Текст книги "Тот, кто стоит за плечом"

9

– Ты уволена.

– Что?.. – Ольга смотрела на начальника – или теперь его нужно называть бывшим начальником? – и смысл сказанного никак не доходил до сознания.

Рубен, пожилой армянин, в общем-то неплохой человек, не раз выручавший ее деньгами, уставился в угол прилавка, чтобы только не смотреть Ольге в глаза.

– Но почему? Что я сделала не так?

Она чувствовала, что вот теперь уже точно летит в пропасть. Сначала брошена, теперь уволена. Один к одному.

Она проработала в этом магазинчике уже бог знает сколько лет. Сначала думала, что это временная работа, на первую пору – перекантоваться, поступить в институт… а дальше ждала художественная карьера, осмысленная, полная творческих свершений жизнь… В середине девяностых магазинчик принадлежал предшественнику Рубена Вахе. Ваха тоже был по-своему неплох, хотя иногда норовил распустить руки и прижать кого-нибудь из молоденьких продавщиц в углу. Оксана, Ольгина сменщица, всегда хихикала и отшучивалась, а Ольга вырывалась, и Ваха вскоре понял, что лезть к ней бесполезно, и лишь по привычке да из природной общительности нет-нет, да и норовил хлопнуть девушку по бедру или ущипнуть за щечку.

Поэтому, когда вместо еще молодого Вахи появился новый начальник – седой, коренастый Рубен с замкнутым непроницаемым лицом, – Ольга была рада. У нового начальства оказались свои привычки. Вначале он плотно натянул узду, постоянно приходил с проверками и ужасно сердился, если заставал продавщиц без дела.

– Товар разберите, в кладовке наведите порядок, если уж совсем делать нечего, – пенял он.

И не дай бог опоздать или уйти на три минуты раньше – обязательно узнает. Оксана не выдержала и сбежала, тем более как раз в это время перед ней засияли новые возможности, а Ольга осталась. И постепенно они с Рубеном сработались, между ними возникло определенное доверие. Он охотно взял ее назад после двухгодичного декрета. Ольга знала, что получит деньги в срок, а если понадобится, то и раньше, Рубен знал, что не будет обманут и обворован, за много лет убедившись в кристальной честности своей продавщицы.

И вот теперь…

– Почему? – повторила Ольга со дна своей пропасти.

Рубен отвернулся, засопел, теребя что-то в руках.

– Не в тебе дело, – наконец буркнул он. – Велели мне тебя уволить, и все. Мне неприятности не нужны. Возьми на первое время…

Предмет, который он держал, перекочевал в Ольгины руки и на поверку оказался белым заклеенным конвертом, в котором, очевидно, были купюры.

Она взяла конверт машинально, все еще не в силах понять, что же происходит.

– Кто велел? Почему?..

– Ступай, – устало махнул рукой Рубен. – Не мое дело, я не спрашивал. У меня у самого семья…

У него семья, а Ольга, выходит, одна? Ей о сыне заботиться не надо?

«Ведь говорила, что, если что, в уборщицы пойду, – мелькнула в голове непрошеная мысль, – и вот – напророчила…»

– И сегодня отработать не надо? – спросила она, надеясь непонятно на что.

Рубен не сказал ничего, но его широкая ссутулившаяся спина являлась достаточным и вполне понятным ответом.

Внезапно она разозлилась. Конечно, этот в общем-то чужой человек не должен защищать ее, но хотя бы предупредить, хотя бы сделать один шаг навстречу…

– Здоровья тебе и процветания твоему бизнесу, Рубен, – сухо бросила она. – И спасибо за деньги. Не откажусь.

Ольга зашла в подсобку, переобулась в сапоги, сунула в мусорную корзину сменные туфли – это была жирная точка, к тому же стоптанные старые лодочки, которые Оля не один год таскала на работе, все равно никуда не годились.

Тем временем взгляд уперся в пуховик. Тоже далеко не новый и вообще бабский. Ольга усмехнулась. Как раз думала сменить его со следующей зарплаты. А теперь зарплаты не будет. Как и денег. Как и перспектив. И куда идти без образования? Может, подъезды мыть?

Дверь захлопнулась, навсегда отсекая прошлое. За спиной оставалась хоть плохонькая, но стабильность. Впереди – пустота, неизвестность.

В воздухе кружились большие мохнатые хлопья. Падал снег. Первый снег в этом году. Очень рано и вместе с тем весьма вовремя. Так сказать, как раз к душевному состоянию. Ольге казалось, что она сама оледенела, покрылась толстой ледяной коркой, сквозь которую и смотрела теперь на мир – словно бы отстраненно. Спина – выпрямлена, лицо бесстрастно, походка ровна и спокойна. Она подумала: если враги наблюдают за ней, ей удастся не доставить им радости победы. Пусть никто не увидит больше ни слез, ни боли на ее лице. Хватит, наплакалась.

Она вернулась в пустую квартиру – Сашка, конечно, был еще в школе – и открыла конверт. Двадцать пять тысяч. Месячный оклад. Рубен, можно сказать, проявил щедрость.

Не снимая сапог, Ольга прошла в комнату, подошла к шкафу с «Сентиментальной библиотекой» и достала из-за книги другой конверт.

Пришла пора набрать номер и наконец увидеть врага в лицо.

Она не знала, что будет делать потом, после того, как выяснит его личность, но это уже не имело значения. Ольга твердо знала одно: она не сдастся.

Она решительно подошла к телефону и набрала номер. Гудок… еще гудок… Сердце остановилось… «Абонент недоступен или временно отключен». И делай с этим что хочешь.

Ольга еще стояла с трубкой в руках, когда в двери защелкал ключ и в прихожей показался Сашка.

– Мам, а почему ты не на работе?.. Заболела? – враз встревожившись, спросил он.

Она слегка колебалась, открыть ли сыну правду, но уже чувствовала: нельзя обманывать единственного человека, кому сама доверяешь, нельзя строить между собой и Сашкой ледяную стену лжи.

– Уволили. – Она жалко улыбнулась и положила трубку.

Сашка молча шагнул навстречу ей и обнял, прижимая к груди. Настоящий защитник. Мужчина…

– Не переживай, мам. Гад твой Рубен, как и все черножопые, – зло произнес он, гладя ее по волосам. – Ты столько на него вкалывала… Ну и хорошо, что уволил. Очень нам его жалкий магазинишка нужен. Ты и лучше найдешь. Посмотри, сколько вокруг крупных магазинов! Устроишься! Такой работник, как ты, везде нужен!

Ольга кивала. Ей и вправду стало спокойнее. И что она напридумывала – уборщица! Еще и не попробовав, уже опустила руки! А Саша молодец, не растерялся и слова верные сказал. Совсем как Коля… До того случая…

* * *

В качалку Санек все же пошел.

К его удивлению, качалка реально оказалась бесплатной. Правда, это был не какой-нибудь элитный спортклуб из тех, что посещали его одноклассники, а не слишком большой специально оборудованный подвал. Вывески на доме никакой не оказалось, вход Санька нашел не без труда. Но стоило ему, нажав на кнопку звонка, назвать паролем имя Марата, как замок на тяжелой, обитой железом двери тут же щелкнул.

– Первый раз? – спросил его крепкий парень на входе. – Ну заходи. Вон раздевалка, там же и душ. А зал – первая дверь направо.

Народу в зале оказалось не так много, человек двадцать – двадцать пять. Только парни, примерно его лет или чуть старше, все как один коротко стриженные или даже бритые наголо. Разминались кто как, на Санька особого внимания никто не обратил. Он увидел свободный тренажер, направился к нему – никто и слова не сказал.

В общем, в качалке ему понравилось. Решил вместо тусы теперь ходить сюда, а туда заглядывать лишь изредка.

А когда он пришел сюда в третий раз, встретил Киселя.

– Привет, Сазон, – Кисель пожал ему руку. – Надо же, и ты здесь. Вот встреча! На собрание идешь?

– Какое еще собрание? – удивился Санька.

– Ну дела! – Лицо приятеля тоже отразило недоумение. – Собрание ж сегодня. Да ты че, не в теме, что ли?

– Типа ваще не в теме.

– А… – Кисель нахмурил узкий лоб, пошевелил белесыми бровями. Видимо, напряженно думал, но явно ничего не надумал. – Ну… В общем, эта. Вечером пойдешь, сам все узнаешь.

В тот день все закончили занятия незадолго до восьми часов и не расходились, а после душа собрались по двое, по трое, небольшими группами и вместе вышли на улицу. Санек с приятелем последовали за всеми. Идти оказалось недалеко – в тот же дом, только в соседний подъезд. Там на первом этаже находилась то ли бывшая диспетчерская, то ли красный уголок – Сашка не слишком хорошо разбирался в таких вещах. В общем, длинный коридор с крашенными масляной краской стенами и обшарпанными дверями.

Все ребята шли по коридору куда-то дальше. Санька с Киселем двинули за ними, но тут их остановили. Чья-то тяжелая рука легла Сазонову на плечо, и, обернувшись, он увидел Марата. Тот стоял с каким-то дядькой. Дядька как дядька – очки, залысины, костюм, галстук.

– Привет, – поздоровался Марат, пожимая Саше руку, и обратился к дядьке: – Вот тот парень, о котором я вам говорил.

Саня и удивился, и растерялся: интересно, что Марат о нем говорил?

Робеспьер подмигнул Саньке: мол, не дрейфь, прорвемся.

– Да, вижу, хороший парень, – кивнул дядька и повернулся к Сашке: – Как зовут-то?

– Сазонов Александр.

– Хорошее имя. И фамилия хорошая. Коренная русская фамилия. Ну ладно, иди, Сазонов Санек. Я тебя запомню.

И он хлопнул его по плечу, будто проставил на нем знак качества: «Материал – первый сорт».

Кисель, стоявший рядом, смотрел на это с откровенной завистью.

– Это типа кто? – спросил Сашка, когда они отошли.

– Анатолий Палыч. Он тут самый главный, – вполголоса проговорил Кисель.

– А наш охранник?

– Марат, что ли? – Приятель все смотрел вслед ушедшим. – Так он меня сюда и позвал. Хороший мужик, свой.

Сашка пожал плечами. Марат ему не слишком нравился, но все равно приятно, что именно его они выделили… И, если подумать, он к Робеспьеру не слишком справедлив – что тот ему сделал? Ничего плохого…

– Пошли, – согласился Санек, запанибратски толкнув Киселя в бок.

Зал оказался даже не залом, а просто большой, давно не ремонтированной комнатой, заставленной рядами скрепленных вместе откидных сидений из тех, что когда-то стояли в клубах и дешевых кинотеатрах. Народу собралось на удивление много, все до одного – молодые парни, девчонок не было. Мелькнуло несколько знакомых лиц – и по качалке, и по тусе. Но большинства присутствующих Санька не знал.

Мест на всех не хватило. Санек с Киселем с трудом нашли свободное сиденье, одно на двоих. Устроившись на своей половине стула, Санек все же поинтересовался:

– Че тут будет-то? Типа лекция, что ли?

– Собрание, – ответило сразу несколько голосов.

Яснее не стало, это слово он уже слышал от Киселя.

Но тут на небольшое возвышение, служившее сценой, поднялся давешний дядька. Он махнул рукой, и шум в зале понемногу стих.

– Я приветствую вас, – неожиданно громко и зычно произнес он. – Приветствую молодых патриотов, будущее великой русской нации!

Зал отвечал ему криком и овациями. Дядька подождал, пока ребята не угомонились, и продолжил:

– То, что вы собрались здесь сегодня, говорит о том, что вам небезразлична судьба вашей Родины! Вам небезразлична судьба России! Вы патриоты своей страны! И вы готовы пойти вместе с нами! Пойти на борьбу против тех, кто отравляет сегодня нашу жизнь! Кто перекрыл воздух великой русской нации, нации героев-победителей! Кто не дает им свободно дышать в собственной стране!

Подобная речь, то и дело прерываемая одобрительным ревом зала и аплодисментами, продолжалась несколько минут. Саня слушал, пожалуй, с интересом. Многое из того, что говорил дядька, было ему и понятно, и близко. Например, о том, что всю страну, и особенно Москву, заполонили приезжие с Кавказа и из Средней Азии. Это было действительно так.

Но еще больше Санька проняли слова об олигархах. Действительно, как же это несправедливо, что одним все, а другим – ничего! У одних шикарные квартиры, тачки и загородные дома с бассейнами за миллион двести зеленых. А другие все лето должны спину гнуть на стройке, чтобы заработать себе на комп… Так что все верно говорит этот, как его, Анатолий Палыч.

К концу речи Саня понял, что заразился общим настроением и ему тоже хочется кричать, хлопать, топать ногами и подпрыгивать на месте. Что он и делал.

На фиг черножопых! Им человека растоптать на раз плюнуть! Вон как Рубен с матерью обошелся – лет десять на него горбатилась, а тут раз – и уволил! Гнать их всех на фиг поганой метлой!

Когда монолог главного закончился, а зал немного утихомирился, на сцену поднялся парень и объявил:

– Тихо! Прошу внимания! Вот тут у меня список старших в группах новичков. Кого назову – выходят сюда и становятся перед сценой лицом к залу, чтобы все их могли видеть.

Он назвал человек пять, и в их числе Санек, к собственному удивлению, услышал свои имя и фамилию.

– Сазонов Александр!

Делать нечего – поднялся с места, вышел к сцене, встал в ряд с другими парнями. Почти всех их он видел в качалке.

– Посмотрите внимательно на этих ребят, – говорил парень. – Это будут старшие новых групп. Теперь мы сделаем так. После собрания те из вас, кто тут первый раз, но кто хочет установить или укрепить контакты с нашим Новым патриотическим союзом, подходите к ним. Оставляйте свои координаты, номера мобильных, емейлы. Все понятно?

– Все! – орали в зале. – Ура! Россия для русских!

Кто-то сунул Саньке бумагу и карандаш. К нему действительно подошли несколько ребят, в основном свои, с тусы. Диктовали телефоны и задавали какие-то вопросы, а он не имел ни малейшего понятия, что на них отвечать.

– Это я узнаю, и мы с вами свяжемся, – нашелся наконец Саня. И внезапно ощутил себя частью этого таинственного «мы».

Когда запись закончилась, он хотел отдать список Анатолию Павловичу, но тот не взял.

– Оставь у себя. А мне достаточно номера твоего мобильного. Когда будет нужно, я тебя наберу, а ты обзвонишь всех остальных в своей группе.

Сашка важно кивнул. Он пока не очень понимал, что именно будет нужно. Но то, что происходило вокруг, ему нравилось.

Назад ехали вместе с Киселем и всей остальной гоп-компанией, человек десять. Обсуждали речь Палыча, произведшую на всех очень сильное впечатление, такое, что эмоции никак не утихали. Единогласно пришли к выводу, что Палыч прав как никто. Кавказцы и выходцы из Средней Азии заполонили весь город, скоро в Москве ни одного русского лица не останется, а там, глядишь, и вся нация вымрет. Так что верно Палыч говорит – заразу надо истреблять, пока она не отравила весь этот, как его, организм. Ура, пацаны, Россия для русских!

* * *

Уже неделю Ольга пыталась найти новую работу. В некоторых магазинах ей отказали сразу, в других обещали подумать – и замолчали. Повезло только единожды – и то, как оказалось, временно. Сначала ее кандидатуру вроде утвердили, даже документы принести попросили, но вдруг, когда она уже собиралась выйти на новую работу, объявили, что место занято. Ей сообщили об этом по телефону как раз накануне первого рабочего дня.

– Как это? – только и смогла выговорить Ольга.

– Я же говорю вам, женщина: место занято! – раздраженным фальцетом отозвалась трубка. – Желаем вам дальнейших успехов и до свидания.

Пожелание «дальнейших успехов» показалось Ольге плевком, и она уже больше ничего не спросила.

Она взялась перешивать старое платье – только для того, чтобы занять чем-то руки, а сама думала и думала… Неприятности валились на нее снежным комом, а все эти бесчисленные отказы казались все подозрительнее и подозрительнее.

Не зря Рубен прямо сказал, что на него надавили. Что, если кто-то специально озаботился тем, чтобы она осталась без работы? Мысль, конечно, бредовая, но, с другой стороны, не зря же говорят, что, «если у вас паранойя, это еще не значит, что за вами никто не следит». Неужели кто-то и вправду приложил старание, вмешиваясь в ее судьбу?..

«Оказывается, я становлюсь популярна и обзавожусь могущественными врагами», – думала Ольга, слушая мерное стрекотание оверлока, а на сердце было неспокойно.

10

В конце ноября они с Лилей впервые по-настоящему поссорились.

Начиналось в тот день все просто отлично. Было воскресенье, они договорились вечером пойти в кафе.

Лиля опаздывала, Сашка, ждавший ее на улице, уже успел замерзнуть, даже несмотря на то что был в новом пуховике. Когда она все-таки подъехала, он сказал об этом. Просто сказал, без всякого упрека:

– Ну наконец-то, а то я уже замерз.

Но Лиля отчего-то решила, что он на нее наезжает, и надула губки.

А тут еще, как назло, у них на глазах встретилась другая парочка, и парень преподнес девушке красивый букет цветов. Тут Лиля возьми да ляпни:

– Вот ты мне никогда цветов не даришь.

Сказала – и сама испугалась, что такое слетело с языка. Она же отлично понимала, какое у ее приятеля трудное финансовое положение.

Настроение у Сани сразу испортилось. До кафе дошли молча. А там выяснилось, что Лиля проголодалась и хочет заказать не просто пирожное с коктейлем, но еще и чего-нибудь поесть. На это Санек не рассчитывал и слегка напрягся – хватит ли у него денег? С испугу заказал себе только минералку, заверив Лилю, будто только что из дома и совершенно не хочет ни есть, ни пить.

Им повезло занять столик у окна. Девушка удобно расположилась в кресле, закинула ногу на ногу и болтала, поигрывая соломинкой в бокале:

– А у меня новый поклонник завелся, Арсений. Художник-дизайнер. Он уже взрослый, двадцать три года, институт окончил. Нас моя двоюродная сестра познакомила, он друг ее парня. Мы теперь каждый день по аське болтаем…

Тут она замолчала, увидев, как он хмурится во время ее рассказа. Подумала и решила, что перебарщивать не стоит. Вероника говорит, что заставить своего кавалера немного поревновать даже полезно, но надо соблюдать меру. И она сменила тему:

– Знаешь, Санек, я все время думаю о нашей с тобой будущей жизни… Сначала представляла себе, какая у нас будет квартира. А потом поняла, что квартира – это уже вчерашний день. Сейчас в городе жить не модно, все нормальные люди стараются поселиться на свежем воздухе, где-нибудь на Рублевке, на Новой Риге или на канале имени Москвы… Чтобы большой дом, в два, а лучше в три этажа. Бассейн, зимний сад, небольшой спортзал, специально оборудованная площадка для пикников…

– Из-за города на работу не наездишься, – возразил Санька, по чуть-чуть отхлебывая из своего стакана. – Пробки сплошные. Ты готова каждый день тратить несколько часов на дорогу?

– А зачем мне каждый день ездить в город? – мило улыбнулась Лиля. – Я же буду дома сидеть, с детьми. А работать у нас будет муж, то есть ты.

– Боюсь, что я никогда на загородный дом не заработаю, – покачал головой Санек. – Ты хоть представляешь, сколько он стоит?

– Представляю, конечно. Новый муж тети Эллы, маминой подруги, недавно купил им дом под Дмитровом за миллион двести.

– Рублей? – Для него это была очень значительная сумма.

– Ты что, глупый? – она засмеялась. – Или придуриваешься? Долларов, конечно.

И этот смех больно ранил Саню. Точно Лиля провела некую черту между его и своей жизнью. Жизнью, которая была слишком разной. Словно они существовали на разных планетах. Или даже в разных галактиках.

– Мне никогда не заработать таких денег, – произнес он.

– Ну зачем ты это сказал? Испортил мне всю мечту. Хотя бы повоображать-то можно? – Она обижалась вроде бы не всерьез, но сквозь шутливый тон явственно звучали нотки настоящей досады.

– Зачем воображать то, чего не может быть? – отвечал Саня. – Нужно трезво смотреть на мир.

– Господи, каким же ты иногда бываешь занудой, – вздохнула Лиля. – Делай так, не делай этак… Тяжело с тобой общаться…

– Если типа настолько тяжело, то на фиг ты общаешься? – тут уже обиделся он. – Иди к своим… Ну, тем, кто тебе дома с бассейнами покупать будет.

– И пойду! Надоело мне! – Она вскочила с места, сорвала с вешалки куртку и бросилась к двери.

– Лиль, ну куда же ты, вернись! – закричал он вслед, но за ней не побежал. Не потому, что не хотел ее вернуть, а потому, что испугался, как бы работники кафе не подумали, что он хочет смыться, не заплатив. Санька нечасто бывал в таких местах и, признаться, до сих пор немного робел, боялся сделать что-то не так и показаться невоспитанным или смешным. Хорошо, хоть горячее для Лили не успели принести и Сашке удалось вовремя отказаться от него и не платить.

Через несколько дней они помирились уже ставшим привычным способом – Лиля прислала ему записку с цифрой «63» (потом выяснилось, что это количество часов, проведенных в ссоре), и они, сбежав с урока, отправились на верхний этаж целоваться. Помириться помирились, но на душе все равно было как-то муторно. Как в одном анекдоте: «Ложки нашлись, но осадочек остался».

Ноябрь – месяц смутный, промозглый, пасмурный. Выглянет солнце – уже подарок. Однажды, вскоре после каникул, ребята вышли на школьное крыльцо школы и удивились, что солнце светит вовсю. Погода тихая и теплая, как во время бабьего лета, хоть снимай куртку и иди домой так.

Малышня на школьном дворе вся как один человек глазела в блеклое голубое небо.

– Что там? – спросила Лиля.

– Да ничего: смотрят, как самолет летит.

Действительно, из-за крыши ближнего дома к зениту тянулся узкий инверсионный след. Приглядевшись, можно было увидеть на его острие блестящую ртутную капельку – самолет.

– Тоже мне, новость, – фыркнул Артем.

И тем не менее все четверо – Лиля, Санек, Полина и Тема – тоже неподвижно встали на крыльце и смотрели, как медленно и плавно продвигается белая полоска поперек неба.

– Интересно, – сказала вдруг Полина, – а где-нибудь на земле остались еще люди, которые не знают, что такое самолет?

– Как это – не знают? – не понял Саня.

– Ну, где-нибудь в тайге, или в джунглях, или на острове… Ведь самолеты везде летают. А там, прикиньте, живут люди, которые ничего о них не знают. И каждый раз, когда они пролетают, только диву даются: мол, что это такое? А вдруг наше небо пополам треснуло?

– Или, может, это ангел пролетел. След оставил, – подхватила Лиля.

– Нет, вряд ли, – скептически покачал головой Темыч. – Наверное, таких чудиков нигде уже не осталось.

Подумал-подумал и добавил:

– Ну разве что в психушке какой-нибудь дебил в окошко смотрит сквозь решетку: не за мной ли там летят?

Санек хихикнул было, но девушки веселья не поддержали, они уже настроились на лирический лад.

– Нет, все-таки если не самолет, то точно ангел, – вернулась к своему Лиля. – У меня дома есть немецкая книга с картинками. Там нарисованы ангелы, которые пролетают по небу и оставляют за собой след.

– Круто! – откликнулся Санек. – Принеси в школу, посмотрим!

Ему захотелось рассказать услышанную от матери историю про ангела и монаха Теофила, но… не стал. Вдруг не будут слушать? Да и рассказчик из него никакой.

– Ее не принесешь – она здоровенная, тяжелая, – отвечала Лиля. – И родители не дадут. Такой книги даже в Ленинке нет, папа сказал. Ее мой прадед привез из Германии, после войны, как трофей. И написана она готическим шрифтом, ни одной буковки не разберешь. Мне ее в детстве только по большим праздникам посмотреть давали. Там есть одна картинка, я ее с тех пор люблю. Такой вот ангел, – она раздвинула руки, одну подняла вверх, перед собой, другую опустила вниз за спиной. – А вокруг него вьется его след. Похоже на спираль… Даже не знаю, как объяснить. Вроде бы лента, но у нее только одна сторона, а не две.

– Как это? – удивился Белопольский.

– Ну смотри… Вот тут она белая, а с этой стороны – красная. Но, когда присматриваешься, получается, что та сторона, которая должна быть красной, на самом деле белая…

– Перекручена, что ли? – не понимала Полина.

– Ну да, вроде…

– Это лента Мебиуса, – со знанием дела сказал Темка. – Был такой немецкий астроном и математик. Немец как немец. Какие-то там звезды вычислял, уравнения решал. Но однажды он вот так вот, будто сдуру, взял да и открыл простую вещь, которая, может быть, поменяет все будущее человечества. Почище, чем яблоко Ньютона. Занятно, правда?

– Ну-ка, расскажи, – попросил Санек.

– Я слышал об этом от папы. Мебиус собрался жениться, а невеста ему говорит: «Я за тебя не пойду, потому что ты – безбожник. Ты так расчислил всю Вселенную, все звезды и кометы, что в ней не осталось места ни для Бога, ни для его ангелов. Одна только пустота, и цифры в ней кувыркаются». – «Наоборот! – говорит Мебиус. – Я как раз и открыл, каким образом ангелы господни могут за мгновение ока пролететь немыслимые пространства». Дело было на городском балу, всюду летали конфетти и серпантин. И вот Мебиус взял обрывок серпантина и сложил его колечком. Но не простым колечком, а как бы перевернул его посередине – цветную сторону сложил с белой, белую с цветной. Понятно? – Для наглядности Тема продемонстрировал принцип на ремне своей сумки.

– Угу! – кивнул Сашка.

– Ну вот. Получилось такое странное колечко, которое потом назвали «петля Мебиуса». И вот именно с этой петлей Мебиус и вошел в историю науки, а вовсе не со своими исчислениями и уравнениями. Занятно, правда?

– А что в этом особенного? – удивилась Коза, рассматривая ремень.

– А то, что у петли Мебиуса не две поверхности, а всего одна. То есть если жучок поползет по этой петле, то он по дороге к исходному пункту побывает в каждой ее точке. А будь это обычное бумажное кольцо – он бы прополз либо по внешней, либо по внутренней стороне. – Темыч пальцем прочертил путь воображаемого жука, к нему тут же потянулись еще три указательных пальца. – И еще. Самые удаленные точки этого пути находятся как раз ближе всего – на расстоянии толщины слоя бумаги! Поэтому, если представить себе, что вся наша Вселенная – это одна гигантская петля Мебиуса, то окажется, что для самых дальних космических путешествий нужно лететь не вдаль, а как бы вглубь, насквозь, преодолевая кривизну пространства. Так ангелы ныряют с одной стороны, а выныривают с другой.

– Ну, это-то мы читывали, знаем, – заметил Саша. – Вся фантастика на этом построена – четвертое измерение…

– Да что фантастика, – продолжал Темыч. – Это символ для всего человечества: самое далекое, самое желанное оказывается самым близким – вот только дотянись до него, и оно тут, совсем рядом.

– А что невеста? – нетерпеливо спросила Лиля.

– Что – невеста? – не понял Тема.

– Она согласилась выйти за него замуж или нет?

– Ну да, согласилась. Стала фрау Мебиус. Родила ему, наверное, дюжину мебиусяток. И жили они долго и счастливо.

Такое окончание истории вполне устроило обеих слушательниц.

А Санек все еще водил пальцем по ремню Темкиной сумки.

– Послушай, а это, случайно, не смерть? – спросил он вдруг и сам испугался нечаянно вырвавшегося вопроса.

– Ты о чем? Почему смерть? – не понял Темыч.

– Ну, проскок из нашего мира в не наш – это, может быть, смерть?

– А ты что, веришь в загробный мир? – тут же прицепилась Коза.

– Да нет, я не знаю, – стушевался Санек. – Но вы же сами говорите – Бог, ангелы… Раз есть ангелы – значит, есть и загробный мир. Иначе куда они залетают, откуда вылетают?

Тут все дружно замолчали. Несмотря на то что в школе последнее время все чаще заговаривали о религиозном воспитании, все ребята были из семей атеистов и в бога не верили… Или, по крайней мере, думали, что не верят.

– Ладно, – прервала затянувшуюся паузу Коза. – Пора по домам, Мебиусы-Шмебиусы! А то я из-за вас на английский опоздаю, отец с меня голову снимет.

Санек давно уже заметил, что Лиля – не трепачка. Что скажет – не забудет, что пообещает – сделает.

Книгу про ангелов она и верно в школу не понесла. Но в следующую пятницу вручила Саньку листок необычной шероховатой бумаги. На нем был рисунок – взлетающий ангел. Или скорее даже ангелица – длинные волосы, тонкое, нежное лицо, женственная фигура. Ангелица только что оторвалась от земли, складки ее длинного одеяния развеваются, крылья еще не расправились, одна рука воздета вверх, другая безвольно опущена, словно ее от скорости движения забросило за спину. Короче, фигура застыла в полете в той самой позе, которую показала им на крыльце Лиля. А вокруг колен ангелицы вьется лента – петля Мебиуса.

– Это я для тебя перерисовала, – сказала Лиля. – Из той книги, про ангелов.

И в тот самый момент, когда Санек аккуратно заложил рисунок между страницами учебника по алгебре и сунул его в сумку – в тот самый момент пришла ему в голову мысль, как сохранить его на долго-предолго, чтобы ангел всегда был при нем.

Теперь на тусе, куда Санек иногда по привычке заглядывал, проводив Лилю на музыку, его встречали как желанного гостя. Даже самые крутые жали руку. Он был уже не новичок, теперь Саня вошел в число заводил-верховодов. Ему с готовностью сообщали все местные новости, знакомили со все новыми и новыми пацанами.

И не проходило ни одного вечера, чтоб кто-нибудь не спросил:

– Ну а когда мы пойдем на рынок хачиков бить?

Отвечать нужно было, не раздумывая.

– Вот дадут сигнал, тогда все разом и двинем! – говорил Санек и делал загадочное лицо: мол, он уже знает, когда будет этот таинственный сигнал, да сказать пока не может.

На самом деле ничего он не знал, хотя и продолжал ходить в Новый патриотический союз. Но посещал там в основном все ту же качалку. Он старался поближе сойтись с ребятами в качалке, внимательно наблюдал за ними, мечтая стать таким же, как они. Для начала купил себе на сэкономленные от завтраков деньги высокие армейские ботинки, оказалось, что это не так уж дорого, и теперь ходил, заправляя в них штаны. Потом решил сделать татуировку, поскольку наколки были практически у всех, кто приходил в тренажерный зал.

Про Серегу-кольщика Санек на тусе слышал не раз.

– Классно колет. Лучше, чем в салоне. И берет по-божески.

Кольщик был высок, худ и белобрыс. На вид где-то тридцать с хвостиком. По лицу можно было понять, что он страдает каким-то недугом, который потихоньку-полегоньку истачивает его силы.

– Я насчет наколки, – нерешительно начал Санек, заглядывая в окошечко.

– Заходи.

Санек уселся на стул в выгородке за ширмой.

– Альбом показать или у тебя что свое? – спросил Серега.

– Свое.

Санек открыл сумку, достал учебник, извлек из него Лилин рисунок. Серега придирчиво его осмотрел.

– Гм… Сложный узор, – он почесал подбородок.

– Не получится? – испугался Санек.

– Да нет, почему же… Просто долго будем делать, часа три повозиться придется. А вообще хорошая картинка. Графичная. Передано движение, ничего лишнего. Я, пожалуй, сделаю себе копию, положу в альбом. Может, еще кто захочет выколоть…

Саня протестующее замычал. Серега отреагировал мгновенно:

– Ну что ты сразу… Как «Харлей-Дэвидсон», с полоборота заводишься. Не хочешь – не буду копировать. Желание клиента – закон. Куда поместим?

Санек хлопнул себя по руке повыше локтя.

– Угу. А на какую руку? На правую – придает силу, на левую – ближе к сердцу, – пояснил Серега.

– На левую.

– Завтра приходи к восьми. Этот рисунок тоже приноси, чтобы мне смотреть было удобнее, пока работаю. И бабки не забудь.

– Сколько?

– Десять штук.

– Так много?

– А что ты хочешь, старик? Кризис – все дорожает. Я еще по-божески прошу. Не веришь – зайди в любой салон, посмотри прайс. От двух штук за квадратный сантиметр. А их тут все двенадцать.