Текст книги "Мужчина в окне напротив"

В детский сад Ира не ходила. Зачем, когда дедушка и бабушка на пенсии? Бабушка Валя носила очки, зачесывала седые волосы в тугой пучок, ходила по магазинам с сетчатой сумкой – «авоськой», пекла пирожки, рассказывала внучке сказки на ночь и вязала всей семье носки и варежки, то есть была самой что ни на есть обычной бабушкой. Зато дедушка! Дедушка Ире достался особенный. Настоящий герой, летчик-истребитель, в войну командовавший сначала эскадрильей, а к сорок пятому году целым полком. Высокий, статный, плечистый, с не по возрасту ясными синими глазами, дед Петя и в старости был очень красив, и женщины на улице часто оборачивались ему вслед. Маленькая Ира шла рядом и чуть не лопалась от гордости – даже в обычные дни. А особенно, конечно, на 9 мая, когда дедушка надевал выглаженную форму, весь год терпеливо ожидавшую этого счастливого дня в дальнем углу гардероба, и начищенные ордена. Бабушку Ира тоже любила, но как-то спокойно, а деда – деда просто обожала. И Петр Васильевич также души не чаял во внучке и проводил с ней целые дни, укладывал ее спать, водил гулять, мастерил мебель и домики для кукол, играл в ее любимую игру «фигуры высшего пилотажа», подбрасывая и крутя над головой визжавшую от восторга девочку, изображавшую самолет на крутых виражах, в «бочке», пике или «штопоре». Бабушка на такой ужас даже смотреть не могла, всегда выходила из комнаты.

Родители Иры развелись, когда ей было несколько месяцев. Отец быстро обзавелся новой семьей и видеться с дочерью от первого брака не стремился, ограничивался алиментами. Мама торопилась как можно скорее снова устроить судьбу. Знакомилась, бегала на свидания, ходила с кавалерами в кино, театры и на выставки, ездила в санатории и дома отдыха – одна, без дочки, поскольку было с кем ребенка и на выходные оставить, и летом на даче поселить. Но личная жизнь как-то все не устраивалась и не устраивалась. Одной из главных причин, конечно, была Иришка. Не всякий мужчина готов жениться на женщине с маленьким ребенком – но и еще более не всякого сама Саша была готова признать вторым отцом для своей дочурки. Несмотря на относительную свободу, она вовсе не была «кукушкой», сбросившей ребенка на родителей – и хоть трава не расти. Напротив, Александра очень любила дочь, и, когда возникала дилемма «мужчина или Иришка», всегда однозначно выбирала ребенка.

Словом, у маленькой Иры Бобровой была не просто хорошая, а даже очень хорошая семья. Но это не помогло ей избежать сложностей.

Большинство своих личных особенностей и проблем люди прихватывают из детства. Практически все ошибки в воспитании ребенка обязательно дадут о себе знать во взрослой жизни. Если мать была холодна и сурова, то у ребенка есть все шансы вырасти человеком жестким или даже жестоким. Чем хуже семья – тем труднее стать в ней благополучной личностью, это общеизвестный факт. Но часто бывает, что и самые лучшие семьи, с воспитанием, чуть ли не близким к идеальному, все равно, сами того не желая, создают детям жизненные трудности, и не меньшие, чем семьи проблемные. Привыкнув к доброте и постоянно окружающей его заботе, любимый ребенок тяжелее приспосабливается к жизни, которая за пределами дома оказывается совсем не такой простой и приятной, как в семье. Такой ребенок гораздо острее переживает зло и несправедливость, с которыми ему обязательно придется столкнуться, он куда более впечатлителен и раним, потому что не подготовлен, не защищен от жестокости реальной действительности. Или другой пример: казалось бы, разве плохо, что родители очень сильно любят свое чадо? Это ведь не только не плохо, это здорово, так, и только так и должно быть! Но если взрослый человек в дальнейшей жизни не встретит столь же сильной любви у своего партнера, он, весьма вероятно, будет от этого страдать. Та порция любви, которую он сможет получить от мужа или жены, всегда будет ему мала… Или – девочке повезло с отцом, ее воспитывает настоящий мужчина, мудрый, сильный и добрый. Хорошо? Конечно! Но при этом девочка вырастает – и нередко остается одна, так и не сумев выйти замуж, создать собственную семью. Потому что ни один из имеющихся на примете женихов не может конкурировать с папой, чей образ она довела в своем сознании до идеала. Так что, получается, любое воспитание в семье, хорошее ли, плохое ли, так или иначе обязательно приводит к жизненным сложностям. Просто у разных людей эти сложности разного характера.

Не избежала этого и Иришка Боброва. Сильно любя свою семью и чувствуя от взрослых не меньшую любовь и желание гордиться ею, она очень старалась быть хорошей и послушной девочкой. Но Ира была еще слишком мала, чтобы понимать: постоянно быть ангелом невозможно. И оттого отчаянно корила себя и чувствовала виноватой за любой проступок. Взрослые могли и не узнать, что она тайком гладила дворовую кошку или стащила из вазочки конфету прямо перед обедом, а малышка потом несколько дней мучилась от жгучих, как старая крапива за сараем, угрызений совести. Спасением для Иришки были только ее фантазии. Уж в них-то все складывалось именно так, как и должно было быть. В придуманном мире Ира всегда была хорошей.

Время шло, Иринка росла и вскоре стала первоклассницей. В школе ее буйное воображение разыгралось еще больше, что уже начало беспокоить маму и бабушку. Даже самые обычные вещи, вроде того, как прошел урок физкультуры или что давали в буфете на завтрак, Иришка не могла рассказать без преувеличения. А когда ее ловили на несоответствии, только пожимала плечами: «Но так же интереснее!»

Одноклассники посмеивались над фантазеркой, но, как ни странно, не дразнили ее, им даже нравилось слушать чудесные рассказы. С учителями было сложнее. В самом начале второго класса вышло недоразумение, после которого учительница вызвала Александру Петровну в школу. На уроке родной речи детей попросили рассказать, как они провели летние каникулы, и Ира Боброва ошеломила всех, выдав на полном серьезе историю путешествия на золотой карете в волшебную страну, где обитают добрые феи, злые волшебники, заколдованные принцессы, говорящие животные и прочие сказочные персонажи. Молоденькая учительница еще ни разу за свой небогатый педагогический опыт не сталкивалась ни с чем подобным и потому растерялась. «Может, вам показать вашу дочку психоневрологу? – осторожно посоветовала она. – Вообще-то, никаких других претензий у меня к Ире нет, она способная девочка, старательная, дисциплинированная. Но эти ее вечные фантазии… Знаете, мало ли что…»

К счастью, психоневролог оказался, точнее, оказалась, куда более опытной и знающей. Побеседовав с девочкой около получаса, во время которых Ира рисовала, рассматривала картинки, отвечала на вопросы и решала задачи, врач заверила взволнованную Александру, что с ее дочерью все в порядке.

– Никаких отклонений от нормы я не вижу. У вас чудесный, умненький и развитый ребенок. А ее фантазия – это не повод для беспокойства, а дар Божий. Вырастет – будет вторая Астрид Линдгрен. Или какая-нибудь Агата Кристи.

Дома Саше крепко попало от отца.

– Ты, Шурка, совсем сдурела! – кипятился он. – Это ж надо, что удумала – ребенка в психушку таскать! Да после этого ты сама сумасшедшая, а не Иришка!

Смутившаяся Саша робко возражала, что водила дочь не в психиатрическую больницу, а всего лишь в районную детскую поликлинику, что это ей посоветовала учительница, которая жаловалась на Иру, и вообще, то, что девочка слишком много выдумает – это нехорошо…

– Да ладно тебе! – махнул наконец рукой дед Петя. – Делаешь из мухи слона… Тоже мне трагедия – ребенок выдумывает. Поговорить надо с Иришкой, объяснить, как и что, когда уместно фантазировать, когда нет, – и всего делов.

И он действительно поговорил с внучкой, с глазу на глаз, так, что ни мама, ни бабушка не слышали, поговорил спокойно, без повышения голоса и нотаций, как со взрослой. Неизвестно, что именно он сказал девочке, но после этой беседы в сознании маленькой Иринки и впрямь все стало на свои места. Не то чтобы она совсем перестала сочинять небылицы, нет, конечно. Но с тех пор Ира фантазировала только там, где это было допустимо, – дома, скажем, или болтая с подружками. А на уроках и в других официальных обстоятельствах она себе больше такого не позволяла.

Через три месяца после той истории в семье Бобровых случилось несчастье – дед Петя с гипертоническим кризом попал в больницу, и домой уже не вернулся. На маленькую Иру его смерть произвела очень сильное впечатление, ведь до этого в ее жизни еще не случалось никаких трагедий и потрясений, за исключением разве что столкновения со старой, выжившей из ума большой дворнягой, которая тяпнула пятилетнюю Иринку за голую ногу. Но одно дело укус собаки и совсем другое – потеря близкого человека, к которому был так привязан…

Конечно, переживала в семье не одна Иришка. Мама тоже много плакала и постоянно корила себя за то, что всю жизнь, как она теперь поняла, неправильно вела себя с отцом, вечно спорила с ним, пыталась что-то доказать… А бабушка Валя вроде и не плакала, и не жаловалась, держалась молодцом. Но меньше чем через год после смерти супруга с ней случился инфаркт. И третьеклассница Иришка с мамой остались вдвоем, что вскоре превратилось в серьезную проблему для Александры. Ей пришлось учиться одной вести хозяйство, пришлось забыть о личной и общественной жизни, которыми она раньше так активно занималась, и каждый вечер спешить домой. Да еще договариваться с начальством, потому что библиотека научно-исследовательского института, где она работала, была открыта до шести, а «продленка», куда неохотно, но покорно ходила Ира, – до пяти. Вот и крутись, как хочешь. А нужно ведь еще и в магазинах очереди отстоять, и постирать, и погладить, и убрать, и приготовить, и за квартиру в сберкассе заплатить, и в химчистку сбегать…

Не успела Саша хоть как-то привыкнуть к новой обстановке, как грянули зимние каникулы, ставшие для нее просто катастрофой. Куда девать ребенка на целых десять дней? Оставить дочь одну дома она не решалась – привыкшая к заботам бабушки и дедушки Ира была еще слишком несамостоятельна, даже справиться с замком на входной двери не могла, не говоря уже о том, чтобы включить газовую плиту и разогреть себе обед. Александре не оставалось ничего другого, как в первый же рабочий день взять дочку с собой в библиотеку.

С той поры походы «к маме на работу» стали для Иришки настоящим праздником. Там к ней постоянно приходили добрые дяди и тети, угощали мандаринами, конфетами и пирожками, водили по зданию института, показывая всякие интересные вещи, вроде удивительной машины, называвшейся ЭВМ, которая умела мигать лампочками, считать и играть в крестики-нолики. Но больше всего девочке нравилось в самой библиотеке, где ей разрешали помогать сотрудницам. Высунув от усердия кончик языка, Ира ремонтировала поизносившиеся книги, аккуратно подклеивала оторванные корешки, реставрировала с помощью полупрозрачной желтоватой кальки поврежденные страницы, лепила на внутреннюю сторону обложки специальные конвертики-«кармашки» и ставила на титул, пачкая пальцы в фиолетовой краске, штамп библиотеки, предварительно как следует вымакав его в туши, которой щедро была залита плоская губка в специальной жестяной коробке. Именно здесь, у мамы на работе, Ира не просто научилась любить Книгу, но стала относиться к ней с уважением и даже благоговением, точно к чему-то сверхъестественному, почти божественному.

Дома у них тоже были книги, несколько полок, две из которых принадлежали Ире. Книги на них были выучены чуть не наизусть – но разве это могло сравниться с целым библиотечным фондом? Девочка приходила в неописуемый восторг от одного вида огромного, с ее точки зрения, двухэтажного помещения, которое почему-то называли не хранилищем, а «хранением». Вдоль всего этого «хранения» тянулись длинные ряды металлических стеллажей, разделенных узкими проходами, в каждом из которых отдельно зажигался свет и стояла табуретка-лесенка с тремя ступеньками или специальная стремянка, чтобы забираться на самый верх.

Фонд библиотеки действительно был значительным и, с чем Ире особенно повезло, кроме специальных технических изданий, в нем имелось немало художественных книг, включая и детскую литературу. В те времена книги были огромным дефицитом, просто так прийти в магазин и купить что-то хорошее было невозможно. А тут тебе как на подбор – и Буратино, и Чиполлино, и Карлсон, и Мэри Поппинс, и Алиса в стране чудес, и Магистр рассеянных наук… Все, что душа пожелает. И не было для девочки большего счастья, чем, устроившись прямо здесь же, у полок, на деревянной лесенке, взять тот или иной приглянувшийся том и углубиться в чтение.

Читала она быстро, запоем, и за первые же каникулы ухитрилась проглотить добрых полтора десятка книг. Но этого Ире показалось мало, хотелось читать еще и еще. Однако дома это как-то не получалось, школа с ее ненавистной продленкой отнимала слишком много времени. Иришка еле дождалась следующих каникул, чтобы вновь окунуться в долгожданный волшебный мир. К четвертому классу она уже перечитала все детские книги в фонде и потихоньку принялась за взрослую литературу. Сначала выбирала интуитивно, по яркой обложке, по понравившемуся названию или по рекомендациям взрослых. Самыми любимыми ее произведениями были и оставались сказки, но с течением времени не меньший интерес стали вызывать романы о любви. Годам к четырнадцати Ира после Грина, Фраермана, Гайдара с упоением прочитала Дюма и Мопассана, Майна Рида, Эдгара По, открыв для себя новый источник мечтаний и фантазий.

Так продолжалось из года в год, все каникулы, кроме летних. Лето семья Бобровых, как и раньше, проводила на даче, в Заветах Ильича. После войны деду, как и многим другим героям-фронтовикам, выделили там большой участок, где он с помощью друзей собственноручно построил добротный бревенчатый дом с большими уютными комнатами, просторной кухней, двумя печками, верандой и «мезонином», как в шутку называли в семье холодную комнату наверху, под крышей. Места в доме было предостаточно, поэтому Александра каждое лето звала с собой на дачу подругу Ольгу, учительницу, у которой тоже не было мужа, но имелись дочки-близняшки, Настя и Даша на полтора года младше Иринки. Мамы брали отпуска по очереди, и это позволяло детям пробыть на свежем воздухе почти целое лето.

Ира очень любила дачу. Еще бы, ведь с этим местом были связаны чуть ли не все самые лучшие ее воспоминания, яркие солнечные картинки безоблачного детства, проведенного в этом саду с дедушкой и бабушкой. После бабушкиной смерти участок сильно изменился, огород, которым некому было заниматься, зарос бурьяном, садовых цветов, когда-то радовавших взгляд с весны до поздней осени, не стало, на смену им пришли лишь дикорастущие, полевые. От былой садовой роскоши остались лишь кусты малины, смородины и крыжовника, растущие вдоль забора, да фруктовые деревья, из года в год покрывавшиеся в мае белой цветущей пеленой, которая напоминала Ире пенки на бабушкином варенье, а в августе склонявшие чуть не до земли ветки, отягощенные налитыми яблоками или крупными, с хорошее куриное яйцо, сливами. Но эти перемены не огорчали Иринку, даже наоборот – ведь теперь можно было бегать, где хочешь, не боясь наступить на грядку или сломать мячом цветок, а буйные заросли травы и кустов так хорошо подходили для разных интересных игр!.. Именно в саду, где-нибудь под старой березой или за сараем лучше всего сочинялись захватывающие таинственные истории. Приехав в Москву, Ира торопилась поделиться ими с одноклассниками и приятелями по двору, а те, буквально разинув рты от удивления, слушали, как при строительстве соседнего дома был найден клад – целый сундук старинных монет; как живет на окраине поселка, в ветхом домишке у самого леса настоящая колдунья, которая умеет оборачиваться черной кошкой и летать по воздуху, поднимаясь до самых верхушек деревьев; и как появляется в лунные ночи на берегу пруда бледный призрак белокурой красавицы, лет двадцать назад утопившейся здесь от несчастной любви к знаменитому актеру.

Неудивительно, что при такой фантазии и такой страсти к чтению Ира Боброва была лучшей ученицей по литературе в своем классе, а то и во всей школе. Постоянно пробегая глазами по строчкам, девочка невольно обучалась грамматике, запоминая правильность написания слов и расстановки запятых, поэтому по русскому языку у нее тоже всегда были пятерки. Знания, почерпнутые из книг, нередко помогали и в других предметах, например истории или географии. Когда Ира выходила к доске отвечать по «устным» предметам, ее с удовольствием слушали и одноклассники, и учителя. А вот с точными науками дело обстояло похуже. Круглой отличницей и любимицей всех учителей Ира была только в своих мечтах, которыми охотно делилась с дачными подружками. На самом же деле по математике, физике и химии в ее дневнике всегда стояло твердое «три». Впрочем, ни сама Ира, ни ее мама из-за этого не переживали. «Я сама всегда была стопроцентным гуманитарием, – отмахивалась Александра. – Ира пошла в меня, а не в отца, ничего удивительного».

Саша была права – у дочери действительно было много общего с ней, и чем старше становилась Иришка, тем это сходство делалось заметнее. Особенно сближала маму и дочку общая любовь к кино и театру. В юности Саша мечтала о карьере актрисы и потом всю жизнь жалела, что не пошла по этому пути. Ира с шестого класса начала посещать театральную студию Дворца пионеров на Ленинских горах и не расставалась с ней несколько лет.

Яркой внешностью, необходимой для главных героинь, Ира никогда не обладала, но это оказалось даже и к лучшему. Ей доставались пусть и второстепенные, но характерные роли, в которых особенно проявлялись способности юной исполнительницы. В этой студии не только ставили спектакли, как это бывает в обычных детских драмкружках, почему-то питающих склонность к постановке из года в год одних и тех же пьес вроде «Золушки» и «Снежной королевы» Шварца или «Кошкиного дома» Маршака. Студия Дворца пионеров действительно была настоящей учебной студией, там преподавали профессиональные педагоги, которые обучали ребят основам актерского мастерства, сценического движения, сценической речи и даже драматургии. Увлеченная Иринка с упоением постигала театральную науку, а Александра любовалась выступавшей на сцене дочкой и грезила о том, что пройдет еще каких-то лет десять – и та станет знаменитой актрисой, настоящей кинозвездой. Ира тоже всей душой верила в подобное развитие событий, а в ожидании врала подружкам, какой интересной жизнью живет их театральная студия. Якобы на прошлое занятие к ним приезжали «гардемарины» в полном составе, сегодня их репетицию снимало телевидение, а летом спектакль «Второе апреля» поедет на гастроли за границу, только пока еще не решено куда – во Францию или в Италию.

Как известно, подростковый возраст – это сезон буйного цветения комплексов. Немного найдется на свете юных существ, которые в эти годы не придумают себе какого-нибудь переживания и не заморочатся, как сейчас принято говорить, по этому поводу. Не стала исключением и Иринка. Вертясь перед большим зеркалом в прихожей, она с ног до головы детально изучала себя и весьма критически оценивала увиденное: «Я уродина. Глаза навыкате, нос картошкой, волосы тусклые и некрасивые. А сама толстая и неуклюжая, как бочка. Неудивительно, что мальчишки смеются надо мной…» Ей было и невдомек, что внимание мальчишек вызвано совсем не уродством, а прямо наоборот – у Иры Бобровой одной из первых в классе оформилась фигура, появилась грудь, а немного пышные бедра еще больше подчеркивали тонкость талии. Однако Иришка совсем не считала все это достоинством, постоянно сравнивала себя с моделями из журналов и вскоре действительно убедила себя, что очень некрасива. А поверив в это, сделалась стеснительной и неловкой. Только в собственных мечтах, да еще на сцене она забывала о своей застенчивости, мгновенно преображалась и расцветала. Но стоило закончиться спектаклю и отгреметь аплодисментам, она вновь становилась собой, не знала, куда деть глаза и руки, стыдилась своей мнимой полноты и слова не могла сказать, не покраснев.

И как большинство фантазерок, с ранних лет она была очень увлекающейся и влюбчивой, причем выбирала в качестве адресата своей нежной страсти объекты исключительно заоблачные и недосягаемые: актеров, певцов, персонажей фильмов и книг… В крайнем случае, десятиклассника, первого красавца школы, чья великолепная игра на гитаре была гвоздем всех праздничных концертов. Сама Иринка на тот момент была всего лишь в пятом, и, конечно, парень, в которого она была влюблена, ее даже не замечал. Подрастая, Ира все больше мечтала о любви, и в то же время все яростнее убеждала себя, что «никогда и никому на свете не сможет понравиться», раз она «такая страшная». Но жизнь, разумеется, все повернула по-своему.

Первая настоящая случилась у нее все на той же даче в Заветах Ильича. Ире исполнилось четырнадцать лет, она как-то резко выросла и окончательно оформилась. Незнакомые люди на улице уже обращались к ней не «девочка», а «девушка», и это необычайно льстило ее самолюбию. Выбрав с маминой помощью подходящую прическу, Ира удачно постриглась, приобрела несколько обновок, главной из которых стали джинсы, хоть и польские, но по виду не отличимые от фирменных, и отправилась на дачу с каким-то смутным, но весьма приятным чувством в душе, напоминающим то ли непонятное волнение, то ли туманное предчувствие чего-то незнакомого, но обязательно очень хорошего.

В то лето… О, что это за чудесные слова – «то лето»! Сколько романтики, счастья и нежной грусти они в себе таят!.. Яркое солнце и безоблачное небо по утрам; полуденный зной, от которого, кажется, все плавится и тает вокруг, и сосны плачут ароматной смолой; горьковато-сладкий вкус раздавленной в ладонях земляники; пение птиц; студеная, до боли в висках, вода из колодца; теплая мгла вечеров, как по волшебству окутывающая знакомые предметы и лица покровом неведомой тайны, яркие звезды, словно дырочки в бархате ночного неба… Никогда потом звезды не бывают такими крупными, а вода такой вкусной. И деревья так не шумят, и птицы так не поют. Так могло быть только в то лето, лето первой любви. Невероятной, головокружительной, сумасшедшей… И несчастливой, потому что «на то она и первая любовь, чтоб ей не быть особенно удачной».

Эти стихи вместе с другими любимыми стихотворениями и песнями, Ира аккуратно записала в тетрадку за девяносто шесть копеек – толстую, большого формата, с синей обложкой из клеенки. Подобные тетрадки лучше всего годились для девчачьих «песенников», поскольку на одной странице стихотворение или песня помещались целиком, и еще оставалось место для рисунков или вырезанных из журналов картинок. Собирая свои вещи, Ира отвела новенькому песеннику достойное место между романом «Анжелика и султан» и сборником поэзии Эдуарда Асадова, и поспешила на дачу к старым друзьям.

Каждое лето там собиралась одна и та же более или менее постоянная компания. В городе такие ребята между собой почти не общаются – там другие друзья и вообще другая жизнь, но лета ждут с нетерпением и, приехав на дачу, проводят вместе целые дни, постоянно затевая что-то интересное, играют, купаются, гоняют в футбол, катаются на велосипедах, исследуют таинственные места, ссорятся, мирятся, разбиваются на группировки, влюбляются, расстаются и тут же влюбляются вновь…

Ирин дачный круг общения был именно такой. Приехав в Заветы Ильича, она с первых же дней и до конца лета развлекала всех историями о необыкновенных событиях, якобы происшедших с ней за зиму. В тот год тема рассказов несколько изменилась. Мнимые встречи со знаменитостями и «несметные богатства» вроде шикарной фирменной одежды или записей модных групп, которые, по ее словам, якобы имелись у нее в Москве, отошли на второй план. Теперь у Иры появилась новая фантазия – любовь. Перед дачными подружками развернулась целая эпопея сложных и необычайно запутанных романтических интриг, в центре которых, конечно же, была сама Ира, которая и не догадывалась, что первая влюбленность – не выдуманная, а настоящая – уже поджидает ее за ближайшим поворотом.

Был в их тусовке один мальчик по имени Сережа… Вернее, мальчиков по имени Сережа в компании было два, но второй в расчет не брался. Недалекий, неловкий, завоспитанный родителями по самое некуда и весь увязший в собственных комплексах, Сережик, как его звали, чтобы не путать с первым Сережей, не вызывал у девчонок никакого интереса. Зато другой Сережа – Москаленко, был совсем иным. Самый красивый мальчик не только в компании, но и, наверное, в целом поселке, что признавали и взрослые, постоянно находился в центре всеобщего внимания. Единственный сын обеспеченных, регулярно выезжающих за границу родителей, он всегда был дорого и модно одет, владел, на зависть многим, разными умопомрачительными вещами вроде японского двухкассетника, плеера и видеомагнитофона, отлично разбирался в современной музыке и лучше всех танцевал. Нужно ли говорить, что все девочки в компании были от него без ума? Только Ира раньше почему-то не обращала внимания на Сережу. Наверное, по молодости лет, поскольку Сережа был старше на два года. Но в то лето все изменилось…

Только-только начался июнь, в садах пышным упругим облаком цвела сирень, распространяя на всю округу головокружительный аромат. Иринка с подружками сидели на лавочке у калитки, когда мимо вдруг промчался Сережа на своем роскошном велосипеде с переключением скоростей – предмете жгучей зависти всех мальчишек. Увидел девочек, остановился поздороваться. Ира взглянула на него… и точно прозрела. Где были раньше ее глаза? Как она могла не замечать, насколько Сережа красив – невероятно, потрясающе, до полной потери чувств? Какие у него изящные руки, узкие кисти с тонкими пальцами, какие длинные ресницы, совсем черные, несмотря на русые волосы, какая чудесная родинка над верхней губой!.. Она так и замолкла на полуслове, не в силах оторвать от него взгляда.

– Привет, девчонки! – проговорил тем временем Сережа. – Иришка, привет! Постриглась? Здóрово, тебе идет. Ладно, я помчался, меня ребята ждут. Увидимся! «I’ll be back!» – и сделал страшное лицо, как у Терминатора.

Велосипед давно скрылся, а Ира все не могла прийти в себя. В ушах звучало, точно волшебная музыка: «Здорово, тебе идет»…

С того дня Иринка потеряла голову. Все ее мысли были только о Сереже, она старалась находиться только там, где могла увидеть его. Даже домой к нему заходила при любой возможности, несмотря на большую немецкую овчарку Джесси – собак Ира после укуса дворняги боялась как огня. Очень скоро вся компания догадалась об Ириных чувствах к Сереже, да она их не скрывала. Более того – в одну из особо лунных ночей зажгла свечу, которые на даче, где часто отключают электричество, всегда под рукой, вырвала без всякого сожаления из новенького песенника большой лист в клеточку и написала, а-ля пушкинская Татьяна, длинное письмо Сереже с признанием в любви.

На следующее утро долго не решалась отдать письмо, все бродила вдоль его забора под моросящим мелким дождем, поглядывала на окна, дважды хотела убежать, но все-таки отважилась, покричала, вызвала Сережу к калитке, сунула ему сложенную вчетверо бумажку и, пробормотав: «Это тебе», бросилась наутек. А потом весь долгий день сидела дома, наверху, в «мезонине», отмахивалась от вопросов мамы, удивлявшейся, что это вдруг дочка не идет гулять, хотя уже давно распогодилось, и то мечтала, то плакала, то надеялась, то сгорала от стыда и проклинала себя на чем свет стоит за этот глупый поступок… Так продолжалось до вечера, до тех пор, пока снизу не раздался мамин голос: «Иришка, слезай вниз, тут за тобой Сережа пришел!» Тут она перепугалась не на шутку, забилась в угол и решила: «Не пойду! Ни за что не пойду!» Пришлось маме подниматься к ней, выяснять, в чем дело, уговаривать. Сережа, как ни удивительно, терпеливо ждал внизу. И когда Иришка, вся малиновая от смущения, пряча глаза, на негнущихся ногах, все-таки спустилась к нему, сказал просто, точно ничего не случилось: «Ир, пойдем на великах кататься?»

О письме он не упомянул ни слова, ни в тот вечер, ни когда-либо позже, точно никакого любовного объяснения и не было. И вообще все вышло, с Ириной точки зрения, очень странно. К ее глубокому разочарованию, Сережа не стал, следуя логике жанра, объясняться с ней, не признался в ответных чувствах, но и не сказал ничего рокового в духе: «Я тебя не люблю, но ты хорошая, давай будем друзьями». Они стали намного больше общаться, но не сделались парочкой в полном смысле этого слова, не проводили все время вместе, не бродили, взявшись за руки, не сидели в обнимку. После той записки Сережа вел себя с Ирой как-то неровно, непредсказуемо, мог сегодня целый день не отходить от нее и всячески выражать симпатию, а назавтра вообще почти не обращать на нее внимания. Бедная Иринка не знала, что и думать, то грустила, то была на седьмом небе от счастья, такое обращение еще больше распаляло ее страсть, хотя, казалось бы, больше-то уже и некуда. Лишь спустя годы, уже став взрослой, Ира поняла, что Сережа, конечно, не был ни опытным соблазнителем, ни демоном-искусителем, каким она рисовала его в своем воображении. Просто в шестнадцатилетнем парне играли гормоны, и он сам не мог для себя решить, что ему делать с влюбленной в него девочкой. С одной стороны, ему льстило то, что его так сильно и страстно любят, с другой – он просто не решался потребовать от нее чего-то большего, чем пара робких поцелуев.

Завершилась эта история точь-в-точь как в песне, которую с таким чувством всегда пела на вечеринках, слегка подвыпив, Иринкина мама: «Красивая и смелая дорогу перешла…» В середине лета в дачной компании появилось новое лицо – подруга одной из старших девчонок, семнадцатилетняя Марина. Она была почти взрослой – перешла в выпускной класс! – обладала броской внешностью и, судя по разговорам, большим опытом в любовном деле. Разумеется, такой девушке не составило особого труда понравиться лучшему парню в компании. Сережа стал встречаться с Мариной, несчастная Иринка была забыта. Она страдала – но гордо и молча, не подавая виду.

Так продолжалось до конца лета. В Москву Ира уехала с разбитым сердцем, но это ничуть не помешало ей весь учебный год рассказывать подругам захватывающие любовные истории, в которых правдой была, в лучшем случае, десятая часть.