Текст книги "Русь сидящая"

Петрухина свадьба

Петруха-Семь-Ходок-Три-Побега зовется так из-за главных вех в его биографии. Увлеченный юрист может читать его справку об освобождении, как “Преступление и наказание”. В 40 лет Петруха круто переменил свою жизнь и ударился в правозащиту, благо опыт позволял, а природная смекалка и прирожденное робингудство сделали его довольно эффективным защитником. Жизненно опытные барышни “50 плюс” часто задумчиво говорят мне, что Петруха чертовски красив. У Петрухи в нескольких местах перебит нос и напрочь отсутствуют зубы, но обаяния в нем действительно воз и маленькая тележка.

Первые годы, когда Петруха завязал с проклятым прошлым и переехал в Москву, он начинал с наступлением лета страдать:

– Ольга Евгеньевна, сил моих нет. Ребята зовут на юга работать…Руки-то помнят…Но ведь защита прав заключенных важнее, да?

В эти тяжелые моменты я отправляла Петруху домой, в деревню под Саратовом, к маме с подарками. Петруха уходил на сенокос и забывался в простых праведных трудах. Правда, со временем позывы уехать “работать на юга” становились все слабее и слабее, пока не исчезли вовсе.

Но тут Петруху настигла другая беда. Петруха влюбился. Бедный Петруха влюбился в богатую Снежану Радзивилл.

Познакомились они на Фейсбуке. Петруха не сразу узнал, что Снежану Радзивилл на самом деле зовут Таня Фонарева, но для любви это неважно. Снежана была в федеральном розыске, ее уголовно преследовали по обвинению в многоэпизодном крупном мошенничестве, жила она в Москве не по месту прописки, а передвигалась исключительно под покровом ночи. До этого год просидела в тюрьме на предварительном следствии, потом следствие что-то накосячило с продлением срока содержания, и судья отпустила ее под подписку о невыезде. К тому же у Тани-Снежаны было смягчающее обстоятельство – трое малолетних детей, а мужа как раз не было, так что небольшое подспорье в виде некоторого необидного для судьи количества денежных знаков решило дело в пользу гуманизма. Однако прокуратура обжаловала решение судьи, будущую Петрухину зазнобу снова взяли было под стражу, но девушка к тому времени скрылась, и ее объявили в розыск. Адвокат, по словам Петрухи, взял несколько миллионов за защиту, но “стал накручивать бигуди” (перевод – голову заморачивать, мозги вкручивать), и дело зашло в тупик.

Для своей защиты Таня-Снежана делала очень робкие и не слишком грамотные шаги: тут напишет маленькое ходатайство, здесь жалобу – и в тину.

Таня-Снежана стала много крутиться в интернете и искать разные выходы. Нашла Петруху. Сомнительный, прямо скажем, выход, но другого кандидата на нашлось.

Петруха рекомендовал Тане-Снежане “газовать”. То есть действовать активнее, выйти из тени:

– Хватит накручивать бигуди, выходи сама воевать! – писал Петруха попавшей в переделку даме.

И однажды он приехал к ней. “Увидел, – говорит, – и что-то ёкнуло в сердце. Еще волосы такие – мелкие-мелкие кудряшки, и длинные, белые. И еще по жизни активная, как я люблю. Ну и закрутилось, ну и понеслось”.

Сначала Петруха не понял, куда попал, – не до того было. Ну, квартира большая в центре, обставлена хорошо, ну мало ли, с кем не бывает. Ухаживал, даже цветочки ухитрялся ей дарить, она радовалась. Петруха радовался другому – и кудряшкам тоже, но главное, что девушка оказалась трудовой, рабочей, легко обучаемой премудростям поведения подследственной в розыске. Грамотные жалобы и всякие ходатайства Петруха научил ее писать, в итоге только один московский суд получил от нее больше ста разных полезных для нее корреспонденций.

И вот в одно раннее утро, не было еще и шести, в хорошо оборудованную железную дверь Тани-Снежаны стали настойчиво звонить. Петруха к тому времени уже уверенно ночевал за этой дверью.

– Откройте, Отдел по борьбе с экономическими преступлениями.

А, ну да, ну да. Петруша давно их ждал. Уже и лестницу пожарную для Тани-Снежаны присмотрел, хоть и седьмой этаж, а вещь полезная. Да и девушка с появлением Петрухи поверила в себя – могла и по лестнице махнуть. Но с лестницей все ж не вышло, что-то закрутились, и началась обычная тягомотина: “Без адвоката не откроем”, “Адвоката не пустим”, “Вызываем МЧС, начинаем дверь вскрывать” и т. д. Петю в итоге из квартиры выкинули, а на девушке застегнули наручники и отправили в РОВД.

Петруша, конечно, не сдался. Вызвал дружочка с тюремным опытом, справившего себе по выходу большой внедорожник, и разработали они план побега Тани-Снежаны из РОВД. Внедорожнику в этом плане было отведено место ключевое, почетное, но грустное: он должен был своим телом закрыть беглянку от погони и пожертвовать собой. Дружочек Петрухин горевал о судьбе своего новенького аппарата, но крепился и вида особо не подавал, войдя в азарт предстоящей погони.

Для уведомления Тани-Снежаны о плане побега ей в обезьянник РОВД была передана передача, которая среди прочего включала пакет с соком, куда был аккуратно вложен замотанный в целлофан мобильник. Но мобильник Таня так и не нашла, и Петруха отменил план побега: внедорожник остался цел и ребята пошли пить пиво до разъяснения обстоятельств.

Обстоятельства разъяснились быстро: Таню-Снежану отправили в женское СИЗО, и Петруха пошел получать статус защитника для посещения своей подопечной. Умеючи-то дело это не слишком сложное, и вот Петруха нарисовался в СИЗО, фиг сотрешь.

– Да подумаешь, всего-то часа два мне на тюрьме бигуди вкручивали и лоб хмурили, и прошел. Она-то думала, что к ней адвокат прошел, а он и не чесался. А как увидела меня, руками-то замахала: “Прячься, Петя!” – думала, что я в тюрьму пролез нелегально.

И начал Петя ходить в тюрьму каждый день – как на работу, если б она у него когда-нибудь была. И дожал Петя следствие с судом! Опять отменили Тане-Снежане постановление об аресте. Вышла Петрушина зазноба. И тут же сделала Пете предложение руки и сердца. Мол, давай, Петруша, официально оформим наши неземные отношения.

– Ну, только если ты сама там все с ЗАГСом уладишь, я там тушуюсь, я ж там не был сроду никогда, – согласился жених.

Свадьбу справляли скромно, в ресторане на Рочдельской, где спустя пару месяцев произошла знаменитая перестрелка дизайнеров с адвокатами под общим руководством авторитетного вора Шакро Молодого – ну, напротив дома, где все правительство живет. Свадьба гуляла крепко, причин ограничивать себя в чем-то в этот вечер не было.

Утром просыпаются – Петруха сразу за шампанское. Привык, конечно. Да и вообще – первый день семейной жизни. Таня-Снежана, не будь дура, тоже. И что-то после второй она в сумочках у себя копаться начала:

– Петруха, ты моих часов не видел?

Не, не видел. Ну нет часов – и нет часов, отстань, это ж первый день семейной жизни, давай не будем искать твои часы и отвлекаться. Петруха вообще первый раз в такой ситуации, впервые семью завел, млеет.

А на второй день пошло настойчиво: где часы, да где часы.

Ну нет часов.

Сходили в ресторан, где свадьба была.

– Нет ли часов?

– Нет часов.

Слово за слово у молодых.

– Наприглашал рецидивистов! Твои друзья такие крысы – давай устраивай разборку. Часы мои на свадьбе пропали, я их только на минуточку с руки сняла – и вот те здрасьте.

Петр тоже уже завелся. Второй день семейной жизни – и такое занудство. Они еще и сломанные были, часы-то, она их для понта надевала. А тут теперь она ему какие-то чеки от тех часов начала в морду тыкать.

– А чего не подлинники чеков, чего ксерокс, – Петя спрашивает, вспомнив весь свой жизненный опыт.

– Да они 400 штук евров стоят! Они номерные! Все равно найду!

И вызвала ментов.

Тут Петя совсем охренел.

Приехали менты. Петя говорит натурально молодой жене: “Ты чего газуешь?”

А она ментам гонит: “Да он специально на мне женился, чтобы эти часики украсть!”

Привезли менты Петю в отдел. Но оказались, как вспоминает Петруха, наполовину разумными – видят, что херня какая-то. И отпустили Петю – сейчас, сказали, погоди, парень: она уйдет, и мы тебя отпустим. Она, правда, на этих ментов потом наехала – Петя ж ее и научил в свое время, как надо-то.

Вернулся Петя на второй день семейной жизни в гнездо, выпил еще с ней. Вроде праздник. И не праздник.

Выпили еще шампанского, потом поругались. Опять она ментов вызвала. Сказала, что Петя угнал ее автомобиль. А Петя на нем встречаться с корешом поехал. А машину эвакуировали. Ну, непруха. А тут опять менты.

В общем, на третий день развелся Петруха. Ну ее, такую семейную жизнь.

А штамп себе про развод поставил Петруха уже сильно потом, когда поступал на госслужбу – социальным работником в приют для бездомных осужденных. Его, правда, туда по итогам не взяли.

Спрашиваю Петю: а что, было ли что хорошее в твоей короткой семейной жизни?

Петруха затуманивается, и говорит сразу:

– Евгеньевна, ты не подумай, баба-то она хорошая, честная. Я незадолго до женитьбы с мамой ее познакомил. Уж мама-то как рада была, как рада! А сразу после нашей свадьбы мама-то моя и померла. И Снежанка-то, Танька в смысле, все на себя взяла. И похороны, и поминки – сама на три дня за плиту встала, все сама готовила, справила душевно. Я ж тебе и толкую – хорошая она баба. Только путаная.

Федор

Молодой прокурор Федор Алексеев – человек амбициозный, очень неглупый, к тому же бескомпромиссный служитель и радетель закона. Убежденный Володя Шарапов, только пожестче. Такое еще встречалось в начале века в провинциальных прокуратурах, подальше от Москвы. Это уже сильно позже Федор понаберется опыта и цинизма, понаблюдает деградацию прокуратуры, выступит не по делу, получит свои шесть лет, отбудет достойно, вернется сразу в бизнес и будет отдавать сначала десятину с доходов, а потом и четверть на адвокатов людям неимущим и несправедливо пострадавшим от бывших коллег, благо дела читать Федор умеет и все косяки видит.

Но это все будет потом. А во время оно работал Федор в районной прокуратуре, и пришли к нему смежники – чекисты. Дело принесли. Драма на охоте.

Действующих лиц немного: республиканский начальник спорткомитета, его сын и дежурный хирург районной больницы. Время действия – Новый год. Место действия – баня в лесу.

Фабула незамысловата. Республиканский начальник спорткомитета Степан Васильевич – человек сильно пьющий, отдающий любимому делу всего себя без остатка. В свободное от основного занятия время Степан Васильевич посвящал себя легкой коррупции. Сын Степана Васильевича пошел по стопам отца, пил самозабвенно, без продыху, до рвоты в служебном кабинете, а служил спорткомитетский сын по имени Витек в республиканской прокуратуре помощником прокурора. Понятно, что, будучи республиканским начальством, и отец, и сын очень интересовали чекистов, у которых в мирное время по большому счету две задачи: собирать компромат и не давать ему хода, пока не пригодится.

И вот Новый год, баня, лес, берег реки, горнолыжный спуск, сосны, красота – в общем, пьянка в санатории. И уж неизвестно, каким образом, случайно, по куражу или по ссоре, чего никто вспомнить не мог, но выстрелил сынок в папашу. В голову, в упор, из травмата. Входное отверстие где-то у затылка, а выходное по кромке волос, чуть выше лба. Этот выстрел обязан был стать смертельным.

“Скорая помощь”, районная больница, дежурный доктор делает срочную операцию, убирает гематому, зашивает черепную коробку, прогноз хороший – мозг не задет. Повезло или уж такого удачного свойства был мозг у начальника республиканского спорткомитета. Сын Витек скрывается.

Смежники-чекисты кладут на стол шибко умному прокурору Федору тонкую папку. Дело, стало быть, – его расследовать надо. Огнестрельное ранение республиканского начальника – не кот начхал, да и медики обязаны в органы про такие случаи сообщать. Так что, Федя, чего хочешь, то и делай, но крутись – и чтоб скандала не было, и чтоб помощника прокурора не пришлось бы за пьяную стрельбу в отца арестовать, ну и гриф, конечно, секретный на дело.

А что тут сделаешь-то? Ехать в больницу, просить хирурга придумать что-нибудь, версию какую подходящую, что, мол, не огнестрельное ранение. А какое? Тут как ни крути – а причина трепанации черепа налицо.

Тут в сознание приходит начальник спорткомитета Степан Васильевич. Федя, натурально, дежурит у постели потерпевшего, дабы записать его первые объяснения. И пресечь появление слухов.

Опытному руководителю – а Степан Васильевич был руководителем матерым – ничего рассказывать и не потребовалось. Он попросил бумагу, и собственноручно написал, как все было: мол, будучи начальником республиканского спорткомитета, пропагандировал здоровый образ жизни и в новогоднюю ночь катался на лыжах, чтоб показать личный пример. И, весело катясь с горы, не заметил ветку, которая попала прямо в лоб и вышла с другой стороны. Потерял сознание, очнулся тут в хирургии, за что нашей республиканской медицине отдельная благодарность от всего нашего дружного спорткомитета. Число, подпись.

Вот оно как, оказывается. Значит, нет у нас потерпевшего, даже неосторожного обращения с оружием нет, а есть травма на тренировке. Закрываем уголовное дело.

Но тут районный хирург говорит свое решительное “нет”.

Вы тут за клоуна, говорит, меня держите? Пуля шла отсюда туда, а ветка – оттуда сюда, наоборот. И опилки бы в голове остались, сучки там мелкие. А их нет! А есть, напротив, следы пороха и ожог. И пулевое отверстие еще. Не подпишу я вам эту филькину грамоту про дупло во лбу, я свою профессию и себя уважаю. Поищите Буратину и дурака за четыре сольдо в другом месте.

Про четыре сольдо Федор расслышал хорошо и намек понял.

И пошел договариваться о спонсорской помощи прокуратуры районной больнице.

Республиканский прокурор план Федора одобрил и выписал всей прокуратуре премию по итогам года. Премию срочно выдали, потом собрали, посчитали – мало. Тогда прокуратуре выписали премию по итогам года, который вот сейчас, в январе, только думал начинаться. Собрали еще раз – вроде нормально. И торжественно передали в больницу в честь Рождества Христова.

Хирург хмыкнул и написал свое заключение про сучок, попавший в лоб начальнику спорткомитета. Расписал от души, еще и поглумился: навылет ветка никак пройти не могла, она как раз застряла в голове у спорткомитета, и выпиливали ее оттуда высокохудожественно, можно Нобель давать в области достижений медицины или на крайний случай за литературу, хорошо получилось.

А уж после праздников вышла местная пресса с несколькими как бы не связанными друг с другом рассказами: отдельно про то, как спорткомитет пропагандирует ЗОЖ (с портретом героического Степана Васильевича, лютого поборника трезвости), отдельно – про хирурга с большой буквы Х, за что ему отличника здравоохранения вручили с грамотой и памятной медалью, отдельно – про сплоченный коллектив прокуратуры, решивший под воздействием повышенной нравственности пожертвовать свою честно заработанную премию во славу божью под светлый праздник Рождества Христова на спасение души и тела сирых сих в рамках районной больницы, ибо кто, если не мы – с портретом республиканского прокурора.

А амбициозному молодому Федору поручили тихо и быстро разыскать Витька и вернуть помощника прокурора на рабочее место, желательно приведя его в чувство. Витек, как и следовало ожидать, неделю гонял белогорячечных чертей у себя в гараже, Федор его оттуда аккуратно извлек и передал на условиях полного сохранения тайны вкладов спецам районной больнички на предмет кодирования.

Много лет спустя, уже отсидевший Федор встретил Витька в Генке. Витек добро помнил и дал Федору практический совет: все зло в Фединой жизни – из-за того, что он непьющий. И из прокуратуры его поэтому уволили, и посадили за это – подозрительный. Не поспоришь тут, и Федор спорить не стал. Витек спросил между прочим, куда делось тогда его дело, под грифом ДСП, которое хранилось у Федора в сейфе. Судьба его, кстати, осталась неизвестной: при увольнении Федор попытался отдать его смежникам, но те отбрехались. Так и оставил в сейфе, может, и сейчас лежит.

А Степан Васильевич почил на следующее Крещенье – больше года покуролесил после сучка, но угорел на оздоровительной работе в бане после купели. Не жалели себя люди.

Сквер Чапаева

А вот еще случай у Федора был.

Ранее летнее утро, суббота, спальный район столицы национальной республики в Поволжье. Скажем прямо – Чебоксары. Панельные девятиэтажки, перед домами палисадники, и вот в одном из палисадников лежит труп юноши лет восемнадцати. Лежит в следующей позе: на животе, одна нога загнута назад и накинута с ноги на горло петля – поза типа ласточки. Руки связаны сзади, штаны спущены, ягодицы оголены. Петелечка горизонтальная, замкнутая, не прерывистая, и присутствуют все признаки удушения. Причем удушения именно в этом положении. Ранние признаки трупного окоченения. Трупные пятна расположены внизу трупа, признаков волочения нет, признаков изменения позы трупа нет. То есть он умер именно в этой позе.

Начинается опрос соседей, находят соседку, которая слышала крики, похожие на “хватит-хватит”, потом хрипы. Что это? Убийство.

И очень похоже на почерк ментов – он же ласточкой связан, как они практикуют. Изымают телефон, начинают изучать контакты погибшего, а труп увозят на судмедэкспертизу.

Звонит судмедэксперт, говорит: пацаны, он у вас того… Задний проход зияет, капсула багрово-синяя, то есть погибший при жизни был убежденным пассивным педерастом, практиковавшим это дело не один год.

Федор тогда неопытный еще был, обрадовался. Мол, это интимное обстоятельство сузит круг поисков.

Ан нет. Хрен наны по всей морде.

Стали изучать телефонные контакты потерпевшего – а номера у него почти все с женскими именами, с полтысячи. Это привело Федора в некоторое недоумение, и группа стала прозванивать номера. Звонят Вике – а попадают на Виктора. Быстро выяснили, что имена женские, может, и души женские, и гендерно граждане себя определяли как женщины, но на самом деле это мужчины. Со всеми первичными половыми признаками. Многие женатые, многие счастливо женатые, многие имеющие детей и многие – работающие в государственных структурах. В том числе силовых. Выяснилось, что порицаемая церковью страсть обуяла самые разные слои населения, в том числе республиканский истэблишмент.

Никто из допрашиваемых не взял адвоката. Не надо, говорят, нам адвокатов и лишних ушей.

Приносили свои телефонные книжки, рассказывали о своих контактах. И круг подозреваемых оказался у Федора такой, что в жизни у него такого не было.

И вот выходят в конце концов на некоего Мишу. На него дает показания бомжеватый парень, который с Мишей познакомился и встречался в самом центре города, в сквере Чапаева. А в сквере Чапаева хорошо – кусты, скамейки, тепло, пивные ларьки, рыбка, мужики душевные и полный голубой огонек. Выходит Федор на Мишу, пытается вызвать его на допрос – а он дерзкий. Орет и на следователя, и на прокурора Федора – вы кто такие, говорит, вообще? Оказывается – начальник одного городского УВД.

Мент. Вот она, ласточка с петелькой.

Начали разрабатывать Мишу. И посыпались на него показания, и все в один голос говорят – по пятницам мы с ним встречались в сквере Чапаева. И один встречался и имел интимный контакт, и другой, и третий, а также несколько захватывающих рассказов о любимых Мишиных извращениях. Жестких.

Но почему всегда по пятницам?

Не мог он по пятницам, не верил в это прокурор Федор Алексеев. Молодой, наивный, непьющий, неженатый, Федор тем не менее твердо знал, кто бухает по пятницам, а для кого пятница – святой день. По пятницам бухают менты, прокурорские, судейские. Госорганы всякие. Остальные-то могут в любое время бухнуть, если что. А пятница – это наше время, так всегда было, в это Федор верил.

А свидетели хором показания дают: каждую пятницу встречаемся в сквере Чапаева. Мишу, мол, хорошо знаю и нежно люблю, знаток. Попили пива – я ему в кустах. Еще попили, сходили в кусты – он мне. Рыбки поели – разошлись по женам. Все нормально.

В конце концов допрашивают дерзкого Мишу. И после доверительной беседы Миша рассказывает молодому Федору: да, действительно, занимаюсь этим уже не первый год. Не наказуемо. Хожу в сквер Чапаева к юношам и дяденькам. Ненаказуемо. Женат, педерастом не являюсь, а являюсь отличником боевой и политической подготовки.

И Федор, уж когда все записали, его спрашивает: ну а зачем тогда?

– Жена ревнивая.

– И что?

– Да как ты не понимаешь? Если я к бабе еду, от меня пахнет вином, коньяком, духами. А тут я прихожу из сквера Чапаева, от меня пахнет пивом, сигаретами, рыбой, и никаких вопросов. Пива попить вечером в пятницу – можно, к бабе съездить – нельзя. Поэтому я хожу пить пиво. Но к бабе же хочется. А к бабе нельзя. А тут то же самое.

– Ни фига ж себе то же самое!

– Да если б ты попробовал, тебя за уши оттащить нельзя было бы! Ты сходи, прокурор, попробуй, а потом разбирайся.

И это все нетолерантный Федор запротоколировал, зафиксировал в протоколах следственных действий. Сейчас жалеет. Мишу тогда из органов тихо уволили.

– Я теперь это не приветствую, – говорит Федор сейчас, напуская звериную серьезность. – У меня теперь друга позиция, я бы очень хотел, чтобы его вернули в органы правоохранительные. Чтобы там как можно больше таких людей было, как в сквере Чапаева.

Измывается над классово близкими ментами, да.

А убийство то так и не раскрыли. Позвонили откуда надо, мол, прекратить немедленно преследовать приличных людей по признаком сексуальных предпочтений – начальство Федино намек уловило. Объявили Федору выговор, да тем и кончилось.