Текст книги "Моя чужая жена"

Дима садится на корточки рядом с ним, проводит ладонью по спине. Собака смотрит на хозяина больными преданными глазами.

– Что ж ты, Тим Димыч, – потухшим голосом произносит Дима. – И не ел ничего опять. Что ж ты меня подводишь? Нам ведь на Урал с тобой ехать…

Тим опускает голову на лапы и тихонько вздыхает.

И вот уже Дима в режиссерском кресле. Лицо у него мрачное, усталое, между бровями залегла глубокая вертикальная складка.

– Всем спасибо, снято, – объявляет он в мегафон. – Там обед привезли, идите.

Группа разбредается по широкой, простирающейся до горизонта степи. На ветру колышется бесчисленное множество разноцветных тюльпанов, весело подмигивает солнце, но Дима, словно не замечая ничего вокруг, устало подходит к передвижному вагончику, в котором размещается его временный рабочий кабинет.

Он поднимается в вагончик, садится на раскладной стул, закуривает. Через секунду к нему заглядывает молодая улыбчивая буфетчица – это Тоня.

– Дмитрий Владимирович, а вы что же обедать не идете? – заботливо спрашивает она и, не дожидаясь ответа, быстро говорит: – Давайте-ка я вам сюда принесу!

Тоня хлопочет вокруг Димы, расставляя на раскладном столике тарелки с супом и картофельным пюре с котлетой. Изредка она поглядывает на молодого режиссера как-то ласково-встревоженно, почти по-матерински.

– Вот… И картошечка ваша любимая, и чаек… Все, как вы любите… Да что же вы, Дмитрий Владимирович, лица на вас прямо нет. Может, случилось у вас чего, беда какая?

Ее простоватое доброе лицо выражает неподдельное участие, и Дима неожиданно для самого себя отвечает:

– Тим умер. Мой пес…

– Ой боже мой, несчастье какое! – всплеснув руками, восклицает Тоня. – Вы любили его, наверное, очень? Да вы уж не убивайтесь так. Собачий век, известно, короток. Что уж тут попишешь. А вы-то молодой какой, вам жить надо, работать.

В этот момент интонации ее голоса удивительно похожи на речь Зины, старой няни. Дима поднимает голову, вымученно улыбается. Тоня делает к нему несколько шагов и несмело, зажмурившись, проводит пухлой ладонью по его волосам, испуганно отдергивает руку, но, видя, что он не возражает, склоняется и обнимает его. Дима прижимает Тоню к себе, она подается к нему, широкой ладонью гладит его, и под ее пальцами уходит тонкая морщина между его бровями, лицо принимает спокойное, умиротворенное выражение. Дима целует Тоню, и она расцветает, глаза ее светятся неподдельным, из глубины души идущим счастьем.

Редников перестал говорить, кивнул шоферу, приоткрыл перед Алей заднюю дверь машины. Аля вскинула голову и резко спросила:

– Вы очень ее любите, Антонину Петровну, да?

– Аля, сколько вам лет? Двадцать? Вы думаете, человеческие отношения определяются только любовью?

– А чем же еще?

– Есть такие понятия, как семья, долг, ответственность…

Мите неожиданно показалось, что он произносит слова какой-то заученной роли. И делает это фальшиво, неискренне. И сам это знает. И девушка, стоящая напротив, тоже чувствует это. Как будто бы он ее предостерегает: «Имейте в виду, я вас предупредил. И за ваши отчаянные взгляды больше ответственности не несу».

– Да сами поймете потом, – Дмитрий досадливо махнул рукой.

– Никогда я этого не пойму! – с вызовом ответила Аля и забралась в машину.

– Как говорится, жизнь все расставит по своим местам, – пожал плечами Редников.

Он захлопнул Алину дверь с чувством, что легко отделался от опасного разговора, обошел машину и сел на переднее сиденье.

5

День, проведенный на съемочной площадке, показался Але бесконечным. Сначала долго ехали по разбитым деревенским дорогам, машину трясло и подкидывало на каждой колдобине, и один раз Аля больно стукнулась локтем. Митя обернулся к ней:

– Ударились? Давайте посмотрю.

Широкая теплая ладонь легла на ее руку, сильные пальцы ощупали сустав, и от их прикосновения по телу побежали электрические разряды.

– Все в порядке, – улыбнулся Дмитрий. – До свадьбы заживет.

Он отвернулся и заговорил о чем-то с шофером.

Машина остановилась на опушке леса. Здесь уже стояло несколько фургончиков, грузовиков и легковых автомобилей. В глубине среди деревьев расставлены были осветительные приборы. Повсюду суетились люди – устанавливали какую-то аппаратуру, протягивали провода. В стороне, у одного из фургонов, маленькая немолодая женщина, зажав в зубах шпильки, укладывала волосы одной из актрис в пышную, давно вышедшую из моды прическу.

Навстречу Дмитрию Владимировичу бросились сразу несколько членов съемочной группы.

– Дмитрий Владимирович, реквизит до сих пор не подвезли, – тараторил один.

– Стругалев явился под газом, – докладывал второй.

Из-за машины выступила красивая полная брюнетка в темно-синем платье, скроенном по моде 50-х годов, и с уложенными вокруг головы упругими косами.

– Доброе утро, Дмитрий Владимирович, – промурлыкала она и бросила на Митю зазывный взгляд.

«Эта – самая мерзкая!» – скривившись, решила про себя Аля.

Дмитрий Владимирович устремился вперед, в самую гущу народа, на ходу отдавал распоряжения, показывал что-то осветителю, объяснял особенности роли актерам. Ассистентка, коротко стриженная девушка в узких джинсах, притащила ему потертое кожаное кресло, но Редников не мог усидеть в нем и минуты. Он постоянно окликал кого-то, вскакивал, кричал что-то в мегафон.

Аля растерянно топталась около машины. Ясно было, что Редников забыл о ней: переключился на работу и автоматически выбросил из головы все, что могло его отвлечь. Двое рабочих волокли по земле тяжелый ящик с оборудованием. Один из них случайно натолкнулся на Алю и прикрикнул раздраженно:

– Девушка, ну что вы тут встали как памятник, ей-богу? Отойдите куда-нибудь, не мешайте!

Аля шагнула в сторону, нашла под деревом пустую деревянную коробку, присела на нее и вытащила из сумки тетрадь.

– Вы из какого издания? – резко спросил кто-то у Али над ухом.

Она подняла голову и увидела склонившуюся над ней ассистентку в джинсах. Девица сурово разглядывала ее.

– У нас не было договоренностей насчет прессы на съемках. – Девушка строго сдвинула брови.

– Я не из газеты, – объяснила Аля. – Я из Литературного института. Я с Дмитрием Владимировичем приехала. Он, наверное, забыл предупредить…

– Да? Ладно, я уточню. – Девица с сомнением покосилась на Алю и, сунув руки в карманы, двинулась к площадке.

Аля видела, как ассистентка что-то говорила режиссеру, как он отмахнулся от нее: мол, не приставай с пустяками, мне некогда, даже не взглянув в сторону Али.

Она опустила глаза, перечитала вчерашнее: «Поневоле не останется возможности обращать внимание на личное, мелкое, преходящее» – и закусила губу. Оказывается, если «мелкое, преходящее» касается лично тебя, понять это не так-то легко.

– Все по местам! – скомандовал Редников в мегафон. – Мотор! Камера! Начали!

За деревьями задвигались герои картины, работа началась.

Съемка шла своим чередом. Внимания на Алю больше никто не обращал, и девушке оставалось лишь делать пометки в тетради и надеяться, что в конце концов ей удастся улучить момент и поговорить с Митей.

Теперь Редников снова казался Александре другим: не таким, как вчера во время визита чиновников, не таким, как сегодня утром на даче. Это был совершенно новый человек – резкий, властный, с горящими глазами, не видящими ничего, кроме работы. Он прямо-таки царил на площадке.

Редников не отрывался от съемочного процесса ни на минуту. Даже когда был объявлен перерыв и актеры разбрелись по площадке, режиссер продолжал объяснять оператору, как нужно выстроить какой-то кадр. Обернувшись, он поискал глазами исполнительницу главной роли и, не найдя, вдруг наткнулся взглядом на Алю. По этому взгляду девушка поняла, что он совершенно забыл о ней и теперь с трудом вспоминает, кто она такая.

– Можно вас на минутку? – спросил Митя.

И Аля затаив дыхание вышла на площадку. Митя взял ее за руку, подвел к двум сросшимся березам и, надавив сильно на плечи, заставил прижаться спиной к стволу. Аля вздрогнула, почувствовав его горячее дыхание на своей шее. Редников же, бросив ей: «Постойте вот так, пожалуйста», быстро отошел к оператору и, отстранив его, посмотрел в глазок кинокамеры.

Они поговорили о чем-то вполголоса, затем Дмитрий рукой сделал Але знак – спасибо, можешь двигаться. И девушка послушно выпрямилась. Она удивлялась самой себе – кажется, и ее подчинила спокойная, уверенная властность Дмитрия Владимировича.

Аля медленно пошла с площадки, и, когда проходила мимо Мити, тот неожиданно произнес:

– Как вы хорошо смотритесь в кадре. Очень кинематографичное лицо!

Он быстро взглянул на нее, а Аля вспыхнула, смутилась и, уже вернувшись к своей коробке, долго не могла унять колотившееся в горле сердце.

А потом перерыв закончился, актеры заняли свои места, и поговорить с Митей Але так и не удалось. Александра с ногами вскарабкалась на коробку, обхватила себя руками и представила, как нынешний эпизод будет смотреться в уже готовой, смонтированной картине.

На березовую рощу опускаются сиреневые сумерки. Тянутся по земле длинные тонкие тени от стройных белых стволов. Из-за двух сросшихся деревьев выглядывает круглолицая женщина с темными косами вокруг головы. Ее веселые карие глаза так и светятся озорством.

Между берез быстро и легко движется высокий парень с копной светлых кудрей на голове. Он окликает женщину, оглядывается по сторонам, ищет ее. Та прячется от него, тихо смеется. Услышав ее смех, парень направляется прямо к ней. Круглолицая невольно отступает. Мужчина подходит ближе, протягивает руки, с немного наигранной страстью обнимает женщину за талию и неловко пытается поцеловать ее…

– Стоп! – раздается вдруг откуда-то громовой голос.

– Стоп! – закричал в мегафон Редников.

Актер Казначеев в ту же секунду отпустил Светлану, брюнетку с косами. С ее миловидного лица словно ластиком стерли выражение лукавого ожидания и приятного волнения. Она со злостью покосилась на Казначеева, отошла в сторону, нервно прикурила сигарету.

В лесу уже темнело, съемочный день заканчивался, все устали и издергались, а последняя сцена никак не шла.

Редников, сидевший в кресле с надписью «Режиссер» на спинке, задумался, потирая ладонью лоб. К нему вопросительно повернулся оператор. Подошла Светлана и протянула глубоким низким голосом:

– Ну что, Дмитрий Владимирович?

– Сейчас, погодите! – Редников сосредоточенно хмурил лоб, пытаясь понять, чего не хватает последней сцене. – Сергей Петрович! – окликнул он наконец Казначеева. – Подойдите, пожалуйста!

К режиссерскому креслу не спеша приблизился исполнитель главной мужской роли. На его холеном, смазливом лице застыло капризно-брезгливое выражение.

– Будьте добры, присядьте, пожалуйста, – пригласил его Редников, уступая актеру свое кресло.

Казначеев с недовольной миной плюхнулся на режиссерское место, а к нему уже спешила ассистентка Леночка с кружкой домашнего компота. Але, проведшей на площадке весь день, уже успели объяснить, что Казначеев – лучший актер прошлого года по опросу журнала «Советский экран», потому он и бродит по площадке с надменно задранным носом, потому и приходится считаться с его капризами.

– Вот посмотрите, – обратился Дмитрий к Казначееву и шагнул на площадку.

Светлана заняла свое место между двух берез. Засуетились осветители за ярким кинофло, электрический свет, упав на лицо Светланы, сделал его еще ярче и выразительнее. Оператор повернулся к камере.

– Мотор! Камера! Начали! – скомандовал режиссер.

Казначеев высокомерно щурился поверх стакана с компотом. Аля подошла ближе и, затаившись, пристально смотрела на происходящее на площадке.

Митя, ступая мягко, бесшумно, крадучись движется между стволов берез. Во всей его фигуре чувствуется какая-то природная грация, грация большого сильного зверя. Он чутко прислушивается, за деревьями едва улавливает смех и, не торопясь, уверенный в своей власти над смеющейся женщиной, движется на звук.

Увидев его, Светлана хочет спрятаться, убежать, но, завороженная его взглядом, остается на месте. Митя приближается к ней, сильной рукой привлекает к себе. Она припадает к нему, все ее тело делается мягким, податливым. Митя властно запрокидывает ей голову, целует, глядя прямо в глаза. Оторвавшись на секунду от его губ, Светлана хрипло шепчет:

– Ты…

– Вот примерно так. Согласны, Сергей Петрович? – спросил Дмитрий Владимирович, выходя из кадра и направляясь к своему месту.

Казначеев рассеянно покивал, вернулся на площадку. Редников дал команду, и съемка сцены пошла еще раз. Но Аля уже не смотрела, отошла в сторону, снова присела на коробку.

«Эта Светлана влюблена в него, понятное дело, – думала девушка, чертя бессмысленные значки и полосы в тетради. – И, кажется, между ними что-то есть. Но как же тогда «семья, долг»? Значит, не все так однозначно?»

Она оценивающе взглянула на актрису, отметила полные чувственно приоткрытые губы, светящиеся бесстыжие глаза, белую круглую шею, обрамленную кружевным воротником старомодного платья. Женщина, безусловно, была хороша собой.

«Ненавижу ее!» – вдруг поняла Аля. Она с силой стукнула костяшками пальцев по краю коробки и отвернулась.

Наконец сцена была отыграна. Редников поднялся с кресла и объявил:

– Смена окончена. Всем спасибо за усталость!

Члены съемочной группы начали расходиться с площадки. Скрылся в фургоне Казначеев, прошел, разминая затекшую шею, оператор, осветители сворачивали оборудование. Дмитрий Владимирович закурил папиросу, перебросился парой слов со вторым режиссером. Аля поднялась наконец с коробки, на которой провела почти целый день, хотела подойти к Редникову, но тут как из-под земли возникла вездесущая Светлана.

Она успела уже переодеться в джинсовую юбку и алую блузку с большим вырезом. Теперь женщина шла на Дмитрия, надвигалась на него обтянутым алым шелком бюстом, выставив его вперед, как бушприт корабля. Остановившись перед Редниковым, Светлана сказала ему что-то, склонила голову к плечу и маняще улыбнулась. Дмитрий взглянул на нее рассеянно, мысленно еще находясь в съемочном процессе.

Аля стояла поодаль, не зная, что делать.

«Как бы там ни было, а я не уйду, не поговорив с режиссером, – с мрачной решимостью подумала она. – Когда-нибудь угомонится же эта Светлана».

Неожиданно у обочины притормозило такси, из которого выскочил Никита и, открыто улыбаясь, направился к отцу. На плече у него висела объемная, видимо тяжелая, сумка.

Аля не могла поверить своим глазам. Неужели после утренней сцены он вот так просто приехал к отцу? Или тут что-то кроется?

Никита подошел к Дмитрию, поздоровался, тот ответил на приветствие, затем помрачнел, вспомнив о ссоре.

– Ты извини, что так вышло утром… – неожиданно выпалил Никита. – Я же забыл… Прости меня… – Он помолчал немного и сказал с усилием: – Папа…

Редников недоверчиво посмотрел на сына. Тот ответил добродушным, открытым взглядом. Дмитрий Владимирович хлопнул Никиту по плечу, пробормотал:

– Ладно уж, кто старое помянет…

– Ну вот и прекрасно, – задушевно улыбнулся Никита. – А раз уж у нас дома так вышло, так хоть здесь отметим по-человечески.

Редников нахмурился, хотел что-то возразить, но сын уже трижды хлопнул в ладоши, привлекая всеобщее внимание, и, убедившись, что на него обернулись, громогласно провозгласил:

– Товарищи кинематографисты! Мой скромный отец, конечно, не сказал никому о том, что сегодня у него день рождения. И тем самым пытался скрыть от вас прекрасный повод выпить за его здоровье. Что я и предлагаю сделать прямо сейчас!

Со всех сторон послышались одобрительные возгласы. Несколько человек приблизились к Дмитрию Владимировичу, посыпались поздравления. Никита, довольный произведенным эффектом, подошел к раскладному столу, на котором накрывали обед, и принялся вытаскивать из сумки припасы – бутылки с коньяком, шампанское, палки финского сервелата, жестянки с консервами.

Ассистентка Леночка суетилась рядом, расставляла складные табуретки. Из-за кустов появился оператор, волоча за собой здоровенное бревно, и пристроил его возле стола в качестве дополнительного посадочного места. Кто-то уже доставал жестяные кружки, миски, разнокалиберную посуду.

Редников шагнул к деловито нарезавшему колбасу Никите, сказал вполголоса:

– Зря ты это устроил, ей-богу. Посидели бы лучше дома, с матерью, по-семейному.

Никита обернулся к отцу, окинул его подчеркнуто простодушным взглядом, ответил с едва заметной издевкой:

– Да ведь твоя настоящая семья здесь, разве не так?

Аля растерянно вертела в руках тетрадь, наблюдая за неожиданным превращением съемочной площадки в банкетный зал. Что делать дальше, девушка не знала. К столу ее никто не приглашал, где ближайшая автобусная остановка, не сказали, отвезти ее в Москву никто не предложил. Поговорить с Дмитрием Владимировичем так и не удалось. Светлана, подхватив именинника под локоть, тянула его к столу и, кажется, не собиралась отпустить ни на секунду.

Мимо притихшей Али прошел Никита, увидев ее, резко остановился, изобразил замысловатый ернический поклон.

– Контора все пишет?

– А… Это вы, восходящая звезда в кепке… – рассеянно протянула Аля.

Никита проследил направление ее взгляда, увидел суетящуюся возле Редникова Светлану и, приобняв Алю за плечи, повел ее к столу, приговаривая:

– Не удалось пообщаться с именинником, да? Тяжелая артиллерия подступила? Я с детства удивлялся: чего это киношное бабье на нем виснет? Чего он им дался? Мужик как мужик, хоть и батька мой…

– Завидуете? – вскинулась Аля, ловко выскальзывая из-под его руки.

– Чему там завидовать? – хохотнул Никита, кивнув в сторону Светланы. – Буренка в мини. Не мой типаж.

Аля рассмеялась. Никита подвел ее к столу, усадил на табурет. Напротив, через стол, сидел Дмитрий Владимирович. Светлана устроилась рядом с ним, преданно заглядывая в глаза, накладывала закуски в тарелку. Казначеев брезгливо косился в кружку с изрядной порцией коньяка. Вся съемочная группа постепенно рассаживалась вокруг стола.

– Внимание! – Никита постучал перочинным ножом по металлической миске, изобразил на лице комичную гримасу бывалого конферансье. – Сегодня моему досточтимому отцу, выдающемуся режиссеру советского кинематографа, лауреату многочисленных премий, исполняется сорок пять лет. И я просто мечтаю послушать тосты в его честь!

Редников, чувствуя, что Никита затевает цирковое представление с ним в главной роли, пристально посмотрел на сына, тот же невинно захлопал ресницами – что ты, мол, для тебя стараюсь.

– Тем более что наш любимый Дмитрий Владимирович этого вполне достоин, – подхватила Светлана.

– Вот-вот, – закивал Никита. – Не стесняйтесь, товарищи, выкладывайте, все что думаете про моего знаменитого родителя.

Он сел рядом с Алей и добавил вполголоса, но так, чтобы слышал отец:

– А мы тут ставки будем делать, кто кого перещеголяет в излияниях.

Чествование шло своим чередом. Уже совсем стемнело, свет от фар фургонов падал лишь на заставленный грязными тарелками и пустыми бутылками стол посреди поляны. В воздухе тонко звенели комары. А вне освещенного круга тревожно шумел ночной лес. И было видно за деревьями, как медленно выползала из-за горизонта круглая темно-желтая луна.

Кто-то уже задремывал, свесив голову на грудь, кто-то оживленно спорил о чем-то с соседом, из-за грузовика доносился приглушенный женский смех.

Аля взглянула на Митю. Он сидел напротив, устало склонив голову, положив на стол крупные загорелые руки. Видно было, что празднество утомляет его, время от времени он посматривал на часы и машинально оглядывался в сторону поджидавшей машины. Заметив это, Светлана склонилась к Дмитрию и горячо зашептала что-то на ухо.

– А кто еще не говорил тост? – пьяно спросил вдруг оператор, взявший на себя обязанности распорядителя торжества. – Ну-ка, ну-ка…

Он окинул сидящих мутноватым тусклым взглядом и неожиданно остановил его на Але.

– А-а-а… – радостно протянул он. – Вот девушка у нас уклоняется… Девушка, а ну-ка скажите что-нибудь хорошее Дмитрию Владимировичу. Давайте-давайте, не отмалчивайтесь…

Оператор подскочил к Але и, потянув ее за руку, заставил встать. За столом притихли. Але неуютно было под любопытными взглядами почти незнакомых людей. Она исподлобья окинула взглядом стол:

«Вылупились… Чтоб им провалиться!»

– Давай, мать, переплюнь их всех. Ты ж писатель! – прошептал над ухом Никита.

Аля собиралась с мыслями: «Сказать? Что же сказать? Громоздить, как все, эти приторные, слащавые, ничего не значащие слова. Рассыпаться в фальшивых поздравлениях перед… ним? Ну уж нет! Раз так вышло, то правду, только правду».

Аля перевела дыхание, подняла глаза и выговорила звонко:

– Я не знаю, что сказать… Дмитрий Владимирович, я познакомилась с вами недавно… Мне кажется, вы очень мужественный человек и очень настоящий. Спасибо вам, что вы… вы есть!

Аля залпом выпила вино и, опустошенная, опустилась на свое место.

Сидящие за столом переглядывались. Светлана зашептала что-то соседке, бросая на Алю злобные взгляды.

«Наплевать!» – решила Александра. Она не видела, как зорко, с язвительной улыбкой глянул на нее Никита. Как он перевел прищуренный взгляд на отца, заметил что-то необычное в его лице, вскинул брови.

– Аля, спасибо! Мне очень приятно было услышать от вас такие слова, – заговорил наконец Митя. – Надеюсь, вы не измените ваше мнение обо мне, когда ваш очерк о советском кино, и в частности о моем новом фильме, опубликуют в «Правде».

И все засмеялись облегченно, неловкость исчезла. Разговоры за столом возобновились, Светлана, снова нацепив на лицо широкую открытую улыбку, повернулась к Редникову. Казначеев, пьяно икнув, завел какую-то длинную, никому не интересную историю, оператор выискивал новую жертву для следующего тоста.

Дождавшись, когда про нее забыли, Аля тихонько вышла из-за стола, отошла в темноту, за деревья, и приложила ладони к горящим щекам. Сердце бешено колотилось в груди.

«Дура! Вот дура!» – твердила Аля самой себе.

Звуки застолья сюда почти не доносились. Вдалеке ухала какая-то ночная птица. Было душно, кажется, собиралась гроза. Сквозь деревья было видно, как в небе, над шоссе, полыхают зарницы. Девушка подошла к березе, обняла руками белый ствол и прижалась к нему, ощутив лбом шершавую кору.

Кто-то бесшумно подошел сзади, горячая ладонь легла на плечо. «Митя!» Сердце подскочило куда-то в горло. Аля резко дернулась, всем телом повернувшись к стоявшему позади мужчине. Прямо ей в лицо нахально ухмылялся Никита.

– Уж сказала так сказала… – насмешливо пропел он.

– Идите вы знаете куда, – со злостью выдохнула Аля, вырвалась и быстро побежала к шоссе.