Текст книги "Придумай что-нибудь сама"

Ольга Черных
Придумай что-нибудь сама

«… и зеркало поставлю перед вами, где вы себя увидите насквозь…»

/ В. Шекспир/

Взгляд отрешенно скользил по вечернему небосводу. Тысячи, десятки тысяч мерцающих звезд, словно туча маленьких светлячков были разбросаны по небу. Над головой сиял ковш Большой Медведицы. В древности люди называли его Великим колесом Возрождения. Вечное колесо, неизменно описав круг, всегда возвращается на место, размеренно переходя из эпохи в эпоху, из поколения – в поколение. И никому не дано изменить этот ход времени…

Мысли, способные увести в запредельные дали. Пора спускаться на землю. Сегодня Рождественский вечер. Он полон чудес и таинственного ожидания. Некоторые из «чудес» до сих пор живут в душе, оставив неизгладимое впечатление, но думать об этом сейчас не хотелось.

– Ты куда пропала? – донесся из комнаты обеспокоенный голос сестры, а вскоре она и сама появилась в проеме узкой балконной двери. – Соня, все в порядке? Ты что стоишь в темноте?

– Почему в темноте? – спросила я, с сожалением покидая мир грез и философских рассуждений. – Свет уличных фонарей такой яркий и все видно, как днем. И «… месяц величаво поднялся на небо, чтобы посветить добрым людям и всему миру, чтобы всем было весело колядовать и славить Христа…» – пришли на память гоголевские строчки.

– М-да, – несколько озадачено протянула Сима, пристально всматриваясь в мое лицо. – Как нельзя, вовремя. Ты снова где-то летаешь и не перестаешь удивлять всем, что напихано в эту хорошенькую головку. Дорогая, на улице зима и, довольно-таки, холодно. Даже тебе не заметить это трудно. Не хватало еще простудиться. Какое легкомыслие, Соня.

– Зима? Ну, конечно же, зима, – покорно подтвердила я и плотнее запахнула вязаную мамину кофту. – Сима, ты и представить себе не можешь, что такое зима. Воет вьюга. Ничего не видно на вытянутую руку. Ледяной ветер пронизывает насквозь, а огромные снежинки кружатся в страшном танце, превращаясь в плотное холодное покрывало, неизбежно надвигающееся со всех сторон. Это сравнимо лишь с Царством Ледяной Королевы. Так и не смогла привыкнуть к суровым зимам, хотя прожила там много лет.

– Соня, твоя северная поэма пугает. И сама ты сегодня какая-то странная. Большие снега и ледяные ветры уже позади, родная моя, – сестра нежно обняла меня за плечи. – Идем в комнату, ты совсем продрогла. Нас ждет ужин и праздник. Пусть все сегодня будет так, как много лет назад, когда мы встречали Рождество большой семьей.

Я благодарно прижалась к теплой родной щеке. Как здорово, что мы снова вместе и больше никогда не будем разлучаться. А Сима уже тащила меня за руку в теплую комнату, окутанную ароматом свечей.

Стол был накрыт так же, как и много лет назад, когда еще были живы мама и бабушка. Все выглядело празднично и торжественно. Высокая бутылка вина. Два прибора и два широких фужера на тонких ножках с золотистыми ободками вверху. Семейное столовое серебро, которым пользовались лишь в особенных случаях. В центре на большом блюде красовалась зарумяненная кулебяка. Мы не пожалели времени, чтобы приготовить и украсить ее по правилам.

– Красиво! Тепло и уютно, чувствуется семья, хотя сейчас нас только двое. Спасибо тебе. Я всегда буду помнить это Рождество, первое, после возвращения домой… – ком, подступивший к горлу, мешал говорить.

Сима промолчала. Она, как никто другой, понимала, что творилось в моей душе.

– Так хотелось, чтобы тебе сегодня было хорошо. Я до сих пор чувствую свою вину за то Рождество, которое все изменило для нас на долгие годы. Это я не уберегла тебя, не смогла помочь, а, может, просто не сумела оказаться рядом… – она не договорила, сдерживая слезы. – Наверное, за это жизнь наказала нас, разлучив так надолго. Да-да, именно за мою беспомощность.

– Не говори глупости. Все, что со мной произошло, лишь справедливое возмездие за все, что я успела натворить в свои юные неразумные годы. Банально, но неизменно: мы всегда остаемся в ответе за свои поступки. И никому нет дела до того, что ты еще не готова к жизни, молода и наивна, отчего и совершаешь ужасные глупости. И, думаю, неважно, кто в это время стоит за спиной или принимает за тебя решение, ведь в конечном итоге отвечать за все придется самой и наказание придет неизбежно рано или поздно.

– Это ты правильно сказала, – согласилась Сима. – Как говорится, нет худа без добра. Мне, кажется, даже хорошо, что все произошло рано – меньше разочарований в жизни. Но еще лучше, что все уже позади, очень хотелось бы в это верить, – добавила тихо, чтобы я не услышала. – Все и так было предсказуемо и очевидно для всех, и только ты никого не хотела слушать и ничего не желала замечать.

После ее слов я вдруг впервые осознала, что за личной трагедией, не заметила главного – плохо было всем. Дорогие мне люди безмерно страдали, потому что ничем не могли помочь. Я сама и только сама должна была пройти через все, что так внезапно свалилось. Ну, что же, первые суровые уроки жизни усвоены сполна. Хотя… не уверена, что хотела бы что-то изменить.

– Ой, ужасно проголодалась. У меня слюнки текут от одного только взгляда на праздничное меню. Мы что, кого-то ждем? – я решила оставить тему.

Сима качнула головой, и мы сели за стол.

– Ничто сегодня не сможет омрачить праздник, – сказала я уверенно. – Все, что было в прошлом, пускай там и останется. Согласись, дорогая, жизнь нам ни в чем не дает гарантий, но, к сожалению, это начинаешь понимать лишь тогда, когда уже слишком поздно. А теперь, давай, откроем вино, наполним бокалы и тарелки, отбросим все лишнее и полностью отдадимся власти необыкновенного вечера. Должно же когда-то все измениться в нашей жизни? И этот вечер в будущем должен вызывать только хорошие воспоминания. Правда? – я с надеждой заглянула сестре в глаза.

В ответ она улыбнулась.

– Ты права, Соня, так и будет. Так должно быть, – добавила уверенно.

– Нам хорошо вдвоем, тепло и уютно, праздничный стол, нарядная елка… и никто нам больше не нужен, – я подняла бокал. – За этот вечер, за нас и за Рождество, – сказала слишком сложный тост и отпила несколько глотков.

Сима кивнула и пригубила вино.

Минут через тридцать я разлила кофе, и мы перебрались на диван.

Вечер как-то незаметно приблизился к ночи, и я, было, подумала, что он удался. Вдруг сестра резво поднялась и вышла в соседнюю комнату. Вернулась она с небольшим свертком, украшенным яркой лиловой лентой.

– Это тебе. Некоторые вещи бесценны и не теряют своего значения даже через много лет. С праздником, – она наклонилась и поцеловала меня в щеку.

Странное дело, обычный рождественский подарок, но меня охватило волнение. Теряясь в догадках, я нерешительно потянула за край ленты…

В свертке была моя старая кукла и тетрадь. Обычная тетрадь, насчитывающая 96 листов. Именно в таких тетрадях я писала в институте конспекты. Она ничем особенным не выделялась с виду. Коричневая коленкоровая, слегка потертая обложка, но это только с виду. Эту тетрадь я узнала бы из тысячи. Мой тайный дневник. Он просуществовал всего одну ночь, а потом я распорядилась его судьбой несколько неожиданно даже для себя: выбросила в мусорное ведро. Тогда вместе с дневником в мусорное ведро я отправила часть собственной жизни.

Прошло много лет. За это время я ни разу не вспомнила о нем. И вот сегодня получила рождественский подарок – встречу с прошлым. Его я так старательно пыталась забыть.

– Да-да, ты правильно поняла, – кивнула Сима. – Сейчас самое время его прочитать, чтобы понять, как все изменилось для тебя, кстати, в лучшую сторону. И сама ты изменилась. Я очень хочу, чтобы ты избежала прежних ошибок.

– Откуда? – только и смогла спросить я и нервно сглотнула. – Его уже давно не должно существовать.

– Честно? – глаза сестры выражали совершенную невинность. – Я обнаружила ЭТО праздничным утром в мусорном ведре и решила его спасти. Похоже, моей рукой водила сама судьба, а уж ей-то, наверняка, было известно, что он тебе еще может пригодиться.

– Спасибо, – я не смогла сдержать тяжелый вздох. – Пойду, отдохну. Не обидишься?

– Конечно же, нет. Уже поздно. Иди. Я еще немного посижу у телевизора.

У двери я оглянулась. Во взгляде Симы была тревога и еще что-то, так быстро не поддающееся объяснению. Я помахала ей рукой и прикрыла за собой дверь.

Свет зажигать не хотелось, но уже с первого шага в темноте зацепилась острым носком туфли за край ковра. Кукла выскользнула из рук и издала писклявый протяжный звук: «ма-а-ма-а».

Куклу мне подарили родители, опять-таки, на Рождество, а Сима получила в подарок большую коробку с конструктором. Я до сих пор помню, что на ее крышке было написано: «СТРОИМ ДОМ».

Кстати, в своих желаниях еще в детстве она была более практична. Каждый вечер, удобно устраиваясь на ковре с конструктором, сестра бросала в мою сторону снисходительные взгляды, потому что я в это время играла с куклами.

Как показало время, мечта Симы осуществилась. Теперь она строит большие и красивые дома. А я, хоть и имела другие интересы, тоже стала строителем, скорее всего, за компанию, о чем нисколько не жалею. Что же касается других детских игр и пристрастий, то им еще не суждено было осуществиться…

Воспоминания в тишине маленькой спальни прервал скрип открывающейся двери.

– Не спишь? – шепотом спросила Сима, всматриваясь в темноту. – Может, выпьем кофе?

Я заботливо уложила куклу в кровать, прикрыла ее одеялом и вышла следом за сестрой.

За время моего короткого отсутствия комната преобразилась. Посуда была убрана. Могу, на что угодно поспорить, что Сима вымыла все до последней тарелки. На праздничной скатерти стояла небольшая вазочка с живыми гвоздиками – любимыми цветами сестры. Этот букет я принесла ей вечером, хотя, совершенно не разделяю ее привязанность к столь холодному цветку. Толстые свечи почти прогорели, и в плошках поблескивал расплавленный воск.

– Надо погасить их, а то будут коптить, – сказала Сима и взяла в руки щипцы, доставшиеся нам от бабушки.

Она поднесла руку к подсвечнику и застыла. Странная улыбка пробежала по лицу.

– Сонь, а, давай погадаем, – вдруг предложила сестра. – Сегодня все девушки гадают на женихов. Чем мы хуже других? Не грех и нам попробовать хоть одним глазком взглянуть на своего суженого-ряженого. Как ты думаешь?

Ответить я не успела, но Соня уже уверенно открыла ящик старинного комода и достала красивую резную шкатулку. В ней находилось мамино обручальное кольцо. Когда-то папа надел ей его на палец при тайном венчании. Так настояла бабушка.

Вспомнила красивые руки мамы и грустно вздохнула. Последние годы она не носила кольцо, потому что поправилась, и оно сильно сжимало палец.

– Гм, – я медлила, размышляя над ситуацией, но Сима, похоже, уже приняла решение. – Ну, если ты так хочешь… – произнесла я медленно, понимая, что ее уже не сможет остановить никакая сила, и незаметно вздохнула. – Пожалуй, я не вижу причин, которые могли бы нам помешать. Может, и в самом деле пора напомнить судьбе, что нам давно уже следовало бы надеть подвенечные платья, а то так и состариться недолго. Освободи пока место у большого зеркала, – я этими словами я пошла на кухню за блюдцем и стаканом, чтобы по всем правилам осуществить серьезный ритуал.

Бабушка не раз рассказывала, как они в молодости, закрывшись в бане, гадали с подружками. Каждый раз она подробно объясняла, в какой очередности нужно проделывать эту магическую процедуру, какие говорить слова, и, как себя вести. Можно подумать, что тогда она точно знала, что придет время, когда мы с сестрой воспользуемся этими бесценными советами.

Однако, несмотря на все теоретические знания, мы с Симой никогда не переходили к их практическому осуществлению. Возможно, мы просто не хотели искушать судьбу и заглядывать в будущее столь необычным способом? А, может, просто были излишне самоуверенны и всегда надеялись на свои силы, не принимая в этом вопросе никаких подсказок. Но, честнее будет сказать, что на то у нас была серьезная причина. Что побудило сестру сегодня забыть о ней, не знаю. Глаза ее выражали решимость и ожидание, и я уступила. В конце концов, почему с нами должно произойти что-то страшное?

Размышляя так, я вскоре вернулась в комнату с нужными предметами для ритуала. Казалось, Сима не заметила моего появления. Она в задумчивости стояла перед старинным зеркалом в массивной золоченой раме. Сколько я себя помню, столько я помню и это зеркало. Сестра не отрывала взгляд от одинокой свечи, не тронутой огнем.

– Наверное, ты ее пропустила, – мимоходом высказала я предположение. Ничего удивительного. Вон столько свечей вокруг. Не мудрено было одну не заметить.

– Я точно помню, что зажигала все свечи, – голос ее звучал непривычно глухо. – Странно как-то. Довольно-таки странно… – повторила она, о чем-то напряженно думая.

– Ничего странного в этом нет. Считай, сэкономили свечку. Зажжем ее на Крещение. Не волнуйся – не пропадет, – заметила я рационально.

– Нет, – Сима была полна решимости. – Я хочу сейчас.

Она принесла спички, но, сколько мы ни пыталась зажечь свечу, та сразу же гасла. Обгоревшие спички горкой лежали на тумбочке, а результата не было. Потеряв все надежды, я наклонилась и подняла с пола плошку, с догорающей свечой. Пламя задрожало, но стоило лишь мне поднести ее к зеркалу, огонек погас, оставив после себя след сизого дымка. Сима последовала моему примеру и быстро поднесла к зеркалу подсвечник с тремя свечами. Они сразу же погасли. Переглянувшись, мы принялись подносить к зеркалу все свечи, которые не успели догореть. Они гасли, словно кто-то старательно их задувал. Я провела рукой по гладкой поверхности.

– Какое холодное… Сима, а тебе не кажется это странным? – спросила шепотом. – В квартире достаточно тепло и… – мне стало как-то не по себе. – Раньше я этого не замечала, хотя, может, просто не придавала значения?

– Да оно всегда такое, – задумчиво ответила Сима. – Мастера раньше хорошие были и умели делать вещи качественно. Наверное, ему больше ста лет, сколько людей в него смотрелось за это время, а оно все такое же и служит нам, и еще нашим детям и внукам, если Бог даст, служить будет. Смотри, поверхность какая гладкая и прохладная, даже слишком прохладная. Оно совершенно не реагирует на температуру комнаты, – сестра провела рукой по зеркалу. – Настоящая вещь, не то, что нынешние. Вон в коридоре, пойди, посмотри. Еще и года не успело провисеть, а уже какое-то тусклое, в углу появились пятнышки, а стоит, кстати, очень приличных денег, – в ее беспечном тоне я уловила скрытое волнение. – Казалось бы, в наше время и технологии современные и мастера образованные, а толку от этого мало, потому что все на потоке, – продолжала рассуждать сестра. – Ничего не умеют делать. А это, – она обвела взглядом зеркало на стене, – вещь!

Я уже не слушала ее рассуждения. Мысли, неожиданно посетившие, напугали меня.

– Сима, давай присядем и обо всем поговорим спокойно, – тихо сказала я, все больше утверждаясь в своей догадке. – Думаю, дело тут не в мастерах и качестве изготовления зеркал. Тут что-то другое… Я даже уверена, что знаю ответ. Только как это все связать? Да сядь ты, – дернула я ее за рукав платья.

– Что? Что ты хочешь сказать? – она подчинилась мне и напряженно опустилась на краешек дивана.

– Не знаю как ты, но я до сих пор помню истории нашей старенькой прабабушки. Тогда мы принимали их за сказки. Только сейчас я поняла, что она ничего не придумывала, а рассказывала жизненные истории. Возможно, она сама была им свидетельницей или даже непосредственной участницей.

– Слишком издалека ты начинаешь. Не понимаю, к чему это сейчас? – спросила Сима, но по тому, как блеснули ее глаза, я поняла, что мы думаем об одном и том же.

– Помнишь, историю о Лизавете, ее сестре? После рассказа бабушки мы не спали всю ночь и еще долго потом боялись темноты. А мама отругала ее за то, что она придумывает небылицы и пугает детей. Кто знает, может, это и выдумка, но я до сих пор помню каждое ее слово, словно это было вчера. Был такой же вечер, как и сегодня – в канун Рождества, только много-много лет назад, – тихо сказала я и оглянулась на зеркало.

Наверное, у меня сдали нервы или отблеск догорающих свечей в комнате, как-то не совсем обычно отразился в нем. Мне показалось, что в зеркале промелькнула легкая тень, и свечи вдруг вспыхнули ярче. Страх мгновенно сковал все тело, и какое-то время я сидела в полном оцепенении. Молчала и Сима.

Немного успокоившись, я снова оглянулась на зеркало, но в этот раз ничего не заметила, и, пожав плечами, продолжила свой рассказ:

– Бабушка еще говорила, что Лизавета сильно переживала от того, что засиделась в девках. В тот год ей исполнилось восемнадцать лет, а по тем временам было впору бить тревогу. И, хотя Лизавета была настоящая красавица, наверное, у судьбы относительно нее были другие планы. Вот и решила девушка развлечься гаданием и попытать судьбу, тайно надеясь разглядеть долгожданного суженого. В полночь она заперлась в своей комнате и плотно закрыла шторы на окнах. Постелила на стол чистую скатерть и пододвинула его к большому зеркалу, что висело на стене. Сама переоделась в длинную рубаху, распустила волосы и зажгла свечу. Все происходило по правилам. Опустила венчальное кольцо, которое раздобыла заранее, в хрустальный стакан с водой, и произнесла тайные слова. Что там явилось бедной девушке в зеркале, никому неизвестно, но, похоже, что за закрытой дверью разыгралась настоящая трагедия. Утром, когда взломали дверь, зеркало лежало на столе возле прогоревшей свечи. В центре мокрого пятна на скатерти – опрокинутый стакан с кольцом. Сама Лизавета, раскинув руки, вместе со стулом упала на пол и смотрела вверх, застывшими глазами, широко открытыми от ужаса. Она умерла мгновенно. Врач тогда сказал, что смерть наступила от вполне естественных сердечных причин, потому что на теле не было никаких следов насилия, – я замолчала и, поборов страх, снова оглянулась на зеркало. – Прошло столько лет, но я до сих пор помню каждое бабушкино слово, ее грустное лицо. Она любила свою сестру. Сознаюсь, что частенько вспоминаю об этой несчастной девушке. Господи, она и жизни-то не видела, всего восемнадцать лет. Жаль, бедняжку, – я сочувственно покачала головой.

– Да, – вздохнула Сима, – я тоже ее вспоминаю. Наверное, она была слишком впечатлительной натурой, и вся эта процедура ночного гадания явилась для нее губительной. Сердце не выдержало нервного напряжения. Уж не знаю, правда ли там, в зеркале появляются какие-то образы или это плод нашей фантазии и безумного ожидания увидеть чудо, но только у меня раньше никогда не возникало желания гадать. Еще в детстве, где-то там, – она прижала пальцы к виску, – выработался своеобразный запрет.

– У меня тоже, – тихо сказала я. – Хотя девчонки в институте, да и на стройке потом постоянно гадали, особенно на Святки. Они к этому относились проще, как к развлечению. А мне сразу вспоминалась Лизавета и всякая охота гадать пропадала сама собой.

Мы обе задумались.

– А, может, это бабушка все специально придумала, чтобы предостеречь нас от желания искушать судьбу? Говорят, большой грех – пытаться заглянуть в будущее. Ты так не думаешь? Зачем заранее знать, что там впереди? – спросила Сима и, не дождавшись моего ответа, вышла на кухню. Вернулась она с двумя маленькими рюмочками и пузатенькой бутылочкой на подносе. – Давай-ка лучше выпьем коньячку. Что-то мне не по себе, – она зябко повела плечами. – И гадать сразу расхотелось. Может, отложим это дело до каких-нибудь других времен? Мы с тобой уже давно не девочки, перескочили этот возраст, и страдать нам нечего. Жили, как будто, неплохо. Что это на меня нашло? Словно подтолкнул кто, – она запрокинула голову и одним глотком выпила коньяк. – Да и то верно, если правду сказать, нам грех жаловаться. Замужем мы побывали, и сейчас вниманием не обделены. Женщины мы еще молодые и красивые. Столько всего интересного есть в жизни? Зачем лишнее ярмо на шею надевать? Это всегда успеется. Тебе что, так хочется стоять у плиты, ловить каждый шорох за дверью, выслушивать бесконечные упреки и стирать грязные носки?

Я не ответила и лишь возмущенно посмотрела на сестру, до невозможности округлив глаза.

– Вот-вот, на фига они нам приснились со своими радостями? Нам и так хорошо. Правда? По моим наблюдениям, настоящие мужчины, подобно динозаврам, давно перевелись. Сейчас выходить замуж практически не за кого, – уверенно добавила Сима, морщась от лимона. – Однако не отпускает меня эта история с нашей Лизаветой. А ведь было еще и продолжение. Соня ты помнишь?

Я утвердительно кивнула головой и налила нам коньяк. Мы молча выпили, хотя но в этот раз я даже не почувствовала его вкус.

– Да-а. Зря мама сердилась. Нам бы всем внимательно тогда послушать бабушкин рассказ. Отчего мама называла его полным бредом? А потом и вовсе стала считать, что бабушка выжила из ума. А мне так не кажется. Думаю, разум ее до последнего дня был таким же ясным, как сейчас у нас с тобой. Только вся эта семейная история довольно странная для нормального восприятия, – я поставила пустую рюмку на поднос и снова подошла к зеркалу. Перед ним стояли свечи, которые нам так и не удалось зажечь. Еще раз, чиркнув спичкой, я поднесла ее поочередно ко всем свечам, но ни на одной из них пламя долго не задержалось. Дернувшись неуверенно, оно тут же гасло, словно по комнате гулял сильный сквозняк. – Сима, а что, если это и есть то самое зеркало, перед которым гадала Лизавета? Оно переходило из семьи в семью и, каким-то странным образом сохранилось до сих пор. Постой, это сколько же сейчас ей лет?

– Восемнадцать, – сказала Сима. – Ей всегда будет восемнадцать, – она тоже подошла к зеркалу и положила на него обе ладони. – Холодно, – произнесла едва слышно, – даже мороз по коже пробежал.

Я заметила, как она передернула плечами и резко убрала руки, спрятав их за спину.

– Не мешает выпить еще по рюмочке, – сестра уже разливала коньяк. – Что же теперь делать? Ума не приложу, – она выпила в задумчивости рассматривая донышко пустой рюмки.

– Я как-то читала, что старинные зеркала сродни старинным замкам и особнякам. Они, как и те, заселены призраками, и хранят память о людях, которых давно уже нет в живых. Однако непонятно каким образом имеют способность воздействовать на нас. Как бы накладывается отражение того, кто смотрелся в это зеркало раньше и того, кто смотрит в него сейчас, – я почувствовала, что внутри вдруг все похолодело и невольно отодвинулась от зеркала.

– Другими словами, ты хочешь сказать, что… что в этом зеркале по сей день заключена душа бедной Лизаветы? – спросила Сима одними губами. Наконец она решилась произнести вслух то, о чем я боялась даже думать.

– Так говорила бабушка, – ответила я тоже шепотом. – Помнишь, незадолго перед смертью ей приснился сон, будто она подошла к зеркалу, и вместо своего отражения увидела сестру. Лизавета грустно смотрела на нее, и взгляд умолял освободить ее из вечного и холодного плена. Бабушка тогда уже не вставала с постели, плакала и очень просила разбить зеркало, но ее никто и слушать не хотел. Все думали, что она повредилась рассудком, жалели ее, успокаивали, но никак не воспринимали эту просьбу всерьез, – я ясно вспомнила те дни. – Она так и умерла с последними словами о том, что это зеркало навлечет на всю семью беды и проклятья. Помнишь, она еще сказала, что пока душа Лизаветы будет бродить в замкнутом зеркальном лабиринте и не обретет покой, и нам не будет покоя и счастья на земле. Больше всех достанется женщинам. И так будет продолжаться из поколения в поколение, до тех пор, пока мы не разобьем это зеркало, – я почувствовала, как при этих словах по спине побежали мурашки.

– Разбить? – рассеянно переспросила Сима. – Но оно такое ценное и красивое. Это зеркало досталось нам от мамы, а ей, в свою очередь от бабушки, той передала его прабабушка. Откуда и когда оно появилось в нашей семье, вообще, неизвестно. В конце концов, это фамильная ценность, реликвия, и мы не можем просто так выбросить его или еще хуже – разбить. Ты, Сонечка, современная женщина и несешь бред не хуже нашей прабабушки, еще и меня в это втягиваешь. Ну, подумай, как могла душа бедной девушки попасть в это зеркало? Дорогая моя, у тебя высшее образование. Ты инженер, в конце концов, и вдруг такие суеверия и странности. Нет, конечно, я тоже верю, что бывают там всякие необъяснимые явления, бермудский треугольник, например, вещие сны и прочие дела, связанные с привидениями и призраками. Все это, если постараться, вполне можно объяснить. Ну, посуди сама, мало ли что может привидеться в старом доме, если у него уже от времени половицы сами по себе скрипят? Да тут от одних этих звуков ночью такое можно увидеть, что, не дай Бог. Хотя на самом деле, это будет просто плод фантазии. Половицы скрипят, потому что доски давно рассохлись. А людям от этого страшно, поэтому этот страх и материализуется перед нашими глазами в различные образы. Или, к примеру, снится что-то невообразимое. Потом выдают весь бред за реальность, явившуюся во сне, со страхом ожидают беды и несчастья, которые приходят незамедлительно лишь потому, что их уже ждут. Хотя на самом деле люди спали в душной комнате. От этого и снится всякая дрянь. Это все так просто и понятно. Однако ты меня удивила. Соня, как ты вообще могла предложить такое? Разбить наше зеркало из-за темных суеверий? Да ты хоть отдаленно представляешь, сколько оно сейчас стоит?

– Сима, ну почему ты все сводишь к деньгам? – я почувствовала, что начинаю раздражаться, хотя, если честно, то мне и самой было жалко разбивать это зеркало.

– Странный вопрос, дорогая моя сестричка, и, заметь, очень своевременный. Я занимаю такую должность, прилично зарабатываю, премии какие получаю, но при этой бешеной жизни, денег катастрофически не хватает. Посмотри, на какой машине я езжу? Это же настоящий металлолом. Мне стыдно показаться в ней на улице, а ты предлагаешь не просто деньги, а настоящие деньжищи выбросить на ветер, вернее в мусорный бак в виде большой горы зеркальных осколков.

– Короче, все упирается в деньги? – не сдавалась я, сама, не понимая, чего я хочу от сестры. Согласись она прямо сейчас разбить зеркало, наверное, я сразу бы дала обратный ход, но меня что-то сегодня несло. – Дорогая Симочка, есть два пути, увеличить наличие денег в твоем кармане и без этого зеркала. Ты не думала о том, что можно их больше зарабатывать? Ведь ты у нас довольно умная и образованная дама. Так что, напрягись, и все у тебя получится. Однако есть и другой путь, слишком упрощенный: их нужно меньше тратить и правильно вести свое маленькое хозяйство. Ты, когда заходишь в магазин, к какому прилавку идешь?

– Что значит, к какому? Туда, куда мне надо, туда и иду.

– Вот, видишь? Ты не идешь туда, где дешевле, а туда, куда захотелось. И ценники слишком долго не изучаешь. А выбрала себе колбасу или сыр, и сразу в кассу. При этом тебе совершенно наплевать, сколько она стоит. И с одеждой, у тебя отдельная история.

– Ну, знаешь, у меня совершенно нет времени изучать ценники и высчитывать, какая колбаса дешевле стоит, – ответила Сима, все еще не понимая, к чему я веду.

– Вот, и я о том же. Ты много зарабатываешь, а тратить совсем не умеешь или не хочешь тратить правильно. Давно бы уже купила себе приличную машину и зеркало тут нипричем. Это вопрос не принципиальный. И вообще, мы сейчас говорим о Лизавете и ее бедной душе, затерявшейся в зеркальном лабиринте, а не о насущных финансовых затруднениях. Скажи, пожалуйста, кто, кроме нас, может помочь бедной девушке? И, к тому же… не чужая она нам.

Сима ничего не успела ответить, хотя по выражению ее лица и так было ясно, что я ее нисколечко не убедила. Она была готова и дальше защищаться, но в это время раздался сильный стук в дверь. Мы мгновенно притихли и перепугано посмотрели друг на друга.

– Черт знает что… – пробормотала Сима и на всякий случай подошла ко мне ближе. – Почудилось, что ли?

– Это, наверное, Лизавета… – сказала я то, что первым пришло в голову, лишь бы не показать, что я и сама испугалась.

– Что ты несешь? – шепотом спросила Сима и осторожно оглянулась на зеркало. Оно спокойно себе висело на стене.

Стук повторился. На этот раз он был намного сильнее. Сима прижала руку к сердцу и бессильно опустилась на кресло.

– С ума сойти, – прошептала она бескровными губами.

– По-моему все же стучат в дверь, – высказала я предположение, дрожащим голосом, и, осторожно ступая, направилась в коридор.

В дверь уже барабанили изо всей силы.

– Кто? – спросила, по-старушечьи прижав ухо к двери.

– Телеграмма, откройте, – ответил молодой звонкий голос настолько неожиданно, что я невольно отпрянула назад и оглянулась. Сестра была в комнате, и мне самой пришлось принимать решение. В конце концов, не Лизавета же там за дверью на самом деле? Голос, конечно, слишком молодой, но мои опасения – полный бред.

Медленно повернула ключ в замке и резко распахнула дверь.

– Ой, Серафима Михайловна, я вас разбудила, извините, – затараторила молоденькая девушка, размахивая перед моим носом небольшим листком бумаги. – Вам телеграмма. Ее передали поздно вечером. Я несколько раз вам звонила, но телефон не работает. Вот и пришлось идти к вам домой, хотя уже ночь на дворе.

А тут… Странное дело, звонок тоже не работает. У вас все нормально? Может, случилось что? – вдруг осторожно спросила девушка и попыталась заглянуть через мое плечо в квартиру.

– Нормальнее не бывает, – ответила я, заметив про себя, что меня, как и следовало ожидать, сходу приняли за Симу. – Мы отключили телефон и дверной звонок, чтобы никто не мешал. Сегодня праздник.

– Ах, да, – спохватилась девушка. – С праздником вас, с добрым вечером.

– Спасибо, – сдержанно ответила я, все еще оставаясь под впечатлением наших недавних страхов. – А, что за телеграмма? Поздравительная? Утра она не могла дождаться?

– Нет… Срочные телеграммы такого содержания мы обязаны доставлять сразу же, независимо от времени. А вдруг что… – она запнулась на полуслове и оторопело посмотрела мне за спину.

– Давай, Леночка, где нужно расписаться? – деловым тоном спросила Сима, появившись в коридоре.

– Во-о-от к-квитан-ци-ция, – девушка дрожащей рукой подала бумагу. Глаза ее, широко открытые, испуганно бегали и по очереди останавливались на мне и Симе.

Та, нисколько не обращая внимания на странное состояние поздней гостьи, неторопливо расписалась и взяла у нее, сложенный вдвое листок.

– Леночка, это моя сестра Софья Михайловна, – сказала спокойно и снисходительно улыбнулась.