Текст книги "Ник, и всё прочее…"

Ник, и всё прочее…
Олег Ока

© Олег Ока, 2017

ISBN 978-5-4485-5975-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

1. Поломка в системе

«Возможно, твои ошибки, это то, что нужно Вселенной.»

Глава первая

******

– 20 млрд лет назад *

*-все временные привязки

не имеют к реальности

никакого отношения

– Вот человек явился в мир. По рождению он ничем не отличался от обычных людей, каких в мире было миллиарды. И он был, как все и каждый в этих миллиардах тел. Физиологически и психически. По образу и подобию. Со всеми особенностями, принадлежностями и пристрастиями. И так было до самой его смерти, случившейся в надлежащий срок, по всем законам природы, спустя некоторое время. И на мир поначалу он смотрел как все: – рядом были родители, были кот и собака, и они были частью его, они были – свои. Он не отделял их от себя. Все остальные были другими, не являющимися частью целого. Они были чужими, и поначалу он не воспринимал их себе подобными. И так было до самой его смерти, очень долго. Вечность. —

****

Для начала необходимо немного сказать о территории, на которой жил и потом умер человек. Территория была огромна, и, видимо, это и послужило причиной странной её судьбы и судьбы населявших её людей.

На востоке и северо-востоке территории обитали немногочисленные племена, которым нечего было делить, жили они дружно, воевать не собирались, и им незачем было организовываться в государства. Их участь была незавидна. На северо-западе и вдоль южных окраин племена были многочисленны, близки по языку, обычаям и претензиям. Они постоянно враждовали, сбивались в коалиции, государства, снова разбегались и пакостили соседям. И себе тоже. В конце концов небольшая группа амбициозных интеллектуалов выработала некую утопическую концепцию, сулившую мир и процветание ВСЕМ народам и государствам. Это была привлекательная идея, и её удалось воплотить в жизнь. Конечно, не обошлось без насилия и кровопролития, ведь любая идея рождает не только адептов, но и оппозицию. В результате было образовано самое наверное нелепое государственное образование, какое существовало в истории человеческой цивилизации: – счастье людей здесь строилось на нивелировании личности и насилии над инакомыслием, то есть над большинством населения страны. Оказалось в реальности, что вдохновляющая концепция всеобщего равенства была неверна в основе, и утопична с самого начала, что впрочем и так было ясно её авторам изначально. Когда это поняло даже руководство партии идеи, проблема решилась быстро и просто: – страну избавили от вечно чем-то недовольных южных и западных национально-географических образований, саму теорию изъяли из политического обращения, правда сторонников убивать не стали. И страна погрузилась в хаос безвластия. Так было долго. В начале третьего тысячелетия страна быстро и верно разрушалась. Разруха царила везде. В экономике, промышленности, финансах, культуре, нравственности. В мозгах. Народ в растерянности ожидал действий правительства, оно же занималось какими-то своими, непонятными народу делами. Всё катилось само собой. Под откос, куда-то вниз. И никто не знал, общепланетарный это процесс, или явление местное, локальное.

****

Газета «Метрополитен» от 7-го апреля 2015 года: – «Законодательное собрание Санкт-Петербурга посетил шаман Коля из Нарьян-Мара. Обойдя помещения Мариинского дворца, шаман собрал царящее там ЗЛО. Визиту шамана было посвящено собрание законодателей. 8 апреля на острове Вайгач собранное ЗЛО шаман развеет над океаном.»

Это к вопросу – о состоянии современной духовности. Свифт, Оруэлл и Замятин такое не могли представить даже в страшном бреду. Страна сошла с ума. Сатана там правит бал. Что тут ещё можно сказать…

****

Человек появился на свет недалеко от столицы южной республики. Что такое снег, он знал из книжек и всю жизнь не понимал, что такого восхитительного люди видят в зиме. Несмотря на то, что был русским, на лыжи он встал только в 11-летнем возрасте, и ему это очень не понравилось. Мороз он ненавидел, зиму считал потерянным временем, обожал книжки о жарких странах и мечтал жить в Австралии. Фамилия его бабки по мужу была – Сухова. Он только раз видел фотографию деда – лихой красноармеец с шашкой и маузером, на фоне Красного знамени, с орденом на груди. Бабка никогда о нём не говорила, даже не упоминала. Это была закрытая тема, но в те времена такие темы не обсуждались, их даже вскользь не касались в разговорах, и только лет через 25 человек сопоставил факты и что-то понял. И уж конечно его поразил совпадение фактов жизни деда с известным киноперсонажем; – героический красноармеец Сухов, боровшийся с бандами басмачей в песках Средней Азии… Только ли это было совпадением, или вся жизнь Суховых были похожи? И в чём эта похожесть заключалась? Впрочем, семейные тайны в этом возрасте волнуют только героев готических романов… Но фигура бравого орденоносца дала мощный посыл к чтению эпической литературы, от наидревнейших времён про Одиссеев и Ахиллесов, и до наших дней про детей-героев, боровшихся с предрассудками старых формаций, включая своих отцов и дедов. Он упивался похождениями дона Паблоса, Исмаила из Нантакета и Павки Корчагина. Дон Кихот, инженер Гарин и Джим ди Гриз были для него соратниками и современниками. Ветряные мельницы Сервантеса и голова профессора Доуэля стали для него такой-же реальностью, как Зурбаган Александра Грина и Гольфстрим Хемингуэя.

******

– Свободные ассоциации… это очень удивительная и загадочная штука. Самая, наверное, известная их форма, о которой очень говорят в последнее время – т.н. «дежа вю». Теорий много. Вдруг, в любой обстановке и ситуации, в любое время и в любом месте человек чувствует нечто… Порой трудноописуемое… Оно может быть каким-то оттенком, нюансом, цветом, звуком, запахом. Иногда это мелькнувшее в толпе лицо или только знакомые, волнующие черты.

Зачастую человек даже не может определить, что именно это было…

Когда и где? Начинается ревизия жизни. Порой начиная с далёкого трудновспоминаемого детства. Годы, города, встречи и люди, книги и фильмы… бессонные ночи… Ты даже можешь забыть о начале, забыть само событие, но вдруг, через время, вспыхивает: – «Конечно!!!…» Вспомнил… И кто, и где, и что там было в самом деле… Ага, так, вот ведь ерунда какая! И к чему мне это? И почему вдруг вылезло? ведь дичь сплошная… И человек уже и не знает, что с этим делать… Совсем недавно об этом не то чтобы боялись упоминать (в разговорах-ли, в книгах…) – ну, зачем трогать лихо… ведь могут напомнить и поставить на вид… и поставить совсем уж дикий диагноз. В беседе, в статье, или в разборе полётов на высоком ковре… За рубежом не боялись. Кафка, Дж. Джойс, Хемингуэй… Они могли… Это ведь очень трудно, передать бессмысленность, беспорядок в мыслях, и – озарение, и путь к нему…

Но что это такое, и зачем, и откуда они приходят, свободные ассоциации …? Мнения самые разные… Общение с «духами», весточки из параллельных миров, переселение душ… Мои варианты; – энергия души после смерти тела какое-то время хранит матрицу эмоций, которые в общем-то и поставляют эту энергию. Могут эти уже не «привязанные» к определённому носителю эмоции «проявляться» или «привязываться» к другой, еще живущей душе? (похоже на» общение с духами»!!! ) То-есть все эмоции, возникшие всегда и везде, ещё существуют в «информационном банке» пространства и могут ощущаться «живой» душой… И если смотреть шире, мы можем чувствовать даже эмоции, пережитые людьми предыдущих миров… Всё это может существовать в энергоструктуре мира.»

– из писаний Аллки —

******

Может быть именно тогда сформировалось в его душе это вот подсознательное замещение действительности. Сегодня он сражался на Тортуге рядом с Беном Ганном, завтра погибал на броненосце «Цесаревич» в Порт-Артуре, а послезавтра горел в астролайнере под взглядом пилота Пиркса. В сознании его вместе жили капитан Немо, Ихтиандр, человек-невидимка, Чичиков и Максим Каммерер.

Всё это были реальные люди, даже реальнее, чем он сам – его ещё не было на свете, а они уже жили, его не будет, но они так же будут существовать.

И тогда уже в его душе появилось ощущение, что главное не то, что здесь, на Земле, а то, что в душе, где-то глубоко, далеко от реальности, может быть даже вовсе не взаимодействующее с реальностью, но более реальное, чем то, что постоянно течёт, изменяется, и уходит в никуда.

Такое было в творчестве А. Грина, герой настолько сживался с фата-морганой, что «оживлял» её, переселялся туда и терял дорогу назад, оставался в воображении. А разве не было такого с героями Г. Уэллса?

Да, с лавкой чудес шутки плохи, но здесь не было замещения реальности миражом, реальный мир уходил, растворялся, СТАНОВИЛСЯ ДРУГИМ, это было реальное преображение, переосмысливание, где-то сродни престидижитаторству; – был кролик, стал крокодил. Такая штука проделывалась не раз – постоянно.

И размывалась правда между тем, что есть, и тем, что СТАЛО.

А потом ему в руки попал Шекспир. И он понял, что писательство – это и есть сотворение мира, лежащего где-то за гранью действительности, но мир придуманный в данном случае реальнее сущего, в котором всё временно и всё – ложь, скрытая множеством масок – каждый творит свою маску, отличную от других.

Он понял, что не хочет, не может жить ложью, но не знал разницы между ложным и истинным. Он видел, что прокламируемая правда, ПРАВДА с большой буквы – оборачивается чем-то страшным и вывернутым. А ложь – то, что декларировалось, как ложь, обвинялось во лжи, зачастую была похожа на страшную истину.

******

Имя, данное родителями при рождении – БОРИС, человеку не нравилось. Люди наполняют имена каким-то непонятным эмоциональным содержанием, зачастую мистическим. Звучание имён рождает ассоциации с непонятным привкусом. Слышишь имя, и помимо воли чувствуешь определённые запахи, ощущения. Иногда, глядя на человека, уже слышишь его имя, и это создаёт отношение к нему. Потом очень удивляешься, услышав его истинное имя, совершенно не определённое, нейтральное. Интересную систему использовал Итало Кальвино в «Космикомических историях» – просто набор латинских символов, примерно – VSIMRF; z [. Какая-то фантасмагория, освобождение от условностей и полная свобода для воображения.

У Ильфа и Петрова в «12 стульях» он увидел: – «… режиссёр театра Ник. Сестрин.» Это ему понравилось, он стал называть себя так, и пусть думают, что хотят. Человек сам должен давать имена себе и окружающему. Называя предмет, явление или живую тварь, человек показывает свое отношение и восприятие, то есть он даёт характеристику самому себе, а глядя шире, определяет своё место в мире.

******

Себя Ник определил только на четвёртом десятке своих лет. Где-то он прочитал, что человека можно и должно считать взрослым только по прошествии тридцати лет жизни. Хорошо это или нет – неизвестно. Непонятен сам термин, кого можно считать взрослым и как это определяется. Некоторые люди уже появляются на свет глубокими стариками, другие до смерти остаются детьми.

– «…страшнее истин нас возвышающий обман…» —

Ложь Ник никогда не принимал. Не мог. Люди врут всегда. По поводу и без него. Врут, когда надо, и так – между прочим. Когда это даже совсем не нужно, будто принуждаемые к этому внутренним законом, а на самом деле просто давая себе мнимое превосходство над окружающими.

Ник не мог врать. Родители никогда не заострялись на этой теме. Конечно, были какие-то канонические тексты и ситуации, этические императивы, школьные наставления. Но он не мог врать просто потому, что это казалось ему невозможным. Где-то в подсознании стоял врождённый блок, перекрывающий самую возможность солгать. Даже когда это было вызвано обстоятельствами. Он часто страдал от этого, но сделать ничего не мог. Оправдание для себя он вывел такое – врать не выгодно. Ложь всегда выявляется, и тогда надо будет громоздить другую ложь, в оправдание, и тут можно просто запутаться, ситуация выйдет из под контроля, и чем всё кончится – вопрос.

Оправдание дохлое, он многажды видел, как ложь процветает и приносит неплохие дивиденты. Порою солгать даже нужно, когда правда может принести человеку боль. Он не мог.

В таких случаях ему приходилось удаляться с полигона действий. Что-ж, всё в жизни бывает. Врать было даже не стыдно, – НЕЛЬЗЯ.

То-ли какие-то книжки произвели на него это странное воздействие. Тем более, что – он увидел и понял это уже в зрелом возрасте – не только жизнь обывателей была пропитана ложью. – На лжи строилось всё в государстве и политике. Обманом было всё – государственные программы, статистические выкладки, предвыборные обещания кандидатов во власть, дипломатитческие хитрости (ведь даже просто умолчание факта или действия – уже попытка ввести визави в заблуждение). А слоган – «реклама – двигатель торговли» – всем известно, что реклама основана на лжи.

Может быть ложь заложена в природе человеческой, ведь даже в Библии каждое второе слово БОГА – неправда. (БОГ по определению не может лгать, ибо каждое Его слово становится законом природы, следовательно, ИСТИНОЙ.) а это означает только, что понятия лжи и истины у людей СДВИНУТЫ, не истинны, и зачастую взаимоподменяемы.)

Только значит всё это, что нет никакого значения, лжёшь ты или придерживаешься правды – всё относительно. И тщательное уклонение Ника от обмана в свете всего этого выглядит чем то паталогическим, ненормальным.

Как и вся наша действительность.

Исходя из вышеприведённых соображений, Ник перестал воспринимать реальность, как реальность, а остальных людей как объекты, достойные достойно существовать в данной действительности. Достойно людей. Не «твари дрожащие», но существа временные, не имеющие отношения к материальному миру. (Материализм, как известно, перестал быть превалирующей религией, но сущность мира представлял достаточно основательно, без двусмысленностей и ненужной псевдомистики.)

Всё было фикцией, оптической иллюзией, и не имело отношений. Но всё было взаимосвязано, находилось в постоянной зависимости, и это необходимо требовалось учитывать.

Ник был циником (по собачьи жить – циником быть), но не понимал, почему понятие это люди наполняют каким-то негативным смыслом. Цинизм – это всего лишь трезвый, реалистичный взгляд на жизнь, без розовых очков, это логический и целесообразный образ жизни. И без лжи. Ложь – это и есть тот цинизм, какой люди по неразумению имеют в виду. Т. Е. пренебрежение доверием людей, примитивизация отношений, игнорирование этических ценностей. Это само собой становится эгоизмом в крайнем его выражении. (Хотя само по себе себя-любие это христианская ценность, стоящая во главе всего учения. Но эгоизм не есть эгоцентризм, но даже является его антитезой.)

В результате его жизненного пути Ником была создана его собственная теория мироздания, БОГА и души человеческой. Худо-бедно, но она была более осмысленной и логичной многих и многих других. Речь, конечно не в его умственных развлечениях, но именно в этом и состоял, видимо, смысл его жизни, потому что ничего другого в его жизни не было.

******

В школе Ник увлекался Жюлем Верном, Беляевым, Уэллсом, потом были Лем, Саймак, Стругацкие, Воннегут, немного физики с астрономией. Математику он не понимал, в алгебраических формулах видел посягательство на мировой разум и попытку обжулить весь мир. История шла хорошо, пока он не напал на Ницше и его «Вред и польза истории» и не стал смотреть на исторические парадигмы через очки логики, знакомство же с классиками официоза повергло его в ужас перед всеми трактовками и вариантами официальной истории.

Литература научила его ненавидеть Пушкина и Толстого, он понял, что есть литература и Литература, что кроме Мопассана и Гюго есть Веркор, Хемингуэй, Апдайк, Боргес и Джойс, Мелвилл и Буль. Потом он попытался осмыслить Библию, ничего у него не вышло, только куда-то ушла вера в Эйнштейна и Дарвина.

Знакомство с судьбами Ван Гога, Рюноске, Эдгара По и Зощенко укрепило его в тщете славы, но заставило поверить в предназначение.

Из школы-же Ник вынес убеждение (основанное на личномпечальном опыте), что несмотря на Петрарку, Шекспира и Грина женщины ничем не отличаются от остальных представителей рода человеческого.

Он научился задавать вопросы, повергающие менторов в ужас, но при этом не выходящие за рамки дозволенного, он увидел враньё официальных нравственных доктрин, навязанность этических установок, искусственность и лживость общественных надстроек и институтов.

******

– Где-то в пространстве возникла угроза стабильности. Не было каких-то тревожных симптомов, потому-что наличие симптомов уже само по себе признак нестабильности.

Возможно, это был некий сигнал, намёк, колебание напряжённости поля.

Может быть просто предчувствие.

И реализовалась функция. Функция, которую мы, люди, называем просто – БОГ.

******

– 10 млрд лет назад* —

– Всё пошло, как обычно. Как ВСЕГДА.

По Воле БОЖЬЕЙ возник свет.

Можете называть это Большим Взрывом, только никакого взрыва не было. Нечему было взрываться. Просто энергетическая структура Пространства организовала мельчайшие ячейки Пространства соответствующим образом, и началось создание нашего Мира. Мира для людей.

Всё, как в учебниках астрономии; – мельчайшие частицы материи, пылевые области, мощь пробудившихся гравитационных полей…

ВСЁ как ВСЕГДА.

А потом возник сбой. Это может случиться в любой организованной системе, даже в общественной организации, и наличие причины совсем не обязательно.

Может быть функция БОГА на этот раз была востребована одновременно во многих областях Пространства? Нет нужды гадать, просто воспримем этот факт, как реализовавшуюся возможность.

******

Глава вторая

******

– через… млрд лет* —

…итак, через много миллиардов лет вечности человек сидел на берегу лесного озера.

Было раннее утро, и дальний берег закрывала пелена ночного тумана, который клубился примерно в метре над неподвижной поверхностью воды. Вверху туман сливался с холодным предрассветным небом. Другого берега озера видно не было, только по верху тумана проглядывал намёк на некое тёмное образование, возвышающееся за ватной пеленой – там торчали кроны сосен, похожих на грибы-поганки.

Ник – так называли человека друзья и знакомые – был воспитан книгами – хорошими книгами – и жил идеалистическими представлениями. Поэтому друзей у него было мало – тех, кого он считал таковыми. К знакомым-же он относился с иронией и пренебрежением, не взирая на их положение. Впрочем, количество друзей никогда не напрягало его, хорошего не бывает много, а наш мир как раз беден на щедрые души. Дефицит количества должен восполняться качеством, так считал Ник, и отбор проводил очень тщательно.

Сейчас он сидел на обломке ствола дерева, спиной к потухшему костерку, окруженному закопчёнными булыжниками. Неподалёку, под соснами стояла жёлтая палатка. Там шевелились, иногда слышались приглушённые восклицания.

– Что-то произошло, – подумал Ник – Что-то определённо произошло. —

Он не мог понять, откуда взялось это чувство, и это беспокоило его. По укоренившейся привычке он стал перебирать последние дни, проверяя себя, пытаясь взглянуть с разных – неожиданных – сторон на слова и поступки.

Всё было в порядке. Вроде-бы. По опыту он знал – по прошествии какого-то времени могут открыться совершенно непредвиденные нюансы, но пока всё вроде-бы было в порядке, и он сделал вид, будто успокоился. Потом будет потом.

Поёжившись, он встал, подошёл к костерку, огляделся, увидел набросанные сухие ветки, собранные с вечера. Он присел на корточки и стал перебирать палки, выбирая посуше. Над лесом беспорядочно кружила стая птиц, и их крики резали воздух раздражительно и тревожно. Было такое ощущение, будто где-то далеко, в небе лопнула струна.

******

– потом —

Захаровы окна выходили в улочку, носящую имя великого вождя. Улочка была похожа на маленький Большой каньон, склоны которого были жёлто-красными стенами столетних домов. По дну каньона бежала трамвайная речка. В моменты трамвайного половодья стены домов сотрясались и с потолков сыпалась белая пыль. Жить здесь было всё-равно, что около взлётной полосы военного аэродрома. Здесь можно было легко стать психом, – решил Ник.

Только Захар не был похож на психа, напротив, он походил на большого, доброго олимпийского бога; – было в нём что-то греческо-кавказское. При взгляде на него хотелось взять в одну руку высокий узкий стакан с жёлтым, терпким вином, а в другую шампур с источающим аромат дыма шашлыком, встать у стола во весь рост и произносить бесконечный тост. Ему-бы стать лысым блондином, был-бы вылитый Бахус. Говорил Захар значительно и вальяжно.

– Галка с детёнышами в зоопарке, так что отдыхаем. Что новенького? —

– Не знаю, – Ник пожал плечами, – Пару разочарований… Ничего серьёзного. —

К разочарованиям Ника друзья привыкли, и не воспринимали драматично.

– Надеюсь, не в смысле жизни? – равнодушно поинтересовался Захар, – что делать будем? Надо пользоваться свободой. —

– Смысл жизни? А он есть? —

– Ну… пива попить… —

– Пошёл ты… Понимаешь, давеча открыл пару книжек, и – вот… —

Захар попытался издать стон. Было жарко, стон не получился.

– Чехова, – безжалостно продолжал Ник, – Джеймса Джойса. Полное удивление. —

Захар лениво кивнул, – Джойс – понятно. Заумный дяденька. А Антон Павлович – что? —

– Джойс как раз непонятно. А вот Чехов… Новое издание приобрёл недавно. За ради удовольствие получить. Ну там «Хамелеон», «Налим», «Землемер», понимаешь. И что? что я увидел?! —

– Издание оказалось на идиш, – понимающе кивнул Захар, – а ты, понимаешь, подзабыл. —

– Нет. Там был совсем другой Чехов. Не тот, который «Каштанка», «Мальчики» и прочее. Не хрестоматийный, какой-то другой. Полный негатив. Ощущение – знаешь – как земля из-под ног ушла. Что-то вроде рассказов Горького. Физиология, натурализм, упадничество… И никакого позитива. – Ник задумался.

– Это конечно… угнетает, – согласился Захар, – Только ведь есть Чехов-Чехонте, и есть Чехов-драматург, трагик. Естественно, со школьной скамьи нам насаждали позитивное восприятие мира, ну там – мы наш, мы новый мир построим. Короче, прекращай ныть, всё ещё впереди. А что – Джойс? —

– «Улисс» – уточнил Ник, – вообще-то он мне в руки в первый раз попался, всё не доводилось как-то. Представление какое-то было, конечно. По отзывам… Хемингуэй, Фицджеральд… критики какие-то… —

– И какое представление? —

Ник покрутил рукой, – Знаешь, что-то безумно сложное и интересное, вот… —

– И? —

– И интереса хватило на одну страницу. Настроился, понимаешь, там – Кафка, Майринк, Голдинг… И ничего не понимаю… То-есть, о чём речь – просто до тупого. Но ведь ждал библейских откровений, всё-таки Хемингуэй, прочие – полный восторг! И – вот. Тупые неопрятные герои – непонятно кто – ведут пустой разговор на уровне – знаешь – дворовые бабушки… А смысл ускользает, ощущение – вот оно, ухватил, а оно махнуло хвостом, вырвалось из рук, и опять бредёшь на ощупь, шаришь меж холодными, невидимыми камнями, и только вода меж пальцев струится. Страниц шесть я ещё пережевал – просто из упрямства, Хемингуэй, всё-таки… Больше не вынес. —

– Не вынесла душа поэта, – кивнул Захар, – В общем-то, что удивительного? Это тебе не «Колобок», книжка для взрослых. А на вкус и цвет… —

– Дело не в этом, – махнул Ник, – но ведь есть самые общие критерии. Цельность сюжета, психологические характеристики… —

– Ужас… – кивнул Захар – только умоляю – не говори красиво. Всё-таки главное в опусе – будь то Шекспир, Гоголь, Булгаков или Адамов с Хаггардом – чтоб было интересно. —

– Да, – возопил Ник – Но этого как раз я у Джойса и не нашёл! Одна земля, по которой ходят. В плоскости. И скрытые смыслы за углами. —

– Ну и успокойся. Подумаешь, армагеддон! За пивом пойдёшь? —

– Приземлённый ты какой-то. —

– Тем и интересен. —

– Тишина… —

– Что? —

– Странно… Почему так тихо?… —

– Ты оваций ждёшь? —

– Нет… чего-то не понимаю. Что, за окном ремонт? —

– Слышь, Ник, выражайся яснее. —

– Да, трамваи… Уже с пол-часа не слышно. Не трясётся, не грохочет… —

– Какие трамваи? Ты не пугай… Рельсы-то с улицы уже лет как семь убрали. —

******

– спустя 20 лет.

И будто их не было —

– Я просто-таки растерялся, да? Такое неудобное чувство, будто мир сломался.

И, знаешь, не так давно был претендент… На озере…

– Были на природе? —

– Да… Не важно. С Мышьими друзьями. По тупому. Ерунда… —

– Претендент. – напомнил Захар.

– Не знаю… Просто то-же самое чувство; – мир изменился.-

– Меняемся мы, но не мир. Муравьи на склоне Эвереста, понимаешь. – махнул рукой Захар.

– Чехов, Джойс, – напомнил Ник. – Соображаешь? Один к одному.-

– Мелвилла ещё вспомни! Человек всего себя вложил в Моби Дика, и – кончился. Потом он умер, а мир остался. Мир всегда остаётся, а человек исчезает. —

– Сервантес, Рабле, Свифт… – уныло протянул Ник.

– Просто уютное кресло, – взъярился Захар.-Сидим, свесив ножки, и думаем – впереди ВЕЧНОСТЬ. А кресло – та-же рухлядь. Расшаталось, значит, пора на свалку. А ты – МИР поломался! Да не мир! Мы, может быть, поскольку юдоль наша есть… —

– Мир создан для людей, и вместе они и исчезнут, – меланхолично пробормотал Ник.

– И что? Таков порядок, процедура, так сказать. Не нам роптать.-

– А может порядок нарушиться? Представь себе – винтик сломался, да? —

– А мы здесь при чём? В БОЖЬЮ кухню суваться – чревато, знаешь. И не нашего ума вся эта высшая механика. Мы – просто потребители благ. Дают – бери. И если даже микроволновка заглючила в БОЖЬЕЙ кухне, ОБЯЗАНЫ ЛОПАТЬ И – БЛАГОДАРИТЬ! —

И вот теперь Ник стоял в дверях чёрного хода и опасливо оглядывал питерский дворик захарова дома. Судя по освещению, было уже очень поздно, и запросто можно было не успеть на метро.

– Заболтал, – злобно подумал о друге Ник. – Значит, если что, будет спонсировать такси. —

И тут накатило. «Накатило» – потому-что он откуда-то знал, что сейчас произойдёт нечто. Оно произошло. Нечто копошилось в дальнем углу двора, затянутом мглистой тенью, и само было лишь размытой тенью, тревожащей жиденький кустик какой-то бузины. И это не было следствием усталого зрения, воображения или безликой питерской ночи, что-то вполне реальное.

(Нику тут-же вспомнился Саймак – «Почти как люди»)

Оно было и, плюнув, он потащился туда, на всякий случай шаря глазами по сторонам в поисках палки, это вполне могла быть дурная собака, хотя, конечно, бред, не могло там быть никакой собаки, и ему только хотелось быстрее пройти через это, и на метро хотелось успеть, а навстречу ему, оттуда, из сумрака быстро пробежало нечто, чуть не задев его, это была не собака.

Муравей. Гигантский, отблескивающий желто-красным металлом. С быстрыми членистыми лапами. И на самоварной спине его стояло большое многогранное чёрное клеймо, похожее на граффити. Какие-то буддистские символы, как все символы, ровно ничего не значащие – только для начертавшего их. Ник тупо проводил его взглядом и посторонился, пропуская ещё двоих или троих. Потом он вспомнил, где видел их раньше. Да! – он уже видел этих тварей.

Конечно! Только в тот раз они были чуть покрупнее – в трёхэтажный дом примерно. Но рисунок на спинах присутствовал тот-же самый. В арабском стиле…

******

– минус 66 лет —

И была Ржевка.

До рождения человека нет. Не существует. Но душа бессмертна. Где-то она присутствует. Где-то в космосе. Другое дело – личность. «Я».

«Я» появляется, когда душа объединяется с телом. И после смерти, когда тело выключается, личность становится не нужна, она сковывает душу своими земными пристрастиями, побуждениями, желаниями. Она не даёт душе соединиться с Космосом, вернуться в естественное состояние, до земной, телесной жизни.

И? …м-м-м… как голова болит; – Ник находился в полудремотном состоянии. лежал на старой, деревянной скамейке, на кольце трамвая 79. С одной стороны кольца располагался бедлам новостроек, разбитые, грязные дороги, временные заборы, залежи кирпича и железобетонных плит. Торчали подъёмные краны. Слева – тоже грязные улочки, покосившиеся, разнокалиберные заборы, за которыми виднелись грязные-же глыбы слепых домишек. Деревня, короче говоря.

После работы, здесь – на остановке он купил несколько бутылок пива… три? четыре? больше? Не суть. Трамвая долго не было. Очень долго. А потом он задремал. И наверняка за это время прошёл весь лимит общественного транспорта.

Ник порылся в кармане куртки, достал пачку сигарет, закурил, голова кружилась. И было в ней пусто. Куда он пошёл? Здесь не было людей, только заборы, за которыми топорщились тощие деревца.

Улочка изгибалась, заборы тянулись бесконечной, серой лентой. Потом разошлись в стороны, кончились. Впереди и по сторонам раскинулась открытая, поросшая волнистой травой равнина. Далеко у серого горизонта горбились низкие холмы. Солнца не было. Зато сквозь траву пролегала узкая тропинка, и Ник пошёл по ней. Он не собирался идти далеко, ему было интересно, чем это закончится, но когда обернулся – полоса города уже еле просматривалась. Он стоял в центре круга, и холмы по горизонту переходили в рваную размытую панораму города.

– Идти обратно? – ему было жаль прерывать интересное действо, но… – он снова медленно обвёл взглядом округу – ничего интересного не просматривалось… В нерешительности он сделал несколько шагов дальше и застыл.

Не видная за травой, путь пересекала широкая лощина с обрывистыми склонами. И до дна её было очень далеко. По высоте-глубине? – примерно с 12-этажный дом. Метров 40. Может быть больше – не с чем было сравнить. – Гранд-каньон какой-то. И к чему эта коллизия? —

Там, далеко внизу что-то двигалось. Наклоняться, чтобы разглядеть, – было страшно, и ухватиться не за что. Но это «что-то» явно карабкалось вверх по склону, всё увеличиваясь в размерах.

Почва под ногами поддалась, и Ник сделал рывок назад, оступился, грохнулся на спину, а когда поднялся – увидел – над обрывом поднималось нечто, похожее на воздушный шар, только шар металлический, медного оттенка.

Это был не шар. Что-то вроде головы гигантского насекомого, метров 15. Явно механизм. Машина? – Ник знал, что где то рядом располагался военный полигон. Испытания новой техники? – он почему-то был уверен, что это не так, что к людям эта штука не имеет никакого отношения. Чорт! она не имела никакого отношения вообще к нашему миру. Ей не было здесь места…

– Муравьи, значит, – без особого азарта подвёл итог Захар.

– Я не знаю. Так это выглядело. – Ник устал и спорить ему не хотелось.

– Фрейд это, – из-за плеча встряла Галка. – и Кафка с Бирсом.-

– Я не сумасшедший, – отмахнулся Ник.