Текст книги "Однажды пришла война…"

Однажды пришла война…
Олеся Валерьевна Захарова

© Олеся Валерьевна Захарова, 2017

ISBN 978-5-4474-6773-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Трудно рассказывать о войне.

Трудно, потому что она потрясает до глубины души. История войны – написана кровью храбрых. И своеобразие её в том, что она проходит через сердце человека. Частица великой скорби и боли живёт в каждом из нас.

Я не жила во время Великой Отечественной войны, но знаю о ней многое. Она унесла множество жизней и коснулась моей семьи. Возможно, я не понимаю всех ужасов войны. Но я знаю, что кровь, пролитая за победу, не напрасна. Ведь если взглянуть в окно из своей квартиры, то можно увидеть, как бурлит жизнь за её стенами. Мир прекрасен! А почему? А потому что наши деды и прадеды проливали свою кровь за нас. Умирали для того, чтобы мы жили. Голодали, чтобы мы ели. Не спали, чтобы наши сны были полны вдохновения. При упоминании о войне на моих глазах наворачиваются слёзы, а сердце сжимается до боли. И я рада, что могу чувствовать эту боль, ведь это самое малое, что удаётся мне ощутить.

Я знаю, что многие люди, как и я, относятся с благовением к священному подвигу своих предков. Но есть и такие, которые совершенно не чтят его. Я презираю этих людей. Не знать и не чтить историю своей родины, всё равно, что не уважать себя…

Однажды я спросила себя: «Кто может лучше других рассказать о войне?». И тут же сама ответила: «Тот, кто её видел, кто её пережил». И тогда я вспомнила своего любимого дедушку, у которого есть медаль «Дети войны». Я не надеялась, что он много знает о ней, ведь на начало войны ему было не больше двух месяцев. Думая о дедушке, решила навестить его и расспросить о жизни во время войны…

Когда я пришла, то увидела, что дедушка сидел в своём любимом кресле-качалке. Ноги его были закрыты теплым пледом, а в руках он держал старую потрёпанную книжку. Он так увлёкся чтением, что не заметил, как я вошла. Покачиваясь то назад, то вперёд, он с интересом впитывал каждое слово, написанное в книге. Его глаза быстро бегали по строчкам и выражали такую мудрость, какую я ещё никогда не видела в глазах ни одного из моих знакомых. Минуту я стояла молча, тихо наблюдая за дедом. Это был крепкий мужчина пожилых лет. Лицо его было добрым, умиротворённым. Голубые глаза ласково выглядывали из-под очков-половинок. Кожа смуглая, а волосы сильно покрыты сединой.

Наконец, он оторвался от книги и посмотрел на дверной проём, в котором стояла я. Глаза его сразу же расширились, и он посмотрел на меня через свои очки-половинки ласковым и мудрым взглядом. Улыбка сразу же озарила его лицо.

– Дед! – воскликнула я. – Здравствуй!

И вошла в комнату. Она была ярко освещена. В середине стоял камин, который дарил маленькой чисто убранной комнатушке невероятное тепло. Здесь пахло лимонной вербеной. И было так уютно! По моему телу пробежал какой-то неистовый, электрический огонёк. Он ласково согрел меня.

– Привет, привет! – рассмеялся дедушка. – Ну, с чем пожаловала?

Я немного рассказала ему о ярких событиях своей жизни, происшедших недавно, а потом перевела тему. Решила спросить деда о войне. При упоминании этого слова мне показалось, что у него внутри всё перевернуло. В глазах сверкнул огонёк печали. И я сразу же поняла, что разговор сейчас будет довольно напряжённым. С минуту дед молчал. Казалось, будто он воспроизводил в памяти все свои воспоминания. И наконец, он начал:

– Страх, кровь, жестокость, бесчеловечность… С этими суровыми словами и вселилась в людские души война. Я не помню войны, внучка, но я знаю о ней по рассказам матери и одного хорошего друга, который когда-то поведал мне о ней. Это был друг моего отца.

– Что это за друг? – не поняла я. – Ты мне никогда не рассказывал о нём…

– Не рассказывал, потому что ты была слишком мала, чтобы понять. А сейчас… сейчас ты поймёшь.

И он закрыл глаза, будто вспоминая этого друга. Потом дед глубоко вздохнул, и мне показалось, что душа его затрепетала от нахлынувших воспоминаний.

– Война… это очень страшно… Я поведаю тебе историю моего отца, от которой я в детстве плакал. Все мы плакали. И я, и сестра, и брат…

И он начал:

«Была ясная теплая ночь. Звёзды ярко мерцали на небе. Пели забавные сверчки. Прохладный ветерок нежно щекотал листья деревьев. Ночь была поистине чудесной. И казалось бы, что может случиться в такую дивную ночь?

Но неподалёку от города Калуги, в одном из лесов, сидел раненый человек. Глаза его были закрыты, а лицо искажала гримаса боли. По всему телу у него сочилась кровь. Губы были разбиты, лицо всё в синяках. Светло-золотистые волосы были разбросаны клочьями и спутаны в грязи. Одет он был в советскую военную форму, которая сейчас была помята и забрызгана кровью. Шёл тысяча девятьсот сорок второй год. Второй год войны. Второй год ожесточённых боёв.

Солдат открыл глаза. Они сверкали, как два куска голубого льда. Всё тело, казалось, разрывают на части. Он огляделся вокруг. На лице солдата была написана тонкая тоска. Давясь кровью, он тихонечко привстал, но тут же пожалел об этом. Голова сильно закружилась и подступила тошнота. Солдат упал. Он тяжело дышал, а его вздохи сопровождались стонами. Это был человек лет тридцати семи. У него было крепкое телосложение, которое сейчас будто ломалось на глазах. Голова невыносимо кружилась, а сердце разрывалось от боли, и, казалось, что оно вот-вот выпрыгнет из груди. Но преодолев свою боль, солдат встал. В глазах тут же потемнело. А он, не смотря ни на что, пошёл вперёд. Вокруг не было ни души. Ночь дышала спокойствием. Стараясь не упасть, мужчина шёл, покачиваясь из стороны в сторону.

Но вдруг недалеко от него послышался шорох, а затем – тихие мужские голоса. Люди перешептывались на другом, неизвестном ему языке. Солдат тут же понял, что это немецкие разведчики. Он быстро отошел в сторону и спрятался за большим кустом, откуда начал наблюдать за врагом. Двое мужчин в красивых немецких формах явились его взору. Это были высокие, чисто выбритые молодые люди. Им, казалось, было не больше тридцати. На вид оба были красивые и статные. Однако глаза их поражал огонь злобы. В руках разведчики держали оружие и нервно оглядывались по сторонам. Один из них что-то крикнул на немецком языке, и голос его эхом разнёсся по лесу. Оба они засмеялись и пошли прочь.

Солдат внимательно вглядывался в их лица, пытаясь понять, что они замышляют. Если бы он не был слаб, то последовал бы за ними. Но физически ему этого не удавалось. Каждая клеточка его тела пронизывалась болью. По щеке солдата побежала слеза. Где-то там, в далёкой Чувашии, жила его прекрасная жена, двое детей и только что родившийся малыш. Недавно ему исполнился годик. Может, он уже делает свои первые шаги. А отец не видит этого. Солдат помнит сыночка, лежавшего лишь в пеленках. А сейчас он, наверное, так подрос! От этой мысли сердце солдата сжалось ещё больше. Но разум его просветлился. Размытые очертания в глазах стали чёткими, а головная боль утихла. Солдат поднялся на ноги и вновь поплелся вперёд. Он шёл в деревушку, которая находилась неподалёку. Он должен был вот-вот прийти туда. Солдат и сам не понимал, как и когда он очутился в лесу. Но, к счастью, лес был известен ему. Однажды он бывал здесь и поэтому сейчас шёл с уверенностью. Но в тот момент он не знал, как глубоко ошибался.

Вдруг где-то очень далеко послышался сильный взрыв и отчаянные крики людей. Война… О, как она жестока. Она не щадит никого. Ни мужчин, ни женщин, ни детей. Она разлучает. Она убивает. И приносит столько боли, сколько ни один человек в мирное время не чувствует. Сколько продлится война? Много ли боли придётся ощутить? Скоро ли к своим семьям вернутся мужчины? Или вернутся ли вообще? Солдат не знал. Но он бы отдал все на свете, чтобы только увидеть свою милую супругу и озорных детишек. А что если он не увидит их больше? От этой мысли сердце солдата сжалось ещё сильнее, и у него перехватило дыхание. Солдат приказал себе не думать об этом, и продолжал идти к деревеньке.

Прошло уже больше десяти минут, а лес вместо того, чтобы редеть, начал сгущаться. Теперь солдат не узнавал этого места. Он судорожно оглядывался по сторонам и через несколько минут понял, что заблудился. Стемнело. Он стоял в незнакомом ему месте, а все друзья и товарищи были далеко. В лучшем случае он сможет выбраться отсюда с рассветом, когда утро сменит ночь. В худшем – попадёт в плен к немецким захватчикам. Солдат глубоко вздохнул и сел на траву, облокотившись на дерево. Веки его сомкнулись и окутались сладким сном. А приснилась ему родина. Семья. Родная Чувашия, богатая зелеными полями да лесами. Запах хмеля. Родной дом, очаг. За столом сидит его милая жёнушка. Склонила голову, родимая. Рядом с ней и сын сидит. И, правда, подрос! В руках он держит маленькую деревянную палочку, которой стучит по столу.

– Мама! Мама! – радостно кричит он. – Мама! Мама!

Она посмотрит на него, улыбнётся и снова загрустит. То в окно смотрит, то на стену устремит взор, то вдаль глядит. Иной раз слезинку с глаз смахнет. И сынуля вот что-то пригорюнился. Подбежал к маме, вцепился в подол юбки и не отпускает. А она улыбается сынишке, берёт его на руки и подносит к портрету.

– Это кто? – ласково спросила она.

– Папа… – рассеяно ответил малыш.

– Правильно, мой мальчик. Папа…

И снова слеза по щеке…

– Он сейчас далеко. Он сражается. Но он вернётся. Папа обязательно вернётся. Я в это верю.

После чего мать поставила сына на стульчик и взглянула в его глаза. Они были такими же голубыми, как у отца. Мальчик мало был похож на него. Внешность была мамина, но глаза… Малыш похлопал ими, как будто понимал, о чем думает мать. Лицо его красивое. Волосы чёрные-черные, как смоль. А кожа смуглая. Глядя на мать, глаза выражали испуг. Наверное, он чувствовал частичку того, что чувствует его мать. Малыш захныкал.

– Тихо, тихо, мой мальчик! – заговорила мать и снова взяла его на руки…

Сцена сменилась. Сейчас жена солдата стояла в общественной столовой, где разливала раненым супы. Она была одета в лёгкий халат, поверх которого был натянут фартук. Волосы её были собраны в косу, а голова повязана платочком. Лицо её было такое же каменное.

– Анастасия! – прикрикнула на неё женщина в белом халате. – Работай быстрее. Мечтать потом будешь.

– Но я… – стала оправдываться она.

– Шевелись! – грозно сказала женщина и пошла прочь. Анастасия закрыла глаза и глубоко вздохнула…

Сцена вновь переменилась.

– Отдай, это моё яблоко! – кричала маленькая девочка, догоняя мальчишку, убегавшего от неё. – Это моё яблоко! Своё ты уже съел.

Но мальчик, будто не слышал её и бежал всё быстрее.

– Мама! Мама! – вдруг закричала девочка. Из дома вышла Анастасия. Сейчас она была в парадном платье. Волосы её были собраны в тугой пучок, а лицо сияло от счастья. Но увидев обиженную дочь, она тут же надела строгую маску и поспешила к детям.

– Что случилось? – спросила она. – Зачем вы так кричите?

– Мама! – заплетавшимся языком промолвила девочка. – Женя снова взял моё яблоко. И не только моё. Он забрал яблоко маленького Гены. Мать строго посмотрела на своего старшего сына, и уже её взгляд заставил вернуть ей все яблоки.

– Вот и умница! – сказала мама. – А сейчас я ухожу на почту. Мне нужно отправить письмо папе. Я постараюсь не задерживаться. Женя, ты за старшего.

– Мама… – жалобно начал он. – А папа ведь вернётся?

– Да, конечно, милый. Он обязательно вернётся. Даже не сомневайся…

Сцена изменилась снова. Анастасия запечатала письмо в конверт и ровным, красивым почерком написала: «Михайлову Егору Филипповичу». Далее последовал адрес. Всё аккуратно написав и убедившись, что конверт хорошо запечатан, она кинула его в ящик с письмами.

– Возвращайся скорее, Егор, – промолвила она полушепотом и поспешно отправилась домой к детям…

Егор открыл глаза. Лицо его было залито слезами. Сердце бешено билось. Он встал и к удивлению обнаружил, что тело больше не ломит. Голова не кружится, а тошнота прошла.

– Рассвело, – прошептал Егор. Он отряхнул с себя грязь и пыль, а потом задумался. Солдат вспоминал вчерашнюю ночь. Он все отчётливо помнил. И боль. И головокружение. И тех двух немцев, шептавших на своём языке. Он помнил, как заблудился и как присел, а потом заснул. И вспомнив свой сон, солдат улыбнулся. Неужели сон был правдой? А что если Анастасия, действительно, отправила ему письмо? Тогда ему нужно поскорее вернуться в часть. И тогда он сможет узнать об этом. От этой мысли по лицу вновь расплылась улыбка.

– Скоро мы встретимся, – прошептал Егор. – Я обещаю.

«Пора идти», – пронеслось у него в голове, и он направился искать выход из леса. Казалось, что с наступлением рассвета ничего не изменилось. Лес оставался таким же непонятным, и Егор не мог в нём ориентироваться. Солдат всё шёл и оглядывался по сторонам. Но ни одного знакомого кустика он не находил. Наконец, где-то далеко послышался громкий лай собак.

«О, неужели это деревня!», – подумал Егор. Тут же он вспомнил маленькие деревянные домики, горячий хлеб и кашу приготовленную в печке. Солдат почувствовал, что хочет есть. А потом вспомнил, что в животе у него не было ни крошки уже очень давно. И сразу же появилась неутомимая жажда. Егор ускорил шаг. Лай собак становился всё громче. Всё отчётливее. Он вглядывался вдаль, но ничего не было видно.

Бедному солдату пришлось пройти ещё около полумили, прежде чем он дошёл до маленькой деревушки. Деревня выглядела ужасно. Обгоревшие доски, мебель валялись повсюду. Разрушенные дома. Сердце Егора сжалось от боли. Он тут же представил, что тоже самое, может произойти и с его домом. И от этого ему стало совсем дурно. Он шагал по главной улице деревни, но нигде никого не было. Вокруг стояла тишина. И лишь утреннее пение жаворонка нарушало её. Егор оглядывался по сторонам. Кругом была одинаковая картина. И ни одного жилого дома, ни одной живой души. Видимо, накануне здесь побывали немцы. Они разгромили здесь всё. А жителей деревни увели в плен. «Да, скорее всего, так оно и было», – подумал Егор. Он положил руку на сердце, которое вдруг как ни кстати заболело. Солдат запел про себя чувашскую песню, и от этого на душе стало немного легче».

Потом дедушка замолчал. Я внимательно смотрела на него, руки его дрожали. Огонь в камине весело потрескивал, а последние лучи солнца нежно щекотали лицо. Мы сидели в полном молчании. Я не осмеливалась нарушить его. Я лишь с трепетом в груди и с замиранием сердца ждала, что же дед расскажет дальше. А он сидел, уставившись в одну точку, будто и не собирался продолжать. Но через некоторое время, дед продолжил…

«Егору пришлось ещё очень долго скитаться по деревенским развалинам, прежде чем он наткнулся на новый, совершенно нетронутый немцами дом. Он был огромного размера. Серый, с резными окнами и крышей, он возвышался среди маленьких обгоревших домиков. Калитка была открыта. Егор уставился на неё недоуменным взглядом. «Почему этот дом не разрушен? – пронеслось у него в голове. – Почему немцы не сожгли его также, как остальные? Быть может, здесь они организовали свой штаб? И что если сейчас кто-то из врагов скрывается за стенами этого дома?». От таких мыслей Егору стало не по себе. Неужели он, бравый русский солдат, даст так просто себя уничтожить. Нет. Сердце его быстро забилось. Солдат согнулся, чтобы его не было видно, и незаметно проскользнул через калитку. Оружия при себе он не имел, не считая маленького складного ножичка, который не раз выручал его в разных переделках. Как ни как он придаёт хоть немного уверенности. Егор тихонько прошёл к крыльцу, встал на ступеньки и посмотрел в окно. Перед ним предстала красивая, чисто убранная комната. Стол, стулья и длинная скамья. Обычная мебель тех времён. Кажется, что немцам очень понравился этот дом, ведь они даже не тронули его. Солдат ещё раз оглядел комнату. Ничто не выдавало признаков беспокойства.

В комнате никого не было. Егор глубоко вздохнул и на свой страх и риск решил войти. Он ещё крепче сжал свой нож и аккуратно открыл дверь. Впереди был тёмный коридор. Солдат с опаской взглянул на него, а потом сделал робкий, неуверенный шаг. Тишина. Егор стал незаметно передвигаться. Дверь он оставил открытой, на случай, если появится опасность и ему придётся бежать. Солдат завернул за угол, и перед ним появилась комната, которую он видел через окно. Солнечный свет заливал её. Он обвил взглядом помещение. На стене висели часы. Они показывали шесть сорок пять. Пыли нигде не было, а значит, обитатели этого дома ушли совсем недавно.

«И если вообще ушли», – тут же подумал Егор.

Солдат прошёл дальше в комнату. Он осмотрел стены, а потом перевёл взгляд на пол. И сразу же ахнул. Перед ним было большое пятно крови. Оно было невзрачным. Видимо кто-то уже пытался его оттереть, но это оказалось безрезультатно. Кровь сильно въелась в деревянный пол. Егор отрывисто вздохнул и пошёл прочь из этой комнаты.

Он снова вышел в тёмный коридор и пошёл дальше. Впереди была дверь. Солдат подошёл к ней и внимательно осмотрел. Это была обыкновенная дверь, но даже сквозь темноту Егору удалось заметить пятна крови. Немного с опаской он открыл её и снова ахнул. Его взору явилась обыкновенная горница. Но сейчас в ней царил настоящий хаос. Все кровати были перевёрнуты. Одеяла, подушки, перины разорваны, и поэтому вся горница усыпана пухом. Люстра разбита. А простыни скомканы в кучу и испачканы кровью. Егор вошёл в комнату. На полу тоже были пятна крови. Солдат посмотрел на окно. Оно было разбито. Он подошёл к шкафу и услышал оттуда тихие всхлипы. Это плакал ребёнок. Егор сразу же открыл шкаф, отодвинул висевшие в нём вещи и увидел маленького мальчика.

– Не надо, не трогайте меня! – закричал он.

– Тише, тише, мой мальчик. Я не причиню тебе вреда. Успокойся!

– Нет! Нет! Я знаю, вы убьёте меня. Отпустите! Не трогайте!

– Послушай, малыш, – начал Егор. – Я свой. Я русский солдат. Не бойся меня. Я хочу помочь тебе.

– Нет! Нет! Вы убьёте меня. Так же, как убили мою семью. Всех. Всех до единого… Я всё видел…

– Кто, кто здесь был?

Малыш вдруг замолчал и внимательно посмотрел на солдата. Глаза мальчика опухли от слёз. Губы были разбиты, а рука кровоточила.

– Ты ранен? – спросил Егор.

Малыш недоверчиво отдёрнул руку и уже дрожащим голосом произнёс:

– Так вы, правда, русский? Вы не станете меня убивать?

– Что ты? Нет, конечно! – заверил его Егор. – Что случилось? Расскажи мне. Но для начала покажи свою руку.

В глазах Егора царила такая доброта, что мальчик кивнул ему и протянул свою окровавленную руку.

– Что случилось с твоей рукой? Почему она вся в крови?

Малыш снова всхлипнул и тихо сказал:

– Её прострелили. Немцы пришли сюда ночью. Мы все спали, а потом услышали взрывы и крики людей. Мама сразу же вскочила, зажгла свет и сказала, чтобы все оделись. Мы хотели спрятаться в погреб, чтобы немцы нас не нашли, но не успели. Они пришли сюда. Немцы говорили по-русски. Один из них сказал, чтобы мы вышли из дома и присоединились к пленным. Но мама накричала на них, сказала, чтобы они убирались из нашего дома. А потом замахнулась на одного из немцев, но он отразил её удар. Немец сильно стукнул её так, что она упала. Но мама всегда отличалась большой мужественностью и поэтому сразу же встала. Потом немцы сказали, что убьют нас. Убьют всех. И самым жестоким образом. Так оно и было. Один немец, он был самым главным, взял нож и отрезал маме палец. Она закричала. А из раны хлынула кровь. У меня тогда перехватило дыхание. Я не мог дышать. Я не мог двигаться. Я весь дрожал. Тогда мама крикнула, чтобы мы бежали. Немцы лишь засмеялись в ответ. Но я сразу же ринулся бежать. Тогда немец вытащил пистолет и хотел пристрелить меня. Однако попал только в руку. У меня сразу же звёздочки засияли перед глазами. Голова закружилась, но я всё же бежал. Почему-то немцы не погнались за мной. Видимо, они не поняли, что ранили только руку. Возможно, они подумали, что я упал за углом. Но я побежал в эту самую комнату и спрятался в шкаф. Меня трясло, а потом я лишился чувств. Очнулся я, когда услышал громкий стук. О шкаф, в котором я сидел, что-то ударялось. Тогда я заметил, что в руке у меня застряла пуля. К счастью, она была на поверхности. И я смог её вытащить. Но было очень больно. Я такой боли никогда не чувствовал.

– А что же ударялось о шкаф? – перебил его Егор.

– Я сам этого не понял. Но в шкафу была маленькая щёлочка. Вот она, видите? – и он показал на узенькую трещину. – Оттуда всё хорошо было видно. Я видел, как немцы завели в комнату мою маму. Они бросили её на кровать. Потом подошёл немец и снова отрезал ей палец. Только теперь на другой руке. Она вновь сильно закричала. Это было страшно. Вы понимаете меня?

– Да… – полушёпотом сказал Егор. – Продолжай.

– Потом привели в комнату моих братьев. Троих. И сестру.

– То есть вы жили с мамой? Ты, три твоих брата и сестра?

– Да, – отозвался мальчик. – Папа ушёл воевать. А неделю назад пришло письмо. В нём говорилось, что мой отец погиб. Но погиб он, как герой. Он бросил бомбу в немецкий танк и сам взорвался вместе с ним… Он пожертвовал собой ради нас…

Егор понимающе кивнул. И сердце его сжалось от боли.

– А что же было дальше с мамой, братьями и сестрой?

– После того как их всех собрали в этой комнате, немец сказал, что каждый сейчас распрощается со своей жизнью. Потом он что-то сказал на немецком, какие-то слова и все громко загоготали. Далее, самый главный немец громко прокричал, что один из нас уже мёртв. Он имел в виду, конечно же, меня. А я притаился и сидел тихо-тихо. Я старался даже не дышать. Так вот, он сказал, что пора убить и остальных. Потом взял маму за волосы и поставил её на ноги. Он посмотрел ей в глаза и заметил, что они очень красивые. Немец склонился к её щеке так, что его щетина прикоснулась к нежной коже моей матери. Он что-то сказал ей на ухо. Возможно, он хотел, чтобы она стала служить им. Я думаю, что она ему понравилась. Но мама никогда не предавала и не собиралась предавать своей родины, поэтому плюнула ему в лицо. Он разозлился и крикнул на немецком. Потом достал платок, вытер им лицо и ударил маму. Она упала, а под глазами появился большой синяк. Он ещё долго избивал её, а позже всех расстреляли. Я сидел в шкафу оцепеневший. Я понимал, что ничего не мог сделать. И я думал, мама бы хотела, чтобы я жил. А если бы я выбежал из шкафа, пытаясь спасти её и братьев с сестрой, меня бы так же убили. Скажите, вы же не осуждаете меня? Вы не думаете, что я струсил? Я ведь поступил правильно?

– Конечно, конечно, мой мальчик. Ты поступил правильно. Ты молодец, что спасся. Теперь давай забинтуем твою руку.

И он взял простынь, разорвал её на части, потом крепко завязал руку. Так, чтобы кровотечение остановилось.

Мальчик с благодарностью посмотрел на солдата и промямлил:

– Спасибо!..

Егор усмехнулся.

– А когда они ушли, давно? – тревожно спросил он.

– Да. Они ушли с рассветом. Но я всё же боялся вылезти из шкафа. Я дрожал. Я думал, что немцы не ушли, что они где-то рядом. А потом меня нашли вы.

– Да… – сказал солдат.

– Немцы забрали всю нашу скотину. Я слышал, как уводят её. Они кричали что-то на своём языке. А потом все затихло. И я понял, что немцы ушли. Но всё равно боялся вылезти из шкафа.

– Я понимаю, малыш. Кстати, как тебя зовут?

– Миша… Меня зовут Миша… А вас?

– Зови меня дядя Егор.

– Хорошо! Но, что мне теперь делать? У меня нет ни отца, ни матери… А до родственников отсюда очень далеко. И я даже не знаю, как с ними связаться.

Егор внимательно посмотрел на мальчишку. Его иссиня-черные глаза выразительно поблескивали из-под ресниц. А волосы торчали во все стороны. Это был симпатичный, маленький мальчик.

– Ты пойдёшь со мной. Я отправлю тебя в Чувашию. Там моя жена и дети. Они приютят тебя! – твердо сказал Егор.

– А как же вы?

– А я… я солдат, Миша. Я пойду на фронт, воевать.

– Нет. Только не на фронт. Там вы можете погибнуть. Как… как мой отец. Не надо. Пожалуйста…

– Не волнуйся. Со мной всё будет хорошо. Скоро война закончится, и я вернусь домой.

– Нет! Нет! – вдруг закричал Миша. – Война закончится не скоро!

– Как не скоро? Что ты говоришь? Конечно же, она закончится. И ждать осталось совсем недолго.

– Недолго? Не обманывайте себя. Вы же были на фронте. Как там обстоят дела? Да там всё плохо. Немцы скоро раздавят нас, как кузнечиков. Они вооружены. А у нас… у нас нет ничего…

Егор внимательно слушал Мишу. Слова мальчика впивались ему в душу. Как такой маленький, на вид беззащитный, малыш может так по-взрослому рассуждать? Но солдат понимал, всё, что он говорит правда. У нас, действительно, боевая техника уступала германской. Однако в русских сердцах царила вера в победу. Да, самое главное – это вера. В нас есть чувство патриотизма. И поэтому… поэтому мы обязательно победим!

– Возможно, ты и прав, Миша, – сказал Егор. – Но у нас есть кое-что другое. То, что лучше боевой техники.

– Что же это? – удивился Миша.

– Это наша вера. Мы – русский народ, верим в победу. Для нас немыслимо проиграть. Даже не возможно представить того, что немецкие войска одержат над нами победу. Мы бьёмся за родину. За Советский Союз. За землю нашу. За мир…

И он замолк. В душе его кипела буря. Ему вдруг представились советские просторы. Красивые, солнечные. А потом появился немец, который пришёл и сжёг всё дотла. Осквернил землю советскую.

Миша с удивлением уставился на него.

– И это поможет нам победить?

– Конечно, мой мальчик. Это самое главное.

– Вера в победу?

Егор кивнул.

– Верно. Дядя Егор, вы правы! А я, нет… Мы обязательно побьем врага! Ведь наши войска самые лучшие!

– Да, Миша. Советская армия победит!

Егор улыбнулся. Эти слова вселили в него уверенность. На душе стало легче.

– А сейчас, мы должны проверить дом. Ты ничего не сказал про тела. Куда они их убрали?

– Я не знаю, дядя Егор. Они просто унесли их из этой комнаты…

– Ладно, пойдём. Просто осмотрим дом. Давай руку. И послушай. Теперь ты под моей ответственностью. Я не брошу тебя. И при первой же возможности отправлю в Чувашию. Если, конечно, это не будет так опасно. Но пока ты со мной, ты должен делать всё, как я говорю. Понимаешь? Если я скажу, беги, ты побежишь. Если я скажу, спасайся и оставь меня, ты так и сделаешь. Обещаешь?

– Но… оставить вас…

– Обещаешь? – ещё настойчивее повторил Егор.

– Да… Обещаю…

– Вот и хорошо. Всё, пошли.

И взяв Мишу за руку, Егор вновь пошёл по тёмному коридору. Всё было тихо. Осмотрев коридор, все комнаты и убедившись, что там никого нет, они пошли дальше.

– Теперь давай выйдем во двор и посмотрим, как там обстоят дела, – сказал солдат.

– Дядя Егор, а куда мы потом пойдём?

– Мы пойдём в часть. И оттуда я снова смогу уйти на фронт. Но для начала нужно найти еды и воды. Да, и тебе нужно собрать свои вещи.

Миша кивнул головой, и в это же время они вышли во двор. Двор не представлял из себя ничего особенного. Сарай и загон для скота. Чуть дальше простиралось поле.

– Ну что ж, я думаю, сначала нам надо зайти в сарай, – предположил Егор.

– Зачем?

– Я думаю, туда немцы запрятали мёртвые тела твоей семьи. Наверное, ты постоишь здесь, а я схожу.

– Нет! Дядя Егор, не оставляйте меня одного.

– Но ты можешь испугаться.

– Нет, дядя Егор, то, что я видел сегодня ночью, было страшно. И хуже этого ничего быть не может.

– Ну, хорошо… – нехотя согласился Егор.

И не отпуская руки Миши, пошёл к сараю. Он был открыт.

– Они были здесь! – воскликнул вдруг Миша. – Мы не оставляем сарай открытым.

Егор внимательно посмотрел на мальчишку, лицо его выражало беспокойство. Солдат набрал воздуха в грудь и вошёл в сарай. Миша не отставал.

– Большой у вас сарай! – сказал Егор.

Мальчик посмотрел на него испуганным глазами, но ничего не ответил. Солдат оглядел сарай. Здесь всё было, как обычно. Различные рабочие инструменты и старые вещи были разбросаны. Тишина. Егор и Миша несколько минут стояли в полном молчании. И только Миша изредка сильно сжимал солдату руку. Но вдруг глаза мальчика расширились от испуга и он закричал.

– Что, что случилось? – стал спрашивать Егор, нервно оглядываясь по сторонам.

Но Миша ничего не сказал, а лишь указал рукой куда-то в сторону. Солдат посмотрел туда, и ужас охватил его. Сердце бешено забилось, а к лицу прильнула кровь. Его бросало то в жар, то в холод. Голова закружилась. Перед ним лежали окровавленные тела. Пятеро человек. Глаза их были открыты и полны ужаса. Лицо выражало испуг.

Егор судорожно глотал воздух. Лицо его посинело, а руки будто стали каменными. Солдат не мог ни двигаться, ни дышать. Так сильно поразила его эта картина. А Миша лишь дрожал. Самой страшной дрожью.

– Что… что… мы будем теперь делать? – тоненьким голоском спросил он. Увиденное поразило Егора настолько сильно, что даже слова не складывались в предложения.

– Н-нам н-надо их з-закопать… – заикаясь, продолжил Миша.

Егор кивнул. Он ещё раз осмотрел сарай. Напротив него стояла лопата. Солдат подошёл к ней, а потом спросил:

– Где мы можем закопать тела?

Миша призадумался.

– Вон там! – и он указал на дерево, находившееся на самом конце двора. – Земля мягче у того дерева.

Егор кивнул и пошёл к дереву, чтобы вырыть яму. Миша не отставал от солдата ни на шаг.

– Вот здесь… – сказал мальчик. – Лучше сделать могилки здесь…

Солдат посмотрел, куда указывает Миша. От дерева было десять метров.

– Ладно, – согласился солдат и принялся за работу. Когда все пять могил были выкопаны, Егор сказал:

– А теперь принеси все простыни, которые сможешь найти.

– Но… в доме…

– В доме никого нет. Если бы там кто-то был, он уже давно бы прикончил нас. Не бойся, все немцы ушли.

Миша закрыл глаза. Какое-то время он стоял неподвижно. Егор внимательно наблюдал за ним и понял, что он преодолевает свои страхи.

– Хорошо, – вдруг сказал Миша. – Я принесу простыни.

Он кинулся бегом в дом. Солдат ласково улыбнулся ему вслед. Но потом лицо его приняло вновь мрачное выражение. Он направлялся к сараю.

В сарае царил полумрак.

– Ах, война, война. Что ты делаешь, подлая? – произнёс Егор, глядя на окровавленные тела.

Он подошёл поближе. В середине лежала женщина. На ней была одета белая длинная сорочка, залитая кровью. Рядом лежали девочка и три мальчика. У одного мальчишки не было ног. Вернее они были когда-то, но, видимо, немцы отобрали их. Теперь ноги заменяло кровавое месиво. И казалось, что кто-то прошёлся по ногам мясорубкой. Солдат сморщился. И тошнота вновь поступила к его горлу.

– Дядя Егор, – вдруг услышал он. – Где вы? Я принёс простыни.

– Миша! Я здесь, в сарае. Неси сюда.

Через несколько секунд он появился на пороге. Лицо мальчика закрывали простыни, которые он крепко прижимал себе.