Текст книги "Весёлая же-же… (сборник)"

– Прекрасное предложение.

– Да, а кто забирает Сашку из школы?

– Раньше, когда мама забирала, когда я, когда тётя Лида.

А теперь только тётя Лида и забирает.

– Понятно. Я думаю, и этот вопрос мы в скором времени решим. Ну что? Я встречаю тебя?

И он встретил её. Белокурая библиотекарша не в новом, но чистеньком демисезонном костюме – пиджаке и брюках, вся сияла, сбегая по лестнице парадного входа библиотеки. Она размахивала сумочкой, словно школьница. Сияло и солнышко бабьего лета.

– Привет ещё раз. – Бывший кузнец был немного растерян от увиденной красоты. – Прекрасно выглядишь.

– И ты.

Они забыли, что собирались просто идти домой к Варе. Они прогулялись по улицам города, зашли в кафе, выпили шампанского, поели мороженого, завернули в парк, здесь Михаил решил освободиться от берушей.

– Ох, и влетит мне, – вдруг опомнилась Варя.

– От кого?

– От тёти Лиды.

– Но чего же мы тогда ждём? Побежали.

И они побежали, не чувствуя возраста.

А в квартире Вари уже не пахло смертью. Сашка выполнял школьное домашнее задание, сидя за компьютерным столом у окна. Дородная женщина – тётя Лида – находилась рядом, сидела в кресле и листала журнальчик. Они на цыпочках проникли в комнату.

– Мама! Дядя Миша! – встрепенулся, обрадовавшись, Сашка. Он кинулся обнимать маму.

– Господи, напугали-то как!

– Простите, тётя Лида, задержалась я.

– Вижу, вижу, – глядя на Михаила, отложила журнал в сторону дородная соседка. – Рада знакомству… дядя Миша.

– И я рад.

– Что ж, Варя, сдаю пост. Я к себе.

– Спасибо, тётя Лида. До завтра?

– Ой, куда от вас денешься! Пока, молодые люди.

– Пока, тётя Лида! Дядя Миша, играть будем?!

– До свидания. Конечно, будем.

– Сначала сделай уроки.

– Сделаю. Ещё как сделаю! – радостно пообещал ребёнок.

10

Минуло две недели. Золотая осень достигла своего пика – жёлтый лес, жёлтые улицы, но жизнь у главных героев повести: Михаила, Варвары, у её матери и сына – отнюдь не была одинаково жёлтой; наоборот – она стала насыщенно-разноцветной. Мама Варвары выздоравливала, и она направо и налево рассказывала всем, что «виною» этому грибы – опята, подаренные Михаилом. Кстати, в больнице Елена Сергеевна умудрилась угостить этими чудо-опятами весь этаж онкологии. Хватило на всех. И, о чудо, люди начали поправляться.

Михаил рассказал Варе, где он нашёл эти грибы. Варя загорелась и упросила Кремниева показать ей чудо-пень. В выходной они вдвоём сели на электричку и отправились в лес, но как Михаил не искал заветный пень, он его не нашёл. Даже следов от бурелома не было.

Они немного расстроились. И вот они сидели на жёстких скамейках в электричке, возвращались в город. Варя положила голову на плечо Михаила и задремала. Михаил, как говорится, дышал через раз. Он разглядывал длинные ресницы женщины, её «утошный» носик, губы… губы… Михаил не заметил, как прикоснулся к губам Вари своими губами. Она проснулась. Она нежностью ответила на нежность, их поцелуй был долгим.

Кремниев понял, что окончательно влюбился в Варвару. «Ей-богу сделаю ей предложение. Ей-богу!» – горячился он.

Библиотекарша разулыбалась:

– Я уже думала, что ты никогда не решишься.

– Ну, не такой уж я нерешительный.

– Миша, ты очень решительный. Очень!

– А давай сейчас прямо с вокзала рванём ко мне? – Как у него ЭТО слетело с языка? Кремниев не верил в то, что ЭТО сказал он!

– Тётя Лида меня тогда точно убьет, – с сарказмом и с какой-то обречённостью на счастье сказала Варя.

– Пусть убивает обоих. К тому же теперь я взял шефство над Сашкой. Так что если она нас и убьет, то не сильно. – И он снова прильнул к её губам.

11

Михаил Кремниев взял за привычку забирать Сашку из школы (тётя Лида вздохнула с облегчением). Мало того, он помогал ребёнку делать домашние школьные задания, играл с ним. Мальчик привязался к дяде Мише, а тот к нему. Невольно Кремниеву приходилось «хозяйничать» в квартире библиотекарши. Вот и сегодня он, приведя Сашку из школы, принялся за готовку ужина. Он надумал сварить борщ, плюс сварганить овощное рагу.

Он помешивал поварешкой в кастрюле, когда в кармане джинсов зазвонил сотовый.

Кремниев поднёс к уху телефон.

– Михаил Евгеньевич? Это Семён Семёныч. Узнали? Сегодня в двадцать два ноль-ноль вы выйдете из дома и сядете в чёрный джип. Поедем зарабатывать денежки, мой дорогой.

«Да пошёл ты!» – хотел выкрикнул Михаил, но смолчал. Он не сказал ни слова и отключил телефон. «Что же делать? Звонить в полицию? А Варя, её сын, её мать?»

Готовя ужин, Кремниев параллельно помог Сашке в выполнении домашнего задания. А вот и пришла с работы Варя.

Михаил встретил её поцелуем в щёку, Сашка – обнимашками.

– Миша, ты какой-то бледный, – встревожилась Варя, отдавая плащ Кремниеву.

– Тебе показалось, Варенька. Да, мне сегодня надо уйти домой пораньше, – предупредил он.

– Миша, оставайся, – вдруг выпалила Варя. – Совсем оставайся.

– Оставайся, дядя Миша, оставайся! – закричал и запрыгал Сашка, при этом он норовил запрыгнуть на шею Михаила.

– Завтра, мы всё обсудим завтра, – не сдерживая Сашку, сказал Михаил и вспомнил о колечке, что лежало в его тумбочке рядом с кроватью.

12

«Би! Би-и-и!» – беспардонно зазывал за окнами чёрный джип, припарковавшийся недалеко от подъезда.

– Ночь почти, людей разбудите, – раздражённо сказал Михаил, садясь в машину рядом с «допустим Семён Семёнычем». Тот был всё в той же неизменной шляпе, с дымящейся во рту сигарой. На замечание Михаила обернулся Костолом, сидящий за рулём:

– Никак нашему слухачу ушки потревожило!

– Добрый вечер, Михаил Евгеньевич, – издевательски-вежливо поприветствовал Кремниева сосед по сиденью. – У вас в ушах нет берушей, поэтому вы злитесь?

– Беруши у меня в кармане. А вы бы своей сигарой дымили поменьше. – Михаил злился на этих непрошеных гостей. Но осознавал, что выхода нет. Пока нет.

– Слышь, ты, – прошипел Костолом. – У нас тут не салон для некурящих.

– Да уж, не зарывайся, слухач, – добавил «допустим Семён Семёныч». – Трогай, Костолом!

Ехали минут десять. Остановились у элитного многоэтажного дома.

– Всё чисто, – заговорщицки прошептал небритый консьерж и впустил их в подъезд.

– Сигнализация? Камеры наблюдения? – спросил «допустим Семён Семёныч» – босс, по-видимому, и этого человека тоже.

– Отключил. Но могут работать камеры наблюдения внутри квартиры.

– Понятно. Костолом, выдай нашему слухачу его спецодежду. Бандиты (за исключением консьержа) и Кремниев поднялись на второй этаж. Все трое были в перчатках и балаклавах, на одном, кроме маски, была ещё и шляпа. Да, и про сигару он не забыл – дымил. Железную дверь Костолом открыл в два счёта. Вошли в квартиру, включили свет. Квартира вызвала изумление у Михаила, она была с евроремонтом, с богатой обстановкой, на стенах висели картины, обрамлённые роскошными рамами.

– Ах, наводка, наводка, наводочка. Без тебя ни девчонок, ни водочки, – запел Костолом. Он приблизился к одной из картин: – Она?

– Она самая, – ответил его босс. – Снимай.

Костолом с лёгкостью подхватил картину, за ней оказался встроенный в стену сейф.

– Михаил Евгеньевич, подойдёмте к сейфу, – пригласил главный из бандитов. – Значит, так. Ваша задача крутить вот это колёсико. Будет издаваться множество щелчков, вы должны выделить пять из них. Звук этих пяти щелчков будет отличаться от остальных. При каждом таком специфическом щелчке вы поворачиваете вот эту ручку. Повернёте пять раз и… ларец откроется.

– Гы-ы-ы, – оскалил челюсть Костолом, любуясь своим боссом.

– Вы понимаете, что я этого никогда раньше не делал.

– У вас всё получится, тем более что времени у нас до утра.

– Не бойсь, братуха.

– Михаил Евгеньевич, ну же, смелее. Вас ждут двадцать процентов, а это, поверьте, не мало. Повезёте свою Варю на море, ребёнка с собой возьмёте. Маму её отправите за границу, в хорошую поликлинику определите – пусть досконально обследуют.

– Чёрт с вами, – бывший кузнец взялся одной рукой за колёсико, другой за ручку.

Неожиданно ударил гром, да так, что задрожали стеклопакеты, по стеклу и подоконникам забарабанил дождь.

– А-а! – взвыл Михаил от боли в ушах. И тут он с дикой, непонятной ему доселе силой не захотел слышать гром. «Лучше смерть, не хочу его слышать! Не хочу!» – возопил он мысленно. И гром словно исчез, отдалился от Михаила, для Кремниева настала тишина. – А беруши-то мне нынче не нужны, – весело промолвил бывший кузнец.

– Что он бормочет? – обратился «допустим Семён Семёныч» к Костолому.

– Не разобрал, босс, – виновато развёл руки амбал.

Бывший кузнец, Михаил Кремниев понял: отныне он может управлять своим слухом, то есть, если он что-то не захочет услышать – он этого не услышит.

– Помолчите, – сказал он бандитам. Весь он, его чутьё было устремлено к колёсику, дабы уловить специфические щелчки.

13

Наконец Михаил услышал нужные щелчки – сейф открылся. В железной нише стопой лежали пачки денег, в основном валюта.

– Ну, что, Михаил Евгеньевич, как настроение? Нравятся книжечки? – босс торжествовал. – Костолом, укладывай улов. Кремниев отошёл от сейфа. Урча, амбал начал смахивать пачки денег в обычный продуктовый пакет. «Шляпа» вплотную приблизился к новоиспечённому медвежатнику, его лицо подобрело, он даже не дымил сигарой.

– Миша, я не ошибся в тебе. Эх, теперь мы с тобой таких дел наворочаем. Ты будешь богат, Миша!

Кремниев никак не реагировал, но внутри его всё клокотало:

«Врезать этому с правой. А потом. Что потом?» Перед глазами проносились предполагаемые картинки драки, а затем лица: Вари, Саши, Елены Сергеевны.

– Закончил, Костолом?

– Ага, – амбал встряхнул полнёхонький пакет.

– Лады. В машину. Костолом, пришли пакет, чего вцепился?

– Я не вцепился. Отличный улов, босс.

– Всё. Уходим.

Они стянули балаклавы. Костолом завёл мотор джипа. «Допустим Семён Семёныч» настроил на своей (кстати, плешивой) голове шляпу, после протянул Кремниеву несколько зелёных пачек.

– Твоя доля, слухач. Слухач. Хорошая кличка, Костолом?

– Нормалёк кличка, босс.

Джип рванул по улицам города. Бандит бросил пачки на колени бывшего кузнеца.

– Заработал, слухач. Честно заработал, – он вставил в рот новую сигару, сверкнул зажигалкой.

– Я знаю, что такое настоящая работа, – ответил Михаил. – А воровство я работой не считаю. Это криминал. И тюрьма.

– Да что ты говоришь, товарищ бывший кузнец. Ха, кузнец. Ку-у-узне-е-ец. – проблеял «Шляпа» и выпустил дым в лицо Михаилу.

И тут Кремниев сделал то, что давно хотел – он врезал «допустим Семён Семёнычу» – боссу, «Шляпе» в челюсть. С правой, как и хотел. У бандита расплющилась сигара на окровавленной морде.

– Не понял, – дал по тормозам Костолом. В его руке блеснул вороненый «ствол». Слава богу, он не догадался заблокировать двери машины.

Михаил вывалился из джипа на мокрый, грязный асфальт. Там, где они остановились, было светло – светили фонари. Дождь продолжал лить. Михаил откатился от машины, амбал выскочил из джипа.

– Ах ты, падла! Да я тебя…

Кремниев ринулся на амбала, он подсёк и повалил бандита. Завязалась борьба, Михаил чувствовал, что он побеждает. Но вдруг раздался выстрел, за ним ещё… Последнее, что Михаил услышал – вой сирены полицейской машины.

14

Из темноты выплыл старик с платиновыми волосами и со странным на лбу рубином, который постоянно менял цвет. Сердитое лицо старика притягивало. Неизвестно откуда, но Михаил знал: сердитый старик на самом деле – добрый.

– Не устал лежать? – спросил старик.

– Устал, – ответил Михаил.

– Небось какого-нибудь голубого туннеля ждёшь, или света, направленного сверху, – как от прожектора. Слыхал про такие штучки? – усмехнулся старик.

– Слыхал. Но не жду, а впрочем…

– К матери с отцом хочешь?

– Хочу…

И тут сердитое лицо старика стало страшно-гневным, а его глаза – чёрными. Старик направил на Кремниева… кукиш. Пальцы были настолько сильно сжаты, что стали синими.

– Во-о! – заорал, плюясь, старик. – Во-о!!!

От этого яростного крика у бывшего кузнеца заложило уши, но он вспомнил, что может управлять слухом, он напрягся, и вот это самое «Во-о!!!» превратилось в немые губы, прячущиеся в платиновой бороде. Бывший кузнец улыбнулся своей шутке. А ещё ему было неловко перед стариком: да, он хотел бы повидаться с отцом и матерью, но только повидаться. А вообще, ему много дел предстояло совершить на Земле и поэтому умирать он вовсе не собирался. Старик не дослушал его, поэтому недопонял. Старик испарился неожиданно – так же как и появился. Михаил успокоился и услышал: «Он приходит в себя».

– Больной, вы меня слышите? – позвали Кремниева.

– Конечно, – ответил больной и открыл глаза.

Над ним склонился врач: молодой, лощёный, уверенный на двести процентов в себе.

– Больной, оживаем?

Михаил попытался сесть, тело его не слушалось.

– Лежать, – спокойно и профессионально остановил его попытки молодой врач. – Валя!

– Здесь я, – откликнулась медсестра, тоже молодая, и тоже ухоженная, и тоже уверенная в себе.

– Переводим в общую палату.

– Подождите, доктор. Я долго… спал?

– Вы были в коме две недели. Валя, в общую. Да, разрешаю приём посетителей.

Молодой лощёный врач исчез, а молодая ухоженная медсестра без слов, деловито принялась освобождать Михаила от трубок и проводов. А потом явились весёлые санитары с каталкой. А потом был лифт. И вот уже Кремниев в общей палате, где двое больных мужчин и он – третий. Койка, стул, тумбочка, стакан, ложка – всё как положено.

– Спасибо, ребята, – поблагодарил он санитаров после того, как те помогли ему перебраться на койку.

– Это наша работа, – ответил задорно один.

– Мужик, ты молоток, – сказал, подмигнув, другой.

И они ушли, а в палату буквально ворвалась Варя.

– Миша! Мишенька!

И только теперь он осознал – живой.

– Ну, ты это, что ты…

Она без конца целовала его: в небритые щёки, в сухие губы, в мокрые глаза, она целовала его руки.

– Ты это, что ты, – мямлил он, растерянный.

Она плакала.

– Их арестовали, Мишенька. А мама моя абсолютно выздоровела. И вся её палата выздоровела. И весь этаж онкологии. Грибы твои поели.

– Грибы?

– Ага, опята твои. Произошло чудо! Миша! Ой, – она вдруг вспомнила про инвалидность Кремниева. – Я слишком громко говорю?

– Варенька. Теперь ты можешь со мной разговаривать и тихо, и громко. Громкие звуки с недавних пор не причиняют мне боль.

– Ой! Ещё одна радость!

Она снова начала целовать его. Ему было неловко.

– Успокойся, Варя. И вообще… из благодарности не надо.

– Что? – Варвара резко откинулась на спинку стула. – Из благодарности? Глупый. Дурак! Я люблю тебя, дурачок мой.

В палате возникла немая стоп-сцена: Варя с прямой спиной сидела на стуле, она вся горела; Кремниев, вымазанный помадой, смотрел на неё и не верил своим глазам и ушам; двое невольных свидетелей – больные мужчины, разинув рты, также замерев, наблюдали за всем этим.

– И я тебя, Варя, люблю.

Последние очухались первыми и зааплодировали. Кстати, у одного из них была загипсована рука.

* * *

– Кхе! Кхе! – громкий кашель заставил всех обратить на себя внимание. Мужчина крепкого телосложения, в накинутом на широкие плечи халате, спросил с порога:

– Кремниев Михаил Евгеньевич тут кто?

– Это я, – отозвался Михаил. – Вы…

– Нет, я не из полиции. Но будут и из полиции. Барышня, я на пять минут. Позволите?

– Конечно. Я подожду в коридоре, – шепнула Варя бывшему кузнецу и упорхнула.

Её место занял здоровяк. На вид ему было лет пятьдесят с небольшим.

– Я не из полиции, Михаил Евгеньевич. Я из ФСБ. Полыхаев – моя фамилия. Мужчины! – (Это он больным соседям Михаила). – Покурите пять минуток. Хорошо?

– Без проблем, – откликнулись те и покинули палату.

– Михаил Евгеньевич, я сразу к делу: у меня к вам предложение.

15

По залу прошла прекрасная молодая женщина. С платиновыми волосами, собранными в косу, с таким же, как у старика, странным рубином на лбу, в белом сари до пола. Она загородила собой чудовище.

– Эликсир выздоровления я ему дала. И сбежать на Землю я ему помогла. И все эти века там, на Земле, втайне от тебя, отец, я помогала ему.

– Дочь моя! – У старика подкосились ноги, и, если бы не деревянное кресло, он бы рухнул на пол.

– А я тебе говорил-говорил-говорил! – затараторил своим скрипучим, противным голосом скоморох-недомерок. – Я говорил тебе, что у твоей дочери шашни… с этим, а ты не верил. Не верил мне, твоему самому преданному слуге.

– Молчать!!! – вдруг заорал старик так, что задрожали стены. – Всех, всех, всех испепелю! – В его глазах метнулось безумие. – Всех!!!

– Отец! – Женщина бросилась к стопам старика. – Покарай только меня. Я, я люблю его! – она указала на Чудо-юдо. – И добро на Земле он творил по моему наущению. Я, только я одна виновата во всём!

– Э! Это не по сценарию! – взвизгнул горбун. – Ты любишь Чудика-юдика, а я люблю тебя. И что? И как?

– Что? – удивилась прекрасная дочь старика.

– Как? – обмякло лицо старика, а в глазах его появился смысл.

– Так, – опустил головку горбун. Бубенчики на колпаке дзынькнули.

– Ты любишь мою дочь? Ха! – И тут старик захохотал. По-доброму. Засмеялась и сама дочь. Непонятно зачем, захихикал и горбун. Не меняя позы, чудовище грустно молчало.

– Ну и чем я теперь хуже нашего Чуда-юда? – не переставая хихикать, продолжал отчебучивать скоморох. – Кстати, существо среднего рода, как тебе это имя – ЧУДО-ЮДО? Это я его придумал. Не рычи! Слышь, хозяин, теперь-то даже я красивей его, согласись. Короче, хозяин, я прошу руки твоей дочери. А Чудо-юдо в пепел.

– Горбуша, ты просишь руки моей дочери? Уймись, – хохотал старик.

– Отец! Отец! – звала старика его дочь.

– Ой! Горбуша! – не реагировал тот. – Ой, ну рассмешил так рассмешил!

– У тебя есть внук, отец! Маленький мальчик. Мы боялись признаться…

Возникла тишина. Мёртвая. Горбун стал ещё горбатей, ещё меньше ростиком. Голуби бесшумно отступили как можно дальше. Старик прикрыл веки.

– Уйди, дочь моя, – наконец он сказал еле слышно.

– Отец…

– Мне надо подумать.

– Но, – молодая женщина с тревогой смотрела, то на старика, то на Чудо-юдо.

– Иди, не бойся, я его не трону. Стража! И вы идите.

И дочь покорилась отцу, она покинула помещение, и куда-то, тяжело взмахнув крыльями, улетели огромные белые голуби, и, уткнувшись в кулачки, заплакал горбатый карлик. А Чудо-юдо, стоя на одном колене, смотрело алыми глазами куда-то вдаль.

– Не плачь, горбуша, будет и у тебя счастье, – вдруг пожалел слугу старик. – Открой-ка вот эти. – Он указал посохом на пару штор.

Шмыгая носом, карлик подошёл к шторам, дёрнул за верёвочку, белые массивные шторы раздвинулись. Вспыхнул большой экран, и на нём возник город людей. Рыжим солнышком сверкал солнечный воскресный денёк ранней осени. Вот появился городской парк, по парку гуляли люди, и среди них гуляла счастливая троица: молодая женщина, ещё молодой мужчина и между ними мальчик, он пинал жёлтые листья. Вот они крупным планом, все трое крепко держатся за руки.

– Горбуша, – позвал старик и вроде как ласково. – Принеси-ка мне посох под номером тридцать три.

– Это же посох, возвращающий человеческое обличье, – вытянул лицо скоморох.

– А я не знаю, да?

– Хозяин! – горбун заревел навзрыд.

– Цыц! Неси.

Горбун, притихнув, покорно закосолапил за требуемым посохом.

А Чудо-юдо вздохнуло так, как будто его, ещё не успевшего задохнуться, только что вытащили из петли. Затем пока ещё ОНО упало на второе колено и низко склонило (пока ещё) уродливую голову.

– Прости меня за всё, – вымолвило чудовище и тихо добавило: – мой господин.

Старик, довольно ухмыльнувшись, спрятал за кресло чёрный посох под номером тринадцать и принял белый посох под номером тридцать три от утирающего слёзы карлика.

16

– Новости есть? – раздался в ухе голос Полыхаева, того самого человека, деловое предложение которого принял Кремниев. Не сразу: сначала залечил раны, затем женился, а уж потом, в сотый раз подумав и посовещавшись с женой, принял его.

И вот он на работе, той, что предложил ему Полыхаев.

– Сергей Петрович, ваш голос мешает мне, – ответил Михаил. – Я выйду на связь сам.

И вновь в воздухе повисла тишина: в метро, да ещё в дневное время это было непривычным. Кремниев одну за одной, не спеша, со всех сторон осматривал колонны, отделанные мрамором. Его целью было обнаружить «ретро» (таким названием в ФСБ обзывали бомбы с механическим устройством). И это он собирался сделать при помощи одного-единственного прибора – собственного слуха. Он уже уловил характерное тиканье, но ещё не мог понять, откуда точно оно исходит. Пятая колонна, шестая… Нашёл!

Обычная спортивная сумка «тихо-смирно» лежала у мраморной колонны. Может быть, в ней среди прочих безобидных вещей находился механический будильник, а может – таким будильником была снабжена бомба. Как говорится: вскрытие покажет.

Бывший кузнец одёрнул на себе бронежилет (тяжёлый, усиленный), поправил на голове каску с запотевшим стеклом. Ох, как он не любил обряжаться во всё это. Он положил рядом с сумкой электронный маячок (для робота) и с победным спокойствием сказал в передатчик:

– Обнаружил. Спортивная сумка. Маячок оставил.

– Ф-фуххх! – с облегчением в его ухе вздохнул Полыхаев. – Хорошо. Возвращайся, Миша.

– Возвращаюсь.

Встречали его тепло, а Полыхаев даже обнял.

– Как всегда, отличная работа, Миша.

– Спасибо, Сергей Петрович. Спасибо, – Кремниев не успевал пожимать руки людям в штатском и в военной форме. Они же помогли ему снять каску и бронежилет. Вернули телефон. А он не заставил себя ждать – зазвонил.

– Алё!

– Миша, ты в порядке?

– Ну что со мной может случиться, Варя.

– Когда домой?

– Сейчас еду в аэропорт.

– С тобой Саша хочет поговорить.

– Привет, старшенький.

– Я ещё не старшенький, потому что мама ещё не родила.

– Родит, куда денется.

– Папа, прилетай скорей.

– Через пару часов буду дома, сынок.

– Да, ты мне обещал купить игру.

– Ах ты, хитрец.

Убрав телефон, Кремниев обратился к своему начальнику, который направо и налево отдавал приказы:

– Сергей Петрович, кто-нибудь подбросит меня до аэропорта? – О чём речь, Миша. Капитан, переходишь в распоряжение Михаила Евгеньевича.

Находясь в машине, бывший кузнец задремал. Ему пригрезилась странная свадьба: во главе длинного стола с многочисленными гостями сидели невеста и жених – молодая женщина и примерно его лет мужчина. Женщину он узнал (запомнил по кошмарам), жених был ему незнаком. Среди трапезников выделялся могучий старик – он надо и не надо всхлипывал: «Горько!» На коленях старика баловался мальчик, накручивая на пальцы платиновые волосы деда. А вообще свадьба казалась весёлой – вёл её горбатый карлик.