Текст книги "Сердце ворона"

Стоял погожий весенний вечер. Солнце над стольным Гортеном уже начинало клониться к закату, когда из восточных ворот Старого города вышел непритязательно одетый молодой человек с выражением непередаваемой скуки на лице. Камзол бродяги, некогда выглядевший весьма неплохо, ныне пестрел заплатами, выцветшие штаны и вовсе были разорваны на коленях, но это обстоятельство, похоже, оборванца ничуть не волновало. В предместьях такой «наряд» был обычным делом, и внимание здесь скорее привлекли бы дорогие модные платья или изысканные украшения, чем рваные лохмотья нищего. Не стоило тут показываться и в воинских доспехах – верный способ распугать трусливых обитателей жалких лачуг, а то и получить нож меж сочленениями лат в спину от тех, кто похрабрее. А уж про облачение тайной стражи – всякие там черные плащи, шляпы и маски в пол-лица стоило и вовсе забыть – далеко не всегда подобное одеяние поможет скрыться или откроет двери. Наивные жители королевства полагают, что все шпионы без исключения выглядят именно так, на самом же деле самые опытные и умелые из них крайне редко показываются на людях в подобном маскараде. Скорее, они будут выглядеть, точь-в-точь как ваш нелюбимый сосед или случайный знакомый, которого даже и не вспомнишь при встрече. Глядя им вслед, вы просто не заметите ничего подозрительного и молча пройдете мимо.

Джек Кармали шел по узкой и очень грязной улочке с весьма красноречивым названием: Трехгрошовая. Злые языки утверждали, что ровно столько денег можно наскрести со всех ее обитателей вместе взятых, да и то, только если как следует вывернуть все карманы. Это был, наверное, самый бедный угол во всех предместьях. Постройки здесь даже домами сложно было назвать – скорее хлева или покосившиеся сараи, а не места для проживания. Кое-где над этими «строениями» поднимался в воздух дымок – местные собирались на ужин и варили нехитрую похлебку из того, что удалось раздобыть днем.

Шли вторые сутки после того разговора Джека со Слухом, и королевский шпион уже успел позабыть о своих непонятных предчувствиях – задание захватило его целиком. Он пробирался по следу убийцы, словно собака, с азартом выслеживающая лесного хищника. Опросы свидетелей, осмотр тел погибших – Модлог успел прикончить уже четырех ни в чем не повинных гортенцев, – предположения, проверки, снова предположения. Наконец он обнаружил то, что искал – один из напуганных до смерти нищих рассказал Джеку, что три дня назад в город прибыл жуткого вида неразговорчивый хромой бродяга с широким шрамом через всю щеку. По описанию все сходилось – Джеймс Модлог собственной персоной, убийца, душегуб, беглый каторжник и бывший агент тайной стражи его величества. И теперь Джек знал, где его искать.

Двухэтажный дом, в котором укрылся душегуб, не имел даже крыши – на деревянный остов были небрежно набросаны какие-то старые доски. Когда-то давно здесь случился пожар – копоть на стенах снаружи свидетельствовала о немилосердно бушевавшем огне. Изнутри, судя по всему, дом-погорелец выглядел не менее печально. Похоже, что старые жильцы давно съехали, решил Джек, а теперь здесь ютятся те, у кого нет жилья. Вернее, ютились, пока три дня назад не появился новый постоялец. Вряд ли Модлог мог оставить кого-то из бездомных в живых. Джек подозревал, что виденные им в городе трупы – не последние. Тот, кого он разыскивал, был очень опасным типом, к тому же совершенно лишившимся последних остатков разума. Это был уже не человек, а обезумевший зверь. Когда-то Модлог был таким же, как Джек, состоял в тайной страже королевства и даже дослужился до пятой дюжины, что, признаться, удавалось немногим из шпионов. Сам Кармали, к слову, состоял в первой дюжине, наивысшей, куда входили только лучшие из лучших. Так вот, всего год назад Джеймс Модлог по прозвищу Вепрь считался весьма перспективным агентом, сам сеньор Прево не раз отмечал его рвение, преданность и холодный расчет. По мастерству он давно уже был достоин перейти в более высокую дюжину, и только непомерная жестокость Вепря не позволяла ему продвинуться на более ответственную работу. Черный Пес долгое время опасался отпускать его на задания одного. И, как оказалось, не зря. Однажды на операции по разоблачению агентов Умбрельштада Модлог сорвался. Или, если быть более точным, показал свое истинное лицо. Вырезал целую семью, заметая следы. Эта семья была обычными крестьянами, ни в каких связях с некромантами не замешанными, – муж с женой, старуха-мать, пятеро детишек. Не выжил никто. Такого в тайной страже простить не могли. Вепрь на коленях ползал перед Прево, вымаливая для себя помилование, клялся, что такого больше не повторится, просил оставить его в тайной страже. Но Каземат был непреклонен – безумца упрятали на каторгу, в теальские каменоломни. Лучше бы сразу убили. Теперь та ошибка обернулась большими неприятностями – душегуб бежал, и уже ничто его не сдерживало – злобная ярость и жажда убийств вырвались на свободу. Оружием Модлог владел превосходно, лучше всего – ножом и удавкой, именно ими были убиты его последние жертвы. Он ненавидел всех без исключения, но более других – сеньора Прево и его людей. Джек прекрасно понимал, что с подобным типом нужно, что называется, держать стрелу на тетиве.

Кармали толкнул почерневшую дверь – та не открылась, а попросту упала внутрь – петель не было. Проклятие! Наделать столько шума в самом начале! Если Модлог подстроил это специально, чего нельзя исключать, то он уже знает о проникшем в его логово незваном госте. Лучше всего, конечно, было подкараулить мерзавца на улице, но времени на ухищрения и засады не оставалось – ему ясно дали это понять. Джек крепче сжал в руке короткий чуть загнутый кинжал с обтянутой кожей рукоятью, проверил метательные ножи на поясе, после чего шагнул в пугающую полутьму.

Очертания предметов внутри дома были едва различимы – тусклый свет заходящего солнца едва пробивался через прогнивший потолок и заколоченные досками окна. Шпион старался ступать тихо, но то и дело подошвы сапог шуршали на рассыпанном по полу щебне, рукава цеплялись за упавшие балки, а ворвавшийся в дверной проем ветер так и норовил столкнуть вниз какой-нибудь неудачно лежащий наверху камень.

Перешагивая через груды хлама, Джек, крадучись, обошел три небольшие комнаты – весь первый этаж – нигде не было ни души. На второй подниматься было просто опасно – прогнившая лестница едва держалась, да и вряд ли среди этих руин, в которые превратилась верхняя часть здания, мог кто-то прятаться. Но где же тогда Модлог? Неужели нищий соврал или ошибся? Все может быть. Джек принюхался – в доме пахло сыростью, гнилью и разложением. Разложением… Он повел ноздрями, неожиданно почуяв весьма специфический «аромат». Трупный запах! Значит, убийца и в самом деле где-то рядом. Но где же он здесь может прятаться? Мысль пришла неожиданно – ну конечно же, погреб! Где-то здесь обязательно должен быть погреб, в таких подземельях жители обычно хранят соленья и прочие запасы на зиму.

Шпион осмотрелся – и в самом деле, ему раньше стоило обратить внимание: под лестницей обнаружилась крышка люка. Джек осторожно приблизился к найденному лазу и, отложив в сторону нож, двумя руками взялся за ржавую, торчащую вверх ручку. Крышка поддалась с жутким лязгом – она оказалась железной. Кармали заглянул внутрь – в черном провале невозможно было что-то разобрать, одна только коварная тьма. В нос ударила уже четко различимая вонь – где-то там, внизу, разлагалось мертвое тело. Джек достал из-за пазухи огарок свечи и огниво. Пара ударов по кремню, и свеча зажглась. Джек пихнул кинжал за пояс и начал осторожно спускаться вниз по деревянной лестнице, придерживая одной рукой свечу. Что ж, посмотрим, как ты тут устроился, ублюдок.

Спустившись, Джек огляделся. Тусклый свет от огарка выхватил из темноты множество полок, на которых виднелись зловещие силуэты – части человеческих тел. Уши, кисти, пальцы, окровавленные и обезображенные головы, банки с мутноватой жидкостью, в которых плавали человеческие глаза, снятые вместе с кожей «парики» – бывшие раньше человеческими волосами. Все это выглядело настолько ужасно, что даже повидавший многое Перевертыш едва заставил себя осмотреть все до конца, а не броситься обратно наверх, попытавшись из последних сил позабыть об увиденном, как о ночном кошмаре. Понятно теперь, почему найденные на улицах тела так обезображены. От нестерпимого запаха разложения весь его ужин настойчиво просился наружу. Но где же сам душегуб? Не лежит же его голова среди этих жутких трофеев. Джек обернулся – и в самом деле, в стене обнаружилась плотно закрытая дверь. Постучать? Не слишком ли много чести…

– Заходи, заходи, – раздался за дверью хриплый, пополам с кашлем, приторный до омерзения голос, – кхе-кхе… Раз уж пришел.

Ничуть не испугавшись, Джек отворил дверь и вошел. Он оказался в крохотной земляной комнатушке, освещенной таким же бледным огарком свечи, что дрожал в его собственных руках. Из мебели там была только табуретка, на которой стояла свеча, и кровать в углу без всякого намека на постель. На ней, обхватив колени руками, и сидел тот, кого шпион разыскивал вторые сутки.

– Нашел, значит, – зловеще усмехнулся Модлог. – Долго же…

– Ты знаешь, что тебя ждет, Вепрь? – вместо приветствия осведомился Кармали. – За то, что ты сделал?

– А… тайная стража. Которая дюжина? – поинтересовался убийца.

– Тебе не все ли равно? – Джек не собирался отчитываться перед этим типом.

– Сколько дней ты распутывал мой столь… кхе-кхе… кровавый след? Неделю?

– Не твое дело. Ты свое отходил.

– Думаешь, я испугаюсь? – зло проговорил душегуб. – Хочешь мою загадку? У тебя есть нож, и у меня тоже. Кто из нас двоих сегодня отправится к Карнусу? Кхе-кхе. Ответ: оба. – Модлог хрипло расхохотался. – Оба! Но по очереди. Кхе-кхе.

– У меня приказ не убивать тебя, Джеймс. Ты можешь отправиться со мной добровольно…

– Ага. На жаркое свидание с дыбой или «железной девой». По-твоему, это лучше честного ножа в сердце?

– Ты мог бы все рассказать…

– Рассказать… – Улыбка на лице убийцы превратилась в жуткую, разъеденную болью маску. – О да! Я много чего могу рассказать. Про каторгу могу, про плети и про колодки. Про каменную пыль, про этот бансротов кашель, раздирающий грудь после каждой смены. Про очень-очень любезных господ-надзирателей с их веселыми изобретениями, без которых так скучно жить. Кхе-кхе… Чего мне тебе еще рассказать?

– Ты убийца и душегуб, ты заслужил все это с лихвой, – произнес Джек.

– А ты? – безжалостно бросил тот в ответ.

– Я – закон, – ледяным тоном процедил Кармали, все еще присматриваясь к врагу, застывшему в тусклом свете свечи – прыгнет или нет, и где же все-таки у мерзавца припрятан нож. За спиной?

– Каков закон – таковы и судьи, – прорычал Модлог и внезапно бросился на Джека.

Тот едва успел выхватить кинжал и взмахнуть им перед собой. Табуретка с глухим стуком упала. Обе свечи в комнате погасли одновременно. Противники сцепились в полной темноте и покатились по полу, почти вслепую нанося друг другу удары ножами. Кармали закричал от боли – клинок убийцы вошел ему в бедро, затем вышел, следом полоснул по груди. Сам он попытался нанести удар в руку противнику, но промахнулся – острие ножа воткнулось Модлогу куда-то в бок. Душегуб взвыл и попытался вырваться, но тут Джеку наконец удалось перехватить руку негодяя с ножом – лезвие звякнуло, упав на камни. После следующего удачного приема кисть Модлога безвольно обвисла – сломана, как догадался в темноте Джек. Последовала еще пара ударов в челюсть рукоятью ножа и несколько болезненных – в ребра. Теперь Кармали бил осторожнее, чтобы не переборщить. Наконец, его усилиями, Модлог свалился на каменный пол безвольной стонущей куклой. Джек не стал утруждать себя поиском погасшей свечи – от жуткой вони в глазах уже начинало мутнеть. Он просто схватил негодяя за шиворот и грубо потащил наверх, стремясь поскорее выбраться из этого рукотворного склепа…

Глава 4
Нашествие орков

 
Цепью выстроились башни.
Флаги реют на ветру!
За спиной – луга и пашни.
Не гулять по ним врагу!
Не отпустим, не сдадим -
Волей Хранна победим!
 

Солдатская песня воинов юго-восточной границы 

14 июня 652 года.

Юго-восточные заставы на границе с Со-Лейлом.

Багровое солнце, будто перевернутый котел кипящей крови, разливало по степи густые лучи, заставляя блестеть червленым капли росы на зарослях ковыля. Утренняя прохлада и промозглый ветер холодными пальцами забирались в самую душу, вынуждая ежиться и дрожать, здесь даже теплые шкуры были бессильны. Несмотря на колючий озноб, вытесанные будто бы из камня могучие фигуры, что застыли у входа в самый большой шатер в центре орочьего лагеря, не смели шелохнуться. Эти немного ссутуленные гиганты в длинных плащах из медвежьих шкур скорее бы замерзли насмерть, чем выказали слабость перед лицом Верховного Вождя. Сквозь прорези заваренных прямо на головах ребристых глухих шлемов, почти не мигая, глядели раскосые зеленые глаза, из щелей на наличье вырывались едва заметные облачка пара. Грубо кованные доспехи застывших в молчании воинов были тяжелы, но крепки и точно по фигуре облегали тела, щетинясь металлическими шипами.

Столь силен оказался ужас, который вселили в их души шаманы своими угрозами вырезать каждому сердце и засунуть на его место злобного духа грехха, что ни один из стоящих у входа не мог даже помыслить о том, чтобы хотя бы сопением нарушить ход мыслей могучего Грышгана, величайшего из вождей, наставленного на стезю самим Х’ананом. Древние колдуны посвятили воинов в строжайшую тайну: сам Темный мир избрал того, кто сейчас находился в шатре за их спинами, вложив ему в сердце ярость, бушующую на усыпанных костями берегах Незримых рек, а в голову – мудрость плетущих нити судьбы пауков из мира Духов.

Сам вождь отнюдь не разделял той безграничной уверенности, что вбили в сознание простым оркам хитрые шаманы. Грышган знал, что нельзя недооценивать врага. Глаза его не были выколоты ножами, мысли не застилали колдовские козни, а разум выстраивал перед взором хитроумные кости планов. Он, ведущий свой народ, поклялся себе не допустить слепых просчетов и роковых ошибок, что приведут к гибели его собратьев. Верховный Вождь пришел сюда не просто, чтобы победить в бою и взять добычу, он вознамерился сокрушить саму память о вековых поражениях орков, открыть новую страницу в летописях своего народа – славную веху багряных пожаров, горячей крови и разодранных трупов белокожих. Именно туда вел его, словно волка через степь, след – другого пути не осталось. А значит, не было у него и права на неверные шаги.

Оставалось совсем немного времени до того долгожданного часа, когда ятаганы, топоры и копья будут в едином порыве вскинуты вверх, и тысячи бесстрашных воинов устремятся вперед, чтобы добыть себе славу в бою или же лечь костьми навсегда на радость шакалам.

Верховный Вождь восседал на расстеленных на земле теплых бурых шкурах, поджав под себя ноги и устремив немигающий взор на приподнятый полог. Оттуда в шатер неохотно проникали солнечные лучи, смешиваясь с догорающим костром. Дым медленно уползал в пробитое наверху отверстие, словно изгнанный дух, а рассветный багрянец танцевал отблесками на многочисленном оружии, развешанном на цепях, что спускались вниз со сводов деревянного каркаса походного жилища.

Снаружи, в проснувшемся лагере, уже были слышны гортанные крики и утробный звериный рев рогов – боевые вожди строили свои отряды, огромное войско степей готовилось выступить. Откуда-то издалека до Грышгана стала долетать хриплая, стремительно разливающаяся по орде, словно пожар в лесу, громовая агрра, походная песнь, которую подхватывал один воин за другим, в такт ей гулко ударили барабаны – пришло время.

Грышган поднялся и закрепил на плечах плащ, трофей Первой охоты, серебристо-синюю шкуру Небесного волка. Верховный Вождь отдернул полог шатра – перед его глазами стояло воинство, равного которому Со-Лейл не выставлял уже две сотни лет. Почти тринадцать тысяч неистовых воинов – сила, способная сокрушить все на своем пути. Неисчислимые ряды орды клокотали, будто штормовое море, в тени грозных знамен с вышитыми нитью человеческих волос изображениями тотемных зверей – тигра, волка и тура. Все кланы выставили своих знаменосцев, и порой можно было увидеть, как багровые и черные стяги перемежаются выделанной кожей людишек, расписанной узорами и рунами орочьего языка. Ревели и пускали из вывернутых ноздрей пар туры, сотрясая землю ударами мощных копыт. Они мотали огромными окованными сталью головами с трехфутовыми рогами. На каждом беснующемся быке сидел вооруженный секирой или ятаганом орк, крепко сжимая в руке толстые многоременные поводья. Шлемы их украшали длинные желтоватые рога, а на поясах висели черепа и отрубленные головы, добытые в прошедших боях и набегах. Этих широкоплечих, обладавших недюжинной силой всадников, которым не раз доводилось пить людскую кровь и топтать ребра людей копытами своих быков, соплеменники и соратники гордо именовали «разрушителями». Сейчас они с яростью в глазах и дикими криками глядели, как из огромной бочки, полной крови белокожих, поднимали стяг Уер’харров.[7]7
  Уер’харр – «Наездник, что топчет жизни». Примерный перевод с орочьего.


[Закрыть] С ткани на землю стекали багровые ручьи, туры начали изгибать спины и дергать шеями.

Неподалеку возвышались огромные фигуры троллей, походивших на ожившие обломки скал. Казалось, не меньше сотни толстых кованых цепей сдерживали этих чудовищ. Они оглашали небо над ордой громогласным ревом. Подчас смотрители швыряли им куски мяса, размером с полкоровы каждый. Тогда монстры набрасывались на корм, раздирая туши на куски и вонзая в них длинные клыки.

Перед ордой одиноко стояли полуобнаженные атаманы, все тело которых покрывала вязь боевых рисунков и татуировок. Их шерстяные штаны были подпоясаны кожаными ремнями, а в руках каждый сжимал огромный двуручный ятаган. Но больше всего атаманы гордились своими шлемами: крепкие и глухие, они были украшены цепью из клыков степных монстров. Составной частью шлема атаманов являлось стальное забрало-полумаска, искусно выполненное орочьими кователями у кого в виде оскаленной морды медведя, у кого – волка или тигра, была даже уродливая троллья морда…

Когда Грышган вышел из шатра, все звуки разом стихли. Даже разрушители, казалось, смогли заставить своих туров замолчать. Бескрайний строй замер, затаив дыхание, – орки приготовились слушать напутственный зов Верховного Вождя.

– Народ Х’анана! – что было сил прокричал Избранный Вести Народ своим воинам. – Поглядите на это алое солнце! Поглядите на этот багровый рассвет! Это дух Шагод[8]8
  Шагод – главный дух Темного мира. Согласно верованиям орков, он является первым сыном самого Х’анана, Отца Трех Зверей. Лицо Шагода, по легендам, пылает огнем, освещая землю и разжигая в сердцах орков ярость.


[Закрыть] благословляет нас! Сегодня мы пришли на земли белокожих не просто для того, чтобы покрыть себя славой! Мы пришли вырвать их сердца, разодрать их глотки! Шестнадцать клыков в пасти долины Междугорья скалятся нам с полуночи! Они ухмыляются, они привыкли грызть тела орков! Сегодня мы вырвем их с корнем!

Ответом ему были громогласные крики, полные не только ярости и ненависти к врагу, но и искренней радости, предвкушения кровавой сечи. Х’анан свидетель, как же давно мечтали орки перегрызть отвратительные бледные глотки людишек, как же ненавидели они эти проклятые башни, забирающие каждый год десятки и сотни храбрых жизней. Как же желали отомстить! За все неудачи, за все свои поражения, за все веками причиненное зло.

Наконец крики стихли. Грышган поднял правый кулак с торчащей из него длинной алой тряпкой, давая знак. Тут же два десятка фигур отделились от строя и направились к нему – Верховный Вождь созывал тех, кому сегодня предстояло вести воинов в бой. Это были могучие вожди и величайшие шаманы его народа. Был здесь и Аррн’урр, Первый шаман Снежного Волка, и яростный Гиур, предводитель неудержимых всадников– разрушителей, и Хромой Улуг, старейший служитель Каменного Тура, отмеченный знаком самого Х’анана, и вождь-побратим Угрришат, и славный Арр’заг, сокрушитель тролльих черепов, и многие другие достойные орки. Все они истово верили в него и сейчас ожидали приказаний.

– Мы атакуем в полдень, – прорычал Грышган, – люди будут ждать нас ночью, они решат, что раз мы встали лагерем, то дожидаемся часа, покуда дух Шагод не скроется за горизонтом. Они и не заметят, как на своих клинках мы принесем им дар.

– Но тролли, вождь, – усомнился одетый с ног до головы в окаменелый доспех из троллиной шкуры великан Арр’заг – за свою жизнь он сокрушил и приручил немало этих чудовищ. – Тролли будут без сил, ведь полдень – не их время.

И верно. Грышган видел, как с каждой минутой эти монстры все больше пригибаются к земле, щурясь от ненавистного дневного света. Их серая каменная кожа была способна залечивать раны с невероятной скоростью, но в разгар дня она размягчалась под солнечными лучами. Их тело утрачивало силы, даже нюх пропадал…

– Сегодня полудня не будет, – уверенно заявил Грышган. – Аррн’урр, что сказали духи?

– Духи пошлют на небеса столько туч, что ночь станет средь бела дня, Верховный Вождь, – ответил старый шаман Снежного Волка. Старик не выпускал из рук бубна, выделанного из человеческой кожи. – Х’анан рад жертвам и с небес улыбается нам.

– А мы улыбнемся ему и пошлем еще больше жертв, когда будут вырваны ненавистные клыки. Арр’заг, возглавишь первую лавину, орда должна ударить сразу по всем шестнадцати башням. Гиур, за тобой второй, сокрушительный удар. Урр’ана! – Грышган отыскал взглядом стоящую за спинами вождей синеволосую орчиху, предводительницу охотниц – та склонила голову долу, не смея встречаться взглядом с Верховным Вождем. – Девы битвы пусть готовятся выступить в любой момент – вы и ваши тролли будете нужны мне. Уггришат, ты возглавишь вторую лавину разрушителей на турах, будете подле меня. – Грышган еще раз обвел глазами всех присутствующих. – Вожди! Покройте себя славой на поле боя, но помните, что более славы я жду от вас победы. И вырежьте себе на ребрах, что цену этой победы определит не то, как много вражеских черепов будет во славу духам свалено у ваших шатров, а то, сколько из ваших воинов будут готовы идти в бой после битвы…

Близился полдень, хотя вряд ли это было заметно по хмурому небу – предвещая грозу, до самого горизонта все затянули тяжелые, налившиеся чернотой тучи. Ненавистные каменные башни возвышались серыми громадами впереди, щетинились копьями, наконечниками стрел и мечами стоявших на стенах солдат.

Первая атакующая лавина была готова обрушиться на оборонительный рубеж Ронстрада. Грышган протолкался через ряды своих воинов и вышел вперед. Последний раз испросив благословения у Х’анана, он вскинул вперед секиру, подавая сигнал к атаке. Орки взревели и боевым шагом устремились к заставам…

По мнению орков, орда должна была смести немногочисленных защитников первым же натиском, в едином порыве вырвать победу из трясущихся пальцев слабаков-белокожих, но яростной лавине сегодня еще предстояло разбиться о стойкость тех, кто был призван оборонять свой дом и даже не думал спасаться позорным бегством. Шестнадцать сторожевых застав решили стоять насмерть. На дозорных путях стен, на открытых этажах башен блестела сталь доспехов, мелькали цветастые одежды гарнизонных магов. Сотни изготовившихся к бою лучников ждали лишь того момента, когда враги подойдут на расстояние дальней навесной стрельбы.

А старый шаман Аррн’урр уже спешил к толпе воинов, ждущей его помощи. Бансротовы людишки, оказывается, не успели увезти с рубежа всех защитников и оружие, и теперь первые ряды орков один за другим ложились под градом стрел с башен, не в силах причинить хоть какой-то вред тем, кто засел в укреплениях. Слева, из ворот серокаменной башни появились королевские мечники и строгими порядками выстраивались навстречу разношерстной орочьей толпе. Нужно было поддержать тех, кто готовился вступить в бой.

Взяв в руки обтянутый кожей поверженных врагов бубен, старый орк принялся неистово прыгать и плясать перед изготовившимся к атаке воинством. Сыны степей рычали, подбадривая себя перед битвой. Шаман тряс бубном над головой, его неистовый пляс все убыстрялся, и скоро вокруг старческих сморщенных рук закружились красноватые искры, описывая замысловатые спирали и кольца. Бубен гремел, и с каждым новым ударом орки чувствовали, как их мускулы наливаются неистовой силой, а звенящая ярость застилает глаза. Аррн’урр снова и снова бил в бубен, и вот уже все войско неистово рычало, рвалось в бой, кромсать и рубить во славу Х’анана ненавистную плоть людишек. Бум-бум… Последний удар, и старик устало опустился на землю, а воинство с дикими воплями ринулось вперед, на ближайшую возвышавшуюся над степью крепостицу. Точно так же сейчас и в других местах шаманы, неистово отплясывая свои боевые танцы и стуча в разноцветные бубны, поддерживали боевой дух сынов Х’анана. Сражение за приграничный рубеж началось.

Фронт атаки растянулся на шестнадцать сторожевых башен, и к ним уже приближались пешие воины орков. Среди многоликой армии возвышались гигантские тролли, земля дрожала под копытами сотен туров, неудержимо несущаяся орда превратилась в сплошное черно-зеленое море. Людям на башнях казалось, будто это степная река вышла из берегов, и остался какой-то миг до того, как она смоет их всех своими всесокрушающими волнами. Поднимая тучи пыли, наездники на турах мчались к крепостицам.

Грышган тряхнул головой, пытаясь сосредоточиться, чтобы иметь возможность спокойно оценить происходящее на поле боя. Вождь с трудом, но все же удержал боевую ярость, начавшую помимо его воли заполнять разум сразу, как только вокруг раздались звуки битвы. Мутные образы крови, человеческого мяса и дикой пляски заточенной стали начали отступать. Он – Верховный Вождь, тот, кто ведет за собой народ, он должен сохранять ясность в голове, чтобы четко и умело руководить сражением. Взглядом, привыкшим видеть на многие мили в степи, он окинул поле боя. В большинстве своем людишки пока отсиживались за стенами высоких каменных бастионов, посылая на головы орков оперенную смерть. Его воины, как могли, прикрывались от стрел щитами, но многие сыны степей шли в бой совсем без защиты. Надо было сделать больше щитов – проскользнула мысль, но Грышган тут же пнул ее от себя. Сейчас важно оценить обстановку, а не думать о том, что упущено…

…Привычно звенит тетива. Белооперенная стрела с шелестом срывается в смертельный полет, находит цель и обрывает еще одну жизнь. Королевский лучник знает, что промахнуться невозможно – впереди зеленое бушующее море. Шаг под защиту каменного зубца, рука к колчану, достать стрелу, наложить на тетиву, шаг влево, натянуть до самого уха и отпустить. Как много раз на тренировках. Этажом выше сержант Нортен корректирует огонь, скоро должны подключиться маги. Да, орки умоются сегодня кровью у ворот заставы. Шаг под защиту зубца, рука к колчану…

Стрелы людей настигали орков столь же неумолимо, как матерый волк отбившегося от стада туренка, могучие степные воители падали в высокий ковыль с ужасающим постоянством. Кто-то захлебывался кровью из пробитого горла, дергаясь в мучительной агонии, пока не добивали свои же, у других белооперенные древки, словно лишние, совсем неуместные части тела, торчали из глазниц, выступали из груди, ног и рук. Остро отточенные наконечники разрывали плоть и внутренности, при этом еще и выжигая мясо, ведь на огромной скорости они накалялись за какие-то доли мгновения.

На левом краю поля боя ситуация складывалась несколько лучше. Там мощные всадники на турах неспешно набирали скорость и вскоре должны были врезаться в строй зачем-то вышедших в поле белокожих мечников. Грышган не мог понять этого поступка. Люди всегда были слабее орков, свою немощь они старались восполнить за счет слаженных действий, выбора удачной позиции или обходных маневров. Раз мечники вышли в поле на заведомую смерть, это могло значить только одно – подлые людишки измыслили очередную хитрость.

В центральной, восьмой по счету, башне в кресле сидел немолодой чародей в белой мантии. В руках он держал прозрачную хрустальную сферу размером с орочью голову. Время от времени маг сообщал командиру заставы все, что передавали командиры с других башен. Вильгельм Наир, хмурый ронстрадский капитан, остался на заставах за старшего после ухода тысячника Аглана. С мечом на перевязи, облаченный в начищенный до блеска кольчужный доспех, он в глубоких раздумьях склонился над расстеленной на столе картой, на которой зелеными фигурками уже были отмечены наступающие отряды врага. Таким образом, благодаря четырем магам воздуха, сотники в ключевых башнях (третьей, восьмой, одиннадцатой и четырнадцатой) могли держать связь друг с другом и координировать свои действия.

Волшебник прикрыл глаза и зашептал. Сотник взял фишку на карте и тут же подвинул ее, а сознание рисовало общую картину действий.

Орки, похоже, не ожидали серьезного отпора и глупо сунулись под стрелы и заклинания, а на правом фланге всадники на степных турах прямиком шли в ловушку Олгерда и его отчаянных рубак. Эти храбрецы не пожелали отсиживаться за стенами, ожидая сигнала отхода. Вместо этого они, согласно утвержденному перед началом сражения плану, выдвинулись, чтобы дать врагу бой за пределами заставы и проучить самоуверенных зеленокожих. Не менее безумными оказались и маги из двух самых западных бастионов, выйдя в поле вместе с воинами. Остальные королевские подданные продолжали держать укрепления, осыпая врагов стрелами и огнем. Идущие на штурм орки несли ощутимые потери, и нужно было по максимуму использовать преимущество стен…

Маг продолжал шептать, и рука еще раз передвинула фишку. Бой за юго-восточную границу Ронстрада продолжался.

Грышган дал отмашку барабанщикам, и ритм войны зазвучал по-другому. Кости выбивали из растянутой на каркасе кожи призывы к отступлению, но могучие всадники, ослепленные яростью, не услышали упреждающего рокота. Они с дикими криками устремились к таким маленьким и хлипким тварям, что посмели выступить против самых могучих воинов степи.

– Гиур! – заревел Грышган, но вожак не слышал…

Неожиданно справа от туров загорелась земля, опаляя шкуры ближайших животных и волосы их наездников, заставляя орков правого ряда смешать строй. Воздух наполнился бешеным ревом быков и полными ужаса криками орков. Такая мука звучала в этих безумных звуках, что их собратья оборачивались, с ужасом глядя, как те носятся по полю из стороны в сторону, гонимые дикой болью. Кровавые ожоги покрывали тела всадников, шкуры могучих животных также были искромсаны неугомонным огнем. Треклятые магики!!!