Текст книги "Пожар"

Ольга Лаврова, Александр Лавров
Пожар

В складском помещении, заполненном самыми разнообразными товарами, находятся вперемешку холодильники и галантерея, самовары и мебель, обувь и радиоаппаратура, ящики с наклейками, коробки, тюки.

Рабочий день окончен. В конце центрального прохода полуотворены широкие двери, и сквозь них видны двор, огороженный забором, группа женщин, собравшихся расходиться по домам. Среди них заведующая складом Стольникова, ее заместитель Гуторская и кладовщицы. Сторож закрывает двери и навешивает на них большой замок.

– Дуся, ты опломбировать не забыла? – придерживает Гуторская Стольникову, двинувшуюся было прочь.

– Захотят утащить – пломба не спасет! – беспечно передергивает плечами заведующая.

– Порядок есть порядок, – наставительно произносит Гуторская, наблюдая, как Стольникова пломбирует замок.

Обе женщины направляются вслед за остальными. Минуя проходную, прощаются со сторожем.

– Счастливо, Николаша! – весело улыбается Стольникова. – Карауль получше!

– До свидания, – начальственно кидает Гуторская.

– Путь добрый, путь добрый! – Сторож провожает их глазами. – Эх, годиков бы двадцать с плеч!.. – Он сладко потягивается и зевает. На столе приготовлены чашка, термос, тарелка с сушками. Сторож запирает дверь проходной и садится чаевничать…

А в укромном уголке склада из-за ящиков поднимается тонкая струйка дыма…

Стемнело. За столом в неловкой позе спит сторож, не слыша рева пламени, которое бушует уже вовсю.

К горящему складу, зарево которого видно издали, по дороге, ведущей через пустырь, подъезжают светлые «Жигули». Приостанавливаются, потом объезжают склад сбоку. Но на пути машины появляется зевака, спешащий на пожар. Машина резко разворачивается и уезжает. Кто сидит за рулем, не видно.

Дежурная часть пожарной охраны принимает сигнал о пожаре. И через считанные минуты мчатся по ночному городу пожарные машины. Жарко полыхают деревянные складские постройки. Багрово освещен лежащий вокруг пустырь, пожарные машины и люди в касках, сбивающие пламя.

Полковник пожарной охраны дает по рации указания тем, кто работает внутри, среди огня:

– Очаг загорания нашли?.. Что? Повторите, не слышу!.. Что там хранилось?.. Пометьте чем-нибудь, это может быть ложный очаг!.. Сжимайте кольцо, сжимайте!..

Неподалеку один из его офицеров беседует со сторожем. Возле них стоит спасенный из вахтерки стул, на нем в беспорядке свалены плащ, кепка, термос с чашкой и еще какие-то случайно попавшие под руку мелочи. За гулом и треском огня слов не разобрать, однако по жестам ясно, что сторож вяло оправдывается, приговаривая восхищенно:

– Вот уж горит так горит! Ой, люто полыхает! Так и взметывает!..

В милицейском «рафике» мчатся к месту происшествия и наши герои. К их приезду пламя уже понемногу стихает. Знаменский и Кибрит отходят в сторону и разговаривают с полковником. А к Томину и Томилину спешит зевака:

– Опоздали! Уже и смотреть не на что! А что было! Что было! Языки до неба, честное слово!

– Вы откуда такой огнепоклонник? – осведомляется Томин.

– Я-то? Да прохожий. Случайно повезло! Я еще до пожарных успел!

– Какие-нибудь документы при себе есть?

– Заводской пропуск, – достает документ зевака.

– На всякий случай ваши координаты, – записывает Томин.

Подкатывает и резко тормозит такси, из него выскакивает кое-как одетая и встрепанная Стольникова. Перед открывшейся картиной в отчаянии всплескивает руками:

– Да что же это! Как же так?! Неужели все сгорело?! – Она всхлипывает. – Все дотла?!

Бочком виновато придвигается сторож. Стольникова, настроения которой вообще быстро меняются, обрушивается на него:

– Раззява! Губошлеп бессовестный! Ты что же со мной сделал? – Хватает и яростно трясет его. – Куда смотрел? Подлюга! Подлюга ты! Лучше б ты зажарился, старый хрыч! Завтра же уволю!

Рядом останавливается Знаменский, называет себя, спрашивает:

– Позвольте поинтересоваться кто вы?

Женщина снова ударяется в слезы.

– Стольникова… Заведующая…

– А вы?

– А я это… сторож я… – Он неудержимо зевает.

– Откуда вы узнали о случившемся?

Стольникова жестом указывает на сторожа:

– Он позвонил.

– Вы на складе единственное материально-ответственное лицо?

– Н-нет… на пару с Женей… Это замша моя, Гуторская.

– Заместительница, – «переводит» сторож. – Гуторская по фамилии.

– Ей вы тоже звонили? – обращается Знаменский к сторожу.

– У ней новый дом, – мямлит тот. – Телефона нету.

– Товарищ Стольникова! – окликает Знаменский.

Та с трудом отрывается от созерцания догорающих развалин.

– А?..

– Адрес Гуторской, пожалуйста.

– Малаховская улица, дом семнадцать, квартира… квартира тридцать два…

– Я съезжу? – предлагает стоящий рядом Томилин. – Увижу первую реакцию, а?

– Добро. А ты, Саша, разберись со сторожем.

Томин отводит шага на два сторожа:

– На складе кто-нибудь оставался?

– Ни единой души. Кроме меня, ясное дело. – Сторож трет смыкающиеся глаза.

– А если посторонняя душа захотела бы проникнуть?

– Невозможное дело. Все опломбировано. Опять же сигнализация… В общем, с охраной полный порядок.

– А в частности – сгорело. Сильны вы спать! Даже сейчас не проснетесь?

– Сам удивляюсь. У меня хроническая бессонница. Потому и в сторожа пошел… – Он снова мучительно зевает. – Извиняюсь. Никогда такого не было! Лег бы сейчас хоть на землю…

– А вы перед дежурством не того?

Сторож отрицательно трясет головой.

– Один чай пил, один чай! Вон мой термос, можете проверить.

– Проверить не мешает. – Томин берет термос, открывает, принюхивается. Чуть поколебавшись, забирает и термос и чашку.

Тем временем офицер пожарной охраны дает популярные объяснения Кибрит, поводя рукой в сторону склада:

– Сперва огонь охватил все, что легко воспламеняется. Отсюда первое направление. Потом он набрал силу и потек вширь. Но если, как в данном случае, прогорела крыша, то оказывал влияние и ветер…

– Извините, прерву, – появляется Знаменский. – Я вынес постановление о комплексной экспертизе. «Экспертной комиссии, – зачитывает он, – в составе представителя Пожарной испытательной лаборатории, пожарного надзора и криминалиста поручается установить…» Тут порядочно всего. Вот руководящий документ, приступайте. По горячим следам, – добавляет он с усмешкой.

– Да уж, горячей некуда – среди головешек. Куда я такая? – оглядывает себя Кибрит. – Придется вам меня одевать, – оборачивается она к офицеру.

– Сделаем. Только вот габариты, конечно… Народ у нас рослый…

Томин подходит к полковнику:

– Товарищ полковник, кто из ваших инженеров может со мной поработать?

– Илья Петрович! – кричит полковник.

– Угрозыск, – говорит Томин подходящему инженеру и пожимает ему руку. – Я понимаю, горело тут крепко. Но все-таки насчет сигнализации… Может, удастся обнаружить, была или нет повреждена до пожара?

– Пойдемте посмотрим, – соглашается инженер.

Возвращается «рафик», на котором уезжал за Гуторской Томилин.

– Пал Палыч, привез!

Знаменский взглядывает вопросительно, Томилин пожимает плечами: сообщить, мол, нечего.

Гуторская, аккуратная, элегантная, словно не среди ночи подняли, деловито, по-мужски протягивает Знаменскому руку:

– Гуторская, замзавскладом.

– У вас есть какие-нибудь соображения о причинах пожара? Такие, что надо проверить немедленно?

Женщина окидывает пожарище долгим хмурым взглядом.

– Пока соображений нет, – говорит она.

– Товарищ Стольникова! – зовет Знаменский.

Та появляется и бросается к Гуторской:

– Женечка, беда-то какая!..

– Перестань реветь, – сердито отстраняется Гуторская.

– Поедемте в управление, ненадолго. Прошу! – Знаменский приглашает женщин к «рафику». – Вы тоже, – говорит он сторожу.

– И кофта сгорела! – с новой силой сокрушается Стольникова. – Только-только в «Березке» достала! Сунула в письменный стол и забыла!

– Ну знаешь, сгорело гораздо более ценное! – раздраженно фыркает Гуторская.

– Само собой! А и кофту тоже до смерти жалко!.. Самая модная, от талии вот такой рукав… – ищет она сочувствия у Пал Палыча.

…Кибрит, утопая в огромном комбинезоне, отправляется с сотрудниками пожарной службы в глубь сгоревшего складского помещения.

Зевака бормочет вслед:

– Все загасили, одна вонь осталась.

В один из следующих дней Стольникова является на допрос во всеоружии женских прелестей.

– Вы так переживали, Евдокия Михайловна, а сегодня, смотрю, цветете и благоухаете, – с любопытством оглядывает ее Пал Палыч.

– Ой, до того переживала – не представляете! Столько добра прахом пошло. Тысяч под двести! Как вспомню – так носом хлюпаю! А сегодня подумала: вчерашний огонь слезами не зальешь. И пошла в парикмахерскую – самое лучшее средство для женщины, если неприятности. Наведешь красоту – и опять вроде жить можно! А плакать… – Кокетливо: – Небось с вами еще наплачусь. Хотя ну ни крошечки не виновата!

– Боюсь, не совсем так, Евдокия Михайловна. – Знаменский идет к сейфу и достает пухлую канцелярскую папку. – Жаль портить вам настроение, но вот тут у меня… – Он неторопливо развязывает тесемочки, а Стольникова с испугом ждет. – «Указание о перепланировке дымоходов», – читает Знаменский, перелистывая подшитые бумаги. – «Предписание о заключении электропроводки в асбестовую изоляцию», «Акт обследования…», «Предупреждение…». Знакомы вам эти документы?

– Знакомы! – с облегчением подтверждает Стольникова. – Пожарный инспектор после каждого обхода оставляет какое-нибудь предписание!

– А вы не выполняете!

– Да чтобы выполнить, не то что капитальный ремонт – новые склады надо строить! Со всякими там анализаторами дыма! Написать-то легко!

– Но если склад сгорел из-за несоблюдения противопожарных мер, для вас это обвинение в халатности.

– И что – под суд?!.. – ужасается Стольникова. – Пал Палыч, миленький, да таких бумажек на каждом складу кипы целые… и на предприятиях тоже! И никому ничего!

– До первого огня, Евдокия Михайловна. Пока везет. А не повезет да загорится как раз от того, про что вас предупреждали, тут уж… – разводит он руками.

– Ой, не расстраивайте вы меня, ресницы потекут!

Параллельно сотрудник БХСС Томилин беседует с Гуторской:

– Значит, склад был самого широкого профиля – от мебели до галантереи. И промтовары из него поступали в специальные магазины для работников вашего ведомства.

– Та же система у речников, шахтеров… Прекрасно знаете!

Гуторская немногословна и начисто лишена непосредственности, свойственной ее начальнице. Томилину приходится пускаться на мелкие хитрости, чтобы как-то ее расшевелить.

– Лишний раз уточнить не вредно. Такая служба, куда денешься! Скажите, ваши сотрудники обедали на складе или ходили в какую-нибудь столовую?

– Да куда там пойдешь?! Вы же видели – кругом пустыри и овраги!

– Не надо сердиться.

– Я не сержусь, но я человек деловой, люблю логику и точность. А ваши вопросы бессистемны… и, простите, лишены смысла!

– Суровая вы женщина!.. – Гуторская отмалчивается. – Ну, тогда поэксплуатируем вас как делового человека. – Он разворачивает на столе рулончик плотной бумаги. – Вот схема склада.

В кабинете Знаменского продолжается беседа с заведующей складом.

– Вы такой еще молодой и с виду добрый… А видно, уже зачерствели на своей должности, – укоряет Стольникова. – Женщина попала в беду, ей же нужно сочувствие!

– Есть обстоятельство, которое предостерегает меня от поспешного сочувствия, Евдокия Михайловна, – и, помолчав, спрашивает: – Когда ожидалась ревизия?

Стольникова растерянно хлопает ресницами – не ожидала атаки с этой стороны.

– Какая ревизия?.. – машинально повторяет она.

– Обычная, полугодовая.

– Не понимаю… при чем тут…

– Ревизия должна была проводиться через два-три дня.

– Возможно, но… мне же не сообщают… к вам, мол, едет ревизор!

– Вы заведуете складом четыре года. И ведомственные ревизоры всегда приходили в одни и те же сроки. Я прав?

– В общем-то, да… – сдается Стольникова. – Но что плохого, Пал Палыч? Подметем загодя двор, в складу приберемся, чтоб легче учитывать. Ревизоры только довольны! И начальство… Честно-то, Пал Палыч, кому нужны лишние приключения?

– А я вот недоволен. Для следователя пожар перед ревизией – вещь подозрительная. Напрашивается мысль о сокрытии каких-нибудь… непорядков.

– Пал Палыч, миленький! Ведь это ж несчастное совпадение, ничего больше! Клянусь всем святым! – Взгляд у Стольниковой открытый, тон искренний.

– Мне, Евдокия Михайловна, частенько клянутся, – усмехается Знаменский. – По-разному, конечно. «Провалиться на этом месте», «Чтоб мне счастья не видеть», «Пусть язык отсохнет»… Клянутся жизнью, могилой матери, здоровьем детей. Вы вот – всем святым. А что для вас святое?

Стольникова воспринимает вопрос с полной серьезностью и после паузы произносит торжественно и проникновенно:

– Я клянусь вам любовью самого дорогого для меня человека!

Закончив разговор со Стольниковой, Знаменский входит к Томилину.

– Кончаем, Пал Палыч, – докладывает тот, имея в виду схему склада, испещренную пометками Гуторской.

Знаменский наклоняется посмотреть.

– Так-так… Что тут за цифры?

– Кожаное пальто на меху, Югославия, – комментирует Томилин.

– Можно принять и за шестьдесят восемь, – указывает карандашом Знаменский.

– Под этим номером фен для сушки волос, – дает справку Томилин.

– Видите, какая разница? – обращается Знаменский к Гуторской.

– Нет, не вижу разницы. И шестьдесят три сгорело, и шестьдесят восемь сгорело.

– Все-таки напишите, пожалуйста, рядом поразборчивей, а внизу примечание: «Исправленному шестьдесят три верить» и подпись.

Гуторская раздраженно фыркает, внося исправление.

– Соображений о причине пожара у вас не появилось?

– Вряд ли следствие с ними посчитается. Будете валить на нас со Стольниковой – чего-нибудь там не соблюдали!

– Мы так кровожадно выглядим? – поражается Знаменский. Гуторская не отвечает. – Так я вас слушаю, – уже серьезно добавляет он.

– Да хотя бы молния ударила – вот вам и причина!

– Отпадает. Мы запрашивали метеосводку.

– Тогда самое вероятное – кинули окурок. Тлело, тлело, потом занялось. Сколько ни запрещай курить, за грузчиками не уследишь!

– Простой вариант… Не исключен, но в ряду прочих. Как вы, например, оцениваете тот факт, что склад сгорел накануне ревизии?

В отличие от Стольниковой, Гуторская готова к подобному повороту разговора.

– Оцениваю с большим сожалением! – чеканит она. – Случись пожар после ревизии, вы бы не задавали таких коварных вопросов! И таким невинным тоном!

Развалины после пожара мрачно чернеют при дневном свете. Кибрит и сотрудники пожарной службы осматривают их, фотографируют, берут пробы золы и пепла. Кропотливая, грязная, долгая работа…

У Пал Палыча дошли руки более обстоятельно побеседовать со сторожем Николашей. Николаша выглядит совсем стариком – понурый, угнетенный чувством своей вины.

– После работы в тот вечер никто на складе не задерживался?

– Не-ет.

– Может, дневной вахтер?

– Не-ет. Он меня еще за воротами встречает. Домой спешит, невтерпеж.

– И ничего примечательного не заметили?

– Все как обычно… Только вот когда я чаевничать наладился, Гуторская прибежала: чего-то на территории забыла.

– Минутку. Воду для чая вы где наливали?

– Я из дому приношу, в термосе. Сладкий, заваренный.

– Значит, прибежала назад? И сколько пробыла?

– Минут пять, наверно. Сумку какую-то вынесла.

– Пока она ходила туда и назад, вы оставались своей вахтерке?

– Там. Чтоб ей пройти, сигнализацию отключил, потом врубил обратно. Потом чуток радио послушал – и вдруг начало меня морить… Да ведь как уснул-то – замертво! Рядом огонь ревет, крыша рушится, от дыму не продохнуть, а я сплю! Вы только подумайте!

– Гуторская термосом не интересовалась? Не брала, например, в руки?

Сторож таращится в изумлении: экую нелепицу спрашивает следователь!

– Да что вы, на кой?! – И возвращается к прежней теме: – Прям наваждение! Вот вы отправляли на алкоголь проверять. Трезвый же я был?

– Трезвый.

– Видите как. Не иначе судьба! Мне юрист – рядом живет – сказал, статья есть. – Он тяжко вздыхает. – Статья сто.

– Да, статья есть… Вспомните, пожалуйста, куда вы отлучались до того, как сон сморил.

– Никудашеньки!

– Ошибаетесь.

– Нет, точно! Заступил на дежурство, пошел доложиться Евдокии Михайловне…

– Где она была?

– В конторке с Гуторской. И больше ни с места. Только, конечно, замок на склад навесил, когда бабы на автобус собрались.

– Уходили они поодиночке?

– Нет, гуртом проводил.

– А раньше, пока докладывались Стольниковой, вахтерку запирали?

– На пять-то минут?!

– Так. Пять минут она была безнадзорной!

– Ну к чему вы это, товарищ следователь?.. Знаю, виноват, сам себя казню. Да еще суд добавит! Старухе каково? Дочерям? Чего уж теперь задавать зряшные-то вопросы!..

– А того, что остатки вашего чая отданы на анализ. И в них обнаружено крепкое снотворное.

У ошеломленного сторожа глаза лезут на лоб.

– Пока об этом никому ни слова, поняли? И давайте думайте, кто мог подсыпать.

– На кого ж я такое подумаю?!.. Что вы!..

Томин прохаживается у ворот небольшого завода. Оттуда появляется группа людей, среди них зевака.

– Привет огнепоклоннику! Не узнаете?

– Почему? Узнаю.

– У меня два-три вопроса.

– Хоть двадцать три!

– Как вы очутились на пожаре?

– От приятеля домой чапал. Гляжу – полыхает! Понятно, завернул.

– С какой стороны вы приближались?

– Да там сзади тропка на дорогу выводит. Я по ней.

– Никого рядом не видали? Не встретили?

– Откуда? Позднотища же?.. Только подлюга одна подъезжала из интереса. Поглазела, развернулась и уехала. Даже из машины не вылезла! А я вижу – окошко светится, давай в дверь барабанить. Еле сторожа добудился! Начали пожарным звонить, потом барахлишко таскали, боялись – на хибарку его перекинется…

– Ну-ка поподробней, что за машина, – прерывает его Томин.

У Знаменского собрались Кибрит, Томин и Томилин. Кибрит вооружена актом экспертизы и схемой склада, размеченной сотрудниками пожарной службы.

– Зинаида, не углубляйся в дебри! – просит Томин.

– Тебе неинтересно, а я увлеклась. Пожарно-техническая станция меня прямо заворожила!.. Ну ладно, изложу попросту. – Она откладывает акт. – Сначала думали, что пожар в месте наибольшей степени обгорания. Но когда учли все условия, влиявшие на распространение пламени, мнение изменилось. Первоначальный очаг оказался здесь. – Она обводит небольшой участок на плане. – Судя по черепкам, тут стояли ящики с посудой и, следовательно, было много упаковочной стружки.

– Совершенно точно, – поддакивает Томилин, сверяясь со своей схемой. – Номер семь – чайные сервизы «Весна».

– А хоть какие-то данные, отчего загорелось, – не терпится Пал Палычу.

– Кое-какие есть, – небрежно произносит Кибрит, чтобы поэффектней подать новость. – В том месте на бетонном полу найдены следы бензина, – она загибает пальцы, – осколки бутылки и свечной парафин.

– Так это ж умышленный поджог! – восклицает Знаменский.

– Молния… окурок… – вспоминает Томилин в сердцах.

– Нет, погодите. Получается, плеснули бензину, чиркнули спичкой и пошли? Заперли горящий склад – и по домам? А сторожа усыпили? Такой вот дружный общий сговор… Как-то странно, братцы!

– Не обязательно сговор, Пал Палыч, – возражает Кибрит. – В заключении об этом не сказано, но мы много обсуждали… И по расчетам – конечно, предположительным – до ящиков пламя добралось не сразу. Не стану утомлять Шурика подробностями, но могло и двадцать минут пройти, и даже тридцать, а тогда уже начало разгораться всерьез.

– То есть можно было чиркнуть спичкой и удрать? Причем еще до конца работы? И при опломбировании ничего не заметили?

– Да, Пал Палыч.

– Если расчеты достоверны, снимаю шляпу! – говорит Знаменский.

– Я б в пожарники пошел, пусть меня научат!.. Как будем дело делить? – произносит Томин, обращаясь к коллеге. – Тематика вроде бы хозяйственная – карты в руки БХСС. На чужое мы не посягаем!

– Мы тоже, – в тон отзывается Томилин. – Если хищение – область моя. Но если воры посторонние – раскланиваюсь и исчезаю со сцены.

– Пока всем работы хватит. – Пал Палыч хочет, чтобы Томин остался вести расследование. – Давайте малость порассуждаем. Сторож прибыл без четверти семь, как всегда. Тотчас отправился к начальству. Это единственные пять-семь минут, когда термос был без присмотра. Но все это время Гуторская и Стольникова находились в конторе. Кто подсыпал снотворное?

– Икс, – говорит Томилин.

– Он же поджигатель?

– То ли он, то ли неведомый сообщник.

– Еще, значит, игрек, – замечает Томин. – Не исключен, между прочим, и зет. Зевака на пожаре – помните его? – видел загадочные «Жигули». Подкатили к складу, постояли и умчались. За рулем сидела женщина. Нет-нет, – отзывается Томин на оживление слушателей, – приметы неизвестны. Но сдается мне, сия особа являлась проверить, хорошо ли горит.

– Шурик, не разводи хитростей на пустом месте! – урезонивает Кибрит. – Женщина помчалась звонить по ноль один.

– Если бы, Зинаида, если бы! У пожарных четко: все сообщения дежурному параллельно пишутся на магнитофон. И там зафиксирован только звонок сторожа. Этого самого Николаши!

– Какая модель «Жигулей», твой зевака не разглядел? – спрашивает Томилин.

– Светлая «двойка», универсал.

– У складских ни у кого «двойки» нет, – задумчиво произносит Томилин. – А любопытно бы познакомиться с этой дамой.

– Сомневаюсь, – пожимает плечами Кибрит. – Ну, мне пора.

– Зиночка, подожди, пожалуйста, – останавливает Знаменский. – Есть одно соображение…

– Сомневаться вольно во всем, – продолжает между тем Томин. – Я вот возьму и не поверю, что Николашу усыпили!

– И что предложишь взамен? – живо оборачивается Пал Палыч.

– Сам намешал дряни в чай. И набивался потом со своим термосом: проверьте, мол, что за жидкость, меня споили, я чистенький!

– Ты серьезно? – удивляется Кибрит.

– Нет. Но только потому, что очень он непритворно зевал! А вообще-то ничего нельзя скидывать со счетов. И даму в «Жигулях» тоже. Пламя было яркое, а сколько темного! Каламбур на скорую руку…

– Не столько темного, сколько пока не доказанного, – возражает Томилин.

– И темного хватает, – поддерживает Томина Пал Палыч. – Я не зачисляю сторожа в иксы и игреки, однако… Предположим, он скрыл визит какого-нибудь дружка. Дружок в тот вечер просто заглянул проведать. Но у него дурная репутация, поэтому лучше умолчать. Между тем дружок незаметно сыпанул в термос сонных порошков, потом под храп Николаши появились прочие дружки, вывезли со склада все, что понравилось, а для маскировки следов учинили пожар. Опровержения будут?

– Нет, – отвечает за всех Томин. – Правомерная версия. И – благо это по моей части – начинаю изучать Николашину биографию и круг знакомств.

– Пал Палыч! – Кибрит постукивает по циферблату наручных часов. – Время бежит – что ты хотел?

– Прежде всего услышать твое личное мнение. – Знаменский слегка «подлизывается» к ней ввиду предстоящей просьбы.

– Если с женской колокольни, я бы сказала, что этот склад – маленькое бабье царство. Возможны интриги, острая вражда.

– Однако с юридической колокольни к словам «поджог» и «ревизия» так и напрашивается слово «хищение»! – подхватывает Томилин.

– Ладно, – заключает Пал Палыч, – проверять будем все: Николашу, вахтера, образ жизни складских работников, вариант женской мести и тэ дэ и тэ пэ. Но по линии хищения мы плотно упираемся в вопрос о недостаче.

– Документы, естественно, в ажуре, – вздыхает Томилин. – А доказательства огонь скушал. Вот тут и…

– Может, не совсем скушал? – прерывает Пал Палыч. – Ничто не сгорает абсолютно бесследно, а, Зина? Насколько я понимаю, для химика сгоревшая пластмасса все-таки пластмасса, а не кожа и не дерево.

– Ну, теоретически…

– А практически? – настаивает Знаменский.

– Да ведь вам нужно количество! Число предметов!

– Мы не будем добиваться, восемнадцать шуб спалили или девять. Если недостача, то крупная, иначе бы не жгли!

– Одна шуба или пятьдесят, Зинаида Яновна! – присоединяется Томилин. – В таких пределах можно определить?

– Н-не знаю… Невероятный объем работы – и на пожарище, и в лаборатории… С ума сойти!..

– Зиночка, нет таких крепостей!.. Тем более ты начальник отделения, можешь добавить еще группу экспертов!

– Пал Палыч, разве моей группы хватит?

– Зинаида, ты никогда нас не подводила! – напоминает Томин.

– Прямо беда с вами… – Кибрит встает.

– Мы договорились? – давит Знаменский.

– Не знаю… попробую, но…

– Сегодня же?

Кибрит взглядывает на часы.

– Тираны вы! У меня ж и других дел невпроворот!.. Ну ладно, еду в испытательную лабораторию, оттуда позвоню.

– Та-ак, – говорит довольный Пал Палыч после ее ухода. – Возникает необходимость охранять пепелище. А то вездесущие мальчишки…

– Сделано, Пал Палыч, – докладывает Томилин. – Я на всякий случай распорядился, чтобы и вахтер, и сторож выходили к складу и не допускали посторонних.

– И я подстраховался, – признается Томин. – Попросил тамошнее отделение милиции приглядывать. Чтобы считали местом происшествия, где работа не закончена. – Он смешливо косится на коллегу. – Трудно нам разграничить сферы влияния!

– Сочтемся славою, абы на общую пользу, – примирительно улыбается тот. – Пал Палыч, если напрячь интуицию, кто поджигатель?

– Пока интуиция молчит. А поджигатель – ключ ко всему…

По территории грузовой автобазы шагает начальник колонны. Рядом юлит щегольски одетый, заискивающий и одновременно нагловатый шофер Костя, смазливый, пухленький, длинноволосый парень лет двадцати пяти.

– Начальник, дай отгул! Бабушка ногу сломала! Доктора надо, лекарства всякие…

– Вечная песня!

– У нее, кроме меня, никого! – жалобно врет Костя.

– Если считать, это пятая, не то шестая твоя бабушка! Скольких ты уже в последний путь провожал? Имей в виду – еще одна помрет, ищи себе другую работу!

– Не нравится Костя – пожалуйста, в любом автобусном с поклоном примут!.. – и, видя, что начальник нахмурился, нажимает: – Дай отгул! Позарез нужно! Личные обстоятельства!

– Когда? – бурчит начальник, злясь, что приходится уступать.

– Прям сейчас! Ну, порядочек, спасибо! – Костя резво пускается прочь, пока начальник не передумал.

Спешно помчался Костя укладывать многочисленные свои пожитки. Среди них ни единой книги, но одежды хватило бы на троих. Умяв и застегнув второй чемодан, Костя утирает влажный лоб и выходит на лестницу, с силой захлопнув за собой дверь с красивой табличкой «Е. М. Стольникова».

На очередном допросе Стольникова заторможенная и сникшая.

– День был суматошный, Пал Палыч. Конец квартала. Привоз, увоз… Одним надо сбыть на склад готовую продукцию. Магазины рвут дефицит для плана. Иной раз прямо во дворе с машины на машину перегружают. У нас с Женей только глаза туда-сюда бегают, как бы чего не напортачить. На кило худеешь за такую смену, честное слово! А вы спрашиваете: кто был? что делал? куда ходил? Не сумею я ответить…

– Меня больше всего интересуют последние полчаса рабочего времени.

– Да тут уж как раз схлынуло. Мы даже сели чай пить… – Она что-то вспоминает, хмурясь, задумывается.

– Евдокия Михайловна, ваши мысли куда-то упорхнули.

Та грустно-виновато улыбается:

– Да…

– В конце левого прохода стояли ящики с посудой?

– Стояли.

– Оттуда к вечеру забирали что-нибудь? Или сгружали из нового привоза?

Стольникова отрицательно качает головой:

– Посуда давно попусту место занимала. Тот угол у нас вообще был неподвижный – на что спросу нет… – Она опять умолкает.

– Что с вами приключилось? На себя не похожи.

– Дома неладно… – с заминкой признается женщина. – Как-то вдруг…

– Недаром подмечено: беда одна не ходит.

– Ой, не надо так говорить! – вскидывается Стольникова с испугом. – Должно наладиться! Мало ли что случается, а потом налаживается!

– Тоже верно… Расскажите-ка, Евдокия Михайловна, какие у вас отношения с людьми.

– По работе? Кладовщицы меня ругают, что ли?

– Дружно хвалят.

– Да? Я иногда могу и пошуметь… но в общем-то нормальные отношения.

– А с заместительницей? Конфликтов не было?

– С Женей? – удивляется Стольникова. – Чего нам ругаться?.. Честно сказать, зануда она, Пал Палыч. Сухарь… Такая начальница – кошмар! А заместительница – вполне! – Отвлекшись от печальных мыслей, Стольникова несколько оживляется.

– Тогда копнем шире: вне работы были у вас враги?

– Враги?..

– Да, готовые крепко насолить.

– Кое-кто, возможно… – говорит она, помолчав. – Не знаю… не задумывалась как-то… Немножко странный разговор…

– Ничуть, Евдокия Михайловна. Ведь на складе был совершен поджог.

– Как поджог?! – страстно восстает Стольникова. – Не может быть поджог!.. Пал Палыч, миленький, что вы!!

– Вот заключение экспертизы. Вывод из него однозначен.

Стольникова берет протянутые листы, пытается читать.

– Буквы прыгают… – Она роняет бумагу на стол.

– Пожар возник между ящиков с посудой. Не исключено, что спичкой чиркнули еще до опломбирования замка.

– До опломбирования?.. Но были только свои! А я вообще вышла последняя… самая последняя… Пал Палыч!

– Я не утверждаю, что это сделали вы. Но кто тогда?

Лицо Стольниковой темнеет, глаза смотрят мимо Знаменского.

– Соберитесь, Евдокия Михайловна, сосредоточьтесь! Конечно, поджигатель осторожничал, чтобы не заметили. Кладовщиц я тщательно опросил – пока ничего. Но вы все-таки попробуйте припомнить… или догадаться.

Пал Палыч вопросительно ждет, но до женщины уже не доходит смысл его слов.

– Ну и подлость… ну и подлость… – шепчет она с искаженным лицом. – Это надо ж додуматься! – И непонятно, на весь ли род людской негодует или проклинает кого-то конкретно. Вдруг ослабев, стонет: – Господи!.. – и прижимает руки к груди.

– Сердце?

Она не слышит.

– Валидол есть, Евдокия Михайловна?

– А?.. Отпустите меня… Пожалуйста!

– А не лучше ль посидеть, успокоиться? И мы обсудим ваши подозрения.

– Нет! Нет! Ничего я сейчас не соображаю! Обухом по голове! Мне срочно надо, срочно… пройтись по воздуху! Пал Палыч, миленький!..

После короткой паузы Знаменский подписывает пропуск.

– С условием, что завтра в двенадцать вы будете здесь.

– Да-да… обязательно! До свидания!.. – Она стремительно выходит, оставляя Пал Палыча в раздумье.

Мечась вдоль тротуара, а порой выбегая от нетерпения на проезжую часть, Стольникова ловит такси. Но то ли остановка тут запрещена, то ли по иной причине – машины не тормозят.

Тогда она достает полусотенную купюру и за уголок поднимает в протянутой руке.

Тотчас к тротуару подворачивает «Волга» с надписью «Аварийная».

Томилин в беседе с Гуторской пытается выяснить ее отношения с сослуживцами.

– Значит, прежний заведующий ушел на пенсию и прислали Стольникову.

– Да, прислали.

– По мне, надо бы вас назначить!

– Я бы тоже себя назначила, – сухо замечает Гуторская.

– У вас гораздо больше данных…

– Зато она умеет подольститься к мужчинам! – не удержавшись, поддается Гуторская на лесть. – Обошла, кого надо, в ГлавУРСе. Богатый опыт! Вы не видели ее трудовую книжку? Стюардесса, буфетчица на теплоходе, завтурбазой… Трех мужей сменила… Если кто поддерживал порядок на складе – так только я. Стольникова совершенно безалаберная!