Текст книги "Фотография. фантастическая повесть"

Фотография
фантастическая повесть
Ольга Хомич-Журавлёва

© Ольга Хомич-Журавлёва, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1. Торговец мечтами

– Какая же у него была профессия? Никак не вспомню.

– Бухгалтер?

– Да нет… Почему сразу – бухгалтер?

– Может, менеджер? Те часто с ума сходят.

– Вот, точно! Только не менеджер, а продавец. Нет, не продавец… торговец, да, торговец!

– И чем он торговал? – Лялька поставила на блюдце допитую чашку чая.

– И не вспомню даже. Что-то нереальное продавал, нелепое – то, что и продать нельзя.

– Поняла – он шарлатан, что ли? Какой-нибудь новоявленный потомственный колдун, эдак в двадцатом поколении? Сейчас их много развелось. Напридумывают себе всякого потустороннего, а потом крыша едет.

– Знаешь, Лялька, я тоже сначала так подумала – странный он такой. И потом – нельзя же торговать мечтами. Вот! Вспомнила! Он был торговцем мечтами.

– Мда… Точно шарлатан. Или ещё чего хуже – мошенник, что, в принципе, одно и то же…

Лялька с трудом подняла из кресла грузное тело килограмм в сто двадцать и, переваливаясь на больных, испещрённых варикозом ногах, побрела на кухню, захватив фарфоровый чайник:

– Новый заварю, ещё попьём.

Я сижу, разглядываю Лялькину гостиную – мне у неё нравится – всё так стильно обставлено – с потугой на барокко – креслица и диванчик такие резные – голубой габардин и белое дерево с позолотой. Опять же сувениры на полочках стоят со всего света, где она побывала. А у меня дома сплошной «хай-тек» – дизайн, на который пришлось согласиться по настоянию моих мужчин. И что теперь? Они разлетелись по всему свету, а я осталась жить в аскетичном обилии стекла, пластика и металла, словно в казарме.

Я вздохнула – как домой не хочется.

– Эля, ты же никуда не торопишься? – тут же донёсся из кухни голос Ляльки, словно чувствуя мой вопрошающий взгляд через стену.

– Нет, до работы ещё восемь часов. Я может, вообще у тебя переночую. Если ты не против.

Конечно же, Лялька не будет против – она же моя старшая сестра. И хотя ей уже пятьдесят, и она из хрупкой девушки превратилась в огромную мадам с короткой стрижкой блондинистых волос, с полным боевым комплектом – мужем и двумя детьми, для меня она всё равно остаётся Лялькой.

Сын и дочь сестры благополучно выросли, выучились, женились, обзавелись своими детьми и покинули родину – Яна умотала на ПМЖ в Чикаго, а Станислав – во Флоренцию, также навсегда, подальше от родной страны, чем оба очень печалили Ляльку.

Муж, правда, никуда не делся, но, как подобает натуре художника, вечно пребывал в творческом кризисе, и, ожидая пришествия Музы, лежал на диване в детской, глядя в потолок, а чаще – блуждая по социальным сетям в планшетнике. Временами Муза возвращалась в лице возмущённых заказчиков, напоминающих о срывающихся сроках, и он уносился в мастерскую, которая находилась на мансардном этаже этого же подъезда, и писал картины одну за другой, выдавая если не шедевры, то вполне приличные картины, радуя обеспокоенных отсутствием заказанных картин галеристов. И когда банковские карточки взбалмошного семейства пополнялись приличными суммами гонораров, глаза Ляльки начинали томно блестеть сытой поволокой, движения её становились величественней, и она отправлялась в различные круизы, путешествовать по миру, непременно навещая своих детей.

И каждый раз, приезжая домой, она обнаруживала своего мужа на диване в бывшей детской, выдохшимся от фонтанирующего вдохновения и последующего затем беспробудного пьянства в её отсутствие. Пьянство пресекалось, Лялька ставила благоверному капельницы, чтобы избавить его от белой горячки, ибо по профессии она тоже врач, как и я.

Вся её жизнь состояла из периодов – от кризиса, до кризиса. Разве можно в такой нервной обстановке работать?

Лялька и не работала. Вообще никогда. Ибо быть женой талантливого художника – это уже великий труд.

Теперь был именно тот момент, когда Лялькин муж написал несколько картин, принявшись за следующую, а галеристы, выдохнув с облегчением, продали картины заказчикам, переведя на счёт семейства солидную сумму. В общем, деньги появились, и сестра пригласила меня в гости на тортик, отметить её отъезд в Италию, где у неё родился второй внук. На тортик, так на тортик. Тем более выходной, а дома пусто.

Я, как и Лялька, практически одинокая сорока …летняя мадам. Нет, муж и сын у меня есть – всё как положено. Я построила дом, то бишь квартиру, увязнув в ипотеке, вложив немереные средства в строительство жилого комплекса для военнослужащих, желая увеличить положенные бесплатные квадратные метры; вырастила сына; посадила возле подъезда дерево. А перед этим намоталась с мужем по гарнизонам, пока он поднимался по карьерной лестнице офицера ФСБ. Сын пошёл по стопам папочки. И вот теперь уже мой возмужавший ребёнок уехал со своей молодой женой, проходить службу на краю света, в гарнизоне под Уссурийском. Муж уже несколько месяцев в Сирии, где обострились боевые действия… В общем, одно расстройство. После института я не закончила ординатуру – мужа срочно вызвали в часть на Дальний Восток – так и осталась с неоконченным высшим медицинским. Но всё же работала по специальности урывками, во время вечных переездов.

И когда осели в родном городе – тоже было полно дел – с обучением сына, со строительством квартиры, с её обустройством, и было как-то не до работы.

Но вот мои мужчины разъехались, и я от тоски прямо на стены полезла. Чтобы время шло быстрее, решила устроиться по специальности – врачом. Пошла в «контору» мужа, откуда направили меня на закрытый объект – нашлась вакансия младшего врача в психиатрической клинике, которая на деле оказалась секретным научно-исследовательском центром. Заставили меня подписать множество документов о неразглашении, об ответственности, об отказе от претензий и так далее, и тому подобное…

Почему меня допустили до работы на сверхсекретном объекте? Наверное, оттого, что у меня была безупречная репутация, а ещё потому, что я многие годы была под колпаком у спецслужб, которые, конечно же, неустанно отслеживали моральный дух офицеров ФСБ и их родных.

***

Вот то, что я сейчас буду рассказывать – не для слабонервных. Если вы мне не поверите – без разницы. Даже вижу, как вы у виска пальцем крутите. Ну, да и ладно. Может, и хорошо, что не поверите. Я просто хочу душу отвести. Сама до конца не верю, что подобная история со мной произошла.

***

Приступив к работе в клинике, я сразу поняла, для чего столько предосторожностей. Психушка оказалась не совсем обычной. Да абсолютно необычной! То есть, там содержались не совсем люди. Да что там – даже не знаю, как и назвать эти странные существа, которые были заключены в человеческую оболочку.

Как мне объяснили – определённые структуры отлавливают среди людей инопланетян, иномирных существ из параллельных измерений, тварей пекельных миров и так далее – тех, кто, маскируясь под человека, преследует свои личные цели – кто питается плотью людей, кто их чувствами, мыслями, энергией, а кто и вообще пытается захватить планету или уничтожить земное человечество…

В общем, выловленных тварей обезвреживают, не давая им выйти из телесной оболочки, которая мгновенно становится для них тюрьмой. А затем помещают в «клинику». Консилиум учёных врачей определяет дозы транквилизаторов для того, чтобы тварь не вырвалась из тела, и чтобы её можно было спокойно изучать. Как правило, существа не идут на контакт со следователями из структуры – люди для них неразумные твари – мы ведь тоже не понимаем язык медуз или пауков, и…

Сначала я, конечно, была в шоке, но видя, как обыденно ведут себя сотрудники клиники, постепенно перестала ощущать страх и недоумение. В мою компетенцию входил ежедневный терапевтический осмотр тварей – их телесной оболочки, чтобы та не подвергалась простейшим заболеваниям.

Я делала обход в самое спокойное для них время, когда основные инъекции были сделаны, а опыты ещё не начались.

Большинство «пациентов» сидят в своих палатах, накачанные транквилизаторами. Но даже убойная доза сдерживающего «успокоительного» лекарства не скрывает их чудовищную сущность. Большинство из них похожи на людей, но некоторые…

Я безумно боюсь входить в палату-изолятор к одной девушке. На ночь её привязывают к кровати. А утром, после приёма лекарства, моего осмотра и завтрака, она высвобождается от пут и, как паук, взбирается по стене на потолок, цепляется ступнями к потолку и висит до вечера вниз головой, скрестив на груди руки. Вечером она также спускается вниз и ложится в изнеможении от голода на пол, после чего санитары входят и, привязав её к кровати, вкалывают успокоительное. Жуть… А ещё у неё взгляд тяжёлый. Как взглянет чёрными без белков глазищами, мне вообще бежать от страха хочется, куда глаза глядят.

Некоторые «пациенты» герметично запакованы в причудливые комбинезоны – их я не осматриваю. Как мне объяснили – у них настолько нестабильна телесная структура оболочки, что если откроется только крошечная часть тела, они мгновенно сбегут в иномирье.

Другое дело – инопланетяне – их большинство, и с ними проще. Они всё-таки состоят из более менее стабильных атомов вполне понятных нам соединений – кто из белково-углеродного, кто из кремниево-углеродного, кто…

Как бы там ни было, здесь, в клинике, все они превращены в живые «овощи» – ничем не отличаются от обычных, земных сумасшедших. Мне их жалко. Но работа в психушке для меня своего рода отдушина в беспросветно скучной жизни. Одна радость – забежать к Ляльке, поболтать.

Да и та скоро уедет в круиз…

***

– Ну, вот и чаёк, – сестра налила в фарфоровые чашки свежезаваренный ароматный чай и с кряхтением опустилась в кресло. – Мда, тоже мне, придумали – торговец мечтами. И как он их продавал, мечты-то? – В дело пошёл новый кусок торта. Завязывала бы она со сладким, но вслух такое не говорю – обидится.

– Он мне все последние дни рассказывал, как чудесно торговать мечтами. И ведь знаешь, с виду и не скажешь, что псих, – не могла же я сказать Ляльке, что он иномирный, так, чего доброго, и про меня начнёт думать, что у меня крыша поехала, да и раскрывать секрет не имею права – я же подписку дала о неразглашении – зачем мужа подводить. – Приду к нему в палату, а он прямо с ходу начинает: «А ещё у меня клиент был – захотел стать вождём африканского племени. Я его спрашиваю – на какой срок? Он отвечает – на месяц – вдруг не понравится. Через месяц приходит ко мне и спрашивает – а на всю жизнь можно остаться вождём? Я говорю – никак нельзя – куда же мы настоящего вождя денем? Нельзя равновесие нарушать. На месяц, даже на год можно, а навсегда – нельзя и всё тут».

Лялька прыснула:

– Ну, губа не дура – каждый бы захотел быть вождём, а ещё лучше президентом или царём… Я бы царицей хотела побыть… Елена всея Руси… Звучит!..

– …я его спрашиваю – а более сложные мечты вы исполняли? А он мне – «Так ведь я же не только в данном времени мечты исполняю, но и в прошлом и в будущем»…

– Ну, понятно, сумасшедший – что с него взять. Поэтому и в психушке оказался.

– Я сначала тоже так думала. Тем более у него была навязчивая идея – он постоянно просил меня принести фотографию – любую, хоть какую-то, хоть самую старую или крошечную. Но у нас, знаешь ведь, всё очень строго. Я на работу прохожу – раздеваюсь, через смотровую, через сканер, и надеваю форму. Там даже семечку за щекой не пронесёшь. А вчера он меня спрашивает – «Вот вы, Эльвира Романовна, чего хотите?» Я отвечаю: «В юность хочу, когда я была красивая, стройная». Он говорит: «Нет ничего проще», – протягивает мне вроде как целлофановый комочек, который мгновенно развернулся в тонкую, похожую на пластиковую пластину. – «Вот», – говорит.—«Прикоснитесь фотографией того времени, куда хотите попасть».

– И? – у Ляльки от любопытства загорелись глаза.

– И – ничего – раздалась тревога, заверещала сигнализация, а он вытолкнул меня из палаты, прошептав на ухо – «Надо захотеть вернуться». По коридорам носились санитары, врачи, охранники, и закрывали палаты на дополнительные механические запоры. Сказали, чтос бежал пациент.

Тут я тоже не договорю – зачем Ляльке знать, что инопланетяне выкрали своего соотечественника из радиоактивной барокамеры. По мне так хорошо – незачем инопланетян насильно удерживать на земле. Не понимаю жестокости. Но моего мнения, разумеется, никто не спрашивает.

– Что с пластиной-то?

Я замолкаю, делая вид, что пью чай. То есть, я его действительно пью, и лихорадочно соображаю – сказать – не сказать. Скажу – измена родине, не скажу – лопну от перегрузки – сил нет, как рассказать хочется…

– Выдумала, что ли? – удивлённо протянула сестра.

Это её излюбленный приём – брать меня на слабо.

Да и ладно, будь что будет:

– Удивительно, но я смогла пронести её через проверочный пункт – охранники были заняты, и я без труда пронесла файлик под мышкой.

– Фу, без подробностей. Так он с тобой?

– Ну, как сказать… Мне одно не даёт покоя, а я и не спросила… Он же называет себя торговцем мечтами, а не дарителем или ещё кем-то.

– И что?

– А то, что торговцу положено платить! Чем, интересно? За всё время он не сказал, чем клиенты расплачиваются за исполнение мечты.

– А, я поняла… Обожаю твои истории. Ладно, я ведь даже тебе поверила, про пластину-то. Чудес не бывает, это точно. – Лялька немного разочарованно вздохнула. – Тебе ещё чаю?

Вот этого я точно вынести не могла – разочарования сестры. И достала из отделения сумочки крошечный прозрачный комочек, размером с орех фундука, который немедля распрямился, превратившись в прозрачную пластину размером с обычный файл для документов. Лялька, не мигая, смотрела на диковинный предмет, затем сорвалась с кресла и с крейсерской скоростью, забыв о своих больных ногах, унеслась в спальню, через секунду принеся оттуда фотоальбом, из которого достала нашу самую любимую фотографию – у меня, кстати, её нет. На фото была изображена набережная Ялты, на которой на фоне гостиницы «Киев» (ныне «Мариино») стоит наша семья – улыбаемся – ещё живые мама и папа, и мы с Лялькой молоденькие, ещё стройные как тростиночки.

Боже мой, как мы тогда были счастливы!

– Говоришь, надо только прикоснуться фотографией?

И прежде, чем я успела что-то сказать, она протянула фото к пластине… И тут произошло невероятное. Пластина засветилась, и на её поверхности отразилась фотография, увеличилось изображение, став более ярким, резким, исчезли царапины и потёртости, а люди показались… живыми, словно ожила картинка из прошлой жизни.

– Ух ты, ничего себе! – выдохнула сестра в восторге, положив оригинальное фото на журнальный столик. – Вот это технологии! А я всё думала – что будет после сенсорных планшетников.

Меня начало слегка потряхивать, а руки покрылись испариной:

– Зря я… Думаю, надо вернуть… Вдруг это какой-то эксперимент, новые разработки? Илиещё что-то…

Но Лялька меня не слушала. Она наклонилась над пластиной, протянула руку, и едва прикоснулась к своему изображению на фото, как… мгновенно пропала, словно её и не было.

От неожиданности подскочив, я разлила чай на мраморную столешницу и трясущимися руками поднесла пластинук глазам. На фотографии ничего не изменилось – вот мама, папа, Лялька, я.

Мне стало страшно. Поёжившись, я оглянулась вокруг, осматривая вмиг осиротевшую без сестры комнату – в ней вроде всё было по-прежнему.

И тут закружилась голова, прямо до тошноты. Стало казаться, что… вещи искажают свои очертания, мебель меняет места, становясь другой. Пространство комнаты начало растягиваться, и появились тени человеческих фигур, что-то мычавших утробным голосом, показывая на меня… Жуть!

Я так понимаю, что именно в этот момент Лялька окончательно решила остаться в прошлом.

Не дожидаясь продолжения метаморфоз, я схватила фотографию со столика, скомкала в кулачке файлик, побросала всё в сумочку и, прижимая драгоценную ношу к груди, пулей понеслась из квартиры.

***

Куда бежать? На работу? Естественно, раньше времени меня не пропустят через КПП, а до смены ещё восемь часов. Добредя до своей квартиры на трясущихся ногах, я еле заставила себя поесть и хоть немного подремать. Но сон не шёл. Безумно долго тянулось время ожидания, в голову приходили тысячи версий случившегося.

Где сейчас Лялька? Понятное дело – в прошлом, когда делалось фото. Я держала пластину побелевшими от напряжения пальцами, словно боясь, что и она растворится в воздухе, как сестра. Но пластина всё так же была перед глазами, что позволило постепенно успокоиться.

Соберёмся с мыслями. Судя по тому, как квартира сестры начала меняться – теперь в моём настоящем времени Лялька другая, если вообще жива… Даже думать об этом не буду! Конечно, жива, а как же ещё!.. Значит, она решила остаться в прошлом… Что там говорил торговец мечтами? Надо захотеть вернуться. Я же сама рассказывала Ляльке и, конечно же, она знает, как вернуться, но… не захотела. Так значит, мне тоже надо попасть в прошлое, чтобы убедить неразумную сестрицу вернуться. Да, так я и сделаю.

И, недолго думая, я прикоснулась к своему изображению на фото с мыслью, что хочу туда, в то время…

В глаза брызнул яркий свет.

Глава 2. Отпуск в Ялте

От неожиданности я зажмурилась – в глаза нестерпимо било южное полуденное солнце.

Тело обдало жаром, а в лёгкие ворвались умопомрачительные запахи озона, смешанногос незабываемым ароматом морских волн…

Я же забыла в номере очки и стояла, прищурившись от ослепительного светила.

– Девушка, откройте глаза. Ну, так же нельзя. Кадр не получится.

Я приоткрыла щёлочки глаз. Передо мной стоял высокий сухощавый мужчина с красной, прямо таки медной кожей лица от постоянного пребывания на солнце, от которого его не спасала соломенная шляпа. Он старательно выставлял диафрагму на большом фотоаппарате.

Я, почти не дыша, повернула голову в сторону и увидела… папу, маму, Ляльку, которые с улыбками старательно позировали фотографу. Моё плечо касалось руки папы…

К горлу подступил комок, только бы не расплакаться! Голова закружилась – словно не было всех долгих, полных лишений лет…

– Девушка, да что же вы за непоседа такая! То зажмуриваетесь, то головой крутите. Все замерли. Смотрим на объектив. Сейчас отсюда вылетит птичка, – прозвучал щелчок. Снимок сделан. – За фотографиями подойдёте завтра после четырёх.

Фотограф уже расставлял, как положено, следующую компанию, желающую сфотографироваться. А я в изумлении смотрела на родителей.

Они живы! А какие они красивые! Я уже и забыла, какие они необыкновенно красивые. Бросившись к ним, обняла, и сквозь слёзы целовала в щёки то маму, то папу.

– Эльвира, что за истерика? – папа удивлённо сделал шаг назад, отцепив мою руку от шеи.

– Элечка, тебя кто-то обидел? – мама, наоборот, обняла меня за плечи, затем достала платочек из нагрудного кармашка и принялась вытирать мне слёзы.

– Нет, всё хорошо, мамуля, – я взяла себя в руки, перестав изливать слёзы, и посмотрела на Ляльку. Её взгляд не предвещал ничего хорошего.

– Девочки, мы с папой пошли в номер, а то жарко становится. Вы с нами, или перед обедом погуляете?

– Мы с Элей пойдём в кафе, по мороженке съедим, – подала голос Лялька, до этого не проронившая не слова.

– Скоро же обед!

– Мы успеем.

– Ой, девочки, аппетит же перебьёте, – покачала головой мама.

– Милочка, пусть идут, – улыбнулся папа, – пусть наслаждаются жизнью.

– Балуешь ты их, Ромочка.

Глядя вслед удаляющимся, взявшимся за руки родителям, Лялька произнесла:

– Как они любят друг друга, я и забыла. Или не обращала внимания. Дети всегда эгоистичны и думают только о своей персоне.

– Лялька! – изумлённо произнесла я, получив подтверждение предположению, – так ты всё же та Лялька из будущего?

– Ну да. Можно подумать, ты сомневалась. А ты чего сюда припёрлась? Прямо проходной двор, а не восемьдесят второй.

– Так к тебе… За тобой…

– Логично.

***

В кафе мы не пошли. Купили по мороженому и, делясь впечатлениями от окружающего мира, где прошла наша юность, прогулялись по набережной, возле которой стоял громадный пассажирский лайнер в несколько этажей. Помню, мы в прошлый раз с Лялькой упросили молоденького офицера показать нам палубы. Ах да, это случится через два дня. Что же, с удовольствием снова совершим увлекательную экскурсию.

Рядом, прямо на набережнойраскинулся «Луна-парк» – аттракционы стояли пустые под палящим солнцем – вечером мы обязательно покатаемся на нескольких – это я точно помню.

Мы прошлись обратно мимо гостиницы и сели недалеко от кромки моря, в тени огромных деревьев, под которыми было прохладно и умиротворяюще спокойно на душе.

Там, в будущем уже нет этого роскошного парка – всё застроили гостиницами и частными особняками. А жаль.

Мимо проходила курортная публика, парни кидали на нас заинтересованные взгляды. Девушки тоже – оценивающе рассматривали нас с ног до головы – как мы одеты. Одежда на нас была супер модная – благодаря родителям у нас была возможность заказывать её курьерам из-за рубежа. Я и забыла, какие смешные подростки, которые словно попугайчики повторяют друг за другом всю новомодную атрибутику и боятся быть не такими как все. Забыла…

Лялька доела мороженое и, глядя на сверкающую вдали гладь моря, произнесла, продолжая начатый разговор:

– И не уговаривай даже – ни за что не вернусь. Элечка, да тебе здесь тоже понравится. Только… почему-то я ощущаю себя здесь странно. Помню ведь, что происходило со мной все прошедшие годы… нет, ещё только произойдёт со мной… И ощущаю себя сегодняшней, то есть из прошлого. Прямо взрыв мозга… Я же знаю, что жирная корова, ноги болели… А сейчас… Элечка, смотри, какая я худенькая. Да и ты стройняшка.

Она вскочила со скамейки и сделала несколько вальсирующих движений, отчего два юноши, проходящие мимо, приостановились и попытались что-то сказать – видно было, что хотели познакомиться, на что Лялька, высокомерно посмотрев на них, резко выпалила:

– Вы что-то хотели спросить?

Парни смутились и побрели дальше по набережной.

– Вот ни за что бы в настоящей юности так не смогла бы сказать – краснела бы и бледнела…

Я сидела и просто наблюдала за происходящим, словно в кино. Вокруг меня царил безвозвратно ушедший мир, и теперь я вбирала все его запахи и звуки, предчувствуя, да нет, зная, что всё скоро закончится.

Лялька снова плюхнулась радом со мной на скамейку:

– Элечка!

– Что, Лялечка?

– Я так тебе благодарна, сестрёнка, что ты дала мне шанс исправить свою жизнь!

– Хорошо ли это? – задумчиво протянула я.

Лялька ответила вопросом на вопрос:

– А ты помнишь меня в будущем? Туша за сто с лишним, куча болячек. Вот это нехорошо! – она в сердцах подскочила и встала передо мной. – Я думаю, что какая-то сила – то ли судьба, то ли ещё что-то, дала нам возможность изменить своё будущее!

– Лялечка, я не знаю… Запуталась совсем. Мне кажется, что нельзя изменить будущее без серьёзных последствий. Мы уже прожили свою положенную жизнь.

– Глупая! Почему же нельзя? Вот ведь мы обе оказались здесь, в прошлом. По твоему – случайно? Нет! Я уверена, совсем не случайно! Более того, нам дали шанс, который нельзяупускать! Представляешь, сколько возможностей открывается!

– А вдруг мы сделаем что-то не так, какой-то поступок, который изменит будущее? Что будет с нашими родными, с детьми, внуками, например?

– Ничего с ними не будет!.. Это моя жизнь и я буду жить её как хочу!

Я поднялась со скамейки и посмотрела на раскрасневшуюся в запале спора сестру:

– И всё же… Давай пожелаем вернуться – ради детей, хотя бы…

– Ни за что! – Лялька сказала, как отрезала.

Некоторое время мы стояли и смотрели друг на друга, затем Лялька, вновь обретя нормальный цвет лица, как ни в чём не бывало, ехидно произнесла:

– Элечка, ты прямо сейчас уматываешь в свою унылую жизнь или ещё здесь побудешь?

– Здесь побуду. Хочу немного с родителями пообщаться.

– Ну – ну…

***

Я заново прожила тот замечательный июньский отпуск в Ялте.

Существуя в абсолютном дежавю, я смаковала каждый день, общаясь с родителями, ездя на экскурсии, посещая крымские достопримечательности. Наша семья занимала два номера на втором этаже исторического здания «Мариино», ныне первый корпус гостиницы «Киев». Номера были выполнены в стиле неоклассицизма и поражали своей монументальной роскошью. Восторг от гостиницы дополняла потрясающая беломраморная лестница, мраморные статуи и громадное зеркало в вестибюле в богатом багете причудливой лепнины. Каждое утро, едва я просыпалась, Лялька ехидно спрашивала меня слово в слово:

– Ну, что, не хватило духу умотать в будущее?

– Почему не хватило? Будем считать, что это мой отпуск. Придёт время…

***

На второй неделе пребывания в Ялте Лялька должна была, по первоначальному сценарию жизни, встретиться со своим будущим мужем – молодым перспективным художником, который наступит ей на ногу, когда мы будем стоять в кассу летнего театра.

В то утро она, как никогда долго вертелась перед зеркалом, укладывая свои русые кудряшки в причёску:

– Какая же я хорошенькая была! Нет, всё должно быть естественно, иначе он испугается и не будет со мной знакомиться. Главное, не переборщить с красотой. Согласна?

Я вошла с солнечного балкона в комнату и одёрнула белую тюль на громадном окне. На душе было так хорошо.

– Лялька, я всё спросить тебя хотела. Вот раз у тебя появился шанс начать новую жизнь…

– Ну, говори, не тяни резину!

– Ты и мужа поменяешь?

– С чего это? – искренне удивилась Лялька, повернувшись ко мне с помадой в руках.

– Ну как же, он ведь тебе столько нервов вымотал, алкаш наш гениальный.

– Дура я была, вот и вымотал. Элечка, теперь-то я знаю, как себя вести и как его направить на путь истинный!

– Ну, тебе видней, – я покачала головой и уставилась на экран допотопного, хорошо, что хоть цветного, телевизора «Рубин», по которому шла детская передача «Будильник».

– Я ведь его до умопомрачения люблю… и детей наших, – почти шёпотом произнесла сестра, опустившись на пуфик.

– Лялечка, – я внимательно посмотрела на сестру, – это очень радует, что Яна и Станислав ещё в проекте. Я их тоже люблю. Очень.

Лялька закусила губу и отвернулась.

***

Отпуск закончился. Мы вернулись домой. Папу послали в Польшу по служебным делам ФСБ. Через месяц я должна была отправиться в десятый класс. Сестра на третий курс военно медицинской академии.

В последнее время мы с ней практически не виделись. Лялька, не откладывая, начала претворять в реальность свой план по изменению жизни. Она, со своим будущим мужем, сняла квартиру в новом микрорайоне, тогда как в первоначальном прошлом их отношения ещё были только на стадии развития, и Лялька бегала тайком к Максу в общежитие…

К моему большому изумлению, теперь мама поддерживала сестру в неожиданных экстравагантных поступках и даже намеревалась познакомить Макса со знакомым галеристом из Парижа. Тогда как в другой реальности мама презирала художника и не желала о нём слышать… Кто его знает, что сестрица наворотит за свою новую жизнь и во что её превратит – мне было немного не по себе от подобных мыслей.

Как ни странно, но лично моя жизнь шла по накатанной – всё происходило только так, как должно было быть, и не иначе! С мамой я, как ни старалась, не могла общаться больше, чем в прошлом. Словно кто-то изначально отмерял наши встречи и разговоры – раз и навсегда пресекая все мои многочисленные попытки сходить с ней вне плана прошлой реальности – в кино, в парк, просто подольше посидеть вечером в гостиной. Прямо хоть плачь!

Мама в тот момент покупала новый гарнитур мягкой мебели в гостиную и была всецело поглощена процессом. И ей было не до меня. А я уже это всё видела и помнила.

В конце концов, я выдохлась, в попытках хоть что-то изменить в течении своей жизни.

***

Однажды утром поняла, что я проиграла прошлому, и что мне пора.

Через неделю – в школу, куда мне абсолютно идти не хотелось. Второй раз проходить заунывный путь зубрёжки, экзаменов, не слишком приятных одноклассников… Увы, я же – не моя энергичная сестра. Это она почему-то может что-то поменять в жизни. Я же живу по инерции, просто уже второй раз, совершая те же поступки, говоря те же слова и вокруг меня, словно в абсурдном сне происходят одни и те же события. Мрак…

А через пять лет родители погибнут в авиакатастрофе над Индонезией… Папа… Мама…

Мамочка…

***

Дом, где сестра с художником сняли квартиру, был новый. Двери открыла сестра. Я почему-то тихо, почти виновато просипела:

– Лялечка, здравствуй.

– Привет! Ты чего здесь делаешь? – Лялька не на шутку удивилась, но, посмотрев на меня внимательно, выдохнула почти шёпотом, – уходишь?

Я кивнула и прошла на кухню:

– Чаем угостишь?

– И не только чаем. Омлет будешь?

– Буду.

Глядя, как Лялька орудует у плиты, я собралась и начала тяжёлый разговор:

– Пора мне.

Лялька долго молчала. Поставив передо мной тарелку с ароматным омлетом с ветчиной и чашку чая, села рядом и произнесла:

– А я ведь не верила, что уйдёшь, – Лялька была огорчена до предела. – Думала, что мы снова рука об руку пройдём всю нашу жизнь, только сделаем её ярче, лучше, насыщенней, исправим все ошибки…

– Не могу я. Не получается. Прошло несколько месяцев, а у меня ничего не меняется. Вон ты – у тебя всё по-другому… я же словно в кошмарном сне. Словно меня заперли в отжившей свой век реальности, где я знаю каждое следующее мгновение. Да, в будущем я практически одинокая, немолодая, толстая, может, не совсем везучая. Но я там жила настоящей жизнью, полной неожиданностей, и не знала, что случится в следующий момент! Устала я, Лялька. Хочу в…

– Подожди! – Крикнула Лялька, схватила меня и стиснула в объятиях.

Ну, что за телячьинежности.

Я отстранила сестру и увидела её щёки, мокрые от струящихся слёз:

– Лялечка, об одном тебя прошу – уговори родителей не лететь в Индонезию. В лепёшку расшибись, но не дай им погибнуть! Я в будущем проверю! Помни, что люблю тебя. И… Я хочу вернуться…