Текст книги "Цвет слоновой кошки"

Конечно, все это было еще до появления Леры, этого инопланетного монстра. Первое время, когда они только познакомились (И зачем папа вечно ходил на все эти художественные выставки? Что он вообще нашел в размазне под названием «современное искусство»?), Аня проводила прежде такие долгожданные выходные у соседки. У той было три недружелюбных собаки-мопса и запах нестираных носков по всей квартире. Тетя Даша, похожая на изюмину-переросток, с немощными ручками и ножками-спичками, каждый раз смотрела на Аню неодобрительно, словно девочка к ней сама напросилась. Старушка цокала языком, приклеивала синеватые ладони к бокам и мотала головой, как припадочная.

– Цени! – назидательно говорила она. – У тебя есть отец, и мать живая, хоть и пошатущая. Тебе есть где спать. Ешь вон каждый день. Теплая курточка есть. Даже, – она всего на мгновение отрывала руку от тела и вздымала вверх длиннющий указательный палец, – ВЕЛОСИПЕД!

Этот велосипед тенью висел над Аней, угрожающе поскрипывая гусеницей и поигрывая колесами, как мышцами. Тетя Даша вспоминала своих собственных родителей и блокадный Ленинград.

А она, Аня, неблагодарная! Две руки, две ноги, а все ищет чего-то, кого-то; все спрашивает у мира: «Кто я, зачем здесь?» Пытается задавать вопросы и раздражается, не получив ответов.

«Куда уходит отец? Я ему что, теперь не нужна? Почему он оставляет меня у этой противной тети Даши, хотя она лет тридцать уже никакая не „тетя“, а ходячая мумия? Сколько времени еще нужно вот так терпеть, чтобы все вернулось на круги своя? Или что, уже не вернется?…»

Был еще один невысказанный вопрос, менее важный, но тоже повисший в воздухе нахмурившейся тучкой: «А велосипед-то куда можно сдать, чтобы меня им больше не попрекали?»

Потом, в один прекрасный день, отец пришел с работы и сказал, что в выходные они повеселятся. Это был День города, и погода обещала быть хорошей.

Тогда они и познакомились. Отец сиял от радости, представляя Ане свою двадцатидвухлетнюю подружку. «Молодая художница, очень перспективная, надеюсь, вы подружитесь».

Только ближе к концу прогулки он ненадолго отвел Аню в сторону, притворившись, что хочет купить ей мороженое и не знает, какое выбрать. Лера сидела на лавочке, чинно, как в школе благородных девиц, сложив ручки на коленочках и рассматривая мертвого голубя с кишками наружу.

– Ну как тебе Лера, понравилась?

Отец чуть вспотел, не зная, чего ожидать, – радости или неодобрения. На широком лбу выступили бисеринки пота, губы нервно задергались.

– Нормально… – начала было Аня, не в силах сказать ничего другого, чтобы не расстроить папу.

Еще пару бесконечных секунд в воздухе эхом стояло «нормально, мально, но…». Но это «но» отец как раз и не услышал, поэтому больше про Леру у Ани не спрашивал.

Интересно, сколько детей в мире за всю историю человечества пережили подобный неловкий разговор? Конечно, сначала ты улыбаешься сквозь зубы, пытаешься поддерживать беседу и говорить всякие вежливые вещи. Но есть что-то, что ни одному ребенку не под силу изменить: этот посторонний человек, каким бы чудесным он на первый взгляд ни казался, все равно его соперник. Даже если мачеха или отчим искренне хотят подружиться с очаровательным пухлощеким сорванцом, в реальности они все равно готовы и будут бороться за любовь, внимание и место в чужих мыслях.

Лера же проявила свое истинное лицо очень быстро. Когда папа смотрел на нее, она улыбалась, строила милые рожицы, щурилась от восторга, как кошка, и ласкалась к нему, и шептала на ушко всякие приятности. Но стоило отцу отвернуться, как она тут же становилась мрачнее тучи и если и смотрела на будущую падчерицу, то с отвращением, с каким смотрят на ядовитых пауков: «Что это у нее – волосатые черные ножки? Какая мерзость! Пусть сидит в другой комнате!»

Когда стемнело настолько, что фоторамка осталась единственным источником света в комнате, позвонила Ирочка. Она болтала без умолку как ни в чем не бывало. Рассказывала, какие Тамара купила себе обалденные туфли («без каблуков, конечно, пусть ноги ломают глупые курицы вроде Алины из „В“!» – И с этим утверждением Аня была абсолютно согласна). Но и разговор о пустяках не помогал отвлечься от мыслей о существе, которое сейчас за стеной шлепает масляные краски на холст.

– Турбо, а я-то тебя видела сегодня с Белым и его подружкой перед школой! – внезапно вспомнила подруга. – Что, уже завела себе новую компанию?

В ее голосе слышалось нескрываемое раздражение, смешанное с любопытством, хотя по задумке это должно было прозвучать как шутливый подкол.

Аня сидела, нервно наматывая резинку для волос на указательный палец. Она даже думать не хотела о случившемся, тем более – обсуждать с Ирочкой.

– Так, ерунда. Я попыталась сломать шаблон.

Собеседница всполошилась:

– Давай выкладывай, какой шаблон?

– Ну, самый обычный, – нехотя ответила Аня. – Что девушки никогда первыми не подходят и не знакомятся, если им кто-то нравится.

– А тебе Белый что, нравится?

Молчание однозначно означало согласие.

– Ясно, – сказала Ирочка. – А проблема-то в чем?

– Проблема в том, что нельзя убедить кого-то, что ты ему нравишься, только потому, что он тебе нравится, – призналась Аня, хотя ни она сама, ни Ира так до конца логики и не поняли.

Потом они еще немного поговорили о том, какая же противная эта Алина, и какой же дурак этот Костя, и какие у Тамары все-таки классные новые туфли. По окончании разговора настроение у Ани было уже не такое паршивое.

Ночью ей снилось, что она рок-звезда. Каждый месяц она широким жестом отправляла мачехе толстые конверты, чтобы та не думала, что Аня такая уж неблагодарная свинья. И мачеха всегда приходила на ее концерты, занимала первый ряд и кричала всякие непристойности. Мелочь, а приятно.

На утро все повторилось: отец, сидящий на ее кровати, чудовище, расстроенное, что она не поела, бегство из квартиры. На лестничной площадке, миновав мусоропровод, Аня снова остановилась и прислушалась. На этот раз она не опоздала.

Костя спускался быстро и почему-то никогда не пользовался лифтом, даже когда направлялся наверх. А у него пятнадцатый этаж, между прочим. Но он преодолевал пролеты играючи, словно мячик, и прикоснуться к бетонной ступеньке было для него все равно что моргнуть.

Когда шаги парня начали стихать несколькими этажами ниже, Аня наконец решила выбраться из своего убежища перед лифтом, которое было отделено от лестничной площадки полупрозрачной дверью из мутного стекла. В аккуратном платьице с тщательно выглаженной плиссированной юбочкой, она спускалась медленно и не могла позволить себе беспечно перепрыгивать через три ступеньки (длины ног просто не хватило бы), но ей все равно было приятно осознавать, что она сейчас ступает по его следам.

Ане нравилось размышлять во время этого небольшого путешествия. Она любила представлять, как когда-нибудь они вместе с Костей будут рука об руку спускаться по этой лестнице. Он будет терпеливо сдерживать шаг, а она – всеми силами показывать, что идти быстро ей не так уж тяжело. Может, он даже понесет ее портфель. Это было бы неплохо, хотя и не обязательно. В конце концов, это всего лишь портфель, а не дамская сумка, и ни капли не умаляет мужского достоинства.

На седьмом этаже Аня не выдержала и остановилась. Она прислонилась к грязной стене («Нечаев – ЛОХ!» – причем почему-то капсом, как аббревиатура) и закрыла глаза.

Так больше не может продолжаться. Почему она, как сопливая дурочка, каждый день поджидает парня, который с ней даже разговаривать не хочет? Почему она чуть ли не целует песок, по которому он ходил (ну или лестницу, по которой он ступал), а он при виде ее отворачивается? Может, Аня ему вообще противна? Раньше эта мысль как-то не приходила ей в голову.

К тому времени, когда девушка добралась до заветного первого этажа, прошло уже минут десять, не меньше. Про себя Аня твердо решила с завтрашнего утра пользоваться лифтом, даже если это приведет к ожирению и она умрет в страшных муках. Не то что было тяжело – просто спуск оказался таким длинным, будто вел не на улицу, а прямиком в чертоги ада.

Однако, выходя из подъезда, она налетела на какую-то скалу, и скала грозно обернулась, явно не намереваясь посторониться:

– Ты вообще смотришь когда-нибудь, куда идешь?

Это был Костя.

Глава 2

Косте опять снился этот сон. Он стоит один посреди переполненной площади. Вокруг снуют туристы с фотокамерами и картами размером с персидский ковер, бизнесмены торопятся по своим делам, стайка подружек перелетает из одной кафешки в другую, и даже кошка с независимым видом проходит мимо. Поначалу все в порядке, но затем что-то начинает тревожить парня изнутри. Кажется, что в животе завелся какой-то паразит, который поедает внутренности, пытаясь прогрызть себе путь на свободу.

И Костя, и паразит одновременно начинают кричать. Один – от голода, другой – от страха.

Люди идут все быстрее, усталых туристов засасывают в свою пасть переулки, бизнесмены с озабоченным видом смотрят на часы, а подружки встают с лавочки, где они только что обсуждали всякую бессмыслицу, и пружинистым шагом уходят прочь.

Громче. Они кричат громче. Все громче… ГРОМЧЕ!

Рвет барабанные перепонки, лопаются стекла уличных фонарей, с площади улетают пугливые голуби. Костя с монстром остаются одни. От крика болит рот, который вот-вот порвется и обвиснет рваными кусками кожи и мышц.

Звук постепенно переходит из разряда очень громких в практически ультразвук, который сложно различить, если ты не дельфин с эхолокатором. Для окружающих же этот крик настолько громок, что почти не различим и не слышен.

Косте казалось, что его голова сейчас разлетится на маленькие кусочки и он весь превратится в сплошной звук, долгий и протяжный.

Внезапно кто-то впился в него ногтями и потащил вверх, под самые облака. Это была какая-то большая черная птица, она с легкостью подняла тяжелую ношу. Жаль только, что она не унесла его от проблем, а тянула куда-то в другое место вместе с ними.

И тут все прекратилось.

– Костя, милый, все в порядке?

Мама сидела на краю кровати. И это она, а вовсе не черная птица крепко держала его за руку. Взглянув на мамино лицо, Костя удивился тому, насколько оно встревоженное. Он что, так сильно кричал?

– Ты что здесь делаешь? – ответил парень вопросом на вопрос, освобождая руку. Еще не хватало, чтобы она почувствовала, как сильно он вспотел от этого ночного кошмара.

– Ничего… Мне показалось, тебе что-то плохое снится. – Мама попыталась улыбнуться.

Обычно когда она улыбалась, то становилась похожа на пухленького ангелочка с нимбом из кудрявых волос, но сейчас ее вымученная улыбка больше напоминала оскал.

– Все в порядке. Который час?

– Половина шестого.

– Ладно, – Костя откинул одеяло, – все равно скоро вставать.

Постепенно он немного пришел в себя, хотя какое-то время его еще колотило. Больше всего было стыдно за то, что мать опять застала его в этом состоянии. Если бы научиться контролировать свой кошмар! Но пока это было невозможно – Костя находился полностью в его власти.

Однако оставлять все как есть тоже было нельзя. Стоило хотя бы попробовать последовать совету Светланы.

Светлана была школьным психологом. Молодая, стройная, с аккуратной шапочкой темных волос, но, на Костин взгляд, какая-то среднестатистическая. Закрыв глаза, трудно было мысленно нарисовать ее портрет. Вроде бы и одевается хорошо, но как-то без изюминки, что ли: водолазки, простые серые юбки, простые черные туфли.

И тем не менее она успешно привлекала восторженное внимание мужской части учительского коллектива. Костя всеобщего восхищения не понимал и смотрел на психологиню как на вяленую рыбу.

Светлана же заприметила Костю сразу, с каких-то общих психологических тестирований и профессионального ориентирования. Заметив, что один из учеников как-то уж слишком замкнут и нелюдим, она со всем своим молодым послевузовским пылом решила помочь бедолаге. Потом Елена Викторовна, классная Кости, по секрету рассказала, что случилось с мальчиком в детстве, и Светлану было уже не остановить.

– Садись, не стесняйся, – говорила она, улыбаясь, и спешила налить «пациенту» чашечку горячего чая. – Ну и как у тебя, Константин, дела?

После нескольких таких встреч она все-таки выбила из него признание о кошмарах и на этом успокоилась. Конечно, Светлана не могла не заметить, что за всем этим скрывалось что-то еще, но, видимо, любопытство свое она уже удовлетворила. Профессиональный интерес, так сказать. «Я же знала, я же знала, что с тобой что-то не так!»

– Ты должен завести друзей, – наконец сказала она. – Есть у тебя кто на примете? Может, из одноклассников? Девушка у тебя вообще есть?

С Алиной у них уже тогда было «все сложно», но Светлана и так это поняла. Как она выразилась, Косте нужен был человек, с которым можно поговорить откровенно и который искренне интересовался бы тем, что происходит в его жизни.

Звучало отстойно.

Костя вспомнил, как Аня вчера подсела к нему на литературе, и усмехнулся. Никто до этого не лез к нему в тетрадку, чтобы посмотреть, что он там рисует, словно это вопрос жизни и смерти. Если кто из одноклассников и пытался совать свой длинный нос в его дела, обычно короткого и емкого «отвали» было вполне достаточно. Они и правда все отваливались, как коричневые листья облетали с дубовой ветки, и обратно, как те же самые листья, уже прицепиться не могли. Закон всемирного тяготения как-никак: «люди тянутся к тем, кто их притягивает». Так еще Ньютон говорил, а он ерунды не скажет.

Аня была совершенно другая. «Турбо» – вот как к ней обращались одноклассники. Он слышал, как они зовут ее делать классную газету, участвовать в соревнованиях по волейболу и просто погулять после уроков. Костя привык в своей жизни к спокойствию, тишине, а у нее все было как-то шиворот-навыворот. Он этому даже немножко завидовал.

И, без всяких сомнений, она ни капли не походила на Алину, эту беззаботную куклу без недостатков, комплексов и забот. Слишком приторную, слишком правильную. Рядом с ней иногда хотелось сунуть два пальца в рот, чтобы очистить организм от ее идеальности, словно это был вирус, передающийся по воздуху.

Костя знал, что Аня живет всего тремя этажами ниже, что каждый день она ждет, пока он спустится по лестнице первым, и только затем робко выглядывает из своего укрытия и осмеливается сойти вниз. Ему часто хотелось остановиться на ее площадке и признаться, что эта странная привычка для него уже давно не секрет. Но в то же время Косте нравилась тайна вокруг всего этого, в которую были вовлечены лишь они двое.

«Пусть реагирует как хочет, – подумал Костя, выдавливая пасту из тюбика. – В конце концов, она первая начала. Пугать ее не буду – просто пора уже дать девчонке понять, что она такая же незаметная, как перхоть на черной рубашке».

Только вот в чем проблема, вчера утром он ее не видел. Сначала подумал, что заболела, но потом, когда она появилась на совместном уроке литературы, даже испытал некоторое облегчение.

Ровно в восемь пятнадцать Костя надел кроссовки, туго их зашнуровал и крикнул матери, что уходит. Вместо нее отозвался отец:

– Давай повеселись там как следует!

Ни «учись хорошо, сын!», ни «после уроков – домой!».

Костя торопливо закрыл за собой дверь.

Ну вот, опять они за свое. У всех родители как родители, а у него просто какие-то идеальные образцы из каталога. Мать – полноватая женщина, но для своих лет очень даже привлекательная, всегда при макияже и в красивых платьях. На столе – вкусная горячая еда, а грубых слов, кажется, просто нет в ее лексиконе.

Отец… Про таких часто снимают фильмы, где показывают, как они с сыновьями вместе ходят на рыбалку, едят мороженое и запускают в воздух радиоуправляемые самолетики. Жаль вот, с сыном ему по части развлечений не очень повезло. Костя предпочитал провести вечер дома с книжкой, а не на лоне природы в компании червяков-наживки и гостеприимных комаров.

В детстве Костя часто любил мечтать, что у него совсем другие родители. Об этой своей постыдной фантазии он, конечно, никому не говорил и сам смущался подобных мыслей, но все равно частенько представлял себе, каково это, когда тебя оставляют без ужина или лишают карманных денег. Ему тоже хотелось, как одноклассникам, жаловаться на «родаков», рассказывать, как его не понимают и что именно сегодня вечером дома ему надо быть до десяти.

«Сынок, мы тебя любим и понимаем» или «Мы знаем, что ты чувствуешь» – вот типичные фразы Костиных родителей. Они говорили не своими словами, а заученными фразами из книг. И Костя даже знал, каких именно. Их мама с папой прятали, как что-то постыдное, как толстый мальчик прячет под кровать купленный по дороге из школы «сникерс».

Костя хотел настоящих родителей, а не этих роботов, по расписанию предлагающих ему новую приставку и поездку на море. Он хотел настоящих родителей, даже если они когда-то не захотели его.

Другое дело – мачеха Ани. Костя встречался с ней пару раз, когда она выходила на свет божий, чтобы окончательно не превратиться в мизантропа и заодно вынести мусор. Еще довольно молодая, Лера – сразу видно – была женщиной эксцентричной, своеобразной. То появится с жирным пятном масляной зеленой краски на воротничке белоснежной блузки, то наденет изящные туфли-лодочки под спортивный костюм.

В каком-то смысле Костя Ане даже завидовал. Наверняка жизнь у нее была гораздо интереснее, чем у него с его идеальной «семьей».

Проходя мимо Аниного этажа, Костя едва удержался, чтобы не выдать себя раньше времени. Он чувствовал, что Аня прислушивается к звуку его шагов. Костя остановился и перевел дух только у выхода из подъезда. Он понял, что впервые в жизни так быстро спускался по лестнице, что даже запыхался.

Минуты, которые он потом провел в ожидании, внезапно показались ему самыми долгими в его жизни. Сердце колотилось где-то в горле, а на ум все не приходило ни одной остроумной фразочки.

Что там нормальные парни говорят, когда начинают общаться с девушками? Нужно похвалить ее наряд? Или сказать что-то про ее цветущий внешний вид? Или извиниться за вчерашнее?

«У тебя друзья-то есть?» – всплыл в памяти голос Светланы, и ее белые ровные зубы расплылись в пугающей, как у клоуна, улыбке.

Пока Костя мучительно размышлял о том, что сказать, Аня спустилась на первый этаж. Она так торопилась, что с размаху налетела на Костю.

– Ты вообще смотришь когда-нибудь, куда идешь? – выпалил парень от неожиданности.

Аня стояла так близко, что он мог почувствовать запах ее шампуня. В кино и книгах девушки обычно пахнут духами или шампунями – клубничными там, кокосовыми, цветочными. Анин же шампунь пах сильно и ярко, как хозяйственное мыло. Запах был сильный, химический – ничего общего с тропиками и фруктами.

Аня незаметно ущипнула себя за ногу, чтобы проверить, не сон ли это, но от Костиных глаз это не скрылось. Он стоял прямо перед ней: на лице ни намека на улыбку, но это все равно лучше, чем то постное безразличное выражение, что она видела вчера.

– Ты чего здесь забыл, Белый?

От шока девушка могла только хамить, хотя и хотелось кинуться к парню на шею и висеть, пока он будет рисовать в тетрадке свои графические шедевры.

– А ты всех по фамилии зовешь? Тебя саму, я слышал, Турбо кличут.

– Лучше Аня, – выдохнула девушка.

Детская кличка ей порядком поднадоела. Косте тоже больше нравилось ее настоящее имя, но он притворился, что соглашается с неохотой, делая ей одолжение:

– Хорошо. Аня так Аня. Тогда меня – Костя.

После неловкой сцены они вместе вы шли из дома и не спеша направились в сторону школы. Ни один не смотрел на другого, и оба молчали, чувствуя напряжение, натянувшееся между ними электрическими проводами.

– Красивое у тебя платье, – наконец отважился Костя. – Цвета… – Он замялся.

– Слоновой кошки. – Аня сразу воодушевилась. – Папа Лерке когда-то давно из командировки привез. А она вот растолстела, как кашалотиха, и я подумала, почему бы не поносить. Мне как раз… – Заметив, что Костя смеется, она запнулась на полуслове и насупилась. – Что? Что смешного?

– Слоновой кошки? Это что за цвет такой? – Костя продолжал улыбаться от уха до уха, и Аня вдруг поняла, что никогда не видела его таким… довольным.

– А много вы, парни, в цветах понимаете! Во всех женских журналах написано, что ваш словарный запас не вмещает в себя цветовой спектр шире «синий» и «красный». А как насчет берлинской лазури? Или алебастрового?

– Ну и какой же это цвет, по-твоему?

Аня посмотрела собеседнику в глаза и увидела там задорные огоньки. В какой-то момент ей показалось, что это вовсе не тот Костя, которого она, как ей думалось, знает, а его таинственный брат-близнец.

– Это желтый, но очень бледнючий, – нашлась девушка.

– Нет, я не про алебастровый. Про цвет слоновой кошки. Может, слоновой кости? У тебя ведь мачеха, если не ошибаюсь, художница. Можешь у нее спросить, я больше чем уверен, что такого цвета не существует в природе.

При упоминании о чудовище у Ани в животе все закипело и забурчало от негодования. Когда наконец настанет в ее жизни день, в котором не будет места мачехе с ее вечными придирками? Даже Костя, который, казалось, уж точно никак не может симпатизировать Лере, и то упоминает о ней, как о чем-то приятном, вроде холодного молочного коктейля после долгого учебного дня.

Снова повисла тишина.

– Я что-то не то сказал?

– Да нет, все нормально. Просто лучше при мне про нее не говорить.

– Про кого? – не понял Костя. – Про мачеху твою, что ли?

Аня кивнула:

– Ага. Тошнит меня от нее.

Костя удивился. В его представлении в самом наличии мачехи не было ничего плохого – уж он-то знал наверняка. Главное – какая она, эта мачеха.

– Хорошо, – послушно согласился он, – не буду.

До самой школы они шли молча, оба погруженные в свои мысли. Войдя в здание, каждый свернул в свою сторону и отправился на занятия как ни в чем не бывало. Но оба при этом думали, что тут уже нечего и пытаться что-либо наладить. Если бы могли, Костя и Аня сравнили бы эту короткую прогулку до школы с неуклюжим знакомством в клубе, когда потом думают: «Главное, что я этого типа больше никогда не увижу». Проблема была в том, что в этой ситуации прикинуться шлангом уже бы не получилось.

Ане было любопытно, почему Костя вообще сделал первый шаг к сближению в тот самый момент, когда она уже почти решила бросить затею с этой дружбой, хотя да, ей нравился Костя. Да, она, засыпая, представляла их воображаемые разговоры, которые были еще длиннее, чем их с Ирочкой болтовня по телефону.

Неправда, что каждая девушка мечтает иметь друга-гея. Она просто хочет иметь друга – неважно, какого он пола.

Костю же больше волновало другое. Непривычное чувство досады и разочарования горечью осело у него на языке. Гадость хотелось выплюнуть, но что-то подсказывало, что так просто от этого не избавиться.

Может, это была плохая затея и у них на самом деле нет ничего общего? Может, не стоило вообще начинать разговор про платья? Или Ане не надо было говорить, что ее тошнит от мачехи? Косте это признание почему-то не понравилось.

Поэтому он очень удивился, когда на большой перемене ему пришло сообщение в мессенджере: «Это Аня. Встретимся у школьных ворот после седьмого».

Если вы получили такое сообщение, это почти всегда значит, что начинается что-то близкое, теплое, счастливое. Будете вместе ходить в кино, топать от дома до центра города только ради того, чтобы «узнать, сколько между ними шагов», покупать в палатке на улице хот-доги непонятно из чего.

У обоих одиннадцатых сегодня было семь уроков. Аня и Костя, сидя в соседних кабинетах, слушали заунывные речи: она – о Наполеоне, он – о Пифагоре. Один раз они даже заприметили друг друга в коридоре во время перемены, но никак – ни жестом, ни взглядом – не выдали себя. Как два шпиона, как агенты ФСБ на задании.

Получив сообщение, Костя сразу подумал: «Интересно, и откуда у нее мой номер?»

В молодости так бывает: происходит какое-то небольшое, но невероятно важное для тебя событие – будь то новое знакомство или поездка за город, – и ты себе уже места не находишь от нетерпения, желая продолжения и развития этого самого события. Вот и у этих двоих назначенная встреча стала чем-то новым и удивительным в череде повторяющихся дней, где школа сменялась знакомыми стенами, в которых ты зубрил домашку, а затем темнотой, чтобы наутро вновь стать школой.

Подростки порой завидуют взрослым, ведь над ними дамокловым мечом не висит задание по алгебре из восемнадцати примеров; им не нужно зубрить столицы африканских государств, в которых они, наверное, ни разу и не побывают. Кажется, что у взрослых есть выбор: ходить в языковую школу или на уроки серфинга в условиях урагана. Но в итоге они почему-то забывают о наличии этого выбора и вновь повторяют привычный цикл «работа – дом – работа».

Когда тебе семнадцать, мир кажется значительно проще, чем он есть на самом деле.

Костя пришел к назначенному месту чуть раньше. Неожиданно для себя самого у него мелькнула мысль, что ему нравится вот так вот ждать Аню, гадая, какую странную выходку она совершит на этот раз.

Завидев девушку издалека, Костя поднял руки перед собой, как бы показывая, что он сдается.

– Больше никаких упоминаний о Той-кого-нельзя-называть, – торжественно пообещал он, хотя Аня уже успела забыть о причине утренней размолвки.

– Хорошо, – засмеялась девушка и неожиданно в ответ хлопнула по подставленным Костей ладоням – он такого совершенно не ожидал.

Пока он приходил в себя, Аня уже скрылась за поворотом, ведущим в ближайший проулок.

Косте вдруг стало как-то необъяснимо легко. Засунув руки в карманы куртки, он не спеша пошел следом за девушкой.

Перед их домом была детская площадка, которая сейчас пустовала. Качели на скрипучих цепочках так и звали присесть и поболтать по душам.

– Давай в десять вопросов, – предложила Аня, что было силы отталкиваясь ногами от земли.

Костя задумался:

– Давай. Тогда я первый. Почему ты ко мне вчера подсела?

– Мест не было. – Девушка и глазом не моргнула.

– Чур, не врать! – насупился Костя.

– Ладно. Ты мне просто нравишься.

– Как кто?

– Как человек! – Аня обиженно фыркнула, как будто ее уже обвинили во всех смертных грехах.

– А такое бывает?

– Ну, может, иногда и бывает. Не знаю, о чем вы там, мальчики, думаете, но порой к человеку может просто тянуть. Не для всяких там обнималочек, а просто для разговоров. Понимаешь?

Костя понимал. И чувствовал то же самое. Но, вместо того чтобы признаться в этом, спросил:

– А на что ты там все время посматриваешь?

Аня еле заметно покраснела. Она и в самом деле постоянно ерзала и оборачивалась через плечо, чтобы в чем-то убедиться.

– Эй, теперь моя очередь! Та-а-ак… Почему вы с Алиной расстались? Все говорили, вы идеальная пара.

Костя пожал плечами:

– И это все, что тебе интересно? Алина хорошая, просто не для меня. Какая-то…

– Пустая, – вставила Аня.

Парень кивнул:

– Может быть. В общем, она как плоская карта по сравнению с объемным глобусом. Вроде бы то же самое: и моря, и континенты на месте, а все равно ощущение, будто чего-то не хватает.

– А ты, я смотрю, поэт.

Костя искоса глянул на свою новую подругу. Она улыбалась. Не так натянуто, как улыбался он сам из вежливости, а по-настоящему – от уха до уха. Хорошо, что она не заметила его взгляда, а то снова стала бы серьезной девочкой в красивом платьице и с крутым характером. Стала бы Турбо, а не Аней.

– Увлекаюсь немного. А ты?

– Да ладно тебе шутки шутить! Я, кроме учебников, вообще ничего не читаю. Ну, из художки, может, только краткие содержания.

– А я вот поэзию люблю, – признался Костя. – Особенно Хайяма.

– А-а-а… – протянула собеседница с умным видом, хотя на самом деле это имя она только слышала краем уха. Не то чтобы она была необразованная – просто интересовалась другими вещами. Компьютерными играми, леттерингом, историей Средневековой Англии и скандинавскими сказками.

Некоторое время они молча раскачивались, а потом Аня резким прыжком соскочила с качелей и чудом приземлилась на ноги. Удержав баланс, девушка довольно выпрямилась, словно была циркачкой, только что исполнившей смертельный номер.

– Смотри, навернешься, – немного испуганно предупредил Костя.

– Ты прямо как Сам-знаешь-кто. – И Аня показала Косте язык. – Ладно, теперь мой черед. Как ты относишься к глэм-року?

Каждый по очереди задавал вопрос. Иногда глупый и бессмысленный, что-то вроде: «Какие три предмета ты бы взял с собой не необитаемый остров?» или «Чего ты боишься больше – тараканов или высоты?» А иногда вопросы были очень личные. Про друзей, про первое детское воспоминание или любимую еду, которую ты уминаешь, когда никого нет дома.

И Аня, и Костя давно перестали считать вопросы.

К концу игры оба чувствовали опустошение, как будто они были мешками с новогодними подарками, которые перевернули вверх дном и встряхнули, чтобы даже в углах ничего не завалялось. Пустота, темнота и прошедший праздник – вот что ощущаешь после таких откровений, а вовсе не облегчение.

– Придешь завтра? – вдруг спросил Костя, когда вопросы уже закончились.

Аня в это время сидела на корточках (рюкзак кинула около турника) и что-то усердно выводила палочкой на сырой земле. Услышав вопрос, голову не подняла.

– Куда?

– Ко мне.

– Может, и приду. Не знаю. – Аня задумалась. – А почему не сегодня? Готова поспорить, у тебя в комнате жуткий бардак! Носки на люстре, а ковер хрустит под ногами из-за крошек от чипсов и печенья!

Девушка так и светилась от удовольствия: а что, отличная теория.

Не успел Костя развенчать этот весьма далекий от реальности миф, как громыхнула дверь подъезда. Инстинктивно почуяв неладное, Аня обернулась, да так и застыла.

Это было чудовище.

Мало того что Лера в кои-то веки вышла из дома, так еще в самый неподходящий момент и в самом странном из всех своих странных нарядов.

Когда-то это было длинное коктейльное платье насыщенного алого цвета. Лиф весь в розовых цветочных лепестках, подол расшит блестками. А на ногах красовались старые балетки с побитыми носами, вместо куртки – Анин старый тренчкот, который ей с прошлого года был безжалостно мал. Каким макаром Лера вообще в него втиснулась?

Поначалу женщина не замечала ребят. Она стояла, бессмысленным взглядом изучая небо, и все время приглаживала волосы, будто поправляя и без того идеальную прическу, которую не назвали бы таковой даже пьяный или слепой.

Уши у Ани горели. Она боялась повернуться и встретиться с Костей взглядом. Боялась узнать, что он думает. Точнее, она знала, только не хотела обнаружить выражение разочарования на его лице. Не желала увидеть, как в зеркале, собственное отвращение.