Текст книги "Вкус жизни. Комплект из 2 книг Олега Роя"

Сима знала, что когда муж и жена любят друг друга по-настоящему, они с течением времени становятся похожими – и внешне, и внутренне. Точно пропитываются друг другом. И умение задавать нужные вопросы, и делать правильные выводы было коньком Полины. И Сима научилась отвечать ей коротко и по делу.

– Так что пропало? – повторила спокойно квартирная хозяйка.

– Крест пропал, – обреченно ответила Сима.

– У тебя или у него?

– У Алекса. Не просто дорогой, а бесценный. Фамильная реликвия. Заметили сегодня утром. Позавчера он точно еще был на нем…

– Где были, куда ходили, приходил к вам кто?

– Были только здесь, у вас, и у него в лофте, – торопливо ответила Сима. – Ну, в супермаркет еще заходили. Если там потерялся, это просто ужас… Там же отделов полно и толкотня! А к нам не приходил никто.

– То есть три места, – уточнила Полина. – Лофт, твоя комната, магазин. И куча мест здесь и в лофте. Кровать, ванная, туалет, прихожая, коридор, лестницы…

– В общем-то, да, – поражаясь, как Полина все за секунду разложила по полочкам, – воскликнула Сима.

Хотя она и сама это знала. Но Сима была в состоянии, близком к панике, в отличие от собранной и хладнокровной лиловой дамы. Она сорвалась с места, побежала в ванную, хотя Алекс у Полины уж явно ванну не принимал, заглянула в туалет. Ничего не было. Осмотрела обувь на коврике в прихожей, встряхнула каждую пару. Нету.

Вернулась в гостиную.

– Он на шнурке был или на цепочке? – уточнила Полина.

– На цепочке… Странная такая цепочка, необычная. Как будто плоская, но не плоская, – начала вспоминать Сима.

– Похоже на панцирное плетение, – прикинула вдова. – Мужчине его статуса подходит. Вид у него вполне породистый, хороший у тебя вкус.

Сима вздрогнула:

– А где вы его видели?

– Ты забываешь, что у меня есть балкон и бинокль, – пояснила та. – Видела, как вы выходили вчера утром.

Сима только головой покачала:

– Вас бы в разведчики! Мы думали, что не шумели…

– А вы и не шумели.

– Мурашки от вас, – призналась Сима.

– Ну, лучше от меня, чем у меня, – резонно отозвалась Полина Андреевна. – Моя версия – вы просто еще не нашли креста. В магазине, даже если бы порвалась цепочка, он выпал бы не на пол, а, извини, ему в штаны, в брючный пояс. А брякнул бы на пол уже дома, когда раздевались – здесь или там.

– Я ведь все обыскала, – убито покачала головой Сима. – И там, и тут.

– Значит, не все, – невозмутимо возразила лиловая дама. – Не переживай так. Он же не мог провалиться сквозь землю. Помню, я по молодости посеяла золотую сережку. Здесь, в гостиной. Переживала – ужас, их ведь Миша подарил. Тоже, казалось, потерялась безвозвратно – канула, растворилась. Но так не бывает. У нас все-таки материальный мир.

– И что же? Нашлась? – немного успокаиваясь, полюбопытствовала Сима.

– Нашлась, – кивнула Полина Андреевна. – Через год. Есть хороший способ что-то найти – перестать искать. Так получилось и у нас. Миша передвигал комод, чтобы тумбочку в угол втиснуть под фикус, и сережка обнаружилась именно под комодом. А я ведь там подметала, чуть ли не каждую пылинку просеивала. Сережка просто отскочила и провалилась между половицами, не очень глубоко. Веник ее достать не мог, а когда комод ушел с «насиженного места», она сразу и блеснула – нате вам. Радости было! Так что…

– Просто так этот крест не отскочит под комод или шкаф, – вздохнула Сима. – Он довольно массивный. Но не настолько, чтобы порвать цепочку…

– Не думаю, что она вообще порвалась, – заметила Полина Андреевна.

– А как же…

– У цепочек есть одно уязвимое место – замок. А крест, как ты говоришь, массивный. Вот и делай выводы.

– Я даже не подумала, – пробормотала Сима. – Да, действительно, могло разогнуться что-то в креплении замочка… Я позвоню ему!

– Зачем? Чтобы порадовать его этим открытием? – возразила лиловая дама. – Когда крест найдется, тогда и позвонишь. Или он позвонит, обрадует. Не стоит мельтешить. И не названивай мужику каждые пять минут, уважай себя.

– Вы думаете? – немного сникла Сима.

– Причем всегда, – кивнула Полина Андреевна. – Пойду-ка на балкон, покурю.

– Можно с вами?

– Накинь только что-нибудь. Утро прохладное, как будто и не лето вовсе.

Они обе закутались в пледы. Балкон у Полины Андреевны был хорош. И вместительный, и добротный, и уютный, и чистый. И свободный. Полковничья вдова не походила на прочих старушек, которые забивали свои балконы и лоджии всякой рухлядью. «Ненавижу, когда свое жилье в помойку превращают, – презрительно отзывалась она о людях с “синдромом Плюшкина”. – Да, это болезнь. Но всякую болезнь можно вылечить – самодисциплина на что?!»

Она искренне полагала, что различные болезни можно вылечить не только медикаментозно, но и силой воли и силой духа. Казалось бы, мистика, но Полина самим своим существованием опровергала мистическую подоплеку этой теории. Все-таки дожить до ее лет в ясном уме, твердой памяти и неплохом здоровье дорогого стоит. Раз в несколько лет и ее мог достать какой-нибудь вирус или ломота в суставах, но всегда обходилось кратковременным вызовом на дом врача или знакомой медсестры. А уколы Полина Андреевна и сама себе довольно лихо делала. «С двух рук, по-македонски», – шутила она.

Так что на балконе у нее не было ничего лишнего – стояло небольшое плетеное кресло, как говорила про него сама Полина, «неубойное», и круглый стеклянный столик с хрустальной пепельницей, которую она сама, а потом Сима каждый день отмывали до блеска. А Сима захватила себе небольшой пуфик.

Так они и сидели в пледах, глядя на кроны деревьев со второго этажа.

– Лучше расскажи, как у вас дела обстоят с вашим романом, – сощурясь сквозь дым, предложила Полина. – Чем живете, о чем говорите?

– Я ему в любви призналась, – сказала Сима. – Вчера.

– О как. Крепко… А не рано ли?

Жиличка покачала головой:

– Не думаю. Я ведь не всем подряд это говорю. Да если честно, никому и не говорила. И… я сделала это… не для чего-то. Просто не могла не сказать.

Полина Андреевна промолчала, затем спросила:

– Как он отреагировал?

Сима неохотно пожала плечами:

– В общем-то, никак. Растерялся. Но я же и не требую ни ответа, ни взаимности.

– То есть снова поставила на себе крест, – резюмировала Полина Андреевна. – С таким подходом к жизни тебе будут попадаться только Сереги и Валентины. Может быть, перестанешь себя гнобить уже?

Теперь промолчала Сима. Она задумалась. Да, как-то так получалось, что она всегда признавала за собой роль человека второго сорта. С мужчинами. С москвичами. Как будто ее саму, Симу, и уважать не за что.

– Ну, может быть, это действительно мой крест?.. – пробормотала она. – Как ни каламбурно звучит.

– Даже если ты человек жертвенной природы… – начала Полина и махнула рукой, не закончив, но Сима и так все поняла.

– Я тогда еще расскажу, – негромко сказала она. – Мне кажется, с Лешей какая-то беда…

– Его Леша зовут?

– Он себя называет Алексом, а я его про себя называю Лешей, только ему не говорю, – смущенно призналась Сима. – Так вот, он ведет себя так, словно его гложет что-то. Мне кажется, ему в жизни досталось. Квартира, деньги – у него все это есть, но счастливым я бы его не назвала. Он так радовался, когда мы с ним в магазин ходили. Потом он все это готовил. Таким был счастливым – глаза, как у мальчишки. А когда пропал крест, он стал другим. Сразу. Не мог же он так из-за вещи. Для него это не вещь, а символ чего-то важного, я чувствую. Он даже сказал: «Можно считать, меня теперь тоже нет» или что-то в этом роде. Что-то у него случилось такое… нехорошее. И по большому счету. То ли его предали, то ли он потерял кого-то. Я не спрашиваю, это нельзя спрашивать, лезть в душу… я не могу. Но он то ли забыть это не может, то ли не дает себе забывать, это сидит в нем, глубоко. Ну, мне так показалось… И – да, он же оставил мне ключи! Сказал, чтобы я приходила. Но мы расстались как чужие. Такой неприятный осадок… Как бы он не подумал, что я украла у него этот крест.

Сима выпалила все это разом и сидела, нахохлившись, как маленькая расстроенная птица.

– Знаешь, если он так подумает, то он, прости, недалекого ума и невеликой чуйки на людей, – сухо сказала Полина, затушив окурок в хрустальной пепельнице. – И да, похоже, что какую-то психологическую травму он все же перенес. Впрочем, мы все перенесли те или иные потрясения, которые могут покалечить психику. Но кто сказал, что какая-то травма значительнее другой? Где это мерило?

«Полина Андреевна, как всегда, права», – подумала Сима, но промолчала.

– То, что ключи тебе отдал, это шаг, правда, – признала меж тем лиловая дама. – Только поспешных выводов не делай. Вообще резких движений не делай. И сегодня ему все-таки не звони. Отдохните друг от друга… И давай мы тоже пойдем отдыхать, что-то меня в сон клонит.

Сима проводила ее до спальни, помогла переодеться, прикрыла одеялом, пожелала спокойной ночи.

«Какая же она стала мне родная, просто удивительно», – подумала она, укладываясь в свою постель. Достала телефон, нашла номер Алекса. Помедлила и не стала набирать. Да, в самом деле, что бы она ему сказала?..

* * *

«Абонент не отвечает или находится вне зоны действия сети», – деловито и неизвестно, в который уже раз просветила Симу «механическая тетенька из телефона», как в сердцах она ее окрестила.

Сима честно не звонила Алексу до утра. Крепилась до десяти – вдруг разбудит! И с тех пор каждые полчаса слышала в трубке одно и то же. Сейчас было уже шесть вечера…

– Может быть, у него дела, – невозмутимо говорила Полина Сергеевна.

Но в душе у Симы бушевал пожар.

– С ним что-то случилось, – шептала она, сидя на кровати и неосознанно раскачиваясь из стороны в сторону.

Потом взяла себя в руки – рассуждала о неврозе Алекса, а сама с каждой минутой приближала себя к нервному срыву. Так плохо она, пожалуй, не чувствовала себя еще никогда. В груди медленно вращались острые пылающие лопасти. «Попей валерьянки», – посоветовала бы Полина Андреевна, поэтому Сима не стала ей ничего говорить. Нет, Полина не была бездушной, она просто не смогла бы понять, почему вдруг Симу так накрыло.

Можно пожаловаться кому-то: «У меня болит голова», и тот даже пожалеет, но не поймет, КАК именно она болит. Может быть, человек в своей черепной коробке чувствует пульсацию раскаленной плазмы, и эти почти предсмертные ощущения не смогут передать четыре простых слова: «У меня болит голова»…

Сима сама не понимала, почему ее так резко скрутило, но пыталась унять себя самоуговорами – что чувства ее иррациональны и преувеличены и, самое главное, что никто ей не сможет помочь справиться с ними. Тогда она пошла и в самом деле выпила валерьянки.

Валерьянка не помогла.

Тогда Сима села рисовать, и ее миниатюры ужаснули ее саму. Вошла Полина и, увидев ее творения, молча качнула головой:

– Знаешь, когда мне сказали, что от моей дурости у меня детей не будет, антидепрессанты были еще в разработке и людей лечили зверобоем. Я пила зверобой. Когда не стало Мишеньки, мне было семьдесят, и современные препараты мне выписывать побоялись, и я пила все тот же зверобой. А что случилось С ТОБОЙ?

Как ни странно, простой этот вопрос отрезвил Симу лучше, чем любой антидепрессант. Нет, веселее она себя не почувствовала, но устыдилась. И хотя бы смогла дышать.

– Я тоже попью зверобоя, – сказала Сима. – Потому что не знаю, что на меня нашло.

– Сейчас молодежь это называет «химией», – сказала Полина. – А вы для меня молодежь и есть. Я старый циник и рискну предположить, что в постели у тебя с художником твоим не то, что с этими двумя… недохудожниками. Я права?

Сима медленно кивнула, пораженная. Неужели все вот так просто?..

– Да, сейчас я обдираю все до самого что ни на есть примитива, – сказала Полина. – Возможно, это грубо, но, согласись, трезвит.

– Трезвит… – прошептала, соглашаясь, Сима.

– А знаешь, – подумав, предложила Полина, – не сделать ли нам с тобой расклад, а? Таро – вещь хорошая, если читать их с умом и ясной головой. Что скажешь?

– Да я на все уже согласна, – тяжело вздохнула Сима. – Почему бы нет?

В конце концов, тот, первый расклад про работу – ведь правдой оказалось почти все. Так почему бы и в этот раз не попробовать? Хуже не будет.

Она перевела взгляд в окно. За окном, на ветке высокого тополя, топтались воробьи. Один, два, три… сколько их там на одной тонкой веточке? Восемь. Как только уместились?

– Ну-с, гражданочка, о чем спрашивать будем?

Сима вздрогнула. Пока она, задумавшись, замерла, ушла в себя, Полина уже успела сходить к себе за картами и, удобно расположившись за столом, тасовала колоду.

– Давай-ка для начала узнаем его чувство к тебе. Так, – длинные пальцы лиловой дамы быстро вытянули карту, перевернули. – Рыцарь Кубков. Интересно. Сильное влечение, но пока очень неуверенное, робкое даже, я бы сказала. Романтическая любовь. То ли он еще не уверен в своих чувствах, то ли боится их проявить… Но в любом случае они есть, чувства эти, и сильные. Я твоего рыцаря не знаю, но рискну предположить, что в этом случае он будет действительно Рыцарем. Тем, кто поклоняется своей Прекрасной Даме. Так что в этом смысле можешь быть спокойна. А вот быть ли вам вместе – пока неизвестно, посмотрим дальше. Второй вопрос: твои чувства к нему. Ууу, тут к гадалке не ходи. Дама Кубков. Вот твоя любовь уже зрелая, глубокая. Женщина – она и есть женщина, что тут скажешь. Ты точно знаешь, что любишь, и точно знаешь, что хочешь быть с ним вместе. Я права?

Сима опустила глаза.

– Чего стесняться-то? – фыркнула лиловая дама. – Если человек знает, чего хочет, это же прекрасно. Едем дальше. Что препятствует вашим отношениям? Хммм. Дама Мечей. Оччень интересно.

– Что? – испугалась Сима.

– Девочка, а соперницы у тебя нет? У твоего Алекса бывшая дама сердца имеется?

– Не знаю, – пробормотала Сима враз пересохшими губами. – Я не спрашивала, а он не говорил.

– Такое ощущение, что в вашей истории замешан еще кто-то. Не обязательно, кстати, женщина, хотя я бы поставила скорее на нее, чем на мужчину. Властная, сильная, холодная, расчетливая. Может быть, его бывшая подруга, а может – не пугайся так сразу, – мать. Матери знаешь какими бывают стервами? о-о-о! Похлеще бывших любовниц! В общем, она на вашу ситуацию влияет, и влияет очень сильно. Но не обязательно в плохую сторону: Дама Мечей, если удастся ее выгодно перекупить, может стать неплохим союзником. По крайней мере, если она где-то видит выгоду, то выгоду эту не упустит, и неважно, на чьей стороне играть придется. Или, может, это действительно мать. Или сестра – тоже вариант. Ладно, дальше.

Полина Андреевна взглянула на Симу и покачала головой.

– Погоди духом падать, это не весь расклад. Теперь посмотрим, кто или что вам помогает. Ух ты! Влюбленные!

Она задумалась.

– Вопреки распространенному мнению, Влюбленные – не только про чувства и про любовь. Хотя это первое толкование, конечно. Но Влюбленные – это еще и выбор. Или ты отказываешься от чего-то, что способно полностью перевернуть твою жизнь. Или ты это выбираешь – но тогда прежней жизни конец. По сути, это выбор между старым и новым. И сил он требует ой как немало!

– Я готова, – тихо проговорила Сима.

– Ты – да. А он, Алекс твой? Он его сделает? Ты в этом точно уверена?

Сима молчала.

– Сложность Влюбленных в том, что выбор должен быть совместным. То есть невозможно сделать так, чтобы ты – одно, а твой партнер – другое. Или вы рядом до конца, или… каждый идет своей дорогой. А вот что это за решение будет и что за ситуация, мы пока не знаем. Время покажет. Так что не пугайся пока, – Полина Андреевна рассмеялась и потрепала Симу по щеке. – Последний вопрос: чем дело кончится, каким будет итог? Луна. И вот тут пока все очень неясно. Луна – вообще карта загадок, а уж в любовных отношениях – особенно. Вас друг к другу тянет, порой настолько сильно, что это вообще едва ли не одержимость. Не знаю, как у него, а у тебя точно, – заметила она, переводя взгляд на Симу. – Но чувства эти должны пройти проверку на прочность. Поэтому, – помолчав, продолжала Полина, – спрашивать что-то еще я бы пока не рискнула. Карты врать не станут, но могут отказаться отвечать, а Луна – такая карта, после которой уточняющие дополнительные будут просто путать всю картину. Сейчас – так.

– Да уж, – вздохнула Сима, – понятно, что ничего не понятно.

– Ну, милочка, – развела руками лиловая дама собирая карты и укладывая их в мягкий замшевый мешочек, – что ж ты хочешь. Пока тебе ясно сказали: чувства есть. Дальше все будет зависеть от вас.

– Так ведь не только от меня, – прошептала тоскливо Сима. – Я – хоть сейчас пешком на край света. А он?

– А он должен разобраться сам. Поэтому не терзай себя понапрасну.

– Если бы это было так просто…

Они помолчали.

– Глаза у тебя больные, – сказала лиловая дама. – Сходила бы погуляла. Не хочется – «через не хочу» погуляй. Когда накатывает, в четырех стенах сидеть нельзя, надо под открытое небо. Ты думаешь, почему я так часто на балконе торчу? Только из-за курева?

В самом деле, Сима не так часто задумывалась, каково это – жить так долго, хранить в памяти столько воспоминаний, светлых и тяжелых, и с каждым днем ощущать, как по капельке утекает твоя жизнь…

– Простите меня, Полина Андреевна, – пробормотала она, краснея до слез.

– Иди-иди, эмоциональная ты моя, – отмахнулась от нее та.

А Сима и в самом деле вышла на улицу, прошлась, тихонько цокая каблучками по асфальту. Прохожих было мало, никто не отвлекал от дум. А думы были одна другой чернее. Поколебавшись, набрала его номер. «Абонент вне зоны действия сети»… Несколько кругов вокруг дома сделали свое дело. Мысли перестали скакать, упорядочились, приобрели более спокойное направление.

С завтрашнего дня нужно снова приниматься за поиски работы вне зависимости от того, ответит ей Алекс или нет. И даже вне зависимости от того, что с ним случилось. Потому что в конечном итоге Симина жизнь – это только ее жизнь, она за нее в ответе, и пускать ее под откос крайне глупо. Да, эти думы отзывались внутри ее глухой болью, но Сима старалась дышать ровно, глубоко и медленно, и в голове ее яснело, когда она отвлекалась от своего панического фона. Нет, права Полина, пора прекращать посыпать голову пеплом. Она себя не на помойке нашла – даже если он решил ее бросить…

Сима опустилась на лавочку возле дома и беззвучно зарыдала, согнувшись пополам.

Проплакавшись, снова набрала его номер: «Вне зоны действия»… Вне зоны действия своих чар. Вне зоны действия «химии».

Она пошла домой. Как ни странно, спала лучше, чем в прошлую ночь.

Наутро, устояв перед соблазном еще раз набрать Алекса, она пробежалась по объявлениям в интернете, перебирая вакансии. «Требуется мастер-трихолог», «Парикмахерская приглашает к сотрудничеству свободных мастеров» – все не то… Симины пальцы практически помимо ее воли набрали номер живописца, она уже потом опомнилась, когда поднесла аппарат к уху: «Вне зоны действия»…

Он тоже ей не звонил. Время тянулось невыносимо медленно. Сима думала, что прошло уже дня три, но оказалось, что только один.

В конце концов, кто она ему? В сущности, никто, они просто переспали несколько раз. То, что она влюбилась, – только ее проблемы, и больше ничьи. И он вовсе не обязан отвечать ей взаимностью. Ни такой же сильной, ни вообще никакой. Если бы все было так просто, на планете Земля были сплошь счастливые пары. Ан нет… И вполне логично, что он мог решить прервать их отношения – это, кажется, называется сейчас «гостинг». Как в гости сходить и уйти без объяснений. «Мой случайный гостинг»… И еще пропажа креста. А ведь она даже объяснить ему не может, что вовсе его не брала, вот что самое обидное…

Она приготовила завтрак своей лиловой даме – омлет. Полина клевала, как птичка. Зато мысль ее работала четко:

– Ключи же у тебя есть? Есть и его приглашение. То есть, если ты даже обвалишься ему как снег на голову, он не должен быть против твоего появления, так? Иначе он будет сам себе противоречить.

Сима обмерла. Боже мой, ведь как это просто! Почему же она сама затюкивает себя до такого состояния?!

– Но я бы тебе рекомендовала выдержать еще как минимум несколько дней, – сказала лиловая дама, видя, каким нездоровым блеском просияли глаза ее жилички.

– Я не понимаю зачем, – помотала головой та. – И меня очень беспокоит его странная фраза, связанная с пропажей креста: «Меня теперь тоже нет». Он очень впечатлительный, а крест для него семейная святыня. Мало ли что с ним могло случиться, с Лешей, я имею в виду… Полина Андреевна, миленькая, вы правы, я поеду к нему – ведь и ключи есть, и приглашение свое он не отменил.

Лиловая дама неопределенно покачала головой. Скорее сочувственно, чем укоризненно.

– Все, я собрала себя в кучу. Поеду к вечеру, – торопливо сказала Сима. – А сейчас вам хлебушка свежего испеку и бульончик сварю.

– Это дело хорошее, бульончик…

Поскольку Сима любила готовить, а у нее еще появилась такая хрупкая подопечная, как девяностолетняя тетушка Полли, была куплена хлебопечка с функцией выпечки хлеба без глютена. Сима начиталась статей о здоровом питании и стала питать «свою старушку» по всем правилам.

– Вот егоза-затейница, – вздыхала лиловая дама.

Так женщины возятся со своими детьми. А детишек у Симы не было, и всю свою нерастраченную страсть к заботе она выплеснула на Полину Андреевну. Пока не появился Алекс…

Кухня наполнилась ароматом свежеиспеченного хлеба, в кастрюле весело побулькивал куриный бульон – прозрачный, с небольшими блестками жира и мелко нарезанной зеленью – не бульон, а загляденье. Картофельное пюре и куриные фрикадельки на пару – все успела Сима.

– Хоть несколько дней не появляйся, с голода не помру, – пошутила лиловая дама. – Езжай уже, не мозоль глаза… И, кстати, позвони мне, когда доберешься до мастерской. Обязательно.

И хотя Полина Андреевна была обихожена, обласкана и обеспечена едой, Сима ехала на Пресню с тяжелым сердцем. Воображение рисовало ей картины одна другой безрадостнее – например, что Алекс после ее ухода два дня лежит в лофте в беспамятстве. А сознание возвращало ее в реальность: «Даже если он упал без чувств, то телефон при этом в обморок упасть не мог и должны были быть хотя бы гудки».

«Телефон мог разбиться, – возражала ей паника. – Что, если Алекс со второго этажа упал?»

«Ага, а лучше с крыши», – голосом Полины продолжал ехидно вразумлять ее внутренний голос разума.

«Я во всем виновата, я одна», – кричала ее внутренняя потребность к самобичеванию.

«Да-да, и не только перед Алексом, а вообще перед всеми – “виновата уже тем, что хочется им кушать”, – едко парировал голос разума.

Ее внутренний диалог со своим «голосом разума» прервался, когда она, обмирая, тихонько открыла двери своими дубликатами ключей. Лофт не подавал признаков жизни, было тихо и темно. То, что там темно, Сима увидела еще с улицы – она знала, где окна мастерской, и ни одно из них не светилось.

Сима постояла у самого порога.

– Ау, – тихонько позвала она куда-то в недра квартиры-мастерской. – Есть кто? Алекс!

Поскольку ей никто не ответил, Сима нашарила в прихожей выключатель.

То, что она увидела, заставило ее попятиться, хотя она уже сделала несколько шагов вперед. Такого она не ожидала…

Да, это была не совсем квартира, а больше мастерская, и легенды испокон веков ходили про «художественный бардак» в жилищах художников. Но Алекс, пожалуй, представлял собой исключение из правила – он был аккуратистом. Он всегда тщательно протирал палитру и мыл кисти после каждого рабочего сеанса, и для него это было обязательным – как почистить зубы. Подрамники были аккуратно выстроены вдоль стен и полок на стеллажах – Сима уже привыкла к этому порядку. Кисти «жили» у Алекса в нескольких керамических кувшинах. Он сортировал их по ранжиру – плоские, круглые, синтетические, щетинные, колонковые – и по размеру. Она безмерно зауважала его, видя, как уважительно он относится к своей работе. И это не было занудством – скорее все той же «культурной прививкой» с детства – держать в чистоте свое рабочее место. «Гигиена труда – почему она должна отличаться от гигиены тела или одежды? – сказал как-то Алекс, когда она обратила восхищенное внимание на царящий у него порядок. – Для меня это простое самоуважение».

– Тебя не пугает его педантичность? – спросила как-то Полина Андреевна в ответ на ее восторженный рассказ.

– Скорее радует и подстегивает, – улыбнулась Сима. – Хочется соответствовать, дотягиваться до него.

– Что ж, если носки под шкафом это не его конек, то тебе, считай, повезло, – пошутила Полина. – У нас с Мишей сначала была домработница, а потом я справлялась сама. Не представляешь, как мне это осточертевало!

– Теперь у вас есть я, – улыбалась Сима.

Так вот, в идеальной мастерской Алекса сейчас царил настоящий хаос.

И это было не последствием их поисков креста. Сима точно помнила, где стояли рядком картины, эскизы и просто холсты и подрамники – теперь они громоздились небрежными кучами в разных местах. И был разбит большой обливной кувшин, в котором Алекс держал кисти с самыми длинными черенками – они россыпью валялись рядом. Сима осторожно переступила, и под ногой у нее хрустнул черепок, вот как далеко отлетели некоторые осколки…

Как это все странно. В каком бы Алекс ни был плохом настроении или состоянии, но собственную мастерскую никогда не громил. Значит… Симе не хотелось даже думать об этом, но это значило, что или Алекс сошел с ума, или переворошил вещи и разбил кувшин кто-то другой. Но кто?!

Дрожащей рукой Сима нащупала в кармане смартфон и набрала номер Полины Андреевны – ведь та просила позвонить и ждала.

– Ну что, как там? – без предисловий спросила лиловая дама.

– Полина Андреевна… Тут все… странно. Здесь сильный… беспорядок, не сказать хуже, – неуверенно сказала Сима. – Такого я не видела еще ни разу. Все перевернуто. Кувшин разбит с кисточками, они на полу валяются…

– Уверена, что там никого нет? – прервала Полина.

– Уверена, – твердо ответила Сима. – Я знаю. Перед тем как подняться, я увидела, что окна в мастерской темные. Не думаю, что тут кто-то притаился и меня ждет. Хотя я убеждена, что этот бардак устроил не Алекс, а… я не знаю кто. Просто чувствую.

Было тревожно. Метались мысли о заявлении в полицию. Но, во‐первых, это было не ее жилье, и имела ли она право подавать подобное заявление? Во-вторых, она не знала, не повредит ли это Леше. В-третьих…

– На твоем месте я бы вернулась домой, – прервала хаос ее мыслей квартирная хозяйка. – Давай-ка возвращайся. Только, если там точно никого нет, осмотрись и сфотографируй все, что кажется тебе подозрительным. И… будь осторожна.

Она отключилась.

Приободренная ее участием – а совет Полины был резонным – Сима медленно и опасливо пошла на разведку. Для начала решила включить весь свет на первом этаже. Она честно старалась не пропустить ни одной детали.

Конечно, как бы ни было ей тревожно, муторно и страшно, ее фантазия заработала с новой силой. Она вообразила себя полицейской на задании. Попутно ругая себя за это. Но тревога за Алекса вполне могла соседствовать с ее воображением, тем более она любила смотреть детективные фильмы и сериалы…

Кто же здесь мог похозяйничать?

Сперва она представила, что это делает сам Алекс. Сошедший с ума, под влиянием импульса или нервного срыва. Нет, не вяжется, нелогично. Ну, даже если им овладело настоящее безумие и он решил именно устроить погром, почему не сломал ничего, не поджег, не разбил стулом окно в припадке гнева, который вышел из-под контроля? Нет, это не он. Когда она уходила, он был так подавлен… Да, конечно, мог перейти из одного состояния в другое. Или не мог? Раньше он никогда не выходил из себя. Она даже не видела, что внутри его клокочет гнев, а он его сдерживает – он был скорее меланхоликом.

А если идти от того, что она чувствовала о нем, Алекс скорее мог нанести травму себе, чем что-то сломать или разбить. А себе он здесь травмы вряд ли наносил. Сима поймала себя на том, что ищет пятна крови, и содрогнулась.

– Уймись со своей кровью, ненормальная, – зло прошептала она самой себе и продолжила свои исследования.

Да, явно следы погрома касались исключительно мастерской. Внезапно у Симы создалось впечатление, что кто-то что-то искал.

Конечно, они с Лешей (про себя она все-таки называла его не иначе как Лешей или даже Лешенькой) начинали искать крест. Может быть, он продолжил это занятие после ее ухода?.. Но зачем ворошить подрамники? Разбивать при этом кувшин? Снова неувязка.

Сима сделала несколько кадров – общий план, несколько крупных. И кухонный угол тоже сфотографировала. Диван с подушками. Все в порядке, все на месте… нет. Не все!

Сима подошла поближе. Должна быть еще маленькая подушечка, серо-лиловая. Она куда-то делась. Алекс забрал? Куда, зачем? И еще была перевернута маленькая табуретка с точеными ножками. Может, ее просто пнули в сердцах, отчего она сейчас лежала поодаль ножками кверху?.. Сима сфотографировала еще и табуретку.

На первом этаже кроме кухни был еще санузел. Сима заглянула туда. Там все было чисто, то есть обычно.

Перед тем как пойти на второй этаж, Сима еще раз медленно и внимательно обошла все закоулки первого. Она сама не знала, что искала – скорее всего, и ничего. Но нашла.

Ту самую подушечку с дивана. Та сиротливо лежала на полу у подножия лестницы. Рядом с занавеской, закрывающей нишу, в которой помещался небольшой стеллаж с книгами. Занавеска тоже была серо-лиловой, поэтому и не бросилась Симе сразу в глаза эта маленькая подушечка… И как, интересно, она сюда попала? Приползла? Прилетела? Скорее всего, ее кто-то бросил. Зачем? Кто-то что-то все же искал, не нашел и разозлился. Пнул табуретку, отшвырнул подушку, разбил кувшин.

Конечно, все могло быть и не так. Кто же скажет? Она подняла подушечку, отряхнула, безотчетно прижала к себе. Так дети прижимают к себе плюшевые игрушки – защититься от этого взрослого, большого, непонятного и тревожного мира.

На втором этаже Симу ждало испытание совсем другого характера. Нет, там ничего не было ни перевернуто, ни сломано, и никаких пятен крови, и никаких мертвых тел, чистота и порядок. Просто Сима увидела незастеленную кровать, на которой они еще совсем недавно с Лешей любили друг друга. Сима опустилась перед ней на колени и тихонько, горько заплакала, уткнувшись в серо-лиловую подушечку.

За что судьба так с ней обходится? Да, конечно, она могла себе что угодно навыдумывать про вселенскую любовь, но факт остается фактом – да, это та самая кровать, и да, они занимались на ней любовью. И им было хорошо – обоим. Всего несколько дней назад. И здесь все оставалось так, как и было, когда она уходила домой. Она поглаживала простыню, словно это был живой человек, и приговаривала: