Текст книги "Крымская Чаша Грааля"

Глава 5

Крым, 1941 год. Севастополь

– Ну, детки дорогие, пора и за стол садиться, – сказал Яков Захарович Бакши, потирая руки. – Наша дорогая мама и бабушка, как всегда, на высоте. Запах, – он потянул длинным крючковатым носом, – потрясающий. Роза, помоги бабуле накрыть на стол.

– Конечно, дедушка, – отозвалась четырнадцатилетняя красавица Роза, тонкая, как тростиночка, красивая той восточной красотой, которой всегда восхищались поэты и писатели: смуглая гладкая кожа, черные глаза с поволокой, тонкий нос с чуть заметной горбинкой. – Мама и тетя Сара, наверное, уже устали.

– Что же ты не с ними? – строго спросил дед. – Почему отлынивала от работы?

– А вот и неправда! – крикнула Роза и засмеялась. – Я сегодня сама курабье приготовила.

– Правда? – Старик взглянул на нее поверх очков с толстыми стеклами. – За это хвалю. Ну иди, неси угощение.

Девушка охотно отправилась на кухню. Она любила и уважала деда – высокого, моложавого, подтянутого, аккуратно и со вкусом одетого, носившего очки с толстыми стеклами, за которыми всегда угадывался добрый взгляд. Несмотря на то что Яков Захарович был сапожником, как и его дед и отец (сын, отец Розы, тоже пошел по его стопам), он слыл образованным человеком: хорошо знал историю, читал Тору в оригинале на древнееврейском языке. Девушка улыбнулась, вспомнив, как однажды на празднике Пасхи дедушка спросил ее:

– Знаешь, почему я так поломал мацу?

Она замотала головой, и тогда старик, посадив внучку на колени, стал терпеливо рассказывать о том, как евреи вышли из Египта и сорок лет бродили по пустыне. Это звучало, как интересная сказка, и Роза заснула у него на коленях, а тетя Сара, старшая сестра мамы, отнесла ее в кровать. Именно благодаря Якову Захаровичу семья Бакши была сплоченной, именно из тех семей, про которые говорят: «Вместе в беде и в радости». Благодаря рассказам деда и бабушки Роза знала, сколько несчастий перенесла ее семья.

В 1914 году с началом Первой мировой войны Якова призвали на военную службу. Ему повезло. Он не получил даже царапины и после окончания военных действий вернулся в Бахчисарай, где его ждали мать, отец и красивая певунья Мириам. Вскоре молодые сыграли свадьбу, и один за другим у них родились трое детей. Казалось бы, можно жить да радоваться, заниматься любимым делом и растить ребятишек. Но эпоха лихолетья не закончилась. Во время Гражданской войны, когда обе воюющие стороны демонстрировали негативное отношение к евреям и крымчакам, Яков решил ехать в Палестину. Добраться до нее тогда можно было только одним способом: сначала на борту фелюги до Батуми, а потом вместе с контрабандистами – до Турции. Только оттуда, либо по морю, либо по суше, крымчаки попадали в Палестину.

Как известно, фелюга – это небольшое судно со своеобразными косыми парусами, которое способно взять на борт лишь десять человек. Вот почему на семейном совете было решено отправлять семью маленькими группами. В последний момент мать деда, прабабушка Розы, категорически отказалась ехать.

– Это земля моих предков, – сказала она. – Разве я могу ее покинуть? Яков, ты сотни раз был на нашем старом крымчакском кладбище. Обращал ли ты внимание на даты жизни и смерти? Некоторые так затерлись, что невозможно прочитать. Но есть и разборчивые. Одно захоронение тысяча пятьсот семьдесят пятого года. Тебе это ни о чем не говорит? Наш народ жил здесь несколько веков и здесь умирал. Если мне суждено умереть, я хочу сделать это на родной земле.

Ему так и не удалось уговорить женщину, и они решили ехать сами. Яков успокаивал себя: когда они благополучно устроятся на чужбине, он приедет за матерью, и она последует за ним. Правда, в это слабо верилось, но тем не менее это было хоть какое-то оправдание того, что они оставляют пожилую женщину совсем одну, пусть и на родной земле.

Через несколько дней после этого разговора семья тронулась в путь. Дедушка и два его брата с семьями благополучно достигли Константинополя, а вот судьба младшей сестры сложилась трагично. Фелюга, в которой она пыталась достичь турецкого берега, была захвачена пиратами, забравшими весь нехитрый скарб беженцев и в одночасье покидавшими их за борт. Яков Захарович очень любил младшую сестру, и известие о гибели всей ее семьи подкосило его. Те несколько дней, что он провел на турецкой земле, стали для него пыткой. Он ждал корабль в Палестину, ходил по знаменитой турецкой набережной Остеклял, смотрел, как рыбаки продавали только что выловленную рыбу, вспоминал Крым, край, пахнувший полынью и чабрецом, довольно свободно болтал с турками, потому что язык крымчаков очень напоминал турецкий, и иногда перекидывался словечками с белыми офицерами, так же, как и он, бежавшими от новой власти.

– Нам говорят, скоро все кончится, – заверяли его эмигранты, но в их глазах он читал неверие и тоску по родине. Наконец парусник повез их на новую родину – так, во всяком случае, они предполагали, но попытка репатриации окончилась неудачно. В жаркой Палестине он оказался невостребованным. Местное население ходило в основном босиком и в услугах сапожника не нуждалось. Промаявшись несколько лет, Яков Захарович засобирался на родину, решив: будь что будет.

Жена и дети с энтузиазмом восприняли его предложение. Им осточертели чужие берега. Тогда никто из них не думал, как встретит их родина. Как бы ни встретила – их место там, на крымской земле. Дед рассказывал: когда они возвращались назад, то не спали ночей, всматриваясь вдаль. И когда показался знакомый маяк на мысе Сарыч, Мириам упала без чувств.

Родная земля приняла блудных детей. Якову повезло. Большевики провозгласили новую экономическую политику и не подвергали репрессиям тех, кто вернулся с чужбины. Приехав в родной Бахчисарай, он с тоской посмотрел на полуразвалившийся домишко и огород, заросший сорняками. Худой, изможденный сосед дядя Антон, так изменившийся внешне, что Яков еле узнал его, произнес, шамкая синими губами:

– Голод у нас был. Что только ни ели. Все фрукты зеленые ободрали. Траву жевали. И мать твоя… – он вздохнул и снял с головы ветхую шапчонку. Яков все понял.

– Умерла, – проговорил он и сжал кулаки.

– Да, – подтвердил дядя Антон. – С голоду.

Мириам жалобно всхлипнула.

– Жена, – произнес Яков, – и вы, – обратился он к детям. – Забирайте из бабушкиного дома все вещи, которые нам могут пригодиться. Здесь мы жить не будем.

Они взяли все, что могли унести, погрузили на телегу и поехали в Севастополь. В этом городе жил друг Якова, тоже крымчак, который давно приглашал его, говоря, что городу требуются сапожники. Деду Розы повезло во второй раз. Он поселился в доме почти в центре Севастополя, открыл сапожную мастерскую и вырастил троих детей, из которых в Севастополе осталась одна Сара, выйдя замуж за местного парня Исаака. Старший сын Михаил, тоже сапожник, женился на Хае и переехал в ее края – под Симферополь. Младшая дочь подарила любовь греку и теперь тоже жила в Симферополе. Это была большая и дружная семья, всегда собиравшаяся по праздникам и дням рождения вместе. Роза считала, что ей повезло с родными, и с удовольствием помогала накрывать на стол.

На кухне высокая стройная тетя Сара вместе с мамой и бабушкой раскладывали кушанья по тарелкам. Девушка облизнулась, увидев свой любимый «Тошеме» – пирог со свежей вишней, только вытащенный из печи. Бабушка Мириам, увидев внучку, расплылась в улыбке:

– Красавица моя пришла. Небось, дед тебя торопит? Им, мужчинам, подавай все поскорее.

Роза кивнула:

– Да, бабуля. Они уже проголодались… от таких вкусных запахов.

Мама Розы, Хая, тоже высокая и стройная, но не такая красивая, как ее сноха (женщину немного портил длинный нос с большой горбинкой), придвинула дочери тарелку с перцем-бубером, фаршированным морковью.

– Неси пока это. Скажи, что у нас тут еще пенырли-бибер. На горячее – таветэ и кавурма с черносливом. А на сладкое, – она показала на маленький столик, уставленный блюдами с хворостом и курабье, – тоже всего хватает.

Роза подошла к бабушке и положила голову ей на плечо. С губ Мириам Иосифовны как будто не сходила добрая улыбка, создававшая впечатление, что пожилая женщина всегда рада встрече и готова пообщаться. Впрочем, так оно и было. К Бакши любили ходить в гости. Их знали как радушных хозяев и людей, всегда готовых прийти на помощь.

– Я отломила кусочек твоего курабье, – шепнула бабушка. – Ты прекрасная хозяйка. Так и тает во рту!

Роза обняла старушку за плечи.

– По твоему рецепту, бабуля. По твоему рецепту. Ты лучшая кулинарка в Севастополе.

– Ах, подлиза, – Мириам повернулась к ней и поцеловала в щеку. – Ладно, хватит болтать. Неси еду.

Роза подхватила поднос с закусками и бросилась в комнату. Дедушка, муж тети Сары, дядя Исаак и ее отец Михаил нетерпеливо постукивали вилками по столу.

– Ну наконец-то, – буркнул Михаил, увидев дочь. – Тебя только за смертью посылать.

– Сегодня вы сговорились уморить нас голодом, – полный лысоватый смешливый дядя Исаак подмигнул племяннице.

– Не ной, – раздался за спиной Розы голос его жены. – Сегодня мы так вас накормим, что три дня есть не захотите, – вместе с Розой они ставили блюда на стол. Дед потянул горбатым носом:

– Ох, не могу!

Бабушка и мама внесли сладкое и кувшины с киселем.

– Налетайте, – скомандовала Мириам. – Исаак, ты не прав, что не взял с собой детей. Я знаю, Женя так любит мои пироги. И по Машеньке я соскучилась. И Раечка сегодня не приехала. А обещала.

Слушая жену, Яков Захарович морщился. Он не очень приветствовал брак младшей дочери с греком Андреасом Омириди, так как считал, что крымчаки не должны смешиваться с другими народами. Их и так слишком мало на этой земле.

– И черт с ними, – буркнул он и посмотрел на зятя. – Так почему внучат не привели?

Исаак щелкнул языком, накладывая на тарелку пенырли-бибер – икру из перца с брынзой и чесноком.

– Захотели в кино. Ну, шо тут скажешь? – Он намазал икрой кусок черного хлеба и отправил в рот. – Вкуснятина! Миша, ты не рассказал, как дела в вашем поселке, – обратился он к шурину.

– Работы хватает. – Отец Розы накладывал горячее таветэ – тушеное мясо с рисом. – М-м-м, пахнет аппетитно.

– А как нога? Не беспокоит? – Исаак не случайно задал такой вопрос. Год назад сапожник ходил в горы за хворостом и упал в пропасть. Он чудом остался жив, приземлившись на каменный карниз, но при падении сильно раздробил кость. Врачи сказали, что буквально собирали ногу по кусочкам, однако после нескольких операций Михаил по-прежнему прихрамывал и ночами порой стонал от боли.

Он вздохнул:

– Чего ж не беспокоить? Беспокоит. Думаю летом в Москву смотаться. Может быть, тамошние врачи помогут… Симферопольские сказали – лучше не сделаем. А мне нужно лучше. Что же получается? Хромой на всю оставшуюся жизнь? Я еще не старый. Вон сороковник не перешагнул.

– Да, говорят, там врачи творят чудеса, – Яков Захарович сделал большой глоток кизилового киселя. – Правильно ты решил, Миша. Так говоришь, в поселке все хорошо? А как поживает Давид? Здорова ли его женушка?

Михаил принялся перечислять всех членов семьи Манто, старого приятеля отца, а женщины, сначала следившие за разговором мужчин, стали обсуждать свои дела. Бабушка Мириам обняла внучку за плечи и шепнула ей на ухо:

– Мама сказала, у тебя появился мальчик. Кто он, Розочка?

Девушка покраснела. Местный паренек Борис очень нравился ей, но никогда, в отличие от многих молодых людей, не признавался в своих чувствах. Они ходили в кино, ездили в город, он нежно брал ее за руку и глядел в глаза, однако не произносил нежных слов, которые она так ждала. Вот почему Роза ответила:

– Об этом еще рано говорить.

Старушка все поняла и улыбнулась своей доброй грустной улыбкой:

– Из наших, крымчаков?

Смуглянка кивнула:

– Да.

– Как его зовут? – поинтересовалась Мириам Иосифовна.

– Борис, – улыбнулась внучка. – Борис Токатлы.

Бабушка еще крепче обняла ее.

– Я знаю эту семью. Родители – порядочные люди. Думаю, Боря тоже. Вот ты и выросла, Розочка, – задумчиво проговорила она. – Совсем уже большая. И мальчик появился. А мы с дедом стареем.

Роза всплеснула руками:

– Да что ты, бабушка? Разве вы с дедулей постареете? Ты у меня еще молодая и красивая.

Мириам Иосифовна погладила ее по голове.

– Хочу дожить до правнуков, – призналась она.

– И доживешь, – горячо сказала девушка. – Обязательно доживешь. Увидишь свою правнучку, которую я назову так же, как тебя, – Мириам.

– Ты моя хорошая, – растрогалась пожилая женщина и бросила взгляд на дочь и невестку. Они горячо обсуждали знакомую портниху, тоже крымчачку, которая шила прекрасные вещи и считалась самой модной в Севастополе. Потом черные глубокие глаза пробежались по столу. Мужчины уже доедали последние куски горячего.

– Роза, Сара, Хая, убирайте тарелки, – скомандовала она. – Пора пить чай.

– А верно, пора, – Яков Захарович взглянул на старые часы с кукушкой, висевшие на стене. – Скоро пять. Когда за вами приедут? – спросил он Михаила, жившего с семьей под Симферополем в поселке Марьино. – Ты говорил, вас заберет грузовик.

– Заберет, – подтвердил сын. – Коля обещал к шести подрулить. Повезло мне, что он сегодня повез продукты в Севастополь. Мы все к нему и примкнули.

– Мириам, поторопись с чаем, – провозгласил дед.

Женщины гремели тарелками. Роза ставила сладкое на освободившиеся места. Яков Захарович подмигнул внучке.

– Твое курабье я попробую в первую очередь.

– Раньше тошеме? – удивилась Сара. – Папа, вы же всегда были неравнодушны к пирогу.

– Тошеме подождет, – старик хлопнул кулаком по столу. – Мне интересно, как готовит моя внучка.

Мириам Иосифовна уже спешила с пузатым чайником.

– Хая, быстрее расставляй чашки.

Бабушка лукаво улыбнулась.

– Я слышала, за тобой ухаживает еще один паренек, татарин, сын Зарифа. Мы очень давно знаем и эту семью – когда-то они жили в Бахчисарае.

Яков встрепенулся:

– Зариф? Помню, помню. Он не рассказывал о странных ученых, искавших в горах Золотую колыбель? Эти приятные господа неоднократно беседовали со мной. Их интересовали крымские легенды.

Девушка нервно передернулась и побледнела.

– Какая Золотая колыбель? Бабуля, не говори о нем. И ты, дед.

На лице старушки появилось беспокойство, и морщина на лбу стала еще глубже.

– Почему?

– Он гадкий человек, бабуля.

Мириам Иосифовна закивала.

– Ну, хорошо, родная, как хочешь… – Она прислушалась к разговору дочери и невестки. Они обсуждали родственников, живших в Карасубазаре.

– Абрам – лучший портной, – тараторила Сара. – К нему даже из Симферополя едут. Представляешь, во время нашей последней встречи он говорит мне: «Недавно был в Одессе и познакомился с портным на Дерибасовской. Сара, чтоб я так жил!»

– Рая тоже хорошая портниха, – вставила Хая. – Насколько я знаю, она здорово ему помогает.

Сара всплеснула руками:

– Что ты! Разве он доверит теперь своей жене хоть строчку? – Она искоса посмотрела на мужа и свекра и увидела, что они уже покончили с десертом. Яков Захарович перехватил ее взгляд.

– Молодцы хозяюшки, от души накормили, – он крякнул и поднялся из-за стола. – Теперь и косточки размять бы не помешало, – старик подмигнул Розе. – Вкуснейшее курабье! Славная будешь хозяйка, – и, повернувшись к Хае, Яков Захарович добавил: – Тебе уже известно, кого будет потчевать моя красавица?

Роза раскраснелась и выбежала из комнаты.

– Стеснительная, – удовлетворенно заметил старик. – В тебя, Хая. Кстати, ты так и не ответила на мой вопрос. Кавалер у нас имеется?

– Борис, – ответила мать Розы и принялась собирать тарелки.

Дед прищурился:

– Это какой Борис?

– Из семьи Токатлы, – вмешалась бабушка. Яков Захарович хлопнул в ладоши.

– Внук Иосифа Токатлы? А, старый черт, все-таки мы с тобой породнимся! – Он похлопал по плечу зятя. – Давайте постоим на балконе. Погода сегодня великолепная. Ты покараулишь свой грузовик, – предложил он Михаилу, – а мы с зятьком покурим, – говоря «покурим», он, сам никогда не бравший в рот сигарету, имел в виду родственников.

Мужчины вышли вслед за стариком, а Мириам Иосифовна с Сарой и Хаей принялась собирать тарелки и носить на кухню, где Роза, облаченная в серый передник, мыла их в горячей воде.

– Ты вопросов деда не стесняйся, – говорила ей бабушка. – Он за тебя переживает так же, как и я. Знаешь, какое это волнительное дело – выдавать замуж?

Щеки девушки снова покрыл румянец:

– Бабушка, но еще рано… – она не успела договорить.

– Роза, Хая, Николай приехал! – крикнул глава семьи, и Мириам выхватила из рук внучки глубокую тарелку, испачканную соусом.

– Видно, машина за вами приехала. Собирайся.

Роза всплеснула руками:

– Вот, и не помогла тебе…

Бабушка снова обняла внучку и сняла с нее передник.

– Еще как помогла, – улыбнулась она. – И комплимент от деда заслужила. Сама знаешь, какой он у нас строгий. Ну, беги, не задерживай родителей.

Девушка вышла в большую комнату. Там, возле зеркала, прихорашивалась Хая. Михаил натягивал ботинки.

– Готова? – спросил он, строго взглянув на дочь. Роза подошла к зеркалу и провела расческой по густым волосам.

– Да, папа.

– Тогда прощайся с дедом и бабушкой – и в путь.

Девушка подошла к Мириам Иосифовне и прижалась к ее широкой груди. Пожилая женщина неожиданно всплакнула.

– Что вы, мама? – удивленно спросил Михаил. Бабушка приложила руку к груди.

– Сердце что-то схватило. Предчувствие… – увидев, что все смотрят на нее с беспокойством, она быстро взяла себя в руки: – Ничего страшного. Видно, устала немного. Розочка, подожди, – Мириам Иосифовна вдруг выбежала из комнаты и через несколько секунд вернулась с маленьким свертком. – Это тебе, – она сунула его в задрожавшие руки девушки. – Ожерелье твоей прабабушки. Есть у нас вещи, которые передаются по наследству… Ты знаешь. Бабушка Нонна не снимает с пальца перстень… – Старушка говорила сбивчиво, и Михаил снова поинтересовался:

– Да что случилось?

– Ничего, ничего, мой родной, – Мириам Иосифовна быстро поцеловала его в щеку. – Идите. Вас уж, небось, заждались.

– Ну, придумала, предчувствие у нее. – Дед снял очки. – Не слушайте старую, мои хорошие.

Хая обняла сначала свекровь, потом свекра.

– Скоро увидимся, – сказала она. – Как только кто-нибудь на машине сюда засобирается, я или сама приеду, или Розочку пришлю.

– Да, да, Розочку, – бабушка, казалось, думала о чем-то своем. – Конечно, мы будем вас ждать.

Во дворе уже сигналила машина.

– Жена Николая не разрешает ему задерживаться, – пояснил Михаил и подхватил сумку, наполненную гостинцами. – Ну, зачем, мама, вы туда столько положили? Мои племянники тоже хотят отведать сладостей. Сара, тебе что-нибудь осталось?

Сестра закивала.

– Осталось, осталось, Мишенька, не волнуйся.

Она наспех обняла брата.

– До встречи.

– До встречи, – Михаил посмотрел на жену и дочку. – Давайте, девочки, поторопитесь.

Они вышли во двор. Захар, Мириам, Сара и Исаак махали руками. Роза повернулась и стала махать в ответ. Из кабины выглянул рассерженный Николай.

– Ехать думаете? – ехидно поинтересовался он. – Между прочим, уже десять минут загораю.

– Извини, Коля, так получилось, – Хая старалась говорить как можно вежливее. – Засиделись вот… Роза, залезай в кабину, а мы с папой в кузове поедем.

Девушка покачала головой:

– Мамочка, я хочу подышать воздухом. Садись сама к дяде Николаю.

– Тогда пусть папа туда садится, – решила женщина. – Я с тобой, доченька.

Михаил морщился, слушая разговоры.

– Только время тянете, – он хотел заартачиться, но передумал: – А, черт с вами. Тряситесь в кузове.

Мужчина помог жене и дочери забраться в кузов.

– Только не вывалитесь на повороте, – напутствовал он. – Мать мне не простит, если с вами что-нибудь случится.

– Да кончай болтать! – разозлился Николай. – Либо ты едешь, либо…

– Иду, – мужчина распахнул дверь и залез в кабину настолько проворно, насколько позволяла искалеченная нога. Роза бросила прощальный взгляд на балкон. Сара и Исаак ушли в комнату, дед последовал за ними, и лишь бабушка, как статуя, стояла и смотрела на них. Из черных глаз, окаймленных темными кругами, выкатилась слеза, которую старушка тут же смахнула передником.

– Что это с бабулей? – спросила девушка мать, когда грузовик тронулся. – Сегодня она какая-то… Даже не знаю… Так прощалась, будто с нами больше не увидится.

– Для пожилых людей это характерно, – вздохнула Хая. – Каждый день они благодарят Бога, что он дал им возможность еще пожить на этой земле.

Роза задумалась.

– Странно, – заметила она. – У бабушки прекрасное здоровье. Во всяком случае, при мне она ни на что не жаловалась.

Грузовик так тряхнуло на повороте, что девушка ухватилась за мать, и обе чуть не упали с деревянных скамеек.

– Да, не жаловалась, – подтвердила женщина. – Но я объяснила тебе. Пожилые люди задумываются об этом чаще, чем мы.

Девушка нахмурилась.

– Я еще никого не хоронила, – вздохнула она, – и представить не могу, что наступит такой день, когда умрет дедушка и бабушка покинет этот мир. Я знаю, что это когда-нибудь будет, но мне бы хотелось, чтобы это было еще не скоро.

– Не мы решаем, как все будет, – философски заметила Хая. – Слушай, дочка, а почему это мы завели с тобой такие печальные разговоры? Оглянись вокруг – красота-то какая! Травушка зеленая, горы вдалеке синеют… Жить надо да радоваться.

– У бабушки Нонны давно не были, – переменила тему дочка. – Вроде недалеко друг от друга живем, а видимся редко. Раньше каждый праздник собирались…

– Это верно, – вздохнула Хая. – Стареет наша тетушка. Лет десять назад еще резвая была.

Роза задумалась. Нежный смуглый лоб прорезала тонкая морщинка.

– Бабуля как-то показывала мне фотографии их семьи, – проговорила она. – Нонна в молодости была очень хороша собой.

– У нее очень интересная судьба, – кивнула Хая. – Перстень, который она носит много лет, – подарок покойной матери. Это их семейная реликвия.

– Так вот почему Нонна никогда не снимает этот перстень! – воскликнула Роза. Хая усмехнулась:

– Он уже и сам не снимается. Врос в палец. Нонна говорит – это не случайно. Она всегда будет помнить о своей семье и о своем муже. Знаешь, что после его смерти она и не взглянула на другого мужчину?

– И я с Борей… – начала было Роза и запнулась. Мать пристально посмотрела ей в глаза.

– При чем тут вы с Борей, доченька? Он что, уже сделал тебе предложение?

Сквозь смуглоту щек девушки пробился румянец.

– Да ты что, мамуля? – расхохоталась она. – Какое предложение? Сначала нужно школу закончить. Ты ведь знаешь, что я буду поступать в педагогический институт. И Боря хочет учиться. Правда, его семья против, – вздохнула она.

Хая сразу поняла ее.

– По семейным традициям Токатлы мальчишки становятся либо сапожниками, либо портными, – сказала женщина. – Вот почему его дедушка, старый Исаак, не обрадовался. Да и отец Бориса наверняка тоже против.

– Против, – подтвердила Роза. – Мамочка, ну сейчас совсем другое время. Люди стремятся получить образование.

– Думаю, в конце концов они это поймут, – заметила Хая. – Знаешь, что-то меня в сон клонит. Я вздремну немного, а ты посиди, помечтай. О Борисе будешь думать, верно?

– Да, – кивнула девушка. Мать устроилась на полу кузова и действительно сразу задремала. А Роза до самого поселка мечтала о том, о чем может мечтать девушка в самом романтическом возрасте.