Текст книги "Настойка мухомора для босса"

Дана вспомнила фотографию. Прошло всего каких-то пару месяцев, но за это время пассажир сверкающего джипа, похудел еще сильнее. Его белокурые курчавые волосы спутались и прилипли ко лбу, а глаза, обрамленные черными кругами, блестели нездоровым лихорадочным огнем. Вряд ли кто сейчас признал бы в нем влиятельного и могущественного Ольховского – владельца крупного бизнеса.

– Саня, поворачивай ко мне, – сказал Костя водителю, снимая белый халат.

Дана вышла на перекрестке, от которого было совсем недалеко до ее дома.

Все позади. Первый раунд выигран с честью. Конечно, если бы не Дана Романовна, вряд ли удалось бы так быстро и беспрепятственно проникнуть на территорию, надежно охраняемой больницы.

«Вот вам и казенный дом», – вспомнил он ее слова и улыбнулся. Все-таки, женщины в некоторых боевых эпизодах незаменимы.

Костя запер дверь на два замка, и уложил Стаса на диван, заботливо укрыв теплым одеялом.

– Ну, как ты? – спросил и острожно присел рядом. – Есть хочешь? Извини, выпить не предлагаю. Сам понимаешь, ситуация… – он развел руками.

Стас молчал, затравленно выглядывая из-под одеяла.

– Ты в порядке? – забеспокоился Костя. – Ладно, лежи. Сейчас я тебя покормлю.

Он вышел на кухню, но скоро появился со стаканом горячего молока в одной руке и большой тарелкой – в другой. На ней стопочкой лежали бутерброды и холодная пицца. Стас уже сидел на диване и задумчиво вертел в руках телефонную трубку.

Предупреждая вопрос, он виновато произнес:

– Не могу вспомнить номер…

– Э-э, ну-ка, дай сюда, – Костя забрал телефон. – Ты что, хочешь загубить большое дело на корню? Пойми, никто не должен знать, где ты. На телефонные звонки отвечать буду только я, и то на свой мобильный. А дверь, вообще, открывать никому не будем. Зачем лишний раз рисковать? Так что придется посидеть в темноте. Конспирация, друг. Завтра мы уезжаем, вернее, улетаем.

– Куда? – безразлично спросил Стас.

– Куда? – переспросил Костя и подумал, что объяснять Стасу сейчас, куда и зачем они улетают, не стоит.

Тот и не настаивал. Он был заметно заторможен и, наверное, уже и сам забыл, о чем пару минут назад спрашивал. Опустив голову, внимательно рассматривал свои исхудавшие руки и едва заметно раскачивался со стороны в сторону.

– Ты, давай поешь и выпей молока, – сказал Костя, пододвигая тарелку. – Извини, другого ничего не нашлось. Я посижу с тобой, не возражаешь?

Стас ничего не ответил. Еда не доставляла ему удовольствия, но он послушно выполнял распоряжение друга и старательно жевал, запивая бутерброды молоком.

– А куда ты собирался звонить? – вдруг подозрительно спросил Костя.

Ольховский престал жевать, поставил стакан с недопитым молоком на стол и впервые поднял глаза.

– Хотел поговорить с Алисой… услышать ее голос. Ее не пускали ко мне в больницу, – тихо ответил он, и снова низко опустил голову.

– Нашел, кому звонить? Она нас сразу же и сдаст.

– Почему сразу?

– Женщины. Разве они умеют держать язык за зубами? Давай договоримся, пока ты не вылечишься, не будем им доверять, согласен? – ласковый голос друга действовал успокаивающе. – Тебе нужно серьезно лечиться. Ну, хотя бы для того, чтобы вернуться к Алисе здоровым.

– Больше всего я хочу вернуться к Алисе. Я ее давно не видел…

Костя ерзал на стуле и не решался спросить о том, что его давно беспокоило.

– Тут такое дело… – он почесал затылок, чего никогда раньше не делал. – В общем, давай начистоту. В последнее время с тобой что-то происходит. Не могу понять, как ты, совершенно нормальный, умный мужик и вдруг ни с того ни с сего попал в компанию психов, да еще с усиленным режимом содержания? Можешь мне поверить, это та же тюрьма, только еще хуже. Вытащить тебя оттуда было непросто, ведь тебя даже на прогулку не выводили. И, как думаешь, сколько бы ты там протянул?

Стас, задумавшись, понуро разглядывал пол.

Потом поднял голову, посмотрел отрешенным взглядом в сторону окна и глухо спросил:

– Курить дашь?

Костя бросил ему пачку сигарет и зажигалку. Ольховский с наслаждением затянулся дымом и надолго ушел в себя. Наверное, ему нужно было время, чтобы привести в порядок мысли. Вскоре он заговорил, делая большие паузы и перерывы, пытаясь все вспомнить и не упустить никакой подробности.

– Понимаешь, какая-то ерунда получается? Даже тебе стыдно рассказывать, не то что… По большому счету, все началось с поездки в Польшу. Вернее, после нее… – Стас, скорее, размышлял с собой, чем говорил с Костей.

– Я уже слышал историю с письмом и все, что стоит за ней. Согласись, все смахивает на старинную сказку для впечатлительных барышень. Ты совершенно не похож на романтического слюнтяя, и никогда раньше не интересовался мистикой.

– Раньше… Раньше я никогда и покойников не видел так близко, – Стас нервно затянулся сигаретой. – Когда тебя это не касается, все воспринимаешь иначе. Старый Вольдемар умер на моих руках. Об ощущениях даже рассказать невозможно. Он протянул ко мне руку и знаком попросил наклониться. Я не очень хорошо понимаю по-польски. Мама в детстве пыталась учить, но я тогда не думал, что это может пригодиться. В общем, дед уцепился в мой пиджак скрюченными негнущимися пальцами. Он так ничего и не сказал. Умер, держась за лацкан пиджака. Звучит нелепо, да? – грустно усмехнулся он. – Хотя, нет, дед что-то шептал, это я ничего не сумел услышать. Понимаешь, ситуация складывалась… Умирающий старик… Его страшные пальцы, похожие на пальцы высохшей мумии и они так крепко держали меня за пиджак, что у меня в тот момент не было другой мысли, кроме, как освободиться и подальше бежать оттуда. Но вместо этого я вдруг с ужасом ощутил, что впитываю чуждую информацию. Он не просто ушел, а передал мне свою ношу. Я понял, что это тот самый Вольдемар… Ну тот, что бесчестно поступил с девушкой. И ее проклятье не позволяло ему покинуть землю, пока место вечного мученика не займет кто-нибудь из его потомков. Звучит нелепо, да? Потом я уже думал, что это мог быть и другой старик с таким же именем, но он тоже был Ольховским. Возможно, в свое время кто-то так же поступил с ним, сбросив на его плечи тяжелый груз, чтобы самому спокойно умереть. Но кому мне передать это родовое проклятье? Я остался один. Больше нет Ольховских из нашего рода или я о них ничего не знаю. Мне страшно, – Стас поднял воспаленные глаза на Костю. – Словами это не объяснить, но я чувствовал, как через его высохшие пальцы тягучая вязкая энергия вливалась в меня против моей воли. Это был какой-то временный паралич – я не мог сдвинуться с места. Санитары долго возились, прежде чем смогли отрвать его пальцы, и освободить меня. Я прямо в палате сбросил с себя пиджак вместе с прикосновением покойника, но, как видишь, это не помогло. Все уже прочно осело во мне и мучает с каждым днем все больше, – он замолчал, нервно затягиваясь дымом, догорающей сигареты.

– Да, брось ты. Это обычный стресс, тем более что ты раньше никогда не видел усопших. Даже, когда умерла твоя мама, мы похоронили ее без тебя. Ты тогда был за границей. Все это мнительность – энергия, карма, ноша… Пойми, это просто слова, – Костя похлопал его по плечу. – Знаешь, все же мне трудно поверить в то, что смерть старика довела тебя до психического расстройства. Минимум два-три хорошеньких запоя и все бы прошло, вернее, притупилось в сознании, а со временем, забылось бы. Может, тебе его до сих пор жаль? Дружище, все мы идем по одной дороге жизни и заканчиваем тоже у одной черты под названием – смерть. Этого никому не избежать.

Станислав медленно покачал головой.

– Тут другое. Я хорошо помню, как смотрел на худое, пожелтевшее тело, выпирающие кости черепа, обтянутые тонкой, почти прозрачной кожей и кроме страха ничего не чувствовал. Никаких чувств я не испытывал к своему, умершему родственнику. Лишь запоздалое раскаяние в своем опрометчивом решении о поездке еще тогда поселилось в моей душе.

– Стас, ты взрослый мужик, а не сопливый мальчик, впервые приоткрывший мужскую тайну. Давай посмотрим на эту семейную историю несколько другими глазами. Она слишком типична для того времени. Избалованный барин всегда пользовался слабостью и беззащитностью крепостных девушек. Кстати, этого и в России всегда хватало. Но почему-то их потомки, узнав об этом, не сходят с ума и не бросают свой бизнес, на который горбатились всю жизнь. Легенда она и есть легенда, даже если она семейная. Тебе с этого что? Все равно ее место в далеком прошлом, а мы живем сейчас, сегодня и должны жить завтра. Нельзя так распускаться.

– Ты не понимаешь… – бледными губами прошептал Ольховский. – Черт с ней с легендой, да и с этим дедом тоже. Дело не в этом.

– Так расскажи. Вдвоем мы обязательно что-нибудь придумаем, – предложил Костя.

Станислав тяжело вздохнул и достал из пачки новую сигарету. Он долго прикуривал, выпускал густые клубы дыма, и, наконец, прокашлявшись, сказал:

– После поездки в Польшу мене стали сниться странные сны. Я видел старинный замок с башнями и шпилями, утопающий в яркой зелени. Вокруг него копошились какие-то люди, но у них не было лиц, словно, это были тени. Потом появлялась Марыся. Она одна имела четкое лицо и выглядела точно так, как на портрете. Толстые косы, уложенные короной вокруг головы, и белоснежный кружевной передничек. Девушка смотрела на меня долгим грустным взглядом и молчала. Так продолжалось некоторое время и это не вызывало страха. Напротив, меня тянуло в ту жизнь. Я постоянно думал о своих снах и тех людях, которые в них присутствовали, часто рассматривал драгоценности и вещи из сундучка. Там нашел портреты своих предков и то, что им когда-то принадлежало: трубку, монокль, старинные часы на цепочке и всякие другие мелочи. Порой мне даже казалось, что все эти вещи еще хранят тепло их рук.

– Подожди, давай уточним некоторые детали – перебил его Костя. – Конечно же, эти встречи с прошлым происходили вечерами, после приличной порции коньяка или мартини?

– Ну, да, – ответил нехотя. – Я понимаю, на что ты намекаешь. Но, поверь, это не было пьяным бредом. Я хорошо осознавал, что все, что со мной происходит: чувства, сны и, неожиданно свалившееся наследство, ведет меня к меланхолии, все дальше и дальше оттесняя от реальной жизни. Осознавал, но ничего не хотел менять.

Воспоминания несколько отрицательно сказались на состоянии Ольховского. Он вдруг резко подхватился с дивана и принялся нервно отмерять шагами комнату. Лицо менялось на глазах. Его искажала гримаса боли и ужаса одновременно.

Костя курил и спокойно наблюдал за другом. Он знал, что именно теперь тот выложит все до мельчайших подробностей. Такие моменты за долгие годы работы в органах он не раз наблюдал в своем кабинете. И в этот раз не ошибся.

Стас, набегавшись по комнате, остновился и, оглянувшись, словно их могли подслушать, взволнованно прошептал:

– Потом все изменилось. Необъяснимо и страшно. Я стал терять рассудок. С каждым днем становилось все хуже и хуже.

– Пожалуйста, успокойся. Я сейчас принесу воды, а ты пока приляг. Нам нужно до конца разобраться в этой семейной истории. Только так мы сможем избавиться от нее навсегда. Ты веришь мне?

Станислав промолчал и, с жадностью выпив стакан «Боржоми», послушно опустился на диван. Костя присел рядом и обнял его за плечи.

– Что-то здесь не так. Давай оставим все потустороннее и нереальное, сны, видения, тяжелую карму, черную ауру над головой и вернемся к действительности. Теперь следи за моей мыслью. Сегодня мы вытащили тебя из «психушки». Это было наяву или во сне?

– Спрашиваешь? – обижено засопел Ольховский.

– Хорошо, что ты это понимаешь? А, как ты туда попал, можешь объяснить? Ну… только без всех этих штучек… Я хочу понять.

– В том-то и дело, что все, что потом стало происходить со мной, не поддается логическому объяснению. Если я расскажу правду, ты тоже будешь считать меня ненормальным и решишь, что мое место в дурдоме, среди таких же безумцев. Хотя… – он опустил голову, пытаясь скрыть истинные чувства, – последнее время, признаться, я и сам так думаю.

– Подожди, – насторожился Костя, – что значит «тоже»? Ты уже кому-то рассказывал эту историю?

– Никому. Тут похвастаться особенно нечем…

– Но Алисе ты все же рассказал?

– Рассказал. Ближе ее у меня никого нет. Она и ты.

Костя громко выдохнул.

– Ты рассказал ей всю историю сразу после возвращения домой?

– Не помню. Я тогда здорово выпил. Сам же сказал – стресс… Хотя, какое это имеет значение? – наморщил лоб Станислав. – Алиса все приняла близко к сердцу. Она так переживала за меня, не спала ночами, дежурила у кровати до утра. Бедняжка, совсем выбилась из сил.

– Давай о тебе, – бесцеремонно перебил Костя.

Однако прошло добрых полчаса, прежде чем Ольховский собрался с духом и заговорил.

– Раньше я видел только сны. Это можно сравнить с кино. Все, что происходило на экране, я видел со стороны, словно из зрительного зала. Но потом все стало не так… Мистика какая-то… – он с отчаянием поднял глаза на друга. – Не знаю, как и сказать, чтобы было понятнее? Короче, я стал ощущать себя участником всего, что уже давно свершилось.

– Это как?

– Как? Хороший вопрос. Даже не знаю, как тебе и ответить… Я перестал быть собой, потому что стал Вольдемаром Ольховским. Зачесывал перед зеркалом волосы так, как это делал он, носил его монокль, доставал сигары из его портсигара, но самое отвратительное, что я ухаживал за Марысей. Когда я ее видел, животная похоть овладевала мной, и я всячески пытался ее соблазнить. Сознательно мне совсем не хотелось этого делать, но какая-то неведомая сила подчиняла меня своей воле и заставляла в точности повторять все, что когда-то делал пан Вольдемар. Каждую ночь в комнате звучала старинная музыка – это был орган. Мы с Марысей танцевали. Иногда мне все же казалось, что я это вижу со стороны. Но, при этом, я реально обнимал девушу, вдыхал запах ее волос. Они пахли какой-то дурманящей травой или свежим сеном. В этом запахе было еще что-то непередаваемое, что вызывало сильное головокружение. А потом, помнится, я подвел ее к трюмо, открыл шкатулку с семейными драгоценностями и подарил те самые серьги. Все происходило, как по давно написанному сценарию. Я лишь в точности повторял то, что произошло сотни лет назад. Серьги сверкали в свете свечей, а восторженный блеск в глазах девушки, вселял реальную надежду на то, что победа уже ждет меня, – он судорожно сглотнул слюну.

– Красивый сон, – сказал Костя, решив немного поддержать, взволнованного друга. – Мне порой еще хуже снится. Только ты ухаживаешь за девушкой, а я постоянно догоняю какого-нибудь маньяка или убийцу, что согласись, одно другого не лучше. Так что, тут еще неизвестно, у кого проблемы с психикой, – он развел руками.

– Сон? – вдруг встрепенулся Станислав. – Ты говоришь, сон? Но этот сон повторяется каждую ночь, продвигая меня все дальше в реальных фантазиях. Как будто начинается новая серия в долгоиграющем сериале. Ночь за ночью я настойчиво добивался близости с Марысей. Она лукаво играла со мной, не допуская к себе. И это еще больше распаляло желание… Я скажу тебе страшную вещь. В этом я даже себе не решаюсь признаться, – он замолчал, собираясь с духом и, спустя несколько минут, продолжил: – Понимаешь, дружище, я стал раздваиваться. С какого-то момента моя жизнь уже состояла из двух половинок. Днем я оставался Станиславом Ольховским, возглавляющим фирму «Антей». Любил Алису и каждый вечер ложился с ней в постель. Ночью же, помимо своей воли, я превращался в Вольдемара, сердцееда и ловеласа, и уже любил Марысю. Проводил с ней время и настойчиво пытался соблазнить. Я измучился, не высыпался, боялся поднять глаза на Алису, вспоминая ночные ухаживания за другой девушкой. Жизнь превратилась в сущий ад, но от меня, ровным счетом, ничего не зависело. Со временем я уже перестал понимать, где мне лучше и чего я больше хочу – дня или ночи? Короче, мне удалось соблазнить горничную, и теперь каждую ночь я подвергался сладострастному истязанию. Мы погружались в омут сумасшедшей страсти, которая меня настолько опустошала, что утром я не мог подняться с постели, не то, что ехать на фирму и заниматься делами. Каждый день я давал себе слово прекратить безумие, но не знал, как это сделать? Я засыпал в объятиях Алисы, и вскоре оказывался в объятиях Марыси. Она полностью владела моим телом. Я не знаю, откуда у меня появлялись новые силы, чтобы всю ночь заниматься с ней любовью? Хочешь, верь, а хочешь, нет, но близость наша была настолько реальной, что утром в ванной я находил ее следы на своем теле. Я понимал, что медленно схожу с ума, но, удивительное дело, уже не мог дождаться следующей ночи, чтобы снова быть с ней. Дневные дела и заботы раздражали, фирма стала обузой и все, что было связано с ней, больше меня не интересовало. Ночь и Марыся теперь были моей настоящей жизнью. Я этого безудержно хотел. Более того, мне хотелось остаться с ней навсегда. Жить в своем замке, отдаваясь ее безумным ласкам и неистовой любви. Однако несмотря ни на что, я хорошо понимал, что все, что происходит – ненормально. В конце концов, я смирился. Бороться с собой не было сил, да и не хотелось. Меня затягивало все больше и больше. И однажды я понял, что самостоятельно уже не выберусь. Тут мне стало по-настоящему страшно. Правда, Алиса всегда была рядом. Она, понимала, сочувствовала, поддерживала, но ничем помочь не могла. Двойная жизнь, вернее, ночная жизнь стала для меня главной, – Стас огорченно покачал головой. – Хорошо, что Янис принял на себя часть забот о фирме, не позволяя делу всей моей жизни превратиться в полный крах.

– Как Янис? Янис тоже об этом знает? – не сдержавшись, воскликнул Костя. – Ну да, конечно, как я сам об этом не подумал. За время твоей болезни кто-то должен был управлять делами. Значит, это был Янис?

Ольховский пожал плечами. Похоже, это его сейчас беспокоило меньше всего.

– Но почему ты не пришел ко мне? Мы дружим с детства, и ты должен был в первую очередь обо всем рассказать мне.

Стас посмотрел на него так, словно только что проснулся от длительного и тяжелого сна.

– Прости, дружище, но, кажется, я о тебе забыл… – он озадачено почесал затылок. – Произошла странная вещь, тебя уже не было в моей жизни, я давно тебя не видел и, как будто, забыл… Это… черт знает что.

– Еще бы не забыл, – с досадой произнес Костя. – Прорваться в твой кабинет просто невозможно, не говоря уже об элементарном визите к другу домой.

– Не обижайся. Постарайся понять, я пребывал в странном мире. Все, что со мной происходило, было полным бредом. И в то же время, все было ужасающе реальным – запахи, ощущения, вещи и, наконец, сама девушка. Она была настоящая и живая. Я слышал, как стучит ее сердце, ее теплые нежные руки обнимали и ласкали меня каждую ночь. Я чувствовал ее горячее дыхание. Поверь, – разволновался Стас, отчего руки его ходили ходуном, и сам он весь дрожал, как от сильного холода, – она совсем не похожа на покойницу, уже больше века, почивающую на дне Вислы.

Костя обнял его за плечи.

– Бог с ней, с Марысей и ее кошмарной любовью. Ты, главное, успокойся, не стоит вспоминать, если ты так расстраиваешься.

Если еще несколько минут назад Ольховский казался нормальным человеком, способным правильно оценивать свои поступки, то сейчас он пребывал в чрезвычайно странном состоянии. Глаза смотрели вперед, но ничего не видели перед собой. Казалось, им изнутри управляет какая-то неведомая сила. Он вдруг резко оттолкнул друга и забился в угол дивана, натянув одеяло до самого подбородка. Это зрелище со стороны напоминало охоту на зверя, которого загнали в угол, и у него не осталось выхода для спасения.

Костя нервно курил, ощущая полную беспомощность. В комнате было тихо. Решив, что Стас успокоился и уснул, он, с облегчением вздохнул, и на цыпочках пошел на кухню. Но тот, отбросив одеяло в сторону, вскочил на ноги. На лбу блестели капельки пота, а тело била мелкая дрожь.

– Ты хотел знать, как я дошел до дурдома? – неестественно громко прозвучал его прерывистый голос. – Изволь выслушать.

– Может не стоит? – осторожно спросил Костя, опасаясь, что новые воспоминания могут иметь непредсказуемые последствия. – Давай отложим разговор. Уже поздно.

– Нет, я хочу рассказать. Я должен все рассказать, иначе совсем потеряю рассудок и всякую надежду на избавление от этого нескончаемого ада, – он немного помолчал, но потом приступил к своему невероятному рассказу. – Все та жуткая ночь… Она и послужила началом кошмарного конца. Я помню, что пытался обнять Марысю, привлечь ее к себе, но она отчаянно сопротивлялась и лишала меня близости. Это было похоже на какое-то наказание, но я никак не мог понять, в чем провинился перед ней? Наконец, она решительно оттолкнула меня и отошла в дальний угол комнаты. Луна через открытое окно освещала ее хрупкую фигурку. Девушка встала так, чтобы я мог видеть ее в профиль, и быстро сбросила с себя шаль. Я сразу заметил большой круглый живот. Она гладила его руками, а оттуда слышался детский плач – горький и безутешный. Ты можешь себе представить плач, не родившегося ребенка? Казалось, он слышался отовсюду. Я метался по комнате, заглядывал за шторы, искал в шкафу… Ребенка нигде не было, но его тоненьким голосочком плакало все: стены, потолок, пол и каждый предмет в доме. Понимаешь? Я затыкал уши, прятался под одеяло, но он везде доставал меня.

– А что же твоя Марыся? – заинтересованно спросил Костя. – Она в это время что делала?

– Моя Марыся? – переспросил Стас и задумался. – Она тоже плакала. Стояла посреди комнаты и беззвучно глотала слезы. Я не знал, что делать? И совсем растерялся, когда поведение девушки изменилось. Она вдруг стала дико хохотать, сопровождая смех пляской, и так развеселилась, что я не мог ее унять. После этой ночи мы больше не занимались любовью. Я стал бояться темноты и не ложился спать. Алиса безмерно страдала вместе со мной. Спасала меня только бутылка. Я пил до тех пор, пока сон не одолевал окончательно, отчего утром просыпался совсем обессилевший и больной. Так долго не могло продолжаться, и Алиса уговорила меня обратиться за консультацией к психиатру. Вот, собственно, и все. Так я оказался в больнице, и словно провалился в бездонную, черную яму. Вокруг была пустота и полная изоляция. Ничего не беспокоило, никто не приходил по ночам. Я с первого дня вел себя тихо и примерно. Со мной у персонала не было никаких хлопот и, лишь таблетки, целые горсти таблеток: белых, розовых желтых, больших и маленьких… Так продолжалось изо дня в день. Я задыхался в каморке за решеткой без свежего воздуха, но скоро и это прошло. Не знаю, как я еще сохранил способность мыслить, но однажды понял, что превращаюсь в животное без чувств и желаний. Сыт, спокоен и больше ничего не нужно. Это жизнь? Наверное, при таком усердном лечении я дошел до определенной точки тормоза, потому что врач разрешил мне выходить на прогулку. А однажды я заметил, как парень закапывает таблетки под деревом. После этого он подошел ко мне и шепотом рассказал, что над нами проводят опыты и от таблеток нужно избавляться. Я как-то сразу ему поверил и стал хитрить, разными способами избегая приема лекарств. Правда, спать стал хуже, зато сознание прояснилось. На прогулке, по примеру того парня, старался незаметно закапывать таблетки в землю. Это не всегда удавалось. В общем, пришлось проявлять изобретательность. Уже несколько дней живу без лекарств. Голова стала легче, даже мысли появились. Видишь, я не просто вспомнил все, что со мной произошло, но еще и сумел тебе рассказать и…

Он не успел договорить, потому что зазвонил телефон. Костя покачал головой в ответ на вопросительный взгляд Станислава.

Телефон звонил долго и настойчиво. Костя накрыл его подушкой и вдруг спросил:

– А как выглядела Марыся во время ваших встреч?

– О, она была необыкновенно красива. После то, как мы стали близки, Марыся больше не заплетала косы. Ее длинные вьющиеся волосы доставали почти до самого пола. После того, как я подарил ей фамильные серьги, она их уже не снимала. Изумруды очень красиво сверкали в ушах, гармонируя с блеском печальных глаз. Подожди-ка, серьги… Именно серьги. Последнее время я не видел серьги. Они исчезли. И… почему-то мочки ее ушей были в крови. И рубашка на плечах испачкана кровью… Я только сейчас это понял. Постой, а кто звонил? Алиса?

– Нет, – соврал Костя без малейшего угрызения совести, хотя на самом деле звонила обеспокоенная подруга Стаса. – Это с фирмы. В больнице обнаружили твой побег. В, общем, тебя уже везде ищут. Завтра нам нужно будет как-то незаметно исчезнуть из города. Утром придут ребята и мы что-нибудь сообразим. Наверное, все же глупо ночевать у меня, но, что сделано, то сделано. Будем сидеть, как мышки в мышеловке, и обещай пока не звонить Алисе – это в твоих же интересах. Мне как-то неловко караулить тебя у телефона. Запомни: мы нужны таким женщинам здоровыми. Значит, снчала нужно подлечиться.

– Каким это «таким женщинам»?

– А вот таким, как твоя Алиса и моя Виолетта. Это жена – верная подруга жизни, будет ставить тебе банки и парить ноги, когда ты заболеешь. А нашим девочкам нужно, чтобы мы всегда были в форме: на колесах и с тугим кошельком в кармане. Вот такая, брат, жестокая наша реальность. Не забывай, что мы уже не мальчики. Однако поздно. Идем, я приготовлю тебе ванну, смоешь с себя весь больничный налет, наденешь чистое белье и – спать. Завтра нас ждет тяжелый день.

Телефон Костя на всякий случай спрятал себе под матрац и лишь тогда спокойно лег в постель.

Стас вышел из ванной и нерешительно топтался у его кровати, громко сопел, не решаясь заговорить.

– Костя, – прошептал он. – Ты спишь? Не притворяйся, я же вижу, что не спишь.

– Уснешь тут с тобой, – тот сделал недовольный вид. – Ладно, спрашивай.

– Скажи, как там Алиса? – спросил смущаясь. Похоже, этот вопрос мучил его весь вечер.

– А, что Алиса? Алиса – в стране чудес. Все такая же молодая и божественно красивая. Живет в твоем загородном дворце, потеет в твоей сауне, плавает в твоем бассейне, пользуется твоей пластиковой карточкой, как мне кажется не единственной, ездит на фирму в твоем джипе и, наверное, безутешно плачет по ночам, одиноко скучая по тебе.

– Ну, что ты ее так не любишь?

– Достаточно того, что ее любишь ты, – вздохнул Костя и отвернулся к стене.

В это время позвонили в дверь. Он резко повернулся, прижал палец к губам и кивнул головой на диван. Стас на-цыпочках, послушно пошел к дивану. За дверью слышались мужские голоса. Кто-то подергал ручкой, но на этом настойчивость поздних гостей закончилась. Тишина в квартире и темные окна, в которых за весь вечер так и не зажегся свет, были убедительными. Наверное, никому и в голову бы не пришло, что Костя может прятать Ольховского у себя дома. Слишком это было бы просто. Обычная проверка, но именно на это он и рассчитывал.

– Давай спать, – сказал шепотом, после того, как убедился, что у двери больше никого нет. – Кстати, на каком языке с тобой говорила Марыся?

– О, это просто. На языке любви – она молчала, но я все и так понимал, – ответил Стас и сонно зевнул.

Дана проснулась посреди ночи. Сон, будто кто рукой отвел. Она долго ворочалась, затем встала и включила свет. На часах – четверть пятого. Рановато. Набросив на плечи халат, вышла на кухню и поставила чайник.

Вспомнился вчерашний день. Она до сих пор не могла понять, как поддалась на уговоры Кости, и решилась на столь авантюрное приключение. Правда, сначала ей было страшно, но рядом был он, абсолютно спокоен и невозмутим. Когда волнение все же охватывало, он слегка сжимал ее пальцы или просто незаметно подмигивал. Это помогало. Возвращалось спокойствие и уверенность в том, что она справится.

Да, Костя… Как-то слишком неожиданно он появился, изменив ее жизнь и само отношение к ней.

Она легко пережила отъезд Нонны, спокойно отпустила дочерей в спортивный лагерь, хотя всегда была противницей подобных мероприятий во время учебного процесса. Но хуже всего, все реже вспоминала Вадима и уже так не скучала по нему.

Чайник давно вскипел, но Дана забыла о нем, потому что думала о Косте. Он незаметно и беззастенчиво оттеснил всех. Спокоен, уверен, знающий себе цену мужчина, предельно внимательный и, понимающий с полуслова, с одного лишь взгляда. С ним легко и просто и, кажется, что он всю жизнь был где-то рядом…

Стоп. Мысли опасные и совершенно бесперспективные. Скорее бы приехал Вадим, и тогда все снова будет по-прежнему. Вернутся домой девочки, и жизнь пойдет дальше, по заранее проложенным рельсам. Наверное…

В раздумьях налила чаю и надела очки. На книжной полке лежали непрочитанные газеты, накопившиеся за последнюю неделю.

– Посмотрим, чем живет страна? – пробормотала, удобнее устраиваясь на диване.

Ровно в девять утра зазвонил телефон. Снимая трубку, Дана нисколько не сомневалась, что звонит Костя.

– Да, я слушаю вас, – ответила она и усмехнулась. Этот звонок она ждала еще с вечера.

– О, голос вполне бодрый, значит, вы уже проснулись. Выходит, с добрым утром? – спросил он.

– У вас тоже, чувствуется, утро доброе.

– Не сглазить бы. Вчера я не мог позвонить, но теперь хочу поблагодарить вас за все. Вот, честное слово, никогда не думал, что найду в вашем лице верного друга и помощника. Спасибо вам.

– Мне приятно слышать ваши слова. Именно сегодня за утренним чаем, я подумала о том, что как-то быстро и неожиданно вы вошли в мою жизнь. А ваши проблемы, как я ни сопротивлялась, все же стали и моими. Выходит, ваша настойчивость имела смысл. Знаете, очень хочется, чтобы все было не напрасно.

Костя в ответ промолчал. В трубке слышалось его спокойное дыхание.

– Дана, обещайте, что поедете со мной на рыбалку. Я покажу вам такие места, каких вы никогда не видели. Я просто уверен, что вы и не подозреваете о дивной красоте природы рядом с пыльным и шумным городом, – совершенно неожиданно сказал он.

– На рыбалку? Сейчас? – голос ее прозвучал удивленно.

– Нет, когда я вернусь. Обещаете?

– Вот, когда вернетесь, тогда и поговорим.

– Идет. У меня к вам еще одно деликатное дело, – сказал Костя и слегка замялся.

– Как еще одно дело и снова деликатное? – встрепенулась она. – Не многовато-ли, дорогой Константин Андреевич, за столь короткое время нашего знакомства?

– Мне так не показалось, – уклончиво ответил он и вздохнул. – К сожалению, я не могу сейчас сам к вам заехать…

– Очень жаль.

– Шутите? К вам зайдет наш посыльный. Вы, уж, отнеситесь к нему с пониманием и постарайтесь встретить не так, как меня в первый раз, – он засмеялся. – Обещаете?

– Обещаю, – ответила грустно, но тут же спохватилась. – А как чувствует себя ваш друг?