Текст книги "Слуга Люцифера"

Крючкова Ольга
Слуга Люцифера

Пролог

Люцифер держал в правой руке прозрачный, словно вода, кристалл, наблюдая за жизнью смертных. Он, охваченный чувством смятения, понимал, что девушка, не в первый раз отражавшаяся в кристалле, земная черноволосая красавица, волнует его воображение.

Гвендолин, дочери простого саксонского землепашца, исполнилось пятнадцать лет, и она уже обрела достойные женские формы, коими приводила мужчин в смятение.

Отец девушки, понимая, что она вполне созрела для замужества, решил сосватать её за такого же землепашца, как и он сам, с одной лишь разницей, что тот был из соседнего селения, которое считалось более зажиточным.

Гвендолин, не подозревая о планах своего отца, как обычно гуляла по лугу, срывала цветы и плела венки. У неё получилось два венка, и они были недурны на вид: разноцветные полевые цветы придавали им летнее очарование и расточали дивный аромат.

На голубом безоблачном небе блестела утренняя звезда. Гвендолин стала всё чаще в последнее время замечать небесное светило, любуясь его неземной красотой: звезда переливалась синим блеском, образуя вокруг себя таинственный ореол.

Неожиданно звезда исчезла с небосвода, и в тот же миг перед ней появился молодой мужчина. Гвендолин вздрогнула:

– Кто ты? Зачем пугаешь меня?

– Красавица, я вовсе не хотел этого делать, – ответил обаятельный незнакомец и улыбнулся, обнажив белые ровные зубы.

Девушка невольно залюбовалась незнакомцем, что и говорить, он действительно был красив: высокий, складный, облачённый в лёгкую тёмно-синюю тунику, и в довершении всего – светловолосый и голубоглазый.

Гвендолин невольно затрепетала под пристальным взглядом мужчины. Он же приблизился к ней и произнёс:

– Хочешь, я помогу тебе сплести самый красивый венок на свете?

– Да… – робко ответила девушка, не смевшая поднять глаза, и уже попавшая под обаяние мужчины.

Незнакомец протянул руку и быстро схватил несколько невзрачных полевых цветков. Затем, он начал сплетать их и, словно из воздуха в его руках появлялись цветы необыкновенной красоты, которые вовсе не произрастали на привычном для Гвендолин лугу.

Девушка с удовольствием наблюдала за ловкими движениями незнакомца – и вот венок был готов. Его украшали белые лилии, которые бедная крестьянка никогда не видела.

Девушка удивилась:

– Откуда эти дивные цветы?

– Да, вот же они, – жестом указал незнакомец на луг. И действительно, вокруг них колыхались на ветру белые огромные лилии.

Гвендолин пришла в смятение:

– Скажи: ты друид[1]1
  Друид – языческий жрец, наделённый магической силой у кельтов, населявших в период раннего Средневековья территорию Галлии, Саксонии и Кумбии (Шотландии).


[Закрыть]? Ты пришёл сюда из дубовой рощи, что за холмом?

– О, да! Я – из рощи, – засмеялся незнакомец. – Но не той, что за холмом. Лучше примерь венок, я сделал его для тебя.

Он ловко накинул венок на чело Гвендолин. Она поддалась не объяснимому чувству, ещё не понимая, что её плоть охватило желание.

* * *

Люцифер часто посещал земную красавицу до тех пор, пока её не выдали замуж. Гвендолин хоть и была молода и наивна до встречи с соблазнителем, не сомневалась, что понесла ребенка именно от него.

В первую брачную ночь, когда муж впервые овладел Гвендолин, она, понимая, если на утро его родственники не обнаружат на постели полагавшихся при подобных обстоятельствах следов невинности, припрятала под кроватью чашу с кровью барашка, зарезанного её отцом для праздничного стола.

Ласки молодого мужа были грубы и неумелы, и Гвендолин, лёжа на брачном ложе, невольно вспоминала своего обворожительного возлюбленного. Молодая женщина тосковала по голубоглазому соблазнителю, несмотря на то, что укоряла себя за легкомысленность – ведь она даже не знала его имени.

Спустя два месяца после брачной ночи живот Гвендолин начал округляться, и, вполне естественно, у мужа возникли вполне правомочные подозрения: жена потеряла невинность задолго до свадьбы.

* * *

Вечерело. Гвендолин, избитая, вся в синяках, шла по тому самому лугу, где она летом познала любовный восторг. От прекрасных цветов не осталось и следа – они пожухли от холода и изморози, сковавшей землю.

Она опустилась на жёлтую траву, с трудом сорвала завядший некогда благоухающий ароматом цветок и прижала его к груди.

– Гвендолин! – Услышала она сквозь сон: она замерзала и впала в забытье.

«Если это – мой муж, – мысленно решила она, – то я лучше замёрзну и умру, но не вернусь в его хижину…»

Гвендолин почувствовала, как её подхватили на руки и понесли, не сомневаясь, что обратно в ненавистный ей дом.

* * *

Молодая женщина очнулась оттого, что ей было тепло и хорошо. Она слегка приподнялась и увидела, что находится в просторной хижине на плетёной кровати под меховым одеялом. Подле очага суетилась сморщенная старуха, размешивая в котле длинной деревянной ложкой пахучее варево.

Гвендолин с облегчением откинулась на плетёное ложе, подумав: «Я – не в хижине мужа, это точно. Лучше у чужих людей, чем с ним…»

Старуха повернула к ней изрытое морщинами лицо, напоминавшее запечённое яблоко:

– Здесь ты в безопасности. Я позабочусь о тебе, – проскрипела она, словно читая мысли Гвендолин.

…В положенный срок Гвендолин родила крепкого черноволосого малыша. Старуха принимала роды, что делала уже не в первый раз, но детское место никак не хотело покидать чрево роженицы, и она истекала кровью.

Гвендолин слабела с каждой минутой, понимая, что жить её осталось считанные часы.

– Прошу тебя… – едва слышно обратилась она к старухе. – Не бросай моего сына…

– Не волнуйся, дитя моё. О нём позаботятся.

Гвендолин была настолько слаба, что не придала значения словам старухи. Через несколько часов она умерла.

* * *

Голубоглазый красавец вошёл в хижину. Старуха, державшая младенца, подобострастно поклонилась.

– Я сделала всё, как вы велели, мой повелитель. Женщина мертва.

Люцифер кивнул.

– Покажи младенца! – Повелел он.

Старуха развернула домотканое одеяльце. Перед взором отца предстал здоровенький черноволосый мальчик. Люцифер дотронулся до малыша левой рукой, на его указательном пальце переливался ярко-красный рубиновый перстень. Ребёнок завозился и заплакал. Люцифер отстранил руку: на груди младенца, под левым соском зиял ожог, по форме напоминавший ноготь.

– Что ж, Гвендолин сделала своё дело. Из него получиться верный слуга. Теперь ты должна выполнить своё предназначение. Вот возьми, – он снял перстень с рубином, – передай ребёнку в день, когда ему исполнится тринадцать лет. Всё что положено для будущего статуса ребёнок постигнет, когда придёт время. И имя ему будет: Асмодей[2]2
  Асмодей – один из самых могущественных и знатных демонов. Дьявол вожделения, блуда, ревности и одновременно мести, ненависти и разрушения. Князь инкубата и суккубата («Молот ведьм»). Князь четвертого чина демонов: «карателей злодеяний», «злобных, мстительных дьяволов» (Р.Бёртон). Начальник всех игорных домов в Аду (И.Виер). Пятый из десяти архидемонов в каббале. Оккультисты относят его к демонам Луны.
  В «Завете Соломона» Асмодей – потомок связи смертной женщины и падшего ангела.


[Закрыть]!

Из разговора падшего ангела и демона

– Скажи, Асмодей, – обратился Люцифер к своему слуге, – отчего ты пренебрегаешь моим подарком?

– Отнюдь, повелитель! – Склонился демон в раболепном поклоне. – Он вот уже семь веков хранится в башне замка Брюгенвальд[3]3
  Подробно о владельцах кристалла и о том, как он попал в замок Брюгенвальд – в романе «Кровь и крест».


[Закрыть]. Я стараюсь не вмешиваться в ход событий…

– Что ж, пожалуй, путь всё идёт своим чередом… – Согласился Люцифер. – Признайся мне, ты задумал новое развлечение, не так ли?

– Вы, как всегда правы, мой повелитель!

Глава 1

1472 год, Ватикан

Сорокалетний кардинал Родриго Борджиа, племянник самого Папы Каллиста III, был необычайно хорош собой. Он выделялся на фоне окружавших его священнослужителей. Борджиа был высок, атлетически сложен, его чёрные как смоль волосы густы, выразительные глаза имели красивый миндалевидный разрез. Если бы не его сутана, то он вполне мог бы сойти за графа или князя, предающегося развлечениям.

Родриго был весьма охотлив до развлечений, как впрочем, и все здесь собравшиеся служители нашего Господа. Если бы Господь узрел с небес, чем занимаются его верные слуги, то пришёл бы в ужас.

Каллист III, предчувствуя свою скорую смерть, решил организовать праздник и насладиться земными искушениями. Хотя сам он уже был достаточно стар и болен, но с довольствием созерцал совокупления своих молодых каталанов[4]4
  Чин священнослужителя в римской католической церкви.


[Закрыть] и кардиналов с fornicatores[5]5
  Блудницы (форникатос) (итал.)


[Закрыть]. В последнее время это было одно из его любимых развлечений. Каталаны и кардиналы не отказывали понтифику и охотно принимали участие в оргиях, удовлетворяя чудачества умирающего. Каллист любил поговаривать: «Уметь насладиться прожитой жизнью – прожить дважды».

И на этот раз праздник постепенно перерос в оргию, всё шло как обычно: священники напились, распалились и в самый подходящий момент появились ярко раскрашенные женщины в красных платьях.

Родриго любил fornicatores, особенно прельщало то, что они бесстыдно удовлетворяли любые его потребности. Иногда он затевал маленькие шалости, например, пихал женщинам шоколадные конфеты за корсаж, а затем извлекал их оттуда языком. Шутка с конфетами была самой любимой Каллистом. И в этот раз он желал насладиться ею:

– Родриго! – позвал он и тут же закашлялся кровью. – Я желаю, что ты откушал сладостей.

Племянник понимающе кивнул. Он взял из вазочки горсть конфет и направился к весьма симпатичной fornicatore. Она была смуглой, её кожа отливала медью, красивые скулы подчёркивали искусно наложенные румяна, глаза были умело подведены, отчего казались ещё больше и глубже.

– Как тебя зовут? – поинтересовался Родриго у девицы.

– Ваноцца Катанеи, – ответила она, понимая, для чего подошёл кардинал. Она быстро ославила шнуровку корсажа, отчего её прелестная грудь стала видна почти полностью.

– О, какие розы! – восхитился Родриго. – Не ослабляй более шнуровки и не лишай меня возможности насладиться маленькой шалостью.

После этих слов он высыпал из руки подтаявшие conffettos прямо на грудь прелестницы. Ваноцца слегка колыхнула своими прелестями и конфетки закатились в укромное местечко между ними.

Родриго обнял женщину и начал вынимать их оттуда языком. Ваноцца откинула голову: ей было приятно прикосновение полных губ кардинала, они возбуждали её.

Наконец Родриго извлёк последнюю conffetto под всеобщий восторг зрителей. Его губы были густо перемазан шоколадом. Он отёр их платком, извлечённым из рукава сутаны.

Родриго слизнул шоколад с груди чаровницы, и впился ей в губы. Поцелуй получился страстным и долгим. Кардинал, сам того не ожидая, возжелал Ваноццу с дикой страстью, не церемонясь, он завалил её на бархатные подушки, разбросанные для подобных утех под деревьями, где уже несколько пар предавались плотским наслаждениям.

Каллист поднялся со своего кресла, стоящего в густой тени деревьев. Его всегда восхищала мужская сила племянника. Вот и сейчас старый понтифик дрожал от восторга, наблюдая, как Родриго обладает женщиной, доводя её своей силой до исступления.

Каллист приблизился к любовникам.

– Браво, мой мальчик! Как ты силён! Ну, покажи мне, на что ты ещё способен!

Родриго скинул с себя сутану, сорвал платье с Ваноцци, перевернул её вниз животом и вошёл в неё сзади.

– О-о! – протянул Каллист.

Его лицо покрылось испариной, он пожирал глазами, как Родриго в животной позе берёт fornicatore снова и снова. Каллиста затрясло, так, что Родриго и всем остальным стало страшно.

К понтифику подбежал кардинал, его сутана была расстегнута на уровне паха, откуда бесстыдно свисали мужские достоинства.

– Вам плохо, Ваше Святейшество?

– Нет! Мне хорошо! И я хочу насладиться последними моментами своей жизни! Fugit irreparabite tempus![6]6
  Бежит невозвратное время (лат.)


[Закрыть] – почти покричал он, смотря на кардинала дикими расширенными глазами. – Я хочу, чтобы вы продолжали! Все как один! И у меня на глазах!

Каллист зашёлся кашлем и упал. Кардинал, стоящий перед Его Святейшеством с неприкрытым vergogna[7]7
  Срам (итал.)


[Закрыть], растерялся: Каллист хрипел, его тело сотрясали предсмертные судороги.

Fornicatores перепугались, похватали свои одежды и кинулись врассыпную. Перед испускающим дух понтификом остались лишь полуголые священнослужители. Папа Каллист III умер без покаяния.

* * *

Ваноцца уже почти дошла до piccolo via[8]8
  Улочка (итал.)


[Закрыть] Пиццо-ди-Мерло, где находился дом её отца – художника Якопо Пинктори, зарабатывающего на жизнь тем, что целыми днями он проводил, слоняясь по Риму, пытаясь запечатлеть образ какой-либо знатной мадонны, садящейся в карету: он мгновенно схватывал пропорции, овал и черты лица.

Затем Пинктори заканчивал рисунок и отправлялся к тому самому богатому дому, дабы попытаться его продать. Общаться, как правило, приходилось со слугами. Они брали рисунок, показывали своей матроне и та, видя себя несколько преукращенной, соглашалась его купить за пару серебряных монет. Этих денег хватало Пинктори на удовлетворение личных потребностей. О дочери Ваноцци и не думал: считал, что её содержание – дело мужа, Гвидо Катанеи, кстати, тоже художника, целыми днями проводящего в пьянстве.

Ваноцца была предоставлена сама себе, и ей ничего не оставалось делать, как продавать своё красивое тело. Но мечталось совсем об ином – найти богатого любовника и с его помощью выбраться из нищеты.

Неожиданно, кто-то подхватил её под руку. Ваноцца очнулась от мыслей: перед ней стоял красивый мужчина в чёрном бархатном камзоле, расшитом серебром. Он левой рукой опирался на изящную трость из красного дерева с серебряным наболдажником в виде змеи. Девушка заметила на его указательном пальце кроваво-красный рубин.

– Signorina[9]9
  Сударь (итал.)


[Закрыть]! Что вам угодно? – поклонилась она.

– То, что и всем, – улыбнулся мужчина, обнажая ослепительно белые зубы.

«Если бы у меня был такой цвет зубов», – подумала Ваноцца, – я бы точно, нашла богатого любовника».

Мужчина подхватил женщину под руку и без объяснений увлёк к своей карете, обтянутой чёрным шёлком. Ваноцца была не в настроении, она вырвалась:

– Signorina, вам не стыдно обижать бедную женщину?! Куда вы тяните меня?

– Туда, где воплотятся все твои мечты, – ответил незнакомец и снова улыбнулся. – Доверься мне.

Он распахнул дверцу кареты и слегка подтолкнул Ваноццу. Она села на бархатное темно-красное сидение. Мужчина расположился напротив неё.

– Итак, Ваноцца Катанеи: ты и впрямь bella donna[10]10
  Красивая женщина (итал.)


[Закрыть], как говорят. Надеюсь, что ты ещё и умна.

Женщина молчала, понимая, что незнакомцу не нужно её тело, а нечто другое.

Незнакомец, словно проникший в её сокровенные мысли, продолжил:

– Вот-вот, нечто другое! Я предлагаю тебе сделку.

– Какую? Вы юрист? – наконец вымолвила красавица.

– Скорее servitore del diavolo[11]11
  Слуга Дьявола (итал.)


[Закрыть]. Ты готова продать душу дьяволу? И получить взамен то, что пожелаешь?

Ваноцца не колебалась:

– Да, готова! – ответила она, вызывающе вскинул подбородок.

– Браво! Я не ошибся в тебе Ваноцца! Что ж скрепим наш договор.

Незнакомец посмотрел на свой рубиновый перстень: камень стал насыщенно-красным, создавалось впечатление, что ещё мгновенье и из него начнёт сочиться человеческая кровь.

Ваноццу пронзила нестерпимая боль под левой грудью.

* * *

Шло время, но в жизни Ваноцци ничего не изменилось. О встрече с таинственным незнакомцем она думала: «Богатый извращённый граф развлекался. Простых занятий любовью ему мало – вот и прижигал женщинам грудь».

Она смутно помнила их встречу и, в конце концов, убедила себя, что это временное alienazio[12]12
  Умопомешательство (итал)


[Закрыть], а граф – просто извращенец.

Муж Ваноцци, Гвидо Катанеи, окончательно спился. Он мог не появляться дома в течение нескольких дней, что совершенно не тревожило молодую женщину – ё муж тяготил её, она молила, чтобы Бог или Дьявол прибрали его. И вот молитвы её были услышаны, но кем остаётся только догадываться: Гвидо нашли мёртвым на соседней улице рядом с таверной. На его теле отсутствовали следы насилия, причина смерти так и осталась неизвестной.

Молодая вдова недолго пребывала в трауре и почти сразу же вышла замуж за миланца Джорджио дела Кроче. Торговец, прибывший в Рим по делам гильдии, не устоял и запутался в каштановых волосах Ваноцци, да так и женился на ней. Дела Кроче намного старше Ваноцци, но, несмотря на это, женщина привязалась к нему и испытывала чувство благодарности за то, что перестала заниматься постыдным ремеслом.

Материальное положение моны дела Кроче улучшилось: миланец приобрёл небольшой, но добротный дом на улице Рикосоли, что у ворот Сан-Галло.

Мона обрела долгожданный покой и вела достойный образ жизни. Джорджио дела Кроче постоянно разъезжал то в Милан, то во Флоренцию, то в Сиену и молодая жена надолго оставалась одна.

И вот однажды, когда июньский день перевалил за полдень, на пороге нового дома синьоры дела Кроче появился тот самый красавец-кардинал, который развлекался в ней на оргии почти год назад.

Женщина растерялась, испытывая смятение: её плоть желала красавца-кардинала, но разум говорил, что она должна вести себя достойно.

– Как вы нашли меня, Ваше Преосвященство? – спросила женщина.

– Очень просто. Несмотря на то, что Рим велик, при желании и деньгах можно найти кого угодно.

Ваноцца улыбнулась:

– Я более не занимаюсь ремеслом fornicatore. Мой муж – торговец из Милана, Джорджио дела Кроче, достойный и добрый человек.

– И пусть остаётся таким, – Родриго засмеялся. – Тебе не надо снова продавать своё тело. Я предлагаю: стань моей любовницей, и ты ни в чём не будешь нуждаться!

– Хорошее начало разговора, – Ваноцца удивлённо вскинула брови. – Муж отбыл по делам, и будет отсутствовать почти неделю: так, что я в вашем распоряжении.

Ваноцца направилась в спальню и жестом пригласила кардинала следовать за ней. После Джорджио дела Кроче – Родриго Борджиа был ненасытен.

* * *

В положенный срок у моны дела Кроче родился первенец, которого Джорджио нарёк Хуаном. Сиор[13]13
  Сиор – сокращённо от синьор, обращение употребимое в средневековой Италии


[Закрыть] Джорджио дела Кроче был совершенно уверен, что крепкий черноволосый малыш его сын и Ваноцца не стала разочаровывать своего супруга.

Кардинал посещал мону Ваноцци часто, почти при каждом отъезде её мужа. Родриго был счастлив, что произвёл на свет сына и решил не останавливаться на одном ребёнке.

Джорджио дела Кроче был человеком умным и подозревал о связи своей жены с Борджиа. Но он молчал: память о покойном Папе Каллисте III ещё была жива в Риме.

Спустя два года Ваноцци родила второго мальчика – Цезаря. Борджиа был в восторге и подарил своей верной подруге купчие на недвижимость. Ваноцца дела Кроче стала состоятельной женщиной, владея постоялыми дворами и домами, которые она сдавала в наём ремесленникам и женщинам лёгкого поведения. Её муж ничего не знал об этом, пребывая в полном неведении…

Глава 2

Весна 1945 год. Тюрингия. Город Брюгенвальд

В марте доблестные советские войска вошли в Саксонию и, освободив Магдебург, Галле, Хильдесхайм, продвинулись в Тюрингию до Ганновера и Целле. Вторая мировая война подходила к концу. Крупные фашистские группировки были разгромлены, многие взяты в плен целыми частями и подразделениями. Но, к сожалению, далеко не все. На территории Тюрингии, особенно в горном массиве Гарц, засели остатки некогда мощного и устрашающего подразделения «СС». Фашистские недобитки появлялись в разных местах, они вели партизанскую войну, нанося неожиданные точечные удары, которые влекли за собой человеческие жертвы не только среди наших бойцов, но и среди мирного немецкого населения.

Вместе с передовыми отрядами Советской Армии шли связисты, которые методично делали своё дело. Они не отличались героизмом в боях на передовой, служба их была скромной и почти не заметной. Вспоминали про связистов лишь тогда, когда связь была нарушена очередной вылазкой фашистов.

Дмитрий Малышев прошёл почти всю войну, начиная с 1942 года, связистом. Он протянул тысячи километров проводов по Украине, Польше, Чехии, Саксонии и, наконец, Тюрингии. Война подходила к концу, и Дмитрий часто мечтал, как он вернётся в Москву к своей невесте Ирине.

Все эти годы Дмитрий писал ей письма полные любви и надежд. После утомительных дней, а иногда и ночей, подчинённых только одному – исправной телефонной связи передовой и командования, Дмитрий представлял Ирину в ослепительно белом свадебном платье и прозрачной фате, украшенной цветами.

Ещё до войны, женился его сосед по коммунальной квартире, и невеста была именно в таком наряде. Дмитрия тогда сразила красота невесты, впрочем, как и её наряд, навеявший ему воспоминания о доброй сказочной фее, о которой рассказывала ему бабушка в детстве. Поэтому он твёрдо решил, что его Иринка пойдёт по венец в таком же шикарном платье, а может быть и лучше.

По окончании войны Дмитрий мечтал жениться, устроиться работать по специальности связистом, заработать денег и всячески баловать жену: покупать ей красивые платья, туфли, шляпки, чтобы у всех соседей глаза лопались от зависти.

Часто он вспоминал свою коммуналку в Лефортово, мать работала по сменам на вагоноремонтном заводе, получала гроши, на жизнь постоянно не хватало…

Отец умер, когда Дмитрию было десять лет, раны гражданской войны постоянно давали о себе знать. Однажды отец попал в больницу и больше оттуда не вышел. Дмитрий вспоминал похороны отца, зимой, в тридцати градусный мороз, он обморозил себе нос, который впоследствии краснел сразу же при малейшем холоде. Мать постоянно работала, воспитывала его бабушка. Она окончила царскую гимназию, получив приличное образование, которое пыталась передать внуку, особенно знание немецкого языка. Когда Дмитрий был маленьким, бабушка читала ему сказки. Вот он и поверил в них с самого детства: мол, вырастет большим и сильным, жениться на первой красавице двора, будет иметь свою отдельную квартиру, дети получат высшее образование, в семье будет царить мир и достаток.

Но в жизни Дмитрий наблюдал совсем другое: у соседей в коммуналке достаток отсутствовал, хоть они день и ночь горбатились на ближайшем вагоноремонтном заводе. Словом, в деревянных лефортовских домишках царила чистоплотная бедность. По мере возможности, соседи старались помогать друг другу. Дети донашивали обноски старших братьев и сестёр, взрослые давали друг другу взаймы трёшник до зарплаты. Так и жили…

Мать Дмитрия умела шить, она покупала дешёвый ситец и мастерила за своим видавшим виды «Зингером» то блузку, то рубашку, то платье. Она даже навострилась перешивать отцовские костюмы для Дмитрия, и получалось вполне прилично.

Когда Дмитрию исполнилось шестнадцать, мать подогнала ему по фигуре старый отцовский костюм, юноша смотрелся в нём как актёр кино. Соседская девочка Ира, на которую заглядывались все мальчишки двора, оценила представительный вид Дмитрия, так они начали встречаться.

* * *

Передовые части советской армии заняли небольшой городок Брюгенвальд, расположенный на отрогах горного массива Гарц. Дмитрия давно перестала удивлять немецкая аккуратность и целесообразность. Брюгенвальд мало, чем отличался от провинциальных немецких городов: чистенький, домики беленькие, покрыты красно-коричневой черепицей, перед каждым – садик с цветами. Правда, после боёв в городе от цветов ничего не осталось, беленькие домики на окраине были разворочены снарядами.

Комендатуру решили разместить в старинном замке в центре города. Дмитрия поразил замок. Он внимательно осмотрел позеленевшую от времени каменную кладку, подумав, что ей лет восемьсот не меньше. По всему было видно, что замок неоднократно перестраивался и расширялся: несколько башен и западное крыло были возведены лет сто назад.

В западном, более комфортном крыле разместилось советское командование и комендатура освобождённого города. Связистов разместили в старинной восточной трёхэтажной башне, не особо пригодной для проживания. Дмитрий, воспитанный бабушкой на литературных шедеврах отечественной и западной культуры, сразу вспомнил приключения «Айвенго», в которых красочно описывались старинные замки и пыточные в подвале.

Связь была налажена и работала без перебоев. За последние десять дней напряжённой работы у Дмитрия, наконец, выдался редкий момент для отдыха. Связисты спали, как вдруг башню сотряс оглушительный удар. Проснувшись, они не могли понять, что же происходит.

В последние месяцы советские войска стремительно шли вперёд, оставив в гарнизоне освобождённого Брюгенвальда лишь роту солдат для поддержания порядка. Воспользовавшись этим, остатки частей «СС» спустились с гор и начали миномётный обстрел городка. Причём, основные удары фашисты наносили по замку, его западной части, от которой практически ничего не осталось – командующий состав и руководство комендатуры погибли полностью.

Старший лейтенант Вислов резко накручивал ручку аппарата, пытаясь наладить связь, наконец-то чудо свершилось – на другом конце провода раздался голос:

– Брауншвайг на проводе, комендатура!!!

– Говорит старший лейтенант Вислов! Брюгенвальд!!! Нас обстреливают фашистские недобитки. Командование всё погибло, долго нам не продержаться. Просим помощи!!!

– Брюгенвальд вас понял! Ждите подкрепления!

Обстрел замка участился, казалось, что восточная башня рухнет и под своими обломками похоронит всех, кто в ней находился. Однако Дмитрию показалось, что фашисты не намеревались уничтожать башню, мины ложились аккуратно вокруг неё.

– Всем занять круговую оборону, рассредоточиться! – приказал Вислов.

Бойцы только и ждали приказа, не заставив повторять дважды, начали подниматься по узкой винтовой лестнице на второй и третий этажи, дабы занять позиции. Рядовой Малышев шёл последним, в этот момент раздался очередной залп миномёта – сильный удар сотряс башню, старая кладка не выдержала и часть стены обрушилась. На голову Дмитрия упал увесистый камень, и он потерял сознание…

Он увидел черноволосого мужчину, одетого в строгий чёрный костюм, на правой руке незнакомца поблескивал кроваво-красный перстень. Он приблизился к Дмитрию, склонился над ним и произнёс:

– Не время умирать, молодой человек, ты ещё не успел получить многого от жизни. Я же предлагаю тебе всё, о чём ты мечтал: деньги, красивую жену, квартиру, высокооплачиваемую работу. Но взамен я хочу получить твою верность и преданность. Согласись, ведь я прошу сущую безделицу…

Дмитрий видел самого себя со стороны, и второе «я», утвердительно кивнуло.

– Вот и хорошо, будем считать, что договорились, – сказал незнакомец.

После чего Дмитрий ощутил резкую боль в груди, будто его чем-то обожгли под левым соском…

… Сознание медленно возвращалось к Дмитрию. Наконец, окончательно очнувшись, он ощупал голову – к счастью удар пришёлся вскользь, однако рана сильно кровоточила. Он достал из сумки медпакет, вскрыл зубами и перевязал голову, как смог, затем сел поудобней, прислонившись к холодной каменной стене.

В спину упёрся острый камень, Дмитрий отодвинулся от него. Вдруг раздался очередной миномётный удар, башня «вздрогнула», из стены посыпалась кладка, в том числе выпал острый торчавший камень.

Вслед за камнем выпала шкатулка. Дмитрий не поверил своим глазам. Он несколько раз сморгнул, решив, что это ему привиделось и шкатулка растает, как дым. Однако, древняя безделица не намеревалась исчезать…

Дмитрий потянулся за ней, ощутив ладонью материальность своей столь неожиданной находки.

– Неужели клад, спрятанный каким-нибудь средневековым графом?.. – размышлял он.

Он взял шкатулку и, стряхнув с неё пыль и мелкие осколки камней, открыл. Перед его взором предстал старинный потёртый кожаный чехол. Дмитрия охватило волнение: неужели он скрывает некую драгоценность?

Дрожащими руками он достал чехол, развязал его и извлёк содержимое. Им оказался серебристый кристалл необыкновенной красоты, размером с ладонь, и свиток пергамента, увенчанный старинной печатью. Дмитрий прекрасно знал, что все найденные предметы старины и драгоценности следовало сдавать в спецподразделение. Однако соблазн был столь велик, что он вернул кристалл и свиток на прежнее место, в кожаный чехол, завязал его и засунул за пазуху, отчего-то вспомнив выражение матери: «Подальше положишь – поближе возьмёшь».

Дмитрий представил, как по приезде в Москву подарит его Иринке и, как она зацелует его от восторга. От этих мыслей тело охватила сладостная истома. Вдруг он отчетливо услышал немецкую речь, схватил автомат, вовсе не намереваясь умирать в конце войны, да ещё с подарком для любимой невесты. Дмитрий занял позицию среди камней и приготовился к отчаянному сопротивлению, по винтовой лестнице спускаться в подвал было уже поздно.

В проёме обрушенной стены появились два немецких офицера. Дмитрий отчётливо разглядел на форме одного из них изображение молний, а также – четырёх ромбов, затем – череп со скрещенными костями на фуражке.

«Гаупман», – подумал Дмитрий. – «Ну, подходи ближе! Поговорим, сволочь!»

Офицеры осторожно вошли в башню, выставив вперёд автоматы, огляделись и уверенные в том, что им ничего не угрожает, направились прямо на Дмитрия. Тот же, не раздумывая, открыл огонь, офицеры упали как подкошенные…

Сверху по винтовой лестнице осторожно спустился старший лейтенант Вислов. К своему вящему удивлению, обнаружив живого и невредимого Малышева, а рядом с ним – двух убитых офицеров «СС».

В это время в Брюгенвальд вошли советские части из Брауншвайга. Остатки подразделения «СС» под командованием гаупмана Адольфа фон Брюгенвальда, были уничтожены. Последний же из рода фон Брюгенвальдов был застрелен в собственном замке рядовым связистом Дмитрием Малышевым. Старинный могущественный род, прославившийся своей жестокостью, неограниченной властью в средние века и огромным влиянием в нацистской Германии прекратил существование. Время Брюгенвальдов прошло…

* * *

В Москву Дмитрий вернулся только в конце лета. По дороге он дал две телеграммы маме и Ирине. Состав прибыл на Белорусский вокзал, собралась пёстрая толпа встречающих. Дмитрий тщетно пытался разглядеть в этом разноцветном шевелящемся потоке маму и Ирину. Девушки и женщины подбегали к своим женихам, мужьям, отцам, братьям. Везде обнимались, целовались, рыдали от счастья. Перрон был завален цветами…

– Дмитрий!!! Дмитрий!!! – раздался до боли знакомый голос.

Он обернулся и увидел Ирину, пробиравшуюся сквозь толпу людей, однако мамы по-прежнему не было видно. Девушка, сияя от радости и переполнявшего её счастья, подбежала к Дмитрию, и бросилась ему на шею. А затем, ничуть не смущаясь, начала осыпать его лицо поцелуями. Герой совершенно размяк от счастья, голова шла кругом от шума, множества людей и августовской духоты…

Собравшись с силами, Дмитрий отстранил от себя девушку и сказал:

– Ирка, ну дай, я на тебя посмотрю! Ты стала ещё красивее!

Девушка, ничуть не смутившись, приняла томный вид кинозвезды из популярного трофейного кино.

– М-да… – протянул Дмитрий, оценив внешний вид своей подруги. – Хороша…

А затем привлёк к себе и поцеловал смачно в засос. Ирина едва не плакала от счастья – наконец-то война закончилась, жених вернулся! Что ещё надо?!

– А где мама? Почему она не пришла? – поинтересовался Дмитрий.

Ирина замялась, не зная, что и сказать. Она виновато посмотрела на Дмитрия.

– Лидия Петровна – в больнице… – смущённо призналась она.

– Как в больнице?! Что случилось? – Дмитрий растерянно захлопал глазами.

– Вчера вечером она как всегда пошла в вечернюю смену… Говорят, авария на заводе… – Рассказывала Иринка. – Я только видела, как поднимался дым, и потом что-то грохнуло. Завод оцеплен, никого не пускают. Многие из нашего дома с вечерней смены не вернулись… – а затем, перейдя на шёпот, призналась: – Нынешней ночью НКВД-эшники ходили по квартирам, проясняли ситуацию. А утром я узнала от соседей, что Лидия Петровна не вернулась с работы.