Текст книги "Дама сердца"

Почетный рыцарь также должен держать в руках копьё, к которому прикрепляется покрывало благорасположения. В случае опасности, грозящей одному из участников турнира, почётный рыцарь должен опустить покрывало на его шлем, тем самым остановив бой.

… Вечером, дамы и участники турнира собрались на пир под специально натянутым пологом, на случай, если вдруг пойдёт дождь. Дамы выглядели ослепительно, старясь перещеголять нарядами друг друга. Граф де Бельфор в сопровождении благородных Этьена и Гуго Безансонских пытались решить отнюдь нелёгкую задачу: выбрать двух самых прекрасных дам.

В итоге персеванта, несущего покрывало благорасположения, дабы вручить почётному рыцарю, сопровождали Матильда де Понтарлье и Эдмонда де Эпиналь. Почётным рыцарем был избран граф де Мюлуз, эшевен, который в силу своего почтенного возраста не мог участвовать в турнире.

Барон и баронесса де Понтарлье буквально светились от счастья. Виконт де Монбельяр не сводил с прекрасной Матильды глаз, и на протяжении всего вечера оказывал ей всевозможные знаки внимания. Девушка охотно принимала их. Барон и баронесса были преисполнены уверенности: виконт непременно попросит руки Матильды по окончании турнира.

* * *

Утром участники турнира позавтракали и со всем тщанием начали облачаться в доспехи. Процесс этот занимал немало времени.

Матильда в ослепительном платье цвета оранж покинула шатёр. Она выглядела задумчивой, ибо находилась ещё под впечатлением вчерашнего вечера и обаяния виконта де Монбельяра. В этот момент ей казалось, что он самый галантный кавалер во всей Бургундии.

Персеваль с интересом наблюдал, как облачается Потон де Пайен. Матильда прошла мимо рыцаря, даже не удостоив его взглядом. Её более интересовало: повязал ли Монбельяр присланный ею шарф поверх доспехов?

Де Пайен на протяжении всего пира наблюдал, как виконт оказывает Матильде различные знаки внимания и танцует с ней. Он не сомневался, что де Монбельяр влюблён в девушку… и, что она непременно ответит ему взаимностью.

Потон не чувствовал ненависти к сопернику, ибо понимал, что не в праве рассчитывать на благосклонность Матильды, но для себя решил: во что бы то ни стало победить виконта в состязании.

До слуха Матильды донеслись громогласные выкрики герольдов:

– Разворачивайте знамёна! Сеньоры рыцари и оруженосцы следуйте за знаменем своего предводителя.

Сердце девушки сжалось от боли: почему Пайен должен сразиться именно с Монбельяром? Почему так распорядилась судьба? Она пыталась разобраться в своих чувствах: кому из своих поклонников она желала победы? Ведь оба они будут сражаться с её именем в сердце.

…В полдень на трибунах ристалища появились дамы и заняли надлежащие им места. Затем в сопровождении трубачей и герольдов – судьи и почётный рыцарь, державший в руке копьё с покрывалом благорасположения. Они проверили: всё ли готово к турниру? Правильно ли натянуты канаты? На месте ли рубщики канатов?

Почётный рыцарь выехал на ристалище, снял шлем и передал его с герольдом на трибуну дамам. Те же тотчас поместили его на сломанное копьё. Между женщинами завязался спор: кто из них удостоится чести держать шлем? После длительной перепалки шлемом завладела Беатрисса де Мюлуз, жена графа де Мюлуза, почётного рыцаря турнира.

Наконец, свои места на трибуне заняли судьи и гербовый король. В сопровождении многочисленной свиты, появились представители правящего Бургундского дома: Рено II с супругой графиней Режиной фон Олтинген; Сибилла (старшая дочь) с супругом графом Эдом Баррелем; Гризелла (средняя дочь) с супругом графом Губертом Савойским, специально прибывшими из своих владений ради столь знаменательного события; юная Ирменетруда (младшая дочь) с женихом графом Баром де Люком; а также сын и наследник Гильомом II, который с силу своего нежного возраста ещё не успел обзавестись женой.

Замыкали процессию Этьен и Гуго Безансонские с жёнами Изабеллой и Эскламондой.

Наконец верхом на лошади, украшенной двухцветной красно-белой попоной, появился де Монбельяр. На его сюрко красовалась искусно вышитая амфисбена. Позади виконта следовал оруженосец, затем конный знаменосец, облачённый в доспехи и накидку с вышитым гербом и три пехотинца в матерчатых стёганых доспехах[21]21
  Матерчатый стеганый доспех – один из первых доспехов, самый доступный и дешёвый. Весил 2–5 кг. Употреблялся вплоть до XV века


[Закрыть].

Семейство де Понтарлье заняло свои места на трибунах. Барон, увидев отлично экипированного виконта и его людей, заметно занервничал. Наконец, появился де Пайен, его оруженосец, знаменосец и пешие воины. Они смотрелись ничуть не хуже. Барон облегчённо вздохнул.

Словом, к месту проведения турнира обе партии рыцарей следовали в строго определённом порядке, предписанном жёсткими правилами.

Де Пайен и де Монбельяр стояли друг напротив друга на ристалище, разделённом канатами. Между канатами – почётный рыцарь. Он ещё раз напомнил участникам о правилах турнира. После чего он громко произнёс:

– Рубите канаты! Да свершится бой!

Четыре человека, сидевшие на перекладинах барьера, тотчас разрубили канаты. Меле начался…

Два конных рыцаря с обнажёнными мечами ринулись друг на друга. Боевые лошади, жаждавшие боя не менее всадников, рванулись вперёд, едва почувствовав удар шпор[22]22
  В данном случае слово «шпора» или «пришпорил» употребимо, как более привычное и образное. Вернее было бы сказать: ударил коня пятками по бокам, ибо шпор, как таковых ещё не было. Обувь рыцаря того времени изготавливалась грубой из кожи (как подошва, так и верх обуви) прикрывала щиколотки.


[Закрыть]. Пехотинцы, по трое в каждой стороны, с боевым кличем последовали за своими сеньорами. Роль пехотинцев заключалась в том, чтобы ударами облегчённых булав (ибо боевыми могли запросто убить или переломать кости) отвлечь противников от своего рыцаря, в тоже время они должны были защищать его, потому как по правилам меле пехотинцы имели право наносить удары по ногам всадника и по крупу коня.

Обычно меле сразу же разбивался на поединки. Рыцари бились между собой на мечах, пехота – на булавах.

Рыцари сшиблись, обрушив на тарчи, коими каждый из них прикрывал грудь, всю мощь ударов. Лошади, раздувая ноздри, пытались укусить друг друга за шею.

Де Монбельяр сразу почувствовал опытную руку де Пайена, прошедшего несколько военных походов вместе со своим сеньором де Понтарлье.

В какой-то момент у Мюлуза сложилась иллюзия: он молод, сражается на поле брани и перед ним сошлись противники в смертельном поединке. Почётному рыцарю показалось, что опасность грозит де Монбельяру, ибо де Пайен яростно атаковал его. Но виконт ловко отражал удары противника. Де Мюлуз понял тактику: рыцарь «Амфисбена» изматывал противника «Грифона» для того, чтобы в подходящий момент навести решающий удар. И вот меч виконта соскользнул с тарча противника, и наплечник де Пайена раскололся пополам, бесполезно повиснув на кожаных ремнях.

Де Мюлуз внимательно следил за поединком, помня, что рыцари сражаются боевым оружием и вовсе не желал смертельного исхода боя, хотя подобное случалось крайне редко, в отличие от ран и увечий.

Почётный рыцарь уже собирался приблизиться к противоборствующим сторонам и возложить покрывало благорасположения на голову рыцаря «Грифона». Но тут случилось непредсказуемое…

Де Пайен яростно отражал удары виконта. Один из пехотинцев, видя, что его господину приходиться трудно, решил придти на помощь. Он резко присел на корточки и нанёс пехотинцу-амфисбене удар по колену. Тот покачнулся и упал на землю. Перескочив через него, пехотинец-грифон ринулся к де Монбельяру и нанёс удар по крупу его лошади. Та от резкой боли издала протяжное ржание и встала на дыбы. В этот момент бдительность де Монбельяра ослабла, чем не преминул воспользоваться де Пайен, применив запрещённый удар эсток[23]23
  Эсток – запрещённый удар на турнирах мечом, снизу вверх под рёбра. Или этим термином обозначался также колющий меч.


[Закрыть].

Де Монбельяр покачнулся в седле. Почётный рыцарь устремился к нему. Не успел он накрыть голову «Амфисбены» покрывалом благорасположения, как тот обмяк и припал к лошадиной шее.

Де Мюлуз заметил, что из-под доспеха «Амфисбены» сочиться кровь. Увидев столь печальное обстоятельство, он громогласно произнёс:

– Меле закончен!

Пехотинцы, разгорячённые схваткой, не сразу поняли смысл произнесённых слов и, что один из рыцарей ранен.

К де Монбельяру подбежали слуги, стащили его с коня и тотчас унесли с ристалища. Матильда, не помня себя от волнения, бледная, пренебрегая всякими приличиями, бросилась вслед за виконтом. Баронесса и барон пытались удержать дочь, но напрасно.

Гербовый король встал с трибуны, дождался, когда раненого унесут с ристалища и обратился к де Пайену:

– Вы нарушили правила! Благородные рыцари не применяют эсток на турнирах!

Де Пайен снял шлем и отёр пот с лица.

– Право же мне очень жаль… Я не желал зла виконту…

– Однако вы ранили его! – в свою очередь холодно констатировал де Мюлуз. – Теперь вам придётся уплатить в пользу «Амфисбены» штраф.

– Я готов понести любые наказания… – с сожалением ответил виновник.

– Вашу участь решат судьи и граф Бургундский, – надменно заметил гербовый король. Судьи дружно закивали в знак согласия.

Трибуна со зрителями, особенно её женская половина пришла в несказанное волнение. Дамы сочувствовали красавцу виконту, вспоминая, как он оказывал знаки внимания юной Матильде де Понтарлье. А заметив, как девушка спешно покинула трибуну, бросившись вслед за своим кавалером, осуждали её за излишнее проявление чувств.

Барон де Понтарлье был крайне недоволен. Он прекрасно знал, что в подобных случаях на нарушителя турнирных правил накладывается наказание: тот должен отдать свои доспехи в качестве компенсации пострадавшему. Барону было жаль свой хаубержон и чешуйчатый нагрудник из иберийского металла, которые обошлись отнюдь не дёшево.

Он приблизился к де Пайену, пребывавшему в полнейшей растерянности.

– Как вы могли, Потон? – возмутился он. – Как вы могли применить эсток?!

– Простите меня, ваше сиятельство… В пылу битвы я забылся… – пролепетал бесстрашный рыцарь.

– Молите бога, чтобы де Монбельяр остался жив! – в ярости возопил барон, сожалея, что все его матримониальные планы рушатся.

…Виконта расположили в его шатре, разоблачили от доспехов и кольчуги. Лекарь приступил к осмотру раны.

Матильда, подобно вихрю, ворвалась в шатёр. Лекарь и прислуга виконта пришли в замешательство.

– Простите, сударыня, но сие зрелище не для женских глаз, – сказал лекарь.

Но Матильда и не думала покидать шатёр.

– Скажите мне, насколько опасна рана и я уйду… – пообещала она.

– Умоляю вас, Матильда уходите… – страдая от боли, произнёс виконт.

– Только после того, как лекарь скажет: что с вами! – решительно отрезала она.

Виконт, несмотря на боль, удивился её настойчивости. У него появилась надежда, что девушка к нему неравнодушна.

Лекарь, оставив попытки вразумить знатную девицу, продолжил осмотр раны и вынес свой вердикт:

– Рана не опасна. Жизненно важные органы не задеты.

Матильда осенила себя крестным знамением и удалилась. Выйдя из шатра, она столкнулась со своими отцом и матерью.

– Как ты могла так легкомысленно поступить? – возмутилась баронесса. – Нельзя выказывать свои чувства столь откровенно. Теперь вся Бургундия только и будет говорить об этом.

– Ну и пусть. Мне всё равно, – спокойно ответила девушка. – Главное – жизни виконта ничего не угрожает.

Барон внимательно посмотрел на дочь, подхватил её под руку и увлёк в сторону.

– Ты неравнодушна к виконту, дитя моё?.. – вкрадчиво поинтересовался он.

Матильда покраснела. Это и стало красноречивым ответом отцу. Барон оставил жену и дочь подле шатра, сам же зашёл внутрь.

– Признаться, всё наше семейство обеспокоено вашим здоровьем, виконт, – произнёс он.

Виконт натянуто улыбнулся, превозмогая боль в боку. Лекарь по-прежнему хлопотал над раной.

– Ничего страшного, уверяю вас, барон… Поверьте, я очень ценю вашу заботу… Особенно Матильды…

Виконт многозначительно воззрился на гостя. Он понимал, что девушка не побоялась публично выказать свои чувства по отношению к нему.

– Возможно сейчас не самый подходящий момент, но я намеревался просить руки вашей дочери… – виконт с мольбой воззрился на Понтарлье.

Тот просиял от удовольствия.

– Для меня это честь, виконт…

… Через три дня, когда виконту стало легче и рана начала постепенно затягиваться, в присуствии свидетелей: графа де Мюлуза, его юной супруги и сына от первого брака, а также многочисленного семейства виконта де Монтера, с которым барон сражался в Ломбардии, Матильда и Генрих обручились.

Спустя три месяца в замке Монбельяр состоялась свадьба, на которой присутствовали знатнейшие фамилии Бургундии. Матильда обожала своего мужа и чувствовала себя самой счастливой женщиной на свете.

* * *

Семь лет длилось семейное счастье четы де Монбельяр. Матильда родила двух детей, но, увы, они умерли. Виконт очень сожалел о смерти детей, но не терял надежды обзавестись наследником, ведь ему было всего тридцать семь лет, а Матильде – двадцать два года.

Но мечтам виконта не суждено было сбыться…

Папа Урбан II принял византийского посла императора Алексея I Комнина, просившего о помощи против мусульман. В том де 1095 году состоялся Клермонский Собор, на котором понтифик произнёс пламенную речь, призывающую европейских правителей, в первую очередь Франции и Бургундии, вырвать Святую землю и Гроб Господень из рук нечестивых турок:

«Всем идущим туда, в случае кончины, отныне будет отпущение грехов. Пусть выступят против неверных в бой, который должен дать в изобилии трофеи, те люди, которые привыкли воевать против своих единоверцев – христиан… Земля та течёт молоком и мёдом. Да станут ныне воинами те, кто раньше являлся грабителем, сражался против братьев и соплеменников. Кто здесь горестен, там станет богат…[24]24
  Отрывок из речи Папы Урбана II, которую он произнёс на Клермонском Соборе (город Клермон-Ферран, Франция) в 1095 году.


[Закрыть]»

Слушатели, вдохновлённые речью понтифика, поклялись освободить Гроб Господень от мусульман. Те, кто пожелал идти в поход, спешно экипировались и пришивали к своим плащам красные кресты. Крестовый поход начался…

Рено II, правитель графства Бургундия, и его братья Этьен и Гуго тотчас откликнулись на пламенный призыв понтифика. И объединили под своим знамёнами всю бургундскую знать, которая сочла своим долгом выступить в священный Крестовый поход.

Виконт де Монбельяр не мог остаться в стороне от столь знаменательного события. Он не испытывал религиозного экстаза, подобно другим рыцарям, ибо ему не хотелось покидать жену и роскошный замок.

Но чувство долга возобладало над любовью и он, объединившись с отрядом Персеваля де Понтарлье, родным братом Матильды, присоединился к Рено II.

Провожая мужа в Крестовый поход, Матильда даже не подозревала, что вскоре многие знатные дамы Бургундии останутся вдовами. Увы, ей также суждено будет сменить герб мужа, бесстрашную Амфисбену, на вдовий[25]25
  Вдовий герб имел форму ромба и состоял из сочетания гербовых цветов покойного мужа и отца вдовы.


[Закрыть] …

Глава 3

1098 год

Пьер Жюиф имел торговое дело в Мюлузе. Его постоянными покупателями были богатые горожане, и даже сама графиня Беатрисса де Мюлуз, щедро тратившая деньги своего престарелого супруга.

Граф де Мюлуз сильно постарел, постоянно страдал от подагры и потому не почти не уделял внимания своей молодой жене, коей всего-то минуло двадцать шесть лет. И потому та находила удовольствие в трате денег, охоте, различных празднествах, которые она устраивала в замке с участием странствующих голиардов, дочери же она, увы, почти не уделяла внимания.

Её пасынок, виконт Анри де Мюлуз, рождённой от первой жены графа, печально покинувший сей бренный мир, был постоянным участником забав, устраиваемых мачехой. Но мачехой ли в действительности?.. Ведь Беатрисса и Анри были почти ровесниками и оттого имели много общего.

Графиня в очередной раз заказала у Пьера Жюифа миланские ткани, тот поспешил выполнить желание богатой госпожи. Он отправился в Ломбардию, в Милан, в сопровождении сына Ригора, дабы выбрать лучшие образцы, кои могли удовлетворить изысканный вкус знатной дамы.

Ригору, как всегда, пришлось сопровождать отца, но в душе его вовсе не интересовали ткани. Его утончённая натура жаждала отнюдь не этого, но – музыки и стихосложения. Господин Жюиф не одобрял наклонностей своего отпрыска, постоянно выговаривая ему, увидев с лютней в руках, что он – сын почтенного торговца, а не бродячий голиард.

Ригор соглашался с отцом, обещал с большим радением относиться к семейному делу, ибо он – единственный наследник, но при малейшей возможности уединялся с лютней, разучивая новые мелодии, или посвящал время написанию стихов. И в том и в другом Ригор преуспел. Его тонкие пальцы ловко извлекали из струн лютни нежные завораживающие звуки, в чём он не раз убеждался, исполняя свои скромные произведения дочерям мюлузских торговцев. Девушки пребывали в восторге… Некоторые влюблялись в Ригора, забрасывали любовными записками и подарками. Особенно в этом преуспела молодая вдова некоего зеленщика, безвременно оставившего сей мир.

Ригора, снискавшего славу среди женщин торгового сословия, сравнивали с известными голиардами, мода на которых пришла из Ломбардии, Веронского и Тосканского маркграфства. Юноше льстило подобное сравнение, ибо в душе он был скорее голиардом, нежели торговцем.

Отец и сын Жюифы покинули Мюлуз в начале ноября, время не подходящее для дальних путешествий, ибо они не могли пренебречь желанием графини. Достигнув Милана, Жюифы закупили образцы тканей и отправились в обратный путь. Разыгралась непогода и пожилой Пьер простудился, в Мюлуз же он вернулся уже в тяжёлом состоянии. Почувствовав приближение смерти, он составил завещание, в котором всё своё имущество и торговое дело отписывал своему единственному сыну Ригору, других детей у него не было.

После чего, промучившись ещё несколько дней, Пьер Жюиф скончался. Ригор был опечален смертью отца, ибо теперь ему предстояло самостоятельно вести дело, а делать этого вовсе не хотелось. Похоронив родителя, он попытался разобраться в финансовом состоянии дел и, как выяснилось, оно оставляло желать лучшего.

Ригор сник и стал всерьёз подумывать над тем, чтобы с лютней в руках и песней на устах зарабатывать себе на хлеб. Проведя несколько бессонных ночей, он сочинил стихи, образом для которых послужила Беатрисса де Мюлуз, одна из прекраснейших женщин графства Портуа.

Юноша не раз воочию видел графиню, когда с отцом посещал замок, дабы представить её вниманию новомодные образцы тканей или доставить с нетерпением ожидаемый заказ. Ригор внимательно наблюдал за женщиной, она казалась ему ещё молодой, желанной и красивой. Беатрисса же, полностью поглощённая тканями и оживлённой беседой с Пьером, лишь изредка удостаивала Ригора кивком головы, таким образом, реагируя на его замечания.

Любуясь Беатриссой, юноша невольно представлял сцену: старый граф де Мюлуз входит в спальню молодой жены и, отбросив свой костыль, без коего не может передвигаться мучимый постоянными болями в пояснице, неловко пытается овладеть ею. В такие минуты у Ригора рождался естественный вопрос: а есть ли у графини любовник?

Однажды в разговоре с сыном отец поделился сплетнями: Беатрисса – возлюбленная своего пасынка, виконта. Недаром он постоянно рядом с ней. Ригор удивился, а затем, подумав, решил, что это должно было случиться, ибо графиня и виконт почти одного возраста и для их встреч не существует преград. А старый граф де Мюлуз, страдавший от вечных болезней, им явно не помеха. Да и наверняка он благополучно забыл, когда в последний раз навещал спальню супруги.

…После похорон отца прошла почти неделя, всё это время Ригор пребывал в унынии. Не желая думать о вечном, он сочинил мелодию, на которую прекрасно легли ранее написанные стихи:

 
Оделась дубрава листвой,
Ярко луга запестрели,
В рощах, в зацветших садах
Звенит голосов разнобой
Приободрившихся птах.
Я радость ловлю на лету,
И сам я как будто цвету
В этом цветущем апреле.
Обласкан счастливой судьбой,
Счастье отрину ужели?
То, что я вижу в мечтах,
Становится явью живой,
А остальное все – прах!
Одну только Донну я чту,
А на других красоту
Вовсе глаза б не глядели[26]26
  Источник: Бернард де Вентадорн. Песни. Издание подготовила В. А. Дынник. Издательство «Наука» М.,1979


[Закрыть].
 

Ригор закрыл глаза, перед ним встал образ графини де Мюлуз…

«А как же быть с миланскими тканями?.. – внезапно вспомнил он. – Придётся отправиться в замок… Признаться ей, что я не буду продолжать торговое дело отца, ибо у меня другое призвание. А может подарить графине свои стихи?..»

Поначалу Ригору эта мысль показалась прекрасной, какой даме не польстит, если ей посвятят стихи, пусть даже не столь блестящие. Но потом его охватило смятение: «Кто я такой, чтобы дарить ей стихи?.. Я всего лишь торговец тканями…»

Ригора снова обуяла тоска, и он дотронулся пальцами до лютни, струны издали нежный звук.

В комнату вошёл слуга:

– Сударь, к вам прибыл посыльный от графини, – доложил он.

Ригора охватило волнение. Он отложил лютню и попытался придать своему лицу достойное выражение.

– Зови! – приказал он.

Посыльный, облачённый в красную куртку с изображением герба Мюлузов (золотого льва со свитком в зубах на тёмно-зелёном поле) с важным видом протянул Ригору небольшую записку, она предназначалась покойному Пьеру Жюифу, ибо графиня не знала о его внезапной кончине и с нетерпением ожидала с образцами тканей.

Молодой человек бегло прочитал послание, понимая, что ему неизбежно придётся предстать перед очами Беатриссы.

– Передай, что завтра, едва церковные колокола отзвонят нону, я прибуду в замок и представлю строгому суду графини образцы миланских новинок.

Посыльный, удовлетворённый ответом, откланялся и ушёл. Ригор попытался сосредоточиться и подготовиться к предстоящему визиту. Для начала он выбрал камзол, с новомодными длинными рукавами, в коем он предстанет перед графиней. Затем юноша открыл сундук, где отец хранил так называемые «штуки» тканей, небольшие отрезы, которые можно было бы представить богатому покупателю в качестве образцов, а затем уже заказывать полновесные отрезы в Милане. Именно из-за этих образцов Пьер Жюиф и подхватил простуду, а затем умер. Ибо ему во чтобы то ни стало хотелось угодить графине.

Убедившись, что все образцы пребывают в полном порядке, Ригор отправился в кабинет отца, крохотную комнату со старым письменным столом и парой сундуков, один из которых был полностью завален финансовыми бумагами.

Он сел за стол, расстелил перед собой отлично выделанный пергамент, на котором отец обычно составлял различного рода документы, обмакнул перо в чернильницу, вывел первую витиеватую букву и придирчиво посмотрел на неё. Удовлетворившись внешним видом своего творения, Ригор начал писать, доверяя пергаменту самое сокровенное – стихи, на создание коих его вдохновила красота Беатриссы де Мюлуз.

Ригор с упоением предавался любимому делу, когда дверь кабинета отворилась, вошёл слуга.

– Что тебе? – раздражённо поинтересовался Ригор.

– Пришёл господин Лоран с супругой… – робко доложил слуга.

Ригор замер, пытаясь вспомнить: что именно отец обещал этим богатым горожанам. Но так толком и ничего не вспомнив, тяжело вздохнул и отправился в небольшое помещение на первом этаже дома, приспособленное под торговую лавку.

Впервые после смерти отца ему предстояло самостоятельно принять посетителей, ибо помощи ожидать было неоткуда.

* * *

На следующий день, ближе к полудню Ригор приказал слугам приготовить к поездке крытую повозку и погрузить в неё сундук с образцами. Затем, посмотревшись в зеркало из амальгамы, висевшее у него в комнате, и оставшись вполне довольным своим видом, Ригор ещё раз отрепетировал изящный поклон, предназначавшейся графине, который он разучил во время последнего путешествия по Ломбардии.

Затем он взял в руки небольшой изящный ларец из красного дерева, в котором лежали свитки пергамента со стихами, повторил поклон и протянул подношение предполагаемой графине. Удовлетворившись своими упражнениями, Ригор накинул тёплый шерстяной плащ, подбитый мехом лисицы, оставшийся от отца, надел берет, также отороченный мехом, сунул ларец под мышку, и спустился на первый этаж в лавку. Окинув придирчивым взором товар, лежавший на многочисленных стеллажах, юноша вздохнул, всё более ощущая отвращение к торговому делу, и острое желание покинуть отчий дом. Единственное, что останавливало: так это страх перед бесконечными странствиями, ибо далеко не каждому голиарду удавалось удачно пристроиться при дворе какого-нибудь знатного господина и жить в сытости и достатке. Неожиданно Ригор поймал себя на мысли, что почёл бы за честь стать придворным голиардом прекрасной Беатриссы, без сожаления распростившись с ненавистной лавкой и домом, давно требующим ремонта. Но, увы, то были всего лишь мечты…

Повозка Ригора миновала замковые ворота, когда колокола мюлузкой церкви отзвонили нону. Юноша не без удовлетворения отметил, что он пунктуален и прибыл в замок, как и обещал без опозданий. Наверняка графиня уже завершила свой туалет и предстанет перед ним во всей своей блистательной красоте. От этих мыслей Ригор невольно ощутил волнение и желание, несравнимое с тем, которое он испытывал по отношению к молодой вдове, обучившей его любовной науке.

Мажордом проводил торговца в просторный зал, за ними проследовали слуги графини, державшие увесистый сундук с тканями, замыкал процессию личный слуга Ригора с ларцом в руках.

Мажордом приказал поставить сундук на стол.

– Ожидайте, – сказал он, обращаясь к Ригору, не считая нужным тратить лишние слова. Ведь он имел дело всего лишь с торговцем. – Я доложу Её Сиятельству графине…

Мажордом неспешно удалился. Ригор окинул взором зал, в нём царил полумрак, несмотря на полдень. В интерьере ничего не изменилось: длинный дубовый стол в центре, вокруг него стулья с высокими резными спинками с изображением фамильного герба; два камина, облицованные цветными изразцами; многочисленные шпалеры, висевшие на стенах и окнах, дабы в помещение не задувал холодный ветер.

Беатрисса де Мюлуз не заставила себя долго ждать и появилась в сопровождении компаньонок. Увидев Ригора одного, без отца, графиня тотчас приблизилась к нему, и не успел он продемонстрировать свой специально разученный по этому поводу поклон, а лишь смущённо склонить голову, произнесла:

– А где твой отец, юноша?

– Он умер неделю назад… – печально ответствовал он.

– Мне жаль твоего отца, юноша… Надеюсь, он успел привезти ткани из Милана? – живо поинтересовалась графиня, не проявив должного христианского сострадания.

Звуки её голоса подействовали на Ригора чарующе. Несмотря на видимую растерянность и смущение, он всё же нашёл в себе силы преодолеть их и изящно поклониться. Графиня оценила грациозные движения юноши.

– О да, ваше сиятельство… – ответил Ригор, волнуясь, и это не ускользнуло от внимания графини. – Мой отец, как и обещал, привёз из Милана образцы тканей только что вошедших в моду.

Беатрисса кивнула, отчего вуаль, украшавшая её высокий головной убор, а затем ниспадавшая на плечи, издала приятный шелест. Ригор уловил нежный аромат её духов и восторженно воззрился на графиню.

Беатрисса заметила его взгляд и слегка улыбнулась. Она давно томилась от скуки: пасынок Анри ей порядком надоел, с тех пор как он вернулся из Крестового похода прошёл почти год. Графиня поначалу пребывала наверху блаженства, ибо многие знатные дамы стали вдовами. По возвращении Анри предстал перед ней истинным рыцарем, закалённым в боях, сильным, дерзким и даже грубым. Первое время эта дерзость и грубость доставляла Беатриссе несказанное удовольствие. Но потом ей надоели синяки – последствия бурной страсти пасынка. Она пресытилась своим возлюбленным и не раз предлагала ему жениться. Пасынок же со свойственной ему грубостью отвечал, что не намерен этого делать, ибо остаток своей жизни намеревается провести у ног своей мачехи. Такая перспектива графиню явно не радовала.

…Слуги поставили сундук на стол, Ригор открыл его, извлёкая лежавший сверху образец. Им оказался фиолетовый шёлк. Юноша аккуратно развернул небольшой отрез перед графиней. Она окинула её придирчивым взором.

– Доставай всё, Ригор… – проворковала она.

Юноша слегка покраснел: ведь графиня соблаговолила вспомнить его имя. Невольно он перевёл взгляд на ларец из красного дерева, таивший в себе любовные фантазии, изложенные на пергаменте изящным слогом и прекрасным почерком, который сейчас держал слуга, смиренно стоя подле двери. Графиня, поглощённая созерцанием фиолетового шёлка, не заметила замешательства юноши.

Ригор подчинился желанию графини, предоставив её искушённому взору содержимое сундука. Беатрисса и компаньонки заметно оживились, наперебой обсуждая цвета, рисунок и качество тканей. Увы, Ригор, робел и оттого не мог вести светской беседы, лишь отвечая на вопросы графини и её дам.

Перебирая ткани, Беатрисса подумала: «Приятный юноша… Внешне вовсе не похож на торговца, не то что его покойный отец… Какая утончённость, какие манеры! Ему бы служить при дворе…»

Невольно она оторвала взор от тёмно-зелёного бархата и воззрилась на Ригора. Тот и вовсе смутился, чем доставил графине немало удовольствия.

«Ещё и скромник в придачу… Не удивлюсь, если он девственник…» – мысленно рассуждала она, разглядывая тончайший шёлк, а затем накинув его на одну из своих компаньонок, сказала:

– Из этой ткани получится прекрасная вуаль… А ты как считаешь, Ригор?

Компаньонки замерли. Затем среди них пробежала волна удивления: графиню интересует мнение какого-то юнца-торговца! Неслыханно!

Но Беатрисса не обратила на них ни малейшего внимания. Она сняла с компаньонки ткань и приложила к своей груди.

Юноша смутился, но быстро взял себя в руки.

– Ваше сиятельство, мне кажется, что ваша несравненная красота заставит любую ткань стать прекрасной, – сказал он с уверенностью в голосе и галантно поклонился.

Графине понравился ответ юного торговца, она даже пожалела, что тот не знатного рода. Ибо зачастую знатные юноши бывают грубыми, неучтивыми, на вопросы отвечают невпопад, потому как изучению наук и галантных манер поведения предпочитают охоту и искусство владения мечом.

Беатрисса отобрала образцы пурпурного и тёмно-фиолетового тяжёлых шелков на платья, тончайшие белый и нежно-голубой для вуалей. Затем – синий насыщенный бархат (она уже представила, как он будет великолепно смотреться в сочетании с крупным жемчугом), а также ярко-красную и тёмно-коричневую шерсть для плаща.

Графиня, окинув взором отрез тёмно-зелёного бархата, и посоветовавшись с компаньонками, всё же решила присовокупить его к ранее выбранным тканям.

Теперь перед Ригором стояла нелёгкая задача, ему предстояло посчитать стоимость заказа и отправиться в Милан за закупкой.

– Я пришлю своего камерария[27]27
  Камерарий – казначей.


[Закрыть]. О цене и всех последующих расчётах будешь договариваться с ним, – произнесла утомлённая графиня.

– Как вам угодно, ваше сиятельство… – Ригор склонился в поклоне, а затем устремил на Беатриссу взор полный любви и восхищения. – Осмелюсь дерзнуть…

«Несомненно, этот юноша влюблён в меня!» – подумала графиня и решила на прощание быть снисходительной.

– Продолжай, Ригор.

Юноша смолк, но всё же, собравшись с силами, продолжил:

– Осмелюсь дерзнуть, ваше сиятельство, преподнести вам свои стихи…

Беатрисса удивлённо приподняла брови. Компаньонки снова зашептались: он ещё и стихи пишет! Кто бы мог подумать! Смотрите-ка, голиард!