Текст книги "Часы на башне. Стихи и проза"

Из самых глубин

Летит, летит космонавт

К центру вселенной.

Из самых глубин.

Кораблик он вырубил из полена.

Полено живое – он не один.

И они летят, и болтают о том о сём,

Скажем, о том, что никуда не летят, а видят какой-то сон.

И даже не видят, а просто смотрят друг в друга, словно в экран.

И время сейчас вышло за пределы вселенной, а там разогнавшись, им идёт на таран.

А иногда ему кажется: он забыл, куда и зачем летит.

Иногда ему чудится: он – Иона, а бревно – его кит.

Иногда он думает: он последний человек на земле, и больше никого и нигде.

А потом вспоминает, что забыл сделать людей… Ладно, они как-то сами заведутся в воде.

Во мне

Мой светлый человек живёт во мне,

А в нём темнеет всё, что не сбылось.

Мы едем, застревая в болтовне,

Куда-то вкривь да вбок, да малость вкось.

Наш машинист не верует в простор,

Он отрицает промысел времён.

Он нашу жизнь поставил на повтор,

И буркнув «не скучайте», вышел вон.

За ним в трубу умчался кочегар,

Сошли по трапу в ночь проводники.

Сказал кондуктор, что в душе – гусар,

И были так шаги его легки.

Случились тут разлады и разброд,

Война и мир, затем – девятый вал.

Но проронила ты: Ну, значит, наш черёд,

Пора самим нам взяться за штурвал.

Пробуй!

Я воевал так долго,

Что смерть устала тащить меня на своём хребте.

Она проворчала: В этом нет никакого толка,

Поскольку ничему вечному, скажем, ни одной звезде

Не приходит в голову устраивать какие-то битвы и сечи.

Человечу вас, человечу…

И, знаешь, это, конечно, классно, что стрелки на твоих курантах стоят,

Но на кой ляд ты подкручиваешь циферблат?

В общем, сел, задумался, голову обхватив…

Что же я так с житьём и бытьём строптив?

Судьба – она, конечно, та ещё проводница,

Но коль дали жизнь, так пробуй с этой жизнью ужиться.

По шажочку

Плод жизни так ярок,

Так чуден и сладок,

А жизнь – из помарок,

Сплошных опечаток.

Повсюду так зыбко —

То тени, то эхо.

Нельзя без ошибок,

Промашек, огрехов.

Но мы кособочно

Идём по шажочку,

И вот из шажочков —

Цепочка из точек.

А от многоточий —

Круги по мирам.

Кружок на кружочек —

И выстроен храм.

На бумаге рисовой

Рисовал на бумаге рисовой

Светотени лиловых ирисов,

И чабрец, и душицу с ромашками,

И дрожащего в мареве бражника.

И, почти не дыша, на папирусе

(Вдох – диастола, выдох – систола)

Рисовал я стрекозью грацию

Меж платанами и акациями.

Расцветали ирис с душицею,

Улетали на небо жар-птицами.

И ромашка взметнулась над высями,

Помахав в небе перьями-листьями.

Принакрывшись стрекозьеми чарами,

Канул бражник в закатное марево.

Я для красок возьму чабрецовый цвет,

Нарисую тебе букет.

Три дождика

Сошлись как-то три дождика

На промозглой улочке.

Промокшие ноженьки,

Отсыревшие дудочки.

Запели, заиграли,

Запрыгали по лужам —

Вот и нет печали,

Да городок разбужен.

Все открыли окна,

Глянули на брусчатку.

А там три дождика мокнут —

Ни шапочек, ни перчаток.

Не прошло и пары минут,

Набежало народу тут!

И большие, и малые,

И все дождикам припожалуют —

Кто шляпки и зонтики,

Кто плащики и ботики.

Надарили им всякого,

И ушли они в ночку —

Колокольчиком звякают,

Дудят во гудочки.

Пернатор

Наступит день —

И Верховный Пернатор Птиц покинет свой трон.

Воскликнет: Пора в глушь деревень!

И выпорхнет вон.

Скипетр и держава,

Мантия – горностаевый воротник…

От них всё в душе ржаво.

А солнце бежит на ножках-лучах в полях земляник.

Чудеса начались немедля —

За ближним углом.

Один мальчишка-дрозд одолжил ему велик,

Добавив: На нём ощущаешь себя орлом.

Пернатор улыбнулся,

Но не сказал, кто он есть.

Он увидел: весь этот мир – all inclusive,

И теперь он здесь.

Дорога петляла между тюльпанов,

Кузнечики прыгали так, что в глазах – рябь.

Пернатор складывал из запахов икебану,

Повторяя: Теперь я – не раб.

Прежде мнилось: если на самой вершине,

То… Господи, какая же это всё чепуха!

Куда же мы вечно спешили?

И на что нам эти верха?..

…Увы, но Пернатор пока в тронном зале.

И всё это – сон,

Фантомные боли в крылах.

Но когда-нибудь он

Выйдет в одно из окон,

Чтоб ехать без всяких препон,

Без путей – напрямик.

В лучах

И в полях земляник…

О, когда бы вы знали,

Как хочется ве`лик тому, кто вели`к.

Колыбельная

Баю-баюшки-баю!

Колыбельную пою.

Даже серенький сверчок

Спать ложится – и молчок.

Спят шипастые ерши,

Спят шипучие ужи,

Спят бараны и вараны,

Спят метели и бураны,

Пеликаны и моржи.

Спи и ты, а рано утром

Небо брызнет перламутром.

И из тёмного угла,

Из-под стула и стола

Выйдут тени, тьма и мгла.

И помчат за ночью следом

В те края, где всё без света.

Люди глянут во дворы,

А кругом миры, миры!

И везде светло-светло!

Значит, солнышко взошло.

Погнутый динарий

Однажды ездил я на Крит,

И там рыбак, плетущий сетку,

Продал мне маленьких харибд,

Сказав, что звери эти редки.

И так милы, что нет и слов.

Да, чуть похожи на ослов,

И пятаки у них свинячьи…

Но зверь – отличный птицелов.

А что шипы… так он их прячет!

И я, уверовав в добро,

Узрев улыбку чудных тварей,

Отдал (рыбак глядел хитро)

Последний погнутый динарий.

И – в путь! К отеческим дымам…

К лесам, лугам, ручьям и пашням,

Где зелен шум и красен гам,

Туда – где всё родней и краше…

…С тех пор прошли года-года,

Свет застилала лебеда,

И радость тоже мимоходом

Порой мелькала в эти годы.

Вовсю росли мои питомцы,

Питаясь лучиками солнца.

А тот из них, что самый милый,

На самом деле вышел сциллой.

Точнее, вышла. Как же ей

От женихов теперь отбиться?

Осанкой – подлинно царица,

Во взоре – то летают птицы,

А то – пылает жар огней.

Я б посоветовал молиться

Тому, кто зло пошутит с ней.

А два харибдика моих —

О, то – надежда и опора!

Один из них сдвигает горы —

Отважен, безрассуден, лих.

Другой же – рыцарь без укора,

А взором благостен и тих.

Что будет дальше? – кто бы знал…

Пока я жив, они со мною…

Но нынче мир кипит войною,

Вот-вот и смоет нас волною

Последний тридевятый вал.

Тогда, возможно, новым Ноем

Я стану в этот горький час.

Возьмём по паре каждой твари,

И… не питомцы – дети, дети!

С улыбкой выведут всех нас,

Чтоб вновь плодится по планете

Куда-то в тихие моря.

И мы поднимем якоря,

А я, детей боготворя,

Глядя, как в танцах кружат пары,

Припомню погнутый динарий,

Что я потратил так не зря.

На тропе необитаемой

Я пойду по свету ночью.

Тьма просторная проточна.

Бродят сны тремя слонами,

Даль незримая легка.

На ветвях у ночи гнезда.

В них живут, сверкая, звезды,

Что порхают по-над нами,

Задевая облака.

И иду я ниоткуда

В никуда, а всюду чудо.

И слоны ступают мимо,

В общем, тоже в никуда.

И летят планетки рядом —

По Гиадам и Плеядам.

Правят ими серафимы,

Значит, горе – не беда.

Я иду, ведь мне не спится,

Может, к звёздам угнездиться?

В их ночном прекрасном свете

Не сомкнуть, пожалуй, глаз.

На тропе необитаемой

Я разгадываю тайны.

Улыбаются кометы,

В тишине танцуя вальс.

Ключи от весны

Когда же прошла зима?

Не приложу ума.

Ведь снежен был белый свет,

А вот и в помине нет.

И Масленица во дворе —

Одета от кутюрье.

Платочек и сарафан,

Наряд из соломки ткан.

Через плечо рушничок —

Она нам блины печёт.

А подле её костра

Прыгает детвора.

И кричит ей: Гореть не смей!

Она кивает: Вернусь к зиме.

А поблизости бродит март,

Он нашёл нас без всяких карт.

В котомке его дары.

И мы спускаемся во дворы.

А с неба сходят грачи —

Вручают нам от весны ключи.

Сад камней (2023)

Оттепель

Топи, чащи, тени, сны.

Ближе, слаще дух весны.

И любовь жива опять.

И любой готов мечтать.

А в горах и во лесах

Вьет узоры бирюза.

По лугам зелёный звон.

Шум и гам, и грай ворон.

Ветер веет веселей.

Всё смелее гул шмелей.

И жуки вовсю летят.

И легки – и шаг, и взгляд.

Выше выси синева.

В свежих листьях дерева.

На дуде гудит февраль.

И везде без края – даль.

Громче, чаще птичья трель.

Будоражит оттепель.

Стал умытым целый мир.

Выходите из квартир!

Весна нисходит

Когда – легка, воздушна —

Весна нисходит к нам

И строит простодушно

В моей душе вигвам,

Я выхожу из дома,

Иду куда-нибудь.

Пусть в небе грохот грома,

Зато в душе уют.

И ты ступаешь рядом

С улыбкой на устах.

И озаряешь взглядом

Всех тех, чья жизнь пуста.

И те, кто озарились,

Природе вопреки,

Преодолев бескрылость,

Свершают кувырки.

А мы уходим дальше —

До самых до высот.

И всё в округе наше,

И мир вокруг поёт.

И я стою, глазею,

Не опуская взгляд.

А мне, как ротозею,

Виднее во стократ,

Что нынче всё отрадно,

Что беды все уйдут,

Что всё невероятно,

И что в душе уют,

Поскольку среди стужи

Теперь уж не вигвам —

Отображают лужи

Величественный храм.

Мартодром

Ты ложись-ка спать пораньше,

Высыпайся хорошенько.

Завтра небо станет краше,

Завтра день больших свершений.

Завтра день совсем особый —

Преисполненный добром.

Завтра в тающих сугробах

Мы идём на мартодром!

Мы промчимся по аллее,

По асфальтному бульвару.

– Эй, давай-ка веселее! —

Прокричим друг другу с жаром.

Мир окружный принаряжен,

С неба сняли пелену.

Ну, давай же, ну, давай же —

Запускай скорей весну!

Выключай же непогоду,

Запускай скорее солнце!

Только раз в году – сегодня —

Этот запуск удаётся.

И тогда весь мир окружный —

Каждый город, каждый дом —

Станет светлый, станет южный,

Всюду будет мартодром.

Истина в весне

За тридевятой параллелью,

Меридианом тридесятым

Уже весна кипит капелью,

А это ж – антидепрессанты,

Которых сотворить не может

Ни человек, ни нейросеть.

Капель чудеснее пирожных!

И с нею хочется хотеть!

И вот над недалёкой далью

Восходит солнце сквозь туманы.

Всё точно так, как мы мечтали,

Когда декабрьские диваны,

Нас нежно приобняв за плечи,

Вручали книжки в тишине.

Пока, диван, до новой встречи!

Сегодня истина в весне!

Мартовские проталины

Если вы загрустите,

Если вы опечалены,

Ищите, не пропустите

Мартовские проталины.

А если в чреде событий

Упустите сгоряча,

То поскорей ищите

Мартовского грача.

А если вы безуспешно

Искали их целый день,

Выручит вас, конечно,

Мартовская сирень.

А в случае самом крайнем,

Если совсем суета,

Припрячьте хотя б заранее

Мартовского кота.

Пора!

К нолю, к нолю уже стремятся

Температурные столбы.

Пора нам выйти из стагнацией

И прекратить, нахмурив лбы,

Бродить угрюмо и сердито,

Шагами мерить пустоту,

Когда душа уже открыта

Весне – поющей на лету.

А дальше больше, дальше выше!

Плюс десять – это не предел.

Весна! И словом не опишешь

Всю красоту её новелл.

А завтра будет плюс семнадцать,

Нет, даже двадцать, говорят,

И лгать при этом не стремятся,

А может, даже и стремятся,

Но я обманываться рад.

Кто-то рядом

Кто-то должен, кто-то рядом

Непременно должен быть,

Чтобы утром нежным взглядом,

В листопад и снегопады

Чашкой кофе разбудить.

И, конечно, кто-то нужен,

Чтобы с ним – и в зной, и в стужу,

Чтобы с ним бежать по лужам,

Обходясь порой без слов.

Кто-то нужен очень-очень,

Чтоб сказать спокойной ночи,

Расчудесной доброй ночи,

Нежной ночи, сладких снов!

Говорите комплименты,

Улыбайтесь – это в тренде.

Не серчайте понапрасну

И дела пойдут на лад.

И тогда, конечно, кто-то

Вам нарежет бутерброды

И начнёт вам ежечасно

Что-то доброе желать.

Три таитянки на жёлтом фоне

Когда мимо пройдут

Три таитянки на жёлтом фоне,

Мы с тобою выйдем из отцветших минут,

Приложим к небу ладони.

Спустим на воду плот —

Это будет наш дом.

И женщина, держащая плод,

Расскажет нам кто мы и куда мы идём.

Три таитянки на жёлтом фоне,

Красные кони

В жёлтой воде.

Если мы не утонем,

Мы будем везде.

И к звезде уходящий фрегат

Возьмёт нас собой.

Видишь этот закат?

Слышишь этот прибой?..

Три таитянки у звёздных вершин…

Кони вздымают копытами жёлтый песок.

Ночь – это лифт, он уносит на самое дно души —

Там в тишине между скал давно что-то нам говорит, сидящий у костра, Бог.

Сад камней

Пробегающий сад камней

Едва не отправил меня к праотцам.

Так было, когда я вышел из твоих теней

И не мог вспомнить твоего лица.

Я открывал кран телефона —

Из него не исходил звук.

Я шёл в храм, искал твоё лицо на иконах,

Но один из святых прошептал, что ты с каким-то сияющим ангелом улетела на юг.

Я проследил твой маршрут

По линиям жизни на своих руках,

Но получалось, что ты где-то тут,

Просто мы разминулись в веках.

И тогда я долго стоял на перекрёстке дней,

Чтоб увидеть хотя б инверсионный след от твоих шагов.

А где-то сзади шёл к водопою мой сад камней —

К водопою у твоих берегов.

Маршрут

Наступит день – и я уйду.

Уйду туда, где ждут.

То по пустыне, то по льду

Проложится маршрут.

Уйду я с ёжиком в туман,

С пиратами в закат,

К вершинам поведёт брахман

И на войну – солдат.

И в тех неведомых краях,

Где бьётся сталь о сталь,

И в тех таинственных морях,

Где даль уходит в даль,

Я разгляжу внутри себя

(И ёжик подтвердит),

Что жизнь не так уж и глупа,

Как кажется на вид.

И скажут ёжик и солдат,

Пираты и брахман,

Что хоть мы бродим наугад,

Туда-сюда, вперёд-назад,

Но, значит, в этом план.

Индрик

День расписан до копейки,

До секунды, до минутки.

Нет ни ниши, ни лазейки,

Где б избавиться от пут.

Но однажды я поверю,

Что в краю далеком будто

Обитает Индрик-зверик

В глубине сибирских руд.

Чтоб успеть, узнать, увидеть,

Заполняя день делами,

Всё бегу я по орбите —

Гонят воду жернова.

Но однажды мне, конечно,

Понаскучит с бегунами.

И сорвусь я в край нездешний,

Где по пояс мурава.

Леший бродит там вразвалку,

Водяные рыщут-свищут,

На ветвях поют русалки,

И никто ни мят ни клят.

Индрик там из руд выходит,

Мол, заждался я, дружище.

И протягивает хобот —

Как же, брат, тебе я рад!

Свесив ноги во сны

Однажды Доктор Симфонических Наук

И Отменитель Границ занялись термоядом.

Они открыли, что тепло всех человеческих рук

Находится рядом.

Они взяли пилы

И записали результат на беде,

А ешё – пламенем свечи по бегущим ночам.

В общем, как сказал один атом,

Который находился сразу везде и нигде:

Чтоб меня расщепило,

Если ещё когда-то доверюсь падающим кирпичам.

А Доктор и Отменитель сидели на самом краю дня,

Свесив ноги во сны.

Они болтали о том, что каждое «всегда» существует для

Того, чтоб все были честны.

И беда остановила свой бег, и атомы играли поодаль

Симфонию пилы и огней.

И ночь с каждой минутой выходила из моды.

И кирпичи улетали за ней.

Comme ci comme ça

Когда темнеют небеса,

А на душе comme ci comme ça

И не понять, куда же выведет кривая,

Ты всё равно коси, коса,

Коси коса, пока роса,

Ты всё равно коси, коса, не унывая.

Потом, устав от славных дел,

Мы улыбнёмся: very well,

Sehr gut и замечательно прекрасно!

Мы засучили рукава,

А все печали – трын-трава!

И мы косили, мы трудились не напрасно.

И будет мир, и будет лад,

И вознесётся город-сад,

И истина любви не позабыта.

А что comme ça – так это пусть.

Друзья, прекрасен наш союз!

И нет ни капельки сомнений – dolce vita!

Кимоно, боливар и фрак

Кому кино, вино, домино,

А я куплю тебе кимоно,

А себе – боливар и фрак.

И мы выйдем с тобой на бульвар.

Ты так прекрасна и я не стар,

Хоть время стучит – тик-так.

Повсюду люд, повсюду движ.

И солнце льёт по склонам крыш.

Нам хайп не нужен ни зачем,

Нам хейт не нужен от совсем.

Пусть всюду кринж.

Ты хороша и я хорош.

Твой взгляд, как острый финской нож

Мне под ребро.

Но я с тобой и ты со мной,

Я не искал судьбы иной.

Не так ли, бро?

Поезд в лето

Улыбайтесь

Улыбайтесь, улыбайтесь!

Без особенной причины,

Без каких-то оснований,

Вопреки и просто так!

И тогда, конечно, радость,

А не беды и кручины

Закружат в аэроплане,

Развернув над вами флаг.

Улыбайтесь, если даже

Всюду криво и не очень.

Сквозь рутину, бури, слёзы,

Всём назло и несмотря!

Пусть миры белы как сажа,

Улыбайтесь днём и ночью.

Пусть бурчат, что это – поза,

Улыбаясь втихаря.

Улыбайтесь, если даже

Всё в округе беспросветно!

Мир с улыбкой станет краше

И в душе растает снег.

И из зеркала однажды

Улыбнётся вам ответно,

И приветливо помашет

Вам счастливый человек.

Покемон

Гудит колокол: Дон-динь-дон!

Полуночный бьёт набат.

Вечером умер Покемон.

Он уже не придёт назад.

Всюду гимны поют и жгут костры,

И принимают яд.

И несут к его алтарю дары

И плачут, плачут: Конец игры!

Он уже не придёт назад!

А он – по дороге горной вниз

Идёт по дороге в ад.

Он уже не выйдет из-за кулис,

Он уже никогда не выйдет на бис.

Он уже не придёт назад.

Он идёт, и с ним Орфей и Дант.

Не компания – сущий клад.

Ладно, сделаем с ними джаз-банд,

Будем петь от Урала до Анд,

Раз уже не прийти назад.

На входе их встречает Харон.

Между нами, тот ещё гад.

И им говорит: А ступайте вон!

Идите-ка, парни, в зад!

Здесь места нет на тысячу лет,

Вы что, не читали чат?

Об этом писали в одной из Эдд.

Проваливайте назад.

А что Покемону какой-то Харон?

Ни разу ни брат ни сват.

И он залезает в пустой вагон,

Фоткает виды на телефон

И едет назад.

И вот он вернулся к себе домой.

А никто, вроде б, не рад.

Они его схоронили давно,

У них кино, вино, домино.

Так на кой же ляд, на какой же ляд

Возвращаться назад?

Покемон глянул на свой алтарь

И вышел прочь наугад.

Он шёл сквозь ночь, включив фонарь.

Эй, звонарь, хватит звонить, звонарь!

Я уже не вернусь назад!

Когда эти парни вернуться

Когда эти парни вернуться с волны

И пройдут не спеша по просторам страны,

И поведают нам, что мосты сожжены,

И пора строить звёздную трассу,

Мы увидим, что им наплевать на чины,

Что их меч-кладенец необъятной длины,

И научимся жить без беды и вины,

По веленью души – без приказа.

И когда эти парни приедут с волны,

Оседлав в тот же миг нейросеть и ИИ,

Они тут же расскажут всем нам и иным,

Что теперь заживём по-другому.

Что бродили впотьмах мы и видели сны,

Что мы все раздавали себя вполцены,

И что нам ни указ птицы-говоруны

И крикливые тролли и гномы.

А ведь скоро они воротятся с волны,

Протрубят в городах боевые слоны,

Зашумят по округе дубы-колдуны,

А они в сапогах-скороходах

Прогуляются с нами по гребню весны,

С ними Разин и три его верных княжны,

И Сусанин – которому всё хоть бы хны.

И воспрянут в надежде народы.

Под золотой ямайский ром

Суровый Дант

Любил сонет.

Он сочинял его в обед.

А мудрый Кант

На склоне лет

Не вылезал из оперетт.

А может, нет.

Всё это было неспроста.

Но я однажды у моста

Решил не падать, а взлететь.

Так можно ж ведь?

Но проходящий Лев Толстой

Сказал мне: Эй-ка, брат, постой!

Сдаётся мне, ты холостой,

А ну ответь!

И я вскричал тогда: Ага!

Но затекла уже нога.

И Николаич руку мне,

Конечно, протянул.

И мы стояли у моста,

Как у последнего поста.

А Медный всадник на коне

И в ус не дул.

Потом пошли мы впятером

Куда-то пить ямайский ром.

А ночь лежала на столе, как серебро.

Мы говорили ни о чём

Под золотой ямайский ром

И болеро.

А вот и утро за окном.

Гудит метро.

Мысли по дороге. На работу

*

Горько! – в отчаянии воскликнул Господь,

Увидев, как сладко

Целуются Адам и Ева, только что съев запретный плод.

Но было поздно. Из сада

Адам и Ева, взявшись за руки, вышли вон.

А Он…

Лишь проворчал: Что ж… ваше дело,

Живите сами.

И тут, улыбнувшись, Ева шепнула Адаму:

А я свой кусочек ещё не съела.

**

Приходила чужая кошка,

Приносила чужую мышку.

А потом думала: Боже,

Для них это слишком!

А мышка была живая,

Она тотчас убежала.

Проскакивала под трамваем,

Пробегала под самосвалом.

У неё в норке детки – отнесу им сала.

***

Идут прохожие полусонные.

Руки у них телефонные.

И глаза у них телефонные.

Под ноги смотреть не стараются,

Дорога сама подстраивается.

И я тоже

Прохожий,

Я занят,

Иду на работу,

В руках телефоны.

Но в портфеле – ручные драконы

И бегемоты,

И говорящий маленький заяц.

И никто в целом свете об этом не знает.

Мысли по дороге. С работы

*

Дорога шла между нами.

Шла никуда от слова зачем.

Она была изрыта ангельскими крылами,

Но было б ошибкой думать, что она уводит в Эдем.

Она была выстлана слезами фей,

По ней шли те, чья судьба пуста.

И один из них спросил меня:

Если б ты родился одним из людей, Кем бы ты стал?

**

Читаю умную книгу,

Отчёркиваю значимые места.

Если всё это постигну,

Останется только прыгнуть с моста.

Потому что, если начну пересказы,

Никто не поймёт,

У меня вот уже – ум за разум,

А там – народ.

Отложу книженцию,

Не пойду к мосту.

Ну её – эту интеллигенцию,

Расскажу коту.

***

Эльза готовила штрудель,

И Мэри готовила штрудель,

И Фрида готовила штрудель.

И это было так мило.

А потом приходил пудель

И одна из них пса кормила.

Но пудель не ел,

Он говорил: Это всё для детей.

И мы брали с ним мел

И рисовали котей.

А потом ели картофель.

Я глядел на него и думал: в профиль —

Вылитый Мефистофель.

Выходи

Ну, давай же скорей, не мешкай,

Выходи из своей избушки!

Мы заедем с тобой в кафешку

И устроим с тобой пирушку.

Раньше жили мы как-то грустно,

Жили прежде мы малость криво.

А давай-ка уедем в Куско,

И, пожалуй, в Антананариву.

Доберёмся до Самарканда,

А оттуда до Хошимина.

Мы отыщем в скалистых Андах

Эльдорадо забытых инков.

Пусть разгонит пустую дрёму

Свет, сияющий за окошком.

Выходи же быстрей из дома,

Надевай же скорей сапожки!