Текст книги "Мечтатель из страны OZ, или сны сочинителя"

Пока мы сидели под следствием, Горбачев выпустил на волю первую партию политзаключенных и наше дело спустили на тормозах, назначив всем участникам минимальные срока, с отбытием наказания на принудительных работами на стройках народного хозяйства. После восьми месяцев работы формовщиком на домостроительном комбинате, я уехал на Кавказ к родителям, и оттуда вскоре был призван в армию.

На призывной комиссии какого-то ответственного за призыв военного интересовало чем я увлекаюсь. Я решил ответить честно, как есть:

– Философией.

Дядька смотрел на меня искренне недоумевая. В стенах военкомата это звучало как анекдот.

– Какой философией? – удивился военный.

– Экзистенциализмом.

– Каким еще экзистенциализмом?! – продолжал удивляться служивый.

– Французским.

В принципе, я ничем не рисковал и мог назвать хоть феноменологию, хоть структурализм – в двадцать три года, стоя в одних трусах перед комиссией, я мог позволить себе любую роскошь: одного взгляда на состав призывников было достаточно, чтобы понять, что служить я все-равно отправлюсь в стройбат.

Стройбат мало походил на службу, скорее это была лайт версия тюрьмы. Большинство моих сослуживцев в свое время были осуждены по разным статьям. Именно стройбат укрепил в моем сознании ту мысль, что я рожден для маргинальных практик. В армии мне было хорошо – там я расстался со своими амбициями и научился жить одним днем. Часто я проводил этот день за кружкой пива из ближайшего ларька. Два года, в стройбате отложились во мне страхом повторного призыва, который регулярно являлся мне в виде кошмара.

Одно из таких сновидений было настолько реалистичным, что я специально записал его, как некий опыт, который мне тоже пришлось пережить.

На этом раз меня призвали в ту же часть, где я служил раньше. Попытки напомнить отцам-командирам о том, что я уже здесь провел два года своей жизни, не дали положительного результата.

– Вы понимаете, что это ошибка? – добивался я ответа у постаревшего командира роты.

– Конечно понимаю, но, думаю, что там, наверху, это сделали специально, с умыслом. Кстати, я всегда хотел тебя под трибунал отдать: служил ты паршиво, приказы не выполнял, так что ничего с тобой не станет, послужишь еще разок.

И тут меня неожиданно осенило – это шанс срубить бабок с Министерства обороны! Эти суки заплатят мне за каждый день службы, как за рабочий день по суду!

В общем, идея была блестящей, но потом во сне что-то пошло не так. Командиры взялись за свои старые скверные привычки, пришлось их вырубать амбарным замком, душить, топить в сортире и все такое прочее, что может происходить в дурном сне. К счастью, они выжили, варили супчик, вспоминали армию и, время от времени, после приступов гомерического хохота, припадали к дыхательному аппарату.

Интересно как сложилась судьба моих товарищей. Несмотря на подпорченную биографию, им удалось через год восстановиться в университете на заочный факультет. От армии им удалось закосить по состоянию здоровья. Жене, правда, пришлось ради этого ненадолго лечь в психушку. Закончив университет, Женя устроился в краеведческий музей и развернул в нем предпринимательскую деятельность, продавая туристам сувениры. Он женился, завел детей и стал патриотом, с удовольствием участвуя в костюмированных музейных реконструкциях, посвященных Великой Отечественной войне. Евгений даже писал мне в Америку письма, высмеивая мой выбор и хвастаясь теми свободами, которыми он пользуется в России.

– Неужели о такой жизни ты мечтал для своей семьи? – писал он – Надеюсь, что в конце концов, тебе надоест убирать с женой туалеты и ты вернешься в Россию. Ты конечно же не можешь мне откровенно написать каково тебе там, ведь все американцы находятся под колпаком у спецслужб.

Это письмо меня изрядно разозлило и я ответил ему в том духе, что очень за него переживаю, поскольку у меня сложилось впечатление, будто его похитили инопланетяне. Если же это обыкновенное расстройство рассудка, то пусть он мне напишет какие ему лекарства нужны, и я их обязательно ему вышлю. На этом наша переписка с Женей оборвалась. Возможно он обиделся или за него обиделась его супруга, которая писала письма под его диктовку. Женя так и не освоил компьютер, отгородившись от современных технологий вековыми стенами музея.

Игорь женился на молоденькой симпатичной милой еврейке, и уехал с ней и двумя детьми в Израиль, где завел еще двоих, и тоже стал патриотом, известным в русскоязычной среде блогером, пишущим остроумные посты на политические темы. Его опыт рассказчика развивался вместе с Игорем, который из плюгавого ботана превратился в цветущего красавца под сто двадцать килограмм веса. Я тоже, как это ни странно, стал патриотом и, осмысливая прошлое, пришел к выводу, что Советская власть была вовсе не так плоха, как это мне казалось в молодости. Мы все становимся патриотами к концу жизни, и это быть может лучшее, что могло бы с нами случится, потому что человеку важно принимать свою жизнь всю без изъятия, а для этого нужно любить то место, в котором он родился и вырос.

Сразу же после демобилизации, я решил вернуться в Иркутск и закончить свое незаконченное высшее образование. В отсутствии других блестящих идей, эта мысль была не так уж и плоха, но тут рухнул Советский Союз и началась настоящая вакханалия. Не в моей жизни конечно, во всей стране. Я же любой ценой хотел достичь стабильности, что было не просто в тех условиях. Вместо этого я стал ездить в Китай, сопровождая группы челноков. Об этом тоже есть отдельная история, и я не буду повторяться. Поездки лишь усилили мою тревожность, и деньги были слабым утешением. Какое-то время я развлекал себя тем, что скупал недвижимость, перебираясь из одной квартиры в другую, и так мы докатились до Подмосковья, а затем через четыре года транзитом уехали в Америку, выиграв гринкард в лотерею. И об этом тоже я уже успел написать отдельную историю. Я написал практически обо всем за те пять месяцев, в которые я вообразил себя сочинителем. Но сочинительство тем и хорошо, что ты пишешь всегда что-то новое, и вот я пишу новую историю счастливой жизни постоянно натыкаясь на свои разбросанные по всей квартире тапки, черт их возьми! Да нет же, это нормально. Это создает определенные контуры и рельеф. Это какая-никакая, но история. Гораздо сложнее было бы творить в пустоте. Биографические подробности наполняют картину деталями и с этим уже можно работать. Мой новый проект должен исследовать совершенно неизвестные территории, чтобы не натыкаться на скелеты прошлого.

Теперь я счастлив. Что это значит? Это значит вернуться на сорок лет назад. Смотреть на жизнь с холма – ведь именно в юности нам с легкостью удается взобраться на вершину и, обозревая долину жизни, выбирать куда направить свои стопы. Нет еще ни опыта неудач, ни страха потерпеть поражение, есть только любопытство и желание идти как можно дальше.

Если смотреть на свою жизнь с этой перспективы, она кажется мне вполне успешной. Мне удалось зайти в своих поисках довольно далеко. Я реализовал почти все свои самые смелые мечты. Мне все удалось. И даже развод не стал для меня провалом, а всего лишь одним из самых долгих проектов, который, в конце концов, тоже удался. Дети, жена, собственный дом, кот с собакой, машина – все это у меня было. У меня полные карманы фантиков от конфет. И набрал столько камней, сколько могли вместить мои руки. Моя голова полна знаниями, которых некуда применить. Я пишу наконец то, что приходит мне в голову и больше не хожу как проклятый на работу, которую ненавижу. Я ненавижу всякую работу, кроме той, что я занимаюсь сейчас. Это мой самый главный проект – я занимаюсь собой.

Мне было важно преодолеть линию прибоя и уйти в большое плавание. Посмотрим, куда меня вынесет течение. Куда бы оно меня не вынесло, я бы хотел оказаться как можно дальше от старого берега. Не в том ли состоит цель всякого автора, чтобы создать новое небо и новую землю, основать свою колонию, новый рай, населить его животными и дать им имена?

Энергия творчества ищет в мире иллюзий себе подобную энергию, чтобы соединившись с ней, усилиться многократно и приобрести силу, способную преобразовать существующий ландшафт, изменить сознание, заставить его ускориться и обрести способность видеть то, что скрыто от рассеянного взгляда.

Таких попыток преобразовать свой мир я предпринимал бесчисленное множество. Мне всегда была присуща эта способность к абстрагированию от действительности в которой я находился. Порой она была настолько убога, слаба и уродлива, что, казалось, не имеет права на существование. Мы пренебрегаем свободой, которую дал нам Господь и с легкостью соглашаемся на прописанные нам роли. Закрывая глаза на уродства этого мира, мы не замечаем того, что в нем есть бреши, позволяющие нам ускользнуть, чтобы не встречать грудью гранитные берега предписанной нам кем-то судьбы.

Я люблю пафос и дух революций за то, что они освобождают энергию, преобразующую жизнь, свободную от обывательского прозябания и гниения души в тисках мещанского сознания. Мы постоянно ноем и пеняем реальности за то, что она бездушна и безобразна, но разве не в том и состоит задача мыслящего человека, чтобы преобразовывать ее в согласии с высшими образцами и идеалами?

Однажды мне приснился запах духов танцующей женщины. Аромат был таким тонким и изысканным, что заставил меня наклонится к ее тонкой длинной шее; я положил ей руку на плечо, а она прижалась к моей ладони прохладной щекой. Почувствовать запах духов во сне это сильное и совершенно новое для меня переживание. Я бы хотел, чтобы мои чувства пробудились и обновились настолько, чтобы я мог видеть мир другими глазами.

Как много в мире нового и неизведанного! Как грубо и поверхностно мы относимся к данному нам дару распоряжаться своей жизнью, пренебрегая возможностью исследовать свои способности, развивая их. Мы ориентируемся на далеко не самые лучшие образцы, чье достоинство заключается лишь в том, что они имеют силу навязать себя, обладают способностью к тиражированию и самовоспроизводству. То, что выдается за лучшее, это всего лишь самое популярное, самое распространенное, а значит враждебное всякой индивидуальности. Нужно научиться слушать себя и слышать то, что нам говорит окружающий нас мир, уметь различать голоса, обращенные к нам, понимать их язык, говорить с ними, задавать им вопросы и прислушиваться к ответам, которые они нам дают. Без оглядки на авторитеты, а вернее сказать, убегая от них, как от чумы.

Считаться глупым, непонятным – это дар, которым стоит дорожить. Быть отверженным этим миром, не значит оказаться на его обочине. Мир бесконечен и бескраен. Центр мира находится там, где ты сам решишь основать свой собственный храм, чтобы соорудить в нем алтарь, для поклонения открывающему тебе свой лик Богу.

На самом деле, я никогда не был один, со мной всегда был мой внутренний голос.

В четыре года я научился читать. Для ребенка научиться читать как можно раньше, так же важно, как для взрослого начать самостоятельно писать осмысленные тексты. Видимо то впечатление, которое я получил от чтения книг в детстве, определило мое желание стать писателем, которое я держал в тайне до зрелого возраста. Моя учительница русского языка и литературы первая заметила скрытый во мне дар и предрекла мне писательскую карьеру. Это пророчество пожилой учительницы дало ростки в моем благодарном сердце, но я не спешил открывать их миру, подозревая, что условия для этого не слишком благоприятны. Я прожил большую часть своей жизни так, словно смотрел на нее со стороны, собирая материал для книги. Я никогда полностью не принадлежал ни месту, ни своей профессии, ни своей семье. Я был посторонним, как главный герой книги Камю, в котором я некогда узнал себя. Это открытие, которое я сделал в восемнадцать лет, задало тон всей моей последующей жизни. Оно придало ей смысл и пафос, который я не исчерпал и по сей день. Именно поэтому я сейчас и пишу весь этот бред, стремясь догнать свое прошлое в надежде впрячь его в упряжку. Однако жизнь распорядилась так, что настоящее вышло из под контроля настолько, что самое безумное воображение не может соревноваться с ним ни в буйстве, ни в непредсказуемости. В один момент рухнул целый мир, в кризисе оказалась вся современная цивилизация, и мои личные неудачи на этом фоне смотрятся как прихотливый орнамент искушенного и праздного ума.

Восстановившись после армии на четвертый курс университета, я вскоре познакомился со своей будущей женой. Знакомство организовал один наш общий знакомый, и хотя мы друг другу кажется не слишком понравились, но вечер закончился в компании, где у нас не осталось альтернативы. Мы оказались в одной квартире с другой парой, которая, пока мы курили на кухне, занялась сексом на диване. Я в то время подрабатывал продажей музыкальной продукции в лавке в магазине «Тысяча мелочей» – единственной на весь город точке, специализирующейся на рок музыке. На диване лежала кассета группы «Иглс», которая тогда была страшно популярна, благодаря своей самой известной композиции «Отель Калифорния». Ходили слухи, что если прослушать с девушкой эту песню, то она обязательно растает и тебе покорится. Так, по всей видимости, и случилось с той девицей, которая стонала под скрип дивана. Несмотря на протесты моей подруги, мне пришлось вытаскивать из-под разомлевшей меломанки эту кассету, потому что я поклялся перед хозяином лавки, что верну ее следующим утром. Мы ушли в ночь, я вызвался проводить девушку до квартиры, где она снимала угол у богобоязненной старушки. Но старушка нам не открыла, так как было уже далеко за полночь, и она либо глубоко спала, либо просто не слышала осторожного стука в дверь по причине своей глухоты. Девушке ничего не оставалось, как согласится поехать со мной к моей тетке, где я обосновался на первое время после приезда в Иркутск. Когда мы вошли в квартиру, тетка и двое ее племянниц уже спали, мы прошли на цыпочках в мою комнату и просто завалились вдвоем в мою кровать, поскольку другого варианта у нас не было. Подруга была изрядно пьяна, ей хотелось бурного секса, но обстановка не способствовало моему раскрепощению и все получилось как-то неловко.

– Ты глупый, какой же ты глупый! – твердила она.

Я был задет. Никто и никогда не называл меня глупым. Я решил, что девушка либо очень самонадеянна, либо действительно умна и мне стоит с этой загадкой разобраться. Мы не спали всю ночь, на рассвете незамеченными выскользнули из квартиры и договорились о новой встрече. Я посадил девушку в такси и вернулся в квартиру досыпать.

На следующий день, как мы и условились, я пришел на свидание, но девушка не явилась. Я отправился к ней на квартиру, где она жила, но старушка сказала мне, что Юля уехала на турбазу и обещала вернуться сегодня вечером, но во сколько – она не знала. Я решил дожидаться ее в подъезде и на мое счастье это ожидание было не слишком долгим. Уже через час девушка подымалась в свою квартиру, я встретил ее в подъезде, и с этого дня мы не расставались.

Юля подкупила меня своей прямотой и уверенностью в себе. Казалось, что она отлично знает, что нужно делать, чтобы достичь успеха. Я же, на тот момент, был совершенно дезориентирован. Армейский опыт отложился во мне привычкой давать агрессивную реакцию на любой внешний вызов. Времена были сложные. Чтобы выжить, я должен был драться. Драться за себя, за жену, за своих детей, за их и свое благополучие. Эта борьба истощила мои нервные ресурсы, она опустошила меня.

Америка стала последней каплей. Я слишком легкомысленно отнесся к этому проекту, я представлял себе эмиграцию, как некое увлекательное путешествие в загадочную страну, в которой меня ждал неизбежный успех. Я думал о реванше за все свои неудачи. Я изначально недооценил суровости этой страны, не прощающей ни слабостей, ни блефа.

В Америке некуда спрятаться. Америка окружает тебя повсюду. Даже твой клочок земли на заднем дворе и тот просматривается бдительными соседями. Справа от нас находился участок, выделенный для охраны пересыхающего летом ручья. Видимо из-за близости подземных вод мой задний двор каждую осень и весну превращался в топь, на которую невозможно было вступить ногой до тех пор, пока не закончится сезон дождей. Дождь это символ Портленда. Дожди навевают на людей уныние, их считают причиной депрессивного характера горожан. Наверное поэтому в нашем штате и разрешили марихуану. Первую сигарету с травкой привез мой иркутский знакомый, который, путешествуя по Америке, прикупил продукт в лавке на пробу. Любопытство взяло верх и я решил провести с товарищем расширяющий сознание эксперимент. Проблема оказалась в том, что мне вовсе не требовалось его расширять. Мое и без того широкое сознание едва вмещалось в выделенные для него границы, которые в Америке, по сравнению с Россией, были выверены до миллиметра. Классик оказался прав: «Широк, слишком широк человек, я бы сузил». После косяка я просмеялся безостановочно пять часов. Смешило буквально все, и даже простой чек из супермаркета читался как роман «Война и мир». На пробу я дал товарищу почитать, и он углубился в него настолько, что мне пришлось силой вырывать чек из его рук. Товарищ уехал в Россию, оставив мне недокуренную дозу. С нее-то все и началось. Это был одинокий трип в подсознание. Супруга категорически отказывалась составить мне компанию, вполне удовлетворяясь традиционным бокалом вина по выходным, чтобы расслабиться. Хотя это так говориться «бокал вина», на самом деле, за раз мы выпивали одну или даже две бутылки, и не только по выходным.

Собака, которую я регулярно выводил на прогулку, очень чутко реагировала на перемены в моем настроении. Это была шиба-ину, которую подарил бойфренд моей старшей дочери на день рождения. Так уж случилось, что дочери было не до собаки, и постепенно животное перебралось под крышу нашего дома. Эту породу отличает феноменальное упрямство, собаки ведут себя с хозяевами весьма независимо. Меня вполне устраивали партнерские отношения, которые сложились между нами, но после сигареты с травкой моя воля слабела и проклятая псина таскала меня на поводке по всей округе туда, куда хотелось ей, а не мне. Казалось, что она намеренно издевалась надо-мной и полностью брала контроль за нашими перемещениями в свои лапы.

Однажды нас остановила какая-то странная старуха, которая долго мне рассказывала о том, какая милая у меня собачка, я же «сел на измену», поскольку мне казалось, что она намеренно задерживает меня возле себя, чтобы убедиться в моей вменяемости.

Поначалу я курил только по выходным, но спустя время выкурить косяк после работы стало моей доброй традицией. Чтобы выкурить сигарету мне приходилось забиваться в самый дальний угол своего участка. Несмотря на то, что курение марихуаны разрешалось законами штата, мне не хотелось портить свою репутацию в глазах респектабельных соседей.

Моя работа заканчивалась в полночь. Я приезжал домой, закуривал сигарету и ненадолго уходил в мир своих фантазий. Я разговаривал с деревьями, наблюдал за игрой трансформаций привычных предметов, подслушивал их ночные беседы между собой. Мое одиночество меня не тяготило, оно окутывало меня словно одеялом, отдаляя и отделяя меня от других, создавая покров, который защищал меня от внешнего мира. Постепенно я понял, что находясь в измененном сознании я способен разговаривать с Богом и наши с ним беседы были не лишены юмора и легкого подтрунивания. Я чувствовал себя мальчиком в его саду, качающимся на качелях. Этот образ я позже взял для своего первого романа «Мальчик на качелях». Возможно это чувство безмятежности и покоя послужило той почвой для ничем не обоснованной уверенности в том, что мне ничего дурного не угрожает и я решился вернуться в Россию и жить своей жизнью, бросив семью, в которой я оказался пятым колесом.

Глава 3. Сны эмигранта.

Итак, после шести лет жизни в США я прилетел в Москву. Триумфа не состоялось. Я почувствовал себя еще большим лузером, чем был до отъезда. Но, в то же время, я уже не измерял себя привычными рамками российского человека. Я перестал им быть. Я выбыл, я утратил гражданство, мое существование стало мнимым и эфемерным, словно я пребывал на границе сна и реальности. Не случайно, что сны стали занимать в моей жизни все большее место. Иногда во снах я начинал разговаривать и мог говорить долго и экспрессивно. Из моих видений выстраивались замысловатые сюжеты, некоторые из которых я при пробуждении записывал и даже публиковал в сети, как рассказы.

Страна OZ – это волшебная страна, и сны в ней замещают науку, государственную религию и даже идеологию.

У снов восточные мотивы.

Летал во сне под молитвы на незнакомом языке, брал с верхних полок книги и пытался читать сам какие-то молитвы тоже, написанные крупным шрифтом прямо на обложках, но буквы были написаны нечетко, я сбивался и чей-то голос читал их за меня. В молитвах, которые я слышал, узнавались имена то ли Мухаммеда, то ли Измаила.

Потом были люди, дети, их было много, все они утверждали, что у них какие-то сверхъестественные способности, что они не чувствуют боли. У меня в руке была раскаленная палица, я прикасался ею к обнаженным участкам кожи на теле, они морщились от боли и отходили. Но одна девица, когда я положил ей палицу на плечо, стояла неподвижно. Она совершенно спокойно переносила боль, когда же на ее теле образовался ожог, то я не выдержал и убрал палицу. Мне стало ее жаль, я целовал место ожога, потом мы лежали рядом и разговаривали о чем-то. У нас установилась некая общность друг с другом, девушка мне совершенно доверилась, она юна, нага и красива. Было жаль ее терять, но ближе к утру комната, в которой мы лежали, начала наполняться людьми, они ложились тут же рядом с нами в одеждах, как будто это был вокзал. Девушке пришлось одеться. Я пытался вспомнить какое-нибудь другое место, где бы мы могли остаться одни, но так ничего и не придумал. Мне хотелось назначить новую встречу, я несколько раз предпринимал попытки написать на листке бумаги свой номер телефона, но пальцы меня не слушались, и я все время чертил какие-то неверные номера, досадуя на себя и думая о том, что это, наверное, не случайно.

Потом настало утро и нужно было идти на занятия в университет, я шел по улицам Иркутска в одних брюках и тонкой рубашке, была уже зима, холодно, но я не мерз, а только думал о том, как я странно выгляжу. Рядом шел какой-то очень высокий однокурсник, у него на ногах были одеты перчатки, что выглядело тоже очень странно, но он утверждал, что это удобно и главное ему не холодно даже в сильный мороз. Судя по эксцентричности поведения, это был Женя.

Я шел по улице, ведущей к рынку вдоль рядов, в которых торговали разной снедью с прилавков, и там я купил огромный, неправильной формы арбуз. Он был очень тяжелый, и я все думал, о том, как неудобно его нести в руках. Чтобы передохнуть я несколько раз опускал его на замерзшую землю, а затем поднимал и нес дальше. Таким образом, арбуз, помимо того, что был тяжелым, стал еще и грязным, но я все-равно его не бросал, потому что он, вероятно, стоил хороших денег.

После жизни в Америке, сны об этой стране заняли отдельное место в моей коллекции сновидений. Один из снов был таким длинным и подробным, что вполне бы мог стать основой сценария для фильма.

Сон как сценарий к фантастическому фильму.

Снилось мне, что сижу в мужском туалете в Америке, волосы после стрижки стряхиваю, а в него заходят все подряд – и мужчины и женщины. Женщины заходят, потому что женский туалет вышел из строя. Ситуация неловкая, и я начинаю шутить на тему гендера, используя метафоры сидения у воды, мол, видать здесь воды чище, раз сюда женщины стали заглядывать. Им становилось неловко, они тоже начинали раздеваться, чтобы быть со мной наравне. Первой разделась какая-то японка – она так быстро сняла узкое платье через голову, что я не успел ее остановить. За ней потянулись другие, и процесс уже было невозможно остановить. Мужчины, пребывая в недоумении – что происходит? – начали выяснять, и женщины указали им на меня: мол, чувак сидит на толчке и их троллит. Начинается шоу «Шутки с толчка».

Начинается знаменитое американское шоу «Шутки с толчка». Мне слово – я им два. Фокус в том, что я эмигрант и моя английский явно не родной. Что-то надо делать, как-то защищать честь нации. В сортир вызывают самых остроумных американцев. Софиты, телевидение, прямой эфир. Приезжает самый остроумный интеллектуал и первым делом объявляет, что у него есть ответы на любой вопрос. Я сходу его спрашиваю: «Кто убил Кеннеди?» В итоге, самый остроумный впадает в ступор. Скорость моей реакции его просто парализует. А я еще сам про себя думаю: не так уж я и остроумно ответил, просто очень быстро. Известный критик пишет в Твиттере: я присутствую на похоронах национального шоу: русские нас уделали.

На волне успеха я попадаю в отряд астронавтов. Мне доверяют закрепить какой-то отстегивающийся узел на корпусе. Хитрость в том, что узел крепится кольцами – это что-то вроде брезента вдоль обшивки. Я успеваю закрепить всего одно кольцо, как срабатывает автоматика и корабль выходит на стартовую позицию. Я намекаю экипажу, мол, а что если обшивка слетит, бывали такие случаи, мы, часом, не упадем? Но экипаж опытный, летят абсолютно спокойно и посмеиваясь, традиционно смотрят фильмы-расследования самых ужасных в истории Америки аэрокосмических катастроф.

– Ладно, – думаю – обшивка должна держаться за счет инерции и скорости корабля.

Прилетаем мы на какую-то маленькую планету – аналог Земли. Все в точности как у нас, только меньше по масштабам. Все очень компактно, уютно и экологично. Никаких границ, бедности, войн, нищеты, сегрегации. Одно государство, одна страна, одна нация. Мне так нравится, что я понимаю – это шанс остаться здесь навсегда. Я отстегиваю кольцо и катапультируюсь. Экипаж в панике: все пошло не по инструкции. Меня пытаются вернуть, но это бесполезно, я уже вступил в коммуникацию с местными формами жизни и начинаю натурализоваться. Они запускают мне вслед две аналоговые программы, имитирующие человека, чтобы меня нейтрализовать. Эти программы в теле двух баб, попадая в условия аналогичные земным, неожиданно начинают конфликтовать. Как известно, женщины, даже аналоговые, не мыслят себе жизнь без конфликтов. Одна из них достает пушку и валят другую, та ответным огнем сбивает башню у первой, в результате, они взаимоуничтожаются.

Я в шоке от того, что по моей вине случилось двойное убийство и решаю сообщить по рации экипажу о чрезвычайной ситуации, чтобы меня не обвинили в преступлении. Мне отвечают, мол, херня, не парься, это не люди, это аналоговые программы, настроенные на регенерацию. Смотрю: и правда, на моих глазах они принимают иные техно-формы: сквозь остатки медленно сползающей с тела кожи видны микросхемы и элементы исходных конструкций.

Что с ними случится дальше, меня совершено не интересует, моя задача немедленно возобновить процесс внедрения в жизнь местного сообщества. Я приступаю к сбору данных о планете, делая с помощью дрона фотографии с воздуха. По какой-то случайности в объектив попадает небольшое детское кладбище. В кадре отдельные могилы с именами детей и датами их рождения и ухода из жизни.

Смена плана: я на семейном хайтинге чернокожей семьи. Семья жизнерадостная и весьма откормленная, с ними маленькая девочка, они лезут в горы и упиваются красотами. Девочка лезет за родителями, но те, находясь под впечатлением от открывающихся с вершины видов, не обращают на нее никакого внимания. Во мне просыпается родительский инстинкт и я этим откормленным родителям мягко намекаю, мол, несмотря на то, что их комплекция способствует некоторой безмятежности, им бы не помешало лучше следить за своим ребенком – здесь далеко не так безопасно, как кажется. Ну, то есть, с присущим мне тактом, стараюсь сделать обстановку внутри коллектива более безопасной и комфортной. Ничего хорошего из этого, разумеется, не выходит. Черные начинают на меня орать во всю глотку. Особенно усердствует большая черная мама.

– Мы пять лет в походах, ни разу ничего дурного с нашей малышкой не происходило! Откуда такой умный взялся, засунь свой язык в задницу и не приближайся к нашему ребенку!

Понятно, что я с другой планеты, где принято детей страховать, но я не стал вдаваться в подробности. Папа от крика тоже заводится и начинает размахивать кулаками: дескать, я пытаюсь их унизить по расовому признаку. В общем, назревает межгалактический скандал. Вызывают копов, те меня арестовывают. Вместе с камерой, разумеется. Просматривают фотки: сплошные могилы детей. Снимки с воздуха общий план погоста. Довольно специфическое хобби. Первый вопрос:

– Как вы их сделали?

– При помощи дрона.

– У вас что есть дрон?

Судя по тону, с которым задавался вопрос, дроны, как и всякие приборы, которые можно использовать для слежки за гражданами, в стране запрещены.

Интересно, что бы они сделали, если бы узнали, что я прилетел к ним на межгалактическом шаттле?

Вопрос зачем делал снимки могил также остается без прояснения. Что я мог ответить? Изучал жизнь инопланетян?! Черные садятся на измену: это маньяк. Выясняют причины смерти детей. Большинство насильственного характера. Смерть ребенка, даже на Земле, это противоестественный процесс, здесь же, благодаря хорошей медицине, и вовсе редкость. Улик нет никаких, но подозрения против меня растут с космической скоростью.

Начинается суд, принимающий характер процесса национального значения. Вся планета встает на уши. Активизируются все: демократы, либералы, защитники прав нацменьшинств, защитники детей, некроманты, любители старины и погостов, энлэошники, спириты, стендап артисты, одним словом, все активное население. Поскольку в стране демократия, мне дают лучших адвокатов: не ссы, уйдешь на пожизненное! Местные рэднеки требует расправы и ходят вокруг суда с пушками, выбирая лучшую позицию для стрельбы на поражение. Здание судебного собрания охраняет президентская гвардия. Процесс транслируется по национальному телевидению. Все по высшему классу.

Все начинается по-новой: допрос свидетелей, демонстрация снимков, страшные истории судеб детей с кладбища. Девочка, которую я уберег от падения, за время следствия подросла и стала похожа на своих родителей. К счастью, никаких против меня показаний она не дает, общественная истерия вокруг процесса ее не задела. Нормальный, хорошо откормленный благополучный ребенок лет десяти, пребывающий во флегме детской благодати.