Текст книги "Кыштымский карлик, или Как страус родил перепелку"

Дальнейшее обсуждение всех деталей этой операции, получившей кодовое название «Кыштымский карлик», не заняло слишком много времени.

4. Сорок два часа пути. Неожиданные помощники

Поезд, пробороздивший четвертую часть необъятных просторов России почти за двое суток, устало лязгнул тормозами и остановился перед полуразвалившимся сараем. Такие сараи существуют на всех полустанках небольших населенных пунктов. В те времена поезда не придерживались строгого расписания. Они могли прибывать на станции и вовремя, и с изрядным отставанием, поскольку, по слухам, машинистам платили премии, если они в пути догоняли расписание. Однако чтобы расписание догнать, надо изначально постараться от него отстать, поэтому иногда ночами поезд долго стоял среди полей на перегонах или тормозил днем то у цветущего куста, то у лужи с трепыхающимися в ней гусями. Проводники в вагоне были неместными, они эти мелкие полустанки и знать не знали, и знать не хотели.

Кыштымский вокзал, еще в ту пору деревянный, располагался около второго вагона состава. Буйно разросшаяся сирень, вездесущие тополя и другая растительность умудрялись закрыть вокзал так, что название станции не удавалось увидеть уже пассажирам четвертого вагона, не говоря уж об остальных.

Лишь только проводница с металлическим грохотом открыла вагонную дверь, почти счастливый Семен Аршавирович скатился по крутым ступеням душного поезда с воплем:

– Это что за остановка?

На что получил ожидаемый ответ:

– Бологое иль Поповка…

– Нет, я серьезно, – не унимался Агекян. – Это Кыштым или не Кыштым?

– Первое вероятнее, – ответил тот же ехидный голос.

После тряски, длившейся сорок два часа с минутами, свежий воздух, пахнувший тополиной листвой, теплым брусом и досками пристанционных сараев, разогретыми на солнце шпалами и чем-то еще паровозным, опьянил Семена Аршавировича. Ему все казалось прекрасным и почти божественным. И ковыль, непонятно каким образом добравшийся до этих широт из южных степей, белыми метелками стелился по ветру среди шпал и вносил определенную южную экзотику в колорит Кыштыма. И верблюд, неведомо как оказавшийся на гербе Челябинской области, любовно нарисованный на щите у дороги. В Агекяне вместе с понятным недоумением – какие в этих горах при морозах в тридцать градусов могут быть верблюды! – проснулась непонятная нежность к этому рыжему кораблю пустыни. Если бы его кто спросил в ту минуту, то он признался бы, что обожает верблюдов и готов расцеловать любого из них в рыжую сопливую морду.

Семен Аршавирович был бы совсем счастливым, если бы ему удалось за время дороги хотя бы отоспаться. Однако злодейка судьба распорядилась иначе. Достался Агекяну вагон плацкартный, как всегда летом переполненный пассажирами. Там, в купе без дверей, – четыре человека да напротив, в проходе, еще два. Как водится, и днем и ночью люди жуют, болтают, играют, смеются, ходят туда-сюда, задевая ноги спящих плечами. Но все это было прогнозируемо и ожидаемо, как и влажное постельное белье, и закрытый на больших станциях туалет, и хронически сифонящие окна. Все это несильно напрягает бывалого российского путешественника. Проблема таилась в другом. Поезд был казахстанский, он казался вполне приличным и даже почти респектабельным при свете дня. Окна были подернуты фирменными занавесочками, у проводников чай можно было купить за казахскую и не только валюту в любое время, на двери висело расписание движения, в одном из вариантов которого содержалось слишком много слов с буквой Ы. Однако с приближением ночи все меняется, и в этом случае исключения не было. Как только свет в вагоне превратился из ослепительно-белого в приглушенно-интимный желтый, из всех щелей вдруг полезли… тараканы. Вероятно, летом в теплых казахских степях на конечных станциях этих насекомых изничтожать не успевали, а может, они умудрялись быстренько восстановить популяцию за время неблизкой дороги. Так или иначе, но это было жуткое нашествие.

Семен Аршавирович, как оказалось, не слишком жаловал насекомых. Он буквально подскочил на своей верхней полке, гулко ударившись головой о багажную, когда перед его полузакрытыми в дреме глазами возник первый рыжий монстр, беззаботно покачивающий длинными усиками. Таракан казался огромным, как раз таким, каким он был нарисован в детской книжке Чуковского. И Агекян, в детстве не сумевший понять, что так напугало зверей в этом ничтожном существе, вдруг осознал свою полную беспомощность перед этим насекомым. Он с ужасом обнаружил, что прикосновение трепетных тараканьих лапок к волоскам на его коже вызывает в массивном теле брезгливую дрожь, при этом волоски встают дыбом, а кожа покрывается предательскими пупырышками.

Большая часть пассажиров разделяла его неприязнь – столь тесное соседство с тараканами их также не радовало, поэтому ползучим тварям была объявлена беспощадная война до полного истребления. Проявив удивительное единодушие, вооружившись тапками, вдоль прохода села добрая половина населения вагона. И смачные шлепки в ритме болеро Равеля полночи сотрясали хлипкие вагонные перегородки. В азарте охоты за тараканами, стремившимися преодолеть открытые пространства на максимальной скорости, яростные удары тапок иногда обрушивались на ноги пытавшихся заснуть пассажиров. Незадачливые охотники вяло и смущенно извинялись, а пострадавшие, не высказываясь, продолжали тихо сопеть в подушки. От Агекяна, не единожды разбуженного вошедшими в раж охотниками, сон потихоньку упорхнул, и бедный путешественник полночи мучился, тупо созерцая багажную полку.

И вот наконец-то путешествие закончилось. Вагон Агекяна, по какому-то счету оказавшийся нулевым, что и было обозначено круглым бубликом в окне проводников, ехал третьим с конца состава. Семен Аршавирович, любящий точность, специально пересчитал на одной из долгих остановок все предыдущие вагоны и обнаружил, что от тянущего поезд тепловоза его вагон был одиннадцатым. Как бы то ни было, этот вагон остановился напротив покосившегося, побуревшего от времени дощатого сарая, поперек которого белой краской была выведена доморощенным философом надпись: «Границы не в природе, они в сознании». Что хотел автор сказать этой фразой и кому она предназначалась – было тайной, окутанной мраком. В продолжение надписи на одной из дверей сарая было сделано уточнение крупными печатными буквами: «Склад. Огнеопасно!!! Не курить» и приведены мелким, не видимым с перрона шрифтом дополнительные инструкции.

Семен Аршавирович, немного потоптавшись на земле возле тамбура и насладившись свободой, все-таки проскакал бодрой трусцой до вокзала и убедился, что, действительно, прибыл куда надо, а именно в дивный город Кыштым, прославившийся демидовскими заводами, где отливали пушки еще для Петра I перед Полтавской битвой. Великого ученого должны были встретить именно здесь, у нулевого вагона, поэтому Агекян остался ждать встречающих на перроне. Поезд фыркнул, свистнул, дернулся, заскрипел и двинулся дальше к югу, постукивая копытцами (тьфу ты, конечно, колесами!). Немногочисленные пассажиры, сгрузившиеся на этой станции, неторопливо разбрелись в разные стороны, причем некоторые, перешагнув пути, стали карабкаться вместе с чемоданами по тропинке в горку и быстро исчезли из виду. Когда полуденное солнце выглянуло из-под свинцово-синей тучи, оно осветило одинокую фигуру Семена Аршавировича, топтавшегося с потерянным видом на дорожке из бетонных плит между путями.

Агекян проторчал на перроне минут десять, в тоскливом ожидании рассматривая окрестности. Станция в те годы была небольшая, захолустная, она работала как транспортная развязка. Пассажирские поезда обычно шли магистральными направлениями, и по этой плутающей в горах неэлектрифицированной одноколейке они проходили редко. Из динамика над путями время от времени непонятно что, непонятно кому и непонятно на каком языке громко, порождая многократное эхо, орали диспетчеры. Вдоль перрона и в том, и в обратном направлении курсировали, поднимая пыль, тяжелые грузовые поезда и выплевывали облака дыма маневровые тепловозы.

Поднявшийся ветерок гнал белые волны по распластавшимся вдоль железнодорожных путей перьям ковыля. Солнце то скрывалось за тучами, то ненадолго показывалось в просветах. Подняв голову, Агекян, растерянность которого постепенно перешла в нервозность, увидел над собой табун туч, наползающих друг на друга и неумолимо увеличивающихся в размерах. В воздухе запахло свежестью, как перед грозой. Наконец станционный служащий, раздраженный долгим присутствием пассажира в неположенном месте, попросил Агекяна не торчать на платформе, а то, видите ли, мало ли что. Семен Аршавирович был настолько удручен ситуацией, что не стал спорить и пошел к вокзалу. Он потоптался на привокзальной площади, раздумывая, что ему делать дальше, зашел в здание вокзала, но там, кроме сидящей за решетчатым окном кассирши, людей не было, как, впрочем, и скамеек.

Агекян поинтересовался у кассирши, где можно найти междугородний телефон, но кассирша изобразила то, что называется «с головой уйти в работу», – она с видимым одолжением пробурчала что-то, низко склонившись над ворохом бумаг. Ответа Семену Аршавировичу разобрать не удалось. Вернувшись на привокзальную площадь, он увидел довольно странный автомобиль. Это было нечто чудно́е, наполовину самодельное, камуфляжной раскраски. Кузов машины, снабженный лебедкой и тремя комплектами фар над лобовым стеклом, был высоко поднят над землей на сомнительного вида рессорах, колеса, впрочем, тоже были немаленькими. Из монстроподобной машины выпрыгнул соответствующего вида загорелый амбал в мотоциклетном шлеме, и Агекян боязливо направился к нему, чтобы все-таки получить ответ на мучивший его вопрос о переговорной станции.

– А зачем вам телефон? – поинтересовался амбал, снял темные очки и, прищурившись, посмотрел на Семена Аршавировича.

Агекян не ответил: стоит ли отвечать на очевидный вопрос? Он повернулся и попытался обойти амбала, чтобы подняться к домам на горке, здраво рассуждая, что там, у домов, есть шанс встретить более адекватных людей. Однако здоровяк хамским образом перегородил ему дорогу и повторил вопрос.

– Зачем может быть нужен телефон? – огрызнулся рассерженный Агекян, потом смерил громилу взглядом и понял, что с ответом погорячился. – Дайте мне пройти, – миролюбиво попросил он.

– А куда вам идти? – удивился амбал, он снял мотоциклетный шлем, и его соломенного цвета волосы встали в позу, известную как «взрыв на макаронной фабрике».

«Вот прицепился», – с досадой подумал Семен Аршавирович и посмотрел по сторонам, гадая, как бы отвязаться от амбала, но, как назло, никого на площади не было. Тем временем тучи сгустились, и на землю полетели первые капли.

– Мне необходимо найти международный телефон для того, чтобы кое-что уточнить у полезных мне людей, – монотонным голосом загнанного в угол школьника объяснил Агекян. – Если вы не знаете, где здесь телефонная станция, то, пожалуйста, будьте любезны, позвольте мне пройти. А то вот уже сверху потекло, – непонятно зачем добавил он.

Семен Аршавирович пытался быть предельно вежливым: кто же знает, как крутятся шестеренки в головах этих громил?

– Значит, так получается: я все утро носился как угорелый в поисках этого автомобиля, хотя мог бы прикатить и на байке, почти вовремя добрался сюда, а от меня рыло, вернее, нос воротят? – удивился амбал.

До Семена Аршавировича постепенно дошло:

– Так это вы что? Меня встречаете, что ли?

– А то! Я встречаю человека с питерского поезда, из «Питерхбука», как сказал Сисяй. Еще он сказал, что человек «усеный-усеный» и его зовут… – Амбал достал из кармана и начал разворачивать бумажку, пояснив: – Я тут специально записал. Вас зовут Айзизя Сисин.

– Как? – переспросил начавший было радоваться Агекян.

– Айзизя Сисин. Че не так? – удивился громила. – Этот китаец, или кто он там, несколько раз повторил: Айзизя Сисин… Ну, я голову-то на отсечение не дам, – после долгой паузы добавил он, – в том смысле, что я правильно понял и записал. У этого Сисяя с русским беда, слова даже знакомые едва узнаешь… Давайте я вас отвезу к нему, там и разбирайтесь. Все равно здесь некого больше встречать. А то что, я зря перся?

Агекян подумал и, сопоставив «Айзизя Сисин» с «Агекян Семен», решил, что, в принципе, что-то похожее уловить можно. Он посмотрел с опасением на автомонстра и понял, что так запросто на него залезть не получится. Амбал воспринял его нерешительность как согласие и, открыв дверцу, с легкостью подсадил довольно грузного ученого на подножку машины, следом полетел багаж. Машина зарычала, зафырчала, содрогнулась и тронулась в неизвестном направлении, оставив на привокзальной площади тучу пыли.

Через две пары дней этот же полуденный казахский поезд выплюнул на покосившийся бетонный перрон изрядно пожеванного дорогой пассажира. Часы долгой тряски отпечатались глубокими складками на когда-то безупречном дорожном костюме, однако все равно внешний вид человека радовал глаз. Этим пассажиром был командированный в Кыштым Александр Соловьев. Нельзя сказать, что Александр был пижоном, у него не было желания любыми средствами выделиться из общей серой людской массы. Ему просто нравилось одеваться с некоторой небрежной элегантностью, что было легко с его подтянутой спортивной фигурой. Хорошо подобранная одежда позволяла Александру выглядеть достойно – более того, она вызывала известное уважение у окружающих и добавляла хозяину приятное ощущение уверенности. Не так давно Александр носил черную фетровую шляпу с широкими полями, но с наступлением эпохи перемен от этого пришлось отказаться. Шляпа и очки на носу, во все времена считавшиеся признаком интеллигентности, действовали на разгулявшийся криминальный элемент девяностых годов как красная тряпка на быка. Очками, правда, Соловьев еще не обзавелся.

Не успел Александр закинуть на плечо сумку и расправить плечи, как рядом очутился Антон, без слов сграбаставший его в свои медвежьи объятия.

– Здорово, Антоха, страшно рад тебя видеть! – Александр с трудом выкарабкался из объятий. – Я очень надеялся, что ты сможешь вырваться на несколько дней.

– Здорово, гость питерский, что, домой потянуло? Как доехал? – пророкотал Антон.

У Антона Сергеевича Клементьева был уникальный бархатный тембр голоса. Если его голос один раз услышишь – никогда не забудешь. Антон с Александром были давние друзья, и во многом они были похожи, только у Александра выгоревшие на концах волосы лежали свободно и слегка вились, а Антон носил короткую стрижку, так шедшую к его армейской выправке.

– Нормально доехал, – ответил гость. – Ты на машине?

– Обижаешь. Только… Ладно, пошли, там она, на горке. Сам увидишь.

Александр и Антон бодро начали карабкаться вверх по заросшей бурьяном тропке.

– Как у вас здесь? – Александр оглянулся на Антона. Тот понял суть вопроса без уточнений: вопрос мог иметь отношение только к деньгам, вкладываемым Москвой в город, и ответил:

– Ничего, пока держат. Боятся, что специалисты с комбината в Ирак или Иран потекут. А у вас что?

– Погано, все программы социальные свернули, заводы закрываются, как везде, наверное.

– Да. Кыштым тоже бросили. Живите, как хотите. Ладно, не будем о грустном.

– Не будем. Как твои дети?

Антон промолчал, и Александр насторожился:

– Что? Что-то не так?

Они уже поднялись на холм, и Александр увидел темно-синюю трехдверную «Ниву», возле которой стояли два подростка. Оба были в джинсах, футболках, кроссовках, кепариках и с рюкзачками за спиной – с ходу и не разберешь, то ли девочки, то ли пацанье. Один из мелкоты приветливо махнул рукой и крикнул звонким девчачьим голоском:

– Привет, дядя Саша! – причем последнюю букву в имени дяди подросток, оказавшийся дочкой Антона, проглотил, вернее, проглотила.

– Привет, Кристина! – Александр улыбнулся очаровательному десятилетнему созданию, глядящему на него широко открытыми темно-серыми глазами из-под светлой, спадающей на глаза челки.

– Они будут сидеть в машине на заднем сидении и молчать, – проговорил суровым голосом Антон, убедительно глядя на отроков. Однако по тону, с каким были произнесены эти слова, и по лукавым мордашкам детей Александр легко понял, что именно этого эти сорванцы делать не будут ни в коем случае, поскольку банально не умеют.

– Насколько я помню… или у меня с памятью беда… – задумчиво произнес Александр, разглядывая второго подростка, оказавшегося при ближайшем рассмотрении кареглазым темноволосым пацаненком, – вторая у тебя была девочка и так… – Он смерил взглядом ладную фигурку. – …существенно помладше.

– Ярослав, – сказал мальчик, на вид ровесник Кристины, протягивая щуплую лапку.

– Племянник, – объяснил Антон и стал оправдываться: – Ты понимаешь, тут такое дело – каникулы. И я так вроде бы в отпуске, а эти…

– Мы всех достали, – честно призналась, притворно вздохнув, Кристина. Пацаненок, поддерживая игру, тоже шкодливо потупил глазки.

– Да не переживай, Антоха, – Александр слегка ударил друга по плечу, – справимся, что мы – детишек не видели, что ли? Мы их к делу приобщим, – произнес он громким шепотом на ухо другу, – шпионить заставим. Ты не возражаешь? Представляешь, ночью между могил, гробов и скелетов по кладбищу на четвереньках ползать отправим.

– А разбалуются – так в угол и кормить одной манной кашей, – оптимистично добавил Антон.

– Ну-ну, – негромко усмехнулся Ярик, тайком переглянувшись с сестрой.

– Что-то я не расслышал, – посмотрел на него Антон.

– Да мы что? Да мы ничего. Ты не думай, – пришла на помощь брату Кристина. И две улыбающиеся во весь рот мордашки посмотрели сначала на Антона, а потом синхронно повернулись к Александру.

Эта парочка представляла собой нечто исключительное. Разница в возрасте у них была несколько месяцев, ребята были чем-то неуловимо похожи друг на друга и вполне смахивали на родных брата и сестру.

– А вы на самом деле летающими тарелками занимаетесь? – вдруг выпалил Ярослав. – А наша школьная учительница Дарья Фоминична утверждает, что ничего этого нет.

– Чего нет? – спросил Александр, и Ярослав увидел хитрый блеск в его глазах.

– Ну, инопланетян нет, ну и, следовательно, их кораблей-тарелок тоже нет. Она говорит, что все рассказы об этом – видения, фантазии, в общем, глюки.

– Это общепринятая точка зрения, – ответил Александр, – чтобы население не возбуждать. А то я знаю одну девочку, – доверительно добавил он, – так она дома ночью без света спать боялась, думая, что ее инопланетяне утащат.

– А мы правда будем здесь инопланетянина искать? – спросила Кристина. – И нам взаправду можно будет чуть-чуть поучаствовать? – в голосе звучала надежда.

– Так я же уже сказал – на кладбище ползать отправим, – рассмеялся Александр, – или в засаде сидеть. Что вам больше нравится? Посмотрим по месту. Я пока сам не понимаю, с чем мы имеем дело.

– Ты не очень огорчился, что мне их навязали? Это хорошо, – улыбнувшись, произнес Антон. – Ситуация на данный момент такая. Ключи от домика, где можно жить, мы уже добыли, только еды еще не закупили.

– Здорово, что б я без тебя делал! – обрадовался Александр. – Так, первым делом мне надо до милиции добраться, у меня письмо к ним есть, а то, сам знаешь, не поймаешь сразу – расползутся кто куда. Ты меня до них подбрось, а пока я разговаривать буду, сможете за едой смотаться?

– А то.

– И где я вам должен людей доставать? У меня и так личного состава не хватает… – Начальник милиции оказался ничем не примечательным брюнетом с упитанным животиком, предательски выпиравшим из-под рубашки. Он не считал нужным скрывать раздражение перед этим заезжим пижоном, интересующимся полной ерундой.

«И что им там, в институте, заняться, что ли, нечем? Столичные бездельники! Командированного отправили мутантный выкидыш изучать. Денег, видно, девать некуда. Если бы не распоряжение сверху, я бы и разговаривать с тобой не стал», – без труда прочитал Александр его мысли, написанные крупными буквами на круглом лице.

Повисла пауза, во время которой брюнет, как говорится, начал шевелить своими извилинами, но дело шло, как видно, со скрипом. Он как бы невзначай жестикулировал рукой, словно перебирал в уме различные варианты. Вскоре рука застыла с поднятым вверх указательным пальцем: «Вот оно, именно то, что нужно, – понял Александр, – некий вариант найден».

– Вот если… – произнес начальник с сомнением в голосе. – Как вы смотрите на стажера?

– Нас устроит любой человек, знающий город и окрестности… – поспешил его заверить Александр. Он рассчитывал главным образом на силы своей неожиданно возникшей команды, а от милиции ждал только помощи в экстренных ситуациях.

– Да, да, да… а стажеру практика явно не повредит, – обрадовавшись каким-то своим мыслям, сказал брюнет и добавил: – Стажер учится на прокурора в столичном вузе. Дело у вас хоть и не криминальное, но расследование провести не помешало бы. Да это просто необходимо, – уверенно заключил он. – Решено, завтра в девять утра встречайте стажера. Место встречи – часовня, что у главной церкви. Вам удобно?

– Хорошо, – ответил Александр, слегка удивленный резкой сменой настроения начальника милиции и странным местом встречи. – Да, и последний вопрос. А с чего вы посоветуете начать? Кто обнаружил этого… гуманоида?

Брюнет порылся в бумагах в ящике стола и, протянув бумажку, привычным, не терпящим возражений тоном отдал распоряжение:

– Да, я подготовил. Здесь фамилия участкового, который выезжал на интересующий вас труп, и адрес старушки. По словам участкового, сама старушка сейчас находится в больнице. Навестите первого, опросите соседей последней, ну а дальше действуйте по ситуации. Успехов!

Выйдя на узенькую, засаженную липами улицу, на обочине которой пара коз лениво щипала траву, Александр направился к стоящей на противоположной стороне машине Антона, не заморачиваясь вопросами возможности перехода дороги в данном месте, за что тут же и поплатился.

Гибэдэдэшник вырос словно из-под земли и, представившись, произнес:

– Вы пересекли улицу вне зоны пешеходного перехода, с вас полагается штраф…

– Хорошо, сержант, – сказал вышедший из машины Антон. – Ты штраф выпиши, а мы оплатим.

Лицо сержанта заметно погрустнело. Видно, что деньги ему были нужны прямо здесь и сейчас.

– Или оплатим вашему начальству, – встрял Александр.

– Злые вы, – вдруг буркнул совсем печальный гибэдэдэшник. – Ну, перехода же здесь нет? Значит, мое требование разумно.

– Разумно, – согласился Антон. – Только штрафы должны идти не в твой карман, а в государственный.

– Вы лучше скажите, где нам найти… участкового Алуфьева, – прочитал по бумажке Александр.

– Да, пожалуйста, скажу и даже покажу, только… не безвозмездно.

Проехав несколько кварталов, машина остановилась у пятиэтажного дома, за одной из дверей которого находилась каморка местного участкового.

– Ну и крохоборы они у вас тут, – произнес Александр, когда довольный гибэдэдэшник удалился. – До питерских им еще расти и расти.

– А что питерские? – спросил Антон.

– Ну, это просто песня. Недавно прибегает ко мне изменившийся в лице сосед: деньги срочно понадобились. Ну, я дал, жалко, что ли, хорошему человеку. А потом он рассказывает: «Еду я по Петроградской, где-то в районе улицы Грота…» Петроградский – это наш район в Питере, ты видел в сериалах, у нас там часто кино снимают, так как «Ленфильм» тоже на Петроградской расположен, – прокомментировал Александр. – «Район знаю как свои пять пальцев…» А надо сказать, что улочки у нас на Петроградской маленькие и их много… «По сторонам не смотрю, слежу только, как бы кого ненароком не задавить…» Там тоже обычно переходят, как я сегодня, хоть от перехода до перехода метров сто… «Сворачиваю на знакомую до боли улицу – и тут меня тормозят гибы. Перед поворотом якобы кирпич висит. Я сходил потом, проверил – действительно повесили, но так ненавязчиво, под сенью деревьев: не будешь специально искать – не увидишь. В том месте ремонт затеяли, вот один из проездов и закрыли. А теперь выбор: или лишение прав на несколько месяцев, или плати. А сумма называется серьезная. Ну, что делать – все платят. А машины влипают в эту гибэдэдэшную паутину одна за другой. При мне штук пятнадцать остановили». И представляешь, такая ситуация была несколько дней. Это потом плакаты гигантские понавесили, что ремонт и так далее.

– Вероятно, кто-то из чиновников заехал и большой хай учинил, – предположил Антон. – Да, весело вы живете!

– Да не только мы, – ответил Александр. – Из Прибалтики ребята вздумали на своей машине до Ленинградской области к бабушке скататься. Так их тормозили каждые несколько километров и без мзды не пропускали. Говорят, было ощущение, что один пост передавал информацию о них другому, и так по цепочке.

– А Прибалтика – это иностранцы? – спросил Ярослав.

– Да, теперь иностранцы, – подтвердил Антон.

– А как эти, то есть милиция, определили, что иностранцы? – спросила Кристина.

– Так у них номера иностранные, как ты не понимаешь! – с явным превосходством произнес Ярослав.

– Самое смешное, что мзда была то ли два, то ли пять евриков, а у ребят меньше десяти не было.

– А сдача? – спросил Кристина.

– А сдачу гибы не дают, как, впрочем, и квитанцию.

– Так надо было не давать, – сердито сказал Ярик. – Я бы не дал, или пусть квитанцию выписывают.

– Ну, если ты будешь каждые полчаса по полчаса с гибэдэдэшниками разбираться, доказывая, что с машиной все в порядке и запрещенного ты ничего не везешь, как быстро ты до бабушки доберешься? – спросил Антон.

– Серьезный вы молодой человек, как я погляжу, – сказал Александр. – Это хорошо.