Текст книги "Жили-небыли"

Глава 6

Алена спускалась по лестнице, глядя Питеру в затылок. В конце каждой лестницы он перепрыгивал через две-три ступеньки. Двери квартир были разными – металлическими, обитыми деревянными рейками или коричневым дерматином. В подъезде стоял типичный для таких домов запах – сырости, захламленности, жизни, бегущей по кругу. Все площадки, однако, были пусты, а лестницы – чисто подметены.

Невольно Алена задумалась: кто живет за этими дверями, как вообще могут выглядеть жильцы дома, где расположен портал между мирами? Догадываются ли они о таких соседях, ругаются ли вечерами, что снова «шастает тут кто-то, вечно люди новые»?

Питер придержал тяжелую входную дверь, и она поторопилась на выход, не успев кинуть взгляд на почтовые ящики. Кажется, в каких-то белели рекламные флаеры.

– Голову береги, – посоветовал ее спутник.

Машинально она пригнулась, хотя с ее небольшим ростом в стандартный дверной проем, конечно, вписывалась. Но тут они оказались не у подъезда хрущевки, а… Алена не поверила своим глазам: внутри пирамиды-лазалки на детской площадке!

– Что это? – сказала она севшим голосом, несмело коснувшись металла.

– Выход, – удивился Питер.

Алена запрокинула голову в поисках многоквартирного дома, но ничего, кроме сужающихся пролетов лазалки, не увидела.

– Ра… ракета, что ли.

– Ну типа. Не знаю, о чем там думали конструкторы. Главное, что под прутьями ты вряд ли пролезешь, тебе придется подняться повыше и выбраться через верх. Сможешь?

Сам он уже проскользнул низом и смотрел на нее снаружи через ледяные прутья, как на узницу. Деваться было некуда, Алена подтянулась, уперлась босыми ногами в облезлые перекладины и выбралась из круглого отверстия, но спускаться не спешила. Предположим, ей понравился обзор. Панельные многоэтажки, дорожки, заросшие льдом, как не полюбоваться.

– Почему не горка? – спросила она, махнув рукой в сторону резного деревянного домика на вершине комплекса. – Гораздо удобнее же в любую погоду.

Питер пожал плечами.

– В нашем деле важна прозрачность.

– Чтобы видеть, что там нет детей в момент приземления?

– Прозрачность вообще. Если ты прозрачна, тебе все равно, есть ли там дети.

– Недвусмысленность? Незамутненность?

Он кашлянул, как будто от смущения, и протянул ей руку, чтобы она слезала.

– Прозрачность как она есть. Ты такой неопытный призрак…

Алена об этом пока не задумывалась, хотя нельзя сказать, чтобы совсем не ожидала ничего подобного.

– Я не умерла, – уперлась она.

– Пфф! – он закатил глаза. – Какая разница. Ты хочешь, чтобы все видели, как ты разгуливаешь по снегу босиком? Не боишься, что тебя заберут в полицию, в больницу, в психушку?

Это был резонный вопрос. Она взглянула на себя как бы со стороны – босая, странная девушка в просторном балахоне и да, босиком, главное, босиком.

– А что же делать? – дрогнула она.

– Во-первых, спустись на грешную землю, у меня уже рука затекла.

Он дернул ее за ногу, не сильно, не так, чтобы она упала, а чисто по-мальчишечьи, из вредности.

– А потом?

– А потом мы с тобой, конечно же, взлетим. Если лететь на определенной высоте, никто нас не увидит. Это такая оптическая иллюзия. Да горожане вообще редко отрывают глаза от земли. Ну давай уже живее, сейчас собачники выйдут, а от собак отбиваться прозрачность мало помогает!

Она спустилась по перекладинам и спрыгнула в грязь.

– Руку! Закрой глаза. И представляй себе, как ты отрываешься от земли… Нормально, еще немножко… можешь открывать.

Алена висела в воздухе вертикально, как стояла перед этим на земле, вцепившись в теплую руку Питера, метрах в двух над лазалкой. Он улыбался.

– Я всегда представляла себе, как лечу как бы лежа, ну как птица, чтобы виднее было, – сказала она неуверенно. – Хотя, конечно, смешно говорить, что птицы летают лежа… Или как будто плаваешь, плаваешь же вроде как лежа.

– Как угодно, – заверил ее Питер, оторвал руку и перекувыркнулся в воздухе.

Забавно, но ей не казалось, что она «стоит» на воздухе уверенно, тем более она не решилась бы делать сальто. Наверное, дело в опыте. Неожиданно она зевнула во весь рот.

– Кислород начал поступать! – отметил он. – Нам надо еще выше, с глаз долой, из сердца вон, поближе к кислороду, так будем прозрачнее.

– Насколько… выше?

Он показал на многоэтажки. Конечно, нельзя было парить на уровне окон, нужно подняться выше крыш. Подняв руку в явной пародии на Супермена, Питер взмыл туда, и Алене оставалось только последовать за ним, отталкиваясь руками от воздуха, как будто и впрямь при плавании.

Город с высоты птичьего полета выглядел странно. Дворы были похожи на маленькие аквариумы, в которые люди очертя голову заныривают из своих многоэтажных причудливых инкубаторов. Тропинки сливались в тротуары, тротуары примыкали к улицам, проезды вели к широким магистралям, а те, как полноводные реки, несли миллионы автомобилей – только не к единственному и неповторимому морю-океану, а сразу в двух противоположных направлениях.

Питер все-таки отправился к реке, к белой пустой полоске, отдыхающей сейчас от кораблей. Алена видела, как жмутся к ней оголенные деревья. Промелькнула ухоженная набережная, потянулись неряшливые доки. Она приноровилась к полету, вспомнив ощущения, знакомые по снам. Там всегда была река, безымянная, неизменная, но в сновидениях обычно царило лето, деревья с пышными кронами весело сбегали по зеленому откосу, и над водной гладью кружились ненасытные чайки.

– Куда мы? – крикнула Алена.

Питер заложил вираж, чтобы оказаться с нею вровень.

– Тебе виднее.

– Я не знаю!

– Ты не слышишь голос, не зовет тебя дочка-то?

Алена будто с размаху вляпалась в воздушную яму: «дочка» – слово странное, непривычное, незнакомое, неродное, да и не слышит она, не слышит она ее голоса! Что ж она за мать такая?

Но – да, какая из нее мать? В то, что она Летучая Мышь, и то поверить легче!

– Не слышу, – призналась она сокрушенно.

– Тогда у нас два пути…

– Даже два?

– Во-первых, нужно обратиться к наследству.

– К чему?

Он закатил глаза.

– Следы, понимаешь? Ты в жизни наследила? Где-то твой след остался? Ребенок берет себе твое наследство. Ты что ему оставила?

– Ни… ничего.

– Это тебе так кажется. Осталось, осталось много зарубочек.

Алена вовсе не была так уверена. И город казался незнакомым.

– А второй выход у нас какой?

– Почта, конечно! Отправимся на почту и узнаем, не послал ли тебе кто письма до востребования.

– Это особая какая-то почта? – уточнила она.

– Ну разумеется, не почта России. И не голубиная, как ни странно, – засмеялся он. – Так как там с наследством, не вспомнила ничего?

Она покачала головой. После ее непредвиденного исчезновения из мира живых квартира, скорее всего, отошла государству, ведь родственников у нее не осталось. А ничем другим она обзавестись не успела.

– Тогда на почту. Она обычно там же, где Главпочтамт. Помнишь?

– Откуда мне знать?

– Но это же твой город, детка. Вспоминай давай.

Алена будто протерла глаза: все абстрактные площади, коробки микрорайонов, улицы, изгибы реки и кресты церквей вдруг встали на места, и перед ней проявился старый знакомый Темнобор, город, где она провела все детство. Вот тянется к облакам стрела-башня железнодорожного вокзала, а вон там сквер, где малахитовые елки и гранитные ладони заслоняют от ветра Вечный огонь.

– И правда, – медленно проговорила она.

– Ну так где Главпочтамт?

Алена подумала и махнула рукой вперед: они летели в правильном направлении. Неподалеку виднелся круглый серебристый купол, а от него под желтую арку – там рукой подать. Она вспомнила, как ходила с мамой на переговорный пункт, ждать звонка от папы, который часто ездил в командировки. Потом, когда папа умер, она бегала туда одна, зная, что он больше никогда не позвонит, но, притворяясь, сидела среди ожидающих звонка и делала вид, что и ее скоро вызовут. Главпочтамт был в том же здании, но с другого входа.

– Спускаемся, – скомандовал Питер.

Он бесстрашно обрушился в глухой дворик и встал на засыпанном снегом газоне между парой синих елок, незаметный для окружающих. Она спикировала вслед за ним, как раненая орлица, притормозила у самой земли и снова спохватилась: как же она босиком по снегу, что скажут люди?

– Не беспокойся, – махнул рукой ее спутник. – Они тебя не увидят. Мы отведем им глаза. Мы в тумане, они в дурмане. Сейчас уже не страшно.

– А на почте как же?

– Ну там же не люди работают, – свысока, как ребенку, пояснил он.

А кто? Спросить Алена не решилась.

Она осторожно приземлилась и зашагала по тротуару, а потом оглянулась: на снегу оставалась четкая цепочка отпечатков босых ног. Только и надежда на отвод глаз, иначе кто-нибудь точно насторожится. Ей самой было дико видеть эти отпечатки, но хоть холода она не чувствовала, и на этом спасибо. Питер же, кажется, не стал касаться снега, он лишь имитировал ходьбу, а на самом деле парил в сантиметре-двух от земли. Вот хитрый! Надо бы и ей так наловчиться…

Рискуя показаться занудой, она все же дернула Питера за рукав и указала ему на следы. Он обернулся, широко взмахнул рукой, а затем вывернул жест снизу наверх – и следы пропали. Поднялся еле слышный ветерок и замел снег. У Алены отпала челюсть. Увидев это, он расплылся в широкой улыбке.

– Прикольно, да?

– Да, очень! – искренне сказала она.

Повелевать ветрами, даже в миниатюре, кому же это подвластно? Ей все больше не терпелось узнать, какова природа ее загадочного проводника. Но разве ж он скажет? Остается присматриваться и прислушиваться.

– Почта, – напомнил он.

Вот она, эта облупившаяся желтая арка. Впрочем, в арку – это переговорный пункт, а чтобы попасть на почту, надо обойти кругом едва ли не целый квартал.

– Так туда или сюда?

– Почта в этом здании, а вход там, но неужели мы можем просто так завалиться в этот общий зал? Ведь там, куда нам надо, «не люди работают», как ты говоришь… Может, нам какой-то другой отдел, задний ход?

Питер внимательно изучал пятиэтажное здание почтамта и переговорного пункта, слепленное бочком, как пельмени в пачке, с такими же длинными старыми домами. Алена тоже подняла взгляд. Крошечные балкончики шириной в один-единственный шаг, конечно, украшали фасад, но ни для чего другого не годились. Впрочем, ушлые горожане старались как могли: где-то под снегом отдыхал заслуженный велосипед, где-то – батареи пустых стеклянных банок (не до заготовок было этим летом, видимо), а некоторые жители воздвигли алюминиевые или деревянные рамы и застеклили себе эти кукольные уголки.

– Нам туда, – решил Питер и вновь оторвался от земли.

Он подлетел к балкончику на втором этаже, ухватился рукой за шаткие перильца и протянул вторую руку Алене, чтобы она не промазала. Вдвоем на балконе было уже не поместиться, поэтому ее он покамест оставил снаружи. Алене было не по себе без твердой почвы под ногами. Равновесие она худо-бедно не теряла, но ведь нет ничего ужаснее, чем болтаться, как рыбка в сачке, и она дернула Питера:

– Ну!

– Ошиблись балконом, – заявил он хладнокровно, ткнув пальцем в новую пластиковую раму. – Это не наш контингент.

– Не наш что?

– Смещаемся правее.

Он взмыл вертикально, таща за собой Алену, словно тряпичную куклу, и переместился на соседний балкон. Там дверная рама была деревянной, почтенного возраста, и немного рассохлась. Покраска бы ей точно не помешала.

– Вот это другое дело, – одобрительно кивнул Питер.

Глава 7

На стук открыла молодая женщина. Темные волосы, подстриженные под каре, были заправлены за уши, форменная одежда состояла из белой блузки и черной юбки. Не выказав удивления (наверное, и не такое видала), она отступила в глубь комнаты, пропуская визитеров. Алена шагнула на пол, выкрашенный желтой краской, и со смущением увидела, что налипший на ноги снег отпечатывается на полу грязными лужицами.

– Здравствуйте, – уверенно начал парень. Сейчас он и правда выглядел как молодой мужчина. Алена не заметила, когда он начал метаморфозу, после полета ей все казалось зыбким и плывущим.

– Здравствуйте, – отозвалась строгая женщина.

– «Ирина», – прочитал он вслух по бейджу. – Ирина? Мы не встречались с вами раньше?

– Не припоминаю.

Голос ее был сухим, как и подобает сотруднице почты при исполнении служебных обязанностей. В воздухе витал знакомый запах – сургуч, что ли? Алена увидела длинный прилавок из дерева с закрепленным над ним куском стекла, весы и моток бечевки, в витрине – конверты, марки и новогодние открытки, а в глубине, за спиной сотрудницы, многочисленные ячейки для почты и запертые стальные ящички с номерами. Неужели абонентские ящики? Неужели у них так много абонентов? Для кого же приходит корреспонденция? И… от кого?

– «Ирина», – повторил Питер с нажимом. – Человек. Надо же. Никогда еще не видел, чтобы на нашей почте работал живой человек.

– Дует ветер перемен, – ответила она с легкой иронией.

– Бе-зу-словно…

По тону Питера можно было сделать вывод, что его такие перемены не радуют, хотя лицо его сияло приветливой улыбкой. Алене захотелось взглянуть ему в глаза, чтобы понять, что он на самом деле чувствует, – или хотя бы определиться с тем, что он транслирует. Но он стоял впереди, и обходить его, чтобы заглянуть ему в лицо, было бы не с руки. Да, она совсем ничего здесь не понимает. Пора с этим смириться.

Ирина закрыла балконную дверь на все три задвижки и вернулась на свое место. Алена успела заметить, что перед нею лежали ножницы и бумажные салфетки, из которых сотрудница до прихода клиентов вырезала снежинки. Это было трогательно и неожиданно. Раньше, готовясь к Новому году, все старались сотворить что-то из ничего: рисовали акварельными красками на витринах магазинов и зеркалах парикмахерских, прикручивали к ниткам куски ваты и вырезали такие вот снежинки из салфеток, цветной бумаги и фольги от чайных пачек. Это потом пришли времена дешевых электрогирлянд из Китая.

– Ну? – сказала сотрудница почты в лучших традициях российской сферы обслуживания.

Алена все ждала, что говорить с ней, как абориген, будет Питер, но он молчал.

– Вообще мы обслуживаем по одному клиенту, – добавила весомо Ирина. – Второй ожидает своей очереди вне зоны слышимости. Конфиденциальность – наш приоритет.

– О, – оценил Питер. – Это интересно! Не обращайте на меня внимания, я всего лишь сопровождаю эту… особу.

Он сделал шаг назад и привалился спиной к крашеной стене, на которой виднелись рекламные плакаты, воспевающие как раз конфиденциальность и еще что-то настолько же нелепое. Кажется, страхование имущества.

– Это, конечно, весьма необычно, – сказала сотрудница. – А я-то думаю, каким ветром занесло…

– Довольно, – перебил парень. – Обслуживайте клиента.

Алена покачала головой. Антагонизм между Питером и Ириной – тем более непонятный, что они, как признали сами, никогда не встречались раньше, – не оставлял ей шанса, чтобы как следует расспросить девушку о том, что происходит, что тут за правила и где вообще затесалось это «тут». Сама она успела шагнуть за грань жизни, но не добралась до грани смерти, застряла на нейтральной территории под названием остров Буян. Оттуда, как предполагалось, она вернулась ненадолго в мир живых, а тут вдруг обнаружилась не только «конспиративная квартира», но и почтовый офис – очевидно, один из многих, всего лишь звено длинной цепи. Целая нейтральная прослойка прямо здесь, в России, под носом у обычных, живых людей?

Да что «под носом», если в этой структуре и работают обычные, живые люди?

– Я давно тут не была, – начала она, раздумывая. – В смысле в этом городе. Ну и в этом мире, если так можно выразиться. Дело в том, что я…

– Мне еще пол за вами мыть, – поджав губы, поторопила Ирина.

– Вы уборщица! – театрально щелкнув пальцами, воскликнул из-за Алениной спины ее спутник.

– По совместительству, – глазом не моргнув, отвечала сотрудница.

– Вы уборщица и самозванка. Живые люди не работают на таких должностях.

– А кто, по-вашему, на них работает?

Этот вопрос интересовал и Алену: каким существам принадлежит эта система и откуда они берутся? Самозванкой можно было смело называть и ее саму, растерянную, будто выброшенный на берег дельфин. Здесь есть почта, есть операторы телефонной связи – неужели живым и мертвым дозволено общаться между собою? Это призраки пишут письма родным и друзьям, а те, кто задержался на этом свете, шлют телеграммы и даже бандероли на тот? Или система обслуживает только магических существ, вроде Привратниц? Алена не знала даже, как называется ее собственная «должность» в системе, ведь нельзя же всерьез считать, что ее именуют «Летучей Мышью». Или можно?

– Позовите директора, – потребовал тем временем Питер.

– Какого еще директора? Сотрудников у нас не хватает, и в офисе сейчас я одна.

– Но вы уборщица, а не оператор.

В балконную дверь постучали, хотя через стекло никого не было видно. Ирина взяла себя в руки и обратилась к Алене:

– Вот и следующий клиент. Быстрее говорите, что вам нужно, или я вызову охрану.

Питер умолк. Алена решилась.

– До востребования посмотрите, нет ли чего для меня. Мое имя Кривицкая Алена Вячеславовна. Адрес… в этом городе я больше не проживаю, сейчас мой дом на острове Буяне.

Как и телефонный оператор, Ирина уточнила:

– На котором?

– Который второй, не тот, что в Северном Ледовитом океане. Я там… работаю.

– Ага.

Ирина полистала какой-то толстый синий справочник в бумажной обложке, затем поднялась на ноги и подошла к деревянным ячейкам, разглядывая разложенную там корреспонденцию.

– Только у меня паспорта нет, – вспомнила Алена.

Оператор прыснула.

– Угу, – ответила она потом, – это ничего. Попробуем без него как-нибудь. Да.

«В очередной раз ляпнула глупость, – улыбнулась про себя Алена, – ну хоть обстановку немного разрядила». Питер сзади нетерпеливо стучал ногой. «Уборщица, не уборщица, мне лично все равно. Появится ли хоть какая-то ниточка?»

Это казалось нереальным. Откуда крошке, по ошибке прилетевшей в этот мир к отсутствующей маме, знать ее ФИО? Где уж ей отправить весточку через эту загадочную почту…

Ирина повернулась, в руках у нее была небольшая синяя коробка.

– Кривицкая Алена Вячеславовна? – повторила она. – Посылка вам до востребования.

Питер подался вперед, резко, как хищник, увидавший добычу.

– Мне? – дрогнувшим голосом переспросила Алена и протянула вперед обе руки.

– Секунду.

Сверкнув суровым взглядом в сторону Питера, Ирина пристроила коробку на стол и, словно кассир магазина или сотрудница почты России, провела ее через сканер. Затем она подхватила Аленино запястье и на мгновение приложила и его к темному экрану.

– Забирайте. С наступающим.

Алена обняла маленький кубик и прижала его к груди. Она не увидела на нем ни букв, ни других обозначений: заурядный синий картон, примятый угол, да и по весу непохоже, чтобы в посылке было что-то, кроме воздуха.

– Я…

– До свидания. У меня следующий клиент на подходе.

Ирина выбралась из-за стойки и распахнула балконную дверь. Пришлось выметаться.

– Спасибо, и вас с наступающим, – успела пробормотать Алена, прежде чем нырнуть в белую снежную кашу.

Глава 8

Алена летела вперед, сжимая невесомую коробку. Она старалась не обращать внимания на назойливые снежинки, которые налипали на волосы, брови, ресницы, лезли в нос и в рот. Питер, вновь принявший облик мальчишки, в этой круговерти не терялся: он тоже, словно вихрь, то догонял ее, то вдруг оказывался впереди. И все твердил, что никогда еще не видел, чтобы по почте приходили посылки: не могла бы она утихомириться и быстрее распечатать коробку, потому что он сам не свой от любопытства, да и ей наверняка хочется поскорее узнать, что там, потому что ведь не может же и в самом деле несмышленая пока душа ребенка – нерожденного к тому же ребенка, учтите это – воспользоваться почтой!

Алена и сама знала, что такого быть не может. Хотя… если подумать, что из происходящего вокруг нее нельзя было бы отнести к категории невероятного?

– Куда ты несешься? – взмолился наконец Питер. – Ну остановись уже хоть где-нибудь!

Внизу, среди серо-белой мешанины, показалась зелень. Парк! Она ходила туда в детстве, кормила белочек, которые охотно спускались к малышам за лакомством. В глубине парка скрывалась летняя эстрада-ракушка синего цвета и допотопные аттракционы – например, качели в виде лодки на цепях, на которых можно было раскачаться только вдвоем. Она играла там и одна, когда не находилось компании, садилась посреди лодки, закрывала глаза и представляла, как плывет в дальние дали, на необитаемый остров. Ха-ха. Доигралась, короче.

– Давай в парк, – сказала она отрывисто.

– Давай, – поспешно согласился Питер. – Глядишь, там и в смысле наследия что-нибудь отыщется. Ведь ты там бывала ребенком, правда?

Она кивнула и стала снижаться. Летняя эстрада – вот идеальное место, где в такую метель наверняка никого не встретишь. Ряды пустующих скамеек для зрителей засыпало так, что они стали похожи на бурные морские волны – замершие, словно по волшебству, и вдруг раздумавшие обрушиваться на сцену. Скругленный купол самой «ракушки» уберегал часть сцены от ледяного ветра, там Алена и спряталась, села на вытертые голубые доски. Питер последовал ее примеру.

– Ну же!

Алену и саму обуревало нетерпение, но жадная торопливость Питера показалась ей странной. Она вновь прижала драгоценную коробку, к этому моменту уже совершенно промокшую, к груди и пристально посмотрела на него.

– А тебе-то что?

Он отступил на шаг и спрятал руки за спину.

– Ничего, я просто посмотрю. Я ж говорю, никогда еще не видел, чтобы…

– Мне не нравится, как ты ведешь себя.

– Ой, вот только не надо включать учительницу, – сощурился он.

Алена вспылила:

– Пока только ты тут корчишь из себя всезнайку, а сам ни на один вопрос ответить толком не хочешь!

– Ну например?

– Ну например, для кого вообще работает эта почта, где ты никогда не видел ЖИВЫХ людей? Для зомби, что ли? Для призраков? Для выходцев с того света?

Паршивец вытянул руки вперед, закатил глаза и стал топтаться на месте, видно, изображая зомби из какой-нибудь дебильной компьютерной стрелялки.

– Вот я о чем и говорю! Кыш, дай коробку открыть!

Это оказалось не так легко, ведь под рукой не было ни ножа, ни ножниц. Она крутила и сжимала коробку, пытаясь поддеть крышку, но почта, для кого бы она ни была предназначена, поработала на совесть: ни малейшей щелки не появилось. Наконец Алена сдалась:

– Есть там у тебя, в мешке, хоть какой-то инструмент?

Питер покачал головой, но подставил ладонь, чтобы она передала коробку ему. Ей ужасно не хотелось доверять ему загадочную посылку, но она все же решилась. Сначала он благоговейно подержал коробку в руках, потом быстрым движением провел пальцем вдоль каждого ребра куба – и тогда вернул посылку хозяйке.

Алена откинула крышку. Коробка была пуста.

Она подняла глаза на Питера, но вопрос замер у нее на губах, когда она вдруг услышала женский голос.

 
Баю-баюшки, баю,
Не ложися на краю,
С краю свалишься,
Напугаешься,
Придет серенький волчок,
И ухватит за бочок…
 

– Колыбельная, – с отвращением сказал Питер и стукнул по крышке, закрывая музыкальную шкатулку.

– Колыбе…

– Тебе послали колыбельную песенку. Посылкой. В наше время эм-пэ-три, беспроводных сетей, вайфай, блютус!

– Мне послали колыбельную?

– Ну ты же слышала!

Ей колыбельная о сером волчке напоминала о Федоре, нечаянно обнаружившем в один прекрасный момент, что он на самом деле оборотень. Но лицо Питера настолько исказилось от досады, что она не удержалась от широкой улыбки. Если б она знала, чего ожидать, может, тоже испытала бы разочарование.

– Я-то слышала, но ты как будто ждал чего-то другого?

– Ничего я не ждал, – буркнул он, надув губы, точно как малыш, не получивший конфеты. – Но это же так глупо – посылать в коробке песенку!

– Очевидно, что-то материальное с трудом прошло бы через ваши границы миров, – предположила Алена. – Поэтому-то ты никогда и не видел, чтобы кто-то получал посылки.

Она вернулась к своей коробке и снова приподняла крышку.

 
Баю-баюшки, баю,
Не ложися на краю…
 

– Да выключи!

– Я хочу послушать. Почему мне это отправили? И кто?

– Я почем знаю? Твоя мама, наверное, кто тебе еще колыбельную споет! У тебя мама есть?

Тут Алена сама закрыла шкатулку.

– Мама? – переспросила она механически.

Мама разбилась в автокатастрофе, когда Алена уже научилась сама заботиться о себе. Ей пришлось это сделать, потому что мама выбрала себе мужчину и решила, что дочь в эту новую жизнь никак не вписывается. Алена была еще школьницей, когда ей поручили жить одной. Это было неожиданно и больно, ведь после смерти папы мать постоянно внушала ей, что они во всем мире только вдвоем, что они всегда могут положиться друг на друга, что больше никто им не нужен. А потом бросила дочку. Выбрала новый брак.

Именно поэтому Алена и попала на остров Буян, когда пошла искать потерявшуюся ученицу-сироту: она знала, что пропавшее дитя никому не дорого и никто не станет рисковать собой ради нее, и что сама она не сможет себя простить, если будет сидеть сложа руки, пока еще есть шанс спасти ребенка. И если быть совсем честной, она отправилась на Буян еще и потому, что в этом мире, в мире живых, никто не стал бы по ней скучать, если бы ей и пришлось там сгинуть.

Но Федор, командир отряда волонтеров, не привык бросать людей в беде, и он последовал за ней…

Она положила ладонь на крышку: открыть и снова услышать голос, попытаться понять, чей он – мамин или нет? Узнает ли она мамин голос? И кто вообще мог бы отправить ей такую посылку, если не мама?

Но, если мама… то зачем?

Чтобы дать Алене понять, что, несмотря ни на что, она навсегда остается ее ребенком, той самой маленькой девочкой, которой мама пела вечерами колыбельные? Чтобы протянуть ей руку для примирения?

– Тоже мне мама, – сказал ее спутник. – Не смогла дать дитю главного.

– Что?

– Безопасности. Защищенности. Безопасность – то, в чем сильнее всего нуждается ребенок. Она тебя подвела и бросила.

– Она меня не бросила, – проговорила Алена, стиснув зубы.

– Ну в детдом не сдала, да. Это бы странно выглядело. Супруг бы не понял. Коллеги не оценили бы.

– Заткнись.

Ей некстати вспомнилось: книжный Питер Пэн рассказывал, что однажды решил вернуться домой – а мама поставила на окно решетку. Что если и ее спутник… Она подняла глаза и увидела вдруг, вместо белой вуали снега, черные крылья – много, много.

– Что это? – Алена в панике вскочила на ноги.

– «Что это» что?

Питер с деланной медлительностью подошел к краю сцены и вытянул шею.

– Это, черное! Черное!

Быстрый промельк, как будто ей мнится, кажется, но на самом деле нет, черное, как прогалина в зимнем лесу, быстрое, как взмах острой косы…

– Это, детка, вóроны. Черный во-рон, что ж ты вье-ошься…

– И что он вьется?

– Природа не терпит пустоты, детка. Слышала такое?

Он насмехался над ней, и странно было слышать от него такое обращение, когда он сам был в образе мальчика. Впрочем, сейчас он «взрослел» прямо на глазах.

– Я тебе не детка, – прошипела она, не в силах стряхнуть липкий ужас.

Внутри, в груди, в животе, как будто крутился колючий шарик, подобно снежному кому, и он становился все больше и больше.

– Ну это по твою душу, Алена Вячеславовна, – сказал он с тем же ехидством. – Ты покинула свой пост, теперь там образовалась дырка. Вакуум. Сквозит!

– Так эти вороны прилетели, чтобы вернуть меня домой? На Буян?

Она выдохнула с облегчением: вот так вот всё просто, и если она не найдет дочь, ее отправят обратно к мужу? Питер рассмеялся.

– Нет, детка. Все не так просто. Точнее, все еще проще, чем ты думаешь. – Он приблизил свое лицо к ее, так, что черты его исказились. Отступать ей было некуда, она и так уже стояла спиной вплотную к дощатой, дырчатой стенке «ракушки». – Отсюда никто не уходит живым. Понимаешь? Есть такое правило, не мы его придумали. Никто не уходит отсюда живым. Никто. Даже те, кто думали, что они умнее всех и пронырнули сквозь зеркало.

– Они хотят меня убить? – уточнила Алена, собравшись с мыслями. – Забрать Туда?

– Ну да. Вот так всё просто, – передразнил он. – Проще не придумаешь.

Питер отодвинулся, но не отрывал от нее взгляда. Ее реакция его явно забавляла. Она изо всех сил постаралась взять себя в руки.

– Так ты привел меня обратно в этот мир только затем, чтобы я умерла, как все нормальные люди?

Питер снова засмеялся.

– Видишь, они к тебе не лезут? Пока я с тобой, тебе ничего не грозит. Они тебя не видят. Ищут, но не найдут. Пока.