Текст книги "Зов дельфина"

Чтобы выяснить завтрашние планы Макса, достаточно было заглянуть в его блог, но Лера почему-то медлила. Чувствовала неловкость. Как будто исподтишка подглядывать. Ну да, блог – штука публичная, но все равно. Словно бы сказать что-то в глаза – или спросить – боишься и выясняешь стороной, потихоньку…

А если не стороной и не потихоньку… Вообще-то, подсказал здравый смысл, если уж тебе так обидно, что Макс посвящает себя дельфинам, а тебе остаются сущие крохи, может, для начала неплохо бы выяснить, что это вообще такое – дельфины? А то обижаешься, что он мало интересуется твоими делами (кстати, когда тебе нужна помощь, Макс безотказен, этого отрицать невозможно), а много ли ты сама его делами интересуешься? Что ты знаешь о дельфинах, кроме того, что они живут в море, но при этом млекопитающие? Макс сегодня, когда его понесло, договорился до того, что у них сложноорганизованный язык, поэтому они чуть ли не равны людям. Но это ведь по словам Макса. Он увлекающийся, проверять информацию не склонен. Прочитал где-то или услышал – и загорелся. А ведь сказать-то что угодно можно.

Сколько Лера себя помнила, она всегда училась. И искренне благословляла эпоху Интернета, максимально облегчившую доступ к источникам информации. Слыша презрительное «ах, из Интернета…», она только усмехалась. В Интернете есть все: и шарлатаны, обнаруживающие древнеславянские письмена в недрах египетских пирамид (прямо по Высоцкому, ей-богу: «в общественном парижском туалете есть надписи на русском языке»), и яростные борцы с прививками, и убежденные сторонники «общества плоской земли». И почти рядом со всем этим – источники более чем академические. Кто сказал, что солидная наука избегает Интернета? Если вам лично попадается исключительно квазиинтеллектуальный мусор – значит, вы просто не умеете искать. Точнее, не умеете определять серьезность информационного источника. «Все знают, что» – в помойку. «Многочисленными исследованиями подтверждается» – туда же, ровно до тех пор, пока не приведете документально подтвержденные результаты хотя бы полудюжины этих самых исследований. И не на коленке сляпанных, а по всем правилам научной методологии.

Так что плавать в информационном море Лера умела.

Про сложноорганизованный язык дельфинов – то есть что это действительно язык, не какая-нибудь система простейших сигналов «еда-опасность-размножение», – про это Макс не сочинил и не преувеличил. Скорее даже преуменьшил. Ну или не стал излагать подробности. Лера отправила в закладки десятка полтора страниц – для последующего, более тщательного изучения. Особенно те, что были посвящены дельфинотерапии – пусть она и не психотерапевт, но все равно интересно. В закладки отправились и статьи о «дельфинах-самоубийцах»: упомянутые Максом малые косатки были, оказывается, чем-то вроде морских леммингов. Как известно, эти мелкие зверушки время от времени тысячными стаями бросаются с какого-нибудь обрыва – никто не знает почему. Малые косатки регулярно выбрасывались на берег – тоже огромными стаями, и тоже никто до сих пор не понимает причин…

Материалов же об исследованиях дельфиньего языка в Сети имелось великое множество. Лера пробежалась только по верхушкам, сердясь, что изрядно уже подзабыла английский, так что вдумчивое изучение вопроса займет бог знает сколько времени. Но и «верхушек» хватало, чтобы понять: исследования велись отнюдь не «на коленке», методы их были вполне научными, а результаты повторяемыми – один из основных критериев достоверности. Эти результаты… впечатляли. В общем, сделала она вывод, Макс сказал гораздо меньше, чем мог бы…

Некоторые материалы – не о дельфиньем языке, а о них самих – Лера прочитала целиком. В конце концов, в медицине ничего не поймешь без знания анатомии, а в тайнах мозга не сумеешь разобраться без хотя бы базовых знаний о биохимии и физиологии нервной системы. Ну или если еще проще: не зная букв, читать не выучишься.

Видов дельфинов оказалось очень много. Кроме привычных по кино афалин и упомянутых сегодня Максом малых косаток – еще десятка три, включая даже и пресноводных. Хотя о пресноводных Лера, кажется, и раньше слышала. Точно! Бабушка в последние годы дня не могла прожить без кроссвордов, Лера носила их килограммами, и там частенько попадался «амазонский дельфин». Какое-то короткое слово… Иния, нахмурившись, вспомнила она. Амазонский – это ведь пресноводный, так?

Но и кроме пресловутой инии, существовало еще несколько десятков разновидностей.

Она поглядела на снимки той самой малой косатки – вот уж действительно, никакой улыбки. Физиономия, правда, не угрожающая, но зубищи – ого-го! Сколько-сколько? Две сотни? Такими можно ногу отхватить, руку – уж точно. Но притом случаев нападений дельфинов на человека – в том числе и крупных дельфинов – зафиксировано не было.

Зато люди нападали на дельфинов постоянно. Только к концу двадцатого века начали потихоньку запрещать дельфиний промысел. Но ведь не все страны присоединились к этому, ох, не все!

Что там Макс про Данию говорил? Вообще-то странно: где Дания и где дельфины?

Но, вбив в поисковую строку «Дания, дельфины», она получила невероятное количество ссылок.

Ткнув в одну из первых – «Жестокая традиция: кровавые датские фьорды», – Лера вздрогнула. Уж на что она привыкла – особенно пока фельдшерила на «скорой» – к всякому, но это… Красная от крови вода небольшой бухточки, кровавые потеки на скалах, люди с какими-то палками (или копьями?) в руках и – дельфиньи тела. Много, очень много. Загружать предлагаемое автором видео она не стала – с нее довольно было и фотографий. Больше всего ее поразили деловитые лица орудующих копьями людей. Кто-то сосредоточен, кто-то улыбается… И, о боже, сколько же тут молодых! Почти мальчиков… Они же совсем еще дети!

Сглотнув и глубоко подышав, она взялась за текст. Автор не скупился на детали. Оказывается, на принадлежащих Дании Фарерских островах (где это, нахмурилась Лера) существует древняя традиция. Каждый год в бухту загоняют группу дельфинов – и убивают их. Вручную. Острогами. Мальчик, убивший на этой «охоте» дельфина, с этого дня считается полноправным мужчиной. Несмотря на многочисленные обращения зоозащитников, датские власти делают вид, что ничего «такого» не происходит, а проще говоря – отмалчиваются. Традиция, дескать.

Традиция? Леру затошнило от отвращения. И это – рафинированно европейская Дания?!

Впрочем, вспомнилось ей, именно в этой самой рафинированной Дании убили и разделали на корм львам жирафа, у которого оказались какие-то «не те» гены. И не просто, а – на глазах у десятков, если не сотен зрителей. В том числе – детей! Их туда чуть не целыми классами приводили – чтоб детишки собственными глазами могли увидеть, «как устроен жираф».

Сейчас Лера, пожалуй, понимала бешенство Макса.

Если можно устроить подобное шоу в центре Копенгагена, понятно, почему датские власти сквозь пальцы глядят на традиции Фарерских островов. Хотя для любого хоть сколько-нибудь нормального человека такое – дикость. Убивать беззащитных (жираф тоже не сопротивлялся) дельфинов – ради того, чтобы мальчики могли называть себя мужчинами?! Кто же из таких вот… доказавших свою как бы мужественность мальчиков вырастет? Вот, должно быть, откуда берутся террористы… Ну да, тут ведь главное – чужую жизнь ни в грош не ставить. Проблемы индейцев шерифа не интересуют… Фашисты, фашисты, фашисты!

От бессильного злого отчаяния ей хотелось плакать. Только глаза оставались сухими.

Отвернувшись, чтобы не видеть ужаса на мониторе, Лера сделала несколько глубоких вдохов. Успокоить дыхание – успокоить нервы, это правило она знала очень хорошо. Как и то, что эмоции – худший помощник в критических ситуациях. Если хирург будет истерично сочувствовать каждому пациенту – он никогда и никому не поможет. О да, человек силен своими эмоциями, ибо он человек, а не бездушная машина. Но и поддаваться им постоянно тоже не стоит, иначе превратишься в аморфную амебу, которая вся состоит из одних ощущений: наткнулась на питательную крошку – впитала, кольнули – съежилась. Нет уж, амебой Лера быть не желала. Вот Макс – это почти сплошные эмоции… Ой ли, мелькнуло в голове, но Лера эту мысль отодвинула – не время. О Максе она подумает потом, а сейчас нужно сосредоточиться на другом. Дикость лилась на нее с монитора, но… откуда известно, что это – правда?

Скепсис, выработанный годами учебы, да и работы – врач она, в конце-то концов, или так… философ какой-нибудь? – заставил искать дальше. Потому что обряд инициации, замешанный на крови, ничуть не лучше людоедства. Ну не может, не может такого быть! Мы в каком веке живем, а? И все это происходит не в дебрях экваториальной Африки, где, по слухам, и каннибализм до сих пор существует! Не среди первобытных дикарей – среди цивилизации. И главное – слишком уж эмоциональны, почти истеричны были вопли тех, кто рассказывал о «фарерском ужасе». О да, фотографии явно настоящие (тем более там и видео предлагается), но – что именно показывают эти снимки?

После изучения более академических источников ситуация стала видеться если не менее страшной, то хотя бы более понятной.

Во-первых, Фарерские острова были датскими лишь относительно. Сперва они находились в норвежском владении, затем в совместном норвежско-датском и в девятнадцатом веке стали наконец принадлежать Дании единолично. Но после Второй мировой войны заявили о собственной независимости и после сложных перетурбаций хотя и остались в составе Дании, но скорее номинально. В ведении Копенгагена – внешняя политика, законодательство, полиция и вопросы обороны. Ах да, еще валюта общая. И все. Повлиять на то, как островитяне устраивают свою жизнь, Дания практически не в состоянии. А жизнь там – Фареры лежат между Шотландией и Исландией – довольно сурова. Благодаря Гольфстриму здесь не бывает морозов, но это и все преимущества. Ни зерновые, ни даже овощи здесь толком не растут, основная пища – рыба и мясо. Да, в том числе и мясо дельфинов. Точнее, черных гринд. Традиционную охоту на них вряд ли правильно называть ежегодной. В теплый сезон она происходит более-менее регулярно и ни к каким обрядам инициации отношения не имеет. Фарерцы просто добывают себе пропитание: добытое (около тысячи голов в год) используется исключительно для внутреннего потребления и составляет около трети пищевого рациона островитян. На общую численность поголовья гринд (около миллиона голов) многовековая охота, судя по всему, не повлияла.

Любопытно – Лера, хмыкнув, покачала головой, – что такой же охотой занимаются жители Гренландии, но общественный резонанс от этого почему-то гораздо меньше.

Столь шокировавшие ее кровавые картины традиционной охоты объяснялись просто. Чтобы убить дельфина мгновенно, не причиняя мучений, нужно попасть в определенную точку на затылке. И не обычным китобойным гарпуном, а специальным, с узким, очень острым лезвием. При этом невозможно не задеть проходящую рядом крупную артерию. Обильное кровотечение, превращающее воды бухты в маленький ад, свидетельствует как раз о том, что удары наносились точно. Будь крови меньше, это означало бы, что удар неточный и смерть наступит не сразу… Лере вспомнился эпизод из прочитанного в юности романа Войнич «Сними обувь твою»: героиня спрашивает рыбацкого мальчика, поразившего ее своей невероятной среди грубости его окружения тонкостью, кем бы он хотел стать, когда вырастет, и юный «ангел» отвечает – забойщиком свиней. Почему же, спрашивает она, с трудом скрывая отвращение. Свиньи так визжат, отвечает мальчик, я убивал бы их быстро. Откуда – в тринадцать лет! – этот мальчик уже знает, что есть милосердие в даровании быстрой смерти, думает героиня.

Дельфинов на Фарерских островах убивали быстро. И отнюдь не ради забавы…

Все это несколько меняло дело. Дельфинов было по-прежнему жалко, но… Вот именно – но. Не отказываемся же мы от мяса, потому что коровок, овечек и всяких там курочек очень жалко? Вегетарианцы, конечно, пытаются агитировать за «гуманизм к меньшим братьям», изо всех сил пытаются. Но ведь если бы человек этих самых коровок, овечек и курочек не разводил, они бы и вовсе никогда не существовали. Хотя, конечно, возможны варианты. Лера усмехнулась, вспомнив рассказ одного, как она его называла, профессионального путешественника, который сравнивал Индию со Швейцарией. И основным критерием его сравнения были коровы. Как ни различны эти две страны, но коровы и там, и там в большом почете. В Индии коров обожествляют. И не едят ни в коем случае. Однако и не кормят. На снимках индийские коровы показались Лере похожими на стиральные доски – с ногами и рогами. В Швейцарии же за коровами – национальным символом, кстати – ухаживают, как за капризными принцессами, холят и лелеют всячески. Ну да, в итоге «принцессу» съедают, зато жизнь ее сытна и комфортна. И ведь даже самые ярые зоозащитники не призывают кормить коров, свиней и прочих гусей просто так, из любви к «братьям нашим меньшим». Они всего лишь требуют перестать их есть. Чего – Лера вздохнула – человек сделать не может.

Рассказывая Максу о «ненатуральности» вегетарианства, она ни капли не преувеличивала. Скорее преуменьшила проблему. Потому что тот тощий до синевы мальчишечка с яблоком и фанатичной мамашей – лишь один из многих. Человек, как ни крути, не может обойтись без мяса.

Хотя в случае с дельфинами, подумалось ей, скорее не хочет…

В промысле дельфинов было что-то непоправимо отвратительное. Не потому что дельфины разумны – еще вопрос, насколько разумны существа, продолжающие подходить к берегам, где их убивают сотнями. Если это разум, то какой-то очень и очень странный. И тем не менее было в этой охоте что-то… что-то, чего быть не должно. Неправильное. Нечестное. Пусть даже Фарерские острова скудны, допустим, там нет условий для развитого животноводства, но уж птицефабрику-то поставить для разведения мясных бройлеров наверняка можно. Комбикорма завезти – не проблема. Все-таки животноводство и птицеводство не вызывают этого внутреннего немого крика – «Прекратите это немедленно!». Наверное, благодаря сравнению индийских и швейцарских коров. Что будет с бройлерами, хряками и коровами, если ликвидировать мясное животноводство? Их тоже придется ликвидировать. Совсем. Их просто не будет. И новые не народятся – ибо незачем и неоткуда. Это ж не дикие животные. Сегодня же все эти «жертвы человеческой жестокости» проживают свою, пусть не очень долгую, жизнь, причем проживают в тепле и сытости, на всем готовом. Ну да, расплачиваясь в конце собственным телом. И это, пожалуй, вполне справедливая история.

Вероятно, на Фарерах и свиней можно разводить. Плюс сколько-то овец и коз, плюс рыбная ловля… Тем более – она отправила в закладки еще одну страницу, на этот раз медицинскую – уже врачи бьют тревогу по поводу фарерских традиций: прекратите есть дельфинов, их мясо токсично (просто потому что впитывает всю пакость вроде ртути, которую человек валит в Мировой океан), или хотя бы не позволяйте употреблять его в пищу беременным женщинам. Ибо количество больных с рождения детей растет с каждым годом, и, судя по всему, именно мясо традиционных гринд тому причиной.

Да, что бы ни говорили фарерцы, не от голодной смерти они дельфиньим мясом спасаются. То есть, как ни крути, дело в традиции. Пусть не ради ритуальной инициации они дельфинов бьют, а вроде бы для пользы… Но на самом деле – из нежелания ничего менять в своей жизни. Можно понять людей Севера, охотящихся на нерп и белых медведей, – там, кроме них да рыбы, ничем пищевые потребности не закроешь. Ни птицеферму не поставишь, ни свиней не разведешь. Но Фарерские острова с их охотой на дельфинов… нет, это точно пакость, тут Макс прав.

Кстати, а как он намеревается с браконьерами «разбираться»? Пошлет меморандум в прокуратуру? Но завтра суббота. Что он собрался делать?

Отогнав мысли про «подглядывание», она решительно открыла одну из закладок – блог Макса висел, разумеется, в «часто посещаемых» (и не притворяйся, что тебе наплевать, ехидно шепнул внутренний голос).

Глаза уже закрывались, так что запись, посвященную завтрашнему рейду, она пробежала наискось, выхватывая только ключевые моменты. Текст меморандума – без надобности. Призывы к законам гуманизма – к лешему! А, вот оно! Шхуна «Зюйд» выходит к месту предполагаемого появления браконьеров завтра в восемь утра. Номер причала, фотография судна – при всей своей вспыльчивости Макс проявлял недюжинную предусмотрительность.

Решительно захлопнув крышку ноутбука, Лера подержала в руках будильник, доставшийся от бабушки вместе с этой квартирой, – здоровенный, тяжелый, с блестящей круглой «шляпкой»-звонком, на четырех железных ножках. Он стоял на телевизоре, каких сейчас не бывает: массивный полированный ящик с выпуклым экраном. Верхнюю доску полагалось накрывать кружевной салфеткой – Лера видела такое в каком-то старом фильме. Но бабушка, не только рукодельница, но и большая шутница, сказала, что салфетка – это скучно, и связала будильнику, чтоб не царапал полировку, красные башмачки – четыре штуки, на каждую ногу. В этих башмачках и выпуклом стальном «берете» будильник стал похож на толстого щекастого гнома. Рук у него не было, зато выражение «лица» менялось в зависимости от положения стрелок. Иногда «лицо» хмурилось, иногда улыбалось, а когда стрелки смыкались сверху, и вовсе исчезало. Из спины гнома торчали четыре шпенька: два рифленых, для перевода стрелок, и два заводных – ушастых, действительно похожих на ключики от заводных автомобильчиков.

Трезвонил «гном» так, что и мертвого поднимет. Заводить – не заводить? Не то чтобы в ней вдруг проснулось горячее желание поучаствовать в охоте на браконьеров. Но в то же время… нет, сил нет сейчас об этом думать. Может, положиться на «авось»? Если повезет проснуться без будильника – значит, судьба за то, чтобы отправиться вместе с «Зюйдом», и будь что будет. Если же нет – не судьба…

Или все-таки завести?

Часть вторая

Она плавала среди стаи дельфинов в маленькой бухте и совсем их не боялась. Хотя каждый из «соседей» был раза в четыре крупнее ее самой и, наверное, мог убить ее одним ударом мощного хвоста.

Дельфины большие, но Лере не страшно, она почему-то знает, что они ничего плохого ей не сделают.

Вода так прозрачна, что лучи висящего над бухтой солнца пронизывают ее до самого дна, превращая песок и ракушки в содержимое пиратского сундука – дно сверкает и переливается подобно золоту и драгоценным камням. Даже вода сияет искрящимся золотым светом. Это удивительно красиво. Люди, стоящие вокруг бухты, наверное, пришли полюбоваться. Их очень много, и все молчат. Вот глупые, думает Лера, можно ведь зайти в воду, чтобы купаться в этом золотом сиянии, чтобы улыбаться плавающим вокруг дельфинам и даже, быть может, понимать их странный свистящий язык…

Точно подслушав ее мысли, те, кто стоял на берегу, делают шаг, другой, оказываются в воде…

…и золотое сияние сразу меркнет.

В руках у людей – длинные острые палки. Кажется, это называется «остроги», задыхаясь, думает Лера. Или гарпуны?

– Уплывайте, скорее уплывайте! – Ей кажется, что она кричит, но из горла не вырывается ни звука.

Дельфины, конечно, ее не слышат. Но неужели они не видят приближающейся к ним смертельной опасности?!

Зато очень хорошо слышно, как кричат вошедшие в воду люди – гортанно и пронзительно, как вьющиеся над рыбным косяком чайки. У чаек клювы – как бритва. А у людей – острые палки. Они взметываются вверх – и опускаются. Взметываются – и опускаются.

Вода из прозрачно-золотой становится красной и мутной. Дельфины, только что весело резвившиеся в прозрачной волне, один за другим превращаются в бездыханные, бессмысленные мясные туши… Лера пытается уплыть подальше, но куда бы она ни повернула, путь ей преграждают эти… это… эти… трупы. Скользкие, окровавленные, тяжелые… А люди, методично работающие своими смертоносными орудиями, подходят все ближе и ближе…

– Стойте! Подождите! – кричит она. – Остановитесь! Я человек! Я такая же, как вы!

– Нам все равно! Мы хотим есть! Наши дети хотят есть! – кричит кто-то в ответ.

Лица, лица, лица над мутными от крови волнами… Загорелые, вопящие что-то, оскаленные в злобном хохоте… Вот один из гарпунов взметывается прямо над Лерой… Задыхаясь от крика, она пытается уклониться, хотя бы нырнуть… но вода не пускает, она почему-то липкая… и шершавая…

Шершавая?!!

Господи! Это… сон! Это был сон!

Дрожащими руками Лера ощупала стену, в которую уперлась плечом и коленом, себя, постель… Простыня сбилась и промокла от пота. Футболка и вовсе хоть выжимай. Руки и ноги трясутся мелкой дрожью – как от немыслимой усталости. Едва понимая, что она делает, девушка сползла с кровати и, хватаясь за стены – ноги отказывались ее держать, – потащилась, почти поползла в ванную. Скорее! Смыть с себя весь этот ужас!

Но из лейки душа потекла не вода – кровь!

Лера вздрогнула, отшатнулась… господи, нет! Закусив губу, заставила себя дышать – размеренно, ведя счет до десяти… Нет-нет, никакой крови. Просто из труб стекает ржавчина, как обычно с утра, а спросонья – да еще после такого кошмара! – померещилось, что это кровь. Ее вдруг начала пробирать дрожь, даже зубы застучали. Лера сделала воду погорячее, но дрожь не унималась. И в животе было холодно – как перед экзаменом, подумалось почему-то. Что за глупости? Никогда она не боялась экзаменов, всегда ходила сдавать в первых рядах. Ну тише, тише, уговаривала себя девушка. Ничего удивительного нет: сильная усталость плюс мощная эмоциональная встряска – и не одна. Собственно, весь вчерашний вечер состоял из сплошных эмоциональных встрясок. Вот тебе и кошмарный сон, вот тебе и адреналиновая атака спросонья. Надо расслабиться, подумать о чем-нибудь приятном…

Легко сказать – подумать о приятном. Мысли неслись, как вспухший от ливня горный ручей: камни, сучья, клубки вывороченных из берега корней крутятся в мутном потоке – чем его остановишь?

Макс… Ах ты ж глупость какая… Лера даже застонала от бессилия.

Долго ли продлится его «крестовый поход»? На день? На два? Вряд ли дольше. Среди тех, кто решит к Максу присоединиться, не все же, как он, фрилансеры. Ну или отпускники. Многим наверняка в понедельник на работу нужно. Но даже если «поход» рассчитан всего на два дня… Два дня – это немало, за это время многое может случиться. Очень многое. Вдруг агитация браконьеров (или что там они собираются делать – флажками махать?) пройдет не гладко? Собственно, скорее всего, так и будет. Ограничатся ли Макс и его единомышленники агитацией? Или начнут несмываемой краской швыряться и браконьерское судно таранить, как тот активист, как там его, Пол Уотсон, который громче всех с китобойным промыслом борется? Судно таранить? Ну-ну. Браконьеры, как и полагается «плохим парням», наверняка вооружены…

Но даже если не думать об этом. Если дело дойдет просто до драки – что более чем вероятно, – кто-то может получить травму… Да что там «может», наверняка без травм не обойдется. Порезы, ушибы (не исключено – внутренних органов), вывихи, переломы… Наверняка. Сумеют ли они оказать пострадавшим хотя бы первую помощь? Вряд ли на этом чертовом «Зюйде» найдется врач…

Врач…

Вопреки устоявшемуся в общественном сознании мнению клятва Гиппократа, якобы требующая от врача оказывать медицинскую помощь каждому в ней нуждающемуся, ни к чему такому не обязывает. Даже более строгая современная версия обязывает всего лишь «быть всегда готовым к оказанию помощи». Всего лишь «готовым»!

Но все же, саркастически думала Лера, отыскивая по квартире куда-то запропастившиеся солнечные очки – штаны с множеством карманов и футболку она уже натянула, ветровка свисала с рюкзака, – никуда не денешься от пресловутого «долга врача». Медик идет на помощь не потому, что он клятву давал. Все ровно наоборот: он клятву давал, потому что пришел в медицину по велению сердца, простите за пафос. Пришел из-за дурацкой внутренней потребности… ну да, помогать людям. Примерно так же, мелькнула непрошеная аналогия, как Макс рвется помогать дельфинам…

Так… Рюкзачок собран: смена белья, мыло, зубная щетка и тому подобные гигиенические атрибуты, аптечка (с утроенным запасом перевязочных средств и всякого прочего, чего обычно в аптечку не кладут), еще одна футболка… Смартфон уже пиликал, сообщая, что вызванное (в помутнении рассудка, хмыкнула Лера мысленно, но заказ не отменила) такси уже у подъезда. Покачала аппарат на ладони – и вытащила из ящика стола старенькую «Нокию». Новенький смартфон было жалко – мало ли что в таком вот «вояже» случиться может.

Может, Максу позвонить – предупредить, что она тоже приедет?

Нет, к черту! Если сейчас позвонить, получится, что она как будто просит разрешения и вообще набивается на примирение. А она не набивается, вот. И извиняться ей не за что! Ну да, она погорячилась, была чересчур резка. И дельфинов ей тоже жалко. Не важно, что там на Фарерах происходит, но уж браконьерская-то охота – совершенно определенно полное безобразие, которое необходимо пресечь. Хотя этим, конечно, должны заниматься… А кто, кстати? Природоохрана? Полиция? Лера поняла, что не знает. Может, никто особо и не должен. В смысле, должен, но, как это называется, по остаточному принципу. В конце концов, волонтеры и им подобные нередко приносят реальную пользу. Там, куда «не доходят руки» официальных органов.

А ее, Лерино, дело – обеспечить участникам… как же это назвать-то… участникам природоохранного рейда возможность получить медицинскую помощь. Ну и вообще – побыть рядом. И ей так спокойнее. Потому что за дельфинов она, конечно, переживает, но за Макса – больше.

Должно быть, поэтому Лере всю дорогу хотелось поторопить усатого таксиста в смешной бейсболке с белыми буквами «DREAM DRIVE» и фигуркой прыгающего дельфина над ними. И дельфин, и фраза, напоминающая старый рекламный слоган – Лера не помнила чей, – показались ей хорошей приметой. Или как минимум чем-то успокаивающим. Ну… не успеют на пирс к отбытию «Зюйда»… значит – судьба.

– Без семи минут восемь! – торжествующе возгласил «Ларису Ивановну хочу». – А ты боялась!

Боялась? Расплачиваясь, Лера так и сяк крутила брошенное случайным «знакомым» словечко. Боялась? Хотела ли она в самом деле успеть к отплытию «Зюйда» – или… или надеялась – не успеть?

Впрочем, сейчас – сей час! сию минуту! – это уже не имело никакого значения.

Еще разглядывая фотографии в посте Макса, Лера отметила, что «Зюйд», гордо названный шхуной, на самом деле – бывший рыболовный сейнер-малютка. Она не помнила точно, как эти суденышки называют (тем более, они бывали разные), но невозможно вырасти у моря и не запомнить хотя бы основное из того, что у тебя постоянно перед глазами. Она даже не знала, являются ли торчащие на носу и корме «Зюйда» конструкции мачтами – может, это бывшие лебедки, которыми трал с килькой или ставридой вытаскивали – но, вероятно, именно из-за них кораблик назвали шхуной. Силуэт, кстати, был действительно похож. Такие вот списанные с промысла суденышки нередко выкупали в личное пользование. Слегка подновить – и готова эдакая бюджетная версия личной яхты с мотором. С неплохим, кстати, мотором. Хочешь – сам катайся (да хоть живи на борту, очень удобно, только отопление зимой в копеечку влетит), хочешь – туристов вози.

Ага, вот он, «Зюйд». У пирса судно выглядело довольно внушительно, хотя для моря двадцатипятиметровый кораблик – чистая скорлупка. На передней, носовой то есть, мачте – или это не мачта (ай, да какая разница?!) – весело трепыхался жизнерадостный флажок с разухабисто улыбающимся солнышком.

Мотор «скорлупки» уже работал, сходней не было видно. Стоявший у борта дочерна загорелый белобрысый парень наматывал на кнехт сброшенный с причальной тумбы швартов.

– Стойте! Стойте! Подождите меня!

Белобрысый буркнул что-то в вытащенную из кармана подвернутых до колен брезентовых штанов черную коробочку (рация, что ли, подумала Лера), взглянул на подпрыгивающую на пирсе девушку…

Нет, он не стал подавать ей сходни. Просто навалился на леер, подхватил ее под мышки и…

Лера сама не поняла, как очутилась на борту.

Метрах в десяти, ближе к носу судна, несколько человек азартно о чем-то спорили.

Белобрысый, что помог ей, сосредоточенно занялся каким-то железным ящиком. Из-за рубки (по крайней мере Лера решила, что строение посреди кораблика – это рубка) выскользнула худенькая девушка в широких камуфляжных штанах и такой же майке. Голубые глаза незнакомки составляли странный контраст с болтающимися по бокам узенького личика очень темными, почти черными дредами. Подкравшись к белобрысому, она поднялась на цыпочки и ладошками закрыла ему глаза. Сейчас спросит «угадай кто», подумала Лера. Но белобрысый, даже не попытавшись обернуться, ласково бросил:

– Элли, не шали!

– Ну, Алекс… – протянула девушка, скорчив обиженную гримаску. – Так неинтересно…

– Ты?!! – раздался за Лериной спиной голос неслышно приблизившегося Макса.

Лера обернулась, наслаждаясь написанным на его лице изумлением – словно на борт явилась… ну… принцесса Диана. Причем с учетом того, что мать младших Виндзоров уже лет двадцать как покоится на кладбище семейного поместья.

– Я, – несколько насмешливо подтвердила Лера, довольная произведенным эффектом. Макс был безусловно потрясен ее появлением, но отнюдь не недоволен.

– Что ты тут делаешь?

– Еду спасать дельфинов, – все с тем же насмешливым высокомерием (принцесса Диана!) сообщила Лера. – И, возможно, вас, – не удержалась она от шпильки. – Должен же кто-то перевязать раненого героя…

Слегка покачиваясь и хватаясь за леера (все-таки она довольно давно не была в море, отвыкла), Лера перебралась на корму, отметив не без удовольствия, что Макс двинулся следом.

– Но почему… – в голосе его звучало не столько удивление, сколько растерянность.

Она пожала плечами:

– А что, ты против? – Она изобразила самую что ни на есть «королевскую» улыбку. – Мне тут нравится. Только море и небо. Как будто все проблемы остались позади… ну как в той рекламе – и пусть весь мир подождет. – Подумав недолго, она закончила уже совсем другим тоном: – Море смывает все пустое…

– Ну… нас ждут совсем не пустяки.

– Ой, Макс, не делай из меня блондинку! – засмеялась Лера. – Я вполне отдаю себе отчет, что это не развлекательная прогулка. Собственно, я хотела извиниться за излишнюю свою резкость. Я же не какая-нибудь отмороженная, ясно ведь: то, что происходит на Фарерских островах или, скажем, в Японии, не говоря уж о явном браконьерстве…

– Откуда ты знаешь про Японию? – перебил Макс, взметнув изумленно чеканные брови, которые Лере всегда напоминали силуэт сокола в полете, ну или еще что-то столь же безукоризненно красивое. – И про Фарерские острова? Я тебе не рассказывал.