Текст книги "Война с внутренним врагом"

По возвращении на Родину Нил Сорский основал первый в России скит в глухом лесу среди болот на реке Сорке, где ввел особый строгий скитский устав по образцу афонского с обязательным участием монахов в производительном труде, чему он показывал личный пример. Чтобы построить скит, монахам пришлось наносить целую гору земли. Скитяне, числом 12, жили в маленьких тесных кельях на большом расстоянии друг от друга и только в канун воскресного дня и на праздники собирались вместе. Трудовой характер русских пустынных монастырей обрел при Ниле Сорском новое дыхание. Святой настаивал на монашеской нищете во исполнение обета нестяжания, считал, что монастырь не должен иметь никакой собственности.

Творчески развивая учение исихастов, Нил Сорский уделял особое внимание вопросам психологии человеческих страстей. Его учение легло в основу русской психологии, он предлагал свою научную схему развития страстей, разрабатывая формы их регулирования. Он учил, что усилием воли и переменой внешнего образа жизни человек должен преодолевать свои страсти на ранних стадиях их развития.

В качестве идейного главы нестяжателей Нил Сорский поддерживал политику, направленную на лишение монастырей земли, выступал за реформу монашества на строгих началах скитской жизни, рекомендовал отказаться от насилия и гонений по отношению к еретикам, предлагал перевоспитывать их силой убеждения.

Деятельность Нила Сорского оставила глубокий след в культурной жизни Древней Руси и продолжилась в трудах его учеников Вассиана Патрикеева и Артемия Троицкого. На Соборах 1490 года и 1503 года Нил Сорский осудил ересь жидовстующих.

В поселок Пустынка, как сейчас называется Нило-Сорская пустынь, ведет скользкая глинистая дорога. Основные постройки монастыря сохранились, хотя многие из них сильно перестроены для приспособления к нуждам психоневрологического дома-интерната. В 50-е годы были полностью разрушены сооружения скита.

Монастырь представляет собой сомкнутый в квадрат комплекс сооружений, выполняющих одновременно роль стен с башнями по углам, надвратной церковью с западной стороны и собором и настоятельским корпусом во дворе квадрата.

Колокольня не сохранилась, сильно перестроен главный собор, уже с улицы чувствуется сильный запах мочи, в центральной части собора стоят 80 коек для слабоумных лежачих больных, со всех сторон в тебя упираются десятки бессмысленных взглядов. Состояние построек неудовлетворительно. Мощи святого Нила Сорского, почитавшиеся вплоть до 20-х годов, утрачены. Старожилов в этих местах не сохранилось, окрестные деревни (Бутово, Ершово, Кузьминки и др.) полностью обезлюдели. Приезжие сотрудники психинтерната, живущие в поселке, на вопрос о месте захоронения мощей неуверенно указывают на место возле северной части алтаря. Неподалеку сохранилось опрокинутое надгробие одного из последних игуменов монастыря с надписью «Здесь покоится тело раба Божьего игумена Нилсорской пустыни Амвросия. Мир праху твоему Христолюбивый труженик».

Машина медленно едет, в некоторых местах соскальзывая в кювет по глинистой дороге, возвращается к асфальту, в ушах слышатся крики безумных больных, тяжелая грусть переполняет душу…

В более или менее удовлетворительном состоянии в Русской Фиваиде сохранились только четыре монастыря: Кирилло-Белозерский (основан в XIV в.), Ферапонтов (основан в XIV в.), Спасо-Прилуцкий и Михаил-Архангельский. Но только два первых сохранили свои интерьеры (да и то частично).

Кирилло-Белозерский монастырь основан в XVI веке учеником Сергия Радонежского Кириллом Белозерским на берегу Северского озера и похож на целый город, с сотнями помещений. Это одна из крупнейших на Русском Севере обитель, ей удалось избежать горькой участи многих своих «собратьев», сохранить мощи своего основателя Кирилла Белозерского. Сразу же после закрытия в 1924 году монастырь использовался под музей, хотя преобладающее количество его художественных ценностей было вывезено. Огромный комплекс, почти полусотня архитектурных сооружений, требует повседневной реставрации и ремонта, между тем часть зданий не ремонтировалась почти с начала XX века. Работы ведутся вот уже несколько десятилетий, а отреставрировано не более пятой части строений. Центральные памятники монастыря закрыты для посещения, а когда откроются – никто не знает. Музейные работники жалуются на качество реставрационных работ.

В 20 км от Кирилло-Белозерского монастыря, среди живописных озер стоит Ферапонтов монастырь, связанный с именем святого Мартиниана Белозерского (ск. в 1483 г.), мощи которого покоятся здесь. Этому монастырю Н. Рубцов посвятил свои стихи:

 
Диво дивное в русской глуши!
И небесно-земной Дионисий,
Из соседних явившись земель,
Это дивное диво возвысил
До черты небывалой досель.
 

Фрески Дионисия в соборе Рождества Богоматери (построен в 1490 г.) Ферапонтова монастыря – одно из высших достижений русской и мировой культуры – долгое время находились под угрозой из-за аварийного состояния помещения. В 70-е – начале 80-х годов отмечались неоднократные случаи попадания воды и снега внутрь собора и на них. Шум, который подняло Общество охраны памятников, позволил добиться ремонта помещения. Реставрация фресок Дионисия велась много лет, скрыв их от многих посетителей монастыря.

Один из лучших монастырей Русской Фиваиды – Спасо-Прилуцкий, основанный в 1371 году. С приходом к власти большевиков монастырь (до 70-х годов) занимала тюрьма, что делало его недоступным для посетителей, да и для реставраторов. Здания монастыря сильно обветшали, многие из них находились в аварийном состоянии, интерьеры утрачены. В 70-х годах развернулась реставрация, благодаря которой монастырь хоть и медленно, но все же стал приводиться в порядок.

В Горицком женском монастыре, основанном в 1544 году вдовой удельного князя Андрея Старицкого (родного дяди Ивана Грозного) Евфросиньей Владимировной на берегу реки Шексны, в начале 1930-х большевики устроили погром. Монахини были либо расстреляны, либо утоплены. На многие годы обитель превратилась в скотный двор, опустевшие храмы стояли в окружении груд навоза.

Пройдя сотни километров, я проследил судьбу всех монастырей Русской Фиваиды. Каковы же итоги? Всего после 1917 года из 37 вологодских монастырей XIII–XVII веков, бывших общенациональными святынями, 25 оказались разгромлены полностью или почти полностью, семь монастырей хотя и сохранили свой облик, но находились в аварийном и неудовлетворительном состоянии, и только четыре монастыря остались в первозданном виде. Во многих случаях были утрачены мощи великих русских святых, на поклонение которым в течение веков шли тысячи паломников.

Да только ли монастыри пострадали на древней земле? Русская Фиваида по своим пространствам значительно больше таких западноевропейских государств, как Дания, Швейцария, Нидерланды, взятых вместе. По моим подсчетам, к началу XX века на этой огромной земле было накоплено культурное наследие, по своему потенциалу превышающее культурные ценности большого европейского государства, – не менее 8 тыс памятников архитектуры и истории, в том числе более 2 тыс церквей и часовен, великолепные усадьбы, тысячи деревянных строений, украшенных прославленной вологодской резьбой. Десятки тысяч икон, картин, скульптур, предметов прикладного искусства, колоколов. Смерч еврейской революции, пронесшийся над Русской Фиваидой, смел более половины этого колоссального богатства, погибло не менее 4 тыс памятников архитектуры и истории. Из сохранившихся большая часть – в неудовлетворительном (нередко и аварийном, руинированном) состоянии и не в состоянии выполнять свои духовные и культурные функции. Всего из культурного фонда Русской Фиваиды было выведено три четверти памятников архитектуры и истории, которые являлись не просто драгоценным материальным наследием, но духовным итогом жизнедеятельности десятков поколений русских людей на этой земле. Отчуждение драгоценной культуры предков, отказ от духовных итогов их жизнедеятельности привели к страшным результатам. На многие сотни километров стоят тысячи покинутых сел и деревень, потерянная земля ощерилась сорняками и чертополохом. То, что поднималось и культивировалось веками, вернулось в первобытное состояние.

Из паломничества по Северной Фиваиде я вернулся особенно расстроенным и удрученным. Преступления, совершенные в этом краю русских святынь еврейскими большевиками, были особенно чудовищны. Погром русских святынь осуществлялся как особый ритуал. Множество рассказов старожилов и музейных работников рисовали в моем сознании образ еврейского погромщика. Одним из таких характерных персонажей был во второй половине 20-х Карп Рафаилович Шершевский, начальник Вологодского НКВД. Пробыл он здесь недолго, но старожилам запомнилось, как он лично с группой чекистов ездил, сжигая церкви, стрелял по иконам, сам расстреливал монахов. Парикмахер по профессии, имея образование в два класса еврейской школы, он настаивал на немедленном закрытии музеев Вологодской области как контрреволюционных учреждений. Фотографию этого изверга я видел в Вологодском краеведческом музее. Меня поразило, насколько внешне он был похож на Ю. В. Андропова, нового генерального секретаря ЦК КПСС.

После Ленина Андропов был первым евреем, занявшим высший государственный пост. Приехав в Москву из Северной Фиваиды, я почти физически ощутил радость всех антирусских сил, приветствовавших приход к власти в России еврейского кадра. Воспряли отпрыски выкорчеванной Сталиным «ленинской гвардии». По зарубежным радиоголосам давали почти хвалебные отзывы о новом генеральном секретаре, перемежаясь с усилившейся критикой русских патриотов.

Глава 18

Золотое время «Памяти». – Посещение ее вечеров. – Праздники русского духа. – Знакомство с бывшим советским разведчиком. – ЦРУ, масоны и папа римский против России. – Еврейские тайны Института мирового хозяйства. – Еврейские большевики как государственные изменники. – Сталин пожалел евреев

После смерти Брежнева русское движение входит в новую фазу. Качественно меняется сам тип русского патриота. Привыкший за годы советской власти скрывать свои патриотические убеждения, он перестает бояться высказывать их. Впервые за многие десятилетия русские начинают объединяться, сначала для защиты своих святынь, а затем и против своих внутренних врагов. Начавшись с маленьких ручейков, русское движение постепенно превращается в полноводную реку. Конечно, поживи Андропов больше, он несомненно постарался бы раздавить русское движение. Но его преемник Черненко, продолжая политику Брежнева на умиротворение противостоящих сил, тем самым дал патриотам время организоваться. Именно за эти три года, прошедшие между Андроповым и приходом Горбачева, русское движение приобретает новое качество, выразившееся в создании патриотической организации «Память». Создание ее проходило на моих глазах. Я лично знал практически всех ее организаторов, а с некоторыми и дружил. Все они были так или иначе связаны с Обществом охраны памятников.

Корни «Памяти» уходят в коридоры Московского городского общества охраны памятников, находившегося в здании дома, ранее принадлежавшего писателю Телешову, называемого патриотами «Телешовкой». Во второй половине 70-х ответственным секретарем Московского общества был Эдуард Николаевич Дьяконов, бывший морской офицер, деятельный патриот, посвятивший свою жизнь патриотическому воспитанию русской молодежи. Деятельность Дьяконова на посту ответственного секретаря Общества вызвала ряд доносов со стороны космополитических кругов в КГБ и ЦК КПСС, в результате чего он был смещен со своей должности – но идеи своей не оставил. Дьяконов продолжил претворение ее в жизнь на общественных началах, в рамках Молодежного творческого объединения при МГО ВООПИК. В 1979-м он объединяет свои силы с группой активных патриотов из Министерства авиационной промышленности, которую возглавлял Геннадий Иванович Фрыгин, инженер-металлург. Группа Фрыгина действовала под «крышей» Общества книголюбов.

Именно из этих активистов сложилась группа энтузиастов, назвавших себя «Витязями», составившая будущее ядро объединения «Память». До этого они в течение нескольких лет встречались на субботниках по восстановлению памятников истории и культуры под эгидой ВООПИК. Главной целью группы «Витязи» было достойно отпраздновать 600-летие Куликовской битвы. Идею названия «Витязи» подал скульптор Б. Строганов. Актив группы составили ответственный секретарь МГО ВООПИК Э. Н. Дьяконов (фактический руководитель «Витязей»), сотрудник архитектурной секции МГО ВООПИК Г. Сальников, слушатель Высшей партшколы ЦК КПСС С. К. Смирнов, слесарь завода «Союз» К. Н. Андреев, заместитель директора конструкторского бюро АСУ А. Г. Гладков, постовой милиционер гостиницы «Россия» В. В. Скрыпник и др. Впоследствии именно эти люди составили первый Совет «Памяти». Кроме регулярных субботников по восстановлению памятников члены группы совершали совместные походы и поездки по историческим местам и к православным святыням. Среди членов группы распространялись книги русских философов, историков и мыслителей, самиздатовская литература, журнал «Вече», «Протоколы сионских мудрецов», антисионистская литература.

Члены группы участвовали также в работе Молодежного творческого объединения при МГО ВООПИК, заседавшего на ул. Разина под колокольней Знаменского монастыря. Обсуждение стихов и прозы русских писателей на этих заседаниях часто перерастало в доклады и споры о судьбе России. Духовными наставниками объединения были Н. Рубцов, С. Куняев, Ю. Кузнецов, Д. Жуков, О. Волков. На заседаниях выступали ученые, архитекторы, писатели, художники (И. Кобзев, О. Михайлов, О. И. Журин, В. А. Виноградов и др.).

«Витязи» принимали активное участие и в работе Общества книголюбов, которое совместно с МГО ВООПИК устраивало встречи с патриотически ориентированными деятелями русской культуры. Встречи эти чаще всего проходили в Музее им. Николая Островского (в т. н. «салоне Зинаиды Волконской»), а также в ДК Метростроя, ДК им. Чкалова, ДК им. Горбунова, ведомственных домах культуры Минавиапрома (сотрудником которого был Г. И. Фрыгин).

16 апреля 1980 г. в Центральном лектории Политехнического музея произошло важнейшее патриотическое событие – состоялся торжественный вечер, посвященный 600-летию Куликовской битвы. Зал был переполнен. Люди стояли в проходах. В зале присутствовали практически все, кто впоследствии вошел в Совет и актив объединения «Память». Выступали художники И. С. Глазунов, И. О. Комов, писатели В. Чивилихин, Д. Жуков, Ю. Селезнев, поэты Ю. Кузнецов и А. Марков, космонавт В. Севастьянов, музыканты Ю. Дунаев и В. Кобзев. Все они составляли цвет русского патриотического движения того времени. Вечер прошел в духе восторженного единения русских людей.

Вторая половина 1980-го и 1981 г. проходят под знаком брожения и собирания сил. Вечера и встречи, проводимые бывшими «Витязями», активистами ВООПИК и Общества книголюбов, становятся все острее и напряженнее. На них ставятся все более серьезные вопросы. Примерно в 1981 г. власти запрещают встречи под колокольней Знаменского монастыря. Однако движение было уже невозможно остановить. Создавалось совершенно новое по качеству патриотическое объединение. Критическая масса была, по-видимому, достигнута 17 июня 1982 г. на вечере, посвященном 170-летию Бородинской битвы. Несмотря на то что он состоялся в небольшом зале, его эффект для будущего актива «Памяти» был не меньшим, чем эффект от вечера, посвященного Куликовской битве. В июне – октябре 1983 г. происходит целая серия вечеров, на которых выступали Д. Жуков, В. Крупин, С. Куняев, В. Сорокин.

Организуя первые вечера, субботники и походы по историческим местам, будущее Патриотическое объединение «Память» не имело названия. Собственно рождение названия «Память» произошло в ноябре 1982 г. после вечера-размышления по книге В. А. Чивилихина «Память». Как сообщает первый председатель Совета «Памяти» Г. И. Фрыгин, «стали думать о названии», и он предложил назвать объединение «Память». Это всем понравилось. Более того, на этом же собрании приняли решение просить Чивилихина возглавить общество «Память». Однако в связи с болезнью и смертью писателя это решение не было выполнено.

Первоначально «Память» именовалась любительским объединением. До марта 1982 г. его главной площадкой был Музей им. Н. Островского («салон Зинаиды Волконской»). Здесь «Память» провела не менее 15 вечеров. Однако на встрече с доктором исторических наук Н. Н. Яковлевым наблюдателям из райкома партии не понравилась его резкая критика агента влияния США директора Института США и Канады Г. Арбатова. Критика эта была восторженно поддержана слушателями. Заседания в этом музее на некоторое время прекратились.

Зато у «Памяти» появилось еще несколько площадок – ДК Метростроя, ДК им. Чкалова и ДК им. Горбунова, а также ряд других культурных учреждений. С осени 1983 г. «Память» начинает именоваться Патриотическим историко-литературным объединением.

В 1983 в актив объединения «Память», кроме перечисленных выше, вошли эколог, кандидат геолого-минералогических наук Ф. Я. Шипунов, актриса О. Ф. Гобзева, преподаватель режиссуры массовых представлений Н. А. Детков, заведующая политическо-массовым отделом ДК Горбунова В. И. Мотова, преподаватель английского языка Е. С. Бехтерева. В 1983 г. Совет «Памяти» добился официальной регистрации объединения в отделе культуры райкома партии при Дворце культуры им. Горбунова (ставшем известным под названием «Горбушка»), принадлежащем заводу им. Хруничева. Официальная регистрация давала возможность проводить вечера «Памяти» в одном из самых известных Дворцов культуры, в зале на 1,5 тыс мест. Но даже такого большого зала порой не хватало, чтобы вместить всех желающих.

Вечера, субботники, походы «Памяти» приобретают широкий размах. Интересы патриотического объединения охватывают все сферы жизни русского народа.

В середине 70-х писатель Шевцов издал вторую книгу своей трилогии «Набат». Она пользовалась большой популярностью в патриотических кругах, так как рассматривала вопросы борьбы с сионизмом. Иван Михайлович рассказывал мне, как всполошились в ЦК, узнав о том, что Шевцов написал новую «антисемитскую книгу». Издателям «Современника», куда принес свою рукопись автор, предложили рассыпать набор. Однако издатели Ю. Прокушев и В. Сорокин проявили принципиальность и гражданское мужество, и книга дошла до читателя.

Смелый поступок издателей не прошел безнаказанным. Ю. Прокушев и В. Сорокин лишились постов. Чтобы не привлекать внимание к книге, проеврейская критика решила не поднимать шума, промолчать. Лишь французская газета «Монд» статьей эмигранта Л. Плюща оповестила своих читателей, что «известный антисемит» Шевцов издал в СССР новый антиеврейский роман «Набат».

Несмотря на противодействие, Шевцов продолжал работать над третьей книгой «Набата» – «Остров дьявола». Как он мне сам рассказывал, «я решил показать тактику и методы сионистов по захвату власти в разных странах, их неотвратимое шествие к заветной цели – мировому господству еврейства. Я хотел предупредить общественность о смертельной опасности сионизма, о его подрывной деятельности в СССР, готовящей ликвидацию советской власти и установление на всем пространстве России иудо-масонской диктатуры антифашистского толка.

Я осознавал, что в обстановке брежневско-сусловского режима издать такую книгу будет невозможно. Но мысль, что Брежнев и Суслов не вечны, вселяла надежду. "Остров дьявола" я решил издавать отдельно, без первой и второй книги, т. к. это позволял сюжет романа. Издательство «Современник», куда я передал рукопись, возглавляли уже другие, робкие и начальству послушные люди. И внутренние рецензенты учинили разгром "Острова дьявола" как антисемитского произведения. Рукопись была положена в стол, ожидая своего времени, и была опубликована только в 1998 году».

Из писателей-«радонежцев», кроме Шевцова, мне особенно был близок Игорь Иванович Кобзев, создатель общественного музея «Слова о полку Игореве». Музей этот был еще одним русским клубом. Вокруг него объединились около 100 человек самых разных профессий, были студенты и даже школьники. Но все они прежде всего были членами ВООПИК. Игорь Иванович с радушием принимал всех. Великолепный поэт, добрый, искренний человек, он полностью отдавал себя творчеству и любимому делу. Еврейские литераторы его ненавидели. Особенно после того, как он поставил на место некоего Липкина, нагло заявившего в своем графоманском стихотворении:

 
Без союзов язык онемеет
И, пожалуй, сойдет с колеи.
Человечество быть не сумеет
Без народа по имени «и».
 

Ответ Игоря Ивановича был таков:

 
Хоть вы избрали, Липкин,
Эзоповский язык,
Читатель без ошибки
В ваш замысел проник.
Итак, выходит, что же?
Вы из чужой семьи?
Вам Родины дороже
Народ на букву «и»?
Не подрывайте корни
Союза Эс-Эс-Эр,
Где поит вас и кормит
Народ на букву «р».
 

В сентябре 1982 года в музее Николая Островского прошла встреча с председателем Русского клуба писателей Дмитрием Анатольевичем Жуковым. Он рассказывал о своей книге «На семи холмах», в то время подвергавшейся клеветническим нападкам со стороны еврейских кругов. Особенное неудовольствие талмудистов вызвала позиция Жукова в защиту святыни русского народа Оптиной пустыни. Еврейские критики, ссылаясь на Ленина, называли эту позицию «поповской». На это Дмитрий Анатольевич Кобзев однажды заявил: «Лучше поповской, чем жидовской». Книги Жукова были очень популярны среди русских патриотов, особенно его повести «Огнеопальный» и «Владимир Иванович». В наших кругах Жуков был известен как автор запрещенного советскими властями «антисемитского фильма» «Тайное и явное». На вечере ему задали на эту тему несколько вопросов. Ответы Жукова были для многих из нас откровением. О Жукове ходили слухи, что он является сотрудником КГБ, но это нисколько не портило ему репутацию среди патриотов. Мы знали, что КГБ проявлял к «Памяти» особый интерес, и располагали точными сведениями, кто в наших рядах сотрудничает с этой организацией. Было также известно, что в КГБ идет борьба между патриотами и космополитами. Естественно, члены «Памяти» стояли на стороне патриотов, настоящих борцов за государственную безопасность России, и выступали против космополитов, врагов России. Последних мы стремились разоблачать. Особенно негативное отношение было к «иуде-Бобкову», которого мы уже тогда считали врагом Родины. Бобков посылал на наши вечера своих агентов, а потом докладывал Андропову об антисоветской деятельности «Памяти».

Ноябрь 1982-го. Вечер размышлений по книге В. А. Чивилихина «Память». Книга эта стала настольной для русских патриотов. В ней открывалось величие России, ее героев и подвижников. Публикация книги стала важной вехой в возрождении русского национального сознания, пробудив у десятков тысяч русских людей теплые, благодарные чувства к жизни и деяниям своих героических предков. «Память, – писал Чивилихин, – это ничем не заменимый хлеб насущный, сегодняшний, без коего дети вырастут слабыми незнайками, не способными достойно, мужественно встретить будущее».

На вечере выступали профессор А. Г. Кузьмин, исследователь славянофилов В. А. Чалмаев, поэт Г. Серебряков. Последний читал стихи о героическом прошлом русского народа – «Стою у поля Куликова», «Боброк», «Мамай», а также стихотворение «Дрозды» (речь в котором на самом деле шла о «жидах»):

 
Над рябиновым стягом,
Над молчаньем воды
Вновь разбитной ватагой
Закружились дрозды.
Облепили, куражась,
Куст рябиновый весь:
Ненасытная жадность
И завидная спесь…
 

На вечере был принято решение в воскресенье поехать на могилу историка Татищева и привести ее в порядок. Что и было впоследствии сделано.

В феврале 1983 года в «Телешовке» провели вечер – день рождения патриарха русской реставрации П. Д. Барановского. Выступали все его ученики и последователи. Докладчики сообщили не только о научных достижениях Барановского, но впервые публично назвали тех, с кем ему приходилось бороться, отстаивая памятники. Назывались имена разрушителей исторической Москвы в конце 20-х – 30-е годы. Кроме известных имен Троцкого, Кагановича, Хрущева я впервые услышал имена еврейских руководителей НКВД, лично занимавшихся закрытием и уничтожением храмов и монастырей, составлением списков православных священников, «подлежащих ликвидации». Имена этих погромщиков и убийц были еврейскими:

Агранов Янкель Саулович

Бак Борис Аркадьевич

Вельский Абрам Михайлович

Даганский Александр Юльевич

Кацнельсон Зиновий Борисович

Радзивиловский Израиль Моисеевич

Симановский Пинхус Шоломович.

Художник Розов, зачитавший имена преступников, выдержав паузу, сообщил, что все они по настоянию Сталина были казнены как «враги народа» в конце 30-х годов. Последние слова были встречены бурной овацией. Действия Сталина все присутствующие оценивали как справедливое возмездие.

После вечера мы собрались в кабинете ответственного секретаря ВООПИК, и Розов показал нам то, чего не осмелился показать всем присутствующим на вечере, – книгу о строительстве Беломорско-Балтийского канала. Зачитал имена еврейских палачей, замучивших там десятки тысяч русских людей, – Френкель Нафтанаил Аронович, Берман Матвей Давидович, Коган и др. Все мы были потрясены услышанным!

Запомнились мне несколько вечеров, так или иначе связанных с масонской темой. Прежде всего это вечер-встреча в марте 1983 года с доктором исторических наук Н. Н. Яковлевым, впервые в советское время рассказавшим об участии масонов в политической жизни России в начале XX века. Многие из нас знали его книгу «1 августа 1914». Отвечая на многочисленные вопросы, Яковлев поведал нам о том, что не смог написать в книге, – о связи масонов с мировой еврейской закулисой, считающей масонство своим оружием. Яковлев рассказал о видном деятеле еврейской закулисы Пинхусе Моисеевиче Рутенберге, являвшемся одновременно крупным масоном и организатором провокаций против царской власти 9 января 1905 года. Рутенберг стоял за спиной Гапона, призывавшего петербургских рабочих идти к царю. Во время этой встречи еврейские активисты и масоны планировали убийство царя.

На вечере «Русь крылатая» (2 апреля 1983 г.) всех поразило сообщение писателя В. Пигалева, доказывавшего, что гибель А. С. Пушкина связана с деятельностью масонов. После встречи Пигалев передал одному из наших активистов ксерокопию книги В. Ф. Иванова «Русская интеллигенция и масонство» (Харбин, 1934). В течение недели мы размножили ее и пустили по рукам.

В книге Иванова был приведен убедительный исторический материал, позволявший автору сделать вывод, что «история русской интеллигенции за последние 200 лет стала историей масонства». Значительная часть самых известных интеллигентов, оказавших пагубное влияние на судьбу России, принадлежала к этой подрывной организации. Масонство выпестовало в своих ложах почти всех российских революционеров и разрушителей русских устоев. Для нас, членов Общества охраны памятников и «Памяти», из книги Иванова следовал важный практический вывод – о необходимости беспощадного искоренения масонства из русской жизни. Антимасонство так же, как и антисионизм, стало важнейшей составляющей идеологии нашего движения.

Интерес к этой теме среди активистов ВООПИК и «Памяти» был огромен. Кроме названных выше двух вечеров, посвященных масонской теме, только в 1983 году прошло по крайней мере еще два известных мне мероприятия.

Одно из них «Память» провела в Доме культуры им. Чкалова 20 мая. Выступал здесь исследователь масонства Владимир Яковлевич Бегун. Чтобы получить его согласие на выступление, активисты «Памяти» организовали его вызов из Минска, где он жил, телеграммой заместителя министра авиационной промышленности. Личность Бегуна вызывала у меня глубокую симпатию, еще больше поражало мужество, с которым он бросал вызов мощным закулисным силам в правящих кругах СССР. Большую часть вечера Бегун рассказывал о главных положениях своей новой, еще не вышедшей в свет книги «Дети вдовы», раскрывал связь международного сионизма, масонства и «пятой колонны» внутри нашей страны. В ответе на один из вопросов он намекнул на причастность к масонству умершего в 1982-м члена Политбюро М. Суслова, что вызвало замешательство в первых рядах зала, где сидели почетные гости Минавиапрома. Впоследствии я встречал Владимира Яковлевича в узком кругу единомышленников, он рассказывал о непрекращающейся травле, которую вели против него еврейские круги. Внезапная смерть Бегуна в 59 лет породила слухи об убийстве. После его смерти остался незаконченный фундаментальный труд о преступной деятельности мирового масонства.

В июле 1983-го в том же Доме культуры им. Чкалова проходил вечер-встреча с журналистом-международником Владимиром Викторовичем Большаковым, подготовившим ряд трудов о подрывной деятельности сионизма и масонства. На этом вечере один из активистов ВООПИК предложил купить у вдовы собирателя книг о масонстве часть его коллекции. Не дождавшись конца вечера, мы направились к ней. Я не пожалел. Литература по масонской теме в те годы была очень редка. У вдовы я приобрел сочинения Пыпина, Пекарского, Т. Соколовской, значительно обогатившие мои знания о масонстве.

Масонский и еврейский вопрос на вечерах «Памяти» в то время поднимался даже тогда, когда он не касался темы вечера. Помню, сколько вопросов о масонах задавали писателям Д. А. Жукову и В. В. Кожинову на вечере памяти поэта Н. Рубцова. Из зала прислали записку с предложением обратиться к правительству «запретить на территории СССР сионистские и масонские организации, квалифицировать их деятельность по статье "измена Родине". Кожинов, прочитавший эту записку, переждав одобрительные аплодисменты, многозначительно вздохнул…

Вечера «Памяти» будили в сознании многих русских людей теплые, благодарные чувства к жизни и деяниям своих героических предков. «Память» становится одним из важнейших центров пробуждения и развития русского национального сознания. После вечеров «Памяти» русские люди собирались за чаем в своих квартирах, обменивались впечатлениями и редкой литературой. Как ранее в клубе «Родина» и в «Русском клубе», среди членов «Памяти» ходили редкие издания отцов и подвижников Церкви, книги по русской философии, антисионизму, «Протоколы сионских мудрецов». Среди членов «Памяти» зреет понимание еврейского и масонского вопроса в России, многие негодуют по поводу еврейского засилья в СССР. Все больше и больше членов «Памяти» задаются вопросом: как противостоять врагам России, и прежде всего сионизму?