Текст книги "Первый на небесах"

– Тогда каким образом все получилось так, как есть? – неожиданная новость вызвала изумление.

– Не могу сказать, так как сам не знаю ответа, – Петр тяжело вздохнул. – «Ангельская сила» как живое существо, можно сказать как личный джин. Она исполняет желания Ангела в пределах «возможного». Грани «возможного» определил Отец. Видимо, когда я сам «обнулил» Ганса что-то пошло не так, мое последнее повеление «сила» поняла по-своему.

– Нынешние реалии жизни всего лишь твоя ошибка? – стало понятно, почему Ангел не обмолвился о возможности «обнуления» в день «Озарения».

– Получается, что так, – он сделал глоток кофе. – Вы должны были иметь только «индикатор», с помощью которого через одно, максимум два поколения, кто-нибудь из людей смог бы стать первым на небесах.

– То есть на нашем поколении ты поставил крест?

– Трудно быть первым, знаю по себе. Но кто-то должен был принять на себя эту ношу, на вас возлегла большая ответственность – воспитать последующие поколения. Ныне «живущие», как ни прискорбно бы это не звучало, не достойны Рая.

– Ты лжец! – я резко встал из-за стола, меня начало коробить от злости. – Мы… лишь пешки!

– Успокойся и сядь, – сказал он спокойно, продолжая сидеть за столом. – Никакие вы не пешки, это не политические игры. Заметь – то, что вы не достойны Рая, не значит, что вы не сможете в него попасть. Я буду приятно удивлен, если это случиться лет на пятьдесят раньше, чем планировалось.

Я думал и раньше, что дети наших детей будут жить в «безгреховном» обществе. И это было бы просто замечательно! Но… Ангел не верит в нынешних людей! Не верит в меня… Как раньше жизнь являлась обманом, так она и осталась им…

– Тогда зачем именно меня ты просил открыть Врата? – в памяти всплыли последние слова Ангела в момент его «гибели».

– Последние наставления перед смертью, фильмов что ли не видал с такой концовкой?

– Все шутишь? – спросил я злобно. – Мне вот нисколько не смешно.

– Ты бы видел свое лицо в тот момент, – он захохотал. – Новая цель в жизни – исполнить последнюю волю Ангела!

– Да пошел ты, Ангел!

– Да шучу я! Успокойся, – он утер слезу, от смеха стекшую из правого глаза. – Я правда верил в тебя, в одного из немногих. Шанс есть всегда, не смотря на изначальную задумку.

– Веришь ли сейчас? – я загрузил приложение «грехопадение» на смартфоне и швырнул через стол его Ангелу. – Смотри на одного из немногих – трехзначная цифра на экране!

Петр взял смартфон и повертел его в руках. С минуту он полазил по приложению, затем нажал на кнопку блокировки экрана и аккуратно положил смартфон перед собой. Выражение его лица оставалось неизменным.

– Это доказывает лишь то, что если есть возможность, то найдутся и те, кто ей воспользуется. Задумайся о том, как бы ты жил, если бы не мог «обнулиться»? Позволил бы ты себе вести такой образ жизни, какой ведешь сейчас? Остался бы на своей работе?

– Я… не знаю, – вопрос поставил меня в тупик. Кем бы я был сейчас?

– Я видел твою душу, Марк. Видел ее насквозь. Ты… Хороший человек, избравший не верный путь. Измени свою жизнь и больше не придется отрекаться от содеянного.

– Еще отличные советы будут?

– Только если попросишь, – он подмигнул мне. – Не находишь, что мы очень отвлеклись от моего рассказа?

– Пожалуй, – я твердо решил дослушать сейчас Ангела до конца и только потом обдумать все сказанное им – в пылу, на эмоциях можно сделать большое количество поспешных выводов. – Ты остановился на том, что поехал учиться на врача.

– Точно. Школьные года я потратил на изучение английского языка, причем добился существенных успехов – мог вполне свободно изъясняться и правильно строить предложения. По приезду в Лондон, я первым делом арендовал жилье и в тот же месяц поступил в университет, сдав вступительные экзамены на высший бал. Если бы не рекомендательные письма, то со мной даже бы не стали разговаривать, но как не дать шанс сироте? Проблема была в другом – достигнув совершеннолетия, меня обязали сдавать замеры «индикатора». Перед тем как уехать учиться, я думал, что в Англии принятие закона о замерах отложат хотя бы на год, а там уже что-нибудь придумаю… Когда же по новостям передали, что закон через неделю вступает в силу, у меня упала чашка чая из рук. К такому повороту событий я был не готов. Первую посетившую меня мысль о том, что сделать татуировку на другой руке, идентичную «индикатору» пришлось отбросить сразу. Ходить каждый раз к мастеру «добивать» грехи? Или сдавать замеры с одной и той же татуировки? Я боялся, что это может вызвать определенные вопросы со стороны надзорных органов. Вторая мысль так же не блистала гениальностью – взломать приложение «грехопадение». В Англии оно называется по-другому, но суть та же. Моих познаний в сфере взлома компьютерных программ было явно не достаточно для подобной процедуры… Был ещё один вариант – рассказать немного искаженную правду о Гансе – что он был старым маразматиком и использовал ребенка как личного «ловца». Но сколько по времени заняла бы проверка информации? И за девять лет не разложилась ли рука немца в гробу вместе с «индикатором»? По роковому стечению обстоятельств, примерно в то же время, как я обосновался в Лондоне, в городе завелся серийный убийца. Слишком много совпадений – могли просто повесить на меня преступления, которые я не совершал. Ко всему прочему, мои документы были утеряны… Не могу даже предположить, где и когда это произошло. Дело с мертвой точки сдвинул его величество случай. В парке, где я проводил большую часть свободного времени, ко мне на лавку подсела девушка и спросила, отчего мое лицо напоминает «грустную тыкву». Пришлось рассказать о потерянных документах. Мы разговаривали, наверное, около часа, ни о чем и обо всем сразу. Она пыталась меня ободрить, говорила, что все будет хорошо и нечего переживать о мелочах, что не в деньгах счастье. А с документами поможет ее отец, он видный государственный деятель, большая шишка одним словом. Так мы познакомились с Николь, вчерашней школьницей и завтрашней студенткой. Она предложила сходить к ее отцу на работу, тем более что путь от парка займет минут пятнадцать пешком. Не долго думая, я согласился. Пока мы шли, Николь рассказывала о себе, попутно задавая мне вопросы. Время в дороге пролетело незаметно, никогда прежде мне не с кем не было так легко разговаривать. Меня стало заботить то все «вранье», которое пришлось преподнести Николь. Когда мы добрались до нужного дома, девушка позвонила отцу и предупредила, что мы ждем его внизу. Мы зашли внутрь офисного здания и принялись ждать. Через пару минут из лифта вышел седой мужчина, неплохо выглядевший для своих лет, его звали Бен. Он обнял Николь и поцеловал ее в щеку, мне же пожал руку и пригласил проследовать нас двоих к нему в кабинет. Николь кратко изложила ситуацию, мне оставалось только подтверждать ее слова кивками. Бен внимательно слушал, при этом пристально рассматривая меня. Пообещав мне помочь, он сказал Николь поехать домой, меня же попросил остаться на пару минут для выяснения некоторых деталей. Мы попрощались с дочерью Бена и остались наедине в кабинете. Сидели друг напротив друга, нас разделял лишь стол. Я чувствовал себя неловко, ведь Бен не говорил ни слова, а просто сидел и смотрел на меня. Потом он встал, обошел стол и присел на корточки возле меня, взяв при этом мою ладонь левой руки в свою. Мне хотелось одернуть руку, но Бен сказал: «Не бойся меня, я вижу, насколько тебе плохо и страшно в нашем мире». Потом он обнял меня и ласково прижал к себе. Тогда впервые у меня из глаз потекли слезы… Мы беседовали с Беном несколько часов подряд. Он очень помог мне как с документами, так и с регистрацией замеров. Помог просто так, ничего не прося в замен. Бен возглавлял службу, аналогичную вашему ГК, так что проблема с замерами была решена сама собой. Меня поразило существование таких добрых людей, мы с ним стали хорошими друзьями.

– Бен стал тебе ближе, чем Ганс?

– Гансом двигало чувство долга, тогда как Бен помогал бескорыстно… В сентябре началось обучение в институте. Учеба давалась мне легко, я узнавал очень многие интересные и важные вещи. У меня появились друзья, о которых я и не смел мечтать. Не дети, с которыми не о чем поговорить, а личности, с которыми можно вести беседы! Как же долго я этого ждал! У меня появились Николь и Бен! Знаешь, как трудно было достичь совершеннолетия, имея сознание взрослого? Постоянные перепады настроения, гормоны, прыщи на лице… Я до сих пор корю себя за то, что в день «Озарения» принял образ ребенка! Не пришлось бы через все это проходить!

– Ты же говорил, что ты самый маленький из всех Ангелов?

– Самый маленький не значит совсем дитя. Моему сознанию около тысячи лет, этому телу же едва стукнуло девятнадцать.

– Зачем тогда ты вел себя как ребенок?

– Психология. Дети склонны говорить то, что думают. Ребенку проще поверить и принять его слова.

– Отлично, начало нашего пути к Раю началось с обмана, насколько это «правильно» по-твоему?

– Я ни разу не говорил, что это было правильно. Других путей не было, и вообще хватит считать все произошедшее каким-то обманом, ничего особо страшного или плохого я не сделал.

– Ты считаешь нынешние поколение не достойным Рая и заранее рассчитывал на последующие! Ты дал мечту, надежду всем людям, но не сказал им о своем истинном отношении! – я вновь вскипел, на меня нахлынула очередная волна гнева, но, вместе с тем, и сильнейшее чувство обиды. – Ты показал дорогу, которая началась со лжи – по какому пути пойдем мы?

– По тому, который выберите сами, – глаза Ангела на мгновенье злобно сверкнули. – Я не показал дорогу, по которой надо идти, а дал направление.

Меня раздражала его идеология, его вера в свою правоту. Ангел старался убедить меня в том, что ничего страшного он не сделал. Я же придерживаюсь мнения, что нельзя строить что-то новое, взяв за основу ложь и манипуляцию. Как еще иначе объяснить его нежелание сказать об отсутствие веры в нас и принятие облика ребенка? Не сказать правду или сокрыть ее – та же самая ложь. Вероятнее всего, если бы этот факт стал обнародован, многие люди согласились бы с Ангелом – ничего страшного, он же хотел как лучше. Почему это так задевает меня? Дело не в эгоизме, как может показаться на первый взгляд. Вопрос скорее в морали – для меня поступок Ангела и те мысли, которые им двигали сравнимы с ситуацией, когда солдат во время войны посылают оборонять позицию до прихода дружественных сил, говоря о необходимости этих действий для победы и что обязательно придет помощь, надо только дождаться… Люди стоят до последнего, погибая от вражеского огня, так и не узнав, что их смерть была не то что зря, но ради стратегического маневра, продуманного командующими заранее. И даже если этот ход был обоснован и действительно приблизил победу в войне, толку от этого молодым ребятам, погребенным в общей братской могиле с медалями и орденами, врученными посмертно, немного. Цель оправдывает средства… Ложь во спасение, ложь для всеобщего блага… О чем еще предпочел смолчать Ангел?

– Прошу, ответь сейчас честно, – попросил я Петра. – Чистый «индикатор» – это единственное условия для пропуска в Рай?

– Сам-то как думаешь? – он подпер голову рукой и посмотрел на меня исподлобья.

– Ты не ответил на мой вопрос.

– Да, – сказал Ангел. – Единственное.

Может, я ищу подвоха там, где его нет? Какой смысл врать Петру? Он же сам сказал, что если Врата откроются в этом поколении, то он только будет рад. Может надо относиться с большим доверием к людям или… Ангелам?

– Можно я закончу свою историю? – сказал Петр усталым голосом.

– Попробуй, – нехотя ответил я. У меня сейчас было одно желание – как можно скорее закончить это разговор.

– Постарайся только на этот раз не перебивать меня, прошу, – попросил Ангел. – Бен еще в день знакомства взял с меня обещание ничего не говорить его дочери о моей «ангельской» натуре. Он объяснил это тем, что Николь еще не готова узнать правду в виду своего юного возраста – она просто не отнесется к этому серьезно и за случайным разговором с подругами может проболтаться, безумно гордясь своим знакомством с Ангелом. В тот момент я полностью согласился с Беном. В итоге, на протяжении четырех месяцев, мне приходилось разрываться меж двух огней: вечерние беседы с Беном и остальной свободный досуг с Николь. Втроем мы старались не пересекаться. Мои визиты к Бену приходились на его рабочее время, обычно в конце дня. С Николь мы же виделись после учебы, порой засиживались в кафе недалеко от института до позднего вечера, периодически я даже пропускал встречи с ее отцом. Он скептически относился к нашим отношениям, но никак не препятствовал им. Бен считал, что Николь влюбилась в меня по уши, и ожидал от меня ответной реакции. К его радости, я не испытывал особенных глубоких чувств. Так, по крайней мере, я думал. Хотел думать… Знакомо ли тебе чувство, когда ты не можешь выкинуть образ девушки из головы? Когда каждый день ты с нетерпением ждешь вашей встречи? Когда, стоит только представить запах ее духов, как тут же теряешь голову? В отличие от меня ты родился человеком, эти чувства даны тебе с рождения. Представляешь, каков был мой шок, когда я в первый раз задумался об этом? Ангелы могли испытывать лишь братскую любовь к себе подобным, к Отцу и к его творениям. Но это была любовь не… такая. Смесь уважения, заботы и преданности – все то, к чему приходят пары со временем. Помня уроки Отца о любви, истинное значение этого слова не дано было мне понять, до встречи с Николь… Любовь… Иногда меня просто выворачивало на изнанку от одной лишь мысли, что мне приходится постоянно врать близкому человеку. Сколько я придумал фактов о своей жизни, которых на самом деле не существовало! А этот гипс на руке? Ты представляешь, что такое носить гипс на здоровой руке почти полгода, лишь бы Николь не просила продемонстрировать ей «индикатор»! Порой мне казалось, что все проблемы создал себе я сам, что в этой жизни мне должно было хватать одного лишь Бена и наших с ним разговоров. Но, стоило лишь появиться в моей голове ее образу, как все отодвигалось на второй план, все настолько казалось мелочным и несущественным…

– Почти как сюжет одного фильма…

– Я же просил не перебивать? Первый семестр учебы в институте пролетел незаметно, оставалось только сдать экзамены и уйти на заслуженные зимние каникулы. Мы договорились с Николь вместе посетить Францию и после последнего экзамена в январе двинулись в путь. Уже в Париже Николь решила открыть мне свое сердце – она призналась в любви. Не могу сказать, что это меня шокировало, я все же был уверен в ее чувствах. Как и любому «человеку», никогда не привыкну к этому слову в отношении себя, было приятно услышать эти слова от нее. И тогда я не удержался – сказал правду о своих чувствах и о себе. Сначала Николь мне не поверила, она произнесла много ужасных слов в мой адрес, «шутник не доделанный» самое мягкое из высказываний, до сих пор бросает в дрожь от ее тирады… но, стоило показать ей свой «индикатор», как она резко переменилась в лице. Минута тишины, пять минут слез, обнимания, извинения и поцелуи. Оставшиеся дни мы были увлечены только друг другом… Николь начинала познавать истинного меня, не ту жалкую подделку, которая находилась возле нее полгода подряд. Ангел расправил крылья… По приезду в Англию меня ждал неприятный разговор с Беном. Зачем люди дают обещания, а потом лишь ищут оправдания? Под силой чувств или обстоятельств мне пришлось нарушить слово? Жизнь длиннее, чем кажется – никогда не знаешь, что тебя ждет за очередным поворотом судьбы. Невозможно знать что-то наперед, можно лишь предугадать исход… Примерно такой посыл несли слова Бена. Он не выглядел рассерженным, скорее был разочарованным во мне. Последние его слова навсегда останутся со мной: «В человеке всегда борются два начала – добро и зло. Раньше, во многих религиях, эти понятия представляли как ангела и демона, сидевших на плечах. Кто сидит на плечах ангела?». Эта беседа стала для нас последней. Я молча покинул его кабинет и просто бродил в одиночестве по зимнему парку. Через несколько часов, когда ноги совсем окоченели, я пошел в сторону дома. Николь там не оказалось, на звонки она не отвечала, как и не оставила никаких сообщений. Ее подруги и друзья тоже не смогли подсказать ее местонахождение. Пришлось звонить Бену, но телефон предательски молчал. Через полчаса я уже стоял на пороге его дома. Входная дверь была открыта, наверху послышались женские крики. Голос принадлежал Николь. Я почувствовал холод железа на своей шее, резкий толчок рукой в спину и услышал: «На второй этаж, живо». Пришлось подчиниться и подняться по лестнице, дверь в кабинет была распахнута настежь. В помещении находилось пять человек: Бен сидел за своим столом, уронив голову на левое плечо, один мужчина держал Николь, второй задергивал занавески на окне, третий сидел в кресле, положив ногу на ногу. Во лбу Бена находилась аккуратная дырочка со стекающей из нее кровью… Мужчины, одетые в черные костюмы больше походили на профессиональных убийц, чем на воров. «Трепло твоя девчонка» – сказал лысый мужчина, сидевший в кресле. Как позже выяснилось, Николь со своей подругой засиделась в ресторане и, как и говорил Бен, не смогла удержаться от того, чтобы не поделиться с лучшей подругой своей тайной. Моей тайной. Подруга, недолго думая, отправила сообщение своему отцу, который был очень заинтересован этой новостью. На следующий день после учебы Николь силой затащили в машину. Выпытывать информацию похитителям долго не пришлось – от одного вида пистолета Николь рассказала все, что знала. Соврала лишь в одной детали, что живем мы с ней у ее отца. Видимо, надеялась на личную охрану… Мужчина задрал рукав моего свитера, удостоверился в наличии черного «индикатора», удовлетворительно кивнул и дал команду убить Николь. Ее застрелили на моих глазах, Марк… Два самых близких мне человека предстали перед Вратами, которые их не пропустят… Эти «твари» заставили получить Николь отметину – она, под принуждением, сама застрелила своего отца… Бена тоже заставили переступить черту…

Я положил Петру руку на плечо и крепко сжал, потом вышел из комнаты и позволил остаться Ангелу наедине с самим собой. Мужские слезы никто не должен видеть… Стоя на балконе, я закурил сигарету. С небес выпал первый снег. Через пять минут ко мне подошел Ангел, утирая слезы ладонью. Мы молча стояли и смотрели вдаль, на жизнь города, не семенящих в разную сторону людей, на движущиеся машины. Каждый был в своих мыслях.

– Прости, немного осталось, – затягиваясь, сказал Петр. – Эти суки носят название «черное братство» и считают себя чуть ли не средневековым орденом. Люди, которым уже нечего терять, чьи душа чернее «индикаторов» на их руках. Убили они Николь и Бена по одной простой причине – никто не должен знать о бытие Ангела на земле. Основал этот орден выходец из России, Виктор Мраков. Под его началом собрались достаточно влиятельные люди, которых надо было посадить за решетку задолго до принятия закона о снятии замеров. Их основная идеология состоит в том, что раз дорога в Рай закрыта, то моральных запретов больше нет. Нет разницы, скольких ты убьешь – одного или десятерых, сколько ты своруешь, скольких обманешь. Ты ведь понимаешь, что основная масса «дерьма», которая сейчас творится, исходит именно от «черного братства»? Откуда до сих пор берутся наркотики? Почему убивают людей огнестрельным оружием, откуда оно появляется? В реалиях современного мира остались те, кто живет как раньше… Условием для вступления в «черное братство» является наличие абсолютно черного «индикатора», действенный способ найти преданных соратников. Приток новобранцев в орден достаточно велик – по сей день количество морально сломленных людей, не успевших во время «обнулиться», неуклонно растет. Вот и пускаются во все тяжкие… Меня привели к самому Виктору, в его загородную резиденцию под Берлином. Помнишь, я говорил о связях Ганса, позволивших ему усыновить меня? Этой связью оказался Виктор, на тот момент еще обремененный такими понятиями, как честь и долг. В конце Второй Мировой войны, Ганс спас отцу Виктора жизнь, поэтому просьбе старика Мраков не отказал. Правда, старик на радостях все же проговорился невзначай обо мне, но Виктор не придал этому значения – что под старость лет не взбредет маразматику в голову? А потом, через почти десять лет история с Николь, моментом дошедшая до ушей Виктора, заставила его вспомнить тот разговор. Подняв старые документы, сравнив имена, факты и слова двух незнакомых друг с другом людей он послал своих добрых молодцов найти меня. Лидер «черного братства» знал, что путь в Рай ему заказан. Как избежать неизбежного? Правильно, надо попытаться обмануть саму смерть… Он увлекся оккультизмом, но ни один из опробованных им способов не сработал. Виктор совсем отчаялся, ведь оставшиеся варианты с ангелом в качестве главного ингредиента были ему не доступны. И тут на сцене появляюсь я… Целый месяц каждодневных экспериментов из сатанинских книг! Представь на секунду, как тебе рецепт вечной жизни – вам понадобится: кровь вепря – 1 литр, глаза летучей мыши – 2 штуки, живой ангел – 1 штука. То, что это попахивало явным идиотизмом, никого вообще не смущало! Я утрирую, конечно, но суть примерно была такая. Виктор говорил просто – если вся «религиозная лабуда» оказалась явью, то почему «другая» сторона не имеет право на жизнь? Однажды они даже заставили сделать глоток моей крови какого-то мужчину из их ордена, а потом пустили пулю ему в лоб! Проверяли тем самым – бессмертен ли он… На тридцатый день экспериментов я сам начал обретать веру о бессмертии тела путем моей экзекуции. Если бы я не потерял свою Ангельскую сущность, то может что-то бы и получилось – мистика в вашем мире существовала с момента возведения Врат. Правда, мне ни разу не приходилось слышать о чьем-либо бессмертии. «Рядовые» обряды и заклинания со временем должны были закончиться, и тогда Виктор бы перешел к последним методам – моему ритуальному жертвоприношению… Я жил в отдельной комнате под постоянным наблюдением охраны и видеокамер, мечтать о побеге без сторонней помощи не приходилось. Ко мне относились не плохо – не могу сказать, что чувствовал себя узником в прямом смысле этого слова: кормили три раза в день добротной пищей, по моей просьбе приносили литературу, даже разговаривали вежливо. В один из дней, меня привели на очередной ритуал. Посадили в центр пиктограммы, на кончиках которой горело по свече. Виктор громогласно произнес: «пора начинать!». Я читал об этом ритуале – они хотели обмыть руки ангела святой водой, потом произнести какое-то заклинание и, по их мнению, магическим образом все должно было получиться. Ко мне подошел голый по торс мужчина, несший чашу и губку. Он сел на корточки возле меня, в правую руку взял мою левую, приподнял ее, мое запястье смотрело вверх. Пальцами своей левой руки мужчина обхватил мое запястье и резким движением задрал мою кофту вверх до локтя. На меня нахлынуло ощущение холода и боли, я чуть не потерял сознание. Через пару секунд я пришел в себя и посмотрел на мужчину – у него дрожали веки, его лицо озаряла улыбка. Он встряхнул головой и посмотрел на свой «индикатор» – он был чистым. Выражение его лица выражало недоумение, он оглянулся по сторонам, при этом зажав ладонью правой руки свою татуировку…

– Подожди, то есть ты «обнулил» человека, которого невозможно «обнулить» в принципе? – я не верил своим ушам.

– Поверь, я был удивлен не менее твоего сейчас, – Петр обхватил себя руками. – Холодно, пойдем обратно на кухню?

Мы сели за стол, в очередной раз я поставил кипятиться чайник.

– Это… странно, – сказал я. – Знаешь, когда ты точно уверен, что дважды два равно четыре, а в итоге выясняется, что пять…

– Тогда тебя не меньше удивит следующая деталь – я могу «обнулить» очень большое количество людей, даже склонен полагать, что это число стремится к бесконечности.

– Я боюсь спросить, как именно ты это понял?

– Слушай дальше, – он разлил кипяток по чашкам. – Мужчину, которого я «обнулил» звали Артем. Он не подал вида, а просто молча продолжил готовить меня к ритуалу. Очередной провал и очередная отправка меня в комнату дожидаться следующего дня. Той же ночью я никак не мог уснуть. Ближе к часу послышался разговор за дверью, я узнал голос Артема. Настала его очередь заступить на пост. Он зашел ко мне в комнату, его первые слова были: «спасибо». Артем рассказал, что никогда не хотел вступать в «черное братство», ему просто пришлось. Бывший солдат, побывавший во многих горячих точках по приказам своего государства задолго до «Озарения». После демобилизации, единственным, что оправдывало его «отметины» перед снятием замеров, являлся военный билет. В глазах общества же Артем стал чуть ли не прокаженным: ни на одну работу его не принимали, пособие от государства было настолько мизерным, что едва позволяло сводить концы с концами. Не имея семьи и друзей, он не знал, как ему жить дальше. От последнего шага его спас звонок. Человеком на другом конце провода оказался представитель «черного братства», предложивший встретиться и рассказать о новой жизни. Дальше Артем добровольно оказался здесь, уверенный, что попал в общину таких же, как он… Новый мир отверг людей, наподобие Артема, и им ничего не оставалось, как найти пристанище среди себе подобных. Сказать, что он был раздосадован, увидев новых «братьев» значит не сказать ничего. Основная масса новобранцев являлись просто отъявленными «сволочами». Их обеспечивали крышей над головой, едой и питьем, взамен требуя лишь послушания и выполнения приказов. Не отягощенные моралью вступали в ряды частной армии – становились самыми обычными наемниками. Люди, имевшие представление о военном деле, но по своим соображениям отказавшиеся нести службу становились охранниками. Артем как раз был одним из них и он очень не лестно отозвался о своем участии в ритуале, считая все это бредом… Одни изготавливали наркотики, вторые их продавали, третьи занимались воровством, четвертые грабежом. Если коротко, то почти весь оставшийся преступный мир объединился под эгидой «черного братства» и их идеологии. Правительства стран давно знают о существовании ордена, но сделать с этим ничего не могут. Представители ордена готовы убивать, полиция – нет. Здравомыслящий человек ни за какие деньги мира не согласится пойти на убийство, зная, что за это его ждут вечные муки – какой прок от денег на той стороне? Есть фанатики своей работы и патриоты страны, не спорю. Но, что смогут противопоставить десять человек тысячи? Виктор имеет влияние над главами государств – по негласному правилу, никто не лезет в дела «черного братства», представители ордена же не «перегибают» палку: никаких массовых беспорядков, никаких бездумных убийств и изнасилований. Виктор не требует от своих братьев фанатичного поклонения своей персоне, при этом «черное братство» имеет четкую иерархию. Жесткий устав регламентирует всю жизнь ордена. Артем упомянул, что «черное братство» насчитывает около пятидесяти тысяч людей по всему миру. Пятьдесят тысяч человек, живущие только для себя, плевать хотевшие на остальных! Большинство облюбовало далекие от посторонних глаз места, в основном Мексику. Зачем Виктор держит при себе целую армию понятно – без ее наличия никто бы с ним не считался.

– Ты не бредишь? – в голове не укладывалось. – Я никогда не слышал ни о чем подобном!

– Кто бы тебе рассказал об этом? – Ангел вздохнул. – Виктор всегда действует скрытно, случаи, когда его подопечные попадают за решетку, крайне редки. Максимум, что ты можешь выжить из информации в новостях – арест наркодилера либо угонщика, никакой конкретики либо связи с «черным братством».

– Тебя не пугает наличие частной армии? – в мире, где пацифизм является негласной идеологией, трудно представить что-то подобное.

– Военных действий Виктор не предпринимает. Он достаточно умен, чтобы осознавать важность отсутствия кровопролития. Лишенный своей «прежней» жизни, он поднялся вновь. Один ты ничего не добьешься, собрав команду – тоже. Лишь тысячи тысяч людей, объединенные вместе, достаточно сильны для автономной и независимой жизни. Отними у человека средства и возможности к существованию и он опуститься до воровства, в крайних случаях – до убийств. Покажи ему, где находится сборище таких же «угнетенных и обездоленных» – жди новобранца. Простая и действенная логика, бесперебойно работающая последние семь лет, с момента, когда у Виктора отняли все.

– Мне кажется, что в твоих словах отчетливо слышны нотки оправдания действиям Виктора.

– Оправдания? Нет, скорее благодарность – если бы не он, то нечто подобное братству создал кто-нибудь другой. В итоге, вместо контролируемой структуры могла получиться сеющая хаос организация. И не забывай, что в появлении «черного братства» есть и моя вина.

– Благодарность? И это после того, что его люди сделали с Николь и с Беном? – может, я чего-то не понимаю?

– Не говори об этом, это я и так знаю…

– Но если бы не его приказ доставить тебя, то твои друзья были бы живы!

– Если бы не я, то они бы были живы и так! – он нервно закурил еще одну сигарету. – Я… не жалею о «Озарение» и извиняться мне не за что… Нельзя забывать о том, с чего все началось, о цели… Но… Я не могу забыть ее лицо, Марк! Вот просто не могу! Будь я Ангелом, смертью больше смертью меньше в механизме жизни не имело бы никакого значения! Но… я стал человеком! Как вы с этим живете, я не понимаю?

– Выбора другого нет, – я достал из тумбочки салфетки и протянул их Ангелу. – Прости меня.

– За что? – всхлипывая, спросил Петр.

– Что считал несправедливым твое мнение о достойности Рая моим поколением, – всегда полезно посмотреть на события под другим углом. Обиженным ребенком успеть побыть можно всегда.

– Рад это слышать, – он немного успокоился.

– Но все равно ты ошибся в кое-чем, – я грустно улыбнулся. – Два-три поколения – это преступно мало для прохождения Врат…

– Надеясь на лучшее, мы порой не видим очевидное, – сказал Ангел.

Обычно, момент, когда меняется восприятие жизни или мнение о чем-то приходит не заметно, граница «до и после» стирается, и ты остаешься с новой жизненной позицией, помня лишь отголоски старой. Проблема возникает лишь у людей, кричащих на каждом углу об одном, в итоге пришедшие к другому. Отдельно взятый человек может простить твою ошибку, общество в целом – нет.

– Закончи свою историю, – я дружелюбно улыбнулся Ангелу. – Философию отложим на потом.