Текст книги "Рад, почти счастлив…"

Потом, правда, он подумал, что вряд ли ему хочется такую уединённую старость. К тому же, зимний корабль может заменить зимняя дача…

Тут на его мобильном заиграл Костин звонок. Иван вынул телефон из снежного кармана.

– Ты где? – кричал Костя. – Быстро говори – времени нет!

– Я на реке, – честно сказал Иван.

– На реке? Что, серьёзно?! А где именно?

– Да тут, у пристани.

– Ну тогда стой, где стоишь! Жди! Я сейчас, на снегоходе! У них снегоход есть – это по реке – пятнадцать минут! Стой.

– Подожди! – закричал Иван, – А если лёд хрупкий? Провалишься!

– Ну провалюсь, так выберусь! Не тонуть же! Да не бойся, не бойся – нормальный лёд!

«Что же, в самом деле, дурак, поедет? – растерялся Иван. – Дождёшься с ним спокойной старости…»

Волнуясь и злясь, он пошатался по берегу. Споткнулся о бутылку из-под шампанского, врытую в снег. Пурга, заметённая степь реки, ямщицкий мотив – вот в таком примерно, вполне новогоднем духе он ощущал себя, дожидаясь Костю.

Наконец, вдалеке он различил движущийся свет, а затем и шум двигателя, и машину с пилотом, и приветственные Костины крики.

– Как к старикам-родителям ехал к тебе! Долг сердца, всё вперемежку! Там Маша – а я к тебе! – восклицал он, бросив машину и взбегая по снежному обрыву, распахнутый, румяный от холода и страстей. Костя был в том же чёрном осеннем пальто, без шапки, зато в варежках по локоть. На лету он сорвал их, и обнял Ивана. Тот с трудом удержал равновесие.

– С Новым годом! Знаешь, что творится на свете? Просто чума! Я пропал! У меня нет шансов! Это по мне! Как же я теперь понимаю человечество! Иван, я и тебя теперь понимаю насквозь! И я не верю в твоё пустое сердце! Просто у тебя иные стратегии завоевания счастья! Ты – исторический процесс! Европа сближается с Африкой по сантиметру в вечность! Ну и что – разве это значит, что они не сойдутся однажды? Сойдутся, и ещё как! Моря расступятся, восстанут горы! Светит, светит, я вижу, тебе моя Бэлка!

– Ничего мне не светит, – высвободился из его рук Иван.

– Ну хорошо, не светит! Ты сам идёшь, с фонарём! – смеясь, крикнул Костя. – А хочешь снежку? – И быстро, ловкой рукой черпнул и залепил ему на шею жгучую горсть снега.

Иван оттолкнул его и принялся выгребать из-под ворота тающие комочки.

– Мне нужно, чтобы Маша ко мне повернулась, – объявил тем временем Костя. – Не краем глаза, а целиком! Целиком, вся! – Тут он сел над обрывом на корточки и закурил. – Чтобы от Женьки отвернулась и ко мне повернулась. А для этого нужен подвиг! Понимаешь, если я подкачу к ней без подвига, она подумает: какой забавный лузер этот Костя! Ты пойми, это ведь не какие-нибудь амбиции! Я за воздух борюсь! Мне выжить надо!

Иван смотрел, как жадно Костя пьёт свою сигарету, одним вдохом – чуть ли не до дна.

– Мне нужен успех, – продолжал он. – Но не на поприще жвачек. Мне нужен прорыв! – Тут Костя поднялся, взял Ивана за локоть и потащил вдоль берега.

– Проще всего бы написать гениальную вещь, – говорил он, пиная нападавший снег. – Но у меня такое чувство, что всё истинное, крупное в области искусства уже закончилось. Не стоит и стараться – рыба ушла. Кого ты поймаешь в пересохшей луже, даже если всю жизнь просидишь? Мелочь какую-нибудь. Кажется, так недавно были Гёте, Моцарт – для них всё только начиналось. А с нашим Пушкиным вообще смешно – не успел открыть русскую литературу – а вот она уже и закрыта! Каких-то два века! И вот, на фоне этого всего я задумал проект. Мне интересно, как большая человеческая личность, гений прошлого, переварил бы в себе нынешнюю эпоху? Мне хочется пройтись по всем великанам и вживить их в настоящее. Зная досконально биографию и труды вполне реально увидеть, как действовал и творил бы данный персонаж в дне сегодняшнем! Да, у меня нет знаний, это правда. Зато я могу резать время силой воображения!

– По-моему, я о чём-то подобном уже слышал, – заметил Иван.

– Слышал? Ну тогда и чёрт с ним! – не смутился Костя. – У меня еще куча идей! Надо только решить и действовать. Да, и еще обязательно надо сочинить для Машки сайт про пэчворк!

Ивану очень хотелось объявить Косте, что он – восторженный дуралей, но благоговение перед чужим душевным штормом отменило готовую реплику.

– Слушай! Давай-ка садись, поехали! – вдруг решил Костя и, приобняв Ивана за плечо, потащил с собою вниз, туда, где был припаркован снегоход Фолькера.

– Да пусти ты меня! – вырвался Иван и остался на берегу. Костя скатился к реке один.

– Иван! – снизу орал он. – Раз в жизни тебя прошу! Ну, чего ты трусишь! Не убью же я тебя! Прокачу с ветерком! – Он зажёг противотуманку и натянул варежки. – Ты, главное, пойми – мне это очень надо! Понимаешь – чтобы жить!

«Что за человек! – сердясь, думал Иван. – Шантажист и пустомеля! А если не ехать – бог его знает, ещё сгинет куда-нибудь…» Он поискал спуск к реке, не найдя, прошёл по рыхлому Костиному следу и спрыгнул с набережной на лёд.

Неизвестное время они мчались по льду. Скорость и лунный пейзаж сбили внутренние часы. Если бы не огни домов на берегу, Иван и вовсе затерялся бы в космосе. Наконец, он услышал гудок – приветственный крик речной машины. Из трубы клубился дым – на катере топили печку. Стёкла запотели. К странной этой избушке, дремлющей на прицепе, и подвёз его Костя.

По скрипучим доскам они взошли на палубу. Их встречал грустный Женя в ушанке зелёного цвета, и хмельная Маша без шапки.

«Вот тебе и раз! – подумал Иван. – Попал в тимуровский штаб! Сейчас, если буду неосторожен, порушу им все провода!»

– Вы давайте скорее вниз! – пригласил Женя. – Замёрзли? – и, сняв перчатку, протянул Ивану свою тонкую вежливую руку.

Иван пожал и огляделся. Замороженная палуба была украшена лампочками. Увлекая его за собой, дети нырнули в тепло кают-компании и задраили двери. Иван увидел диван, стол, два компьютерных стола, карты по стенам, на столе – разогретое вино. Костя налил ему стакан. Иван глотнул и поставил.

– Он так вас ждал! – сказала Маша и, обеими ладонями обняв стакан, вернула ему. – Допивайте, не ставьте! Вы – его совесть.

Яркими вишнёвыми глазами смотрела она из-под чёлки. Под ритм её шагов крутилась земля, от улыбки всходило солнце. В этом, как понял Иван, не сомневался никто из присутствующих, включая саму королеву.

Тем временем Женя снял ушанку и, раскрыв ноутбук, предложил Ивану присесть на диванчик.

– Ну что, – сказал он, тихонько улыбнувшись. – Костя говорил, вы не видели ещё? Покажем вам нашу работу!

Он открыл нужную страницу и принялся объяснять Ивану карту сайта.

Иван слушал Женю в пол уха, а экрана не видел вовсе – глядел поверх. Во-первых, из упрямого нежелания вникать в то, что считал пустым. Но была и ещё причина его невниманию: каким-то неявным органом познания, мудростью что ли, он стремился постичь отношения между ребятами.

Иван отметил, как прямо и дерзко Маша направляет свой взгляд по очереди на каждого из мужчин. Но кокетство её – чужеродно. Она влезла в него, как в неудачный маскарадный костюм, и теперь страдает, не в силах понять – где жмёт.

Он видел Костю, шального от недорастраты сил. Видел слабого, а потому экономного Женю, русую травку волос, открывшуюся под зелёным мехом ушанки – прилежный мальчик, честный, без лихачеств. Трудно, наверно, тянуть не свою лямку, носить передовые ценности с чужого плеча.

«Бедные дети! – думал Иван. – Шикуют на катере, и одновременно ютятся на катере. Лодка пробита. В каюту хлещет Интернет. Со временем они утонут, конечно, но пока что Фолькер избран на пост Посейдона. Такая игра! И он, Иван сидит тут с ними, будто с Олиным Максом в песочнице, тогда как надо бы взять их за руки и развести по домам».

– Я пойду, – произнёс он, поймав паузу в Жениной речи. – Мне надо домой, – и собрался встать.

– Ты что! – крикнул Костя, придавливая его плечи. – Никуда не пущу! Подожди пять минут, уже скоро! Мы сейчас будем зачитывать свои планы на год! Видишь – вот мой проект, про который я тебе говорил! – он схватил со стола распечатку и тряхнул ею перед Иваном. – Тут пока намётки. Может, мы из них сделаем такую интерактивную игру, разместим на сайте. Фолькер говорит, что планы надо обязательно произнести вслух в новогоднюю ночь. Обязательно! И ты, кстати, тоже – подумай, сформулируй!

– Это что, неоязыческая традиция? – спросил Иван, и вдруг кураж захлестнул его. – А где звёздочка на шапке? Или что там у вас за символика? Где устав в рамочке и портрет вождя? Вы почему вообще не по форме одеты?

– Ты что! – обиделся Костя. – Совсем? Тебя в гости привели! – и, сунув руки в карманы, ушагал в угол. Там, в кресле, заливалась смехом новогодняя Маша.

– Всё немножко не так, – аккуратно вступился Женя и, обратившись к Ивану своим вежливым печальным лицом, заговорил. – Мне кажется, Вы не точно себе представляете, чем мы занимаемся. Мы плохого-то ничего не делаем! Просто есть команда ребят, готовых направить свои таланты и умения на достижение общей цели. В основном, это студенты – начинающие программисты, журналисты, художники, экологи, социологи, юристы, педагоги, психологи и так далее… Вот мы все вместе хотим переломить ситуацию духовного кризиса, хоть немного растормошить… Вы спрашивайте, если что не понятно, – добавил он, не очень довольный своей речью.

– Да вроде бы нет вопросов, – сказал Иван.

Женя посмотрел на Ивана внимательно.

– Если вас смущает финансирование – так это частный проект Фолькера. Он и финансирует. У него много всего. В одних местах зарабатывает, в других тратит. Считайте, это хобби.

Его объяснения прервал взрыв хохота. Женя и Иван обернулись: Костя возвышался над Машиным креслом, сияющий, счастливый своим остроумием и Машиным смехом. Вряд ли он помнил, что привёз с собой гостя, на которого только что и обиделся.

Женя, качнув головой, отвёл взгляд.

– Пойдёмте, покажу вам наше пристанище, – сказал он Ивану.

– Это очень тёплый катер, – объяснял Женя, когда они с паром вывалились на освещённую палубу. – Его так и строили – для круглогодичного использования. А там, видите, забор на возвышенности – это дом брата.

Кирпичный забор, обнесённый фонарями, и правда был виден отлично. Женя ещё рассказал о причале, о технических возможностях судна, о системе отопления, о том, как на зиму протянули от фонарного столба электричество.

– А когда будет чтение планов? – спросил Иван.

– Заскучали? – улыбнулся Женя. – Ничего, сейчас уже Фолькер должен прийти. Я так понимаю, Костя ведь затем вас и звал, чтобы познакомить?

В это время из каюты на снежный воздух реки выбрались Маша и Костя.

– Маш, застегни куртку! – крикнул Женя. – Ветер! И шапка где?

Иван опустил глаза, и какое-то время смотрел на промороженные доски палубы. Перспектива знакомства с Фолькером не обрадовала его, ну да бог с ней. Главное – было горько, что обманул Костя.

– Послушай, ведь это нечестно! – произнёс Иван, когда тот, под руку с развесёлой Машей, приблизился. – Как тебе теперь доверять?

– Да! Как ему доверять! – хохоча, подтвердила Маша-нараспашку.

– Что нечестно? Что Фолькер придёт? – заволновался Костя. – Ты обиделся что ли? Ты пойми: это важный будет год для меня – переломный! Я хочу, чтоб на чтении планов были вы оба! Хочу примирить вас внутри меня. И потом – у тебя шанс познакомиться с таким человеком!

– Мне твои шансы порядком надоели, – мягко сказал Иван и обвёл взглядом ребят. – Если хотите, я могу сказать… Если только хотите…

Женя и Костя смотрели внимательно, каждый со своей тревогой. Маша, опираясь о Костю, тихонько хихикала. Её победило вино.

– Я не верю, – произнёс Иван, взглянув на лесистый берег. – Во-первых, не верю, что матёрого бизнесмена вдруг потянуло спасать подростков. Но даже если и так. Не верю, что можно принести добро абстрактной аудитории, в то время как твои ближайшие люди – родители, например, – будут заброшены. Мне кажется, настоящая работа человека – всегда очень близко к нему, в самом узком обыденном кругу. А все эти ваши мегапроекты – это, по-моему, липа.

Женя молчал. Молчал, вопреки привычке, и Костя. Иван положил руки на перила и посмотрел на кипящий под фонарём снег. «Смотаться бы отсюда, – мечталось ему. – Но ведь Костя потом задразнит…»

И он остался.

«Скоро, – рассуждал Иван, – на палубу взойдёт его антагонист и несколькими фразами обесценит всё, чем жил. Обидное слово, взрыв совести, резкий шаг – и дуэль на скалах! За что же они будут драться? За правду, конечно. Каждый за свою. А нельзя ли разойтись миром? Нельзя никак. Сюжет, как всякое сказочное чудовище, требует жертвы».

Вот так, в шутку разложив перед собой предстоящую встречу, он успокоился, и хотя воевать ему не хотелось, мандраж ушёл.

Положение своё Иван оценивал как дурацкое, но не безвыходное. Нормальное положение временно пленённого детьми Гулливера. «С Фолькером – поздороваться, – решил он. – Держаться строго, в дискуссии не ввязываться. Если будет необходимость – кратко высказать своё мнение».

И когда из прибрежных кустов на пристань вышел парень в кургузой куртке, в нелепых ночью тёмных очках, его фигура показалась Ивану безобидной. В конце концов, не так давно он вполне благополучно увернулся от его велика.

– Идёт! – крикнул Женя.

Маша с Костей поспешили навстречу герою, и Фолькер, широко ухмыляясь, пожал им руки. С той же обобщённой улыбкой, не узнавая, он и Ивану сунул свою небольшую ладонь. Его лицо было добродушным. Неправильным, но притягательным. Тёмные вихры, крупный нос, щёки в ямках. Здороваясь, он снял очки. Иван с пробивающейся симпатией отметил его воспалённые глаза и совершенно сорванный голос.

Они были с ним одного, среднего, роста. Это потом Иван заметил, что сантиметров семь Фолькер наверстывает за счёт невероятных башмаков на платформе. Свои маловатые плечи и не достаточно юный возраст он скрывал под дурацкой мотоциклетной курткой. Маскарад удался ему – он и в самом деле выглядел пацаном.

В карманах у него оказалось детское шампанское – газировка с пробкой, какой Иван собирался угощать Макса. В тепле кают-компании, они расселись слушать. При этом Фолькер занял своей некрупной фигурой весь диван и задымил каюту старинными какими-то, горькими сигаретами – табаком с потонувшего корабля. «Неужели, правда, будут читать? – не верил Иван. – А хотя, ведь они дневники в Интернет вывешивают! Что им планы!..»

– Ну, братцы, у нас двадцать минут! – предупредил Фолькер и, пощёлкав телефоном, выставил будильник. – Давайте, поехали! Что сделаем насмерть, что наполовину, что в четверть. Дальше не глядим.

– А шампанское когда? – крикнула Маша, отняв у Фолькера бутылку и разглядывая этикетку. – Так это что, детское? Хочешь сказать, что мы – дети? – и она залилась смехом.

Иван и не знал, как это вышло. Он честно собирался досидеть представление, но нет, уже не мог, Машин смех стал последней каплей.

– Извините, мне надо идти, – произнёс он, собравшись встать, но не успел осуществить намерения. Голос Маши прибил его к креслу.

– Фолькер! Я тебе должна пожаловаться! – неожиданно чётко произнесла она. – Вот Костькин друг – он говорит, что наша работа – это липа. И что тебе бы лучше семьёй заняться, а Костьке велит от нас поскорее сваливать. Ты бы объяснил человеку!

Иван в изумлении посмотрел на Машу. Она не отвела глаз, напротив, совершила бровями подобие реверанса: вуаля!

Фолькер повернулся к Ивану и вдруг – буквально на глазах – дремучая печаль наплыла на его лицо. – Все уйдите! – махнул он на детей.

В мгновение ока, демонстрируя чудеса послушания, дети улепетнули на палубу. Иван встал. Надо было что-то сказать.

– Я не лично о вас, – произнёс он. – Я вообще не люблю, когда людей организовывают. Неважно – секта эта, или психологическая школа, или партия, или вот, как у вас – массовое интернет-воспитание. Мне кажется, человек отдельно стоящий – единственная гарантия честности.

– Да пока ты будешь отдельно стоять – планета сдохнет! – мрачно грянул Фолькер и, затушив сигарету в стакан, подошёл. – Представим себе: наши солдаты стоят отдельно! На них строем движется враг. Гитлер! А ты стоишь отдельно. Представим себе исход! Она сдохнет! Планета!

Иван молчал. Прямо над ним свистал сорванный голос Фолькера, шумели его больные, как будто ссаженные, сбитые о тысячи лиц глаза. Шквал накрыл его.

– Брат, ты вообще чуешь – где мы живём? – улегшись, как ветер, но вполне готовый к новому порыву, продолжал Фолькер. – Что у нас с голубым шариком?

Иван молчал.

– Ну-ка, Женьк! – гаркнул Фолькер. – Давай сюда по-быстрому!

Женя в зелёной кроличьей ушанке сунул голову в дверь.

– Иди, свидетельствуй! – Фолькер взял подоспевшего брата за плечи и поставил перед собой. – Вот он знает! Мы с ним прошлой зимой на этой… где? на заправке! взяли журнал про туризм. Он листает, я его спрашиваю: «Ну, что новенького?» Как ты мне, Жень, сказал? «А что ты хочешь новенького? Туры на Марс пока не продают!» И меня ударило – а действительно, что нового может быть в журнале про туризм? Ничего нового не может быть в журнале про туризм. Земной шар мал! Маленький ком земли. Круг работ очерчен – значит, дело не безнадёжное. Я хотел заработать много. Это было безнадёжно – я смог. Хотите новую революцию хиппи? Сделаем. Но я как раз не хочу навязывать. Хочу предоставить малявкам, – он постучал Женю по шапке, – выбор. Общество потребления лишило их выбора. А я им его дам. Пусть человек на одном сайте увидит две формы жизни и выберет свою! При наглядном сопоставлении мы выиграем. У нас сейчас такая задача: рядом с минусом расположить плюс. Так что на детей я влиять не хочу – нет. Хотя это неправильно. Правильно – хотеть на них влиять! Нельзя из щепетильности уступать своё место подонкам!

Иван стоял и чуть не гнулся от ветра. Ни угловатая речь Фолькера, ни его дурацкий вид не умаляли ураганной мощи, идущей из сердца. Надо было как-то выстоять.

– Всё, что я о Вас слышу, – сказал Иван, собравшись с мыслями, – это вихрь и скорость. Сайты, проекты, прорывы, полёты, революции. Мне кажется, на такой скорости всё понарошку. Так жизнь мелькнёт – и не увидишь никакой красоты.

– Вот. Мне отец тоже сказал – нет красоты! – кивнув, отозвался Фолькер. – Отец мне не верит. Мать мне не верит. Говорят, это, типа, у него – у меня! – новая мания. То ему надо денег. Смешно, да? А то вдруг – ему не надо денег. Тоже смешно. Они хотят, чтоб я детям в школе преподавал компьютер. И чтоб я сажал на каникулах вишнёвый сад. Вот тогда это будет красота. А мне будет красота, когда у людей в пустыне души немножко прозелень… В нашей родной пустыне, – и он хлопнул себя кулаком в грудь.

Жест получился пафосным, но Иван его принял всерьёз. Чему тут не верить? – думал он. – Вот стоит перед ним впавший в идеализм силач. Он давно уже надорвался, да и вообще, болен. Спасти его невозможно, потому что он очень большой. Это всё равно что кита спасать. Так он и дастся!

– Свою пустыню каждый засаживает, чем знает, – сказал Иван. – Я вам, конечно, желаю удачи…

Тут он шагнул к двери и, не простившись, вышел. Ледяной воздух и близость свободы мгновенно захлестнули его. Настроение пошло в гору.

– Ну, чего там? Поругались? – увязавшись за ним, шёпотом спрашивал Костя.

Когда Иван сошёл на берег, его догнал Фолькер. В одном кулаке у него была откупоренная бутылка газировки, в другом он зажимал флэшку.

– Стой! – крикнул он, приблизившись большими шагами. – Эй, как тебя? Иван! Держи-ка! Послушаешь. Это мой черновичок, с музыкой. Иван взял флэшку.

– Лимонада хочешь? – спросил Фолькер. – Нет? Ну смотри… А то алкоголь – враг! Я, когда могу – всегда не пью!

– Да, – кивнул Иван. – Всего доброго! – и двинулся прочь от пристани.

«Ну вот – а ты боялся!» – сказал он себе, выйдя на протоптанную вдоль реки снежную тропку. И вдруг почувствовал счастье – как будто все вещи в мире, которых боишься, на самом деле не так страшны.

Ему несколько раз попадались в жизни такие вот псевдомонстры. Сначала кажется: топором зарубит. А потом видно – ничего не стоит вынуть у него из рук этот топор, если только вовремя найдёшь доброе слово.

Через десять минут пути Иван услышал за спиной знакомые вопли. Костя спешил вдогонку с бутылкой вина, то и дело отхлёбывая из горлышка.

– Ну вот! – воскликнул он, настигнув его и приобняв свободной рукой.

– А как же планы? – спросил Иван.

– Да какие планы! – крикнул Костя. – Он всё своё время с тобой проболтал. И вообще набросился на нас! Что, говорит, с вас взять, раз люди вам не верят! Люди – это, то есть, ты! Кстати, как тебе Фолькер?

– Речь у него смешная… – сказал, подумав, Иван. – Какими-то прямыми досками валится. Это что, от компьютеров?

– А кто его знает? Ему поэтому тексты и не даются!

– А так ничего, – продолжал Иван. – Понравился. С Женькой они не похожи.

– Ещё бы! – улыбнулся Костя. – Женька – ноль, а тут – человечище! На! – сказал он, протягивая Ивану вино. – Больше не могу!

Иван машинально взял бутылку и понёс её за горлышко, в опущенной руке.

– А он и не мог тебе не понравиться! – продолжал Костя. – Ты у нас кто – ярый альтернативщик! И Фолькер альтернативщик. Враг моего врага – мой друг. Вот он, этот мир, эта жизнь, забитая жвачным стадом – это ваш общий враг!

– Мой – нет, – возразил Иван. – Я не воюю.

– Ну ладно, ладно – ты не воюешь. Ты делаешь вид, что в мире есть только природа, бабушка и я. А, между прочим, я могу тебе выдать детскую тайну Фолькера. Он верит, что напишет песню, которая спасёт мир. Представляешь? А так как песни пока нет – её ведь должен Бог послать! – он и занят пока интернет-педагогикой. Кстати, он что, музыку свою тебе дал? Значит, одобрил тебя. Может, он про тебя ещё когда-нибудь вспомнит.

– Не надо, – сказал Иван.

– Да не бойся! – засмеялся Костя. – Тебе-то что? Слушай – я назад побегу, ладно? – сказал он, оборачиваясь на реку. – Ты давай, выходи на шоссе – возьми машинку. А то пешком-то отсюда – запаришься! А я – к Машке. Не Женьке ж её оставлять – а? Ты, главное, не сердись! Это ведь всё весело, интересно! Как бы ты скучно жил, если б не я! Бутылку-то отдай, раз не пьёшь! Там ещё осталось.

Бутылку Косте Иван не отдал. Он опустил её в снег и пошёл домой пешком. Свежий пух усыпал тропинку, хотелось разуться, поворошить ковёр босыми ногами. На подступах к дому засветлело первое января. Во дворе он пересадил из сугроба на лавочку новогоднего соседа и вошёл в подъезд.

Дома Иван вымыл бокалы – Олин и свой, включил по привычке чайник и сел ждать у окна. А собственно, чем он доволен? Ему вдруг стало тошно – от рани, от разбазаренного зря волшебного времени, от сумбурной встречи на катере. Впереди – пустое первое число, за ним – пустое второе. Мама и Андрей – несправедливо, обидно недосягаемы. И даже Макс к нему не зайдёт, потому что Оля забрала его коробки.

Нет, никакого чая, – спать! – решил он и лёг, высоко поставив подушку, чтобы видеть начавшую сереть улицу. Редкая безотрадность заплыла в сердце. И вдруг спасительно ему вспомнилось, какие хорошие подарки у него есть для бабушки с дедушкой! Лучшим из них была роскошная минитеплица на лоджию, с подсветкой и автоматическим подогревом. Игрушку эту для любителей помидорной рассады он приобрёл на выставке садового оборудования, вместе с землёй и семенами. Иван рассчитывал, что ожидание домашнего урожая поможет бабушке с дедушкой веселее дотянуть до весны. Единственный минус – большую коробку не затолкать под ёлочку…

Утром Иван встал, обременённый чувством долга – ему предстояло вникнуть в творчество Фолькера.

Он включил на компьютере запись, послушал две песни и нажал «стоп». Затем вздохнул и потерпел ещё четыре. Это был агрессивный набор звуков, затягивающий и разрушительный. Под гул барабанов слушателя охватывала не имеющая вектора страсть. Возможно, Фолькер рассчитывал направить её в нужное русло посредством текстов? Смешные надежды! Слова блёкли под напором ударников. Ни одной доброй мысли не могло уцелеть в их молотилке. «Бедный Фолькер! – думал Иван. – Хочет спасать и при этом тиражирует разрушение. Желает противостоять, а на деле оказывается одной крови с тьмой и войной».

Иван ещё раз послушал заглавную песню и удивился – как до странности мимо сердца хлещет железный ливень. Не задевает совсем. Гром греми, разламывайся бездна – никакой на свете «ритм эпохи» не согнёт его воли остаться на стороне вечности, на тихом дачном перроне, протянувшемся от лета до лета.

Так он подумал, и сразу ураганчик сомнения налетел и шатнул «перрон». «А уж так ли ты прав, дружище?» Хорошо, что Иван давно уж не церемонился с ураганами. Он закрыл тему и, тщательно «потеряв» флэшку Фолькера, отдался милой жизни.

* * *

Все долгие праздники снег мёл и таял. И то и другое было Ивану по вкусу. Чтобы совсем не раствориться в сиропе каникул, он придумал себе рабочее расписание. Ему нравилось по пустым дорогам добраться до офиса и побыть там одному.

Иван садился за стол и работал час или полтора, а потом несокрушимая лень одолевала его. Он чуял бессмыслицу всех бизнес-усилий мира и, потягиваясь, включал кофе-машину. Тем временем из солнечного двора его звали гулять. Никто конкретно, но в форточку залетало так много хорошего шума!

Глотнув из окна этой уже вошедшей в зимнее обыкновение оттепели, Иван оставлял свой труд, как одежду на берегу, и спускался на талую улицу. Водяная пыль была для него превыше распорядка. Распорядок и общение со Временем года – несравнимые вещи!

Так он провёл несколько дней января. А потом старая тоска разобщённости напала на него. Однажды утром, никуда не поехав, он взял да и позвонил Оле. Ему хотелось выпросить Макса на горку, но, оказалось, в тот день они уже были приглашены Владимиром в цирк. «Мы в цирк! – завопил Макс, выхватив трубку. – А ты что делаешь?» Иван сказал, что купил ему диск с мультиком про капитана Врунгеля, и вчера с удовольствием сам посмотрел все тринадцать серий. Тут Оля отняла телефон у сына. «Извини, мы опаздываем», – сказала она и повесила трубку.

«Пожалуй, пора отвыкать от Макса», – подумал Иван, и от этой мысли сразу стало темно. Он засомневался: не посмотреть ли Врунгеля ещё раз?

«Да нет, – я понимаю, – сказал он сам себе, репетируя речь, и голос его был покорный. – Я ни на что не претендую, кроме человеческих отношений между нами…» – Нет, так плохо, так нельзя говорить. Надо сказать: «Я не претендую на то, чтобы гулять с ним, как раньше. Но если мне очень захочется увидеть его – я имею на это человеческое право».

Это была неудачная речь. Да и бог с ней! Неудачная речь, которую никто не слышал – это пустяк.

Поразмыслив немного, Иван налил в термос чаю, отыскал шерстяные носки и поехал на дачу. Нескольких оставшихся светлых часов как раз хватило ему, чтобы откопать калитку и сбросить с крыши снег. Не то что без его вмешательства крыша рухнула бы – вряд ли. Выдерживала и не такое. Но как человек, лишённый в повседневной жизни физического труда и по нему тоскующий, он не мог упустить возможность вспотеть.

Снег тихонько мёл Ивану на волосы, и на расчищенную крышу, забеливая его чёрный труд. Он чувствовал, как светлеет в уме от большой тишины, и ему не хотелось в город.

Скоро над лесом Иван приметил юный закат – каплю розового развели в белом. Пора было возвращаться.

С мутным от усталости взглядом, буквально стеная от голода (термос с чаем не помог), он примчался домой и съел кастрюлю бабушкиной лапши. Ему показалось: день избыт, насколько возможно. Даже печаль о Максе отступила – никакие тревоги не станут терзать человека, скинувшего с крыши горы снега. Он уснул, едва коснувшись подушки, а посередине ночи его разбудил звонок. В страшной сновидческой уверенности – что дедушке плохо, а они на даче, и по снегу не выехать – Иван схватил телефонную трубку. Звонила мама.

«Спишь? – спросила она, услышав его дикий непробуждённый голос. – А я надеялась, полуночничаешь». «Нет. Я не сплю», – пробормотал Иван, включая свет, и улыбнулся от облегчения, обнаружив себя не в снегу, не в странном мире из вечных сумерек, а в уютной и доброй московской ночи.

У мамы была бессонница на почве сердечных расстройств. Накануне, зайдя в кофейню, она угодила на девичник местных престарелых дам. Восьмидесятилетние прелестницы были при макияже, в шляпках, и весь вечер обсуждали любовников. Ольга Николаевна смотрела на них, как в дальнее, отставленное на несколько десятилетий вперёд зеркало, и большой страх пробрал её. Не она ли – вон та, с вуалькой, в перстнях, непосильных для старых рук?

Иван, разогнав сон, слушал и ждал решающей реплики.

– И вот, я оглядываюсь, – продолжала Ольга Николаевна свою монументальную жалобу. – Что со мной произошло? Чего я достигла? С чем приду к концу? Ты всё пела – это дело! – вот мой сюжет! Ты-то хоть осознаешь трагедию? Человек погибает, не видит дороги, уже теряет аппетит, уже даже не ходит по утрам за круассанами – хотя ты знаешь, как я их люблю. И никакой помощи! Все держатся на отдалении. Никто ничего не предпринимает, чтобы спасти человека! Хоть ты сделай что-нибудь! Поступи как-нибудь по-мужски! Никто не может поступить по-мужски, одни разговоры!

В ту же ночь Иван обдумал варианты мужских поступков и, выбрав один, приобрёл через австрийскую интернет-кассу авиабилет до Москвы. Завтра маме должны были доставить его по указанному адресу, в Баден.

Довольный, он послонялся ещё по дому, полил цветы и снова лёг.

А на следующее утро проснулся поздно, с чувством совершенного удовлетворения от поступка, и ещё от чего-то. Ах да – он ведь чистил крышу! И точно – руки не сгибались.

В бодром состоянии духа Иван умылся и отправился было проведать своих. Но, едва ступив за порог, остановился: по лестнице благовестным ангелом к нему спускалась Оля.

– На вот! – сказала она, толкая перед собой Макса. – Хотел – бери. Смотрите своего Врунгеля. Я хоть иголки от ёлки вымету.

Макс засмеялся и, опережая Ивана, поскакал в гостиную. В руке у него был кулёк.

– Разобрали ёлку, – объяснил он, высыпав кулёк на диван. В нём были шоколадные фигурки на золотых ниточках, те самые, из рождественского календаря. – Давай съедим шарики и свечки, – предложил Макс. – А живых есть не будем!

Иван кивнул. Они отложили «живых» ангелов и зайцев, а остальное пересыпали в вазочку и отнесли на стол, где уже стояли готовые к завтраку чашки.

* * *

К маминому возвращению Иван стал готовиться, как к появлению младенца. Всё следовало перемыть и отчистить, вымести, заменить, построить заново.

Критический осмотр дома он начал с кухни. Что интересного было у него на кухне? Всё интересно! Сломанные настенные часы чинить не хотелось, он давно уже решил, что со стрелками, замершими на половине одиннадцатого (утра, конечно) они нравятся ему больше, чем в обычном суетливом кружении. Что ещё? Холодильник работающий. Печка работающая. Посудомойка – сломана. Зато теперь каждый день у него есть повод подержать руки под тёплой водой, унимающей суету, проясняющей мысли. Открыв для себя волшебные свойства мытья посуды, Иван с удовольствием вычеркнул починку агрегата из списка отложенных дел.