Текст книги "Невеста по завещанию"

Ольга Куно
Невеста по завещанию

Глава 1

Карета остановилась перед массивными каменными ступенями, ведущими к входу в замок. В последний раз скрипнуло многострадальное колесо, возвещая о конце путешествия. Я расправила плечи, покрутила головой из стороны в сторону (шея основательно затекла) и распрямила ноги, насколько мне позволяли размеры кареты. Оказывается, продолжительное сидение на одном месте – особенно если оно сочетается с монотонной, выматывающей душу тряской, – может утомить сильнее тяжелой работы.

А ведь я так ждала этой поездки. Боялась, конечно, не скрою, очень боялась, но и ждала тоже. Даже не знаю, какое чувство было сильнее. Желание покинуть пансион после четырех невыносимо долгих лет было настолько сильным, что притупляло даже страх перед неизвестностью. И поначалу я действительно получала удовольствие от поездки: сидя в карете в полном одиночестве, мне наконец-то не надо было что-либо изображать из себя. Можно было просто прильнуть к окошку и разглядывать сменяющие друг друга пейзажи. Сперва шли огромные пушистые луга, словно зеленая махровая ткань, местами украшенная заплатами из цветов, – преобладали незабудки, розовый клевер, а также редко встречающиеся в других графствах оранжевые маки. Выглянув из окна, можно было увидеть далекие силуэты гор, подернутые белесой дымкой. Постепенно горы становились ближе, а луга сменились хвойным лесом, который впоследствии уступил место засеянным полям. Тогда я предположила, что мы подъезжаем, и в общем-то была права. Только не знала, что даже отсюда ехать придется почти целый час.

И постепенно, по мере того как карета продвигалась через поля к деревням, а потом через деревни к городу, эйфория отступила, а на ее месте поселилась тревога. Поначалу она была едва ощутимой, сопровождала меня легким фоном, но, стоило мрачному силуэту замка показаться из-за склона очередного холма, беспокойство захватило меня без остатка. Что-то будет…

Я качнула головой, стараясь отогнать собственные страхи. Вдруг все окажется не так уж и плохо?

Меж тем слуга, посланный хозяином замка, чтобы привезти меня сюда из пансиона, спрыгнул с козел, где все это время ехал рядом с кучером, и отворил мою дверцу. Опираясь на поданную им руку, я вышла из экипажа. Не сказав ни слова – он вообще был неразговорчив, – слуга захлопнул дверцу и направился к задней части кареты, где был привязан сундук с моими вещами. Я проводила его взглядом. Этот человек казался мне немножко странным: крупный, широкоплечий и при этом несколько несуразный, весь какой-то… квадратный. Квадратным казалось и туловище, и даже голова, обрамленная светло-рыжими волосами. Впрочем, может быть, ничего несуразного в слуге и не было. Просто за годы жизни в пансионе я почти успела забыть, как выглядят мужчины…

Эта мысль заставила меня снова вспомнить о главном мужчине, обитавшем в этом замке, к которому меня, собственно, только что и привезли. Руки начали едва заметно дрожать. Спокойно, Николь, спокойно. Ты его еще даже ни разу не видела. Настраивайся на лучшее. Он может оказаться умным и приятным в общении. И даже привлекательным внешне. Кто знает? В конце-то концов не зверем же был мой отец. Мир его праху… Пусть он и не горел желанием особенно часто видеть свою дочь, но не мог же он распорядиться в своем завещании, чтобы меня отдали в жены кому-то совсем уж ужасному?

Эту мысль как молитву я повторяла про себя последние несколько дней, и с каждым разом верила в нее все меньше. Кто вообще знает, что взбрело в голову моему отцу? Да простят меня боги, я знаю, нельзя так думать о мертвых, но взять и завещать свою дочь постороннему человеку – поступок, мягко говоря, нестандартный. И вряд ли можно было рассчитывать, что он приведет меня в восторг.

– Прошу вас, госпожа. Виконт вас ждет.

С сундуком слуга выглядит еще более несуразно, но его голос звучит настойчиво, почти повелительно. Или мне только так кажется? В любом случае, я покорно киваю и медленно шагаю следом за ним к каменным ступеням. Несколько человек столпились на пороге специально для того, чтобы поглазеть на меня. Они разглядывают меня без всякого стеснения, совершенно не скрывая своего интереса. Наверное, обсуждали последние несколько дней и теперь высыпали посмотреть, совпадаю ли я с образом, который они нарисовали… И я не выдерживаю, опускаю взгляд, хотя и знаю, что так нельзя, что необходимо с самого начала правильно себя поставить. Жаль, что как раз этому-то нас в пансионе и не учили. Готовили, напротив, быть смиренными, робкими и покорными. Впрочем, и этому я научилась только притворяться. Лицемерие – главный урок, который необходимо постичь, чтобы жизнь в религиозном учебном учреждении оказалась сносной.

Слуги, хоть и в самый последний момент, расступаются. Я прохожу внутрь. Передо мной – просторный зал вытянутой формы. Впереди и чуть справа – каменная лестница, которая уводит вверх, на следующие этажи. В зале холодно и полутемно. На свечах он, что ли, экономит, этот виконт? Может быть, в таком случае я именно для того ему и понадобилась: чтобы поправить плачевное финансовое положение? Все-таки приданое у меня совсем неплохое.

Высокие витражные окна из цветного стекла. Казалось бы, красиво, но тона какие-то тоскливые, и краска с трудом пропускает внутрь солнечный свет, добавляя помещению мрачности. В центре зала опять толпятся слуги, но эти уже рангом повыше. Они тоже смотрят на меня с нескрываемым интересом, а некоторые периодически перешептываются. Я же стою перед ними в нескольких шагах от порога и испытываю почти непреодолимое желание развернуться и выбежать за дверь. Но прекрасно понимаю: бежать мне некуда и вернуться все равно придется, а тогда будет только хуже. И потому продолжаю оцепенело стоять, ожидая, когда появится хозяин замка.

Не выдержав, опускаю глаза и вижу собственные ноги, вернее скрывающую их юбку, синюю в белую полоску, достаточно длинную, чтобы быть пристойной, но в то же время и не в пол. Юбки в пол считаются нескромными, поскольку, как нам объяснили в пансионе, привлекают излишнее внимание мужчин. Вот я и стою здесь в своем ужасном ученическом наряде, в целомудренной белой рубашке, верхняя пуговица которой давит на горло так, что даже дышать тяжело, и в нелепой юбке, которая совершенно мне не идет…

Заодно я украдкой рассматриваю собравшихся. Вон тот невысокий мужчина справа, вернее всего, дворецкий, а вот этот, в приметной куртке, наверное, главный лесничий. Рыжеволосая женщина дет двадцати пяти что-то зашептала на ухо своей соседке, и обе бросают на меня насмешливые взгляды. Не могу определить ее должность. Вторая – точно горничная, но рыжеволосая одета не по форме; на ней чрезвычайно нескромное платье вызывающего красного цвета. Совершенно вопиющее непотребство. Интересно, а мне тоже позволят носить что-нибудь подобное?..

Я все-таки не выдерживаю их взглядов, которые, как мне кажется, делятся на насмешливые и враждебные. Но все время смотреть в пол тоже нельзя, и я делаю вид, будто чрезвычайно заинтересовалась висящим на стене искусно выполненным гобеленом. Это знаменитое изображение на религиозную тематику: «Святой Веллир силой мысли убивает дракона». Это лишь одна из целой серии подобных картин: «Святой Веллир силой мысли побеждает демона», «Святой Веллир силой мысли разводит огонь» и прочая, и прочая. Я слегка улыбаюсь: вспоминаю альбом с карикатурами, который девчонки как-то раз отыскали в одной из спален между днищем кровати и матрасом. Видимо, рисунки были выполнены и спрятаны одной из прежних учениц пансиона. Помимо традиционных изображений там были добавлены еще два: «Святой Веллир силой мысли лишает святую Катильду девственности» и «Святой Веллир силой мысли зачинает святой Катильде ребенка». Улыбка слетает с моих губ: тех двух девочек, которых застали с этими рисунками, потом били по рукам розгами. И делали это публично, прекрасно понимая, что посмотреть карикатуры успели все. Бить всех не станешь, но и устрашение тоже работает неплохо.

Громкие шаги, раздающиеся откуда-то сверху, возвещают о прибытии новых действующих лиц. Вместе со слугами я поднимаю взгляд на лестницу. От страха все деревенеет внутри. Спустились двое мужчин. Один не то помощник, не то секретарь, или кто-то еще в этом роде. Но все мое внимание приковано ко второму.

Виконт Дамиан Телбридж сошел с лестницы и шагнул в мою сторону. Слуги почтительно расступились. Он остановился в нескольких шагах от меня и тоже разглядывает, откровенно изучающе. И молча. Господи, да он же годится мне в отцы! Не иначе драгоценный папочка так давно не видел свою дочь, что просто забыл, сколько ей лет, когда надумал подобрать жениха. А ей, между прочим, не более чем семнадцать! Простите меня, боги, я знаю: нельзя так о покойнике.

Возраст – это еще полбеды, но он и впечатление производит чрезвычайно отталкивающее. Мрачный, угрюмый. В глазах ни тени приветливости. Только отчужденность и почти что осуждение, словно он заведомо обвиняет меня в тех грехах, которые я не успела еще совершить, но непременно совершу в будущем. Губы плотно сжаты. Никакого намека на улыбку. Черные волосы, темная одежда, бледное лицо. Цвет глаз я не разглядела: здесь темно да я и не решаюсь смотреть ему прямо в глаза. От всего облика веет холодом. И у меня внутри все обрывается.

Нет, я не такая уж глупая и наивная, хоть и прожила несколько последних лет запертая в пансионе. Я не романтик и вовсе не ожидала, что между мной и женихом внезапно вспыхнет большое и светлое чувство. На любовь я не рассчитывала, но на что-то немного более скромное я, признаться, надеялась. Дружба? Уважение? А этот человек, кажется, испытывал ко мне лишь неприязнь. И я его уже боялась.

– Леди Вероника Фостер?

Вопрос задан таким тоном, что хочется вытянуться по струнке и по-солдатски крикнуть: «Я!». Но я просто молча киваю, внутри и без того уже чувствуя себя натянутой струной.

Он снова оглядывает меня, как будто только что узнал что-то новое. Заговаривать повторно не спешит. Слуги перешептываются, косясь в мою сторону с откровенной насмешкой. Не иначе ему нравится держать меня в нынешнем идиотском положении.

– Приветствую вас в замке Телбридж.

И на том спасибо.

– Благодарю вас, виконт.

Хотела ответить громко, но голос не слушается, и получилось едва слышное бормотание.

– Простите, милорд, куда прикажете доставить это?

Сопровождавший меня слуга успел еще раз сбегать к карете и теперь вернулся, держа в руке совсем маленький сундучок. Мое приданое. Маленький-то он маленький, почти шкатулка, но под завязку набит драгоценными камнями. Я видела. И он, виконт Телбридж, тоже прекрасно понимает, что это такое. Небось сундучок подробно описан в одном из тех писем, что мой отец отослал ему перед смертью.

– Отнесите в сокровищницу.

Голос звучит холодно, почти равнодушно, будто ему нет до приданого никакого дела. Ага, так я тебе и поверила. Если тебе нет дела ни до меня, ни до приданого, тогда с какой бы стати я здесь оказалась?

– Ивонна!

На этот раз голос хозяина замка звучит повелительно. Из группы слуг выступает невысокая, очень старая женщина. Она сутулится так сильно, что выглядит почти горбатой.

– Да, господин.

Когда старуха склоняет голову, кажется, что еще чуть-чуть – и она переломится пополам.

– Познакомьте миледи со слугами, а затем проводите в ее покои. Помогите ей обустроиться и объясните правила поведения в этом доме. Меня не беспокоить.

Последний взгляд в мою сторону. Он смотрит, слегка прищурившись, затем разворачивается и отправляется вверх по лестнице – туда, откуда пришел. Помощник следует за ним.

Ну, вот и все. Познакомились. Теперь хоть прямиком под венец.

Ивонна действительно представила мне слуг. Не всех, конечно. Тех, кто находился сейчас в зале. Дворецкий, коннетабль, горничная, повариха. Сама Ивонна была ключницей. Амандина – женщина в вызывающем красном платье – оказалась экономкой, чем основательно поколебала мои представления о людях этой профессии. Отчего-то мне казалось, что экономка должна быть женщиной лет сорока или пятидесяти, сухощавой, с бледным цветом лица и прилизанной прической. Амандина с этим образом никак не вязалась. Впрочем, что я знаю об экономках? У нас дома мама сама занималась ведением хозяйства.

Я была так напряжена, что имен остальных слуг не запомнила. Потом Ивонна повела меня вверх по ступенькам на второй этаж и там, открыв темно-коричневую дверь в конце коридора, пропустила вперед себя в одну из комнат. Мои покои мне на первый взгляд понравились. Здесь, в отличие от располагавшегося внизу зала, было светло. Единственное окно было самым обыкновенным, без витража, и довольно большим, а потому солнечный свет проникал сюда беспрепятственно. Кроме того, на столе и стенах было несколько медных канделябров, а на полке обнаружилось много запасных свечей. По-видимому, я все-таки ошиблась насчет экономии: этого добра в замке было предостаточно. И на том спасибо: хоть почитать можно. Книг, кстати сказать, тоже хватало, что несказанно меня порадовало: ими были уставлены несколько полок, а с десяток неуместившихся даже лежали поверх других. В первый раз за все время я испытала к виконту чувство, похожее на благодарность.

Пока горничная разбирала мои вещи, ключница просвещала насчет «правил поведения в этом доме». У старухи не хватало нескольких зубов, и в ее скрипучем шамканье невозможно было различить интонации, которые хоть что-то говорили бы о ее чувствах или настроении. Испещренное морщинами лицо тоже было лишено выражения, так, по крайней мере, мне казалось.

– В замке следует соблюдать тишину, – говорила ключница, не отрывая от меня цепкого взгляда. – Господин виконт не любит шума, суматохи и беспорядка. Господина виконта не следует беспокоить по пустякам. По вечерам он обычно проводит несколько часов в библиотеке. Тревожить его в это время запрещается категорически.

Ну и ладно, не очень-то и хотелось. У меня вот и собственных книг навалом, так что идти в библиотеку мне не понадобится еще долго.

– По ночам господин виконт часто поднимается в северную башню, – продолжала Ивонна. – Входить туда нельзя ни при каких обстоятельствах.

– По ночам? – изумленно переспросила я.

– Иногда и по вечерам. Но все больше по ночам.

Ключница говорила таким тоном, словно для господ это было обычное дело – вместо того чтобы спокойно спать у себя в опочивальне, шляться ночью по башням. Зачем ему это нужно? Разумеется, во мне сразу пробудился нешуточный интерес. Захотелось немедленно пробраться в эту башню и хоть одним глазком взглянуть, что же там такого притягательного, что может столь успешно конкурировать с собственной подушкой. Но я не настолько глупа и умею контролировать свои желания. И, ясное дело, ни в какую башню не пойду, ни сейчас, ни впоследствии. Запрещено, значит, запрещено. Мое положение и так незавидное, к чему усугублять его еще больше?

Должно быть, удивление все еще было написано на моем лице. У меня живая мимика, тут ничего не попишешь, хотя при некоторых обстоятельствах это большой недостаток. Старуха глядела теперь как-то по-другому, по-моему, с жалостью.

– А вообще, миледи, если я могу позволить себе дать вам совет… Будет лучше вам и вовсе не беспокоить господина виконта без крайней необходимости, – прошамкала она.

Именно так я и поняла. В сущности, все правила поведения сводились исключительно к этому. Не беспокоить, не тревожить, не шуметь, не мелькать перед глазами. Все предельно ясно. Непонятно только одно: зачем вообще господину виконту жена? Слуги – ладно, это как раз неудивительно. Кто-то же должен поддерживать комнаты в чистоте, наводить порядок, готовить еду, чтобы господину виконту не приходилось заботиться о столь приземленных вещах. А впрочем, может, и жена нужна ему для того же? Чтобы не приходилось задумываться о физиологических потребностях? Ну дабы они не препятствовали спокойному сидению в библиотеке и – по ночам – в северной башне? От этой мысли меня передернуло. Я вообще очень плохо представляла себя в постели с мужчиной, а уж с виконтом… Охраните боги! Впрочем, здравый смысл с неумолимой прямотой подсказывал: не охранят.

– Хорошо, Ивонна, я учту ваш совет.

Я говорила уважительно, но в то же время постаралась своим тоном дать понять, что ничего не обещаю и все решения буду принимать самостоятельно. Получилось ли? Не знаю.

Я обернулась на горничную; та продолжала сосредоточенно раскладывать вещи. Что там так долго раскладывать? У меня и вещей-то почти нет. Всего несколько платьев все того же ученического фасона, да еще и старых. Стыдоба. Но в школе с одеждой было не разгуляться. Не из финансовых соображений, нет. Просто так в нас воспитывали скромность.

– В какое время спускаются к завтраку? – спросила я, снова оборачиваясь к старухе.

Та бросила на меня какой-то странный взгляд. Неловкий, что ли? Но голос ее во время ответа не дрогнул.

– Еду вам будут доставлять в ваши покои. Вы можете распорядиться, чтобы ее приносили тогда, когда вам это удобно.

Еще лучше. Стало быть, виконт не собирается со мной встречаться даже во время трапезы. Весьма оригинальные правила. По общепринятым нормам хозяин замка завтракает, обедает и ужинает в обществе не только членов семьи и дальних родственников (если последние проживают на его территории), но и слуг высшего звена. Однако похоже на то, что виконт намерен, насколько это возможно, привязать меня к этой комнате. Спасибо, что пока не физически.

Горничная закончила наконец возиться с вещами, отодвинула к стене опустевший сундук и, стараясь не привлекать к себе внимания, как и положено служанке, выскользнула из комнаты. Ивонна тоже собралась уходить.

– Желаете, чтобы я прикрыла окно? – спросила напоследок она.

– Нет, – устало мотнула головой я. – Оставьте как есть.

– Хорошо, миледи. Только будьте осторожны, не простудитесь на сквозняке.

Я проводила ключницу взглядом, пока она, сгорбившись, выходила из комнаты.

Не простужусь. Я вообще никогда не болею.

Оставшись наконец одна, я встала, опираясь обеими руками о спинку стула, и с шумом выдохнула. Потом взяла с полки свой гребень и подошла к висевшему на стене зеркалу. Это был кусок стекла овальной формы в массивной черной раме, в котором отразилось изможденное лицо запуганной девочки. Не так чтобы полной, но и не субтильной. Лишнего веса у меня нет, но кость широкая, что время от времени заставляло меня комплексовать, сравнивая себя с идеально тонкими фигурами некоторых девочек. Большая грудь тоже заставляла отчаянно комплексовать. Учительница Ариадна, очень строгая и чопорная жрица, хмурилась и говорила, что это большой недостаток, ибо привлекает внимание мужчин и вызывает в них плотские чувства. Правда, учительница Литана, более молодая и более мягкая, потихоньку говорила, что большая грудь – это, наоборот, хорошо, поскольку означает, что у меня вернее всего будет много молока после родов. Дескать, для жриц эта сторона вопроса значения не имеет, потому учительница Ариадна ее и не учла. Меня отчего-то не приводили в восторг ни упреки последней, ни подбадривание Литаны.

Зато насчет моих глаз мнение было единодушным. Зеленые глаза – это от демонов, и потому они являются признаком греховной сущности. Единственное, что могло слегка компенсировать такой недостаток, – это мое имя, вернее, первая его часть. Девушка, имя которой начинается со слова «вера», не может быть совсем безнадежной. Вот только жрицы не знали, что я не воспринимаю себя как Веронику, а я не спешила их на этот счет просвещать. Мой отец был бароном, и в силу каких-то сложных дворянских правил его дочь, пусть и незаконную, следовало назвать именем, которое начиналось бы на букву «В». Так и появилась Вероника, но мама всегда называла меня Ника или Николь. И только после ее смерти, когда с легкой руки отца я попала в пансион, имя, данное при рождении, всплыло снова.

Круглое лицо обрамляют каштановые, распущенные волосы. Ни длинные, ни короткие. Никакие. Короткие стрижки начали входить в моду еще до того, как я попала в пансион, но в ультрарелигиозной среде они считались неприемлемыми: женщина не может одеваться или стричься подобно мужчине. Когда же мои волосы отрастали достаточно длинными, что мне весьма нравилось, они начинали потихоньку виться. Это тоже не поощрялось, как, впрочем, и все излишне женственное. Так что стоило моим волосам отрасти чуть больше, чем считала допустимым учительница Ариадна, как ко мне вызывалась девушка, которая занималась стрижками. Все лишнее немилосердно отстригали большие грубоватые ножницы. А то, что оставалось, тщательно прилизывалось на голове и собиралось в тугой хвостик. Собственно, именно с такой прической я и приехала сюда.

Отступив от зеркала, я еще раз огляделась. Снаружи постепенно темнело; окно выходило на запад, и, высунувшись из него, я увидела закат, алеющий над силуэтами гор. Красиво. Затем я осмотрела кровать, стол, стулья и полки. Быть может, все не так уж и плохо. Во всяком случае, здесь, в отличие от школы, у меня есть своя собственная комната. К тому же в моем распоряжении масса книг.

Я в предвкушении подошла к полкам и принялась рассматривать корешки. Чем больше я вчитывалась в названия книг, тем мрачнее становилась. «Житие святого Веллира», «Псалмы и молитвы», «Пятьдесят восемь способов искупить грехи», «Как стать безгрешной женщиной», «Демоны и борьба с ними», «Мода для скромниц», «Сто величайших жрецов всех времен», «Сто величайших жриц всех времен», «Инструкции по применению пояса верности», «Целомудрие для чайников», «Проповеди святого Иттара». Последнее произведение – в двенадцати томах.

Я тихонько зарычала, сжав руки в кулаки. Он что, издевается, что ли? Или просто тонко намекает на то, какой я должна быть скромной и набожной? Так я и без него это знаю, в меня эту науку без малого четыре года впихивали всеми возможными способами! В том, что я оказалась не слишком подходящим сосудом для подобного материала, учительницы не виноваты. Они искренне старались. А я быстро научилась делать вид, что жадно ловлю каждое их слово. И искренне верю всему, чему нас обучают. Что нельзя нравиться мужчинам, что зеленые глаза от демонов, что главное украшение девушки – скромность, что чтение любой литературы, кроме религиозной, развращает. И, позволяя себе скрежетать зубами лишь по ночам, ждала, как когда-нибудь выйду из этого замшелого пансиона в свободный мир, будто из склепа на свет. И вот дождалась. Вышла.

Какое-то время я все-таки потратила на чтение. Скрепя сердце выбрала изо всей имевшейся литературы жизнеописание святого Гастона, понадеявшись, что книжка худо-бедно сойдет за роман. За роман она, возможно, и сошла, но только за очень скучный. Поэтому чтение мне быстро надоело, к тому же за окном окончательно стемнело, и глаза постепенно устали вылавливать буквы при свете свечей. Я отложила книгу и решила немного пройтись по замку.

Да, конечно, мне было велено не беспокоить виконта и не путаться у него под ногами. Но ведь запрета на выход из комнаты не было, верно? Сейчас виконт, скорее всего, находится в библиотеке. Туда я, так и быть, не пойду, хоть и хотелось бы, конечно, подыскать себе более нормальное чтиво. А может, в замке нормальных книг и нет?.. Еще он может оказаться в северной башне, туда я не стану наведываться тем более. Просто немного осмотрюсь и сразу же назад. А если увижу виконта, постараюсь быстренько нырнуть в тень, чтобы он меня не заметил.

Так я и сделала. Действительно вышла из своих покоев. И действительно увидела виконта. Я успела пройти совсем недалеко: добралась от своей двери до лестницы. И услышала, как кто-то поднимается по ступенькам. Еще не зная, кого именно увижу, на всякий случай спряталась за той частью лестницы, что вела на следующий этаж. А спустя секунду услышала голоса.

– Как насчет массажа?

Это женский голос.

– Чудесная идея.

Мужской.

– Надеюсь, она к нам не ворвется?

– Брось, с чего бы это?

Когда шаги стали постепенно удаляться по коридору, я осторожно выглянула из-за ступенек. Узнать этих двоих не составило труда. Виконт и Амандина. Они шли рядом, он держал руку у нее на талии. Возле входа в одну из первых комнат они остановились, виконт толкнул дверь, потом притянул экономку к себе и поцеловал в губы. А затем затащил ее внутрь. Прежде чем дверь захлопнулась, я успела услышать женский смех. Должно быть, это была ее спальня. Его покои располагались совсем в другой части коридора.

Я на цыпочках вышла из-за лестницы. Щеки пылали так, словно это меня только что застукали в объятиях мужчины. Медленно, стараясь двигаться как можно более бесшумно, я возвратилась в свои покои и, закрывшись, прижалась спиной к двери.

Обуревавшие меня чувства были весьма противоречивыми. С одной стороны, я радовалась тому, что для удовлетворения физических потребностей у виконта есть в замке другая женщина. Это оставляло шанс на то, что он не будет слишком сильно интересоваться на этот счет моей персоной. Если не будет интересоваться вообще, то тем лучше. С другой стороны, сколь это ни глупо, я чувствовала себя глубоко уязвленной. Как бы то ни было, я все-таки его невеста. И я только что приехала в замок. А он уже изменяет мне прямо здесь с экономкой, не слишком-то при этом и таясь? Да, знаю, нас всему этому учили. Измена есть грех в любом случае, но изменившую жену муж вправе выпороть плетью, а в случае повторной измены обойтись с ней и покруче, в то время как обманутой жене остается лишь покорно сносить свалившиеся на нее тяготы. Но это несправедливо! И он хотя бы ради соблюдения приличий мог проявить ко мне немного большее уважение!

И снова мне не давал покоя вопрос: зачем??? Зачем я понадобилась виконту? С какой стати он надумал взять меня в жены? Я совершенно лишняя здесь, в замке, и это весьма доходчиво было мне продемонстрировано. Об этом нашептывал гуляющий в коридорах ветер, об этом угрюмо молчали холодные камни, и, как я теперь понимала, об этом же всю дорогу надрывно скрипело то многострадальное колесо. А то, чему я стала свидетельницей сейчас, просто явилось последним подтверждением. Мне некуда идти и остается только смириться. Но, во имя богов, зачем???