Текст книги "Имитатор. Книга шестая. Голос крови"

– С двумя ручками или через плечо?

– Ремень у ней на плече был, точно. Белый, – она еще немного подумала и добавила. – И часы на правой руке.

– На правой? Может, браслет?

– Не, часы. Циферблат такой здоровый, оранжевый.

Оранжевый циферблат, значит. Да уж.

– Лицо не разглядели?

– Где ж там было разглядеть, когда она, как метеор, пробежала? Ну круглое, румяное.

– Румяное? – изумилась Арина.

– Ну не румяное, а… Не бледное, короче, и не загорелое. Не как у тебя. Под глазом родинка.

– Под правым или под левым?

Женщина на мгновение задумалась:

– Если она вот так бежала… значит, под левым.

– Другие свидетели говорили, что она была в темных очках. А вы говорите – родинка под глазом.

– Точно, были на ней очки темные, здоровенные такие. А родинка как раз где они заканчивались. Значит, не совсем под глазом, вот тут, – коротко остриженный ноготь ткнулся чуть ниже левой скулы.

Родинка, значит. Сразу под очками. И тапки с полосой вдоль подошвы. И карман на футболке с надписью «не по-нашему». И часы на правой руке. Да еще с оранжевым циферблатом. Это называется – не разглядела? Арина поднялась, отошла к двери, скомандовав:

– Не оборачивайтесь. Что на мне надето?

– Брючки льняные, ну, такие, светлые, не то серые, не то зеленые, не знаю, как этот цвет называется, – начала перечислять Мария Викторовна, как будто даже не удивившись. – Короткие, но не шорты, коленки закрыты. Пиджак такой же, с коротким рукавом, на рукавах отвороты, на штанах тоже, с лямками и кнопками по бокам. Майка под пиджаком короткая, черная, очень яркая, на ней листья зеленые с белым и цветы. Крупные, бордовые.

Арина считала, что этот цвет называется вишневым, но останавливать свидетельницу не стала. Та продолжала так же методично, словно смотрела не в стену за Арининым столом (на которой не было ничего похожего на зеркало!), а на саму Арину:

– На шее цепка серебряная, тоненькая, не крученая, без ничего. Часов нету, сережек тоже. Чего не носишь, дырки-то зарастут.

– Не зарастут, – усмехнулась Арина. – Я их по выходным надеваю. – Все?

– Глаза непонятные. То зеленые, то желтые, а то вовсе серые. Волосы не красишь, губы тоже, и ногти тоже, короткие они у тебя. Рука правая поцарапана, царапины разные, которые поджили, которые совсем еще красные. Кота держишь?

– Повернитесь теперь ко мне, – попросила Арина, не ответив на вопрос про кота. – Что у меня на столе?

Мария Викторовна принялась перечислять папки, карандаши, смешную флешку в виде пистолетика – Арина ее третий день найти не могла, а фитюлька. оказывается, в опрокинутый карандашный стаканчик ускочила. Перечисляла Шилова почти без запинки, глядя куда-то поверх Арининой головы – та даже оглянулась: нет ли возле двери какой-нибудь отражающей поверхности. Она знала, конечно, что нет, но вдруг Ева в очередном рывке за уютом успела повесить какую-нибудь картинку. Застекленную. Но стена была белой, матовой и абсолютно пустой.

– Спасибо, – улыбнулась Арина, усаживаясь на свое место. – Много запомнили.

– Чего ж не запомнить, я на тебя уже сколько пялюсь, – Мария Викторовна вдруг нахмурилась. – Ты меня проверяла, что ль? Думала, я сочиняю? Про часы, про родинку, про сумку?

– Извините. Вы же сами сказали, что не разглядели ее, а описали вон как подробно.

– У меня глаз – алмаз! – гордо сообщила Мария Викторовна.

Арина вдруг вспомнила про людей со «сверхспособностями»: один десятизначные числа в уме перемножает и корни извлекает, другой страницу незнакомого иностранного текста с одного взгляда запоминает и цитирует, третий… Смотришь и почти завидуешь: надо же, какая голова человеку досталась! Но каждый раз оказывается, что сверх-память и прочие «сверх» сопровождаются интеллектом куда ниже среднего. Словно ради равновесия. И у этой гражданки – ровно то же самое: глаз-алмаз, а сообразительности кот наплакал. Не схвати она Элю, та кинулась бы следом за похитительницей, а за ней и скейтист бы, наверное, побежал… ну да что теперь сокрушаться!

– Мария Викторовна, раз уж нам так повезло с вашей наблюдательностью, подумайте: это точно женщина была?

– Так она же в юбке бежала!

– Ну… юбку-то кто угодно может надеть… Вы только не подумайте, что я вас убеждаю, совсем напротив…

Но та, казалось, слушала уже не Арину, а кого-то – или что-то – внутри себя: взгляд стал отсутствующим, губы немного поджались. И наконец Мария Викторовна сообщила почти удивленно:

– А вот и не знаю. Грудь-то у нее не торчала! Ну под футболкой этой. Видно только, что не тощая, покрупней тебя, а вот груди не помню. И штиблеты…

– Что – штиблеты?

– Большие. Не меньше тридцать девятого.

– То есть это мог быть и мужчина?

– Если не амбал, а вроде мужа – мог.

– Вашего мужа?

– Да какого моего? Этой мамаши, ну то есть… Я в коридоре видела. Такой из себя мужчинка, не внушительный. Вот если на него юбку да темные очки надеть, будет похож. Так что не скажу. Совсем ты меня запутала.

– НУ почему же! – Арина улыбнулась. – Скорее уж наоборот. Глаз у вас и в самом деле отличный. Фоторобот поможете составить?

– Это в компьютере, что ли, рисовать надо? Так я в них ничего не понимаю.

– Вам и не нужно. Посидите с нашим специалистом, он все сделает, как скажете.

– Давайте вашего специалиста.

* * *

– На троллейбусе?! – обычно невозмутимый полковник юстиции Пахомов был явно удивлен.

– Именно так, Пал Шайдарович, – подтвердила Арина. – На место сразу вызвали кинолога, собака взяла след, довела до выхода из парка… до одного из выходов. Там камера обнаружилась, далековато, но кое-что разглядеть можно. Женщина с ребенком на руках села в троллейбус. Вот, смотрите, – она потыкала в кнопки узкого черного пульта.

Камера наблюдения была черно-белая и вообще, как выразился Оберсдорф, дохлая, так что растянутое на занимавший почти все пространство между дверью кабинета и окном на соседней стене изображение казалось мешаниной невнятных серых пятен. Сама-то Арина просматривала добытую молодым патрульным запись на мониторе ноутбука. Качество, конечно, оставляло желать много лучшего, но она никак не ожидала, что на большом экране получится такая вот каша.

– Лева? – она умоляюще взглянула на пристроившегося в углу дивана Оберсдорфа. Тот только плечом дернул:

– Разрешение минимальное, поэтому зерно с кулак, а я не волшебник.

– И что, совсем ничего нельзя сделать?

– Разве что уменьшить.

Через несколько секунд изображение как будто стянулось к середине экрана, оставив по краям «нерабочую» черную полосу. Как траур, недовольно подумала Арина. Но видно так действительно стало куда лучше.

– Пестрое на заднем плане – это парк, – пояснила она. – Сверху небо, снизу дорога, сбоку павильон автобусной остановки. Вот она!

Из темного пятна на краю лиственной ряби – выхода из аллеи – появилась человеческая фигура, прижимавшая к левому плечу что-то похожее на сверток, видимо, похищенного мальчика. Одежда просторная, неяркая, на черно-белой камере выглядит темно-серой, только на голове что-то светлое. Быстро, так что броская клетчатая сумка била ее по боку, женщина подошла к павильону, остановилась возле, сдернула свою панаму (или что там было), тряхнула головой. Нет, стрижка или конский хвост – не понять, не в этом ракурсе по крайней мере. Справа возник быстро увеличивающийся светлый прямоугольник.

– Троллейбус, – пояснил Левушка.

Обзор ненадолго оказался перекрыт, а когда троллейбус отъехал, возле остановки никого уже не было.

– И если похитительница не растворилась в воздухе, значит, уехала на этом троллейбусе, – подытожила Арина.

– Нашли? – поторопил ее Пахомов.

– Троллейбус-то нашли, у них же расписание, и чуть ли не жипиэс в каждом, то есть диспетчеры их отслеживают. Только без толку. Кондукторшу опросили, она то ли видела женщину с мальчиком, то ли нет. Она за день столько народу обслуживает, что безнадежно. На фоторобот посадили ее, конечно, но даже от Эли этой и то больше проку было бы. Ну и камера вот эта, которую патрульный на автозаправке углядел… Нет, он молодец, кто бы спорил, но… – Арина досадливо поморщилась. – Расстояние большое, ракурс неудобный. Вот эти получше будут, но тоже… – Арина вывела на настенный экран три фотографии, сделанные явно подряд.

Качество этих снимков было получше, чем запись камеры наблюдения, но ракурс! В перекошенный кадр попал кусок серо-зеленой футболки и лицо. Вполоборота, к тому же наполовину скрытое темными очками и полями чего-то вроде панами.

Глаза Пахомова на секунду блеснули:

– Кто-то из свидетелей успел снять?

– Нет, – вздохнула Арина. – Эля во время нападения телефон в руках держала – она в соцсеть перед этим заходила – и, видимо, как-то случайно ухитрилась сделать снимки. А потом аккумулятор разрядился и телефон отключился. Мы его уже тут на зарядку поставили. Ну и когда хозяйка, когда ее забрали… забыли про него. А когда ее увезли, Левушка телефон разблокировал и снимки сразу обнаружил.

– Она сама где?

– Ей врачи занимаются. Там что-то вроде острого психоза.

– Буйствует?

– Наоборот. Она как будто забыла про похищение. Начала вдруг торопиться домой, мол, Лелику обедать пора, потом ей что-то там успокоительное вкололи, она отключилась.

– Прогноз?

– Да говорят, в себя придет, но пока лучше ее на седативных подержать.

– То есть фоторобот она не сможет составить?

– Она нет, но та свидетельница, что не вовремя вмешалась, она – да. Наблюдательная тетка. Сперва отнекивалась, мол, не разглядела похитительницу, а как начала рассказывать – готовый портрет. Даже часы на правой руке заметила и родинку на левой скуле.

– Не сочиняет?

Сочиняющие свидетели – это не редкость, а скорее правило, затем Арина и проводила свою «проверку».

– Не думаю, Пал Шайдарович. Я ее протестировала, у нее действительно отличная зрительная память. Жаль, что прочая соображалка много хуже. Так что вот, фоторобот какой-никакой получился, – она опять пощелкала пультом, убирая с экрана снимки из Элиного телефона.

Лицо на композиционном портрете выглядело незапоминающимся. Обычным. Но на удивление живым: почти круглое, с маленьким аккуратным подбородком и чуть отвислыми линиями нижней челюсти. Гладкие волосы над низковатым лбом, каплевидные темные очки, закрывающие практически всю верхнюю часть лица. Под правым стеклом – маленькая родинка.

– Точно не сочиняет? – повторил Пахомов после недолгого разглядывания портрета на экране.

– Вряд ли, Пал Шайдарович. Думаю, можно на это изображение ориентироваться. Мы его уже размножили, разослали, чтоб можно было людей опрашивать. По району, по линии движения троллейбуса и так далее, В том числе на вокзалах. Вдруг мальчишку в область увезли, а то и подальше. Хотя я сомневаюсь. Если это профессиональные похитители, должны быть похожие случаи в других регионах, но – ничего. Значит, кто-то местный сработал.

– Один приезжий там неподалеку гулял, но он не при делах, – заметил Оберсдорф, сосредоточенно разглядывая плафон на потолке.

Левая бровь Пахомова слегка дрогнула: почему это о результатах рутинного опроса потенциальных свидетелей сообщает компьютерный специалист? И Арина поторопилась объяснить:

– Я попросила, Павел Шайдарович, посмотреть, нельзя ли определить, чьи мобильные телефоны засветились неподалеку от места происшествия. Пока не официально, а просто чтобы сориентироваться.

– Сориентировались?

Арина досадливо мотнула головой:

– Не очень. Рядом находились лишь те, о ком мы и так знаем. Сама Эля, парень, что полицию вызвал, та дура «глаз-алмаз», которая все неправильно поняла, поэтому кинулась на Элю, а не на похитительницу, ну и так далее. Собачники, велосипедисты, три молодые мамы с детьми. Большинство из них вообще не в курсе, ничего не видели и не слышали, потому что находились на других аллеях. Только одного еще не проверили, но это, скорее всего, к делу не касаются. Мужчина, пожилой, прописан там неподалеку. Или еще один собачник, или просто гулял.

– А похитительница?

– Вероятнее всего, дама банально не взяла с собой телефон, – подсказал Оберсдорф. – Что очень разумно.

– Похищение вообще производит впечатление очень хорошо спланированного, – подхватила Арина.

– Но – троллейбус? – Пахомов покачал головой.

– Троллейбус как раз очень хорошо в это предположение укладывается. Если бы похитительницу поджидала машина – машину проще отследить. А троллейбус – штука такая, никто ни на кого, в общем, не смотрит. Ищи свищи, короче.

– Логично. Значит, целью был именно этот мальчик?

– Не обязательно, – возразила Арина. – Возможно, целью был мальчик – или даже вообще ребенок – этого возраста. То есть мог иметь место экспромт с предварительным обдумыванием. А в парке просто подвернулся удобный случай. Но вполне возможно, что целью был именно маленький Семин. Потому что дела там, в семье не так чтобы в полном порядке. Элин муженек тут цыганочку с выходом уже закатывал, жену свою ниже плинтуса честил.

– У мужа, Георгия Семина, дама сердца таки имеется, – вмешался Стас Мишкин. – Или, как минимум, имелась совсем недавно. Ни имени, ни иных данных пока нет, у него самого мы, по понятным причинам, спрашивать не торопились. Но в магазинчике возле автосервиса, которым Семин с приятелем на пару владеют, работает очень глазастая дамочка, говорит, видела его с подружкой. Не то весной, не то зимой. Кстати, по описаниям, типаж тот же, что у нашей похитительницы.

– Русоволосая, среднего роста и телосложения? – скептически хмыкнул Пахомов.

– Да понятно, что таких навалом. И жена у него такая же. Да хоть бы вон сама Вершина.

– У меня волосы не русые, а каштановые, – огрызнулась Арина. – И телосложение не среднее, а скорее худощавое, а та женщина, как сказала Шилова, потолще меня будет.

– Велика разница! Одежки у нее свободные, размер туда, размер сюда. А волосы и покрасить можно, и парик напялить.

Парик? Арина опять вспомнила Питер. А потом – сразу – неприметного парня в бейсболке и ветровке, который оказался в итоге вовсе не парнем. Хлопнула с досадой по коленке:

– Каравай-каравай, кого хочешь выбирай! То есть, это я сейчас не про личную жизнь господина Семина, а про то, что наша похитительница может оказаться и похитителем. Стас?

Мишкин пожал плечами:

– Получается, что может. Ни по снимкам, ни по фотороботу этого ж тоже не понять. Но я-то искал даму сердца.

– Дальше что? – подстегнул Пахомов. – Журналисты, небось, уже копытом бьют.

– Пока не бьют. Даже в интернете пока тихо.

Полковник недоверчиво покачал головой:

– А парень, что полицию вызывал? Нынче ж шагу не шагнут без всеобщего оповещения.

– Он, к счастью, вполне адекватный оказался, – сообщила Арина. – Я его попросила не распространяться, и он обещал помолчать.

– Обещал?

– У него сестренка чуть постарше нашего похищенного. Так что, думаю, парень не станет лишнего звонить, риски осознает. Но людей задействовано много, так что информацию журналистам кто-нибудь да сольет. Ева сообщит, как только к нам за официальным подтверждением обратятся. И тогда придется пресс-конференцию давать. Не то раздуют до небес. Журналистам же непременно надо, чтоб это был маньяк. Или торговцы органами.

– Или сатанисты, – фыркнул Стас.

– Погодить бы с этим, – подал вдруг голос угрюмо молчавший до этого Молодцов. – С оповещением широкой общественности. Надо нищих и близкий к ним контингент сперва проверить.

– Да их вроде и не осталось уже, – удивилась Арина, мысленно укорив себя за то, что не подумала о таком, казалось бы, очевидном варианте: похищении ребенка для использования его при попрошайничестве. Ну да, не девяностые.

– Остались, Арина Марковна, хотя и не так чтоб много. В электричках попадаются, бывает, по квартирам ходят, ну и так, там и сям. На автовокзалах-то все цыгане держат, но сомнительно, чтобы они были причастны, у них своей ребятни навалом.

– Иван Сергеич, – прервал его рассуждения Пахомов. – Возьми на себя патрульных, участковых, ну, всех кто этот контингент знает.

Арине вдруг вспомнились кладбищенские бомжи – но, пожалуй, это не туда. Компания Химика – не нищие, это другой круг. Или все же…

– Уже начал, Пал Шайдарович. Потому и сказал. А то, если дело в них, испугаются – и мы ребенка никогда уже не найдем.

– Выкуп не требовали?

Арина помотала головой. Впрочем, ясно было: полковник Пахомов, суровый ППШ, не столько спрашивает, сколько утверждает. Какой тут, к бесу, выкуп? Не в Америке живем. И семья не та. Таких, как эти Семины, – на двенадцать дюжина.

– Сомнительно, Пал Шайдарович. Ради выкупа выбрали бы семью побогаче. Семины не бедствуют, ипотеку за квартиру недавно погасили. Но и не шикуют. У Геры с другом автосервис на двоих.

– Конкуренты? Бандиты? Коллекторы?

– Семин говорит, что наездов на него не было. Не девяностые у нас все-таки. Долгов нет. Отжать бизнес никто не пытался, с партнером тоже мирно живут. По уверениям Семина, то есть.

– Значит, основная версия – семейные разборки?

Арина пожала плечами:

– Более-менее. Но я бы пока не зацикливалась именно на семье. Варианты, по-моему, возможны. Модус операнди очень уж… своеобразный. Либо абсолютно рациональный, тщательно подготовленный, либо столь же абсолютно сумасшедший, в смысле внезапного эксцесса и невероятного для похитителя везения. Но, с другой стороны, если бы у нас тут такая сумасшедшая бегала, ее бы давно на карандаш взяли. Хотя это может быть первый эпизод. Как психиатры говорят – манифестация. В смысле у похитительницы – или похитителя, пока не ясно – крыша пошатывалась, пошатывалась и вдруг съехала. В конце концов, Эля-то, мать то есть, абсолютно нормальная женщина, и то сейчас не в себе. Грубо говоря, башню у кого угодно снести может. Ну почти у кого угодно. Но тогда должен был иметься какой-то триггер. Проверяем детскую смертность и тех, у кого отцы детей забрали.

– То есть психов не исключаем?

Арина вздохнула:

– Пока нет. Если брать психов во всех смыслах этого слова, не только в чисто медицинском. Но в медицинском, конечно, в первую очередь. То, что нам видится тщательной подготовкой, может быть всего лишь невероятным везением. И, если говорить о психах… – Арина замолчала.

– Ну? – потребовал ППШ.

– Сумка клетчатая.

– И?

– В самом конце учебного года попала в мое поле зрения – случайно! на соседской территории – тетка с клетчатой сумкой. Зовут Зинаида, фамилия у меня где-то записана и прочие установочные. По большей части вполне вменяемая, но в начале и в конце учебного года ей в голову что-то шибает, и она принимается искать свою якобы украденную в роддоме дочь. Ищет всегда среди девочек-первоклашек.

– У нас мальчик около двух лет, – напомнил Пахомов, но ожидаемого раздражения в его голосе не слышалось.

– Знаю! – почти с отчаянием воскликнула Арина. – Более того. Зинаиду эту тогда же госпитализировали, она по идее еще в стационаре должна отдыхать. И на фоторобот она не особо похожа, у Зинаиды лицо уже, лоб выше и подбородок острее. Но фоторобот мы позже составили, а клетчатая сумка… В общем, я показала Эле фотографию Зинаиды. Она сперва как будто сомневалась, а после как-то резко обрела уверенность – да, говорит, поймайте ее! Но трудно сказать, насколько Элины показания достоверны.

– Мужу показывала?

– Муж сказал, что женщина с фотографии похожа на подругу Элиной сестры.

– Где сестра?

– Ищем, – сообщил Мишкин. – С Элей они не близки, где квартиру снимает, Семин не знает, номер телефона, похоже, сменился. Так что… ищем.

– Подругу сестры Эля должна ведь была узнать?

– Непонятно. Получается, эта ненормальная Зинаида только все дело запутывает. Похожа? Не похожа?

– Давай сейчас сравним, – предложил Оберсдорф.

В центре экрана появилась фотография Зинаиды, справа от нее – фоторобот, а слева – стоп-кадр из записи камеры наблюдения.

– Что-то есть, – задумчиво проговорил Мишкин. – Даже с фотороботом, кстати. С записью сходства больше.

– Потому что там изображение хуже.

– И все-таки.

Арина вздохнула:

– Мне тоже кажется, что что-то общее есть. И тетка эта, глаз-алмаз которая, тоже в итоге согласилась, что да, некоторое сходство имеется. Хотя, может, это она так передо мной выслуживалась.

– Зачем?

– Потому что она не так чтоб великого ума. Если б не она, может, мы тут сейчас не сидели бы. Она когда кричавшую ту увидела, почему-то решила, что та и есть настоящая мать, которая своего дитенка спасает, а Эля, вся такая из себя хорошенькая и современная куколка – непонятно кто, и когда Эля в погоню кинуться попыталась, Мария Викторовна ее придержала. Неизвестно, конечно, сумела бы Эля похитительницу догнать, все-таки ударилась она при падении довольно сильно. Но Шилова теперь чувствует себя виноватой, твердит «откудова ж я знала!» и из кожи вон лезет, чтобы нам угодить.

– Почему, кроме Семиной, никто за похитительницей больше не кинулся?

– Кто? Две старушки-подружки? Они далеко сидели, да и возраст не тот, чтоб в погонях участвовать. Парень, что полицию вызвал, мог бы, но шиловское вмешательство его сбило. Пока сообразил что и как, бежать следом уже поздно было. На скейте был шанс, но он как раз колесо на место ставил, то есть доска была не на ходу. Все слишком быстро произошло.

– Зинаиду твою могли отпустить уже, – сказал вдруг Молодцов.

– Могли. Я участковому тамошнему дозвониться не смогла, но проверить надо, я дозвонюсь.

Пахомов кивнул:

– Давай сумму.

Арина вздохнула. Сумма получалась… неубедительная:

– Подытоживаю. Неизвестная женщина или, возможно, мужчина в женском платье…

– Вершина!

– Все свидетели, включая потерпевшую, говорят о женщине. Но та свидетельница, что фоторобот помогала составлять, когда я ее в лоб спросила, уверена ли она, что это не мужчина, сперва возмутилась – юбка же! А после сказала, что груди там вроде как не было. И штиблеты довольно крупные.

– Она и штиблеты разглядела?

– Разглядела. Наблюдательность действительно на высшем уровне. И на записи с камеры эти самые штиблеты кажутся крупноваты.

– У нас соседка сороковой размер носит, – буркнул Мишкин.

– Бывает, – согласилась Арина. – Но все же редко. Пока, условно, женщина, но мужчину не исключаем. Итак. Неизвестная женщина с криками «она украла моего ребенка» толкнула коляску на мать мальчика, схватила ребенка и скрылась. Добежала до выхода из парка, села в троллейбус и уехала. Мотив похищения пока неясен, – Арина опустила голову, чувствуя жгучий стыд за свою беспомощность. Хотя она понимала, конечно: сейчас не ее очередь пахать, а оперов, ее дело – соображать, в каком направлении пахать и… ждать.

– Опера работают? – Пахомов словно мысли ее подслушал.

– По всем направлениям, Пал Шайдарович.

– Будет не хватать, скажи, найдем дополнительных. У тебя сейчас что-то срочное есть?

– Все более-менее терпит. Только обвинительное по драке в ресторане.

– Почему тянешь?

– Потерпевший в тяжелом состоянии, там может не тяжкий вред оказаться, а смерть вследствие травм. Тогда понадобятся еще от медиков дополнительные доказательства.

– Хорошо. Если еще где-то понадобится отсрочка или помощь, сразу требуй.

– Павел Шайдарович, можно? – в кабинет просунулась лохматая голова молоденького сержанта из ближнего полицейского участка.

– Чего тебе, Клюшкин? По делу?

Тот вошел в кабинет, бережно, двумя руками держа какую-то распечатку и бормоча:

– По делу, по делу. Меня посадили сводки смотреть, вдруг что похожее всплывет.

– И?

– На прошлой неделе в Заводском районе пропал мальчик. Маленький, года еще нет. Мамаша в магазин зашла, коляску у входа оставила, вернулась – в коляске пусто.

– И журналисты не пронюхали? – не удержалась Арина. ППШ зыркнул на нее сурово, но промолчал, ситуация и впрямь выглядела странно. – Город у нас, конечно, большой, а Заводской район – дальняя-предальняя окраина, но все равно же скандал. Можно подумать, у нас каждый день детей похищают. Нам еще повезло, что про Пионерский парк еще не гудят на всех ресурсах.

– Они этот случай в потеряшки отправили, – тихо сообщил Клюшкин.

– Ничего себе, – буркнула Арина себе под нос. – Я еще могу понять, когда по исчезновению подростков дела не спешат возбуждать. Шило в заднице многих в бега отправляет. Но младенец?!

– Формально-то они ничего не нарушили, – пожал плечами Мишкин. – Если никто не видел, как ребенка из коляски вытаскивали. Значит, похищение под вопросом. Тем более, это Заводской район, там контингент специфический. В основном, то есть. Может, мамаша его у подружки забыла. Помнишь, года три назад был такой случай? А, ты еще в Питере была, но там да, анекдотическая ситуация случилась. Посидела с подружкой, пивком побаловалась, а когда домой собралась, коляску взяла, а про дите забыла. Только утром переполошилась, в полицию кинулась – украли ребенка! А тут подружка туда же подваливает: мне, говорит, дитенка подкинули. Она тоже наутро мало что из предыдущего вечера помнила.

– А в прошлом году папашка на мамашку обиделся и ребенка в бэби-бокс отнес. Но это уже, кстати, в Железнодорожном.

Пахомов дернул бровью. Арина тут же отрапортовала:

– Пал Шайдарович, больницы, роддома и вообще детские учреждения мы первым делом проверили.

– И храмы, кстати, – подал голос Молодцов.

– В Заводском все это тоже проверили, – сообщил Клюшкин. – И больницы – по всей области, не только по городу, и храмы. Они там не так чтоб вовсе бездействуют. Народ опрашивают, волонтеры по лесам и гаражам окрестным шарят.

– Волонтеры? – изумилась Арина. – Типа десятимесячный младенец пошел погулять и в лесу заблудился?

– Да не знаю я, что там волонтеры ищут! – довольно сердито заявил сержант, все еще прижимавший к себе распечатку. – Что в сводке было, то я и сказал. Ну позвонил туда, конечно, у меня там кореш. Вроде они думают, что это молодежь, – он произнес это с ударением на первом слоге, – спьяну развлекалась. Ну вроде тех, что камни в проходящие поезда кидают и тому подобное. Но темнят, это да, статистику портить никому неохота.