да я как-то и не собираюсь ошибаться.

– Все ошибаются. Порой и не понимают, что совершили ошибку. Порой самые благие с виду дела кажутся правильными, а являются грубейшей ошибкой, ведущей к катастрофе. А самые несправедливые и глупые, неверные, на первый взгляд, – оказываются самыми верными. Так что не спеши загадывать наперёд. История не любит самых умных.

Я не стал никак комментировать его слова, изображая внимание и слух.

– Холопов и приближённый в узде держи, спуску никому не давай. Только почувствуют, что царь добренький, мгновенно трона лишишься. Немчура, поляки, все набегут, лишь бы свой кусок отхватить. А свои же ради мелкой выгоды на блюде с золотой каёмочкой им всё и предоставят. Только попробуй у меня хотя бы пядь русской земли врагам отдать. Самолично накажу! – с этими словами он схватил свой посох и потряс им. – Я за тобой наблюдаю. Все мы наблюдаем. Даже эти вон голодранцы, – он мотнул головой куда-то в сторону, вероятнее всего, имея в виду Екатерину Великую и Николая I.

– Отчего же голодранцы? – не согласился я. – Они немалый вклад принесли в развитие Российской империи.

– Вот если бы они не придавались пьянству да распутству, принесли бы ещё больше. А так ничего большего они не заслужили, – бескомпромиссно заявил царь. – Ты хоть и не нашенский, а духу и самообладания не теряешь. По девкам не шастаешь. И вина, как я вижу, не пьёшь. Это по нраву мне. И смотри, не подводи моего доверия. Я слежу за тобой. А коли расстроишь меня, кара моя тебе не понравится, – с этими словами Иван Васильевич, по примеру прежних правителей, тоже растворился, и в чертогах я остался один.

Да уж, было о чём подумать.

– Не засиживайся там, – раздался откуда-то голос царя. – Ты пока что ещё господом богом не отмечен. Вот когда станешь помазанником, тогда и будешь здесь, как у себя дома рассиживаться. А пока что, брысь!

На этом моменте я проснулся.

Глава 7. Агентура

Император должен знать все! Особенно, что творится при его дворе. Вон, слуга, проверенный сто раз, едва не угостил своего государя кофейком с ядом. Мне теперь что, заводить какого-нибудь специального человека, чтобы тот первым пробовал каждое мое блюдо? Вроде, когда-то такое уже было. Но при Романовых – точно не было. И, кажется, до сих пор никого не пытались травить? Впрочем, и огненными шарами никого не пытались убить. Все больше по старинке – из револьвера, или динамитом взорвать. Боюсь, кто-нибудь додумается ухайдакать меня из винтовки с оптическим прицелом. А что такого? «Мосинка» бьет далеко, на километр, если не больше. Оптический прицел можно купить в любом магазине охотничьих товаров. Вычислить маршруты, по которым я езжу – это не сложно, засесть в засаде. Бах. И нет императора.

Нет, черные мысли нужно гнать. Не хочу входить в число государей, причисленных к лику святых, да меня, покамест, к ним и не причислят. Коронации не было, стало быть, миром меня не мазали и я пока государь, но не помазанник божий. Так что, рановато мне становиться покойником. Тем более, я им уже был.

Приказал Пегову подыскать при дворе парочку человек, чтобы время от времени получать конфиденциальную информацию, а ещё, как я полагаю, Мезинцев должен расстараться, чтобы расставить при дворе собственную агентуру. Выяснял – а почему раньше не было? Оказывается, имелся запрет покойного императора. Дескать – присматривать за двором, включая прислугу, не этично! А слушать слухи и сплетник, так вообще недостойно государя-императора.

Я опять удивился – как это дедушка умудрился дожить до глубокой старости? Не интересовался – а на Николая Александровича покушения были? Если и были, то историкам о том неизвестно. И мысли у покойного царя слишком уж оптимистичные и радужные были. Нашел, кому доверять! Что за придворными, что за прислугой и нужно присматривать в первую очередь. Как говаривала одна известная артистка в не менее известной роли: «Прислуга – главный враг в доме!»

Нет, у меня несколько иной подход. Я уже разрешил Мезинцеву вербовать в агенты и врачей, и адвокатов, и священников. Раньше их запрещалось трогать. Мол – носители чужих тайн! А мы следуем примеру предков. Петр Первый, вон, приказал священнослужителям, чтобы те докладывали светскому начальству, если на исповеди узнавали о «воровских делах». И правильно сделал, между прочем. Напомню, если кто-то забыл, что ворами именовались не расхитители чужого имущества, а государственные преступники.

Сплетни – это тоже информация, только нужно вовремя определить – несет она какую-то пользу, или нет? Но даже если и нет прямой пользы и выгоды, то есть информация к размышлению. Сплетни, как правило, на пустом месте не появляются.

Императорский двор – тот еще гадюшник. Вроде бы, сороковой год двадцатого века идет, а придворные, словно бы не вылезли из восемнадцатого столетия, хотя и ездят на службу в современных авто, носят не кринолины с камзолами, а современные костюмы и платья, но все равно… В общем, серпентарий. А некоторые «гады» сами уже решили на добровольных началах поверять мне кое-какие сведения. Вот, скажем, камергер Александров, которого зовут Максим Александрович, но все поголовно именуют его Максиком. Все, кроме меня. Выглядит лет на двадцать, маленький, конопатенький. Мужику под сорок, а он в камер-юнкерах до сих пор. Удивительно, как он в чин-то пролез? Наверное, надеется стать камергером? Ну-ну, надейся. Медалькой какой-нибудь я его награжу, вроде «За победу над пьяным медведем в зоопарке» или орден Сутулого, а более высокую придворную должность? Шиш. Правда, я ему ничего не обещал, но пусть надеется. Надежда – глупое чувство. Об этом сказал не я, а Макс Фрай устами своего героя, но фраза мне нравится. Но как информатор Максик полезен.

Вот и сегодня, улучив момент, когда я шел по коридору, легким кивком позвал за собой Александрова, а тот так понесся, что едва не сбил с ног лакея. Выведя камер-юнкера на открытое место, чтобы все видели, как император с ним общается (зайти за портьеру, так все равно увидят, а слухов станет гораздо больше), ласково поинтересовался:

– Любезный Максим Александрович, а что у нас нового?

– Да ничего такого, чтобы вас заинтересовало, – скривился камер-юнкер. – Так, мелочевка, не стоящего вашего внимания.

Я, уподобившись Зевсу, слегка нахмурил брови – мол, это мне решать, стоит или не стоит:

– А по мелочи? – спросил я.

– Если только по мелочи. А по мелочи… – призадумался Максик. – Придворная дама – фрейлина ее императорского величества вдовствующей императрицы Александры Федоровны опять приезжала сюда из Гатчины, требовала у камердинера Носкова, чтобы тот на ней женился. Мол – императрица ее хочет уволить, а она до сих пор не замужем. Грозилась к вам пойти, чтобы вы заставили Носкова исполнить его обещание.

– Так Носков – человек солидный и, вроде бы, даже женатый? – удивился я.

Носков и на самом деле производил хорошее впечатление. Служит по департаменту внешней торговли в МИД, камергером стал не за заслуги предков, а покойный дедушка его так повысил, за его собственный вклад в развитие экономики, да и я его уже на выдвижение наметил. Может, им и заменю своего министра иностранных дел? Но пока еще не решил. Знаю, что с торговлей он управляется, а вот как пойдут дела с дипломатией, пока не уверен. Опыт работы в посольствах у человека есть, но лишь по торговой части. Сам же Носков редко общался с политиками.

– Так да, Станислав Сергеевич человек женатый, насквозь положительный, – осклабился Максик. – Он этой фрейлине, которая тогда и фрейлиной не была, предложение делал. Отказала, так во фрейлины хотелось, при дворе дефилять, а нынче вспомнила. Мол – коли обещал, женись. Подумаешь, десять лет прошло.

Я только отмахнулся. Если так – то это уже не ко мне, а к врачу. Наверняка есть психиатры, которые вставят мозги фрейлине. Если бы камер-юнкер раздобыл какой компромат на директора департамента, тогда да, информация нужная. А так, к чему это мне?

– Ещё что интересного?

– Флигель-адъютант Соснин разбил очередной аэроплан, – наморщил лоб Максик, будто изо всех сил напрягал извилины.

Про Соснина с его аэропланом – вернее, с легкомоторным самолетом я знал. Мезинцев уже проверял – откуда у флигеля деньги на самолеты, которые он разбивает не реже одного раза в год? А вдруг берет взятки или его спонсируют враги? Оказывается – продал имение, а вырученные деньги спустил на авиацию. Как сам до сих пор жив? Надо бы флигелю посоветовать в авиаторы перейти, так не хочет. Свобода дороже. А может, оно и к лучшему. Если свои самолеты бьет – его дело, а казенные, то лучше не надо.

Я выжидательно посмотрел на Александрова, ожидая от него чего-то поинтереснее.

Максик замялся, но уж слишком был у него лукавый вид, словно у ребенка, узнавшего какую-то тайну, которую хочется поведать всем окружающим. Например – узнал, что папа купил бутылку, спрятал ее на балконе, а мама про то не должна знать. А так хочется рассказать! Ребенок походит кругами, да и сдаст папу.

– Максим Александрович, я же все равно все узнаю, – улыбнулся я, хотя хотелось сказать другое. Мол, телись быстрее, что ты себе цену-то набиваешь?

– Все придворные дамы решили объявить бойкот вашей будущей невесте, – наконец сдался он.

О как.

– А что за дамы? – удивился я.

У меня же нет фрейлин, не положено императорам иметь придворных дам, если они не женаты. Разумно, между прочим. Не стоит создавать правителю курятник. Впрочем, одному из моих предков, с которым я встречался в «чертогах», наличие законной супруги не мешало топтать своих придворных «курочек», а потом выдавать их замуж за генералов и прочих важных персон.

– Придворные дамы вдовствующей императрицы, фрейлины вашей матушки, – принялся перечислять камер-юнкер. – А к ним присоединились жены придворных, а также жены генералов. Да что там – отец Никодим, который вашу будущую невесту православной вере наставляет, уже от своей матушки нагоняй получил – мол, негоже православному батюшке «портомойке» Закон Божий читать. Я почему про матушку знаю, – пояснил камер-юнкер, – потому что мы с ними соседи. Мы на второй линии живем, в восьмом доме. Только отец Никодим на втором этаже живет, а я на первом. Вот слышал, как матушка Ольга его чехвостила. Из окон долетело.

При упоминании отца Никодима я мысленно вздохнул. Он же считается моим личным духовником. А я, такой-сякой, не то, что на исповедь не являюсь (вру, был один раз), так еще и заутрени пропускаю. Батюшка уже жаловался Ольге Николаевна, а я только отмахнулся и отбрехался – дескать, я молюсь в своем кабинете, а тратить время на посещение храма, пусть и домового, совершенно нет времени. В кабинете я не молюсь, но иной раз осеняю себя крестным знамением. Человек-то я верующий (сам так считаю), но абсолютно не воцерковленный. На службы хожу редко, постов не соблюдаю. Наверное, как и девяносто девять процентов людей из моего времени. Здесь ситуация иная, но все равно, нет того религиозного рвения, что было при прежних государях.

Но мое отношение с Господом не должно волновать ни священника, ни, тем более, матушку. Или я не прав?

– А какое дело матушке Ольге до бойкота? – поинтересовался я без особого интереса. Ну объявили бойкот, ну и что? «Темную» не устроили, так и слава богу.

– А матушка очень дружна с некоторыми придворными дамами, – пояснил Максик. – Поэтому, она считает, что супруг обязан сделать так, чтобы ваша будущая невеста принесла извинения госпоже Титовой. Мол – пока не извинится, обращать ее в православие не следует. А батюшка говорит, что извинения должны быть искренними и портомойка сама должна прийти к этому выводу.

Неслыханное дело. Попадья дружит с придворными дамами? В прежние времена дамы бы не дружили с женами священников, социальный слой разный, а у нас, видите ли, либерализм. Так, а какое слово Максик сказал?

– Максим Александрович, а кто это у нас портомойка? – искренне спросил я. Ну, почти искренне, потому что начал догадываться.

– Н-ну, понимаете ли, ваше величество, – промямлил камер-юнкер, а потом неожиданно твердо сказал. – Портомойкой нынче зовут вашу будущую невесту. Все-таки, ей следовало вести себя гораздо сдержаннее по отношению к женщинам. Тем более, что у вас мадмуазель Титовой ничего не было. А даже если и было бы, то это не оправдывает использование швабры или половой щетки в качестве орудия для битья. Да и голой рукой бить придворных не след. Будущей русской императрице – если она станет таковой, негоже поднимать руку на своих подданных.

Вот тут я с Александровым абсолютно согласен. Распускать руки – не дело для женщин, тем более для императриц. Она же видит себя государыней Всея Руси, верно? А вот императору можно… М-да, чего это я? Нет, разумеется, императорам тоже не следует распускать руки, даже если им этого хочется. Петр Великий, лупивший бояр, а потом и сановников дубинкой, пример так себе, не очень хороший. Что толку, если Петр отлупил казнокрада, а потом его и простил? Бить не нужно, а вот сажать в тюрьму или казнить – вполне возможно. И народу нравится, если император большую шишку к ногтю прижмет. Но народу всегда нравилось, если сильных мира сего гладят против шерсти. Главное, чтобы толк в этом был.

Кстати, отчего Эдиту Марию прозвали именно портомойкой? Почему не уборщицей или не полотеркой? Не говорю уж – «специалист по клинингу». Портомойка… Кажется, когда-то так называли прачек самого низшего класса, из тех, кто стирал мужское нательное белье – рубашки и кальсоны? Правда, не уверен, что среди прачек имелась специализация.

Вот и думай – а стоит ли объявлять невестой портомойку? А ведь неглупый человек дал такую кличку, очень неглупый. Кличка такая штука, что способна испортить всю жизнь. Неужели это сделала Анна Титова? Девушка языкастая. А может, ее папаша?

С Титовым, кстати, недавно случился забавный случай. Камергер, став начальником Императорского кабинета, резво принялся наводить в нем порядок. Провел ревизии едва ли не во всех отделах и учреждениях, отправил под суд десяток чиновников, а пятерых довел до сердечного приступа или самоубийства. Зато умудрился вернуть в казну миллион рублей. Но имелись и казусы. Так, Георгий Егорович отыскал несоответствие в Академии наук – почему академикам выделяют в год пятьсот ведер спирта с государственных винокурен, а еще выделяют деньги на тот же спирт? Поначалу Титов вообще возмущался – мол, не слишком ли много академики пьют? Получается, тысяча ведер, что в простом пересчете дают две тысячи ведер водки? А академиков, вместе с членкорами, докторами и профессорами гораздо меньше. Не упьются ли?