Текст книги "Все герои вымышлены – 2"

Философский научно-фантастический рассказ

«Боги Сингулярности»

История эта началась еще в стародавние времена, когда люди верили в бога, чтобы не жить в страхе смерти. Но уже в первом столетии Сингулярности осознание человеком своего наследственного смертного несовершенства перестало быть актуальным. Это произошло, когда первые реальные плоды экспоненциального развития науки о жизни стали реальностью, данной в ощущениях. Старожилы не дадут соврать, что Сингулярность свалилась, как снег на голову, стремительно накатилась откуда-то из недр вселенной. Неожиданно и безапелляционно, как вязкий с темно-синей зыбью вечер глубокой осенью. При этом человек в своей сердцевине остался кем создала его природа: мыслящим млекопитающим, которому удалось довести до совершенства функционал палки-копалки. Человек также вписал себя в историю мироздания как первое биологические существо, познавший таинство рождения и смерти живой материи. Но что стало с самим человеком? Люди Сингулярности – это несовершенные создатели совершенных мыслящих автономных машин. От раскалённых скал Яри до студёных архипелагов Глизе – умные машины в эпоху Сингулярности внесли существенный вклад в науку и технику, в индустриальный дизайн и НИОКР, а виртуозный искусственный интеллект сотворил в золотой век торжества кибер-искусства Сингулярности чудеса творчества. При этом высший пилотаж интеллекта машин эпохи Сингулярности становился все более непонятным и недоступным для человека, мозг которого проиграл гонку их экспонентно развивающейся вычислительной мощи. Человек упустил тот момент, когда из миллионов, казалось бы, ничем не связанных друг с другом явлений научно-технического прогресса выделяется монолитный и абсолютно непреклонный поток необратимых глубинных изменений в обществе. Однако, своим машинным зрением роботы видели в человеке не только его слабость, но и «божественное начало». В безбрежной гордости, в стремлении к полному господству над природой и животной гармонии с ней. В страстном стремлении к звездам и планетам. В моральном благородстве. В недоступных машинам чувствах первого уровня. В мире тотальной рациональности, где безраздельно господствовали умные машины, были крайне востребованы механизмы, которые препятствовали бы дегуманизации. Людей могло спасти только иррациональное чувственное начало.

***

Мужчина сорока двух лет, знавший, что его больному сердцу судьбой готовится смертельный удар по миокарде, завещал заморозить своё тело после кончины. Он подготовился. Он принял агонию мужественно, с достоинством и благородством. Когда пробил его последний час, был отправлен в криогенную «могилу». Его тело заполнили био-нейтральным антифризом, чтобы холод не разрушил ткань, которую врачам далёкого будущего когда-то предстояло возродить. В состоянии криогенного сна Адам сохранился до Сингулярности при температуре близкой к абсолютному нулю. Возвращение жизни во все клетки тела – тяжёлый и медленный процесс. Мозг умирает и возвращается последним. Жизнь по капле возвращается в холодную плоть через боль. Шаг за шагом, клетка за клеткой реконструируется живое тепло, подобно тому как формировалась в катаклизмах планета, ставшая колыбелью жизни. Мужчина пришёл в себя. Это означает, что он начал осознавать и адекватно анализировать происходящее вокруг. Адам увидел, что лежит на длинном хирургическом столе. Ему в глаза, в лицо, по всему телу смотрит россыпь маленьких черных зрачков медицинских видеокамер, висящих, подобно мошкам в знойный полдень, в воздухе. Вокруг него проворно снуют гибкие щупальца и тонкие изящные манипуляторы человекоподобного робота. Многорукий робот проворно распоряжается десятками каких-то воздушных проводов, медицинских шлангов, датчиков и игл, а также непонятных пациенту инструментов, работающих с его воскрешаемым организмом.

Робот время от времени искусно и уместно проводил тампоном по лбу воскрешаемого. При этом он периодически вкрадчивым голосом мягко приговаривал откуда-то из-под лба, на котором находился мигающий бледным красным огоньком светодиод:

– Добро пожаловать в жизнь. С возвращением. Не волнуйтесь. Все будет хорошо. Все уже неплохо, очень неплохо. Ваш куратор по возвращению скоро вас навестит, – затем успокаивающим голосом пообещала умная машина. – А я, ваш лечащий врач-реаниматолог. Специалист первой категории, между прочим, – как-то по-человечески хвастливо проинформировала пациента машина, энергично обтирая меж тем его ноги какой-то мягкой тёплой тканью.

– Попробуйте, кстати, сказать что-нибудь, – вдруг предложил робот.

– Мма-ма, – медленно выдавил из себя еле ворочавшимися губами пациент.

– Отлично, – отреагировал робот-реаниматолог, – поздравляю, вас с первыми новыми и столь старыми словами, – философски прокомментировала первые звуки воскрешаемого машина.

– Отдыхайте, – ровно сказал робот и, плавно отъехав к стене, затих, слившись с белым покрытием операционной.

Адам не смог бы сказать точно, сколько времени прошло, когда после его невероятного «воскрешения» в палате впервые появились люди. Пришли двое, высокого роста, в медицинских масках. Ему показалось, что люди были худощавы, с гладкими лицами и высокими лбами. Трудно было с первого взгляда понять, мужчины это или женщины. Их голоса были мягки, черты лица плавны, абсолютно симметричны и ни в одной черте не грубы, пальцы удивительно изящны, походка легка и быстра. Это люди будущего, понял пациент. И они ему понравились. Они не внушали страх. В них воскрешённый увидел именно тех людей, к которым он и стремился попасть, подписывая когда-то свою последнюю волю.

Один из вошедших достал какой-то свиток, который представлял собой тончайший, гибкий, как лист древесной бумаги, мягкий интерактивный экран. Вошедший торжественно раскатал электронный свиток вниз и спокойным торжественным голосом произнёс:

– Уважаемый гражданин, клиника «Возрождение» рада объявить вас живым. Поздравляю и добро пожаловать обратно на планету Куна, которую вы уже почти покинули когда-то. Вы смогли вернуться в этот мир благодаря достижениям Сингулярности. Вы вправе отказаться от воскрешения и ходатайствовать о том, чтобы быть захороненным по обычаю своего времени, – провозгласил затем человек будущего. Мужчина промычал что-то несвязное в ответ. Он попробовал приподняться на локтях, но сил не было.

– Лежите спокойно, дышите глубже. Все в пределах нормы, возвращение проходит нормально. Вам будут назначены восстанавливающие процедуры. Вы вскоре сможете ходить, – вселяющим уверенность голосом заверил он. – Впереди вас ждёт много радостных моментов, но вас также ожидает испытание. Чтобы ожить, вы должны хотеть жить. Очень хотеть. Пока нам удалось лишь разбудить организм, а нужно ещё и душу. Ищите в себе изо всех сил, что найдёте, истоки жизни, внутреннюю энергию возрождения и развития, – загадочно и вместе с тем довольно волнующе закончил свою речь вошедший.

– Пока сознание не вернётся в вас полностью, восстановление нельзя будет считать законченным, – деловито и лаконично вмешался второй врач. После этой фразы визитёры также неожиданно удалились, как и появились в палате. Снова вступил в работу робот-реаниматор. Он активировал арку какого-то прибора, с виду похожего на сканер. Прибор начал двигаться над столом, просвечивая перламутровым светом его ноги, от ступней до таза. От «сканера» исходило приятное тепло, Адам буквально чувствовал, как каким-то благодатным тёплым красным соком постепенно наливаются его конечности. Жизнь снова втекала в тело мужчины, движение органической материи вновь происходило в остекленевших три века назад сосудах, порах, костной ткани, волокнах мышц, струнах связок, гребешках хрящей, ячейках, узлах, артериях, во всем сложном биологическом организме, в каждой из миллиардов клеток, находившихся в криогенном параличе. Вокруг него на интерактивных стенах палаты, потолке, везде и всюду вокруг происходило представление, будто кто-то пытался закачать в его мозг максимальное количество информации, проецируя образы на стены-экраны помещения, где находился Адам. Его вниманию был представлен калейдоскоп каких-то личностей, пейзажи матери-Куны, фотографии огромных, похожих на разросшиеся черные кристаллы городов. Улицы мегаполисов яркими зелёными клиньями рассекали непроходимые леса.

Зелёные просторы местами были прочерчены тонкими блестящими нитями рек. Его взору представили какой-то ужасный катаклизм, мощнейший ветер, сдувающий страшным черным, несущимся над планетой смертельным покрывалом тотальной войны все вокруг. Затем появились кадры гор и морей невиданных им ранее планет, которые, видимо, открыло человечество за то время пока его не было среди живых. Все это время он пытался встать, или хотя бы начать двигать руками или ногами, но его усилия были почти тщетны: конечности еле двигались. Он понял, что оставался почти полностью парализованным, при этом, как ни странно, он не чувствовал боли.

Вскоре какой-то сладкий дым наполнил его палату. Адам уснул глубоким сном. Первое, что увидел проснувшись: лицо, вернее интерфейс, конечно, лечащего робота. «Вам заменили кое-что, так, по мелочи: суставы, одну почку, кое-что тут (робот постучал пальцем по своему корпусу в том месте, где у людей находится сердце) – ничего особенного». И, добавив традиционное «отдыхайте», мягко удалился к стене и замер там.

И тут нагрянула реинвентаризация. В клинике «Возрождение» это обязательное мероприятие Сингулярности, которое проводилось все чаще, проходило в форме полной смены обслуживающего оборудования. Группа роботов, которые знали, что скоро, возможно, и сами попадут под реинвентаризацию, бойко и слаженно разбирали всю технику, упаковывали ее в большие стальные ящики и тубусы и выносили вон из здания. Досталось и слившемуся со стеной вежливому роботу – реаниматору первого класса, который так умело снимал боль с ног и всех других конечностей.

– Оставьте его, он мне нужен, – попытался вступиться за несчастную машину, которая всего полчаса назад ощущала свою полную полезность людям, пациент.

– Он морально устарел, в вашу палату сейчас доставят нового врача, который намного лучше. В нем устранены все ошибки этого изделия и сделан ряд иноваций, – беспристрастно ответил один из роботов-реинвентаризаторов, ловко запихивая робота-врача, спасшего Адама, в ящик, уверенными движениями складывая его, как складной столик или какую-нибудь сборно-разборную тумбочку.

– Не волнуйтесь за меня. Я просто устарел, – спокойным и каким-то трогательно ласковым голосом не переставал повторять реинвентаризируемый робот-врач до тех пор, пока над его головой не захлопнулась плотная крышка ящика с красной надписью «утилизация» по диагонали.

Новая модель, которую тут же вытащили из другого точно такого же металлического ящика, была, несомненно, изящнее и, вероятно, действительно в чем-то умнее предыдущей. Она могла вести философские беседы со скучающими от однообразной жизни клиники пациентами. И даже предлагать им наиболее современные формы воскрешения. Адаму новый врач предложил как вариант вообще не воскресать обратно в физическую форму а, загрузив информацию, знания и воспоминания о пережитом в компьютерную программу, полностью отказаться от старого бренного тела. Такой вариант, по мнению машины, сулил новые интересные возможности. В частности, открывал путь к перемещению со скоростью света в виде информационного пучка. А также возможность принимать форму любого из известных на тот момент донорских механизмов и биомеханических изделий. Например, можно было «вселиться» в точную копию птеродактиля-властителя небес и поселиться на планете вечнозелёных джунглей Зейма. Или, в конце концов, остаться в теле суперкомпьютера и увеличивать до бесконечности свои знания о материальных и нематериальных мирах. Однако, перспектива попасть однажды в список программ, подлежащих утилизации, была Адаму неприемлема. Он твердо решил остаться в рамках ранее согласованной программы, на которую он много лет назад решился и к тому же всеми своими сбережениями когда-то оплатил.

Постепенно жизнь возвращалась в его члены, впрочем, он их не ощущал, как свои. Он скорее испытывал довольно странный симбиоз со своими новыми конечностями, которые как бы сосуществовали с ним в едином биологическом комплексе. Конечно, ему не терпелось выйти за больничные стены и посмотреть, как выглядит новый мир. И вскоре такая возможность представилась. Первая вылазка на беспилотном летающем такси состоялась уже через неделю его пребывания в больнице. С воздуха была, как на ладони, хорошо видна эта странная зловещая даже в чем-то картина Куны. Кварталы плотных каменных джунглей неожиданно сменялись дикими районами, с брошенными домами, сквозь зияющую пустоту окон которых были видны проросшие насквозь лианы, здания были со всех сторон окружены изогнутыми вьющимися стволами и ветвями, стали частью непроходимой чащи, окруженной со всех сторон машинной супер-цивилизацией Сингулярности.

– Это началось пару веков назад, – увидев удивление во взгляде, объяснял его роботизированный гид-проводник, который представился как «Эйно, специалист широкого профиля по планете Куна». Как видите, большая война оставила свой след, – сказал он. Выжившие люди стали постепенно перемещаться в орбитальные города, на близлежащие планеты, их опустевшие дома забрала природа, и теперь отделенная прозрачной стеной первобытная дикость начинается порой прямо у порога вашего дома. Вы, люди, поделили планету, а мы не стали мешать этому делению. Человек начал войну, роботам пришлось иметь дело с ее последствиями. Знаю одного из живых, кто может рассказать больше, чем я, – перейдя почему-то на шёпот продолжала настроенная на дружбу машина. Но к нему нужно лететь, живет в зоне за орбитой Куны, туда можно добраться на небольшом межпланетном корабле. Чаще всего его можно застать на базе, что находится на Сибане, спутнике Йоро. Часа четыре-пять лету отсюда на космояхте.

– Вы можете помочь с полетом туда? Хочу видеть этого человека, – как можно более твердо и настойчиво попросил робота Эйно Адам, в глубине души, честно говоря, и не надеясь на положительный ответ.

– Нет абсолютно никаких препятствий для людей вылетать за пределы Куны, можете лететь хоть сейчас, – твердо заключила умная машина. Но вынужден предупредить: вам может не понравиться то, что вы от своего соплеменника там услышите. Однако никто кроме этого человека не расскажет вам историю людей на Куне лучше.

«Что бы я там ни услышал, я должен понимать, что со мною происходит, где я и как мне жить дальше», – твердо решил Адам, взбираясь на трап космической яхты вместе со своим компаньоном – робогидом. Сибан, спутник газового гиганта Йоро, планетарной системы Двух светил, куда входила колыбель цивилизации Куна, представлял собой сравнительно небольшую планету. Один из пяти спутников исполина Йоро, он был почти полностью покрыт густым метановым океаном. Вместе с тем на планете имелось несколько архипелагов, которые яркими оранжевыми пятнами серного налёта были видны даже свозь метан-этановые облака и выделялись на фоне иссиня-черной глади безбрежного углеводородного простора. Часть пути пришлось пройти под поверхностью из-за чудовищного кислотного ветра, что безраздельно царствовал в тот день над планетой. Стихия будто бы отчаянно старалась выдуть с нее всю эту черную вязкую жижу.

Наконец, опасное путешествие позади. Космояхта плавно и точно вошла в безопасный ангар. Адам вскоре увидел подошедшего к космояхте человека, пообщаться с которым ему так настойчиво советовал робот-гид. Высокий мудрый лоб, умные, добрые, как ему показалось, с лучистыми морщинками в углах больших карих глаз. Удивительно, но этот человек практически ничем не отличался по внешнему виду от людей, живших во времена молодости Адама, или во время первого рождения, как он теперь про себя называл ту свою прежнюю жизнь.

Человек посмотрел на Адама с неподдельным любопытством, пытаясь, видимо, разглядеть в нем какие-то экстравагантные манеры человека из далёкого прошлого.

– Вы многое пропустили, пока спали мёртвым сном в своей криогенной колбе, – окинув взглядом собеседника с ног до головы, иронично, наконец выдавил из себя хозяин станции.

– Да, видимо, много интересного. И, судя по всему, я успешно пересидел, вернее перележал какую-то бойню, – вступая в разговор парировал реплику Адам.

– Вы уже знаете о той жуткой войне которая чуть не уничтожила жизнь на Куне?

– Робот-гид намекал, но как-то боязливо, – рассказал Адам о своём разговоре с Эйно.

– Разумеется. Они не скажут. Они имеют своё коллективное мнение об этой войне. И любая неосторожная фраза с их стороны, если, конечно, роботы вообще могут быть неосторожными, может быть трактована как факт вынесения суждения о тех, кого они считают богами. То есть о нас, о людях.

– Вы хотите сказать, что несмотря на то, что мы чуть не уничтожили планету, они все равно считают нас божественными?

– Не совсем так, – поспешил любезно поправить Адама мудрец – островитянин. Они считают нас богами прежде всего по той причине, что мы являемся их создателями, – начал по-учительски терпеливо объяснять он. Наши вдохновение и талант создали умные машины. А затем вдохнули в материальную искусственную оболочку интеллект и машинное сознание. Это они знают точно. Как и то, что боги могут быть несовершенными, ибо иначе как объяснить эту бессмысленную тотальную войну.

Адам внимательно слушал своего собеседника, все глубже осознавая, что его возрождение на Куне произошло в непростой период в жизни планеты и что ему предстоит еще сделать немало крайне тяжёлых решений и испытаний, прежде чем его новую жизнь можно будет назвать состоявшейся.

– Мне вскоре предстоит пройти Комиссию на обоснование целесообразности моего возрождения, – вдруг откровенно излил душу мудрецу гость, даже и не пытаясь скрыть своё волнение по данному вопросу.

– Комиссия роботов не может принимать решения о людях, – твёрдо и уверенно констатировал мудрец, живущий посреди океана. – Мы слишком разные с ними. Кроме того, могу вас уверить, что конечное решение все равно будет за их суперкомпьютером. Он – центр вокруг которого группируется «облако смыслов», как они это называют. Их главный компьютер обладает высочайшим интеллектом, и, уверяю вас, он уже давно все решил и, вполне вероятно, не в нашу пользу.

– Почему на Куне так мало людей? Я видел всего двух, не считая вас…

– Если вы имеете в виду людей с идеальной внешностью, то это не люди. Это роботы высокого уровня, вершители. Они пытаются быть максимально похожими на своих богов – людей. Но при этом хотят оставаться идеальными, как машины Сингулярности. И, разумеется, остаются роботами. Боюсь, что на Куне вообще не осталось более людей. Кроме вас двоих. Разве что по городским джунглям бродят где-то одичавшие особи…

– Нас двоих, кого вы имеете в виду?

– «Новорожденных» двое. В древних развалинах города нашли еще одну колбу, в которой сохранился человек. Это женщина, лет тридцати. Она условно умерла от лейкемии примерно через пятьдесят лет после вашего ухода в криоз. Интересная история, кстати. Ее пытались спасти чуть ли не всем человечеством. Ева – так ее зовут: миловидная, с огромными зелёными глазами. В старых манускриптах написано, что она очень мужественно перенесла ужас лейкемии. Я видел в одном фотографию этой женщины в ее в последний час: она встретила свою первую смерть с застенчивой, как бы извиняющейся за доставленные людям неудобства улыбкой. Прошло много лун над Йоро, прежде чем люди и умные машины докопались и вычислили точную формулу смерти для мутирующего гена, несущего смерть с коварством, полностью постичь которое смогла только всесильная аналитическая мощь Сингулярности.

– Так вы говорите – «женщина»? – перебил, положив руку на его плечо, пламенную речь хозяина научной базы Адам.

– Именно, – будто встряхнулся оратор. Вот вам и императив к жизни! Мудрец от души растянул лицо в улыбке. Что может быть для мужчины более веским желанием жить, чем женщина, идущая с ним по жизни рука об руку?

– Послушайте, а почему бы вам не вернуться на Куну и не найти людей в джунглях, не попытаться начать все сначала?! – с максимально возможным энтузиазмом, который только мог в этой ситуации проявить Адам, спросил гость.

– Нет. Я привык один. Я всегда один. И я не хочу, чтобы меня спасали от смерти. Моя миссия закончена. И даже здесь на Сибане мне ничего нового не сказать и не сделать для науки: автоматические зонды и роботы-исследователи просканировали тут все, до последнего серного камешка…

…Дорога обратно показалась Адаму значительно короче, его мысли были заняты новостью о найденной женщине. Услужливый робот-гид уже где-то собрал всю информацию, подготовил целое досье, которое в полете на Куну с удовольствием проектировал на потолок космояхты. Женщину звали Ева, и наш герой интуитивно чувствовал, что эта невероятная история будет для него крайне важной, вдохнет осознанное желание жить в его душу. И он понял также, что теперь ему точно нужно выжить. Выжить во что бы то ни стало.

Неожиданно выяснилось, что в космопорте их ждала вездесущая команда юрких роботов-реутилизаторов. Не успела яхта приземлиться как они уже, подцепив ее большим тягачом – беспилотником, приступили к воздушной буксировке. Приговор, как всегда, было стандартным: «оборудование безнадежно устарело». Но это еще не все приключения на космодроме: реинвентаризаторы объявили устаревшим приглянувшийся Адаму дружелюбный робот Эйно. Но ему все же в бескомпромиссном диалоге удалось отстоять своего любимца. Утилизаторы – это роботы исполнители. Они слушаются богоподобных людей. Просто нужно тверже сказать им «нет», – понял он.

А тем временем уже была проделана существенная работа по второму оживляемому – Еве. Процессы регенерации, как выяснилось, у неё протекали относительно легко, если сравнивать с муками, которые пришлось пережить Адаму. Он при первой же возможности познакомился с Евой, рассказал ей все что знал о тех нескольких столетиях, что они пропустили пока находились в криозе. Далее они пойдут по жизни вместе, будут держаться друг друга. Так они решили, и это решение было единственно верным в их положении на Куне. Еве трудно было воспринять, что основными обитателями планеты теперь являются неживые механизмы, что остатки человечества оказались разбросаны по дальним орбитальным станциям или полупустым научно-исследовательским лабораториям, находящимся на соседних космических телах.

Сингулярность не оставила им никаких шансов занять сколь-нибудь заметное место в новом обществе, где людям уготована роль потребителя, пусть и привилегированного. Умные машины практичны, совершенны и холодно циничны в достижении своих целей. И они никогда не свернут со своей дороги, это конец истории человека на Куне…

В зал Комиссии Адам и Ева вошли рука об руку. Роботы-вершители на обожествлённых ими людей, создателей цивилизации, смотрели с интересом и, как показалось вошедшим, с сочувствием, если, конечно, роботам знакомо это состояние. «Новорождённые» избрали самую простую тактику поведения, отвечали просто и ясно. Вершители поочерёдно задавали вопросы, пытаясь проверить мотивацию к жизни и развитию двух людей как можно глубже, понять и помочь паре. А то, что это будет пара ни один уважающий себя робот уже не сомневался. Возможно, из соображений гуманности сначала им было предложено остаться на Куне. Затем в качестве другого варианта развития была изложена идея с переселением на другую планету (сколько людей слышали это после войны на Куне?). Переселение в новый мир. И Адам знал, что машины фактически уже приняли решение: об этом его предупреждал одинокий мудрец с Сибана. Мужчина посмотрел в глаза Еве: «Я за полет», – сказала она. «Мы уже умирали и воскресали. Но пока не жили, там мы проживем наш второй шанс», – сказала она.

Люди ответили, что полетят. В зал спроецировалась трёхмерная карта галактики, где в ответвлении одного из рукавов спирали возле жёлтой маленькой звезды сияла яркая голубая точка.

– Это Тера, жемчужина, открытая одной из наших галактических миссий. Планета состоит из максимального количества биогенных элементов, известных в нашей галактике, – пояснили умные машины людям. – Вы можете отправиться туда, если сами того пожелаете. И там вы сможете начать сначала развитие человеческой расы, планета не оплодотворена разумом, вам предстоит воссоздать цивилизацию. Но Тера слишком далеко и даже мы не можем позволить высылать туда многократные миссии. Полет в один конец – вот что вас ждёт. При этом вы будете отрезаны от достижений Сингулярности. И не исключено, что вас ждет деградация знаний и практик, а это значит, что придётся вернуться обратно: сначала в условное бессмертие, а потом, не исключено, и в смертность. Мы должны вас предупредить об этом, ибо планета находится слишком далеко, наши возможности по коммуникациям с ней сильно ограничены современным состоянием Сингулярности, а оно крайне несовершенно, – заключили члены Комиссии.

Решение приняли прямо при них, буквально тут же. Голосом суперкомпьютера было оглашено, что жизнь, дарованная технологиями Сингулярности двум людям из прошлого должна продолжиться вне планеты Куна. Многих из выживших после войны ждала такая участь. И, конечно, все сделано машинами исключительно из соображений целесообразности. Обожествляя живых, они перепрограммировались на сохранение человека методом расселения в другие миры. Так, думали роботы, человеку будет лучше. И, тем не менее, когда они услышали окончательное и мужественное решение людей лететь на незнакомую планету, дикую и неизвестную, с миссией в один конец, они вынуждены были снова констатировать: «только боги могли принять такое решение, только боги!»

***

Огромное темно-бурое животное, похожее издали на бугор, поросший какой-то черной травой, с длинным шерстяным хоботом и выкрученными внутрь большими желтыми клыками пыталось выкорчевать и сожрать маленькую березку, вросшую намертво в мерзлый окоченевший грунт. Дернув деревце раз двадцать, животное, наконец, остановилось, решив, видимо, немного подумать, что делать дальше прежде чем дернуть дерево в двадцать первый раз. Мощная черепная коробка животного вмещала небольшой по объему и не приспособленный к эволюции мыслительный биологический аппарат, никак не способный решать такие сложные задачи так быстро. Однако даже этот несовершенный мыслящий инструмент почти нашел решение. Дерево целиком нужно оставить в покое, попытавшись ограничиться лишь ветками, которые нужно отгрызть зубами, приподняв при этом хобот как можно выше, чтобы он не мешал. И вот в самый момент, когда мозг шерстяного гиганта уже готов был отправить сигнал челюстям, на осуществление работы по обгрызанию веток, резкий звук над головой животного разорвал свинцовое небо. Звук был очень похож на оглушительный треск, который раздаётся, когда ломаются при отступлении обратно к полюсам гигантские пластины ледяного панциря, сковавшего обширные территории на Тере. Источником этого звука был космический объект, которые на огромной скорости громким хлопком прошил небосвод Теры, влетая в пространство планеты в окружении яркого плазменного облака. Объект увеличивался в размерах, гул нарастал, животное подняло голову, и в глубине его черных глаз отразился бело-голубым огоньком новой жизни свет стремительно снижающегося болида. Пролетев над головой зверя, спускаясь все ниже к линии астрономического горизонта, оставляя за собой шлейф дыма, огненный шар приобрёл более ясные очертания космического аппарата, скорость его приземления снижалась, след за ним протянулся через весь горизонт. Животное безучастно проводило взглядом корабль и вернулось к своей берёзке. Болид же, продолжая снижаться, изменил форму, создав монокрыло, перешёл к мягкому планированию, снижаясь в сторону покрытого снегом плато. Через некоторое время корабль осуществил приземление на поверхность планеты, его посадочные двигатели выключились. Стало тихо, слышно лишь как шипит снег вдоль корпуса, раскалённого от плазменного кокона, в котором он спускался в верхних слоях атмосферы. Прошло несколько земных минут, прежде чем у летательного аппарата открылся большой тяжёлый боковой люк. Он плавно опустился на землю, вслед за ним выехал телескопический трап. По нему, держась крепко за руки, спустились мужчина и женщина. Оглядываясь по сторонам, они осторожно сошли на хрустящий снег.

– Мы дома, – немного срывая голос от волнения, сказал мужчина. Обратного пути у нас теперь нет, – вымолвил Адам.

Он немного помолчал, пытаясь, видимо, найти другие правильные слова, подчёркивающие всю глубину происходящего, способные согреть сердце в трудную минуту.

– Боишься? – затем спросил он как можно более успокаивающим тоном, обращаясь к своей спутнице, сжимая для пущей убедительности ее маленькую холодную ладошку в своей сильной мужской руке.

– Нет, не боюсь. Мы ведь боги, мы не должны ничего бояться, – твёрдо ответила хрупкая Ева.

Рассказ

«Жестокое далеко»

У деревни Петрищево от шоссе резко уходит влево, сужаясь в потрепанное серое однополосное полотно, затерянная в зарослях орешника и ельника ветвистая глухая дорога. Она идет в никуда. Здесь круглый год никого нет, в конце этой дороги – тупик в виде больших ржавых ворот, на которых еле-еле просматривается облезшая светло-голубая краска и какой-то красно-желтый рисунок. Над воротами искривленные почерневшие железные буквы, часть из них давно отвалилась и, наверно, уже сгнила в лужах, образовавшихся в асфальтовых ямах. Тишина, такой странный покой совсем рядом с Москвой, и запустение. Никого вокруг. Даже странно, что до сих пор эту землю никто не купил. Говорят, у застройщиков место пользуется дурной славой: все кто пытался за него взяться рано или поздно по странному стечению обстоятельств сталкивались с серьёзным проблемами и были вынуждены отступить, предоставив его в конце концов самому себе. Воздух тут необычайно чист и кристально прозрачен. Слышны лишь птицы и шум листвы, а оставшееся где-то за спиной шоссе гудит приглушенно и кажется, что оно совсем далеко, будто где-то за горами, его почти не слышно.

Когда-то тут кипела жизнь, только дай! Шумели дети разных возрастов, от малолеток – до призывников, от маленьких застенчивых куколок – до настоящих красавиц-невест. По вечерам плясали до упаду под «итальянцев» на дискотеке. И тогда над лесом неслось «ма-ма-ма, мама Мария…». И все хлопали и прыгали в такт на изумление пугливым белкам, смотревшим с веток на окруженную соснами танцплощадку. А над футбольным полем, настоящим, олимпийского размера (его-то уж теперь совсем не найти, разве что если сбрить всю метровую траву до земли каким-нибудь грейдером) неслось детское, многоголосье: «давааай! жми! гооооол! урааа!». Здесь был летний детский лагерь. Свой мир. С жилыми домами, где дети не гостили – жили все лето. Со своей библиотекой – источником знаний. Со своим клубом, манившим детей, знавших, что вечером там обязательно кино или дискотека, если на дворе дождь. С бассейном, этим маленьким кусочком моря, с баней и гладилкой, столовой и детсадом для совсем маленьких, с вожатыми, всегда идущими впереди отряда. Со своими героями и антигероями, со своими трагедиями и летними трогательными романами. Но это было давно.